Текст книги "Козырная пешка"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Для несведущей ты чересчур хорошо разбираешься в делах мужа, – фыркнул Михаил.

– Так я в курсе, что он деньги отмывал и брал за это свой процент, и даже знаю сколько, – пожала плечами Алиса. – Но как это все происходило, я не интересовалась. Так что те самые деньги, которые вы ищете, скорее всего, во что-то вложены, или на каком-нибудь счету. Только ходов к нему ни у тебя, ни у меня нет.

– Ты забирала какие-нибудь бумаги?

– Не отдавай, – предостерегающе крикнула Агата. Алиса лишь отмахнулась.

– Да пусть берет. На них ведь действительно кредит висит, может, хоть что-то прояснится.

Агата поджала губы и хмуро посмотрела, как Алиса удалилась из комнаты. Михаил нетерпеливо барабанил по столу пальцами. Может быть, хоть сейчас действительно что-то может измениться?

Алиса вернулась быстро, неся в руках видавшую виды пластиковую папку, наполненную какими-то бумагами. Михаил потянулся было к ней, но Алиса и не думала ее отдавать сразу. Она вывалила содержимое папки на стол.

– Вот, смотри. Сразу не отдаю, тут, может, чего-то и мое попадется. Это я оставлю себе. А остальное забирай.

– Я бы не отдавала, – буркнула Агата в пространство.

Михаил не ответил. Он алчно перебирал бумаги. Среди внушительной стопы листов попалось несколько документов, явно ценных только для Алисы: ее регистрация как частного предпринимателя, пенсионные договоры ее и мужа, ИНН, свидетельство о браке, свидетельство о рождении, аттестат и еще кое-какие бумаги. Почти не похудевшую стопу документов Михаил вновь сложил в папку и встал.

– Ну, спасибо и на этом, – чуть повеселевшим голосом сказал он. – Может быть, действительно все образуется. Поеду я.

– Счастливо, – апатично ответила Алиса.

– Маме привет, – ехидно добавила Агата.

С документами Михаил сразу же приехал к адвокату. Тот явно не был рад увидеть Соколова у себя дома поздно вечером, но делать было нечего. Надев очки, адвокат быстро просмотрел документы.

– Ну, что я могу вам сказать, – дружелюбно произнес он. – вы, Михаил Николаевич привезли сюда обыкновенный хлам.

Михаил не ответил. Он и сам уже начал это подозревать, глядя как меняется лицо адвоката с каждой прочитанной бумажкой с откровенно-любопытного на брюзгливое и разочарованное.

– Вы уверены, что она отдала вам все? – участливо спросил адвокат.

– Не знаю, – подавленно произнес Михаил. – Она всего минуту отсутствовала.

– За минуту многое можно сделать, – поучительно произнес адвокат. – все интересующие нас бумаги она могла заранее вынуть, а вам подсунуть «куклу». Вы как думаете?

– Не знаю, – вяло произнес Михаил. Оживление, подбросившее его к небесам, когда Алиса отдала ему документы, испарилось, оставив место отчаянию и раздражению. – Она вообще-то девка неглупая, могла заранее предвидеть такую ситуацию.

– Вот видите, – закивал адвокат. – Документы она вам отдала сразу, без борьбы?

– Сразу. Правда, эта старая ведьма возражала…

– Это показалось вам странным?

Михаил пожал плечами.

– Да как вам сказать…. Скорее, нет. Это вполне в характере Алисы. Она… как бы вам сказать… Благородная что ли… Вот Агата другое дело. Она никогда ничего бы не вернула только из вредности.

– И тем не менее, благородная Алиса явно порадовалась тому, что у вашей семьи неприятности?

– Ну да. Хотя она нас особо никогда не жаловала. Особенно маму и Ладу. Она нормально только к Варваре относилась и ко мне. Агата вообще всех на дух не выносила, разве что Варвару она привечала. Но Варвару все любят… Даже машину она получила без всяких проблем. На этой машине единственной из всего наследства не висят никакие долги.

– А как ваш покойный дядюшка относился к вам? – вдруг спросил адвокат.

– Мне кажется, он ревновал, – медленно произнес Михаил.

– Ревновал вас к жене? Был повод?

– Ну… Мы почти одновременно познакомились. И я ей явно нравился. Мы даже на свидание один раз сходили, только у нас ничего не было. Я женат уже был, ну и все такое. Думал, сниму девочку, а она оказалась вот такой…

– Какой? Неприступной?

– Нет, не в этом дело… Чудной. Алисой из Страны Чудес. Я тогда даже немного влюбился. Дяде это не нравилось. Он вообще не хотел оставлять нас наедине.

– А как он относился к вашей маме?

Михаил снова пожал плечами и скривился.

– Мне кажется, он маму презирал. Она сильно пьет, и Ладка тоже любит заложить за воротник. А как напьются, так скандалят. Дядя этого не любил. Он никогда нам не помогал деньгами. Варваре помогал, а нам нет. Варвара в разводе, два спиногрыза на шее, а мы вроде не бедствуем. Мама много лет была директором универмага, потом мы его удачно приватизировали… Правда, в последнее время дела идут не очень… Вы же знаете, рядом построили новый торговый центр, треть наших арендаторов ушли туда, а на освободившиеся площади мы никак не можем найти постоянных клиентов. Торговый центр наш универмаг закрывает, да и вокруг все раскопано, надо дорогу в порядок приводить…

Михаил осекся, увидев, что на лице адвоката написано явное презрение и нежелание вникать в его проблемы.

– Михаил Николаевич, я очень вам сочувствую, но согласно оставленным Мержинским документам, все проблемы, связанные с его фирмами и… м-м-м… нашими делами, перешли к вашей семье. Вы знаете, какая сумма исчезла у господина Гловы? Знаете. Так что я от всей души советую вам эти деньги найти.

– Вы же знаете, что у меня таких денег нет, – беспомощно сказал Михаил. – Дядя со мной не работал… Почему вы не предъявляете претензии Алисе?

– Алиса Геннадьевна еще ответит на наши вопросы, но, думается, что мы от нее ничего не добьемся. А вот вам я не советую списывать ее со счетов. Она может что-то знать, пусть подсознательно. Что-то может знать и госпожа Берг.

– Послушайте, – внезапно вскинулся Михаил. – Алиса ведь все-таки вдова Владимира. Нельзя ли ее заставить хотя бы кредиты платить? Если у нее есть деньги, она раскошелится, или так или иначе задергается.

Презрение на лице адвоката стало очевидным.

– Михаил Николаевич, это очень тяжело сделать технически. Алиса Геннадьевна личность в городе известная. Наезд на нее мало что даст. Кто знает, куда она побежит жаловаться, а нам сейчас шумиха совсем не нужна. У Гловы очень шаткое положение, на носу обвинение в коррупции… Господин Мержинский, надо признать, очень ловко составил свое завещание. Так что предъявить на законном основании Алисе Геннадьевне нам нечего. Все финансовые претензии будут адресованы вашей семье: вам, сестре и маме.

– А-а-а…, – начал Михаил, – а на незаконном основании… можно будет что-то ей предъявить?

В глазах адвоката вспыхнули искорки.

– Смотря как этим заниматься, дорогой Михаил Николаевич, смотря кто будет это делать… К тому же у меня есть еще один вопрос к вам.

– Слушаю вас.

– Вы уверены, что умер действительно ваш дядя?..

Женька влетела в дом Агаты, когда мы собирались обедать. Несколько дней после моей встречи с Захаровым, я жила спокойно. Не могу сказать, что мне было скучно, так как, несмотря на обещанную поддержку со стороны местного авторитета, я в завтрашнем дне была не слишком уверена, отчего хандрила и раздражалась по пустякам. Агата распекала меня нравоучениями, я вяло огрызалась и мрачнела день ото дня. Видя, что нервное напряжение растет, Агата пыталась развлечь меня самыми разными способами. Получалось так себе. Из дома я выходить опасалась. По дороге на работу меня сопровождал эскорт в лице Сергея, наблюдавшего за мной из окна своего лакированного танка. Не имея возможности организовать развлечения вне дома, Агата старалась придумать в его стенах что-нибудь этакое, что встряхнуло бы меня и вернуло жажду жизни. Одним из ее изобретений стали цветные обеды.

Когда Женька ворвалась в дом, мы как раз садились за стол. Увидев подругу, я насторожилась. Волосы Женьки стояли дыбом, она была крайне небрежно накрашена, чего с ней в принципе не случается. Женька неоднократно говаривала, что даже на эшафот она пойдет при полном параде. Сегодняшний вид явно свидетельствовал о чем-то важном, произошедшем с подругой только что.

Агата, оглядев Женьку, вздохнула и достала из шкафа еще один прибор.

– Садись обедать, Женечка, – ласково сказала она. – У нас сегодня зеленый день.

– Угу, – буркнула Женька, рухнув на стул, а потом обеспокоено спросила: – Какой у вас день?

– Зеленый, – терпеливо повторила Агата.

Лицо Женьки выражало высшую степень обалдения.

– Это чего значит? – недоуменно спросила она. Я сжалилась над подругой.

– Это значит, что на стол будут поданы продукты определенного цвета. Зеленый суп, зеленый салат, зеленый чай. В красный день мы едим все красного цвета: помидоры, борщ, пьем каркадэ, ну и так далее. В желтый – желтый перец, омлет, лимоны. И так по цветам.

– Потрясающе! – восхитилась Женька. – А в синий? Хлебаете абсент и запиваете его медным купоросом?

– Ешь давай, горе луковое, – приказала Агата и поставила перед Женькой тарелку с овощным супчиком. Однако Женька и не думала успокаиваться.

– Агата, вы просто гений, надо же до такого додуматься! А по субботам я предлагаю устраивать прозрачный день. Очень хорошая встряска для организма.

– Это что? – удивилась наивная Агата, – день лечебного голодания?

– Вроде того. Это водка, вода и фунчеза! Организм в восторге, мы в экстазе. А после прозрачного дня – белый день: кефир и унитаз.

Я фыркнула. Женька рассмеялась в голос. Даже Агата, сидевшая с постным лицом, с большим трудом подавила усмешку.

– Давайте есть, – предложила она срывающимся голосом, – все стынет.

Женька ела неохотно, ерзала на месте, но молчала, хотя невооруженным взглядом было видно, что ее просто распирает от нетерпения поведать что-то захватывающее. Агата на Женькины корчи смотрела с неодобрением, я же почувствовала, что Женьку в неурочное время принесли очень важные новости.

Женька продержалась до чая, зеленого, разумеется. Небрежно откусив от печенья с мармеладом лягушачьего оттенка, она бросила в пространство.

– Интересно, чего ему все-таки было от меня нужно?

– Кому? – вежливо поинтересовалась я. Агата замерла у мойки. Женька бросила печенье на стол, отодвинула чашку с чаем и глубоко вдохнула. Сенсационные новости полились из нее рекой.

Вчера, уходя с работы в довольно позднее время, Женька с удивлением наткнулась на машину Михаила, припаркованную рядом с ее салоном. День был тяжелый, подружка устала и не имела ни малейшего желания добираться до дома на общественном транспорте. Меня в городе не было. Я как раз выступала в одном из сельских домов культуры, и забрать подругу не могла. К тому же Женька в обеденный перерыв сбегала на рынок и набрала себе уйму продуктов. Женька нутром чувствовала, что ручки пакета вот-вот лопнут и все ее добро окажется на пыльной мостовой.

Михаил вышел из машины, услужливо предложил подвести подружку домой. Женька согласилась. По пути Михаил изменил свое мнение, участливо поинтересовался, не голодна ли Женька и, услышав ее утвердительный ответ, отвез в ресторан. Там он столь же заботливо подливал подружке коньячок. Голодная Женька опьянела быстро. Михаил воспользовался моментом и повез ее домой, где и совершил с подружкой акт грехопадения.

Я захлебнулась чаем. Агата пороняла в мойку все, что держала в руках. Женька же была очень довольна.

– Ну, и как? – откашлявшись, произнесла я, – Миша произвел впечатление?

– Произвел, – хихикнула Женька. – Только совсем не то, что хотел. Бедный, он так старался выглядеть как мачо, но получилось так себе, хотя он приложил все усилия…

Соблазнить Женьку особого труда не составило. Михаил всегда вызывал у подруги греховные мысли, но тот упорно в ее сторону не смотрел. Тут же счастье таки свершилось. Однако подруга была крайне разочарована.

– Уверяю тебя, там не на что даже смотреть, не то, что чувствовать, – ехидно сообщила она. – Как там у Филатова было? «Да ведь ты из тех мужей, что безвреднее ужей. Егозят, да не кусают. Не сказать еще хужей…»

– Куртизанка, – прошипела Агата от мойки, но ее история Женьки явно увлекла.

– В общем, я всерьез пожалела, что не взяла с собой в постель бинокль или что посильнее, там, подзорную трубу или микроскоп. Бедный Миша, с него семь потом сошло, а я же в этот момент думала, что неплохо бы вымыть люстру.

Я рассмеялась. «Вымыть люстру» было любимым Женькиным выражением, применяемым к плохим любовникам. В соплячье еще время, Женька решилась на первый сексуальный опыт с одноклассником. Процесс ее не увлек. Действо происходило у нее дома, пока родители были на работе. Лежа под сопевшим парнем, Женька думала, что ее, как Золушку, родители нагрузили уймой разных забот, и неплохо было бы после рандеву успеть вымыть люстру, а не то она точно получит по шее.

Михаил оказался плохом любовником. Даже в хлам пьяная Женька не ощутила никаких приятных ощущений. Однако, как выяснилось, Миша преследовал иную цель, кроме как сбить подругу с пути истинного. Решив, что Женька размякла, Михаил принялся расспрашивать ее обо мне. И все бы ничего, кабы не одна особенность Женькиного организма. Пьянеющая Женька всегда сохраняла возможность соображать и даже без особых усилий могла выговорить «Лабрадор-Гибралтар», «сиреневенький», и «с подвыподвертом». С координацией было гораздо хуже. Получившее дозу спиртного тело не слушалось, мотыля подругу от стенки к стенке. На следующее же утро Женька, с раскалывающейся головой совершенно точно помнила все события минувшего вечера, ничуть не страдая алкогольной амнезией. Михаил об этой особенности явно не подозревал.

– Он так старался быть заботливым, – фыркнула Женька, – «Женечка, сю-сю-сю, ах-ах, тебе не дует? Тебе хорошо? Ты меня хочешь? Я аж сомлела от такой заботы. Думала, вот оно счастьице-то привалило. И тут как пыльным мешком по башке! Ты, говорит, не в курсе, где Алиса держит свои бабки? В каком банке? Не собирается ли куда-нибудь уехать?

Агата вполголоса выругалась на немецком языке. Меня тоже перекосило, хотя я была готова к подобному обороту. Но чтобы вот так сразу…

– А ты чего? – спросила я.

– А я чего… Я и знала бы, не сказала. Очень уж он меня обидел. И ведь какой нахал! Добро бы он меня обхаживал год, ну, месяц…

– Ну, неделю, – услужливо подсказала Агата.

– …ну неделю, – подхватила Женька, – тьфу на вас, какая неделя? Месяц! Не меньше. А то уложил в койку и давай пытать как Мюллер Штирлица. Вам, Агата Карловна, это должно быть понятно, – ехидно закончила Женька.

– Вот уж сомневаюсь, что при пытках Штирлица Мюллер прибегал к подобным методам, – невозмутимо парировала Агата.

– Ну, не знаю, вам виднее, – скривилась Женька. – Ну, в общем я ему честно сказала, что знать ничего не знаю. Потом поинтересовалась, зачем он меня спрашивает, потом оскорбилась, что он меня использует, потом разревелась, потом разоралась и велела ему убираться вон. Что он и сделал с великим удовольствием.

– И все? – тупо спросила я.

– Если бы. Утром он позвонил мне на работу. Был ласков до противности. Просил прощения и приглашал поужинать. И теперь вот я думаю: чего ему от меня надо?

– Тоже мне, загадка, – фыркнула Агата. – Да не поверил он тебе. Наверняка считает, что ты в курсе всех дел Алисы и знаешь, куда Володя дел все деньги.

– Да откуда мне знать, если Алиса и та не знает, – возмутилась Женька, а потом подозрительно спросила меня, – Или знаешь?

– Не знаю, – твердо ответила я. – И знать не хочу.

– Жаль, – сокрушенно вздохнула подруга. – На те бабки, что Володя заныкал, купила бы ты себе дом в Ницце, а мне бусики и собственный салон в пригороде Милана.

– Не разевай рот на чужой каравай, – предупредила Агата, – особенно на тот, что лежит неизвестно где.

– Не переживайте, Агата Карловна, – беззаботно ответила Женька, – вам там тоже останется на безбедную старость, гроб с позолотой и Шопена.

– Сейчас как дам в лоб, – предупредила Агата, пригрозив Женьке половником.

– Злые вы, уйду я от вас, – вздохнула Женька. – А мне-то что делать? Идти на свидание с Мишей или послать его на три, пять, семь или более букв?

– Сходи, – пожала плечами я. – Своди его в «Камелот». Там, говорят, недавно сменили повара. Оценишь кухню, потанцуешь.

– А если он о тебе начнет расспрашивать?

– Так и расскажи ему всю мою биографию. Начни с того фиолетового камушка, который ты у меня стырила в детстве.

– Злыдня! – возмутилась Женька. – Ты мне что, этого камушка никогда в жизни не простишь?

– Прощу. Но не забуду. Я эту рыбку полдня выкладывала, у меня даже шея обгорела. А ты мало того, что камень украла, так еще и рыбку разломала.

– Иногда я тебя просто ненавижу, – с притворным возмущением сказала Женька. Я пожала плечами.

– Я это как-нибудь переживу.

Женька наверняка нашла бы что мне ответить, но тут скрипнула калитка, а через минуту кто-то постучал в дверь. Агата пошла открывать. Мы встревожено переглянулись. Почему-то в свете рассказанных Женькой новостей, мне показалось, что все неприятности только начинаются.

Агата вернулась в компании незнакомого молодого человека со скучным казенным лицом, свидетельствующим об его принадлежности к правоохранительным органам.

– Алиса Геннадьевна? – обратился он к Женьке. Она отрицательно покачала головой.

– Это я, – сказала я и встала из-за стола. – Чем обязана?

– Следователь прокуратуры Шумилин. Вот мои документы.

Мужчина протянул мне под нос удостоверение, которое я бегло оглядела.

– Вы по поводу нападения на меня? – удивилась я.

– Не совсем, – смущенно произнес мужчина. – Вот постановление прокурора города об эксгумации трупа вашего мужа. Ознакомьтесь.

Шумилин вытащил из кожаной папки листок бумаги и протянул его мне. Я взяла его, не веря собственным ушам. Женька и Агата жарко дышали в затылок. Я не могла произнести ни слова. Агата вырвала бумагу у меня из рук и, нацепив очки, в которых сильно смахивала на мультяшную Бастинду, прочитала постановление.

– Вы что там, с ума сошли? – резко осведомилась она.

– Сошли или не сошли, вас это не касается, – высокомерно ответил следователь. Я положила руку на локоть Агаты, которая готовилась ринуться в бой.

– Но, если я не ошибаюсь, должна быть причина для эксгумации. Муж умер в больнице от сердечного приступа. Я хотела бы узнать, что побудило вас эксгумировать тело мужа, причем без моего согласия.

– Ну, в данном случае ваше согласие нам не требовалось, – столь же высокомерно ответил Шумилин. – Что касается причины, то у нас есть основания полагать, что смерть вашего мужа не была такой уж естественной.

– Бред какой то, – возмутилась Агата.

– Бред или не бред, решать нам, – сказал Шумилин и протянул мне ручку. Вот, ознакомьтесь с постановлением и распишитесь.

– Даже не думай, – предупредила меня Агата.

– Алиса, – странным голосом вдруг позвала меня отошедшая к окну Женька, – можно тебя на минуту?

Я подошла к подруге. Она молча кивнула мне на окно. Я выглянула и увидела черный «Лендкрузер», на заднем сидении которого сидела Людмила, нервно кусающая губы. Мы переглянулись с Женькой, а потом я решительно пошла к следователю и взяла ручку.

– Не подписывай, – выкрикнула Агата.

– В этом нет никакой разницы, – ехидно ответил мужчина. – Я просто позову свидетелей, которые подтвердят, что документ был вам вручен, а вы от подписи отказались. Так что это ничего не изменит.

– Но… – грозно начала Агата. Я покачала головой и поставила на документе размашистую подпись.

– Не нужно, Агата, – спокойно ответила я. – Пусть делают, что хотят.

Следователь ловко упрятал документ в папку, откланялся и вышел. Агата вышла его проводить. Судя по гневным восклицаниям, она тоже заметила сестрицу моего покойного мужа и высказала ей все, что о ней думает. Я же, недолго подумав, сунула Женьке в руку кошелек.

– Знаешь что, дорогая подруга, сходи-ка ты за водкой. Похоже, у нас появилась необходимость устроить себе прозрачный день.

Никаких новых открытий эксгумация не принесла. Не знаю уж, на что рассчитывали Людмила и ее новые друзья на черном джипе, но патологоанатом в очередной раз подтвердил, что смерть Владимира Мержинского наступила от причин естественных, чему способствовал перенесенный инфаркт. Агата эксгумацию перенесла тяжелее меня, пила валокордин и шумно всхлипывала в спальне по ночам. Я плохо спала до повторного захоронения. После него отправилась на разоренную могилу, отметила, что памятник на этот раз поставили косо, принесла цветы и уселась на скамейку.

Не помню, сколько я вот так сидела, размышляя о своей разбитой жизни. Мама была похоронена в другом месте, навещать ее я не стала. Да и не хотелось, честно говоря. На душе было пакостно.

Мама успела увидеть меня в подвенечном платье и порадоваться, правда, не столько за меня, сколько за себя. Теперь ее будущее виделось ей в розовых тонах. Как же, теща самого Мержинского не может быть вахтером в театре. Она захотела вернуться на сцену. Шалаев, скрепя сердцем, дал ей маленькую роль. Но мама отыграла всего два спектакля. А потом…

Витая в своих облаках, она никогда не говорила мне, что ее уже давно беспокоит странное образование в груди. Не знаю, почему она этого не сказала. Возможно, посчитала это несерьезным, возможно не хотела меня беспокоить. Я никогда не была с ней ласковой, никогда не сочувствовала и, наверное, никогда по настоящему не любила. А потом стало слишком поздно.

Володины связи не помогли. Мама сгорела от рака груди за считанные недели. Она долго не соглашалась на операцию, переживала, что после облучения у нее выпадут волосы, и она никому не будет нужна как актриса. А когда ей сказали, что грудь придется ампутировать, она билась в истерике весь день. Операцию сделали, но было уже слишком поздно. Метастазы сожрали ее изнутри, а мама была слишком слаба духом, чтобы бороться с недугом. И она сдалась.

Похорон я не помнила. Ну, почти не помнила. Даже смерть бабушки для меня представлялась отчетливее. Когда умерла мама, я осознавала только то, что рядом со мной Володя, его жаркое, большое тело, твердое плечо, на которое я опиралась все эти дни. Я помню, как мы сидели за столом в ресторане, а он держал под столом мою руку. И его ладонь была горячей, как печь. А сейчас мне не на кого было опереться. Да еще день был как на грех промозглый, как глубокой осенью. Я продрогла, но продолжала сидеть.

Он подошел сзади и встал за спиной, молча, как призрак. Я не услышала его шагов, но почувствовала его присутствие. И в этот момент мне было все равно.

– Ну что, сучка, – прошипел он, – нашла мои деньги?

Я повернула голову. Он не изменился с момента нашей последней встречи. Тот же приплюснутый нос, та же родинка на шее, тот же немигающий взгляд рептилии.

– Чего молчишь? – почти ласково спросил он, нагибаясь к моему уху. – Или тебе вы прошлый раз было непонятно?

– Отчего же, – усмехнулась я, – все было предельно ясно. Вот только вопросы появились.

– Какие у тебя ко мне могут быть вопросы? – оскалился Эль-Нинье. – Твое дело бабло искать, чтобы мне его передать. А вопросы тебе задавать ни к чему.

– А их и не я собиралась задавать.

– А кто?

Я наугад махнула головой в сторону выхода из кладбища.

– А вон, у ребят на черном джипе. Очень, знаешь ли, Захарова стал волновать вопрос, кому это приспичило меня про какие-то мифические деньги спрашивать.

Эль-Нинье дернулся и посмотрел в сторону ворот. Джип там действительно стоял. Более того, из джипа в нашу сторону со всех ног летело двое парней, в одном из которых я без особого труда узнала Сергея. Эль-Нинье, матерно выругавшись, метнулся прочь. А я не спеша поднялась и пошла навстречу Сергею и его спутнику. Сергей остановился около меня, а его спутник помчался вслед за моим недавним собеседником.

– Кто это был? – переводя дух, спросил Сергей.

– Он, – ответила я, и пошла было мимо, но Сергей удержал меня за локоть.

– Кто – он?

– Эль-Нинье, – серьезно ответила я.

Сергей посмотрел на меня долгим внимательным взглядом, а я вдруг подумала, что у него бархатные глаза, какие-то очень теплые. Он отпустил мою руку и проследил, как я поднимаюсь на небольшой холмик, где стояла моя машина. Садясь за руль, я увидела, что второй мужчина, согнувшись пополам и положив ладони на колени, что-то хмуро говорит Сергею, а тот смотрит туда, где за рядами могил сбежал Эль-Нинье. «Не догнал», – подумала я и завела мотор.

Дома меня ожидал сюрприз. За столом мирно попивали чаек Агата и Варвара. Варвара явно приехала ко мне, потому что как только я вошла, на ее лице появилась целая гамма противоречивых чувств.

– Привет, – хмуро бросила я и мимоходом пощупала чайник. Он был теплым, но это меня не устраивало. Я всегда пью только кипяток, а чуть теплая водица неопределенной температуры меня не устраивает. Агата тут же сунулась к плите и поставила чайник на огонь, долив его водой из кувшина.

– Чего так долго-то? – пробурчала она. – Мы уже три раза чай пили.

– Да вот… – неопределенно пожала я плечами. – Как-то так получилось.

Агата уселась на место, ее глаза горели как у голодной кошки. Варвара ерзала на месте, не решаясь начать разговор.

– Алиса, – робко начала она. – Ты не возражаешь, если я… продам машину?

– Какую машину? – не поняла я.

– Ну… ту, что Володя мне завещал. Мне просто сейчас так деньги нужны, а машина… ну никуда она мне. Нас и наша «Нива» устраивает. Сын у меня в институт хочет, а там надо такие деньги заплатить… на это коммерческое отделение… И дочери нужно на свадьбу подкинуть деньжат…

– Чего ты у меня разрешения спрашиваешь? – удивилась я и налила себе чаю. Агата подсунула мне вазочку с пирожными. – Машину тебе оставили, вот и распоряжайся ею как хочешь. Правда, я думала, что ее сын твой себе оставит.

– Да он хотел бы оставить, и предлагал «Ниву» продать, – отмахнулась Варвара, – да только я честно сказать, против. Итак в голове ветер свищет, а уж если он на такой машине гонять будет, не доведет его это до добра. Пусть выучится сперва, а там видно будет. Так ты не возражаешь?

– Да мне-то какое дело? – пожала я плечами. – Продавай. Только ты ее вряд ли сможешь продать сейчас, пока завещание в силу не вступило.

– Да я знаю. Мы уже с покупателем говорили на эту тему, – ответила повеселевшая Варвара. – Он по доверенности пока поездит. Сын то говорил, что не надо у тебя согласия спрашивать, а я подумала – все равно поеду. Некрасиво как-то получилось, что тебе Володя ничего не оставил.

Я промолчала, а Агата многозначительно кашлянула. Варвара покосилась на нее, опустила глаза и нерешительно произнесла.

– Тут вот еще какое дело. Ты не думай, я всегда была против эксгумации. Это Любка все затеяла.

– Да я поняла уже, – сказала я, прихлебывая чай. – Только вот понять не могу, зачем ей это было надо. Неужели правда считала, что Володя не своей смертью умер?

– Нет, – досадливо сказала Варвара. – То есть сначала она вообще так не думала. Вовка же в больнице лежал после первого инфаркта, мы все про это знали…

– И никто ни разу его не навестил, – ядовито вставила Агата.

– …Но потом ее накрутили просто. Она прилетела ко мне, как всегда поддатая. Орала, как припадочная, что на самом деле Вовку отравили, и, наверное, ты. Говорила, что нам надо потребовать эксгумации, чтобы вывести тебя на чистую воду. Я, естественно отказалась. А еще через два дня ее Мишка привез, в хлам пьяную. Кто-то еще с ними в машине был, я не видела толком, но вроде бы адвокат, который у нотариуса был, тощий такой, с крысиной мордой. Мишка в дом входить не стал. А Любка влетела с сенсационной новостью. Сказала, что Вовка жив еще и нам надо эксгумацию потребовать. Мол, в гробу чужой человек лежит.

– И ты не пыталась ее переубедить?

– Да говорила я, что все это чушь. Что же я, родного брата не узнаю? Чай не в закрытом гробу его хоронили. Да только она слушать не хотела. От меня требовала заявление написать в прокуратуру, только я отказалась. Не хотела я в этом участвовать.

– Чего ж Алисе то не позвонила? – усмехнулась Агата. Варвара смутилась.

– Сама не знаю. Сестра все ж таки… Совсем она мне голову задурила этой эксгумацией. Я подумала, раз я согласия не дам, Алиса подавно не даст и у Любки ничего не получится. Кто ж знал, что она это все как-то провернет? Видать, блат у нее какой-то в прокуратуре…

– Да уж, – неопределенно сказала я и залпом допила остывший чай.

Варвара посидела еще минут десять, а потом ушла, окрыленная вестью, что я не собираюсь чинить препонов в продаже унаследованного «Ауди». Агата убирала со стола, я же тупо жевала яблоко.

– Халявщики, – ядовито сказала Агата, ни к кому, в общем, не обращаясь. – Когда Вовка в первый раз в больницу попал, кто кроме тебя и меня там был?

– Женька была, – усмехнулась я. – Я как-то опаздывала с репетиции и попросила ее заехать. Он телефон просил и компьютер. Так что трое нас.

– Вот именно. Жена, бывшая теща и подружка жены. А сестры родные, племянники даже не почесались. Когда Ладка с аппендицитом в больнице оказалась, ты да я туда через день носились. А это все ж таки Любкина дочь. Только ее я что-то в больнице не видела. Как и у Вовки. Он умирал в больнице, а они даже попрощаться не захотели.

– Ну, тогда ведь ничего не было известно…

– Да какая разница? Зато когда наследство делили, ни у кого отговорок не нашлось, что мол, некогда им приехать. Все как один слетелись, воронье проклятое. Вот и сейчас Варька прилетела, про машину речь завела.

– Так машину-то ей Володя оставил, чего уж тут говорить. Она могла и вовсе не приезжать и потом передо мной не оправдываться.

– Да ей перед собой оправдаться хотелось, – сказала Агата и со звоном задвинула тарелку в сушку. – Мол, порядочная она, честная. Неужели ты думаешь, что если бы ты сейчас сказала, что против продажи, они бы машину не спихнули?

– Не хочу я об этом говорить, – каменным голосом сказала я.

– Да и я не хочу. В гробу бы я эту семейку видала.

Настроение, и без того испорченное, и вовсе полетело ко всем чертям. Не помогла даже Женька, прилетевшая почти в одиннадцать вечера с какой-то глупой комедией, хитом этого сезона. Я сидела, тупо уставившись в экран и кутаясь в плед, не понимая ни слова. Оставив Женьку и Агату досматривать фильм, я ушла в спальню и долго лежала, уставившись в потолок, пока не уснула.

Что-то звякнуло, и я тут же открыла глаза, как будто и не спала. Электронные настольные часы светились ядовитым оранжевым глазом, дрожа и подмигивая. Женька, скрючившись, сопела на диване, выставив из-под одеяла молочно-белую ногу. Я повозилась и снова закрыла глаза, решив, что мне померещилось.

Снова звякнуло. Я подскочила и уставилась на дверь. Она была открыта. Я вообще не люблю закрытых дверей в помещении. Агата тоже дверей не закрывает, делая исключение только для входных, ей все кажется, что душно. Мы даже в ванной моемся, не запираясь. Я по привычке, а Агата боится, что если ей вдруг станет плохо, я не смогу ей помочь.