Текст книги "Фритьоф Нансен (Его жизнь и необыкновенные приключения)"

Автор книги: Георгий Кублицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Начало

А пока набиралась команда, готовились запасы продовольствия, пока на «Фраме» устанавливались мачты и отделывались каюты, далеко от Норвегии добровольные помощники Нансена тоже работали для успеха будущей экспедиции.

В Ледовитом океане, на острове Котельном, груда камней поддерживала шест с доской: «Склад Нансена № 1», а рядом, в мерзлой земле, были закопаны жестянки с маслом, спичками, порохом, сахаром. Это сделал русский полярный путешественник Эдуард Васильевич Толль, человек смелый и отзывчивый. Он хотел, чтобы в случае несчастья с «Фрамом» моряки могли бы на необитаемых островах встретить первую поддержку России.

Толль сам закупил в Якутске провиант. Никто не брался доставить его на Новосибирские острова. Однако ученый написал жене в Петербург, что за перевозку взялись вполне надежные люди. Он не солгал: трудно было найти более надежного человека для опасного похода, чем сам Толль.

Ранней весной, когда «Фрам» спокойно стоял в гавани, а его команде еще только мерещились льды, Толль уже боролся с ними. Возвращаясь с Новосибирских островов после устройства складов для Нансена, ученый и пять его спутников заблудились в туманах.

Измокшие, промерзшие до костей, в изодранной обуви, они едва добрели по льду к далекой суше.

Узнав об этой мучительной экспедиции, норвежские газеты писали, что жертвы, принесенные ради Нансена иностранцами, особенно ярко показывают, с каким участием следит Россия за отважным предприятием сынов Норвегии.

24 июня 1893 года. Серый, хмурый день. Как всегда, последние часы заняты множеством дел. Секретарь Нансена бегал за ним по «Годтхобу» с записной книжкой. Фритьоф был в отчаянии – ему многое хотелось сказать Еве, но их ни на минуту не оставляли с глазу на глаз.

Внизу, возле купален, нетерпеливо стучал мотор лодки, которая должна была отвезти его на «Фрам».

Нансен обнял жену. Принесли улыбающуюся дочурку Лив – ей недавно исполнилось полгода. Она радостно хлопала в ладоши. Нансен взял ее на руки:

– Да, да, ты смеешься, Лив, а я…

На глазах у него показались слезы. Он порывисто вышел из комнаты, побежал через сад.

Шлюпка помчалась к заливу, где уже дымил «Фрам». Нансен поднялся на палубу. Медленно, тихо «Фрам», сопровождаемый пароходами, лодками и яхтами, пошел в сторону моря.

Нансен в последний раз оглянулся назад. Его дом. Светлый дом среди темных сосен. Нансен схватил подзорную трубу: на мысу – белая фигура…

Откуда пошла Норвегия

«Фрам» сначала идет в Ларвик, на верфь, где его строили. Старый Колин Арчер поднимается на борт с детьми и внуками. Старик сам становится к штурвалу и делает круг по украшенной флагами гавани. Потом он выводит свое детище в море.

Волны лижут борта судна. Старый Арчер, брат, друзья, знакомые спускаются в шлюпку. Арчер слабым голосом кричит «ура» и машет рукой. Непрошеные слезы катятся по его щекам. Пушка «Фрама» прощально салютует в честь строителя корабля.

«Фрам» идет вдоль берегов, огибая юг Норвегии. Первый же крепкий ветер свирепо кладет его с борта на борт. Даже Нансен чувствует приступ морской болезни. Все, что плохо закреплено, ходуном ходит по палубе. Кочегары боятся, что их бросит головой в топку, – особенно лейтенант Иохансен, который еще не привык орудовать лопатой. А в это время другие, обыкновенные суда почти не испытывают качки.

«Фрам» приходит в Берген ночью. Едва отгрохотал якорь, как с почтового катера Нансену приносят письма и телеграммы. Ева пишет, что от Колина Арчера она теперь узнала всё. Зачем он скрыл, что у него в последнюю минуту не хватило 15 тысяч крон для расплаты за провиант? И разве это разумно – в каждом попутном городке читать лекции, чтобы заработать хоть немного? «Ты должен отдыхать, ты так устал, – писала Ева. – Ты оставил мне деньги, возьми их, умоляю тебя». Нет, он не возьмет… А с утра пожаловали кредиторы. Счета, счета, счета. И так весь день. Если явится еще один, придется объявить себя банкротом: ящик стола почти пуст, несколько кредиток и кучка монет – вот все, что осталось.

А в коридоре «Фрама» толпятся, нетерпеливо топая ногами, «путешествующие вопросительные знаки» – так Нансен прозвал туристов. Большая компания англичан осаждает дверь его каюты. Одна молодая мисс, встав на цыпочки, заглядывает в отверстие каютного вентилятора. Как раз в этот момент Нансен сбрасывает рабочую одежду, чтобы облачиться во фрак.

В каюту доносится галдеж – туристы вслух критикуют портреты родственников команды, развешанные на стенах. Нансен осторожно приоткрывает дверь.

– Скажите, что вы будете делать на полюсе? – пищит настойчивая мисс, хватая его за руку.

Нансен бежит к трапу. Толпа с криками: «Вот он! Вот он!» – устремляется за ним. Но недаром у Нансена длинные ноги и медали чемпиона в беге на коньках и лыжах…

На всем пути вдоль берегов Норвегии экспедицию бесконечно чествуют, хотя пока что ей еще нечем хвалиться. У Нансена такое чувство, точно он берет в долг больше, чем сможет отдать.

На берег выходят крестьяне, рыбаки. Нансен смотрит на бедные хижины, на мысы и острова, где люди всю жизнь то воюют, то дружат с камнем и морем. Эти люди посылают его, верят ему, надеются на него.

Какой-то старый рыбак, качаясь в лодке, сложил руки рупором:

– Откуда?

– Из Кристиании.

– Груз?

– Провиант и уголь.

– Курс?

– Ледовитый океан. Северный полюс.

Старик ошеломлен. Потом он вспоминает что-то, широко улыбается, машет руками.

Фрам направляется к Тромсе, небольшому портовому городку на севере страны.

Нансен был не в духе. Два человека колебались всю дорогу – идти или не идти с ним к полюсу? Это были Кристиансен Трана и штурман Гьёртсен. Они помогали вести корабль вдоль Норвегии. Теперь же, накануне прихода в Тромсе, команда узнала, что оба дальше не пойдут.

Смалодушествовали? Или им не понравилось на корабле? Поговаривали, что у Траны произошла размолвка с Нансеном. Гьёртсен же хотел играть на судне более видную роль, чем ему предлагали. Участвуя в постройке «Фрама», он, возможно, намеревался сам повести корабль и теперь был сильно обижен. А человека, затаившего обиду, нельзя было брать в экспедицию, где дружба и спайка решали всё.

Теперь, когда двое собирались уходить, по крайней мере один новый моряк не оказался бы лишним в команде. Случай с машинистом Амунсеном особенно убедил Нансена в этом. На Амунсена свалилась глыба угля, рассекла ему голову, а заменить машиниста было некем. Он отстоял свою вахту, бледный от потери крови, с забинтованной головой.

В Тромсе команда целый день и часть ночи грузила уголь. Черная одежда, лица негров – и белейший, чистейший снег вокруг: нежданной прилетела поздняя июльская метель. Только ранним утром следующего дня Свердруп ненадолго отпустил моряков в город. Их заинтересовала торчащая посреди площади массивная глыба. Надпись утверждала, что этот камень весом 371 килограмм принес сюда силач Хансен, живший в Тромсе с 1777 по 1870 год.

– Дело, ребята, было так…

Моряки оглянулись: к ним подошел плечистый детина в штурманской фуражке. Уж не родственник ли силача Хансена?

– Значит, вот тут стоял раньше кабак «Свидание друзей», – продолжал незнакомец. – А этот Хансен, скажу я вам, был не дурак выпить. Вот он раз приходит к кабатчику и просит вина в долг. Ну, вы знаете, что за народ кабатчики: деньги на бочку. «Ах ты, шкура! – рассердился Хансен. – Ну погоди у меня!» Взял на берегу этот вот камень, приволок сюда, да и привалил к двери кабачка. Кабатчик туда-сюда – не может открыть дверь. Позвал людей, а Хансен стоит рядом: кто, мол, тронет камень, тот будет иметь дело со мной. Так что вы думаете? Пришлось кабатчику прорубать другую дверь.

Незнакомец назвался Бернтом Бентсеном. Моряки пригласили его в гости на «Фрам». Нансену понравился этот сильный, веселый человек, и, по правде говоря, почти без надежды услышать «да», он спросил:

– Может, пойдете с нами к полюсу?

– К полюсу? Э-э, надо подумать. А до Югорского Шара хоть сейчас! Когда снимаетесь с якоря? В десять? Через полтора часа? Да уж ладно, как-нибудь успею, соберусь.

Около десяти его штурманский сундучок уже стоял в каюте.

К Нансену подошел машинист Амунсен: знает ли он, каким по счету будет на корабле этот новичок?.. Тринадцатым, вот каким! А уж от такого числа добра не жди!

– Тринадцатым? – пряча улыбку, пресерьезным тоном переспросил Нансен. – Подождите, с чего вы взяли? Нас четырнадцать. Конечно же! Четырнадцатый – «Фрам»!..

С Норвегией команда прощалась в городке Вардё. Молодцы изрядно перепились, и Нансен сам нес вахту. Все же он успел написать несколько писем: Еве, Марте, Бьёрнсону, старому Даниельсену, Учитель и ученик не успели наговориться во время стоянки «Фрама» в Бергене. Старик обещал непременно встретить Фритьофа при возвращении экспедиции с Северного полюса.

«Не стану говорить вам всего, что я хотел, а только еще раз поблагодарю вас за то, чем вы были для меня, дорогой друг, отец, – написал Нансен. – Вы всегда будете стоять передо мною живым, светлым примером».

Это письмо старый Даниельсен получил за несколько дней до смерти.

Давно ушла почтовая лодка. «Фрам» утюжил море, зарываясь в волны. Берег темнел безликой полоской. Нансен долго, не отрываясь, смотрел в его сторону. Прощай, Норвегия!

Он услышал голоса, доносившиеся из большой лодки, прикрытой оленьими шкурами. На «Фраме» ее, как и лучшую гостиницу Кристиании, величали «Гранд-Отелем». Сейчас в «Гранд-Отеле», должно быть, собрались свободные от вахты.

Нансен невольно прислушался: кажется, голос этого новичка, Бернта Бентсена.

– Ну, создал бог землю и сидит задумавшись. Только вдруг что-то тяжелое – бултых в океан! Это, понимаете, черт притащил откуда-то кусок скалы, чтобы позабавиться. Такой кусище, что чуть не переломил земную ось. Да, да, ребятки! А переломись она – нам незачем было бы тащиться теперь во льды: нет оси, нет и полюсов. Вот какое дело!

Ох, уж этот Бентсен! – засмеялся кто-то.

– Ладно, не перебивай! Ну бог, конечно, рассердился и прогнал черта. А скала осталась торчать – высокая такая, черная. Что делать? Бог принес плодородной землицы, побросал маленько на скалу. Да разве прикроешь такую глыбу? С севера она так и осталась голой. Посмотрел бог, да и думает: «Поселю-ка я тут таких людей, которым дороже этих скал ничего на свете не будет. А чтобы не умерли с голоду, пригоню в сердитое море рыб, а на холодную землю – северных оленей». Так и сделал. Поняли теперь, откуда пошла наша Норвегия и что в ней за народ?

НАВСТРЕЧУ НЕВЕДОМОМУ

У края Евразии

от когда «Фрам» впервые показал себя – при встрече со льдами. Послушный рулю, он легко вертелся в их гуще, по словам Бернта Бентсена, «как колобок на тарелке». Даже Свердруп похвалил:

– Экое славное судно!

Экспедиция продвигалась на восток вдоль полярных окраин России.

Без особых задержек и приключений «Фрам» прошел в пролив Югорский Шар, соединяющий Баренцево море с Карским. С берега, из поселка Хабарово, приплыл на лодке коренастый рыжебородый человек. Он назвался Александром Ивановичем, степенно поздравил Нансена и сказал, что отменные ездовые собаки, заказанные Толлем, хоть сейчас готовы к погрузке на «Фрам». Да, снова Толль, верный, надежный помощник.

Нансен и Свердруп сели в моторную лодку. Им хотелось хоть издали взглянуть на Карское море, куда «Фрам» должен был войти после короткой стоянки в Хабарове.

Они высадились на берег возле конца пролива и зашагали по тундре, расцвеченной бледно-желтыми маками, незабудками, пушицей. Полярные совы привидениями белели на камнях. Было сыро и тихо. С небольшого холма Нансен долго глядел на свинцовые карские воды. Так вот он каков – этот «ледяной погреб», ловушка для кораблей! Море как море, и льды нетяжелые, во всяком случае – возле пролива.

– Я бы пожил здесь, – мечтательно сказал Свердруп, когда они, выбрав место посуше, сварили кофе и блаженствовали возле костра. – А что? Тут добрая охота и плавника сколько угодно.

Этот человек, такой замкнутый на людях, оживал в пустынных местах.

Даже порча мотора на обратном пути, даже кровавые мозоли от весел, которыми пришлось изрядно поработать, не испортили настроения.

Нансен велел поднять лодку на корабль и, надев старую рабочую куртку, сам принялся за починку мотора. Но дело не клеилось. Когда он, потный, перепачканный маслом и копотью, сидел в раздумье над поршнем, черт принес из Хабарова русских купцов. Они, видите ли, явились «засвидетельствовать почтение»: напялили пыжиковые шапки, парадные суконные поддевки, выпустили по животу массивные золотые цепочки.

Увидев Нансена, купцы остолбенели. Как?! Этот перепачканный, чумазый машинист и есть главный начальник? Нет, тут какое-то надувательство! Потоптавшись немного на палубе, купцы отбыли восвояси.

А потом приплыл Александр Иванович и рассказал о переполохе в Хабарове: купцы и слышать не хотят, будто Нансен – важный барин; собираются «отписать по начальству», что норвежцы, наверное, не те, за кого себя выдают.

Отплытие из Хабарова было назначено в ночь на 5 августа 1893 года.

Нансен пытался уговорить Александра Ивановича пойти на «Фраме» матросом. Этот русский, такой расторопный и умелый, был бы славным пополнением команды. Но у него осталось много дел в Тобольске, ему нужно было рассчитаться за собак. Как же уехать на три года, не отдав долг?

К счастью, Бернту Бентсену, который нанимался только до Югорского Шара, пришлось на «Фраме» по душе. И, когда Нансен предложил ему остаться на хорошем жаловании, моряк протянул широкую лапищу:

– Ладно уж. Пусть мой сундучок еще постоит в каюте. Смерть не люблю таскаться с вещами на суше! К полюсу так к полюсу – моряку везде дорога.

Близится полночь. Пора поднимать якорь. Жалкое селение в тундре – последнее, что связывает. «Фрам» с остальным миром. Сейчас эта связь оборвется. Еще не изобретено радио, и корабль, уходящий в море, глух и нем. Три года, а может, и пять лет они не будут знать, что делается дома, и те же томительные годы их родные будут мучиться неизвестностью.

Последние письма Еве. Старой Марте Ларсен: «Не могу не написать тебе нескольких слов на прощание и не поблагодарить тебя за всю твою бесконечную доброту ко мне и Еве, за твою постоянную готовность приютить и приласкать».

Бьёрнстьерне Бьёрнсону: «Я хотел бы по возвращении найти нашу Норвегию свободной».

…Уходит, тает в тумане лодка, где прощально размахивает руками Александр Иванович. Только всхлипывания весел слышны еще некоторое время. «Фрам» медленно, ощупью идет к выходу из пролива.

Карское море припасло для «Фрама» и шторм, и туманы, и льды, но всего этого в меру. Плавание было скорее однообразно-спокойным, чем опасным. На четырнадцатый день карского похода Свердрупу, высматривавшему из бочки медведей и моржей, посчастливилось открыть небольшой плоский остров.

18 августа «Фрам» был против устья Енисея. Продолжая продвигаться на северо-восток, корабль постепенно приближался к мысу Челюскин. Временами мешали сильные встречные течения и противные ветры, но Нансен утешал себя мыслью, что именно терпение есть то, чем каждая полярная экспедиция должна запасаться в первую очередь. События конца августа лишний раз убедили его в этом. «Фрам», только что исправно давивший корпусом волны, вдруг почти остановился на месте, словно щупальца фантастического подводного исполина присосались к его днищу. Прибавили оборотов машине – не помогло. Подняли давление пара, рискуя взрывом котла, – «Фрам» пополз вперед, но так вяло, что в состязании с черепахой ему не было бы обеспечено безусловное первенство.

– Мертвая вода, – определил Свердруп.

Весь экипаж толпился на палубе, перебрасываясь замечаниями. Только двое или трое слышали о такой воде раньше.

– Ребята, похоже, что мы тащим море за собой! – удивился Бентсен. – С таким шлейфом далеко не уйдешь.

Нансен делал промеры, брал пробы. Зачерпнули сверху – вода совсем пресная. Бентсен даже выпил большую кружку и очень хвалил. А немного поглубже оказалась обычная морская вода.

Дело было в том, что какая-то река поблизости вливала в море много пресной воды. Она не сразу смешивалась с более тяжелой морской, а, скапливаясь, разливалась на поверхности. «Фрам» вошел в верхний, пресный слой, который заскользил по более тяжелому, плотному соленому слою. Энергия корабельного винта тратилась не столько на продвижение судна, сколько на образование внутренних волн у границы слоев.

Свердруп тщетно вертел «Фрам» туда и сюда, кружил на месте. Мертвая вода лишь бугрилась волнами, которые иногда забегали от кормы вперед до середины корабля.

Почти пять дней корабль полз в мертвой воде, которая, наконец, отпустила его только затем, чтобы вытолкнуть в сплоченные льды.

Сентябрь начался тихой снежной погодой. Плоские, стертые берега побелели. Где-то неподалеку бродила зима. Нансен с тревогой думал, что к началу сентября Норденшельду на «Веге» уже удалось в свое время обогнуть мыс Челюскин, а «Фрам» был еще довольно далеко от этого мыса, и льды не обещали легкого пути к нему.

Укрыв судно в бухте, Нансен погнал крепкую лодку в разведку. Он вернулся только под утро, когда разыгралась нешуточная пурга. Ему удалось найти проход, но кто мог сказать: не замкнут ли он льдами в нескольких милях восточнее?

Раздвигая льды, вслепую тычась во мраке по мелководью, не обозначенному на картах, которые вообще иной раз больше путали, чем помогали, «Фрам» к утру 9 сентября вошел в разреженный лед. Вскоре подул попутный шквалистый ветер. Нансен, совсем окоченевший в «вороньем гнезде», но довольный переменами, спустился к Свердрупу:

– Сознаюсь тебе – еще вчера я думал о зимовке по эту сторону Челюскина и, значит, о потере года. А сегодня… Ты видишь – лед отнесло к северу и у берега образовался канал?

Свердруп покачал головой:

– Как бы он не был ловушкой. Я бы остался на месте.

– Чтобы потом ругать себя за упущенный случай? Нет, давай рискнем!

Поставили паруса. Ветер дул ровно и сильно. «Фрам» пошел со скоростью 8 миль в час. Вскоре он выбрался в открытую воду, простирающуюся до самого горизонта.

Мысы уплывали назад один за другим, и Нансен различал уже в подзорную трубу смутные очертания заветной возвышенности впереди, у самой северной оконечности Старого Света.

Вечерело. Сверху, из бочки, земля казалась особенно плоской и пустынной. Солнце медленно опустилось в море. Зажглась первая звезда. Она стояла прямо над мысом Челюскин и одиноко мерцали в бледном небе.

Рассвет 10 сентября 1893 года Нансен встретил в «вороньем гнезде». Свердруп тоже не ложился в эту ночь. «Фрам» был у самого северного выступа Евразии.

На мачте взвились флаги. Три заряда громыхнули салютом над морем. Задымилась чаша с пуншем на столе кают-компании. Нансен поднял стакан:

– За ваше здоровье, ребята, поздравляю с Челюскиным!..

– А меня – с выигрышем! – закричал Бентсен.

Штурман Якобсен протянул ему две пачки табаку: оказывается, штурман держал пари, что «Фраму» не удастся в этом году обогнуть Челюскин.

Пока довольный Бентсен засовывал табак в карман, удивляясь, почему штурман нимало не огорчен проигрышем, к Якобсену подошел Нурдал и протянул три табачные пачки. Якобсен, этот отчаянный игрок, поспорил и с Нурдалом, утверждая на сей раз, что «Фрам»… непременно обогнет злосчастный мыс в этом году!

…Итак, сгинул колдун Челюскин, угрожавший зимовкой. Перед «Фрамом» – прямой путь к дели, во льды, дрейфующие севернее Новосибирских островов. Корабль спешит туда – и снова, против ожидания, все идет гладко, разреженные льды сменяются чистой водой, темное небо на горизонте обещает беспрепятственный путь.

18 сентября – исторический день для команды. В 12 часов 15 минут «Фрам» меняет курс.

Нос корабля смотрит на северо-восток. Экспедиция находится под 75°30′ северной широты. Вперед, на встречу с течением, которое понесет и льды и корабль к полюсу!

За кормой «Фрама» пенится бурун. Далеко на востоке маячит светлое пятно – отблеск покрытого снегом острова Котельного. Подойти к нему, к складам продовольствия, устроенным Толлем? Нет, на это уйдет слишком много времени. Вперед, под всеми парусами вперед! «Это самое прекрасное из плаваний, какие я когда-либо переживал», – записывает Нансен.

За борт летят засмоленные бутылки – почтовые голуби моряков. В них короткие записки на норвежском и английском языках: «Все благополучно, широта 76°», «Все отлично, широта 77°, идем на север».

На корабле не смолкают смех и шутки. «Фрам» несется все дальше и дальше, а из бочки дозорный неизменно кричит:

– Чистая вода! Чистая вода!

Нансен едва сдерживает торжество. Как хочется ему сообщить друзьям в далекую Норвегию, что Челюскин взят и путь вперед открыт. Чем севернее им удастся вмерзнуть во льды, тем вероятнее, что корабль продрейфует возле полюса.

Даже рассудительный, не торопящийся со своими суждениями Свердруп поддается общему настроению:

– Мы, пожалуй, дойдем до восьмидесятого градуса. Или дальше? До восемьдесят пятого? И по чистому морю!

Но «Фрам» не дошел ни до 85-й параллели, ни даже до 80-й. 20 сентября судно уперлось в кромку льдов.

Прохода не было.

Следующие два дня не принесли ни перемен, ни новостей. Было похоже, что «Фрам» достиг северной границы открытого моря. Солнце, пробившее тучи, позволило определиться: 77°44′ северной широты. Пожалуй, придется здесь вмерзнуть во льды.

«Фрам» причалил к большой льдине. Команда затеяла генеральную чистку и стирку. На корабле развелось немало «безбилетных пассажиров». Усилия одиночек помогали плохо, и расторопный Бентсен взялся истребить зловредных насекомых с помощью новейшей техники. Собрав белье команды в большую бочку, он по шлангу пустил туда пар из котла:

– Сейчас они запоют у меня лебединую песнь!

С этими словами Бентсен прибавил пару. Вдруг – трах! Бочка не выдержала давления, белье разлетелось по палубе, насекомые – тоже.

– Каждый собирай своих! – заорал Бентсен.

В конце сентября похолодало. Рассеялся туман, висевший над морем. Команда увидела, что «Фрам» уже окружен быстро смерзающимися льдинами.

С тех пор как человек впервые проник в полярные моря, захват судна в ледовый плен всегда заставлял тревожно биться сердца мореплавателей. Люди «Фрама» были, наверное, первыми в мире моряками, созерцавшими его совершенно спокойно. Нансен записал в этот день: «Да, мы здесь, видимо, застряли. Ну что же, пусть так. В таком случае: добро пожаловать, льды!»

Первая часть его плана была выполнена, в общем, удачно. Отсюда попутное течение должно понести «Фрам» в сторону полюса.