Текст книги "Пешком над облаками"

Автор книги: Георгий Садовников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Лента тянулась, как я уже говорил, на тысячи километров. Звездолет уже вернулся на базу, когда моя ледяная баржа еще только приблизилась к плотным слоям атмосферы. Обнаружив, что нет ни меня, ни долгожданных запасов воды, экипаж и друзья майора Стенли пришли в справедливый гнев и стали обличать хулигана. Но Пыпин только усмехался и грыз лед, прихваченный перед уходом с айсберга. И вдруг на головы участников этой сцены хлынул спасительный ливень. Именно в этот момент моя ледяная гора вошла в плотные слои атмосферы. Лед таял подо мной, нагреваясь от трения, и я опустился на наш экспедиционный космодром, можно сказать, на последней капле воды.

ГЛАВА IX, в которой юнга уже в который раз, и как всегда совершенно случайно, находит выход из очень сложного положения

После невиданного дождя климат в этом районе Сахары стал почти что морским. Мимо наших палаток побежали широкие ручьи, и в них заплескалась рыба. Обеспечив себя водой, мы энергично включились в научно-исследовательскую жизнь экспедиции, и каждый день приносил какое-нибудь замечательное открытие. Но больше всего меня радовало превращение, происшедшее с Толиком за время моего путешествия за водой. То, чего не удалось добиться мне, легко получилось у Фыровой Маши. За короткий, но очень плодотворный срок ее шефства маленький авантюрист стал маленьким серьезным человеком. И при этом Маша, по словам майора Стенли, не сделала ничего особенного. Просто сказала Толику несколько слов.

– Толик, так поступать нельзя, – сказала Маша. – Юнга Иван Иванович самый обыкновенный человек. И у него когда-нибудь может не получиться, он не сумеет спасти. И вообще, на свете не бывает сверхъестественных людей. Это во-первых. А во-вторых, отвага уже не отвага, если ты знаешь, что есть человек, который явится в последний момент и тебя избавит. Это нечестно, вот что я тебе скажу, как девочка мальчику. В-третьих же, настоящая слава приходит только к тем, кто борется за правое дело. У тебя же сплошные приключения ради приключений.

Она произнесла это с таким терпением, словно осталась с Толиком в классе после занятий и объясняла не понятый им урок.

– Это правда? – встревожился Толик.

– Толик, ты же понимаешь, как я добросовестно учу. Не зубрю, а вникаю в самую суть материала, – напомнила Маша.

– Маша, я подумал: ты абсолютно права. Я больше не буду, – ответил искренне Толик.

После этого он ходил за Машей по пятам и прислушивался к ее каждому слову, вызывая у Пыпина сильное чувство досады. Признаться, мне тоже было обидно. Ну конечно, я самый обыкновенный человек, простой смертный. Я и сам это подчеркивал не раз. И все же и мне хотелось надеяться в душе на свою некоторую необычность. Но если уж так отличница говорит, какие тут можно питать надежды. Это, выражаясь ее словами, во-первых. А во-вторых, я то же самое Толику внушал, но мне-то мальчик почему-то не верил.

Я было решил с Машей поговорить, – выяснить отношения, но в последний момент не посмел. С детства испытываю перед отличницами этакую робость. А вот у Толика я не удержался и спросил: почему он меня не послушал.

– Иван Иванович, вы взрослый, – ответил вежливо Толик Слонов. – Взрослые всегда так говорят, потому что они взрослые. И детство у них было давно. А если уж так моя сверстница говорит, значит, так и есть на самом деле. Вы понимаете?

Я ничего не понял, но скрыл это. Главным ведь было другое: Толик совсем ушел из-под влияния Пыпина.

– Все равно он далеко не уйдет! Это дело моей чести! – грозился Пыпин, когда мы оставались одни.

Так прошло несколько дней. Инопланетяне постепенно смирились со своей нескромностью и однажды вечером, когда в нашем лагере разожгли костер и пили чай из чистейшей родниковой воды, они перебороли смущение и подсели к нашему огню. Мы угостили их чаем и попросили рассказать о своей родной планете.

Пришельцы отошли в сторонку, посовещались, и потом командир с веселым отчаянием произнес свою присказку:

– Эх, пропадать так пропадать! Ладно, слушайте, земляне. Планета наша, как я уже говорил, называется Скромной. Ну, а мы, ее обитатели, зовем себя скромнягами. Вы уже, наверное, поняли, что главной добродетелью у нас является скромность. Совершенствуя с веками это достоинство, мои соотечественники стали невидимыми. Потому что показываться кому-либо на глаза считается крайней степенью нескромности. И в таком случае можно подумать, что человек воображает, считает себя необычайно красивым.

– А почему у вас немножко не так? У одного виден сапог, у другого пуговицы. А на вашем плече и вовсе красивое украшение, – строго спросила наша отличница.

– Вы правы, – согласился капитан, невидимо краснея. – Я и мои люди недостаточно скромны. Нам так и не удалось достичь совершенства. Нас собрали со всей планеты, потому что ни один стопроцентный скромняга ни за что не решится вступить в контакт с другой цивилизацией. И как видите, мы вступили. Теперь мы безнадежно нескромны. А лично я еще боюсь и того, что меня за этот удачный полет изберут президентом страны.

– Вас президентом? – удивился Толик. – Но ведь на этот пост избирают самых достойных!

– А у нас наоборот, – с сожалением произнес капитан. – Президенту оказывают такие почести, что их не перенесет ни один настоящий скромняга. И главе государства необходимы хоть какие-то знания. А стопроцентный скромняга учится в школе на двойки, чтобы не подумали, будто он всезнайка, будто бы он считает, что знает все.

– Значит, на вашей планете нет ни одного отличника? – нахмурилась Маша.

– К сожалению, есть. Но к счастью, они большая редкость. На свою беду, я в свое время учился только на четыре и пять, – признался капитан с тяжелым вздохом. – С этого и началось мое падение.

– Вот бы где я развернулся. Среди своих-то, – сразу размечтался Пыпин, не надо читать и писать. Не планета, а рай. И еще при этом считаешься скромным. Ух и натворил бы я дел!

Но всем нам, остальным землянам, было жаль скромняг, зашедших в погоне за скромностью так далеко, что теперь им ни в зеркало на себя посмотреть, ни сфотографироваться в семейный альбом из-за отсутствия внешнего вида.

И больше всех была озабочена Маша. Ее взволновала низкая успеваемость скромняг.

– Скажите, капитан, и давно у вас это началось? Я имею в виду стремление к скромности? – спросил майор Стенли с дотошностью истинного ученого.

– Я точно не знаю, – сказал капитан. – Может, на этот вопрос ответят пуговицы. Они имели неосторожность прочитать дюжину книг по истории.

Пуговицы, молчавшие, как и другие его товарищи весь вечер, шумно вздохнули и произнесли:

– Это началось очень давно. Точная дата не установлена по причине того, что никто у нас не занимается хронологией. Во всяком случае, однажды некий человек, личность которого не установлена по известной уже причине, сказал другой неустановленной личности: «А я, между прочим, самый скромный человек на нашей планете». – «Ты ошибаешься, – возразила вторая неустановленная личность. – Самый скромный я!» – «Нет, я! И я тебе это докажу!» – «А я докажу тебе!» В это время к ним подошла третья неустановленная личность и, узнав, о чем спор, подумала и сказала: «Не спорьте! Вы оба скромны, в этом сомнений нет. Но самый скромный на планете я!» Потом в этот спор включился четвертый, пятый… Люди старались доказать на деле свою скромность. И постепенно началось соревнование за звание «Самого скромного», которое продолжается до сих пор.

– И кто же стал самым скромным? – спросил я, признаться, немного задетый претензиями инопланетян. Уж кому, как не мне, знать, кто скромнейший из скромных.

– А в том-то и дело, что Самый Скромный еще не известен, – не выдержал и разговорился лампас.

– Видимо, это выяснится только тогда, когда скромняги достигнут вершины совершенства. То есть предела скромности, – вставил словечко сапог.

– Значит, – спросил я, осененный внезапной идеей, – значит, если скромняги узнают, что место Самого Скромного занято, то стремление к совершенству исчезнет? И скромняги вернутся к обычной жизни?

– Пожалуй, это так, – признал капитан. – Если место Скромнейшего будет занято, предел достигнут, нам придется совершенствоваться в другом.

Сапог присвистнул и сказал:

– Но когда это будет! Для совершенства практически нет границ!

И тут мной овладел азарт.

– Ну, а если бы нашелся…

Но меня перебила Маша, задумчиво сказав:

– Простите, Иван Иванович, по-моему, я вижу совершенно другой сон. Как будто я на планете…

И, не договорив начатой фразы, Маша исчезла…

– Она уже на планете Скромной! – пояснил я, почему-то догадавшись раньше других.

Майор Стенли и его соратники по экспедиции тотчас заволновались. Инопланетяне молчали, но я чувствовал, что они тоже озабочены.

– Маша там пропадет! Она же принципиальная! Мы должны ей помочь! – закричал Толик Слонов.

– Толик, подожди, – сказал я, зная горячий нрав мальчика и его стремление к безрассудным поступкам.

Я хотел ему объяснить, что за Машу опасаться не нужно. Что с ней, лично, все это происходит во сне. Маше стоит только проснуться, и она избавится от самой, казалось бы, непоправимой беды. Но я не успел сказать все это Толику. Он, не дослушав меня, тоже исчез.

То есть взял и оказался на планете Скромной.

Его внезапное исчезновение вызвало новый прилив растерянности в нашем стане.

– Иван Иванович! Я бывалый путешественник, видел всякое, но это, знаете… – пожаловался майор Стенли, не найдя даже названия происшедшему.

– Это что же в самом деле? – подхватил Пыпин. – Только мне захотелось снова сбить мальчишку с правильного пути, а он взял да исчез? Так не пойдет! В погоню! В погоню!

А скромняги вообще не знали, что и сказать. Так их ошеломило все, происходящее на Земле.

Я случайно оказался единственным в лагере, кто не потерял голову и сохранил полное самообладание.

– Итак, какие опасности существуют на вашей планете? – быстро спросил я капитана «Скромняги».

– Опасность у нас, пожалуй, одна, но очень серьезная, – тщеславцы, лесной народ. Всех, кто попадает к ним в плен, они заражают ужасным тщеславием, сообщил капитан.

После этого я развеял тревоги, охватившие лагерь, объяснив, где сейчас Маша и Толик Слонов и каким образом они туда попали. Но беспокойство за судьбу мальчика у нас не прошло.

Признаться, вначале я было опять рассердился на Толика, но тут же подумал, что мальчиком на этот раз руководило не сумасбродство, а благородное желание спасти Машу Фырову. Конечно, ему следовало отпроситься у взрослых.

А может, с другой стороны, Толик боялся опоздать на помощь.

Может, он считал, что Маша уже попала в беду.

А теперь наступила моя очередь спешить на помощь, но в отличие от Толика я не знал, как попасть на планету Скромную. Земные обитаемые корабли пока еще только летают в районе нашей планеты.

– Зачем ломать голову? – сказал майор Стенли. – Не лучше ли нам воспользоваться способом Толика Слонова. Взять и просто перенестись на планету.

– Во-первых, я отправлюсь один, – уточнил я, покачав головой. – У вас еще не закончены важнейшие исследования в Сахаре. А я, если верить вам, управлюсь и своими силами. А что касается способа, которым воспользовался Толик, то нам он не поможет.

– Почему? – дружно в один голос воскликнули члены экспедиции.

– А чем я хуже какого-то мальчишки? Почему у него выйдет, а у меня нет? – вмешался опять задетый за живое Пыпин.

– Да потому, что это уже будет не интересно! – сказал я, слегка удивляясь недогадливости окружающих. – Потому что этот вид транспорта работает только на интересности!

– Я слышал, юнга, что вы всегда правы, но не ожидал, что до такой степени, – сконфуженно пробормотал майор Стенли.

– В конце концов, мы можем прервать путешествие и вернуться с вами домой, – вмешался эполет и поспешно добавил: – Только не подумайте, что мы гуманисты. Мы случайно, нечаянно вам поможем.

– У вас еще много дел на Земле. Контакт только лишь начинается, отказался я, решительно отвергая единственное верное средство перенестись на планету Скромную.

До сих пор я шутя пересекал моря и океаны. Но сейчас передо мной лежали неизведанные просторы Вселенной, которые мне предстояло преодолеть в самый кратчайший срок. По ночам я выходил из палатки и смотрел на звездное небо, чувствуя себя маленьким человечком, проплававшим юнгой какие-то пятьдесят лет.

Видя, как моя смекалка терпит одну неудачу за другой, майор Стенли и другие члены экспедиции впали в отчаяние. И я уже было сдался сам и решил принять предложение эполета, но тут в моей памяти всплыла страница одной научно-популярной статьи, которую однажды занесло ко мне на необитаемый остров.

– «Вообразите, что толщина листа бумаги – расстояние от Земли до Солнца. Тогда длина пути до ближайшей звезды будет выглядеть как груда бумаги толщиной примерно 21,5 метра. Поперечник нашей Галактики – это уже бумажный небоскреб высотой метров в пятьсот»,[7]7
  Пять дней назад, вернувшись домой из рыбного магазина, я развернул покупку и, бросив взгляд на бумагу, в которую был упакован кусок трески, вздрогнул. Передо мной лежала она, та самая статья! Этот факт явился новым доказательством достоверности описанных событий. Сомневающиеся могут убедиться сами, открыв двадцать восьмой номер еженедельника «За рубежом» за 1974 год. Здесь, в самом центре четырнадцатой страницы, они найдут подтверждение моим словам.


[Закрыть] – процитировал я вслух особенно яркое место из статьи.

Когда я закончил, эполет восхищенно воскликнул:

– А если… а если к этой стопке добавить еще один листик, вы окажетесь прямо на нашей планете! Ну и голова у вас, Иван Иванович! Значит, не зря говорят на Земле, будто вы самый находчивый!

Сам не ведая того, он нанес сокрушительный удар по моей скромности, в самый ее центр. И она, бедная, беззащитная перед откровенной похвалой, покачнулась, зашаталась, и я еле удержал ее на достойном уровне.

– Ну что вы, просто меня на этот раз не подвела моя отличная память, пояснил я, справившись с замешательством. – А сама идея уже была заложена в статье. Как видите, слухи о моей находчивости несколько преувеличены, добавил я с горькой улыбкой.

Майор Стенли хотел утешить меня, возразить, но я, оберегая свою скромность от новых испытаний, сказал, что нужно спешить, и попросил позаботиться о баллоне с драгоценным грузом. Благородный путешественник пообещал с первой же оказией переслать его на буксир, и таким образом тысячи лежавших на мне важнейших забот уменьшились на одну единицу.

После этого я сердечно пожал руки майору и его отважным товарищам и повернулся к Пыпину.

– Ну, а каковы ваши планы? Может, вы отправитесь со мной? – спросил я, ежеминутно помня о своей ответственности за его проделки и боясь, как бы он вновь не скрылся из вида.

Но Пыпин обвел ищущим взглядом скучные пески Сахары и жалобно ответил:

– Что делать бедному хулигану в пустыне? Вот построят здесь детскую площадку, тогда уж обязательно вернусь и так навлияю!.. А пока доберусь с тобой до ближайшего города и уйду до твоего возвращения на покой, – пообещал Пыпин, отводя глаза.

И я поверил, помня, что доверие – это козырь педагога.

Мы поднялись в звездолет, который уже потихоньку жужжал включенной аппаратурой.

Я отметил на штурманской карте ближайший к нам маленький алжирский городок Ин-Бельбель, но эполет постеснялся блеснуть своим профессиональным мастерством, и «Скромняга», описав длинную параболу, приземлился на цветущей окраине Краснодара, посреди фруктовых садов.

Мы оставили звездолет под охраной здешних мальчишек, сели в трамвай, и я повез инопланетян в гости к городским властям. Пыпин доехал с нами до первой остановки, но потом в трамвай вошел контролер, и хулиган, не взяв как всегда билета, выпрыгнул в заднюю дверцу вагона.

– Пыпин, я за вас заплачу! – крикнул я, высунувшись в окошко.

– Все равно я никому не нужен. Я пешком по шпалам пойду. Несчастный и одинокий, – пожаловался Пыпин и, как мне показалось, даже всхлипнул.

У меня так и сжалось сердце. Все же он мне не чужой.

– Вы ошибаетесь, Пыпин! Вы мне нужны! Мы ведь с вами как бы родные. Я сейчас выйду к вам. Подождите!

– Езжай, езжай. Такие родные хуже чужих, – обидно ответил Пыпин. Он зорко посмотрел по сторонам и вдруг как провалился сквозь землю.

Мы приехали в центр Краснодара, я представил делегацию планеты Скромной городским властям и, не дожидаясь конца официальной церемонии, помчался в ближайший писчебумажный магазин.

Но там меня поджидала первая неудача. Стоило мне открыть рот, как продавец тут же сказал, что только что заходил босой старик в джинсах и оранжевой футболке и скупил все пачки писчей бумаги. То же самое повторилось во втором магазине, в третьем, в четвертом… Я обежал все торговые точки, и везде мне отвечали, что бумагу забрал какой-то старик, назвавшийся детским писателем.

– Он сказал, что пишет роман для плохо воспитанных детей, и ему может понадобиться вся бумага планеты, – уважительно пояснила молоденькая продавщица.

В это время с улицы долетел шум мотора, и за витриной прокатил самосвал, нагруженный пачками писчей бумаги. За рулем сидел Пыпин. Он беспокойно выглянул из кабины и посмотрел назад, будто опасался погони.

– А вот и он сам, писатель, скупивший всю бумагу, – восторженно сказала продавщица.

Я выбежал на улицу, но машина успела скрыться, оставив вместо себя темное едкое облако пыли. Я немедля остановил первое свободное такси и бухнулся на сиденье рядом с водителем.

– Вам куда? – спросил пожилой седоусый таксист.

– На ту дорогу, по которой обычно у вас удирают отрицательные герои, – сказал я.

Водитель внимательно взглянул на меня и, понимающе присвистнув, ответил:

– Все ясно! Вы гонитесь за Пыпиным.

– Вы его знаете? – удивился я.

– Кто же не знает Пыпина? – усмехнулся таксист. – Он был грозой всех наших отличников. Из-за него у меня в аттестате зрелости появились две тройки. А ведь я считался способным ребенком. Ну ладно, мое дело прошлое. Отчасти я сам был виноват. Ложная романтика улицы: курить и не слушаться взрослых, и поступать только наоборот. Но что он сейчас натворил? Этот Пыпин?

Я вкратце рассказал о последних событиях. Преисполнившись справедливым возмущением, таксист сразу включил самую большую скорость и вывел машину на загородное шоссе.

Оно лежало перед нами, ровное, как стрела. И по шоссе, отчаянно пуская клубы сизого дыма, удирал самосвал, нагруженный бумагой.

Пыпин вновь выглянул из кабины, и ветер принес нам его недовольное восклицание:

– Ну что ты поделаешь? Опять он меня нашел!

Пыпин прибавил газу, надеясь уйти, но наше стремительное такси неумолимо приближалось к его самосвалу. Когда нас разделяли всего лишь считанные метры, Пыпин тоскливо запел:

– «Позабыт, позаброшен с молодых юных лет!..»

Мы поравнялись с его кабиной, я крикнул:

– Пыпин, остановитесь! Чего уж теперь?

– Сейчас! Все равно от тебя никуда не денешься, – согласился хулиган и начал постепенно сбрасывать скорость.

Но именно в тот момент, когда беглец надавил на педаль тормоза, у нас зачихал мотор. Я поспешно крикнул:

– Будьте здоровы!

Мотор, подбодренный моим добрым пожеланием, заработал было опять. Но простуда, видимо, проникла глубоко под капот. Он чихнул еще раз, потом во второй и третий. И остановился. Вид у нашей машины был очень несчастный. Ей было неудобно передо мной.

Пыпин вначале не поверил своему везению, а потом крикнул нам:

– А теперь догоняйте! Привет! – и помчался дальше.

– Все! Ушел! – с горечью ответил таксист, глядя вслед удаляющемуся самосвалу.

– Не волнуйтесь. Теперь Пыпин от нас никуда не уйдет, – возразил я невозмутимо.

И, встретив недоуменный взгляд бывалого таксиста, пояснил, что самосвал попал в ловушку.

– Посмотрите вдаль, куда уходят боковые линии автострады. А теперь скажите: вы ничего не заметили? – спросил я с улыбкой у водителя.

– Как же! Там, у горизонта, линии сходятся в одной точке! – воскликнул таксист, начиная понимать, что я имел в виду.

– Ну конечно! – подтвердил я, радуясь сообразительности своего нового товарища. – И самосвал в конце концов упрется в эту точку!

Вылечив такси, мы отправились вдогонку за Пыпиным и вскоре обнаружили самосвал. Он стоял, уткнувшись бампером в точку. Его кабина была пуста. А сам Пыпин, перетащив за кювет пачки бумаги, уже стоял обеими ногами на чистом листе. Увидев меня, он лихорадочно выхватил из пачки второй лист, и в ту самую секунду, когда Пыпин сунул его себе под ноги, я изловчился, прыгнул и встал рядом с ним.

Нас окружали звезды и глубокая космическая тишина. Нам было тесно на маленьком листе белой бумаги. Мы стояли, прижавшись друг к другу, отделенные от Земли уже миллионами километров.

– Ой, страшно, – сказал Пыпин, поеживаясь.

– Вы еще можете вернуться. Пока не поздно, – напомнил я.

– А кто же тогда будет хулиганить на Скромной планете? Искушать Толика Слонова? – спросил Пыпин, стуча зубами.

– Никто не будет, – просто ответил я.

– Вот то-то, – укоризненно сказал Пыпин. – У меня тоже есть понятие долга.

Я снова изловчился и подсунул под ноги целую пачку бумаги, и мы оказались за пределами Солнечной системы. Когда стопка под нами выросла до двадцати одного метра, можно было подать рукой до ближайшей звезды. Мы сделали короткую передышку, выбрав одну из ее планет, пригодную для жизни, и я снова принялся за работу.

И вот наконец наш бумажный столб достиг высоты в пятьсот метров – мы стояли на краю родной Галактики. Перед нами сияло Простецкое-Свойское созвездие, и там вокруг одной из звезд вращалась Скромная планета, от которой нас отделяла толщина всего лишь одного листика бумаги.

Я, волнуясь, подержал этот листок в руках – по случайному совпадению он оказался последним – и потом положил его под ноги. И мы, подняв над головой руки, тотчас уперлись ими в поверхность Скромной планеты. И я, и Пыпин как бы стояли на руках посреди незнакомой улицы.

– Мама, мама, посмотри, какие нескромные люди! – послышался звонкий голос невидимого мальчика.

– Батюшки, и ходят на руках! Вот до чего падают нравы. А ты не смей на них смотреть, они ничему хорошему тебя не научат, – откликнулась невидимая мать малыша.

Я решился, сделал кульбит и удачно встал на ноги. И, не теряя времени, огляделся по сторонам.

Мы находились на широком проспекте посреди огромного странного города.

Город казался вымершим. На тротуарах не было ни души.

По асфальту разъезжали пустые автомобили и троллейбусы, и можно было подумать, будто они разъезжают сами по себе, как большие заводные игрушки.

Но по плотности окружающего нас воздуха я догадался, что мы очутились в центре огромной толпы, и когда в нее вливался новый зевака, воздух пружинил, становясь еще плотней.

Я увлекся знакомством с чужим далеким миром, и не заметил, что Пыпин для невидимок все еще стоит на руках, вызывая их осуждение.

– А этот совсем потерял стыд. Так и старается показать: вот, мол, как я умею, – говорили про него скромняги.

Им было невдомек, что Пыпину, который уже полвека пренебрегал утренней зарядкой, не так-то просто сделать и обычный кульбит.

– Чего ругаетесь? – обиделся Пыпин. – Может, это не я, а вы ходите вниз головой? Может, я держу на руках вашу планету? Вот возьму и перестану держать, и пусть она летит в тартарары. – И старый хулиган, кряхтя, перевалился на ноги.

Среди невежественных скромняг, считавших, как известно, знания проявлением зазнайства, поднялась такая паника, что Пыпин перепугался сам.

– Ладно, не бойтесь. Вашу планету держит другой наш человек. Скромный, а потому и невидимый, как и вы, – солгал хулиган, вдруг неожиданно пожалев скромняг.

– И ему при такой нескромности удалось остаться невидимым? – изумился кто-то из толпы.

– Я бы ни за что не решился на такую потрясающую нескромность. Это же надо: держать на себе целую обитаемую планету! – произнес и с ужасом и с восторгом другой скромняга.

– Они, наверно, тщеславцы, – предположил кто-то еще.

– Да на тщеславцев-то, пожалуй, не похожи. Они напоминают землян. Разве что возрастом немного постарше.

Я обернулся на этот голос и заметил, что его обладатель не был полным невидимкой. Там, где он стоял, на высоте человеческого роста, сверкало круглое врачебное зеркало. Я обрадовался этому человеку, потому что он не являлся образцовым скромнягой и с ним, наверное, можно было поговорить.

– Доктор, – сказал я, шагнув к нему, – а где сейчас эти земляне? Девочка и мальчик?

– О, лучше бы вы не спрашивали о них! – воскликнул врач-скромняга. – Это была печальная история. Первой появилась девочка Маша. Мы до сих пор не можем понять, как она попала на нашу планету, хотя над этой загадкой ломали умы самые никудышные скромняги. Девочка пыталась нас убедить, что быть чрезмерно скромным очень плохо.

Едва доктор повторил Машины слова, как послышался дружный удаляющийся топот, и я понял, что толпа разбежалась, испугавшись Крамольных речей. И мы остались втроем.

– И тогда ей тоже никто не поверил, – продолжал врач свой рассказ. Трудно сказать, что бы еще предприняла эта настойчивая школьница, если бы о девочке с Земли не узнали тщеславцы. Они похитили Машу и унесли ее в лес. А вскоре появился мальчик. Узнав, что Машу похитили, он тотчас отправился в лес за Машей, и с тех пор о них ничего не было слышно.

Я попросил отвести нас в лес, но врач, смутившись, сказал:

– Я бы вас отвел, если бы знал, что это такое. Мне говорили, что лес – это место, где обитают тщеславцы, и что оно находится где-то за городом.

– Интересно, как вам удалось построить свои дома и эти автомобили, если вы даже не знаете, что такое лес? – спросил я, подумав, что, может, туземцы шутят, разыгрывая нас, землян, притворяясь излишне скромными.

И тут я заметил, что дома иссечены трещинами и стоят кое-как, скособочившись, того и гляди рухнут от слабого дуновения ветра. И машины тоже ползают как-то боком, задыхаясь и кашляя.

– Мы уж и сами не знаем, когда построили город, – смущенно пробормотал врач, и под зеркалом в воздухе появилось розовое пятно.

Врачу стало так неловко за себя и своих сограждан, что он даже не сумел скрыть краску стыда.

«Если так будет продолжаться и дальше, то эта страна превратится в руины, – с горечью подумал я. – Я должен спасти скромняг и их страну от верной гибели. А Маша и Толик, отважные ребята, еще продержатся час-другой».

Но как излечить туземцев от чрезмерной скромности, этого я не знал. И уже было отчаялся, да неожиданно вспомнил слова эполета о том, что его земляки вернутся к нормальному образу жизни, когда кто-нибудь из людей наконец-то достигнет предела скромности. Это был ключ к спасению скромняг. Ах, если бы кто еще научил, как им пользоваться! Но нас было только двое, а вернее, я остался один. Пока я был погружен в свои размышления, Пыпин исчез. Видимо, начал действовать, плести против меня новые сети.

Словом, на мудрый совет нечего было рассчитывать, и я, доверившись судьбе, – что будет, то будет, – сказал врачу:

– Ладно, отведите меня к президенту страны. Может, мне, как всегда, удастся что-нибудь случайно придумать.

Президентский дворец оказался в двух шагах от места нашей высадки на планету. Я распрощался с врачом у порога приемной, и невидимый секретарь авторучка и блокнот – ввел меня в огромный, но запущенный кабинет и доложил о моем прибытии. Навстречу мне из-за широкого письменного стола вышли строгий черный галстук, белоснежные манжеты и лакированные туфли с острым носком. И сейчас же заиграл оркестр невидимок, и невидимый хор торжественно пропел:

 
Я – скромный,
Он – скромный,
Мы скромные все!
Кроме тебя!
 

– Это наш гимн, – пояснил президент и приветствовал меня как представителя далекой, но дружественной цивилизации, сказав, что недавно здесь уже были двое землян и тут же исчезли, еще до начала официальной встречи.

Затем мимо меня промаршировал почетный караул. Я узнал его по бряцанию невидимого оружия и нестройному топоту сапог.

Когда ритуал был исчерпан, президент предложил мне сесть в широкое пыльное кресло и жалобно сказал, имея в виду прошедшую церемонию:

– Каждый раз как нож в сердце торжественная шумиха, необходимость произносить уж очень громкие слова! Не обижайтесь, это я говорю всем нашим гостям, – и, оживившись, с надеждой: – Ну, как там наш эполет? Удался ему контакт? Или он… так и не решился?

Я красочно рассказал об успешной миссии экипажа «Скромняги».

– Слава нашей скромности, наконец-то я скоро отмучаюсь! – радостно воскликнул президент. – Теперь-то эполет не отвертится! Теперь-то он точно займет мое место! А меня снова будут считать простым и скромным человеком.

– Это ты-то скромный? – послышался издевательский голос Пыпина.

Матерый хулиган сидел на широком и пыльном подоконнике и открыто надсмехался над президентом страны.

– И вообще, никакие вы тут не скромные, – продолжал Пыпин. – Если уж кто и в самом деле до отвращения скромен, так это вот он. Наш юнга! Верно я говорю?

Хвалить себя очень плохо, но еще хуже скрывать явную правду. И я понял, что Пыпину все-таки удалось поймать меня в ловушку.

– Ну, ну, не может быть, да он и сам несогласен, – сказал президент, неверно истолковав мое затянувшееся молчание.

– Отчего же, я в самом деле несколько скромен, – вынужденно признал я.

– Не несколько, а очень, – нагло поправил Пыпин.

– Да… очень, – подтвердил я, краснея, потому что это уже напоминало настоящее хвастовство, это была как бы хвастливая скромность или скромное хвастовство.

– Он самый самый… он скромнейший из всех скромных. Ну, скажи сам, – не унимался безжалостный хулиган, понимая мое ужасное состояние.

Я молчал, крепился изо всех сил, но президент беспокойно заерзал в кресле, спросил у меня:

– По-моему, он слишком хватил?

– Не слишком, – возразил Пыпин. – Он предел скромности. Его апофеоз! Хотя я и не знаю этого слова. Но точно: апофеоз! Дальше скромничать некуда.

– Но такой человек еще не родился на свете! – сказал президент, огорченно покачав головой.

– Ну конечно, не родился! Я пошутил! Вы же видите: это обычный хвастун. Ну кто еще будет так расписывать свою скромность? – пояснил Пыпин, вредно хихикая и потирая руки.

– Нет, родился! И это я! – сказал я, багровея и вправду чувствуя себя отъявленным хвастунишкой.

– Если бы это было так, – вдруг мечтательно вздохнул президент. – Если бы это случилось, все бы скромняги снова вернулись к прежней нормальной жизни. Признаться, наше общество приходит в упадок. А ведь когда-то у нас была страна умных, трудолюбивых людей. Именно еще в те времена мы построили тот самый межзвездный корабль. Но потом началось увлечение скромностью, и вот к чему это привело. Ах, если бы вы на самом деле помогли нам вернуться к старому доброму времени. Но как вы докажете, что уже достигли предела? Как он сделает, а? – спросил президент, повернувшись к Пыпину.

Но тот снова исчез, очень довольный тем, что наконец-то уронил меня в моих же глазах.

– Доказать очень просто, – сказал я, с трудом приходя в себя. – Пусть ваш президентский совет составит пять самых важнейших условий, из которых состоит настоящая скромность. И мы устроим соревнование по пятиборью: я и сборная вашей планеты.

«Так вот он, ключ к спасению скромняг», – пронеслось в моей голове.

Моя идея пришлась президенту по душе, и он приказал своему секретарю срочно созвать президентский совет.