Текст книги "Фарватерами флотской службы"

Автор книги: Георгий Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– А мы его на руках будем выносить,-ответили моряки.

Видимо, командование учло психологический настрой экипажа "Бойкого". Командир, получив необходимую медицинскую помощь, был оставлен на корабле.

На следующий день эсминец вышел в море. На мостике, как всегда, находился Годлевский. Матросы вынесли его туда на руках. Снова "Бойкий" одерживал одну победу за другой. Снова никто из экипажа не получил в схватках о врагом ни царапины. И так было до самого окончания войны...

Взять также нашу бригаду подводных лодок Балтийского флота в годы войны. Такие командиры, как И. Травкин, С. Богорад, А. Маринеско, А. Матиясевич, М. Калинин и другие, пользовались у экипажа безграничным авторитетом.

Мне вспоминается командир гвардейской "Л-3" Герой Советского Союза капитан 3 ранга Владимир Константинович Коновалов. Был он худощав и невысок. Лишнего слова, бывало, не скажет. Но команда готова была носить его на руках. И я спустя многие годы убедился, насколько глубокой и бескорыстной была любовь подчиненных "Л-3" к своему командиру.

Случилось это, когда я приехал в Ленинград по горькому поводу: на похороны Владимира Константиновича. И, признаюсь, был растроган до глубины души, когда увидел, что со всех концов страны съехались члены экипажа, чтобы попрощаться с любимым командиром...

Да, велика сила командирского авторитета. Но как много надо сделать, сколькими качествами обладать, чтобы завоевать его!

* * *

После окончания войны, когда я командовал трофейной подводной лодкой, к нам на Балтику прибыл с Северного флота командиром части капитан 1 ранга Николай Александрович Лунин. Кто тогда не был наслышан о нем! Человека, атаковавшего линейный корабль "Тирпиц", знали не только все моряки, но и вся страна.

Никогда не забуду лунинской школы. Нас, молодых командиров, он учил действовать не шаблонно, а инициативно, главным образом стремительно.

– Динамика и динамика, – нередко повторял он. – В любой обстановке старайтесь атаковать с острых курсовых углов. Время атаки значительно сократится.

К главным командирским качествам Николай Александрович относил холодный рассудок, волю, цепкий ум, способность выполнить решение до конца.

Сам Лунин, на мой взгляд, в полной мере обладал этими качествами. Еще раньше, когда я был на командирских классах, со мной учился капитан-лейтенант М. Леошко. Он служил штурманом на "К-21", которой командовал Лунин. Из всех историй, которые рассказывал Леошко, особенно запомнилась одна.

Однажды после длительных и безрезультатных поисков судов противника Лунин полярной ночью решил прорваться в гавань Воген, что у северного входа в Квенанген-фьорд. Шли дерзко, открыто в надводном положении. Естественно, с берегового наблюдательного поста последовал сигнал светом: вероятно, запрашивался опознавательный. Лунин приказал дать сигнальщику любой ответ, что тот и исполнил: последовал набор случайных букв.

Пока гитлеровцы разбирались, что к чему, лодка втягивалась все глубже в фьорд. А запросы светом сыпались со второго и третьего наблюдательных постов. Сигнальщик по-прежнему отвечал набором случайных букв, введя фашистов в еще большее недоумение.

Не сбавляя хода, лодка вошла в гавань Воген. Уже ясно различалось скопление у пирса морских охотников и других кораблей. В их гущу Лунин направил четыре торпеды. Грохот взрывов потряс гавань.

Развернувшись, лодка, так же в надводном положении, что позволяло развить максимально возможный ход, покинула фьорд. Уже после того, как корабль поглотила полярная ночь и лодка ушла под воду, послышались разрывы глубинных бомб. Но фашисты спохватились поздно: "К-21" находилась уже вне опасности.

Мы с Леошко долго обсуждали этот эпизод. Определенную роль в нем, конечно, сыграл его величество случай. Фашисты ожидали возвращения с моря и входа в фьорд своей подводной лодки, о чем, разумеется, была оповещена служба наблюдения с берега. Она-то и приняла "К-21" за свою лодку. Но все же в основном успех был достигнут благодаря решительности и воле командира, слаженности действий всего экипажа...

Решительность и хладнокровие конечно же главные командирские качества. Мне нередко вспоминаются слова Героя Советского Союза подводника-североморца Магомеда Гаджиева: "Командир-подводник должен быть самым невозмутимым из самых хладнокровных моряков, иметь пылкое воображение романиста и ясное, здравое мышление делового человека, должен обладать выдержкой и терпением завзятого рыболова, искусного следопыта, предприимчивого охотника".

Сказано образно, темпераментно и, по-моему, в основном верно. И все же не только эти качества способствуют созданию командирского авторитета.

* * *

Как-то, когда я служил на Тихом океане, у меня состоялась беседа с молодым командиром минно-торпедной боевой части подводной лодки. Он очень тепло, прямо-таки задушевно отзывался о своем командире корабля.

– Что же вас особо привлекает в нем? – спросил я.

– Он мастер своего дела, – ответил офицер. – Вы бы посмотрели, как наш командир швартуется, выходит в атаки. Залюбуешься.

– И только-то? – подзадорил я своего собеседника.

– Не только. Он компетентен во всех флотских специальностях. Порой я ловлю себя на мысли, что наш командир больше штурман, чем сам штурман, больше торпедист, чем, например, я. А знали бы вы, как грамотно разбирается он и в радиоэлектронике, и в механике, и в связи, и в электротехнике.

В словах молодого офицера содержалось зерно истины. Для того чтобы действовать решительно и смело, надо быть уверенным в своих силах. А откуда берется уверенность? По всей вероятности, в выработке этого качества важную роль играют знания, опыт, трудолюбие и высокое чувство ответственности.

В свое время мне привелось служить вместе с Георгием Лукичом Неволиным, который впоследствии стал вице-адмиралом. Нельзя не отметить, что Георгий Лукич всегда отличался блестящим и всесторонним знанием дела. Говорю об этом вот в связи с чем.

Нередко бывает, что, поднимаясь по служебной лестнице, некоторые офицеры начинают все больше и больше привыкать к руководству вообще. "Зачем, например, – рассуждают эти товарищи,– изучать досконально ракетный комплекс, если в моем подчинении и командиры боевых частей, и флагманские специалисты. Мне ведь достаточно знать основные тактические принципы его использования".

Неволин мыслил иначе. Он до мельчайших деталей изучал технику и оружие, тактические приемы его использования. И техника никогда не преподносила ему "сюрпризов". А он, в свою очередь, в любой обстановке действовал уверенно и решительно.

Георгия Лукича отличала исключительная пытливость, особенно в вопросах, касавшихся изучения оружия и техники, тактики их боевого применения. Он отлично знал сложные электронные комплексы систем управления торпедным и ракетным оружием. Мог работать на пультах управления вместо любого оператора. Поэтому не он был в плену у техники, а она служила ему верным помощником. Зная его компетентность во всех специальных вопросах, соответственно изучали технику и офицеры штаба. И что греха таить – побаивались командира соединения: Неволин не терпел немогузнаек. Вот почему перед каждым выходом в море вместе с ним тщательно готовились офицеры штаба.

С моей точки зрения, Неволин был и результативным офицером. Я имею в виду способность добиваться конечного результата. Во время войны офицеры такого склада непременно побеждали в бою. Вспомним хотя бы подвиг Александра Ивановича Маринеско. Несколько часов кряду в тяжелых штормовых условиях он преследовал "Вильгельма Густлова" до тех пор, пока не торпедировал его.

В мирное время именно такие офицеры успешно решают задачи боевой и политической подготовки, добиваются высоких показателей в решении всех возникающих проблем. И когда я говорю о командирском авторитете, то имею в виду, что его завоевывают командиры, без промаха стреляющие ракетами и торпедами, те, кто работает творчески, равняется на новое, передовое, кто использует полностью боевые возможности своего оружия и техники, потому что в совершенстве знает их.

В середине пятидесятых годов служил на Тихоокеанском флоте старший лейтенант Аркадий Петрович Михайловский. При первом же знакомстве с ним я понял, что этот человек из числа любознательных и дотошных. Он детально вникал во все тонкости боевой подготовки, эксплуатации техники, использования оружия и грамотно разбирался во всем. Вскоре после назначения Михайловского командиром лодки, которая прежде не блистала успехами, дела на ней резко пошли в гору, что наглядно свидетельствовало о высокой выучке экипажа.

В эту же кампанию Михайловский вступил в командование другой, более современной лодкой. И ее в кратчайшие сроки он выпел в передовые. Случайно ли это? Нет конечно. Успех дался напряженным и целеустремленным трудом. Экипаж много плавал. А командир всячески избегал упрощенчества в боевой подготовке. Условия отработки задач на лодке были максимально приближены к действительным, боевым. Только торпедных стрельб здесь было выполнено более двадцати. И все, как правило, с высокими оценками.

В период строительства более совершенных подводных лодок Аркадий Петрович стал командиром атомной подводной лодки. Принял участие в первых подледных плаваниях. Удостоен звания Героя Советского Союза.

Те, кто знал его, подчеркивали стремление Михайловского к творчеству, к поискам новых приемов эксплуатации оружия и техники. И в процессе боевой подготовки, и в дальних океанских походах Михайловский упорно накапливал фактический материал, который впоследствии, после обобщения и анализа, стал основой его кандидатской, а затем и докторской диссертации.

И вполне закономерен тот факт, что Герой Советского Союза адмирал Михайловский занимал впоследствии ряд высоких командных должностей. Думаю, не случайно о многих его бывших подчиненных, ныне командирах кораблей говорят сейчас, что они стремятся вникнуть в суть вещей, досконально изучают технику и оружие, совершенствуют способы их использования. Это настоящие командиры, а они всегда пример для подчиненных.

Но командир любого корабля действует не в одиночку. В производстве, например, торпедного залпа участвует практически весь экипаж лодки. И случись сбой в каком-либо из звеньев длинной цепи – атака сорвется. А чтобы этого не произошло, необходимо полное единство командира и экипажа, полная слитность, взаимное понимание, доверие и взаимное уважение. Однако рождается такая слитность не сразу и не просто. И многое, если не все, зависит здесь от командира.

В жизни у меня было немало встреч с замечательными людьми. Одна из них – с Григорием Ивановичем Щедриным, ныне вице-адмиралом в отставке, Героем Советского Союза. В войну Григорий Иванович командовал подводной лодкой "С-56", которая совершила беспримерный для того времени переход с Дальнего Востока на Северный флот.

На Севере, одержав целый ряд побед, экипаж "С-56" проявил себя самым достойным образом. А после войны Щедрина назначили на Балтику начальником штаба части. Тогда-то я и соприкоснулся вплотную с прекрасной чертой характера Григория Ивановича: находить контакт с подчиненными, быть с ними всегда ровным, доброжелательным и в то же время требовательным, бескомпромиссным.

Нам было приятно ему подчиняться, мы с желанием выполняли его приказания. Ценили в нем и то, что он развивал в каждом самостоятельность, стремился выработать чувство уверенности в своих силах...

Авторитетный командир – это командир требовательный. Но требовательность непременно должна сочетаться о заботой о подчиненных. Прежде всего с заботой о росте их боевого мастерства. Бывает, сам командир корабля во всех отношениях подготовлен хорошо, а вот его подчиненные не могут, скажем, самостоятельно управлять маневрами корабля. И все дело в том, что командир не доверяет им произвести простейший маневр, они лишь наблюдают за его действиями со стороны.

А ведь уважение к начальнику зависит во многом от доверия. Нет более счастливых минут для молодого офицера, чем те, когда он сам ошвартует корабль, или выйдет в атаку, или проведет учение. Эти минуты остаются в памяти на всю жизнь.

У командиров, пользующихся уважением, всегда на первом плане забота о подчиненных. Особенно щепетильным он должен быть, когда дело касается продвижения его подчиненных по службе. Достойны этого люди – не жалей ни энергии, ни сил, чтобы они росли. И конечно, недопустимо, если командир лишь требует от подчиненного отдачи сил в полную меру, но пасует, когда дело касается его продвижения по службе или присвоения очередного звания. Иначе говоря, действует по принципу: "Это дело старших начальников. Обращайтесь к ним". Нет ничего опаснее для авторитета командира, чем подобные заявления...

Сегодня корабли советского Военно-Морского Флота плавают далеко и подолгу. Вдали от берегов, когда моряки остаются один на один с океаном, простые человеческие качества приобретают порой решающее значение для авторитета командира, становятся, я бы сказал, зримыми, поскольку в этой ситуации резко возрастает их влияние на коллектив и его настроение.

Особое значение приобретает дружная, основанная на взаимном уважении работа командира корабля, его заместителя по политической части и других помощников в автономном плавании. От умелого распределения походного времени, научного, продуманного подхода к делу зависит многое. Учения, занятия, тревоги должны чередоваться с активным отдыхом. Наряду с мероприятиями развлекательного характера необходимы и спортивные состязания.

Искусство командования проявляется не только в четком управлении, но и в умении поддерживать в течение всего длительного плавания высокий моральный настрой и бодрость экипажа. Нельзя без нужды держать личный состав на боевых постах по тревоге. Но уж если она объявлена, то сигнал должен выполняться мгновенно.

Мы порой говорим: этот человек порядочный, а этот – не совсем. Порядочный – значит честный, благородный, неспособный на грубость, на дурные поступки, нетерпимый к любым проявлениям аморальности.

Среди многих качеств, присущих порядочным людям, я бы выделил честность. У каждого военного человека, тем более у офицера, это качество должно быть, как говорится, в крови и в плоти.

Вспомним опять-таки войну. Иной раз из-за нечестности некоторых командиров, не решавшихся, к примеру, признаться в своей ошибке, в промахе, гибли сотни людей. Вот почему, в моем понимании, плох не тот командир, который допускает ошибки, а тот, кто боится признаться в них и, следовательно, исправить.

Помнится, раньше бытовало выражение: "Даю слово офицера". Сейчас редко услышишь его. А жаль. Это выражение свидетельствовало об авторитете офицерского слова, о том, что слово это незыблемо, что человек, давший его, выполнит обещание любой ценой.

Не забуду одного из своих начальников и связанный о ним вроде бы незначительный, но запавший в душу эпизод. Однажды я обратился к нему с личной просьбой.

– Хорошо, разберусь, – ответил он мимоходом и тут же перешел к другим вопросам.

Прошло некоторое время. Никакого ответа я не получил. "Наверное, забыл обо мне", – подумал я. И какова же была радость, когда через несколько дней я узнал, что просьба моя удовлетворена! Как я был благодарен начальнику, как вырос в моих глазах его авторитет!

Но встречались и другие командиры. Перед выполнением какого-либо ответственного задания они собирали экипаж и не скупились на разного рода посулы. Вроде такого: если выполните задачу, то будет то-то и то-то, так что старайтесь.

Подчиненные старались. И вовсе не потому, что им были обещаны какие-то блага. Просто это было их кровное дело, и они привыкли добросовестно выполнять его. Однако каждый чувствовал себя неловко, когда командир, надававший обещаний, потом забывал о них или, отводя в сторону глаза, говорил, что выполнить обещанное ему мешают разные объективные причины. Такой командир, как я понимаю, не ценит офицерского слова...

Можно перечислить еще немало объективных факторов, от которых зависит авторитет командира в коллективе. Я назвал лишь основные, с моей точки зрения. Но хочется подчеркнуть, что все эти факторы объединяет то, что составляет их фундамент. Это политическая зрелость, идейная убежденность, чувство долга перед Родиной...

Нет числа примерам высокого патриотизма, проявленного советскими людьми в годы Великой Отечественной войны. В жестоких схватках с врагом идейно закаленными бойцами, горячими патриотами Отчизны проявили себя в советские подводники. Не на словах, а на деле они продемонстрировали свою верность партии и народу, готовность пожертвовать жизнью во имя свободы и независимости своей Родины.

Навсегда врезался в память подвиг моих сослуживцев по Балтийскому флоту, подробности которого мы узнали только после войны.

В 1943 году, когда вновь стали предприниматься попытки прорыва лодок в Балтийское море, вышла в боевой поход "Щ-408". Плавание вначале проходило благополучно, но при форсировании нарген-порккалауддского рубежа лодку обнаружили сторожевые катера противника. Началось преследование.

Командир лодки капитан-лейтенант Павел Кузьмин весьма умело уклонялся от атак противолодочных кораблей противника. Но к месту обнаружения были стянуты большие силы. Кроме того, район, в котором можно маневрировать, оказался весьма ограниченным в размерах. С одной стороны – рубеж, где в несколько рядов были установлены сети и мины, с другой – отмели и банки, а наверху сторожевые катера, которые клещами вцепились в лодку. В общем – "Щ-408" оказалась в западне.

Несколько суток длилось преследование. Не умолкал грохот разрывов глубинных бомб, не утихал гул винтов вражеских кораблей. По всей вероятности, были повреждены цистерны: за лодкой на поверхности моря тянулся масляный след. Он-то и наводил корабли противника на "Щ-408". Судя но всему, близилась роковая развязка.

И тогда командир, оповестив экипаж, предпринял последний маневр. Лодка неожиданно для противника всплыла на поверхность. Фашисты ликовали, решив, что сейчас советские моряки выкинут белый флаг. Надо заметить, что в истории войн на море известны случаи, когда подводные лодки некоторых государств, в том числе и Германии, в подобной обстановке действительно всплывали, чтобы сдаться на милость победителя.

Кстати, известно, что еще во время первой мировой войны командир получившей повреждение немецкой подводной лодки К. Дениц, впоследствии командующий фашистским флотом, известный всему миру военный преступник, приказал всплыть на поверхность и вместе со своим экипажем сдался в плен командиру английского эсминца.

Но не для этого поднялась из глубины на поверхность "Щ-408". Не успели экипажи вражеских катеров прийти в себя от радости, как вокруг начали рваться снаряды. Из обоих орудий лодка открыла интенсивный огонь. Пошел ко дну один катер, за ним – другой. Погибла и наша лодка.

Погибла, но не сдалась: она ушла под воду с поднятым Военно-морским флагом...

Этот подвиг сродни подвигу легендарного "Варяга". Многие поколения знают слова знаменитой песни:

Наверх вы, товарищи,

Все по местам!

Последний парад наступает...

И жаль, что еще не создано похожей песни о героях-подводниках времен Великой Отечественной...

В бытность мою командующим Краснознаменным Северным флотом, я восторгался замечательными творцами любимых советским народом песен – А. Пахмутовой, С. Гребенниковым и Н. Добронравовым. Тогда, побывав в море, они создали прекрасную песню – "Усталая подлодка". Но эта песня – о современных подводниках. И очень обидно, что о подводниках военного времени такой песни пока нет.

Держать порох сухим!

Трудно описать то чувство счастья и спокойствия, которое владело нами в первые дни мира. Будущее представлялось светлым и безоблачным. И какое потрясение испытал я, когда прочитал в газетах статью, комментировавшую речь бывшего премьер-министра Англии Уинстона Черчилля, произнесенную им в американском штате Миссури, в городе Фултоне, 5 марта 1946 года. Речь эта была пронизана ненавистью к Советскому Союзу, к странам народной демократии. Именно тогда была пущена в ход фраза о пресловутом железном занавесе, который якобы опустился на наш континент от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике.

И это было сказано в то время, когда не прошло и года со дня окончания невиданных в истории человечества сражений, когда дымились еще руины городов и сел, когда не всю кровь, пролитую в битвах, впитала в себя земля. Черчилль призывал к созданию альянса империалистических государств против социалистических стран. И его призыв, как известно, не остался без внимания, а в конечном счете вылился в создание агрессивного блока НАТО.

В то же время стал нарастать атомный шантаж. Соединенные Штаты Америки, обладая монополией на атомное оружие, старались извлечь из создавшейся обстановки политические и экономические выгоды. Наращивалось вооружение, строились военные базы. Наступил период, который с легкой руки одного из американских журналистов был назван "холодной войной". И кто мог поручиться, что война холодная не перерастет в горячую?

Недавно были опубликованы секретные директивы американских администраций в период между 1945 и 1960 годами. Из них явствует, что Вашингтон с самого начала "атомного века" стремился обеспечить себе ядерное превосходство с целью шантажа всего мира, активно готовился к ядерной войне и зарезервировал за собой особое "право" первым применить это оружие для нанесения массированного удара по СССР.

В соответствии с заложенными президентом США Трумэном основами такой политики нанесение первого ядерного удара по Советскому Союзу провозглашалось первоочередной задачей США. Уже в 1946 году Пентагон разрабатывал планы осуществления наиболее эффективной атомной бомбардировки СССР.

В этих условиях Коммунистическая партия и Советское правительство, естественно, не могли оставаться безучастными к происходящему. Было ясно, что заботу об укреплении обороноспособности первого в мире социалистического государства ни в коем случав нельзя снимать с повестки дня, тем более что еще были свежи в памяти все ужасы, связанные с вторжением фашистских полчищ на нашу территорию-Конец войны, как я уже писал, застал меня в финском порту Турку. Здесь базировался дивизион, в который входила наша "М-90". Поговаривали, что скоро уйдем в свои базы, но дело это затягивалось, так как происходило интенсивное траление: Балтику очищали от мин. Командование использовало это время для активной боевой подготовки подводных лодок. Паш дивизион под командованием капитана 1 ранга А. Е. Орла вышел для проведения учебных торпедных атак в Ботническом заливе. Видимо, это решение диктовала обстановка.

В июле накануне Дня Военно-Морского Флота дивизион был собран на рейде Хельсинки. Подошла плавбаза "Смольный", затем тральщики, и вот, вытянувшись в длинную кильватерную колонну, мы двинулись в Таллин.

Как раз по линии Хельсинки, Таллин проходил нарген-порккалауддский противолодочный рубеж. Мы шли вдоль линии, которая совсем недавно отгораживала подводников Балтийского флота от балтийских просторов. И, глядя на свинцовую непроницаемую воду, мы с грустью вспоминали боевых товарищей, погибших в годы войны.

В Таллине встретили День Военно-Морского Флота. ,0н отмечался впервые после четырехлетнего перерыва. Праздник прошел без особых торжеств. Были подняты флаги расцвечивания, моряки надели парадную форму, на кораблях провели беседы.

Затем наш путь пролегал далее, с кратковременным заходом в Лиепаю приморский город, который уже в первые дни войны оказал фашистам упорное сопротивление. Здесь же до самых последних дней войны велись ожесточенные бои с прижатой к морю Курляндской группировкой противника.

Ошвартовавшись в порту, мы увидели множество разбросанных пушек, пулеметов, автоматов. Но еще больше оружия покоилось на дне моря. Об этом мы узнали случайно.

Краснофлотец Кусайло, пробегая по узкой сходне с причала на лодку, поскользнулся и выронил автомат. Тотчас был вызван водолаз. Надев скафандр, он ушел под воду и вскоре подал сигнал: "Поднимайте!" Моряки потянули пеньковый трос и вытащили наверх автомат. Но не наш, а немецкий. А водолаз подавал сигналы один за другим. Количество оружия на пирсе росло, однако нашего автомата не было. Наконец из воды показался и он.

К этому времени скопилась целая гора различных автоматов, винтовок, гранат и другого оружия. И собраны они были только с небольшого пятачка морского дна у причала! Сколько же оружия находилось в других местах!

А страна в те дни жила мирной жизнью: восстанавливались разрушенные города и села, на новую ступень поднималось народное хозяйство. Демобилизованные фронтовики возвращались в родные края. Уходили с кораблей и отслужившие срок моряки. Торжественным и трогательным было прощание.

Собрались мы однажды всем экипажем лодки в кубрике плавбазы. Вспоминали боевые походы. Демобилизованные наказывали новичкам, чтобы крепили и приумножали традиции, родившиеся в годы войны. А сами горячо заверяли партию и правительство, что и на мирном фронте будут верно служить Отчизне.

Затем экипаж был построен на борту подводной лодки. Увольнявшимся в запас вручили немудреные подарки – гостинцы для семей из корабельного запаса. Моряки прощались с кораблем, как с живым существом. У многих на глазах были слезы...

Постепенно менялся и офицерский состав. Уходил на другую должность командир БЧ-5 инженер-капитан 3 ранга Михаил Иванович Колушенков, с которым я так славно сработался. В задушевной беседе поделились сокровенным. Михаил Иванович был старше меня почти на восемь лет. Он признался, что на первых порах относился ко мне, как к молодому командиру, весьма настороженно. Но от похода к походу сомнения его постепенно развеивались.

Михаил Иванович вспомнил, как в феврале сорок пятого ночью, и при плохой видимости, нас едва не таранил эсминец. Мы тогда чуть не погибли: при срочном погружении произошла задержка, лодка словно не захотела уходить под воду.

– Дело прошлое, а ведь я тогда сплоховал, – признался Михаил Иванович. – В спешке не вовремя открыл кингстоны цистерн главного балласта. В этом и была причина!

– Мне это известно, – признался и я. – А не упрекал вас потому, что видел – все произошло случайно.

Впоследствии мы много раз встречались с Колушенковым в Ленинграде.

Вскоре наша служба вошла в новое русло. Появилось молодое пополнение. Началась боевая подготовка.

В начале 1946 года лодка была передана в состав 8-го флота, а в моем служебном положении произошли изменения.

Тут, пожалуй, самое время заглянуть в прошлое.

Как я уже рассказывал, в сентябре 1941 года над Балтийским флотом нависла угроза уничтожения. Именно тогда англичане пообещали в случае затопления наших кораблей частично возместить после войны причиненный ущерб. На что И. В. Сталин ответил: "Не может быть сомнения, что в случае необходимости советские корабли в Ленинграде действительно будут уничтожены советскими людьми. Но за этот ущерб несет ответственность не Англия, а Германия. Я думаю поэтому, что ущерб должен быть возмещен после войны за счет Германии"{7}.

Вот сколь неколебимой была у нашего правительства вера в победу над врагом в тот крайне тяжелый, если не критический, период. И эта вера не только передавалась всем советским людям. Она являлась реальной могучей, воодушевляющей силой...

В один из дней в начале 1947 года меня вызвал командир части С. Б. Верховский.

– Думаем назначить вас командиром трофейной подводной лодки, – без предисловий сказал он. – Как вы на это смотрите?

Я поблагодарил за доверие: переход на большую лодку был повышением. Однако, честно говоря, подобная перспектива не очень прельщала меня.

Как известно, в конце 1945 года по специальному соглашению правительств СССР, США, Англии и Франции был произведен раздел флотов поверженных государств – Германии и Италии. Процедура эта происходила путем жеребьевки. В цилиндр бросались свернутые в рулончик бумажки с названиями кораблей, и представители союзных стран (от нас – адмирал Гордей Иванович Левченко) поочередно доставали эти бумажки. Не буду перечислять, что получили мы: были и линкор, и крейсера, и эсминцы, и тральщики. Скажу лишь о подводных лодках. К нам на Балтику прибыли несколько лодок VII серии средним водоизмещением до 530 тонн, одна (океанская) IX серии водоизмещением до 740 тонн, часть лодок XXI серии (это были новые, построенные в течение 1943-1945 годов, корабли с мощными аккумуляторными батареями) и одна малая – XXIII серии, также с усиленной аккумуляторной батареей.

С помощью таких лодок, применяя бесследные самонаводящиеся акустические торпеды, фашисты рассчитывали переломить в свою пользу ход битвы за Атлантику.

В течение октября – ноября 1945 года лодки и надводные корабли бывшего фашистского флота прибывали на Балтику. Один из таких кораблей – плавбазу подводных лодок "Отто Вунши" командование поручило перевести моему бывшему командиру Дмитрию Климентьевичу Ярошевичу.

Впоследствии он рассказывал, что принял плавбазу в Ростоке. Экипаж оказался разношерстным: в нем числились не только немецкие моряки, но и, в качестве инструкторов, английские, а также американские. От них наш советский экипаж и принимал на ходу корабль.

Когда плавбаза, за которой в кильватер тянулись трофейные подводные лодки, вышла в море, Дмитрий Климентьевич задал курс от острова Борнхольм в нашу базу. Но английские офицеры тотчас развернули свои карты:

– Этим курсом идти нельзя. Здесь минные поля. Ярошевич усмехнулся. Он избороздил этот район вдоль и поперек и знал наверняка, что мин тут нет. В подтверждение Ярошевич показал им советскую карту, на которой на этом участке минные поля не значились.

Англичане ничего не ответили. Но вскоре Ярошевич увидел, что они все, как один, появились на верхней палубе в спасательных жилетах. Видимо, не поверили советскому офицеру и в случае подрыва на мине приготовились прыгать в воду. Так и простояли они наверху до самой базы.

Что касается лодок, то, не к чести наших бывших союзников, лодки передавались нам не в лучшем виде. Следуя из портов Норвегии и Англии, сдающие команды выбрасывали за борт документацию, некоторую аппаратуру, описания механизмов и систем.

Конечно, нашим подводникам, не зная в деталях устройства кораблей, нелегко было приступать к их эксплуатации: трудности подстерегали на каждом шагу.

И все же советские моряки – подводники и надводники – справились с возложенной на них ответственной задачей. В кратчайшие сроки на ходу, в море, они освоили основные системы кораблей – двигатели, энергетику, управление – и успешно выполняли свои обязанности.