Текст книги "Мнемозина (СИ)"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

12

Побеседовать с Фироновым было задачей первостепенной значимости, и я не стал с этим тянуть. Начальник безопасности олигарха явно должен был знать о жизни его дочери многое, и уж кому-кому, а именно начальнику безопасности следовало рыть землю после смерти Ксении. Мне не нравилось, что дело поручили мне, и еще больше, что мне придется разговаривать с Фироновым.

Я без труда нашел бывшего коллегу. С тех пор, как Никита ушел из полиции, утекло немало воды. Он заматерел, располнел, слегка залоснившись от сытных харчей Рокотова, съехал с квартиры в собственный дом, который всем видом показывал: эй, смотрите, сколько у меня денег! Конечно, по сравнению с хоромами Рокотова особнячок Фиронова был гораздо скромнее, но мне бы на такой не хватило денег, даже если бы я защищал в суде без передышки еще лет десять. У дома стоял «лендкрузер», хищно сияющий черным лаком. Я провел ладонью по капоту, обнаружив, что тот теплый. Леля обещала предупредить Фиронова о моем визите, так что тот, скорее всего, поспешил вернуться домой. Конечно, я мог бы назначить встречу дома у Рокотова, но мне казалось, что под бдительным взором хозяина Фиронов поостережется откровенничать.

Никита вышел мне навстречу, двигаясь излишне осторожно, так что новость о перенесенной операции, скорее всего, была правдивой, но я решил не доверять первому впечатлению.

– А, Стахов… – скривился Фиронов, словно и не ожидал увидеть меня. – Вот и верь в наше время в идейных и неподкупных ментов. Все уходят на вольные хлеба, какими бы орлами не летали.

– Ну, ты же ушел, – усмехнулся я. – Хотя тоже орлом летал.

Фиронов не удостоил меня рукопожатием и слабо махнул, приглашая следовать за собой. Я двинулся следом, по узкой, кривоватой дорожке, мощеной песчаником. В дом меня тоже не позвали. Фиронов предпочел беседовать на свежем воздухе, по-барски предложив устроиться в беседке, увитой виноградными лозами. Я сел. Фиронов, кривясь, устроился в кресле-качалке, баюкая правый бок. На меня он поглядел с заметным отвращением. Я молчал, разглядывая хозяина. Тому следовало сбросить несколько килограммов, походить в зал, а красноватые белки глаз и мешки под ними говорили, скорее, не о перенесенной операции, а об обильных возлияниях. Если мои предположения верны, Рокотов нанял меня потому, что Фиронову не доверял из-за пагубных привычек.

На столе в беседке сверкал острыми гранями графин с коричневой жидкостью и пара стаканов. Внутренний голос подсказывал, что это не чай. Хозяин украдкой бросил на него взгляд и торопливо облизнул пересохшие губы. Я ждал.

Фиронову не понравилось, что я его разглядываю. Он дернул шеей, выставив ее на обозрение, и под воротом рубашки я заметил несколько свежих царапин, которые сложно было бы списать на опасное бритье.

– Я – другое дело, – сказал Фиронов. – Меня скушали много лет назад, а про твою твердолобость легенды складывали, обсуждали хватку и принципы, хотя, как мне там дурости было больше, чем принципов, а, может, всего серединка на половинку. И тут – бац, такой фортель, Стахов – адвокат. Не думал, что тебя смерть жены так поломает. Наши поговаривали, что ты мстить хотел, но не нашел Чигина.

Я вонзил отросшие ногти в ладонь, пытаясь удержать лицо. То, как походя Фиронов упомянул о смерти моих близких, явно было скользким желанием вывести меня из равновесия.

– Не нашел, – ответил я как можно спокойнее. – Потому и свалил из конторы. Профдеформация. Не мог беспристрастно на жмуров глядеть. Как здоровье твое?

– Профдеформация… – проворчал Фиронов. – Слово-то какое, умное, да бессмысленное. Здоровье мое не очень. Но я еще ого-го. Ты про Ксению пришел поговорить? Мне Леля звонила, предупреждала.

– Про нее. Есть что сказать интересного?

Фиронов пожал плечами, потянулся к бутылке и, скривившись, плеснул в стаканы алкоголь. Я свой вежливо взял, но пить не стал, согревая виски в ладонях, а вот Фиронов свою порцию заглотнул, не поморщившись.

– Да особенно нечего, – выдохнул он, и слегка проморгался. – Девчонка обычная, со своими бзиками. Жила тихо, номеров не откалывала, с родителями не ссорилась, как все, одним словом. Парень был, тот самый Глебка Макаров. Чего не пьешь? Вискарь отменный.

Я сделал небольшой глоток и кивнул, мол, оценил.

– Рокотов полагает, что Глеб ее из окна вытолкнул, – негромко сказал я.

– Знаю. Шут их разберет, Стахов. Я за Ксенией не ходил. Она вообще от охраны отказывалась, да ей она особо и не требовалась. Некоторое время я, по просьбе Олега Юрьевича к ней приставил паренька одного из наших конторских, но потом шеф снял охрану.

Фиронов налил себе еще, потянулся ко мне с графином, но я покачал головой, показав, что у меня еще есть, и спросил:

– Почему?

– Девчонку это раздражало. Повода не было усомниться в ее безопасности, потому мы от охраны отказались.

– Интересно, – медленно сказал я. – То есть Рокотов вдруг захотел, чтобы за дочерью ходил охранник, а затем передумал? Тогда возникла какая-то опасная ситуация?

Фиронов поглядел на меня исподлобья, и в его взгляде вспыхнула злость.

– Я не знаю, – буркнул он. – У нас никаких нежданчиков не было. Это буквально пару недель продолжалось.

– Можешь мне устроить встречу с вашим сотрудником?

– На кой? – грубо спросил Фиронов и со стуком опустил стакан на стол. – Совершенно лишняя процедура. Ничего он путного не скажет. Да и не работает он у нас больше.

– Что так? – удивился я. Внезапный уход сотрудника охраны олигарха после смерти его дочери выглядело подозрительным.

– Уволился, – раздраженно ответил Фионов, поглядел на графин, в котором стремительно убывал виски, и, не выдержав, налил себе еще, больше не предлагая мне. – По собственному желанию. На юг переехал, в тепло, с легкими у него что-то такое было. Нечего мне тебе сказать, Стахов.

Фиронов попытался встать, но ему это удалось только со второй попытки. Виски его уже забирал, шов от аппендицита давал о себе знать, и потому его попытки были неуклюжими, что еще больше вывело Никиту из себя. Я остался на месте, позволив Фиронову, всем видом демонстрирующего, что визит окончен, нависать надо мной.

– Чего сидим, кого ждем? – не выдержал он. Я усмехнулся и встал, глядя Фиронову прямо в глаза.

– По-моему, ты мне по ушам ездишь, Никит. Я вроде не ради праздного дела интересуюсь, я докопаться до причины смерти Ксении хочу, дочери, на минуточку, твоего шефа, и как бы я тут не потому, что мне страсть как захотелось тебе морсу и апельсинов притащить.

На лице Фиронова заходили желваки, и он, сделав шаг вперед, почти уперся в меня, распространяя сивушную вонь перегара. Я даже подумал, что он меня боднет широком костистым лбом, но Фиронов, плотно сжал губы, да так, что они превратились в тонкую линию, лишь сопел.

– Щас расплачусь, – наконец, сказал он. – И в жилетку тебе уткнусь. Я. Стахов, тоже опер, тоже бывший, и нюх у меня не хуже твоего. Только шеф на меня в обиде, за то, что я его кровиночку проглядел, нового пса завел, а старого в утиль списал. Мне теперь возвращаться некуда. С больничного выйду, мне пинка под зад дадут. Теперь ты главный. Вот и бегай, пес, рой землю. Я тебе помогать не буду. Да и нечего мне сказать.

Я улыбнулся и развел руками.

– Ну, на нет и суда нет. Кстати, а царапины у тебя на шее откуда?

– Супруга в порыве страсти расшалилась, – холодно ответил Фиронов. – Обожает меня уже много лет, душа в душу живем, радуем друг друга. Так что визит окончен. Иди, Иван, пока ветер без камней. Провожать не буду.

13

Татьяна позвонила мне, когда я уже ехал домой и предложила встретиться. Мне не очень хотелось тащиться к ней домой, но оказалось, что она собиралась выползти в кафе, что для нее было настоящим подвигом. В одиночку Таня редко совершала такие отважные поступки. Люди бурно реагировали на ее изуродованное лицо, тыкали пальцем, перешептывались, иногда откровенно грубили. Случаев, когда Таню просили покинуть какое-нибудь приличное заведение, насчитывалось немного лишь по той причине, что она редко позволяла себе подобные вылазки. В обществе немногих оставшихся друзей Таня старательно делала вид, что ее совершенно не заботят косые взгляды, плевала б она на них с высокой колокольни. В действительности же она долго приходила в себя, и потому отваживалась на выход в свет не чаще одного-двух раз в месяц. Я подумал, что вполне мог помочь ей с социализацией, позвонил Иннокентию и предложил встретиться, чтобы тот смог забрать свои инструменты.

Иннокентий появился у меня за спиной в тот момент, когда я уже входил в кафе – небольшое, не пользующееся успехом, выживающее исключительно за счет спиртного. Хозяин – пузатый, бородатый Степан Коровин, частенько сам подавал заказы, экономя на официантах. На его кухне безраздельно властвовала повариха Тамара, обрюзгшая бабища неопределенного возраста, которая умудрялась испортить даже покупные пельмени. Поговаривали, что Тамара, изрядно выпивающая, гоняет Коровина скалкой «по синьке». Мы познакомились еще в моей прошлой жизни. В кафе произошла поножовщина, Степану тоже досталось, залетный воришка, наркоман со стажем, попытался вычистить кассу, ударил ножом администратора, порезал выскочившего на шум Семена. Закрыли воришку быстро, он даже не успел потратить всех денег, коих, кстати, было немного. С тех пор Степан мне уважительно кланялся, периодически намекал, что не останется в долгу, если я помогу ему решить некие проблемы, но я предпочитал не связываться. Вот и сейчас при виде меня Коровин растянул губы в фальшивой улыбке.

– Привет, Иван, давно тебя не было видно. Поднакопил деньжат на нашу изысканную кухню?

Коровин хохотнул. Шутка была дежурной, приевшейся, совершенно не смешной. Я так же дежурно ответил, пожав его скользкую, холодную, несмотря на жару, руку:

– Давно не мучился от гастрита, решил, что грех упускать такую возможность. Меня никто не спрашивал?

Коровин скривился и, мотнув бородой в угол, произнес с презрением.

– Ну… Твоя меченная сидит в уголке и потягивает пиво. Не хочу показаться невежливым, но ее фотокарточка не сильно способствует рекламе моего заведения. Если бы она хотя бы выбирала столик подальше от окон…

Он не договорил, захлебнувшись фразой, поскольку разглядел за моей спиной Иннокентия. Таня действительно сидела у окна, на виду у прохожих, и, к сожалению, находилась довольно близко, чтобы не услышать хозяина. Я оставил реплику Коровина без внимания. Ему и без того достанется. Коровин это понимал, поскольку заметно побледнел, а на лбу выступила испарина. Я с наслаждением наблюдал за его корчами.

– Здравствуй, Иннокентий… Тебе как обычно? – проблеял Степан. Я едва удержался от смешка: Кеша приходил сюда всего пару раз, явно не став постоянным посетителем, однако Коровин запомнил визит Кеши раз и навсегда. Я не знал всех дел, которыми занимался мой приятель, но внутренний голос подсказывал, что именно он и был частью проблем Коровина, от которых он мечтал бы избавиться.

Кеша не улыбнулся, под его внимательным взглядом Коровин начал ерзать и наливаться краской, пока мой приятель не произнес с невероятно сладкой интонацией, от которой даже у меня свело зубы.

– Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый, – пропел Кеша. Кажется, тебе не нравится лицо нашей дорогой Танюши?

Таня чуть заметно дернула уголком губ, а Коровин торопливо ответил:

– Я сказал просто так, и вовсе не собирался никого обижать, Иннокентий, ты же понимаешь…

– А никто и не обиделся, – вмешалась Таня. – Во всяком случае, я точно.

Она отхлебнула пиво и уставилась в окно, неубедительно изобразив равнодушие. Кеша, тем не менее, не отступал:

– А я обиделся, – веско произнес он. – В цивилизованных странах это называлось бы дискриминацией. Я тут недавно слышал, что одна супермодель заставила хозяина кафе извиниться перед ее сестрой-дауном. Этот метод надо брать на вооружение. Ты не хочешь попросить прощения у Тани за то, что ее внешний вид не отвечает твоему представлению о прекрасном?

– Ради бога, Кеша, не превращай все в балаган, – взмолилась Таня.

– Погоди, я еще не услышал ответ. Так что?

Пот тек с Коровина градом. Он с ненавистью поглядел на Кешу, но его голос звучал смиренно, словно на исповеди, а длинная мокрая борода лишь усиливала сходство с духовным лицом.

– Татьяна, простите, я вовсе не имел в виду ничего плохого, – пробубнил он, и на пол упала крупная капля: не то слезинка, не то пот. С Тани было довольно. На нас уже оборачивались немногие посетители, этого обычно хватало, чтобы Таня опрометью вылетала из зала, я видел, что она сдерживается лишь благодаря огромному усилию воли.

– Извинения приняты, – резко сказала она. – А вы сядьте уже, если не хотите, чтобы я обиделась по-настоящему.

Будучи в курсе моих дел, Таня знала Иннокентия, иногда он даже заходил к ней и как-то предложил денег на пластическую операцию. Таня тогда отказалась из гордости, о чем, думаю, пожалела. Впрочем, предложи Кеша деньги сейчас, вновь наткнулся бы на отказ. Иногда Таня бывает на удивление упрямой.

Кеша тут же потерял интерес к Коровину и сел, я устроился напротив, сжав под столом Танину руку, холодную и влажную, как дохлая рыба. Кеша безжалостен, но я понимал, для чего он все это устроил. Представление было рассчитано не на Коровина, а на нашу спутницу, которой, по мнению Иннокентия, надо было учиться жить дальше. Не уверен, что методы Кеши действовали на Таню благотворно, скорее всего, она бы больше не пришла в заведение Коровина. Пока она приходила в себя, я передал Кеше портфель с отмычкой.

– Вот твоя шарманка, она мне здорово помогла. Все прошло, как по маслу.

– Оставь себе, – отмахнулся приятель, взял со стола меню и зачем-то поглядел в него, хотя доподлинно знал, что кроме пива и чипсов тут ничего заказывать не стоит. – Узнал что-нибудь интересное?

– Пока нет, кроме того, что у Глеба Макарова, кажется, была еще одна подруга, кроме Ксении, и зовут ее Алиса. Девицу надо найти и пообщаться. Может, она в курсе, куда он подевался.

– Еще одна девица? – делано изумился Кеша. – Боже, какая редкость в современном мире. Глебка потрахивал двух баб, может, даже больше. Учитывая его состояние, точнее, состояние его папаши, на него должны были охотиться сотни девчонок. Думаешь, он залег у нее?

– Не уверен, – покачал я головой. – Он слишком хорошо спрятался. Вряд ли у него бы то получилось без помощи родителей. Они не выглядят озабоченными, мать уж точно, а до отца мне добраться не удалось. Макаровы явно знают, где их чадо, слишком уж спокойны. Рокотов уверяет, что Макаровы не хотят общаться на тему сына, все контакты между ними прервались. Я пробовал поговорить с Макаровой, но…

– Тебя вышвырнули вон? – догадался Кеша. Я скривился.

– Ты на удивление прозорлив.

– Я могу поискать девчонку, – вмешалась Таня. У меня уйма свободного времени. Ты знаешь, как она выглядит?

Я вынул телефон и переслал обоим фото, запечатлевшее Глеба, Ксению и Алису. Кеша едва взглянул на экран телефона, а Таня разглядывала фото внимательно, не попытавшись уточнить, которая из девушек меня интересует, из чего я сделал вывод, что она уже знала, как выглядела дочь Рокотова.

– М-да, я бы не сказала, что она красотка, хотя… Мне с моей рожей любая сейчас даст фору, – с напускной бравадой произнесла Таня. – Впрочем, если смыть с девочки эту готическую маску, снять пирсинг, была бы вполне миленькой. Этот образ девушки с татуировкой дракона ей совсем не идет. Алиса Ксении заметно проигрывает. Давай, я поищу ее среди друзей Глеба и Ксении. Наверняка она есть в соцсетях. Там ты ее еще не смотрел?

Я покачал головой.

– Хотел, но времени не было. Удивительно, но у Ксении якобы совершенно не было подруг, так считают ее родители. Сказать что-то о Глебе я вообще ничего пока не могу. Если бы сейчас была осень, пошел бы в институт, но студенты на каникулах. Придется отлавливать друзей по одному.

– Я могу и это сделать, – предложила Таня.

– Тань, я не хочу тебя напрягать, у тебя своей работы хватает.

Она закатила глаза. Перерезанные мышцы странно стянули кожу, превратив лицо в маску монстра. Я торопливо отвел взгляд и отхлебнул быстро нагревающееся пиво.

– Стахов, я тебя умоляю, я эту работу делаю левой ногой за пару часов, а потом дохну от тоски. Лучше скажи, чем ты собираешься заняться сам?

– Я бы припер к стенке прислугу. Не стоит их недооценивать. Горничные знают гораздо больше, чем говорят, особенно учитывая оговорку этой Лели. Думаю, что она была неравнодушна к Глебу. Она назвала его «мальчиком». Но при этом ни разу не назвала «девочкой» Ксению. Завтра узнаю, где она трудилась раньше.

Кеша махнул рукой, и Степан торопливо принес еще пива и чипсов. Дождавшись, пока он уйдет, Кеша наклонился над столом и, понизив голос, вкрадчиво спросил:

– Это все, конечно, замечательно, но меня вот другое волнует. Тебя не царапнуло, что Рокотов так уверенно пообещал сдать тебе Чигина?

Таня нахмурилась. Я помолчал, поскольку мне нечего было ответить. Этот же вопрос занимал и меня, но на всякий случай я решил уточнить, просто чтобы заполнить эфир.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что тебя можно было подцепить на блесну только таким способом, и ты повелся, – пояснил Кеша. – Откуда у Рокотова сведения о Чигине? Что он вообще знает о нем и о том, что случилось с твоей семьей два года назад? Ты не думаешь, что он берет тебя на понт? Ты выполнишь всю работу, а он в итоге скажет: пардонте, мусью Стахов, но я ничего не знаю про маньячелло Чигина, идите с вашими запросами туда, откуда пришли – вон!

Таня кивнула, соглашаясь с Кешей. Я вынужденно признал, что его сомнения справедливы.

– Была такая мысль, но меня до сих пор в башку другое долбит. После побега Чигин как в воду канул. И не всплыл до сих пор, несмотря на то в федеральном розыске. Предположим, что с больничкой ему повезло, но дальше-то что?

– Хочешь я расскажу тебе про Вову Штыря, которого замели через двадцать лет после побега? – фыркнул Кеша.

– Вова Штырь – уголовник. А Чигин – маньяк. У него другая психология. За два года он бы проявился.

– Брось, – отмахнулся Кеша. – Он мог свалить в Казахстан, Белоруссию, а оттуда улететь за границу, осесть там. Чикатило сколько лет ловили?

– Никто не знал, кто маньяк. Не в нашем случае. Сбегает маньяк, все на ушах стояли, учитывая количество убитых.

– Он мог где-нибудь сдохнуть, – жестко произнесла Таня и со стуком поставила свой стакан на стол. – Я бы очень этого хотела. И мне на хрен не сдалась долбаная справедливость, показательная казнь и прочее. Если я буду точно знать, что кто-то проломил Чигину башку или он утонул, переправляясь в Финляндию, то успокоюсь и отпущу ситуацию раз и навсегда. Но Ваня прав. Маньяк себя не переделает. Два года прошло, и мы ничего не слышали о новых жертвах. Он мог, например, умереть.

– Угу. Или научился очень хорошо прятать трупы, – мрачно предрек Кеша.

– За что я вас люблю, дорогие мои, так это за безудержный оптимизм, – вздохнул я.

14

Телефон бывшего охранника Ксении не отвечал. Сообщения в мессенджерах оказывались прочитанными, но безответными. Андрей Сухоруков не желал со мной общаться. Мне это надоело. Я, конечно, предполагал, что охранник мог оказаться где-то в другом городе, но на всякий случай воспользовался своими былыми связями, чтобы запеленговать телефон. Сигнал устойчиво пульсировал в загородном поселке, который еще только начал превращаться в модное место богатых дачников. Особняки воздвигали неподалеку от Истры, на другом берегу, до своего крайнего замужества, когда-то жила примадонна всея Руси. Пара звонков – и я знал, что в поселке, на улице Кленовой постоянно была прописана некая Мария Павловна Сухорукова, 1951 года рождения. Я не поверил в совпадения и направился навестить почтенную мадам.

Дом Сухоруковых оказался скромным пятистенком, выкрашенным в зеленый цвет. За крышей переливалась река, окруженная раскидистыми ивами. Двор окружал забор из рабицы, за ним я увидел битый «лексус», под которым, в тени, вальяжно развалился бурый пес, лениво косивший взглядом в сторону бродивших по двору кур. На завалинке валялся серый кот с рваным ухом. В «лексусе» грохотали басы, почти заглушая резкие удары топора и стук разлетающихся поленьев. Я прикрыл глаза ладонью от солнца и увидел мужскую спину, вздымающую и опускающую колун.

Было здесь что-то еще… Непонятное, неприятное. Опасное. Холодное, как лед.

Я несколько раз стукнул кулаком в ворота. Дремавший пес поднял голову и, нехотя поднявшись, принялся лаять без особого энтузиазма. Мужчина, еще совсем молодой, оглянулся, и на его лице промелькнуло что-то непонятное, вроде раздражения, с которым он быстро справился, и даже неудачно попытался изобразить улыбку, однако колун остался в его руках. Хозяин или знал, кто я, или догадывался, поскольку никакого удивления на лице не появилось.

– Здрасьте, – сказал он. – Чем могу помочь?

– Добрый день. Вы – Андрей Сухоруков?

– Точно так. А вы…

– Я адвокат Иван Стахов, – представился я, вновь не заметив удивления, – я вам звонил несколько раз. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

– Ну… Задавайте, если вам надо. Вы меня, наверное, не помните. Вы когда-то в наш универ приходили, рассказывали про службу в органах, так сказать, были покупателем.

Такое в моей биографии, действительно было. Начальство отправляло нас на юридические факультеты где мы долго и неубедительно агитировали молодежь вступить в ряды полицейских.

– Я вас не вдохновил? – поинтересовался я. Сухоруков развел руками.

– Ну, как видите. Я со скрипом учился, чуть не вылетел, куда мне было в следаки или опера идти, а на дороге палочкой размахивать и подавно не хотелось. Проходите во двор, в дом не приглашаю, у меня там мама болеет. Чаю хотите? Или пива?

Я подумал, что меня уже второй раз не приглашают в дом бывшие полицейские, пусть Сухоруков так и не надел погоны, но не стал акцентировать на этом внимание. Двор выглядел неухоженным, всюду валялось барахло, какие-то тазы, поодаль, на веревках колыхалось белье, неаккуратно повешенное комом, так что вряд ли здесь хозяйничала женщина. Напрягать Сухорукова не хотелось. Двор вызывал какое-то смутное беспокойство, что-то зудело у меня в затылке, словно его сверлил настойчивый взгляд. Я незаметно потер ладонь кончиками пальцев. Они были холодны, как лед.

– Спасибо, ничего не надо. Мама ваша давно болеет? – спросил я, стараясь незаметно оглянуться. Ах, как бы мне не помешала помощь Веры… Она видела мертвых, я же мог только чувствовать нутром, что здесь, в этом тихом месте, кто-то умер не своей смертью, и его могила еще совсем свежа.

– Да с месяц уже. С ногами какая-то беда, варикоз, а потом еще и свалилась на улице, ходить совсем не может, мне даже с работы пришлось уволиться. Совсем плоха стала после того как отец… того.

Я облизал высохшие губы.

– Ваш отец недавно умер?

– Да, – неохотно признался Сухоруков. – А вы по какому вопросу? Из-за Ксении Олеговны?

Я кивнул, и вновь огляделся, но ощущение не менялось. Покойник, если он присутствовал в этом месте, упорно ходил за спиной. Я тряхнул головой.

– Рокотов вам недостаточно платил для того, чтобы нанять сиделку?

– Рокотов… – Андрей пожал плечами. – Да я его видел несколько раз всего, когда за Ксенией Олеговной заезжал, да отчитывался. Не думаю, что он вникал, сколько я зарабатываю, а попросить прибавки я тогда не отваживался. Ставка у меня обычная, как у всех, кто непосредственно доступа к телу шефа не имеет. Когда меня поставили Ксению охранять, я обрадовался, думал, зарплату повысят, только недолго лафа длилась. Она от охраны отказалась, да еще в такой форме, будто я в чем-то был виноват. А тут отец умер, мама заболела. Я отпуск взял без содержания на первое время, а дальше… Ну, вы знаете. Меня даже в Москве не было, когда у Рокотовых все случилось. После смерти Ксении я сунулся обратно, а меня уволили, как оказалось. Фиронов сказал: нет к тебе доверия, не заметил, что девчонка к самоубийству готовилась. Только как я мог это заметить?

Вопрос был справедливым, и, хотя Андрей поглядел на меня с надеждой, я не смог ответить. Если у девушки была депрессия, то это родители не заметили, молодой человек – не заметил, а как это долен был разглядеть охранник и подавно неизвестно. Вместо ответа я спросил:

– Фиронов считал, что Ксения покончила с собой?

– Ему менты так сказали, – хмуро сказал Сухоруков и вдруг вскинулся: – А что? Это не так? Хотя… Вы бы, наверное, сюда не приехали. Неужели ее грохнули?

– Если так, то кто мог это сделать? – ушел я от ответа. – Фиронов вас не расспрашивал?

– Ну… Говорил. Но так, вскользь. Он больше за себя переживал, потому что в тот момент в больнице оказался, мог шефу под горячую руку попасть и с работы вылететь. Благо Рокотов понимал, что от аппендицита прививок не бывает, и от него не убережешься. В общем, Фиронов на работе остался, а меня вот турнули. Хоть рекомендации нормальные написали, и то хорошо. Хотя это все равно несправедливо. Прямо как рок какой-то, будто Смерть сама к Ксении дорогу расчищала, чтобы не помешал никто. Вы «Пункт назначения» смотрели?

Мне хотелось фыркнуть, но памятуя о буравящем спину взгляде мертвеца, я воздержался от критики.

– Думаю, что Смерть достаточно могущественна, чтобы разобраться с человеком и не устраняя охранников такими сложными способами, как болезни родных. Скажите, после вашего ухода Ксению никто не охранял?

– Нет. Точнее, я не в курсе. Парни говорили, что к ней никого так и не приставили.

– Вы не замечали, она ссорилась с кем-нибудь, пока вы ее охраняли?

– Нет, – помотал головой Андрей. – Да и не с кем было. Я же с лета этим стал заниматься, у нее каникулы. Она дома сидела или с Глебом Макаровым где-то шаталась. Ксения вообще не особо общительна… была. Меня поначалу не замечала, словно я мебель, а потом вдруг словно с катушек съехала, потребовала, чтобы я перестал за ней ходить. Визжала, ногами топала, стукачом обозвала. Ну, Олег Юрьевич меня и снял с наблюдения. Иногда только просил съездить за ней куда-нибудь.

Я насторожился. Рокотов явно знал больше, чем хотел показать. Что-то в поведении или окружении дочери ему не понравилось, если он захотел отправить с девушкой сопровождающего. Или же он начал бояться за дочь? Я мысленно сделал зарубку спросить об этом своего нанимателя.

– Олег Юрьевич просил вас за ней… наблюдать? То есть вы не просто сопровождали Ксению по магазинам или клубам? – уточнил я.

– Вообще я поначалу и то, и это делал. Потом только сопровождал.

– О перемещениях Ксении вы докладывали лично Рокотову или Фиронову?

– Олегу Юрьевичу, – не раздумывая ответил Андрей. – Он всегда благодарил. Помимо денег вискарь подарил.

Я распросил Андрея об отношениях Ксении и Глеба, но тут он не смог сказать ничего интригующего. Обычная влюбленная пара, встречались, гуляли вместе. Затем я спросил о том, как к Ксении относились родители Глеба, встречались ли они вообще. Злобный взгляд Натальи Макаровой и ее неприкрытая ярость не давали мне покоя. Взгляд Андрея на миг затуманился, и он, помявшись мгновение, неохотно сказал:

– Знаете, по-моему, Ксения с Натальей Александровной поссорилась.

– С чего вы взяли? – небрежно спросил я.

– Где-то месяц назад они столкнулись в арт-галлерее. Глеб там картины выставлял, ну, конечно, все пришли, и Макаровы, и Рокотовы. Там Наталья Александровна опрокинула на Ксению вино, причем не случайно, я видел. Прямо таки плеснула, а Ксения в белом платье была. И еще сказала что-то, только я не услышал. Глеб долго с матерью разговаривал, красный был от злости, а Наталья Александровна ему велела оставить Ксению и больше никогда не встречаться с ней. Он, конечно, не послушал. Но они все равно потом поругались.

– Поругались? Из-за чего? – спросил я, мысленно представив ту картину: струя красного вина заливает белое платье, капли падают на пол, словно кровь. На миг мне сделалось нехорошо. Сверлящий взгляд не ослабевал, более того, за спиной стало холодно. Андрей, видимо, ничего подобного не ощущал поскольку продолжил бойко докладывать.

– Я не знаю. Я заехал за Ксенией Олеговной с утра, она велела отвезти ее в торговый центр, хотела компьютер купить. Я поднялся в квартиру, а там – бардак, ноут в мусорке, разбитый. У Ксении синяк под глазом. Я ее спросил, что случилось, она мне и ответила, сухо так, с любимым повздорила, комп об его башку разбила, надо вот новый купить. Я больше с расспросами не лез, отвез ее в магазин, потом домой. А через пару дней она истерику закатила и велела за ней больше не ездить. Ну, а потом у меня отец умер, и мама заболела.

– Причины ссоры вы, конечно, не знаете?

– Не знаю, но они в последнее время часто ссорились. В последний раз – из-за матери.

– Из-за той сцены на выставке.

Андрей покачал головой.

– Нет, я неправильно выразился. До того они ругались из-за матери Ксении. Она ездила к ней в Красногорск, причем умудрилась смыться так, что я не заметил. Олег Юрьевич очень сердился, потом сам в Красногорск поехал, общался со Светланой Игоревной.

Я припомнил выписку со счетов Ксении. Значит, в Красногорск она ездила к матери. А затем туда отправился Рокотов. Что ж, это было вполне объяснимо. Он узнал об этом и хотел поговорить с бывшей женой. Общее горе часто объединяет даже уже чужих людей, вполне возможно, Светлана нуждалась в утешении мужа, пусть бывшего.

– Когда это было? – спросил я.

– Ровно за неделю до смерти Ксении, в пятницу, потому что в выходные я уехал к маме и больше не работал. Я еще удивился: у Рокотовых в доме о первой жене Олега Юрьевича ничего хорошего не говорили. Даже Фиронов считал ее… извините… конченой.

– Почему? – удивился я.

– Она же запойная, – развел руками Андре и помрачнел. – Алкаш в семье – это всегда беда, мне ли не знать, даже если пьет мужик. А тут женщина, мать! Разве это нормально? Пьющая баба отдает родную дочь на воспитание отчиму, и сама десять лет даже не пытается с ней увидеться.

Я невольно потряс головой. Отчиму?

– Простите… Что вы сказали? Какому отчиму?

Андрей удивленно поднял брови.

– В смысле – к какому? Олег Юрьевичу. Вы не знали, что он не ее родной отец?

– Понятия не имел.

– Ох… – Андрей выглядел сконфуженным. – Рокотов мне башку оторвет… Хотя вы же для дела спрашиваете… В принципе, это вся обслуга знала, так что, я вам ничего не говорил, ладно?.. Короче, Светлана Игоревна по синьке где-то залетела, толком даже не известно от кого, хотя на тот момент была за Рокотовым замужем. Он долго дочь считал своей, пока Ксения не заболела и ей кровь не потребовалась. Ну, там и оказалось, что группа не совпадает. Скандал был до потолка, но Рокотов все ж таки мужик, от Ксении не отказался, считал ее родной дочерью, и к себе забрал, когда Светлана Игоревна чертей гонять начала. Он жену в дурку отправил, лечил долго, но она по новой начала загоняться. Тогда он развелся, и дочь отсудил, даром, что не родная. А Светлана Игоревна дома у Рокотовых не появлялась… Хотя…