Текст книги "Иней на пальмах (журн. вариант)"

Автор книги: Георгий Гуревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Глава 9

Море бушевало всю ночь. Медлительные валы один за другим выплывали из темноты. Они вставали перед нами крутой стеной, и нависшие гребни заглядывали в шлюпку, как будто хотели пересчитать нас – свою будущую добычу.

Нас было шестеро – кочегар Вилкинс, Джо, швед, итальянец, негр и я. Матросы гребли, чередуясь а я сидел на корме и, качаясь, как маятник, черпал воду и выливал за борт, черпал и выливал.

Моя рана болела все сильнее, может быть, потому, что ее разъедала соленая вода. Я промок насквозь. Мой костюм превратился в холодный компресс, я дрожал мелкий дрожью и громко стучал зубами. А в голове у меня. не переставая, копошилась одна и та же мысль: «Что же делать дальше?»

Утром мы высадились на низменный коралловый остров Небольшой тропический островок выглядел сегодня очень странно. Он весь утопал в сугробах. В свинцовых валах океана кувыркались льдины, и прибой, с размаха бросая их на коралловые рифы, ломал, дробил, крошил, превращал в ледяное месиво. В воздух взлетали фонтаны соленых брызг. Падая на пушистый снег, они покрывали сугрооы темными оспинками.

Гибкие стволы пальм обледенели. Иней сверкал на гигантских перистых листьях, и белые кроны четко выделялись на темноголубом неба. Почти вся лагуна превратилась в каток. В прозрачный зеленоватый лед вмерзли живые кораллы и ярко раскрашенные рыбы-попугаи с твердыми челюстями. Повсюду валялись замерзшие ласточки, и клешни кокосовых крабов торчали в снегу.

Очевидно, некоторые аппараты «электромороз» были выброшены на берег и здесь взорвались. Когда мы прибыли, температура была около 10 градусов мороза.

Матросы разложили костер, а я сидел около него и мучительно думал, что же делать дальше? Что может делать человек, который окончательно убедился, что путь его жизни, как будто бы правильный и полезный, оказался ошибочным, и, питая лучшие намерения, он всю жизнь работал на преступников?

И это кочегар Вилкинс первый сказал мне, что я обязан описать всю свою историю. Люди должны знать правду!

И я написал эту книгу, чтобы люди знали правду о Чилле и ему подобных, чтобы люди знали правду и сделали выводы.

* * *

Такими словами заканчивается рукопись Аллэна Джонсона.

Глава 10

Администрация заводов Чилла категорически запретила устраивать собрание прогрессивной организации на территории завода. Лучший зал города Спорт-Палас оказался занят именно в это воскресенье. Заняты были и все другие помещения. Рабочие обратились к владельцу прогорающего и пустующею театра. Неудачливый делец на радостях запросил тройную цену, но поздно ночью, накануне митинга, он позвонил по телефону и сообщил, что помещение занято. Дело в том, что у себя на столе он нашел анонимное письмо, в котором ему грозили сжечь театр, если там состоится митинг.

Решено было устроить митинг под открытым небом в загородном парке. «Демократически» настроенные власти города не препятствовали прогрессивной организации. Только неожиданно в ночь под воскресенье была закрыта на ремонт трамвайная линия, ведущая к парку, да заперты были ворота и на них повешен неизвестно где отпечатанный плакат, извещавший об отмене митинга.

Вторые ворота – боковые – охранялись усиленным нарядом полиции «во избежание беспорядка». Кроме того, здесь дежурили штатские молодцы с фотоаппаратами. Они снимали каждого, кто хотел проникнуть в парк.

Все это напугало десяток-другой неустойчивых. Когда на дороге из города показались колонны рабочих, где шли не десятки, а тысячи, полисмены молча отошли от ворот, а сыщики благоразумно спрягали фотоаппараты в карман, и один из них сказал другому:

– Пойдем-ка отсюда. Пожалуй, разумнее фотографировать оставшихся дома. Этак мы быстрее управимся.

Погода выпала неудачная. С утра моросил дождь, пропитывая водой опавшую листву, и мокрые деревья понуро горбились под серо-коричневым небом. Ветер кружил золотые и багровые листья. Падая, они прилипали к зонтикам и плащам. В парке было сыро и холодно, но толпы народа терпеливо стояли на мокром лугу, ожидая, когда начнется митинг.

Наконец, на крышу автомобиля, заменявшего трибуну, взобрался высокий плечистый человек с непокрытой головой. Это и был Аллэн Джонсон.

Едва только он появился, со всех сторон раздались крики:

– Долой Джонсона!

– Заткните ему рот. Он продался красным!

– У нас на юге таких линчуют!

– Вымазать дегтем и вывалять в перьях! Кто их знает – откуда они взялись, эти молодцы в рабочих комбинезонах и с холеными руками карточных игроков. Во всех концах луга они вертели трещотки, кричали, свистели, мяукали…

Неподалеку от автомобиля двое дюжих парней посадили третьего к себе на плечи. Очутившись наверху, он выхватил рупор.

– Слушайте все! Меня зовут Гарри Джонсон. К стыду своему, я должен признаться, что этот Джонсон на трибуне – мой двоюродный брат. Я должен предупредить вас – не верьте ему. Он никогда не работал у Чилла и вообще, он не инженер. Его выгнали из колледжа за кражу пальто. А потом он удрал в Россию и прожил там десять лет. Посмей сказать, что я лгу, Аллэн! Посмей сказать, что ты не знаешь меня.

Наступила тишина, и тогда человек на трибуне негромко сказал:

– Отчего же, я узнал тебя, Гарри. Я вижу, ты все еще работаешь у О'Хара. Имя О'Хара было слишком хорошо известно рабочим Чилла.

– Ах, вот как, – заговорили в толпе, – это молодцы О'Хара Это те, что стреляли в нас во время забастовки. Гоните их в шею. Пусть бегут опрометью!

– Полицию! – писккул Гарри, проваливаясь в толпу. Во всех концах луга вспыхнули короткие схватки. Помятые хулиганы бежали под защиту полисменов.

И тогда Аллэн начал свою речь. Точнее, это была не речь, а просто рассказ много думавшего человека, накопившего немало горечи и ненависти и нерастраченной любви к брошенному делу. Он рассказывал обо всем, что было написано в его книге, вплоть до событий на «Уиллеле» и о том, как, покинув пароход на шлюпке, матросы гребли всю ночь, у том, как они высалились на замороженный коралловый остров. Джонсон рассказывал также, с каким трудом он вернулся в Штаты, как он сумел найти людей, указавших ему путь борьбы, как начал бороться за то, чтобы морозные бомбы никогда не взорвались в населенных городах.

– Я описывал свою жизнь. – говорил Аллэн, – и снова продумывал всю ее от начала до конца Но мне бы хотелось, чтобы со мной подумали все джонсоны и смиты, все простые люди. Почему способный студент, который учился строить удобные и уютные жилища, прямо со студенческой скамьи отправился разрушать чужие дома? Вы скажете – Джонсон пошел воевать с фашистами. Это верно. Нужно было уничтожить этих преступников, душителей свободы, проповедников звериного расизма, затеявших кровавую бойню для завоевания мирового господства. Но почему, вернувшись в Америку после победы, Джонсон встретил у себя дома проповедников расизма и душителей свободы? Почему Джонсон опять слышит призывы к новой кровавой войне и разговоры о завоевании мирового господства? Почему фашисты оказались в Америке? – вот что я хочу спросить.

Меня интересует также: почему, когда Джонсон кончил убивать, оказалось, что ему нечего делать? И Джонсон никому не был нужен, пока Чилл не начал разыскивать людей. Для чего? Только для того, чтобы придумывать новые способы убийства. Значит, Джонсону можно жить только, если он убивает. Значит, Джонсон растит своего сына для того, чтобы на голову мальчика сыпались бомбы, придуманные его отцом А когда Джонсон кричит: «Не хочу убивать!», подосланные молодцы требуют линчевать Джонсона! Дело ваше, но, я думаю, не все в порядке в нашей хваленой стране.

– Я не оратор, – продолжал Аллэн, – и не писатель, я инженер Мое оружие не перо, а жесткий чертежный карандаш. Но я взялся за перо, чтобы разоблачитЬ замыслы Чилла и ему подобных Мы на «Уиллеле» выбросили за борт первую партию морозных бомб. Но у Чилла остались заводы и на этих заводах он может изготовить новые партии. Мы убедились, что первые бомбы не оправдали себя как оружие. Они вызывают снегопад, замораживают воду, губят тропические растения, но для людей совершенно безопасны. Легкий мороз может испугать еще жителей юга, но не закаленных северян. Я очень доволен, потому что я изобретал не бомбу, а строительною машину. И я не стану ее переделывать. Но у Чилла остались еще доллары, он может купить других изобретателей, других инженеров, других матросов, другой корабль. Нужно, чтобы все вы – рабочие Чилла, все инженеры, все матросы, все грузчики – твердо сказали «Нет!» Мы не позволим вам бросать бомбы, мы не позволим вам втягивать нас в войну, мы за мир!

«Я инженер Мое дело строить, снабжать людей жильем, теплом и светом, хорошими школами, удобными дорогами. Но как инженер я знаю: прежде чем начинать работу, надо навести порядок на чертежном столе. Серьезная работа требует покоя. Нельзя заниматься расчетами, когда вокруг тебя бегают бандиты с горящими факелами войны. Прежде всего нужно устроить порядок, прежде всего нужно связать руки разным чиллам.

«Придет время, все мы сядем за стол, чтобы осуществить полезные идеи Я знаю, такое время придет, потому что нас – любящих мирный труд больше, чем наемных убийц и их нанимателей. Я знаю это потому, что со всех концов страны ко мне приходят письма, и писем дружеских больше чем враждебных. Я знаю, что грузчики в портах уже пикетируют пароходы Чилла что во всех городах на стенах вы можете прочесть «Не хотим морозных бомб!», я знаю, что в 12 штатах идет сбор подписей за запрещение бомбы Чилла, я вижу, что вы – рабочие Чилла – пришли сегодня послушать меня противника вашего хозяина и сумели утихомирить наемных крикунов, заткнули их купленные глотки.

«Может быть, Чилл уже изготовил вторую партию морозных бомб – вы знаете это лучше, чем я. Но так или иначе, Чилл не решается сбрасывать эти бомбы. Я даже прочел вчера, что один сенатор в конгрессе запрашивал, почему президент разрешил применять морозную бомбу, не советуясь с конгрессом. Все мы знаем этого сенатора – он хитрец и демагог. Но если демагоги выступают против бомбы Чилла, это значит, что избиратели заставили их выступать так, это значит, что избиратели потребовали так громко, что их голос услышали даже в сенате. Так нельзя же молчать, дорогие друзья, – нужно требовать, нужно настаивать, нужно заставлять. Мир не приходит сам собой. Так же, как счастье, любовь и славу, мир нужно добывать, завоевывать и отстаивать.

«Я твердо знаю наступит такой день, когда мы скажем: мир победил окончательно. От вас зависит, чтобы этот день наступил скорее. И тогда я снова вернусь к своей книге, чтобы написать продолжение. Я напишу его не чернилами, а чертежным карандашом на твердой ватманской бумаге в трех проекциях с указанием размеров Я приложу вместо иллюстраций формулы и расчеты, подробные, продуманные сметы. А если вы захотите ознакомиться с моим замыслом, с моей ледяной плотиной, вам придется идти не в библиотеку, а на просторный берег могучей реки "

Аллэн замолк и задумчиво поглядел поверх деревьев, как будто там, в мутном небе, уже нарисованы были контуры ледяных сооружений Рабочие молча ожидали и многие из них, вероятно, думали о своих собственных неосуществленных замыслах Но уже через минуту в центре поля возникла песня Рабочие подхватили знакомый мотив, многие подняли кулаки над головой. Постепенно песня разлилась по толпе, проникла в самые отдаленные уголки и над старым парком загремели слова, полные решимости и твердой уверенности в конечной победе.

Мир победит войну!

Глава 11

Говоря о будущем продолжении своей книги, Джонсон не знал, что оно написано еще весной, за несколько месяцев до митинга в загородном парке. Написано, конечно, не товарищами Джонсона, не его бывшими сотрудниками, даже не его врагами. Продолжение повести о ледяном строительстве было написано на другом языке, в другой стране и даже в другом полушарии тем же самым журналистом Гориным, чей очерк в научно-популярном журнале сыграл такую роль в жизни Аллэна Джонсона.

ЧЕЛОВЕК ПОБЕЖДАЕТ

Очерк Г Горина

1.

Весна наступала. Разбитая солнцем, зима отходила на север в Арктику «на заранее приготовленные позиции». Земля, освобожденная от снега, жадно вдыхала парной воздух.

Ледоход был похож на отступление. Разбитые, грязные дьдины, толкаясь, торопливо бежали по фарватеру. Некоторые шли строем, словно пытались сохранить какое то подобие дисциплины. Но там, где русло становилось уже, организованное отступление превращалось в паническое бегство. Стремясь протиснуться вперед, льдины лезли друг на друга, ломались, кружились в водовороте. Большое поле, уносившее на своей спине остатки разрушенного сарая, попало в самую толчею и под тяжестью напирающих сзади льдин раскололось надвое. Свинцовая вода плеснула на берег, где стояли люди, и какая то льдина, подхваченная волной, с разбега вылезла на откос – будто бы неведомый речной зверь высунул из воды грязную замусоленную морду, чтобы посмотреть на людей.

Почти весь рабочий поселок собрался на берегу: бетонщики, монтажники, машинисты экскаваторов, плотники, арматурщики, каменщики, чертежники из конторы, инженеры и даже сам начальник строительства. Но в центре внимания был не ледоход. Строители пришли посмотреть на работу своих товарищей – восьми человек, вооруженных новыми, не привычными еще инструментами.

Профессор Чернов, изобретатель этих инструментов (их называют морозометами), волнуясь, пожал руку каждому из восьми.

– Не забудьте, товарищи, – сказал он, – от вашего имени я обещал закончить плотину в срок. Вы должны показать, что лед – наш материал прочнее и практичнее песка и глины. Смотрите, не подведите.

Инженер, стоящий справа, кивнул головой и, закусив губу, молча провел рукой по кнопкам управления «Приготовиться!», – сказал он негромко, и все восемь повернулись лицом к реке. Восемь человек против обширного пространства – целого моря мутной коричневой воды!

Инженер осторожно поставил сапог на мокрую глину у самого обреза воды, так что струйки потекли под подошву и, с усилием повернув тяжелый морозомет, ударил насадкой по воде. И сразу стал виден белый след, словно шрам на загорелой коже, – слипшиеся кристаллики искусственного льда.

Семеро морозометчиков один за другим нацелились на воду. За насадками потянулись белые следы. С берега казалось, что коричневую гладь реки закрашивают мелом. Хрустящий свежий ледок прихватил прибрежные камешки.

Всего одна минута понадобилась морозометчшкам, чтобы заморозить перед собой площадку шириной около двух метров. Затем инженер поднял руку (это означало -выключай) и первый шагнул вперед на яркобелый ноздреватый лед.

2.

Гидростанция на Большой реке была одной из великих строек, предназначенных для переделки всей природы советской страны. Вместе с гигантскими станциями на Волге, Днепре и Аму-Дарье, эта станция должна была дать воду полям и ток машинам. В самых отдаленных областях люди ждали воды и энергии.

В сухих и бесплодных степях трудились землемеры, отмеряя землю для будущих колхозов. Тяжелые грузовики подвозили сборные дома. Переселенцы уже собирали свои вещи. Им предстоял далекий путь на новые земли земли, которые должна была оживить вода из Большой реки.

По песчаным буграм за сотни километров тянулись вспаханные борозды. В лесных питомниках сколачивались ящики для отправки черенков. Эти черенки должны превратиться в тенистые рощи, когда на песчаные бугры придет вода из Большой реки.

«Скоро ли Большая река даст воду?», – спрашивали лесомелиораторы, готовясь к наступлению на сыпучие пески «Скоро ли Большая река даст ток?», – спрашивали рабочие – строители нового электроцинкового завода И даже домохозяйки, в чьих квартирах монтировались электрические кухни, сверкающие чистотой, спрашивали с нетерпением: «Скоро ли Большая река даст ток?»

Вся страна следила за стройкой на Большой реке и вся страна принимала в ней участие. Со всех концов шли в адрес стройки эшелоны со срочными грузами. Заказы стройки выполнялись вне очереди, сверх плана. Студенты-отличники в техникумах и институтах соревновались за право поехать на Большую реку. Проблемы Большой реки обсуждали ученые всех специальностей.

Профессор Чернов был только одним из сотен и тысяч, которые внесли свои предложения в комитет помощи стройке.

Профессор предложил заменить земляную плотину ледяной. Он считал, что это ускорит строительство на полтора года.

– Мы возведем основание плотины зимой, – сказал он, – за счет естественных морозов, а верхнюю часть при помощи искусственного холода во время половодья. Река сама доставит нам строительный материал, то есть воду, и сама подымет его на рабочие места Запертая плотиной вода будет подыматься, а по мере подъема воды мы будем наращивать плотину. Мы сэкономим миллионы рабочих часов и рублей, отказавшись от добычи и перевозки миллионов тонн камня, глины и песка.

– Но поймите, – сказали ему, – нас интересует не только экономия. Мы строим на века и прочность для нас важнее дешевизны.

Однако профессор предусмотрел возражения. Он представил расчеты, проекты, протоколы опытов, образцы…

И вот дни сомнений, споров, поисков и проверок остались позади. На просторных берегах Большой реки возникла копия чертежа. На левом берегу уже высилось здание гидростанции, башенный кран установил на место гигантские турбины, бетонщики укладывали последние кубометры водослива – 30-метровой бетонной стены, предназначенной для спуска лишней воды. Осталось немногое – закрыть реку между водосливом и правым берегом, чтобы вода от верховьев к морю могла проходить только через турбины.

Эту работу и выполняли сейчас морозометчики.

3.

С берега это выглядело очень красиво. Восемь человек шли поперек реки, сами себе прокладывая дорогу. Они двигались ровной шеренгой чуть наискось, углом вперед. Впереди был инженер. Ему приходилось прокладывать первый бортик, задерживающий воду. Он начинал замораживание со дна, вел насадку снизу вверх Уже через несколько секунд на поверхности появлялась узенькая кромка льда. С берега казалось, что инженер мелком намечает контуры плотины на коричневой глади реки. Остальные расширяли плотину Они мерно двигали насадками справа налево, как будто косили воду, и так же, как косцы, одновременно переступали с ноги на ногу, продвигаясь на шаг вперед.

Так это выглядело с берега. Но инженер и все морозометчики совсем не думали о красоте. Их работа требовала напряженного внимания и большого навыка. Они должны были действовать слаженно, как единый механизм, но все время менять ритм, приспособляясь к рельефу дна и течению.

Нужно было не опоздать с первым движением. Точным взмахом второй номер приклеивал к телу плотины узкий бортик, намеченный инженером. Секунда промедления – и напор воды отламывал тонкую ледяную стенку. Затем надо было нащупать дно. Ошибешься, начнешь выше-и под плотиной окажется незамороженный тоннель, где вода будет течь, как в трубе. Придется просить водолазов, специально спускаться под воду. чтобы разыскать течь. Еще хуже – начать слишком низко. Неопытный моровометчик может приморозить свой прибор ко дну или к телу плотины. Тогда придется остановить работу, отсасывать холодильный состав, обогревать металлические части током, чтобы выдернуть их из ледяного массива. И, наконец, последнее – вынимая насадку из воды, нужно своевременно выключить морозомет. Попавши в воздух, холодильный состав затянет все вокруг туманом. В лучшем случае придется ждать, когда туман рассеется, в худшем – бежать в амбулаторию с обмороженными щеками.

Обо всем этом нужно было думать, управляя морозометом.

И рабочих не очень интересовало, как они выглядят со стороны.

4.

Первая смена продвинула плотину на 110 метров, вторая – на 90, третья только на 55. Чем дальше от берега, тем труднее было удлинить плотину. Русло становилось все глубже Все больше воды нужно было заморозить, чтобы .продвинуться на метр. Река, стиснутая между бетонным массивом и ледяной плотиной, бурлила в узком проходе С каждым часом течение становилось все быстрее. Все труднее было прикреплять узкие ледяные стенки – напор воды вьпамывал их. Отдельные льдины с разгону налетали на плотину – на левом краю опасно было работать. И поднимавшаяся вода все время прорывалась у берега, грозя отрезать морозометчиков. Вторая и третья бригады не на минуту не прекращали работы, наращивая плотяну по мере того, как вода подымалась.

Но самый трудный участок достался бригаде Толи Зайцева Если вы читали очерк о ледяном доме на острове Вулканический, вы помните Толю Зайцева Этого юношу профессор Чернов называл первым токарем по льду. За эти годы он стал опытным морозометчиком, бригадиром и инструктором. Обученная им бригада работала возле бетонного массива. Она должна была двигаться с левого берега навстречу первой бригаде, но за все время ей удалось отвоевать у реки едва ли три десятка метров.

Огибая бетонную стену, река с ревом устремлялась на хрупкое толино сооружение Выше плотины уровень поднялся, и в фарватере образовалось что-то вроде порога. Огромные льдины кувыркались в пенистых струях со звоном и скрежетом. Под их страшными ударами гудело и содрогалось неширокое поле плотины, на котором работала толина бригада.

Толя был первым токарем по льду и одним из первых морозометчиков Ему нравился острый запах озона в охлажденном воздухе, свежий хруст только что родившегося льда, нравилось необычное и трудное дело создания полезных сооружений из бесформенной, неуловимой, текучей воды. Толя работал с упоением и яростью. На бурные струи он смотрел, как на личного врага. Их надо было скрутить, связать, поймать, заставить работать, отрезать от соленого моря. И, ловко приклеив к плотине убегающую льдину, Толя вслух кричал ей: «Ага! Не уйдешь!»

На своем участке Толя поставил плакат с надписью: «Не упускайте вешнюю воду! Каждый кубометр воды может дать два килограмма зерна». Алые буквы ярко выделялись на белом льду. Толин расчет понравился. Встречая набегающую воду, девушки-морозометчицы весело кричали: «Собирайте зерно» А вскоре на противоположном берегу в первой бригаде появилась целая таблица, пересчитывающая воду на сахарную свеклу, хлопок, виноград и электрические лампочки.

И все-таки драгоценная вода продолжала уходить. Между бригадами, идущими навстречу, оставалось каких-нибудь полтораста метров, но, несмотря на все усилия, морозометчики не могли сомкнуть плотину.

На четвертые сутки в толину бригаду приехал профессор Чернов. Он долго стоял у самой кромки льда, с удовлетворением прислушиваясь к реву разъяренной реки, и сырой ветер трепал его бороду.

– Приятно посмотреть, – сказал он Толе – Вот она – живая плотина легла на реку дугой, как будто два берега взялись за руки Давно ли все это было в замыслах, чертежах и расчетах, и вот – пожалуйста… приходите смотреть, неверующие Кто говорил, что нельзя строить ледяные плотины?

– В американской печати, – добавил он немного погодя, – в последнее время писали про некоего инженера Джонсона. Представь себе, этот Джонсон прочел про наши старые работы и тоже задумал строить ледяную плотину. Но только из этого ничего не вышло. В Америке не спешат… с мирным строительством. Проект Джонсона так и остался проектом. А наша плотина почти готова. Мы уже держим реку за горло. Завтра мы закроем проран.

Морозометчики с некоторым беспокойством измерили взглядом пенистый пролив, и одна девушка сказала со вздохом:

– Трудно приходится, Андриан Михайлович.

– Нужно налечь, товарищи, – ответил профессор убежденно, – еще чуть-чуть. Отберите у реки хотя бы 20 метров. На гидростанции уже открыты донные отверстия, вода пошла низом, сейчас вам будет легче. Продержитесь еще одну смену, завтра я сам выйду к вам навстречу. Толя Зайцев расскажет вам, как мы, спасая иностранный пароход, заткнули в нем течь стаканчиками. На завтра я тоже приготовил «стаканчики» своего рода. Думаю, что мы заткнем течь. Но нужно сойтись ближе. Еще одну смену, ребятки! Не подкачаете?

Толя пытливо оглядел румяные лица своих учеников и соратников и уверенно ответил за всех:

– Бригада берет обязательство нарастить за смену не меньше 25 метров.

5.

Наступила ночь («еще одна смена»). Тьма окутала неугомонную реку, но бой продолжался. На самых торцах ледяной плотины зажглись прожектора. Два островка света упорно двигались навстречу поперек реки.

Толина бригада приступила к работе в 10 часов вечера. К полуночи ценой величайших усилий морозометчики отвоевали у реки 7 метров. В 0 часов 15 минут сверху приплыло обширное ледяное поле. Толя прикрепил его к телу плотины радуясь, что плотина сразу заметно удлинилась. Трое морозометчиков перешли на поле. Но здесь набежали волны, льдина треснула и поплыла вниз по течению. Морозометчикам пришлось прыгнуть в ледяную воду. К счастью, они были привязаны канатами, их удалось вытащить без труда. Толя отправил в общежитие невольных купальщиков, велел прислать кого-нибудь из дневной смены. Но все трое вернулись через 20 минут. Впрочем, сменщики тоже пришли на помощь.

В 1 час 10 минут позвонили с водомерного поста: «Уровень воды быстро подымается». Толя и сам заметил это– вода набегала на плотину, грозила прорваться в тылу у самого водослива. Морочометы все были заняты Толя приказал добровольцам-помощникам сыпать холодильный состав прямо из баллонов в воду. Должно быть, помощники перестарались – к 2 часам они опустошили почти все баллоны. Толя, волнуясь, позвонил на центральный склад, дежурный обещал наладить доставку. Транспорт с баллонами прибыл в 2.35 В 2 45 возникла новая опасность. Река начала размывать дно прорана, морозометы не доставали до дна, оставляли снизу тоннель Толя вынужден был остановить работу, чтобы поставить удлиненные насадки. Потом понадобилось пернести прожекторы Один из них примерз ко льду, пришлось обогревать штангу.

Наконец, серая рассветная мгла сменила ночную тьму. И тогда Толя увидел, что первая бригада ушла. Морозометчиков не было, вместо них у кромки льда возились какие-то другие люди устанавливая на салазках громоздкий черный цилиндр.

Один из людей взял рупор, и, перекрикивая грохот воды, над рекой раскатился знакомый бас профессора Чернова:

– Внимание! Бригадир Зайцев, отведите свою бригаду на водослив в укрытие. Когда отойдете на триста метров, махните флагом. Проверьте своих людей, вы отвечаете за каждого.

Уже догадываясь, в чем дело, Толя поспешно собрал свою бригаду. Он спрятал людей в бетонном колодце, где обычно хранились баллоны с холодильным составом, а сам с флагом выбрался на самый верх, чтобы дать сигнал профессору Чернову.

Отсюда Толя видел, как, закончив работу, профессор и его помощники поспешно побежали к берегу. Один из помощников поскользнулся, упал, оглянулся с беспокойством, вскочил и бросился догонять профессора…

И здесь, заглушая грохот реки, раздался взрыв. Шарообразное облако возникло над плотиной. Ледяная волна ударила Толе в лицо, обожгла кожу. В воздухе закрутились искристые блестки, как на елочных украшениях. Вокруг солнца вспыхнули радужные круги. Затем все потонуло в тумане.

И сразу непривычная тишина поразила Толю. Он подумал, что взрыв оглушил его. Что произошло, – преднамеренный взрыв или катастрофа, – Толя не знал. Обламывая сосульки, налипшие на бровях, он с напряжением вглядывался в туман. А когда туман рассеялся, Толя понял, почему стало тихо. Замолкла река. Бурлящего пролива не было. Вместо него возвышалась покатая гора волнистого льда. Грохочущий поток затвердел. В толще его, прозрачной, как стекло, можно было видеть мутные очертания льдин, остановленных в стремительном движении, параллельные полосы струй и даже кружево замороженной пены. Новый мощный замораживающий аппарат профессора Чернова слил в единое целое обе части ледяной плотины.

С горделивым чувством хозяина Толя смотрел на взнузданную реку. Новые льдины, приплывшие с верховьев, покачивались у кромки плотины, волны набегали на низкие берега. Но Толя понимал, что это не льдины и не волны. В обширном водохранилище плескались кипы белоснежного хлопка, гектары золотистых колосьев, пышные гроздья винограда, ящики с ароматными абрикосами, смолистые стволы стройных сосен. В плеске волн Толя слышал неумолчный рокот моторов, пение ткацких станков, потрескивание электродов, шум электрических тракторов, шелкание штепселей в новых колхозных домах.

И Толя хозяйским взором оглядывал свое бесконечное богатство. Он был очень горд своей специальностью, своим нужным делом, своей великой Родиной, отечеством мирного творческого труда.