Текст книги "Свидетельства о умерших, о бессмертии души и о загробной жизни"

Автор книги: Георгий Знаменский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Ожившие покойницы

Иногда как бы для опытного удостоверения грешника в том, что ожидает его по смерти, Господь Бог переносит на время душу его в другой мир посредством обмороков и, поднимая завесу, скрывающую от нас состояние душ умерших братии наших, показывает грешнику, какие страшные истязания и муки ожидают его за гробом.

Исихий Хоревит («Пролог», 3 октября), живя среди пустынников, долго и упорно скрывал под одеждою иноческою сластолюбивое сердце. Ни увещания братии, ни пример их строгой жизни не действовали на лицемера: от первых он ограждался личиною добродетели, тщательно утаивая свои слабости; к последнему одебелевшее сердце было совершенно равнодушно. Благодать Божия проникла однако же и сквозь эту кору лицемерия: после часового обморока во время болезни Исихий провел двенадцать лет в затворе в самых строгих подвигах покаяния («Уроки и примеры христианской веры», свящ. Григорий Дьяченко).

Подобных примеров много рассказывается в нашем народе. Вот два таких примера, заимствованных нами из рукописей, сохраняющихся в русском Пантелеимоновом монастыре на Афоне.

I

В городе Рославле Смоленской губернии жила бедная дворянка Окнова, которая имела тут собственный дом. После долгой болезни она умерла; ее, по обыкновению, обмыли и положили в гроб, а на третий день собравшиеся священники готовились уже выносить тело ее из дома в церковь, как, к общему изумлению, она поднялась из гроба и села: все пришли в ужас, и когда удостоверились, что она жива, извлекли ее из гроба и положили опять в постель. Болезнь ее после оживления не прошла. Ожившая жила еще несколько лет.

Я, будучи в Рославле в 1836 году, слышал от всех об этом необыкновенном событии, ходил к ней в дом и нашел ее при первом знакомстве уже разбитую параличом; она рассказывала мне следующее:

«Когда я умирала, то видела себя вознесенною вверх по воздуху и была представлена на какое-то страшное судилище, должно полагать, мытарство, где стояла пред какими-то мужами весьма грозного вида, пред которыми была развернута большая книга; судили они меня очень долго: в это время находилась я в несказанном ужасе, так что, когда теперь я об этом вспоминаю, прихожу в трепет; тут представляли многие дела мои, от юности сделанные, даже те, о которых я совершенно забыла и в грех не ставила. По милости Божией, однако, казалось мне, я прощена была во многом и уже надеялась быть оправданною, как один грозный муж строго начал требовать от меня ответа, почему я слабо воспитала сына своего, так что он впал в разврат и гибнет от своего поведения. Я со слезами и трепетом оправдывалась, представляя ослушания сына и что он развратился, будучи уже в совершеннолетии. Долго очень длился суд за сына, тогда не внимали ни просьбам, ни воплям моим; наконец, грозный оный муж, обратясь к другому, сказал: отпустите ее, чтобы она принесла покаяние и оплакала, как следует, грехи. Тогда один из Ангелов взял, толкнул меня и Я почувствовала, как будто опускаюсь вниз, и, ожив, увидела себя лежащею во гробе; около меня зажженные свечи горят и священники в облачении поют.

Не столько строго я за прочие грехи судилась, – говорила она, – как за сына, и это истязание невыразимо было».

Рассказывала Окнова, что сын ее совершенно развратился, не живет с нею, и нет возможности и надежды исправить его.

II

Одна благочестивая женщина, проводя всегда дни свои в молитве и посте, имела большую веру к Пресвятой Владычице нашей Богородице и всегда умоляла Ее о покровительстве. Эта женщина всегда терзалась совестью о каком-то содеянном ею в молодости грехе, который по ложной стыдливости не хотела открыть духовнику своему, но, объявляя о нем, туманно выражалась такими словами: «Раскаиваюсь и в тех грехах, которые или не объявила, или не запомнила». Наедине же, в тайной молитве своей, ежедневно каялась в оном грехе Богоматери, всегда умоляла Владычицу, чтобы Она на суде Христовом ходатайствовала за нее о прощении греха. Таким образом, дожив До глубокой старости, умирает она; когда на третий день готовились предать тело ее земле, вдруг воскресла умершая и говорит испугавшейся и изумленной дочери своей: «Подойди ко мне поближе, не бойся; позови духовника моего».

Когда пришел священник, то она при всем собрании народа сказала: «Не ужасайтесь меня. Милосердием Божиим и ходатайством Пречистой Его Матери возвращена душа моя для покаяния. Едва разлучилась душа моя с телом, как в ту же минуту темные духи окружили ее и готовились совлечь ее в ад, говоря, что она достойна этого за то, что по ложной стыдливости не открывала тайного греха своего, в юности ею сделанного. В столь лютую минуту предстала скорая Помощница Пресвятая Владычица наша и как утренняя звезда или как молния мгновенно разогнала тьму злых духов и, приказав мне исповедать грех мой пред духовным отцем, повелела душе моей возвратиться в тело. Итак, теперь как пред тобою, отец святой, так и пред всеми исповедую грех мой: хотя я в продолжение жизни и была благочестива, но грех, который лежал на совести моей, и который я от малодушия стыдилась исповедывать духовным отцам, низвел бы меня во ад, если бы не заступилась за меня Матерь Божия». Сказав это, она исповедала грех свой, и потом, приклонив голову свою на плечо дочери, перенеслась в вечную и блаженную жизнь.

Обличение из загробного мира

По греховной немощи людей втайне творятся ими не столько добрые дела, сколько злые, преступные, ибо всякий делающий злое, не идет к свету, чтобы не обличи-лись дела его. Но все, сделанное втайне, хотя бы и самой глубокой, сокровенной, непременно должно открыться, если не в сей временной жизни, то в будущей, вечной. О чем уверяет нас слово Самого Господа Иисуса Христа: несть бо тайно, еже не явится (Мк. 4, 22).

Предлагаемый рассказ об истинном происшествии, пополняет собою множество примеров, свидетельствующих о том, что слова Божий не прейдут (Мф. 24, 35).

В городе Баку, в составе морских команд, находился рядовой Петр Федорович Лебедев, поступивший на службу из мещан города Красного Яра, Астраханской губернии. Он был женат, жену его звали Олимпиада Петровна. Детей у них было много, но все они умирали в младенчестве; в живых был один только пятилетний сын Павел, когда в 1858 году у них родился еще сын, названный Гавриилом. Новорожденный был так слаб, что родители его опасались, как бы он не умер некрещеным и потому решили немедленно его крестить. Вскоре нашлись и восприемники: писарь флотского экипажа П. И. Иванов и жена рядового их сослуживца, по фамилии тоже Иванова, Настасья Петровна. Приготовив, что было нужно, восприемники, а с ними и бабка с младенцем, семидесятилетняя старуха, отправились крестить его.

Опасения родителей младенца действительно оправдались: вскоре после того, как кум с кумой и бабкой возвратились, стали замечать, что младенец делается все слабее и слабее и, спустя не более двух часов, скончался.

Крестины сменились приготовлениями к похоронам. Жалко было родителям умершего своего сына, но они имели утешение в том, что Бог дал вовремя совершить над ним святое Таинство Крещения, «привести в христианскую веру». Так как родная мать, не оправившись от родов, лежала в постели, то приготовлением к похоронам занялась крестная мать: шила, что нужно было, одевала и убирала своего умершего крестника. Бывшие при этом знакомые Лебедевых заметили, что крестная мать усопшего была все время в веселом расположении и часто улыбалась «некстати». При другой обстановке веселое настроение кумы, конечно, не могло бы обратить на себя внимания; но в данное время оно вовсе не соответствовало печальному событию и явно выражать его действительно было «некстати» и неприлично. Неуместную веселость кумы приписывали тогда ничему иному, как влиянию лишней рюмки, выпитой при поздравлениях «с новорожденным сыном». Но из последующего видно будет, что причина тому была другая.

Младенца похоронили, помянули, и затем обыденная жизнь вошла в свою обычную колею.

Прошло восемь лет… В 1866 г. жена Лебедева – Олимпиада Петровна сильно заболела лихорадкой и была отправлена для лечения в местный военный лазарет. Однажды вечером заметили, что больной сделалось хуже и что она умирает. Послали за мужем, а он за Ириной Петровной Б-вой, женою их сослуживца, с которою больная была в более дружеских отношениях, нежели с другими, и часто называла ее сестрой.

Пришли. Видя, что Олимпиада Петровна лежит неподвижно с закрытыми глазами, думали, не скончалась ли она; но доктор сказал им, что она жива, так как есть признаки жизни. Долго они находились при больной, но она не приходила в сознание; в таком состоянии и оставили ее.

На другой день вечером Ирина Петровна опять при шла в лазарет навестить больную, которая была в прежнем положении, без сознания. Муж ее был уже там. Через некоторое время больная вдруг вздрогнула и, не открывая глаз, сказала:

– Скорее, скорее, одевайте меня, кладите…

– Куда тебя класть?

– В гроб.

– Что ты, Господь с тобой! Разве живых людей кладут в гроб?

– Я живая?

– Конечно живая.

Больная закрыла лицо руками и как будто с сожалением произнесла:

– Ах, лучше бы умереть! Зачем я не умерла, осталась…

Муж больной и Ирина Петровна подняли ее и посадили на кровать, прислонив к стене. Немного погодя она, обратившись к мужу, сказала:

– Петя, прошу тебя, ради Бога, оставь ругаться. Если бы ты знал, что там за это будет… Оставь, прошу тебя.

Просьбу эту больная повторила несколько раз.

Нужно сказать, что муж -больной, действительно, имел греховную привычку почти постоянно ругаться и сквернословить.

– Зачем ты желала умереть? – спросила больную Ирина Петровна.

– Ах, Петровна! Я, грешная, удостоилась видеть, как святые Ангелы взяли и понесли душу какой-то убогой женщины, умершей в городе (Лазарет и казармы находились в полутора верстах от города ). Видя это, и я желала тогда же умереть, чтобы и моя душа сподобилась такой же чести… А вот сегодня были здесь похороны какого-то офицера; с почестями хоронили его; но как душу-то его провожали? Я тоже видела, как она была окружена, – но не Ангелами, а страшными бесами; их было очень много, и все кричали: «Это наша…». А какой нестерпимый был смрад… Господи, избави от такой смерти!..

Сначала слова больной приняли было за бред болезненного воображения, но потом на них обратили внимание, потому что в тот день действительно были похороны умершего флотского офицера, лейтенанта К. Но не могли понять, как больная их видела, когда она весь день, да и предшествующую ночь находилась в безсознательном состоянии? Между тем больная продолжала:

– Еще я видела всех наших умерших детей. Они, увидев меня, кинулись ко мне со словами: «Мама, мама!» -одни с боков, другие – на плечи ко мне,и все с радостью окружили меня…

– А Паню видела? – спросил муж. Сын Павел умер семи лет от роду, через два года после Гавриила, в 1860 году.

– И Паню видела: он бросился мне прямо на грудь… Детей там очень много – целые полки и все рядами: одни ниже, другие – выше, а там за ними еще выше… Смотрю, – все наши дети собрались вокруг меня: только одного Гани (Гавриила) нет. Я спросила: где же Ганя? Тут какой-то муж сказал мне: «Вот он», – и приподнял край одеяла, которое держал на руках. Я взглянула туда и увидала Ганю, но без движения и черного, как головешка. Я спросила, отчего он такой черный?

– От того, что некрещен, – отвечал муж.

– Мы крестили его, – сказала я.

– Нет, он умер некрещеным, – повторил муж.

Этот рассказ больной, возбудивший было особенное внимание мужа ее и Ирины Петровны, наконец, опять навел их на сомнение: не в бреду ли больная? Она говорит, что Ганя не был крещен, тогда как они очень хорошо помнили, что он был крещен-в самый день рождения, в который потом и скончался.

Больная, как бы замечая их сомнение в своих словах, сказала: «Да, бедный Ганя не был крещен; мне так было сказано там,.. – и прибавила, – еще мне там сказано было несколько слов, но я не могу передать их ни вам и никому, – не велено».

Чтобы убедиться в истине рассказанного женою относительно Гани, Лебедев, по совету Ирины Петровны, тотчас же отправился к куму, жившему в казарме, вблизи лазарета, – испытать, что он скажет. Немного времени прошло, как Петр Федорович возвратился от кумы и взволнованным голосом сказал:

– Ирина Петровна! Ведь Ганя и в самом деле не был крещен.

Затем из рассказа его выяснилось следующее: Придя к куму, Лебедев подробно рассказал ему видение жены и потом спросил, правда ли, что Ганя не был крещен? Очевидно было, что такое неожиданное и необычайное обличение поразило кума, смутило его, и он тут же сказал, что Ганя, действительно, не был крещен. «В этом грех наш», – добавил он, и тут же объяснил причину противозаконного проступка. Он, т.е. П. И. Иванов, имел незаконную связь с женою своего сослуживца, с тою именно, которая вместе с ним приглашена была Лебедевым в восприемники при крещении его сына Гавриила. Отказаться от приглашения без видимой к тому причины они не решились из ложного опасения, чтобы через отказ не догадались о противозаконной между ними связи и, сознавая свой грех, который не допускал им быть восприемниками при совершении святого Таинства Крещения, они условились между собою, да и бабку к тому же подговорили, чтобы младенца не крестить, а только сделать вид, что он крещен, но не в церкви, а на квартире у бабки. Так они и сделали. Собрались и ушли как бы в церковь крестить младенца, а пробыли несколько времени у бабки и потом возвратились. Последовавшая в тот же день смерть младенца, как видно, доставила облегчение совести его мнимым восприемникам, оправдав их надежды «развязала их грех», и потому крестная мать не могла даже скрыть своего душевного настроения, когда она приготовляла к погребению младенца. Отпевал его священник, дававший новорожденному молитву и нарекший ему имя, которого крестный отец постарался предупредить, что младенец «не дожил до крещения в церкви и что крестила его бабка». Похоронив крестника, мнимые восприемники его совсем успокоились при мысли, что поступок их окончательно скрыт, погребен вместе с младенцем, и никто о нем не узнал и не узнает.

Но вот – через восемь лет, когда стали забывать о содеянном грехе, лишившем невинного младенца благодатных даров св. крещения – неожиданно является обличение в том грехе и обличение необыкновенное – из загробного мира! Совесть не допустила Иванова утаить совершенный им тяжкий грех – и он в нем сознался (П. И. Иванов, которого я лично знал, уже не подлежит суду земному: он скончался года три или четыре тому назад. Другой участницы -кумы Н. П. Ивановой не было в Баку в то время, когда случилось это открытие: через два года после смерти младенца Гавриила, муж её вышел в отставку, и она с ним тогда же уехала на родину ближайшие участницы его: Н. П. Иванова – жива или нет и где находится – неизвестно; а бабка тоже окончила земное бытие и предстала на суд Царя Небесного. – Авт... ) -

Болезнь Лебедевой не только не уменьшилась, но более усилилась, осложнилась: по всему телу открылись раны, причинявшие ей ужасную боль. Часто она говорила посещавшей ее подруге Ирине Петровне Б-вой, чтобы она нисколько не опасалась ее болезни, которая для других не заразительна, а ей дана за ее грехи: нужно терпеть. И она терпела, переносила ужасные страдания с необыкновенною твердостйю вплоть до самой кончины, последовавшей через полтора месяца после описанного выше видения ее. Через полгода После ее смерти муж ее вышел в отставку и уехал.

По рассказам Ирины Петровны, Лебедева обладала истинно христианскими качествами души: кроткая, тихая, незлобивая, она ни с кем никогда не ссорилась, не бранилась, да и мужа своего постоянно удерживала от брани и укоряла в сквернословии; посты строго соблюдала и посещала все церковные Богослужения; разве только иногда болезнь или особенное какое семейное дело могли ее удержать от посещения храма Божия.

Да сподобит ее Господь Бог небесных благ, уготованных любящим Его! (П. Русков, 1893)

Сила молитвы

«В нашем приходе особым уважением издавна пользуется один крестьянин пожилых лет, человек грамотный, трезвый, честный и умный, занимающий с пользою одну из общественных должностей. Но не всегда он был таким. Жена его, скромная, простая женщина, однажды, разговорившись о своем житье-бытье, между прочим упомянула, что смолоду она видела много горя и слез пролила не мало, потому что муж ее вел очень безнравственную и нетрезвую жизнь. Собеседница ее так удивлена была ее словами, что сначала подумала, что рассказчица, вероятно, была так несчастлива в первом браке что речь идет не о настоящем ее муже, этом уважаемом человеке.

– Нет, родимая, – отвечала она, – я девушкой, сиротой, выдана была за него, вдовца, и с той поры живу с ним.

– Да что же это такое было с ним? И отчего он мог не только исправиться, но и заслужить всеобщее уважение? – спросила ее собеседница.

– Ах, это Матушка Царица Небесная заступилась. А как это все было-то, сейчас тебе расскажу, родимая ты моя!

Было это дело осенью, холода большие наступили, и трое моих деток лежали в оспе почти при смерти. Это ли не великая скорбь для материнского сердца? Но скорбь эта не одна была у меня в то время: муженек мой имел в соседней деревне синильное заведение и там большей частью проживал, там же, в местном трактире, часто и пропивал свой заработок. И вот, как сейчас помню, наступил праздник в честь Казанской иконы– Божией Матери; рано поутру приходит к нам в дом соседка наша и рассказывает, что муж мой опять запил напропалую, пропил с себя даже всю одежду и остался в одной рубашке. Не в первый раз уже случалось мне слышать и видеть его безобразное пьянство, но в этот-то раз, при смертной болезни моих детушек, уж очень это поразило меня, я упала на лавку и зарыдала с отчаянием в сердце. Соседка испугалась даже за меня; принялась было меня уговаривать, но, видя, что не в силах успокоить меня, вспомнила, что нынче праздник-то большой и уговорила меня идти с нею в Церковь помолиться Богу: «Авось тебе полегчает, отлег-нет хоть маленько от сердца-то, – говорила она, – а за ребятами свекровь покуда походит». Не зная, куда мне Деться от своего лютого горя, я встала, рыдая, и пошла в Церковь. В церкви, когда мы пришли туда, пели очень умилительно: «Заступница усердная!..» Слезы полились у меня рекою, я упала на колени и плакала, и молилась, а сердце мое точно разрывалось на части от горя. Никого не видела я вокруг себя, слышу только шепот сзади:

– Что это она так плачет-то? Или у нее отец с матерью умерли?

– Нет, – говорят другие, – у нее давно нет ни отца, ни матери, житье у нее очень плохое, муж-то ее…

Я еще горше заплакала, еще горячее молилась: «Матушка! Заступница Ты моя! Как же мне жить-то?!.. Не уйду от Тебя, заступись! Вступись за меня, сироту горькую!..». И вступилась же Царица Небесная! Услышала мою слезную, горькую молитву. Ах! И сейчас не забуду: пришла это я домой-то, гляжу и глазам не верю: муж-то мой дома и не пьяный. У меня вдруг как-то сорвалось: «Что же это, Господи!.. Аль вытрезвляешься?» – «Да», – ответил тихонько, а сам смотрит так боязливо. И рассказал он, родимая ты моя, что как встал он утром, так и отправился прямехонько в трактир опохмеляться: подошел к самой двери, взялся уже за скобу, только вдруг точно кто крикнул на него: «Воротись! Ступай домой!». Он, не оглядываясь, бросился бежать, в испуге, не раздумывая, кто бы мог так отогнать его, и так пришел домой* не понимая, что с ним делается. Когда же я, с горя и радости вместе, плача, стала рассказывать, как была я в церкви и как молила Царицу Небесную, Заступницу, то и поняли мы с ним со страхом и великою радостию, что это Она, Матушка, Заступница наша, попечалилась о нас пред Богом и воротила мужа от погибели-то этой. И с этого дня, родимая ты моя, хотя бы он каплю какую взял в рот по сие время, а уж этому больше двадцати пяти лет теперь будет. Так вот, ведаешь, мы каждый год 22 октября, в Казанскую-то, и служим молебен с этих пор, как обещались. И Казанскую икону Божией Матери мы в ту же пору задумали написать в память нашей радости и благодарности Заступнице. Сам муж-то и в Москву тогда за ней ездил. А еще как ждали-то мы его с иконою, вот удивительное тоже дело было! Сижу я всю ночь, и огонь у меня горел, все жду его, только вдруг девчурка моя глядит на меня и спрашивает:

– Матушка, приехал тятя-то?

– Нет, – говорю, – не приезжал еще.

– Да как же не приезжал, я его сейчас вот тут видела в белой-пребелой рубашке! А икона-то новая и на лавочке стояла, где же она?

Мне жутко даже стало, я принялась уверять девочку свою, что ей это приснилось.

– Нет, матушка, я не спала, я все глядела и на тебя и на батюшку, и на икону.

Вскоре и в самом деле приехал муж мой с иконою. И возрадовались же мы все, что привел Господь нам получить такую радость в своем доме.

– Так-то, родимая, – закончила свою повесть рассказчица, – и по гроб буду помнить, какую милость великую сотворила нам Заступница наша, Царица Небесная» («Калужские епархиальные ведомости»).