Текст книги "По законам звездной стаи"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Клятву Мария сдержала, и хотя долго не могла выйти замуж, все ее кавалеры были гораздо моложе ее. Последнее серьезное увлечение случилось, когда она получала звание народной артистки России. Там же, на приеме у президента, она перемолвилась словечком с еще одним новоиспеченным народником. Ей было сорок два, ему тридцать четыре.

Народный артист Николай Орликов был натурой противоречивой и сложной. Марию он обожал почти так же, как себя, целых два года смеялся над шутками жены, ел приготовленные супругой деликатесы и, надо отдать ему должное, здорово помог продвинуться по карьерной лестнице. Если прежде Марию приглашали исключительно на роли второго плана из-за простоватой внешности, то после брака с Орликовым ей впервые доверили главную роль в театре, потом в кино, затем в сериале. Заискивая перед «звездным» Николаем, режиссеры наперебой старались ублажить его супругу, дабы заполучить его в свои проекты.

Счастье длилось недолго.

В быту Николай оказался деспотичным педантом. Безалаберной и легкомысленной Марии приходилось разрываться между съемками, спектаклями, многочисленными интервью и фотосессиями и при этом ублажать капризного мужа. В доме не задерживались домработницы, Николай брезговал принимать пищу из чужих рук. Пыль на телевизоре приводила его в бешенство. За брошенную в мойку губку для посуды он и вовсе готов был разорвать. К растущему успеху супруги Орликов стал относиться ревниво. И хотя он по-прежнему снимался у лучших режиссеров, в самых масштабных картинах, складывающаяся по кирпичикам репутация Марии начинала его раздражать. Жена должна сидеть дома и вертеть фарш для котлет! Ему, Орликову, предназначенных. Николай начал пакостить исподтишка, обзванивая режиссеров и продюсеров, требуя отстранить Марию от съемок.

Однако всерьез испортить жизнь жене у Орликова не получилось. Мария узнала о происках мужа буквально через пару месяцев, пока ущерб был не таким глобальным, и разбушевалась. Капризный, мнительный и, в общем-то, довольно слабовольный Николай не ожидал взрыва темперамента от жены и уж тем более масштаба развернутых военных действий. Мария к тому времени уже довольно крепко стояла на ногах, снималась, вела музыкальную передачу на телевидении и одно ток-шоу, где в компании разных дам обсуждала новости и недостатки мужиков. Расторгать контракты с народной любимицей продюсеры не желали. Николай бился в истерике, бегал в театр и к руководителям центрального канала… Устав от капризов мужа, Мария подала на развод. Потеряв жену, уютный быт, который Голубева несмотря даже на осадное положение умудрялась сохранять, Орликов предпринял неуклюжие попытки вернуть беглянку, но успехом похвастать не смог.

Мария же, вдохнув полной грудью, слегка подкорректировала данную в младые лета клятву. Теперь новый муж должен быть не только моложе ее на несколько лет, но и при этом не быть «звездой»…

Антон этих подробностей не знал. Он позабыл, что имеет дело с актрисой, ему даже в голову не пришло, что Голубева может рыдать не всерьез. Парень неловко переминался с ноги на ногу, не смея поднять голову.

– Антоша, я сделала что-то не так? – робко спросила Мария.

– Нет… – промямлил он, сел на кровать и слабо улыбнулся. – Просто я так глупо выглядел: стою тут голый, развесив причиндалы на ветерке, и ты входишь с подносом.

Мария притянула его к себе мощной рукой, с трудом подавив смешок. Антон фыркнул.

– Я как дурак, да?

– Ну что ты… – Мария чмокнула его в макушку. – А ты почему вчера остался? Потому что пожалел?

Антон вырвался из медвежьего захвата и, уставившись в лицо Марии, серьезно сказал.

– Я остался, потому что восхищаюсь тобой. Ты необыкновенная женщина.

Из глаза Марии покатилась слезинка, причем даже сама она не понимала: то ли это была великолепная актерская игра, то ли признание этого пылкого юноши ее действительно растрогало.

– Правда? – тихо спросила она.

– Правда.

Он снова улегся рядом, положив голову ей на плечо. Мария погладила Антона по голове.

– Ты останешься? – наконец спросила она.

– На завтрак?

– Насовсем.

Антон не ответил. Мария убрала руку с его головы и безмолвно ждала ответа.

– Все так сложно, – нехотя произнес Антон.

– Я для тебя стара?

– Нет, что ты, ты отлично выглядишь…

– Скажи еще, что я неплохо держусь, – хмыкнула Мария.

Антон нервно дернул плечом.

– Маша, понимаешь, я должен сам разобраться, принять решение, – неуверенно произнес он, чувствуя, как фальшиво звучат его слова.

– Понимаю, – ответила она. – Но хоть на завтрак ты останешься?

Он повернулся к ней и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ и целомудренно чмокнула его в щеку. Он поцеловал ее в ответ. Спустя мгновение они потянулись друг к другу и стукнулись лбами, вспомнив вчерашнюю съемку. Но на этот раз смешно не было нисколько. Антон почувствовал, как ее руки жадно шарят по его телу, опускаясь все ниже и ниже. Джинсы как будто слетели сами, как и ее халат…

В окна били слабые струи осеннего дождя. В спальне было жарко.

Антон все же поехал домой под вечер, наевшись блинов, борща, каких-то невероятных салатиков и домашних солений. Мария предложила отвезти его, но он отказался, честно признавшись, что не понимает, что происходит, и хочет подумать. Ему и в самом деле нужно было принять решение.

Однако ему не пришлось ничего делать.

Подъехав к дому Алены, Антон натолкнулся на препятствие в виде консьержа. Седовласый, но еще вполне крепкий мужчина, дежуривший в фойе, не пустил его внутрь. Скандалить не пришлось.

Консьерж выдал Антону две спортивные сумки со скарбом, конверт с запиской и попросил вернуть ключи. Антон без возражений отцепил ключ от брелка, подхватил сумки и вышел наружу. Стоя у парадного, он швырнул сумки на скамейку, уселся сам, закурил и распечатал конверт.

На умильном розовом листочке, украшенном пошлыми сердечками и медвежатами, было всего несколько слов.

«Антон.

Мне было харошо с тобой, но мы не пара. Надеюсь, что ты воспримишь мое нежелание жить с тобой адыкватно. Прощай и помни меня всегда.

Алена».

Антон усмехнулся, смял листочек и бросил его в урну. Вот так-то. АДЫКВАТНО. Ну что ж, он воспримет все так, как от него ждут.

Вынув из кармана мобильный, Антон без всякой жалости нажал на несколько кнопок, удалив контакт «Алена» безвозвратно, а затем вызвал такси.

Уезжая, он даже не попытался высмотреть в окнах высотки девушку, с которой прожил несколько месяцев, и лишь радовался, что выбор сделали за него.

Монтаж рекламного ролика занял около недели, спустя еще неделю он был одобрен заказчиками и пущен в эфир. Через несколько дней Антону предложили эпизодическую роль в телесериале. Он согласился не раздумывая.

Прибыв на съемочную площадку в шесть утра, Антон зябко ежился, поджидая группу. Честно говоря, сценарий ему показался отвратительным. Антону приходилось играть телеоператора. У героя Антона было всего три реплики, но… лиха беда начало! Мария снималась в этом же фильме, вот только у нее роль была главной. Антон подозревал, что его запихнули в сериал только благодаря ее протекции, но вслух об этом не говорил. Зачем? Мария бы все равно не призналась.

То, что происходило между ними, нельзя было назвать ни страстью, ни любовью. Это был какой-то угар, дурманящий разум. По ночам, слушая равномерное похрапывание Марии, Антон смотрел в невероятно красивый потолок и удивлялся себе.

Он удивлялся, когда каждую ночь отвечал на ее поцелуи, когда взбирался на округлые формы, тиская отнюдь не свежайшее тело, поражаясь, что полная, приближающаяся к пятидесятилетию женщина может его возбуждать. Это его-то?! Грозу и кумира молоденьких девочек от пятнадцати до двадцати, писавших ему страстные письма и смс-сообщения?

Не может такого быть!

Оказалось – может.

Чудеса! Фантастика!

Ложась в постель, она гасила свет и задергивала шторы. По утрам всегда вставала раньше него и готовила завтрак, в то время как он валялся, сонно потягиваясь, разминая руки и ноги. Она кормила его наваристым супом, рассказывала истории со съемок и внимательно слушала его скупые комментарии. Неловкость первых дней, проведенных вместе, быстро сгладилась. Антон, почувствовав себя дома, расслабился. Мария же со своей стороны старалась делать все, чтобы он чувствовал себя комфортно: таскала его за собой на спектакли и премьеры, представляла режиссерам и актерам, игнорируя злые шепотки за спиной. И хотя Антону было неприятно ощущать сверлившие позвоночник взгляды, он чувствовал, что Голубева надежно прикрывает его тыл.

Вот и сегодня они отправились на съемки вместе.

Антон, впервые сев за руль внедорожника Марии, чувствовал себя королевским пажом, которому в кои-то веки позволили понести шлейф мантии. Погода стояла отвратительная, накрапывал противный дождик, но Антону казалось, что по обеим сторонам дороги расцвели одуванчики.

Жизнь налаживалась.

Однако съемка, назначенная на восемь утра, застопорилась в самом начале по причине, которую Антон никак не мог уразуметь. Режиссер Николай Гадяцкий, с которым он познакомился ранее на съемках рекламного ролика, бегал по площадке, изрыгая громы и молнии. Его помощник Толик куда-то звонил. Осветители таскали с места на место прожектора, массовка нервно курила в сторонке, любопытствующая толпа упорно лезла за заграждение. На площадке царил хаос, а съемки все не начинались…

Егор на площадку прибыл неожиданно.

Его долго не хотели пускать охранники, он махал удостоверением, что-то втолковывал, потом раздраженно фыркнул и, выставив в лицо охраннику руку – мол, подожди! – вынул телефон и начал куда-то звонить. Антон, которого одолевали гримеры, искоса наблюдал за происходящим. Рядом запиликал мобильный. Толик Сидоренко, молодой помощник режиссера, схватился за карман, вынул мобильный и, закрутив головой, помахал Егору рукой. Тот скорчил гримасу и показал на охранника.

– Пропустите его, это аккредитованная пресса, – скомандовал Толик.

– Толик, нам еще долго ждать? – спросил Антон. – Холодно стоять же…

– Да хрен его знает, – зло отмахнулся Толик, протянул руку подошедшему Егору и снова убежал подальше от гневного режиссера. Егор кивнул Антону и, расчехлив фотоаппарат, встал рядом.

– Чего стоим, кого ждем? – негромко поинтересовался он.

– Актер у нас на съемку не явился, – пояснил Антон. – Сейчас у нас должна сниматься сцена интервью с начальником уголовного розыска, а тот ушлепок, что журналюгу играет, не приехал. Сцена-то на пять минут, а хлопот ужас сколько.

– Печально, – протянул Егор и сделал несколько снимков подряд. Камера сухо щелкала, заставляя актеров нервно оборачиваться. – А без этого нельзя? У вас же сериал. Ну и сменили бы эту сцену на что-то другое. Поди, на «Оскар»-то не претендуете?

– Нельзя сцену убирать, она важная, – возразил Антон.

– Для тебя? – хитро прищурился Егор.

– Ну, для меня само собой, но если изъять ее из сценария, пойдет куча сложностей. Преступника опознают и все такое… Нельзя эту сцену выкидывать.

– Кстати, о сцене, – спохватился Егор. – Мне тут внутренний голос подсказывает, что ты страсть как хочешь поведать о своем романе с Марией.

– Не хочу.

– А придется, Тоша, придется. Тем более что с Марией я уже побеседовал на эту тему.

– Не ври.

– Вот те крест! – выпучил глаза Егор и перекрестился зажатым в руке фотоаппаратом. – Хочешь, послушать дам? Особенно трогательным получился момент, когда она рассказывала, как ты любишь блины с вареньем.

– Делать ей больше нечего, – фыркнул Антон.

– Ну, и ты расскажи что-нибудь пикантное. Например, что с утра она будит тебя нежным пением и гладит пузо по часовой стрелке.

– Почему по часовой?

– Так по фэн-шую, – рассмеялся Егор. – Если будешь гладить против часовой, в пузе заведутся бесы, и их придется глушить спазмалгоном.

Антон расхохотался. В голове нарисовалась пикантная картинка: Мария, облаченная в костюм гейши, с намалеванными стрелками на густо подведенных глазах, со спицами в черном парике, подходит к кровати. На покрывале лежит голый Антон с миской сметаны на пузе. Она, приседая в типичных японских реверансах и поклонах, залезает на кровать и начинает размазывать сметану по животу, напевая текучую, как река, мелодию на птичьем языке. А в кульминационные моменты переходит с нежной мелодии на зычные крики самураев, угрожая невидимым врагам.

Антон загоготал в голос, привлекая всеобщее внимание.

– Ты чего? – удивился Егор.

Антон, захлебываясь от сдерживаемого смеха, пересказал нарисованную воображением картинку. Егор тоже начал похрюкивать и крениться на бок, хватая Антона за рукав.

– Слушай, – сказал он, – а ведь это прикольно. Давай забабахаем статью: «Антон Черницын и Мария Голубева проповедуют тантрический секс».

– Здорово, – восхитился Антон. – А что такое – тантрический секс?

– А я знаю?! – ухмыльнулся Егор. – Это ж вы его проповедуете, а не я.

– Логично, – улыбнулся Антон. – Надо с Машей поговорить. Она в принципе не против любого кипеша, кроме голодовки. А это прикольно.

– Можно дома сделать несколько снимков, – оживился Егор. – Возьмем костюмы в театре, устроим японскую оргию…

– Антон! – крикнул с площадки Толик. – Подойди сюда!

Антон послушно двинулся к пластиковому столику, за которым нервно курили режиссер, ведущий актер в милицейском мундире и Мария Голубева с одинаково злыми лицами. Егор поплелся следом, фотографируя все, что попадало в поле его зрения.

– Анатолий, это никуда не годится, – возмущенно говорила Мария. – Мы уже два часа сидим, и добро бы с пользой. Где лазит эта сволочь?

– Мария Александровна, да откуда мне знать? – оправдывался Толик, нервно косясь на режиссера. – Я ему пять минут назад звонил, ответ тот же – я уже подъезжаю.

Голубева повернулась к режиссеру:

– Колюня, я все понимаю, но если мы не отснимем эту сцену в течение следующего часа, я уезжаю. У меня сегодня спектакль. Я должна немного отдохнуть и хотя бы согреться.

– Маша, что я могу сделать? – зло ответил режиссер. – Эту сцену не выкинешь, на ней все завязано.

– О, господи, – закатила глаза Мария. – Ну, возьми другого актера, это же эпизод. Вон, Антон пусть сыграет, там роль-то крохотная.

– Антон мне дальше нужен будет, а журналист – нет, – хмуро сказал режиссер. – Там в сценарии кое-какие изменения, ты же знаешь…

Голубева метнула быстрый взгляд на Антона. Он покраснел и отвернулся.

Точно, знает. Наверняка настояла, чтобы его роль расширили. Как же это унизительно… с одной стороны…

А с другой стороны, связи Голубевой – шанс прорваться на широкий экран, так что нечего морду кривить. За съемочный день бессловесным эпизодникам платили по сто долларов, эпизодникам с маломальскими репликами – двести пятьдесят, триста. Они кочевали из сериала в сериал, уезжая на съемки то в Петербург, то в Киев, где съемочный день обходился куда дешевле, чем в Москве. Антон уже видел некоторых сокурсников в сериалах на вполне приличных ролях, и даже в большом кино потом они умудрялись засветиться. Вон Костя Карпицкий начинал с сериала про милиционеров, а сейчас – главная звезда российского кинематографа. Даже в Голливуде снимается, правда роль не главная, но все же… Фильм прогремел, Костю заметили, и теперь от предложений нет отбоя. А учился у того же педагога, что Антон, только на четыре года раньше. И особо не выделялся. И внешность не фонтан, и актерские данные не блистали. Были на курсе и поярче, и поталантливее, только вот Косте выпал счастливый билет, а другие… Где они теперь?

Да и с курса Антона счастливый билет выпал немногим. Машка Лузина удачно вышла замуж за режиссера и теперь, хоть в кино не снимается, ведет передачу о моде на телевидении. Гарик Пенжиев подался в юмористы, развлекает домохозяек пошлыми старыми шуточками эпохи позднего застоя. Игорь Филонов тоже еще студентом начинал с эпизодов в бандитских сериалах, зато сейчас мелькает на большом экране. И никто ведь не знает, что на первом курсе они с Антоном принимали участие в весьма сомнительном проекте…

Антон вздохнул и потряс головой, отгоняя неприятные мысли. Да, тогда они были моложе, глупее и доверчивее. Сейчас даже реалити-шоу казалось каким-то нелепым фарсом. Странно, но до сих пор на площадке никто не сказал ему: «А я тебя видел в «ящике»!

– Маша, ну что ты говоришь, – прорвался сквозь мрачные мысли утомленный голос режиссера. – Ну, где я тебе сейчас найду актера? Тем более за час. Ему надо роль выучить, быть убедительным. Да, там мало текста, но кто на это способен без подготовки? Знаешь, какая молодежь пошла? Их в актеры чуть ли не по объявлению набирают. Бездарность на бездарности…

– Но-но, – сказал Антон.

– А ты помолчи, – прикрикнул режиссер. – Ты тоже не эталон… Маша, я сам замучился ждать, но если этот гондон не приедет через пятнадцать минут, можем сворачиваться. Его ведь еще гримировать надо.

– Но, может быть… – робко встряла Мария.

– Не может, – отмахнулся режиссер. – Ну, негде, понимаешь, негде мне взять артиста сейчас! Кто тут сыграет молодого журналиста? Толик наш, с его пузом? Да у него рожа потомственного алкаша… Смотри, у меня даже в массовке нет молодежи. С улицы, что ли, звать?

– А пусть он попробует, – вдруг сказала Мария и ткнула пальцем в Егора, который увлеченно фотографировал позировавшую на фоне декорации массовку.

– Что? – удивился режиссер.

– А что? Тебе нужен убедительно сыграющий журналиста молодой человек? Вот тебе журналист! Молодой, симпатичный. Ему и текст учить не надо, он его живо отбарабанит, они же приучены к этому делу.

Режиссер с сомнением посмотрел на Егора, перевел взгляд на Марию, потом снова на Егора и вздохнул.

– Ну, давайте попробуем, – с сомнением сказал он. – Деваться все равно некуда. Толик, этот урод не приехал?

Толик покрутил головой, вынул мобильный и нажал на несколько кнопок.

– У него телефон вообще выключен, – доложил он. – И разговаривал он в последний раз, словно я его разбудил. Бухал, поди, с вечера, вот шары продрать и не может…

– Сука, – печально констатировал режиссер и махнул рукой Егору. – Молодой человек, подойдите, пожалуйста, сюда!

Егор подошел с опаской и на всякий случай (Антон заметил это движение и фыркнул) вынул из фотоаппарата флешку и сунул ее в карман. Режиссер подошел ближе и, бесцеремонно схватив Егора за щеки, повернул резко голову влево и вправо.

– Пойдет, – сказал он. – Молодой человек, вы хотите сниматься в кино?

– Не особенно, – осторожно ответил Егор.

– У нас тут цейтнот, актер не приехал, – резко прервал режиссер. – А роль как раз под вас написана. Вы – журналист, камер бояться не должны. Вот, посмотрите сценарий. Нужно сказать всего несколько слов, убедительно подставить микрофон и кивать в нужных местах. Сумеете?

– Егор, пожалуйста, – попросил Антон.

Егор с сомнением посмотрел на режиссера, оглянулся на выставленные камеры и пожал плечами.

– Могу попробовать, – сказал он, – но…

– Потом приходи на любые съемки, я тебе любое интервью дам! – пообещал Николай и посмотрел вверх. – Давайте, ребятки, солнце уходит, не лето, чай… Тебя как зовут?

– Егор.

– Давай, Егор, на грим быстренько и сюда. Антоша тебе текст почитает. На память не жалуешься? Вот и чудненько. Вперед и с песней! Так, ребята, снимаем через пятнадцать минут! Всем приготовиться… Антон, отведи Егора на грим!

– Дурдом, – процедил Егор, не разжимая губ, пока гример обмахивала его лицо пуховкой.

– А это всегда так, – сказал Антон с чувством превосходства. – Вечная запарка и толкотня. Но ты не переживай. Пять минут позора – и ты на свободе.

– Как жить, как жить? – скорбно сказал Егор и, закатив глаза, рассмеялся.

– Сидите спокойно, вы работать мешаете, – сердито сказала толстая гримерша.

– Молчу, молчу… Антон, поговори с Марией насчет японского интервью. Это и правда прикольно…

Гример придирчиво посмотрела на Егора и милостиво кивнула головой.

Он неуклюже поднялся с кресла и отвесил ей церемонный поклон.

– Благодарствуйте, боярыня!

– Идите уже, трепачи, – фыркнула она.

Егор тяжело вздохнул, выхватил из сумки блокнот и, вырвав из сценария клок, спрятал его между страницами.

– Это зачем? – спросил Антон.

– Раз уж я играю журналиста, надо соответствовать. Мы не всегда с диктофонами ходим, иногда умные мысли в книжечку записываем. Эх, где наша не пропадала…

Оказавшись на площадке, Егор заметно затрясся.

Антону, стоявшему за штативом камеры, тоже передалось его волнение, но он старался держаться. Впрочем, ему было гораздо проще. В этой сцене у него было всего три реплики, причем уже после того, как Егор отбарабанил бы свои. Режиссер нервно курил, глядя на площадку.

Егор сбился в самом начале, но потом, собравшись, без запинки сказал весь текст, почти не заглядывая в шпаргалку. Повинуясь команде режиссера, оператор наехал на него, сняв крупным планом. Егор, держа в руке микрофон, изобразив на лице удвоенное внимание, кивал на каждое слово «милиционера», поднимал палец, задавая вопросы, – словом, вел себя, как и предстало журналисту.

– Спасибо за комментарии, – сказал Егор последнюю фразу и, повернувшись к Антону, скрестил руки: мол, конец.

– Ну, что? На монтаж? – выдал свою реплику Антон.

– Пожалуй.

– Смотри, смотри, эта тетка его сейчас порвет! – воскликнул Антон.

На съемочную площадку со слезами на глазах ворвалась Мария и вцепилась милиционеру в глотку.

– Ты снимаешь? – крикнул Егор.

– Да снимаю, снимаю! – проорал Антон и с камерой наперевес бросился в атаку.

– Стоп! Снято! – скомандовал режиссер. – Всем спасибо! Очень хорошо.

Массовка нестройно захлопала в ладоши.

Мария, сидевшая верхом на милиционере, поднялась и помогла подняться заляпанному грязью актеру, игравшему милиционера. Тут же подбежали костюмеры, помогая ему избавиться от мокрого плаща.

– Как дебют? – спросил Антон.

Егор криво усмехнулся:

– Страшно. Как будто голым стоишь. Все пялятся… Я никогда не смог бы играть в кино.

– Ничего страшного, – успокоил Антон. – Быстро привыкаешь.

– Ну да, конечно…

– Серьезно говорю. Это как медосмотр. Ты же не стесняешься врача, когда показываешь ему прыщик на…?

– Сам ты прыщик, – рассмеялся Егор и повернулся к подошедшему режиссеру. – Я заслужил интервью?

– Всегда пожалуйста. Молодец, – похвалил режиссер, потом, спохватившись, повернулся к Антону. – Оба молодцы. Егор, ты ассистенту оставь свой телефон на всякий случай. Может быть, еще понадобишься.

– Спасибо, конечно, но не дай бог, – вытаращил глаза Егор.

Николай кивнул и отошел в сторону. Антон недовольно поморщился.

– Тебя похвалил, а меня не сразу даже заметил…

– Тебя тоже похвалил.

– Да ладно… Ты сегодня гвоздь программы! Я про себя и так знаю, что не Чаплин и не Колмановский. Да и не претендую. А вообще ты нас сегодня здорово выручил.

– О чем шепчетесь? – спросила подошедшая Мария.

– Говорю, как Егор нам помог, – ответил Антон.

– Ой, вообще умница, – согласилась Мария. – Гошенька, поехали с нами? Пообедаем, про интервью поговорим. Антоша рассказал про твою идею, мне она кажется забавной. Только знаешь, как ее надо подать?..

Мария все говорила и говорила.

Антон встал позади нее и демонстративно обхватил руками, бросив косой взгляд в сторону массовки, уловив их нервные многозначительные переглядки. Ничего, ничего, говорите, сплетничайте…

Эта женщина моя, и я буду круглым дураком, если отпущу ее.

* * *

Снег валил третий день подряд.

Зима, как водится, нагрянула для москвичей неожиданно. Ей было безразлично, что мэр в неизменной кепке оказался совершенно не готов к ее приходу. Зима не поставила его в известность и явилась в декабре, запоздав на полмесяца. Снегоуборочная техника справиться с последствиями не смогла, город потонул в пробках.

Егор раздраженно барабанил пальцами по рулю, глядел в окно и молчал. Работы было много, он катастрофически ничего не успевал. Алла, сидевшая рядом, воспользовалась паузой и сосредоточенно красила левый глаз. А снег все валил и валил, превращаясь на дороге в шоколадную кашу.

Когда Алла впервые увидела Егора на съемках ролика, ей и в голову не могло прийти, что спустя какой-то час она не сможет глаз от парня оторвать. Поначалу ничего, кроме раздражения и жалости, он у нее не вызвал: промерзший, промокший, с красным носом, он казался жалким. К тому же в павильоне было довольно темно. Разглядеть вне освещенной съемочной площадки что-либо еще было довольно тяжело. Утащив Егора подальше от актеров и психующего режиссера, Алла напоила горячим чаем.

– Спасибо, – поблагодарил Егор, обхватив кружку дрожащими ладонями. – А булочки нету?

– Есть, – сказала Алла.

Булочек было не жаль. Сегодня их закупили в большом количестве, вот только есть никто не хотел. В перерыве народ налег на водочку, греясь. В нетопленом павильоне «Мосфильма» водка была единственным спасением, поэтому пили все. В конце концов, это всего лишь рекламный ролик, а не эпическая драма с костюмированным балом. Никого особенно не волновало, что получится в итоге. Клиент попался не слишком взыскательный. Единственное его требование – чтобы в ролике снималась Голубева, было удовлетворено, а дальше – хоть трава не расти! На декорации сэкономили, сняв уже использованную ранее для съемок какой-то романтической мелодрамы. Деньги, забитые для этой цели в смете, поделили между собой наиболее ушлые. В итоге все были счастливы и довольны. На водку хватило, на ресторан после съемок тоже, и даже на кое-какие безделушки от Тиффани директору студии перепало…

Егор так быстро умял булочку, точно у него месяц не было во рту маковой росинки! Алла смотрела, как он ест: алчно, быстро, как хищник, время от времени запуская в волосы руку, чтобы откинуть назад длинные черные пряди…

А потом она посмотрела в его темные глаза.

Все разговоры о любви с первого взгляда, когда люди останавливаются, точно пораженные молнией, увидев друг друга, всегда казались Алле вымыслом. Ну, встретились, ну, поговорили…

Сходили в кафе, на дискотеку, потанцевали, прижимаясь друг к другу, ощущая сладкое томление внизу живота и жар кожи. Потом горячечный секс, может быть, даже несколько раз за вечер…

Потом попытка организовать совместный быт и нудное привыкание друг к другу. Она разбрасывает колготки в спальне, он не опускает крышку унитаза и забывает закрутить тюбик зубной пасты…

Через несколько месяцев они, строя романтические планы, собираются в Турцию или Египет, предвкушая подобие свадебного путешествия, ведь о браке оба думают с опаской. Проведя десять дней в одном номере, они, к ужасу своему, понимают, что совершенно не готовы к семейной жизни, уж друг с другом точно!

По дороге обратно, просидев на жестких стульях аэропорта три часа, они высказывают друг другу накопившиеся претензии, потом три с лишним часа в самолете, ночные огни за иллюминатором, остывший обед, поданный улыбающейся стюардессой, а по приезде на родину волна раздражения прорывается уже в очереди к паспортному контролю.

Такси, дорога, съемная квартира – и два ставших чужими человека, осознавших, что вместе проведенная ночь – еще не повод для знакомства.

Они встретятся снова через год, запоздало удивляясь, как могли быть такими безрассудными. В голове у обоих одна мысль: где были прежде мои глаза?! Она – не принцесса, он – не Лео Ди Каприо…

Разглядев Егора, лукаво пялившегося на нее поверх дымящейся кружки, Алла почувствовала, как подкашиваются ноги. Нет, если бы кто-то назвал это любовью с первого взгляда, она рассмеялась бы ему в лицо. Но, чего греха таить, сама она понимала: рядом находится то, чего она хочет больше всего на свете. Хочет, несмотря на то, что шансов немного, если судить по его шмотью, небрежно болтавшимся на руке часам от Baume&Mercier и замурзанным ботинкам, в которых даже под слоем грязи угадывалась внушительная цифра в условных единицах.

А он все смотрел и смотрел.

Дурманящим бархатным взглядом, от которого становилось нехорошо, руки цепенели, колени тряслись, а соски твердели… Он наверняка понимал мощь своей харизмы …

Егору же, околевшему от холода, в первый момент было не до амуров. Он продрог до самых костей, и если о чем-то мечтал, то только о горячем чае, лучше с лимоном и коньяком. Потому на Аллу он первое время не обращал никакого внимания. Однако съемки ролика все затягивались и затягивались. Съев еще одну булочку, он наконец-то посмотрел на девушку.

«Странно, – подумал он, разглядев ее лицо в полумраке. – Она словно не хочет быть красивой специально. Ноль косметики, мешковатая одежда, не позволяющая разглядеть фигуру, нескладные движения подростка, еще не умеющего обращаться с внезапно выросшим телом. Однако в этих порывистых жестах, голосе, взгляде было куда больше искренности и жизни, чем в порочных куколках, ночевавших у него дома. С куколками было скучно. Они были милы до того момента, когда, пресытившись сексом, начинали говорить: шмотки, тачки, брюлики, «Феррари», Кипр и Куршавель… То ли девушки инстинктивно чувствовали в Егоре запах больших денежек его отца, то ли молниеносными взглядами просчитывали стоимость часов и барахла, коим заваливала его проштрафившаяся Инна, но все после первой же ночи хотели как минимум колечко и сережки, как максимум – замуж и в Ниццу. Егору становилось скучно, и, выпроваживая очередную нимфу, он не испытывал никакого сожаления, и уж тем более не упоминал о том, что дозвониться ему она вряд ли сможет…

Алла же была другой. Возможно потому, что изначально не была настроена на сладкую жизнь бездумного мотылька.

– Что ты рисуешь? – спросил Егор.

Булочка была невкусной, холодной и какой-то плоской, точно на ней кто-то долго сидел…

– В основном, людей, – пожала плечами Алла. – Портреты.

– Маслом?

– Маслом. А что?

– Ничего. Просто сейчас куда ни приди – везде авангард, кубизм, постмодернизм. А ты рисуешь портреты. Или ты их тоже в каком-нибудь авангардном стиле рисуешь?

– Не рисую, а пишу, – обиделась Алла. – Рисуют на заборах… Нет, я предпочитаю классику. Вот твой бы портрет я написала. И назвала «Портрет Дориана Грея».

– Почему? – изумился Егор.

– Я его себе таким представляю, – тихо ответила Алла. – Красивым, легковесным и… порочным.

– Я кажусь тебе порочным? – усмехнулся Егор, но в глазах полыхнуло адское пламя.

– Еще бы.

Егор замолчал, прихлебывая остывший чай.

Алла обернулась на съемочную площадку. Пока ее никто не искал и не звал. Голубеву гримировали, Антон нервно прохаживался туда-сюда, откровенно подслушивая то, что говорила актриса.

– Я бы тебе попозировал, – сказал вдруг Егор.

– Серьезно?

– А почему бы нет? У меня никогда не было собственного портрета маслом. Кто знает, может, он и правда будет стареть вместо меня… А еще я с удовольствием посмотрю твои работы. Может быть, покажешь их после съемок?

На площадке загомонили, зашумели, послышались резкие отрывочные команды режиссера. Алла беспомощно обернулась туда.