Текст книги "К вопросу о миражах"

Автор книги: Георгий Куликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Минут пять все молчали, потом Павлов вдруг оживился и произнес: – это поразительно! Но где же картина сейчас… ее надо непременно найти, товарищ милиционер, а уж я постараюсь выяснить судьбу второй картины.

– Вы Евгений сразили меня, – медленно сказал Загорский, – сколько же лет шедевр лежал у нас под носом, а мы и не знали.

– А какова приблизительно стоимость этой картины? – спросил Кудрин.

– Если это действительно работа Модильяни, то, примерно, полмиллиона долларов, а две картины вместе – так целый миллион долларов, – сказал Павлов, засовывая в рот таблетку.

Запахло валидолом. Женя подошел к столу, налил из графина стакан воды и протянул Павлову.

– Спасибо, не надо, – сказал он, – я очень разволновался, простите, сейчас все пройдет.

– Ну что же, спасибо Вам за консультацию, – сказал Женя, – мне пора идти искать эту картину.

И Вам, Евгений, огромное спасибо, не каждый день такое происходит в нашем музее, – проговорил Загорский.

И старичок долго тряс руку, и благодарил за содействие, хотя о каком содействии он говорил, Женя не совсем понял.

Приехав в отделение милиции, Кудрин первым делом, пошел на доклад к Николаеву.

– А я только что тебя вспоминал, – пробасил Павел Иванович, – позвонили ребята с Октябрьского райотдела, там в одну ювелирную мастерскую сегодня утром приносили похожую брошку для оценки. Мы договорились, что ты завтра с утра поедешь в райотдел и зайдешь к моему однокашнику майору Евсееву Степану Ильичу. Он опытный сыщик и подскажет тебе, как действовать дальше. А сейчас расскажи про твой поход в Пушкинский музей.

Женя подробно рассказал ему о своих встречах и неожиданностях, произошедших в связи с пропавшей картиной. А самое главное – так это то, что картина, по всей вероятности, действительно, принадлежит кисти Модильяни и имеет баснословную цену.

– Вот видишь, Женя, сколько нового ты для себя узнал: и про Модильяни, и про Бакста, и про Дягилева. Люди какие – глыбы искусства, – сказал Николаев, – только думаю я, что картина вряд ли где проявится, а вот брошка – вполне реально может появиться у каких-нибудь скупщиков. И вот она-то и будет той ниточкой, которая и приведет нас к похищенной картине.

Целый вечер Женя обзванивал разные ателье, но такого номера квитанции ни в одном из них не существовало. Неудача немного обескуражила, но он понимал, что и такое бывает, когда версия, казавшаяся еще утром самой реальной, к вечеру не оправдала надежд.

В конце концов, он устал и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза и задремал.

– Что такое усталость? – подумал Женя, – по сути это естественный сигнал организма, что он нуждается в отдыхе. А поскольку, уже ни на что нет сил и невозможно сосредоточиться – пора идти домой.

В этот момент в кабинет вошел его коллега – инспектор уголовного розыска Саша Блинов и прямо с порога, увидев склонившегося над столом Женю, громко проговорил, – ты что раскис, уже вечер, а мы еще ни в одном глазу. Блинов любил, иногда, в конце рабочего дня, как он говорил «пройтись по стопочке», но Женю это предложение мало вдохновляло, он больше воодушевлялся, слушая свой любимый джаз.

– Может по маленькой стопочке? – спросил Блинов.

– Да нет, не хочется Саша, я очень устал, – ответил он.

– Ну, тогда хотя бы новый анекдот расскажи, – не унимался Блинов.

Своим напором Саша немного раскачал Кудрина, усталость отступила и он даже как-то встрепенулся.

– Значит так, – начал Женя, – пьяница зашел с бутылкой водки в автобус и плюхнулся на сиденье.

– Эй, а за проезд, – крикнула контролерша.

– Ну, за проезд, так за проезд, – сказал мужик и отхлебнул из горла.

Блинов захохотал и от удовольствия захлопал в ладони, уж очень ему нравились анекдоты про алкашей; он, видимо, чувствовал в этих образах родственные души.

А ты знаешь, Женька, что такое настоящая усталость? – спросил он.

– Ну, поведай, – устало проговорил Кудрин.

– Это когда ты входишь в комнату, – начал Блинов, – а там, на кровати, лежит обнаженная красотка. Ты подходишь к ней, раздеваешься, сбрасываешь ее на пол – и… ложишься спать.

Женя улыбнулся и, поднявшись со своего стула, стал собираться домой.

– Может все-таки по маленькой, – жалобным голосом проговорил Блинов.

– Да нет Саша, в другой раз, – ответил Кудрин и, попрощавшись, вышел из кабинета.

На следующий день, не заходя к себе на работу, он отправился в Октябрьский РОВД. Женя быстро нашел кабинет майора Евсеева и, постучавшись, открыл дверь.

– Да, заходите – сказал немолодой человек, сидящий за столом.

– Лейтенант милиции Кудрин Евгений, – представился он майору и показал свое удостоверение личности.

– А, помню, мне вчера вечером Паша Николаев звонил, – проговорил майор, – проходи лейтенант и присаживайся на стул, а я пока попрошу зайти нашего инспектора БХСС Николая Зайцева, он звонил в твое отделение милиции по поводу брошки.

Через несколько минут в кабинет зашел молодой мужчина с широкими плечами и короткой стрижкой на голове.

– Знакомьтесь, – сказал Евсеев, – капитан милиции Зайцев Николай, а этот молодой человек – лейтенант милиции Кудрин Евгений из Красногвардейского РОВД. Это по поводу брошки.

Зайцев не спеша сел и неторопливо начал рассказывать.

– Несколько дней назад нам поступила сводка-ориентировка о краже картины и брошки из квартиры на Коломенском проезде, – сказал он, – мы в сою очередь проинформировали своих доверенных лиц об этом. И вот вчера вечером, один из них сообщил, что днем к директору ювелирной мастерской на Ленинском проспекте, приходил человек и просил оценить брошку, очень похожую на ту, которая была на рисунке ориентировки.

– Вот как! – вырвалось у Кудрина, – а каким образом он увидел ту брошку, он что, на потолке сидел?

Зайцев удивленно посмотрел на Женю и грубо ответил: «Тебе что, это очень важно, он случайно находился за стеллажом в этом помещении и успел рассмотреть эту брошку. Кстати, директор сам его попросил разобрать тот стеллаж, а потом просто забыл про моего человека. Он просил оценить эту брошку, но продавать не хотел.

Директор ничего не сказал, а только попросил разговор продолжить на улице, после чего они вышли из мастерской.

– Понял, – ответил Кудрин, – извините меня товарищ капитан за несдержанность.

– Да ладно, – примирительно проговорил Зайцев.

– Молодой еще парень, – сказал молчавший Евсеев, – но ничего, опыт приходит с годами, а вот то, что он попросил извинения за свою горячность – похвально, не каждому дано преступить через свою гордыню и извиниться.

– Да забыли уже, – проговорил Зайцев, – я думаю, что надо сейчас посетить директора ювелирной мастерской и узнать, кто принес ему брошку.

– А кто этот директор ювелирной мастерской? – спросил Женя.

– Это некий Лайман Борис Моисеевич, – ответил Зайцев, – старый хитрый ювелир, который работает в этой мастерской еще с довоенных лет. Он несколько раз фигурировал в уголовных делах по хищению драгметаллов, но всякий раз выходил сухим из воды.

– Крутой дядя! – воскликнул Женя.

– Не то слово, – ответил Зайцев.

– А Вы, товарищ капитан, не раскроете с нашим приходом своего человека? – спросил Кудрин.

– Правильные вопросы задает лейтенант, – с улыбкой сказал Евсеев.

– Да нет, когда директор с тем мужиком вышли на улицу, мой человек незаметно вышел оттуда. А потом, мы просто покажем Лайману рисунок и посмотрим на его реакцию; мой приход, по его разумению, ничего хорошего для него не сулит. Вот Лайман и будет в своей голове, как на весах взвешивать, говорить правду или молчать. У меня кое-что есть, что сказать ему, думаю, он будет сговорчив.

Через несколько минут они уже шагали по Ленинскому проспекту в направлении ювелирной мастерской.

Минут через двадцать они подошли к жилому дому, на первом этаже которого красовалась вывеска «Ювелирная мастерская». Они зашли в небольшую комнату, в центре которой стоял стол, на котором восседал грузный полный мужчина.

– Добрый день, – сказал Зайцев, – мы к Борису Моисеевичу.

– А Вы что, с ним договаривались? – спросил он.

– Он всегда рад видеть меня, – ответил капитан, показывая свое удостоверение личности.

– А, это меняет дело, – проговорил мужчина, – Вам тогда в последнюю комнату по коридору.

Постучавшись, они зашли туда; за столом сидел человек и что-то писал.

– Доброго здоровья Борис Моисеевич, – протяжно проговорил Зайцев.

– И Вам не хворать, – ответил он, вставая со своего кресла.

Женя с интересом посмотрел на него; это был пожилой мужчина с роскошным профилем: густыми вьющимися седыми волосами, ухоженной белой бородой и атлетическим строением без выраженных возрастных изменений. Одет он был в стильный темно-синий костюм, накрахмаленную белую рубашку и бабочку синего цвета.

– Что Вас привело ко мне? – спросил он, указывая рукой на стулья, стоящие у стола.

– Как Ваше самочувствие Борис Моисеевич? – вопросом на вопрос проговорил Зайцев.

– Но ведь Вы не за этим сюда пожаловали? – спросил ювелир, – и я скажу, что здоровье мое в полном порядке.

– Ну, вот и хорошо, – проговорил капитан, – тут недавно ко мне ворона на хвосте принесла, что некому ювелиру из Якутска левые «камушки» подкинули. Вы случайно не в курсе, какому такому ювелиру так повезло?

Лайман на секунду опешил, на лбу у него выступил пот, а прищуренный взгляд выдал некую обеспокоенность, которую он постарался скрыть, скосив глаза вниз.

– Не могу знать, у меня в мастерской полный порядок в отчетности, – скороговоркой ответил Лайман, – могу показать все документы.

– Верю, Борис Михайлович, – ответил Зайцев, – я ведь только вслух высказал то, что мне прошептала на ухо ворона, а насчет Вас я ничего не знаю, Вы – уважаемый человек в районе.

Наступило молчание. Ювелир старался не смотреть в сторону пришедших работников милиции, а уставился в окно, нервно теребя пальцами мочку правого уха.

– Так и зачем Вы все-таки приходили? – переспросил он.

– Да, чуть не забыл, – проговорил капитан, – посмотрите на этот рисунок.

Женя вынул из кармана листок бумаги, на котором была нарисована брошка-балеринка, и протянул его ювелиру.

– Вам не приносили ее на продажу? – спросил Зайцев.

Ювелир взял листок бумаги и стал внимательно рассматривать рисунок; он смотрел на него минут пять, потом взгляд его переместился на капитана, затем на Кудрина. Еще несколько минут Лайман рассматривал рисунок, потом передал его Кудрину.

– Несколько дней тому назад ко мне приходил человек с брошкой, похожей на этом рисунке, – медленно проговорил Лайман, – продавать он ее не хотел, а лишь попросил оценить ее стоимость. Это была дорогая старинная брошь, изготовленная во Франции ювелирным домом «Ван Клиф». Этот экземпляр, с изображением балерины на брошке, принадлежит к первым работам французских ювелиров и, скорее всего, был изготовлен где-то в начале века. Я тогда оценил ее где-то, в размере одной тысячи рублей. Потом этот человек ушел и больше не заходил к нам в мастерскую.

– А кто этот человек? – быстро спросил капитан.

– Истинный бог не знаю, – ответил Лайман.

– А если хорошо подумать, Борис Моисеевич, с учетом ранее высказанных мной мыслей, про шепот вороны, – с улыбкой проговорил Зайцев.

Немного помедлив, ювелир обошел вокруг стола, как бы соображая, что говорить и подошел к капитану.

– «Артист» это был – местный мошенник, сказал Лайман, – я с такими людьми стараюсь не общаться, я даже с ним вышел разговаривать на улицу.

– А Вы ведь его раньше знали, Борис Моисеевич, – укоризненно проговорил Кудрин, – даже кличку его назвали.

– Да, где-то лет пять тому назад, он мне заказывал золотую мужскую печатку, а что касается клички, то так его тогда дружки называли. У меня даже сохранился его номер телефона.

Лайман подошел к шкафу, взял какую-то папку и порывшись достал корешок квитанции, на котором была написана фамилия «Варламов», под которой авторучкой был приписан номер телефона.

– Судя по номеру телефона, этот Варламов живет на нашей территории, – сказал Зайцев.

– Да, – подтвердил Лайман, – он местный, я его несколько раз видел в кафе у магазина «Тысяча мелочей» на Ленинском проспекте.

– Ну, спасибо, Борис Моисеевич, – проговорил, прощаясь, Зайцев, – до будущих приятных встреч и не делайте больше так, чтобы ворона снова прилетела ко мне.

– Всего хорошего, – сказал ювелир и сел за свой стол.

На следующее утро Кудрин вновь приехал в Октябрьский РОВД и сразу направился к майору Евсееву. Выслушав Женю, он как-то странно на него посмотрел и, поджав кулак к щеке, не спеша стал говорить.

– «Артист» – это известный в районе «щипач» – вор-карманник, – проговорил Евсеев, – тебе видимо в школе милиции говорили о такой категории воров. Это, брат мой, высшая каста преступного мира. Виртуозы своего «дела», они иногда сравнивают себя с артистами оригинального жанра. Образ «щипача» совсем не похож на образ традиционного преступника – это не амбал, которому мать-природа выделила одну единственную извилину и, который способен лишь на разбойные действия. Преступный мир всегда преклонялся перед дисциплиной «щипачей». Они ведь, уважаемый Евгений, спиртного не употребляют, по утрам делают зарядку, соблюдают режим питания, что не так легко при их воровской жизни. Однако, такое насилие над собой приносит определенные плоды: у них обостряется зрение и слух, а самое главное – реакция становится молниеносной.

– Так что «Артист» не простой вор, – продолжал майор, – надо еще подумать, как с ним работать по брошке. Он может просто замкнуться и ничего ты ему не предъявишь, а косвенные улики – это не про него.

– И что же делать? – робко спросил Женя.

– Для начала, надо поговорить с Иваном Носовым, – сказал Евсеев, – участковым инспектором, на территории которого проживает «Артист», он же Варламов Петр Сергеевич.

Майор на секунду задумался, после чего позвонил в дежурную часть и поинтересовался о местонахождении участкового инспектора Носова. Дежурный ответил, что только что закончился инструктаж у руководства, на который прибыли участковые инспектора отделений милиции района и что Носов сейчас в зале для совещаний. Евсеев попросил, чтобы дежурный пригласил его зайти в его кабинет.

Через пять минут в кабинет постучали и на пороге появился моложавый старший лейтенант милиции.

– Просили зайти Степан Ильич? – обратился он к Евсееву.

– Да, Ваня, заходи и присаживайся, – проговорил майор, – знакомься – мой коллега из Красногвардейского района Евгений Кудрин.

Женя коротко рассказал Носову о цели своего визита и попросил его рассказать о человеке по кличке «Артист».

– Это Варламов Петр Сергеевич, – начал рассказывать он, – вор-карманник, промышляет в крупных универмагах нашего района. Судим за кражу, освободился из мест заключения полгода назад. Фиктивно работает на плодоовощной базе, я у него и справку из отдела кадров видел, хотя мне кажется, что он даже не знает, где она находится. Проживает у нас на территории с матерью, которая часто болеет, а отец где-то пропал на заработках в тайге лет десять назад.

– Ну что еще могу сказать о нем, – проговорил, задумываясь Носов, – не выпивает, в компаниях замечен не был, но любит перекинуться в карты – это, пожалуй, единственная слабость «Артиста». Тут мне недавно мой доверенный человек сообщил, что он днем играет в карты в подвале пункта приема макулатуры, что в доме возле метро «Ленинский проспект».

– Я знаю этот пункт приема макулатуры, – утвердительно сказал Евсеев.

– Там работает некий Кашкин, очень подозрительный тип, все никак до него руки не доходят, – сказал участковый инспектор.

– А что Вы еще можете сказать о Варламове? – спросил Женя.

– Да я в принципе все сказал, ведь он старается не попадать мне на глаза и где он бывает, я не знаю, – подвел итог разговора Носов.

– Спасибо Ваня за информацию, – проговорил Евсеев.

Попрощавшись со всеми, Носов вышел из кабинета.

– Информация конечно скудная, – проговорил майор, – но это лучше, чем ничего. Так что давай Женя прямо сейчас и посетим пункт приема макулатуры.

– Да, соберем все бумаги и папки с Вашего стола и ровными рядами пойдем сдавать для пользы государства, – пошутил Кудрин.

Евсеев улыбнулся и, Жене стало понятно, что с чувством юмора у него все в порядке.

Спустя полчаса они подъехали на милицейской машине к жилому зданию, в торце которого на первом этаже располагался пункт приема макулатуры. Они вошли и увидели, что все помещение было завалено связками газет и журналов, а в углу за небольшим столом сидел человек среднего возраста и что-то писал.

– Вы принесли макулатуру? – спросил он.

– Нет, мы из милиции, товарищ Кашкин, – сказал Евсеев, показывая ему свое удостоверение личности.

– Слушаю Вас, – проговорил он, поднимаясь со стула.

– Какая Ваша главная обязанность, товарищ Кашкин? – громко сказал майор, – принимать и вовремя сдавать нужную стране макулатуру. Так?

– А я только этим и занимаюсь, – пробормотал он.

Было заметно, что Кашкин слегка побледнел, и зубы его барабанили мелкую дрожь.

– Да не все ты договариваешь, что под нами сейчас происходит? – спросил, нахмурив брови Евсеев.

– Где, где? – спросил Кашкин.

– Тебе что, в рифму ответить? – громко пробасил майор, – кто у тебя сейчас в подвале?

– Да так, знакомые тут люди некоторые пришли, – сжавшись, как пружина, ответил он.

– Что-то ты все мнешься и заикаешься, давай, веди в подвал, – грозно сказал Евсеев.

Мошкин, в сопровождении Евсеева и Кудрина, подошел к двери в торце комнаты и открыл ее. Они увидели лестницу, ведущую в подвал.

– Я пойду первым, – сказал майор, – а Вы за мной. Он, перед тем как спуститься вниз, незаметно шепнул Жене, чтобы тот на всякий случай снял с предохранителя свой пистолет.

Они спустились вниз по ступеням в полуподвальную комнату, из дверей которой слышались грубые ругательства и звон стаканов. Когда они зашли в помещение, то увидели сидящих за столом четырех мужчин. Комната была пропитана табачным дымом, самогоном и запахом кислой капусты; в углу стоял потрепанный диван, а под самым потолком виднелось приоткрытое небольшое окно, воздух из которого, видимо, не мог побороть зловещий табачный смог.

На столе вперемежку лежали куски хлеба, колбаса, тарелка с кислой капустой и огурцами, граненые стаканы с налитым самогоном и колода карт.

– О, менты прибыли, – улыбаясь, сказал один из сидящих за столом.

– Товарищ начальник, – обратился он к Евсееву, – ничего здесь криминального нет, просто играем в дурака.

Майор подошел к столу и показал на смятые десятирублевки.

– Не знаю, в какого такого дурака вы тут играете, только азартные игры на деньги у нас запрещены законом, – спокойно ответил он.

Со стула поднялся человек с морщинистым лицом, красным носом и беспокойными глазами и проговорил: – А деньги здесь лежат на водку, скинулись мы тут, так как ее всю выпили, не предъявишь начальник ничего.

– А ты «Артист» вообще молчи, ты же не пьешь, вот и сейчас не в пример твоим товарищам, трезвый как стеклышко, – ответил Евсеев и в этот момент у «Артиста» из кармана что-то выпало и с глухим звуком ударилось о пол. Кудрин моментально нагнулся и осторожно кончиками пальцев поднял упавший предмет. Это был финский нож: стальной клинок его был прямой, чуть больше длины ладони, рукоятка была из дерева с углублениями для пальцев, чтобы можно было надежно держать нож в руках.

– А это что такое? – спросил Евсеев и уставился на «Артиста».

Было видно, как лицо его дрогнуло, ноздри широко раздулись, а выпученные глаза устремились на финку, которую аккуратно держал Кудрин.

– Не моя эта финка, я же не по этой части, – пробурчал «Артист».

– Конечно, не твоя, с неба свалилась, – ответил Женя, аккуратно упаковывая нож в кусок бумаги, лежавший на столе.

– Да, Кашкин, – сказал Евсеев, – у тебя тут не только азартные игры, но и люди с холодным оружием.

– Да я не знал, – запричитал он.

– А теперь – все наверх и в машину, – громко произнес майор, – только без фокусов, ствол всегда со мной.

В отделе Женя, по договоренности с майором, в отведенном ему кабинете, решил сам опросить «Артиста».

Когда его привели в кабинет, Женя еще раз более внимательно посмотрел на него. Перед ним стоял худощавый человек небольшого роста с бледным продолговатым лицом. Но несмотря на его усталый, заторможенный вид, взгляд был цепкий, настороженный, готовый к любой провокации. Потертый пиджак бросался в глаза, как будто он всем говорил, что я, мол, простой рабочий парень как большинство граждан. Однако, длинные пальцы рук наводили на мысль, что он либо музыкант, либо вор-карманник. И еще, Женя обратил внимание, что на среднем пальце его правой руки красовалась татуировка с изображением паука, а на безымянном – татуировка с бубновым тузом.

– Ну что, гражданин, Варламов Петр Сергеевич, допрыгался, – проговорил Кудрин, – криминалистику еще никто не отменял, так, что через пару часов будет заключение эксперта о наличии твоих пальчиков на ноже.

Пот выступил у него на лбу, губы задвигались, судорожно глотая слюну, он отвернулся, уставившись в окно.

– Ну что, так и будешь молчать? – спросил Женя.

– Ну, признаю, – неожиданно сказал «Артист», – купил нож вчера на Даниловском рынке.

– Ты же знаешь, что финский нож с таким лезвием приравнивается к холодному оружию, – тихо проговорил Кудрин.

Затем, как его учили в школе милиции, он сразу же задал еще вопрос, абсолютно не относящийся ни к ножу, ни к карточной игре.

– Где брошка-балеринка? – громко спросил он.

«Артист» встрепенулся, поднял на Кудрина глаза, пытаясь сообразить, что ответить.

– Еще раз спрашиваю, где брошка? – повторил вопрос Женя.

«Артист» промолчал, как будто не слышал, полез в карман куртки и спокойно достал ту самую брошку-балеринку, рисунок которой прочно въелся в память Кудрина.

– Все равно перед камерой меня будут обыскивать, так уж лучше я сам ее вам отдам, – не моргнув глазом, сказал Варламов.

– Откуда она у тебя? – спросил Кудрин.

– Да вчера, вечером перекинулись в очко, а у «Тюри» деньги закончились, вот он ее на кон поставил и проиграл, – ответил «Артист».

– А кто это – «Тюря»? – спросил Женя.

– Ты что, начальник, не местный что ли, – ответил он, – его в районе все знают.

– А больше этот «Тюря» ничего на кон не ставил? – уточнил Женя.

– Да нет, он пару часов поиграл, все, что было у него – проиграл, в том числе, и эту брошку и быстро ушел, – ответил Варламов.

– А кто это может подтвердить? – настойчиво проговорил Кудрин.

– Мои кореша, которых Вы задержали вместе со мной, – ответил он.

– Ну а где тусуется этот «Тюря»? – продолжал опрос Кудрин.

– Там, где же ему еще быть, в Нескучном саду парка культуры, в шашлычной, он там часто бывает, – устало сообщил «Артист».

Еще целый час Кудрин документировал показания Варламова, оформлял протокол изъятия брошки с понятыми, приглашенными дежурным по отделу и, когда его увели, стал внимательно ее рассматривать. Это, несомненно, была именно та брошка, похищенная из квартиры Ермолаевой. Вспомнился разговор с ювелиром Лайманом, который говорил о ней как об очень редкой вещи, изготовленной в начале века.

– Воодушевленный первой удачей, Женя направился в кабинет Евсеева. Он рассказал ему о допросе «Артиста» и показал брошку, изъятую у него.

– Хотел бы Вам еще один вопрос задать, – сказал Женя.

– Давай, только быстро, иду на совещание к руководству – ответил он.

– А что означают татуировки на пальцах «Артиста»? – спросил Кудрин.

– В мире криминала, мой юный сыщик, – ответил Евсеев с позиции мэтра сыска, – почти каждый уважающий себя гражданин, отсидевший на зоне, не остается без нательной живописи. Тюремные наколки весьма специфичные и имеют свой глубокий смысл. По ним можно определить все о таком человеке: где и за что он отбывал наказание, какое преступление совершил, какова его, так называемая, уголовная специализация. Ну, а в данном случае, у «Артиста» одна татуировка с изображением паука, а другая – с бубновым тузом. По тюремной классификации, Женя, первая означает, что он – «щипач», то есть вор-карманник, а вторая характеризует владельца как карточного шулера.

– Понял, – ответил Женя.

– Тебе еще много придется познать в нашей непростой сыскной работе, – задумчиво проговорил Евсеев, – еще встретишься на своем пути с такими уголовными персонажами, так что, дерзай!

Женя поблагодарил майора за содействие в работе и за науку в описании психологического портрета преступников.

Через час он уже был в своем отделении милиции и докладывал Николаеву и о разговоре с ювелиром, и о задержании «Артиста», и о «Тюре», но самое главное, он вынул из портфеля брошку и положил ее на стол начальника.

– Вот это молодец, поздравляю, Женя, с первой удачей в этом деле, но главное сейчас – это картина, – сказал Николаев, я созвонюсь с начальником отделения милиции парка культуры, он тоже мой однокашник, он поможет тебе в розыске этого «Тюри». А брошь и объяснения приобщи к делу.

Кудрин поблагодарил начальника и пошел к себе в кабинет. Это был «условный» его кабинет, ибо в нем работали еще двое оперативников. Но сейчас там никого не было и он, подойдя к своему столу, с размаху плюхнулся на стул и от усталости закрыл глаза. В голове крутились какие-то мысли и события: подвал, зловонный запах табака и кислой капусты, «Артист» со своими тонкими длинными пальцами.

Несколько минут он так просидел, затем открыл свою папку, достал брошку и еще раз внимательно рассмотрел ее. Балерина как бы порхала по воздуху, словно пылинка костра, взметнувшаяся над пылающим пламенем, а вокруг нее, с трех сторон, были видны небольшие бриллиантики.

– Теперь самое главное – это похищенная картина, – подумал он, – многое будет ясно после разговора с этим «Тюрей».

В этот момент зазвонил телефон.

– Это Николаев, – проговорил начальник, – завтра с утра поезжай в отделение милиции Парка культуры, там зайдешь к заместителю начальника по розыску Нилову. Он предупрежден о твоем приезде и поможет тебе с розыском «Тюри».

Не успел Женя положить трубку телефона, как он снова зазвонил.

– Добрый вечер Евгений Сергеевич, это Загорский из Пушкинского музея, – сказали на том конце провода, – тут такая информация: вторая картина Модильяни с Ольгой Лаевской исчезла из Лувра во время войны. Там в то время вообще был бардак и не только эта картина пропала. Я так думаю, что может быть, она сейчас находится у какого-то частного коллекционера и если бы у него появилась вторая картина, то цена за две была бы астрономической. Вот собственно все, что я хотел Вам сказать.

Поблагодарив Загорского, Женя положил трубку телефона и устало откинулся на спинку стула. Он посмотрел на часы, которые показывали десять часов вечера.

– Ух, и насыщенный был сегодня день, – подумал он и стал собираться домой.

К одиннадцати часам он, наконец, пришел в свою квартиру, забрался в одиноко стоящее кресло и с наслаждением закрыл глаза. Унылое урчание пустого холодильника вдруг вызвало приступ жгучего голода. А Женя не в состоянии был ответить на вопрос, что он хотел прямо сейчас, ибо что бы он ни хотел, у него все равно этого не было. С одной стороны ему нравилось быть одному в своей однокомнатной кооперативной квартире, которую родители, оплатив первый взнос, купили ему. С другой стороны, он не успевал ничего купить из продуктов и практически каждый вечер он выслушивал лишь урчание пустого холодильника. Женя подошел к окну и взял стоявшую на подоконнике банку варенья, которую мама ему дала еще две недели тому назад. Зайдя на кухню, он нашел в кухонном шкафу сухарь, лежавший там с давних времен, и с наслаждением стал его грызть, макая в банку с клубничным вареньем.

– Ничего нет вкуснее такого клубничного пирога, – подумал он.

Немного насытившись, Женя снова плюхнулся в свое кресло и криво усмехнулся, он вспомнил, как года два назад они с девушкой Соней, в которую он был тогда влюблен, также съели литровую банку с вареньем и потом целый вечер бегали в туалет.

– Ох уж эта Соня, подлая оказалась, – вспоминал он, – они встречались полгода и решили пожениться. Родители были категорически против таких скоропалительных решений, но он тогда и слушать не стал: любовь-морковь такая случилась. А потом, прямо перед свадьбой, будучи студенткой университета, поехала моя любовь на уборку картошки в подшефный совхоз. А, вернувшись, домой, вдруг, сказала, что свадьбы не будет, что она полюбила другого человека. Очень уж он тогда переживал случившееся, но отец тогда успокоил, хорошо, что это произошло сейчас, а не позже. Почти год после этого Женя не подходил к девушкам, но сейчас вся боль и обида уже в прошлом, а на горизонте появилась симпатичная девушка Тамара из экспертно-криминалистического подразделения РОВД. Глаза не заметно все же закрылись и он окунулся в царство Морфея.

На следующий день с утра Женя поехал в отделение милиции Парка культуры. Он вспомнил, как первый раз здесь был с отцом в десятилетнем возрасте. Они тогда катались на колесе обозрения, на других аттракционах, но наиболее сильное впечатление тогда на него произвела комната смеха, где вокруг стояли одни кривые зеркала.

Одни из них, как линзы увеличивали, другие – уменьшали. В этой комнате всегда стоял смех, когда люди рассматривали себя в искривленных зеркалах.

Уже во взрослом возрасте Женя с одноклассниками бывал в знаменитой закусочной «Поплавок», где сравнительно недорого можно было выпить кружку пива и взять бутерброд с селедкой.

Вот и сейчас, проходя мимо той закусочной, у него стала обильно выделяться слюна от нахлынувших воспоминаний. Но, подавив в себе минутную слабость, Женя прошел мимо и вскоре уже входил в отделение милиции. Нилова он нашел сразу и, зайдя в его кабинет, рассказал о цели своего визита. Он молча выслушал Кудрина и, соединившись по телефону с дежурной частью, попросил, чтобы к нему зашел капитан милиции Барышев. Через несколько минут в кабинет быстро вошел человек среднего роста, плотного телосложения с волнистой копной волос.

– Знакомьтесь, – это наш оперативник Глеб Барышев, – сказал Нилов, – а это – наш коллега, Кудрин Евгений, из Красногвардейского района.

– Глеб, – продолжал Нилов, иди вместе с коллегой к себе в кабинет и помоги Евгению отыскать «Тюрю», ты же его хорошо знаешь, похоже, что он и у них засветился.

Они вышли из кабинета начальника и пошли на улицу, чтобы немного перекурить. Женя коротко рассказал ему о том, что его привело к ним.

Через несколько минут они вошли в просторный кабинет, где работал Барышев. Женя отметил, что в нем стояло всего два рабочих стола напротив друг друга. На одном конце кабинета стоял высокий шкаф, на другом – огромный двухсекционный сейф.

– Хорошо тут у Вас, чистый воздух, нет шума, – сказал Женя.

– Могло быть и лучше, – ответил Барышев, – но и так сойдет. Я этого «Тюрю» знаю давно, он недавно освободился из мест лишения свободы, но до сих пор нигде не работает, а только шляется со своими дружками по шашлычным, да закусочным.