Текст книги "Философская пропедевтика"
Автор книги: Георг Вильгельм Фридрих Гегель
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
КУРС ПЕРВЫЙ. МЛАДШИЙ КЛАСС.
УЧЕНИЕ О ПРАВЕ, ДОЛГЕ И РЕЛИГИИ
Введение
§ 1
Предметом настоящего учения является человеческая воля, и притом в плане отношения индивидуальной воли ко всеобщей. Как воля дух действует практически. Практический образ действий (Verhalten), посредством которого дух самопроизвольно вносит в свою неопределенность какое-нибудь определение или вместо определений, имеющихся в нем без его содействия, самопроизвольно устанавливает другие, нужно отличать от его теоретического образа действий.
§ 2
Сознание, собственно говоря, – это отношение Я к какому-нибудь предмету, безразлично внутреннему или внешнему. Содержание наших знаний составляют отчасти предметы, которые мы познаем посредством чувственных восприятий, отчасти же предметы, основой которых является сам дух. Первые составляют чувственный, вторые умопостигаемый мир. Правовые, нравственные и религиозные понятия относятся к последнему.
§ 3
Во взаимоотношениях с предметом Я бывает 1) пассивным, а предмет – причиной определений во мне. В этом случае имеющиеся во мне определенные {8}представления появляются оттого, что непосредственно наличные предметы производят на меня какое-то впечатление. Это и есть теоретическое сознание. Выступает ли оно как воспринимающее, или как воображение, или как мыслящее, его содержание всегда является некоторым уже данным и наличным содержанием, причем в мышлении содержанием его является сущее, как таковое; 2) противоположным образом проявляет себя Я как практическое сознание, когда нужно, чтобы определения Я не оставались только определениями его представления и мышления, а сделались внешне существующими. Тут уже я определяю вещи, я являюсь причиной изменений данных предметов.
§ 4
Практическая способность определяет себя, собственно говоря, внутренне, самопроизвольно. Содержание ее определений принадлежит ей, и она признает их своими. – Однако определения эти сперва являются только внутренними и, следовательно, отделены от реальности внешнего мира, нужно же, чтобы они стали внешними и реализовали себя. Последнее происходит посредством [практической] деятельности, именно благодаря ей внутренние практические определения и становятся внешними, т.е. получают внешнее существование. – С обратной стороны это можно рассматривать также и как такой процесс, в ходе которого некоторая внешняя наличность снимается и приводится в соответствие с внутренними определениями.
§ 5
Само же внутреннее определение практического сознания – это либо [природное] побуждение, либо воля в собственном смысле слова. Упомянутое побуждение есть природное самоопределение, основанное на ограниченных чувствах и имеющее ограниченную цель, дальше которой оно не идет; другими словами, оно представляет собой несвободную, непосредственно определенную, низшую способность желания, следуя которой человек действует как природное существо. – {9}За пределы [природного] побуждения человек выходит посредством рефлексии. Рефлектируя, он сравнивает такое побуждение не только со средствами его удовлетворения, но и средства эти, а также и сами побуждения как друг с другом, так и с целями своего существования. Когда же рефлексия окончена, он либо предается удовлетворению побуждения, либо останавливает удовлетворение и отказывается от него.
§ 6
Воля в собственном смысле слова, или высшая способность желания, есть 1) чистая неопределенность Я. Как таковая, она не имеет ни ограничений, ни содержания, наличного непосредственно от природы, и по сути дела равнодушна ко всякой определенности; 2) в то же время я могу перейти к какой-то из определенностей и, сделав ту или другую из них своей, затем претворить ее в действительность.
§ 7
Абстрактная свобода воли и заключается в указанной неопределенности, или, лучше сказать, равенстве Я самому себе, в каковой определение существует лишь постольку, поскольку воля сделала это определение своим, т.е. внесла его в себя; в то же время воля остается тут равной себе и в состоянии снова абстрагироваться от всякого определения. Хотя воле и могут извне предлагаться различные соблазны, побудительные причины, законы, но если человек им следует, то это происходит только тогда, когда сама воля, решившись на это, делает их своими. – Точно так же обстоит дело и с определениями низшей способности желания, т.е. с тем, что совершают, повинуясь природным побуждениям и склонностям.
§ 8
Вина ложится на волю в том случае, если 1) определение этой воли только ею самой сделано своим, иначе говоря, если оно принадлежит ее намерению: я хочу; 2) если воля знает определения, какие создаются поступком, входящим в ее намерение, т.е. знает {10}те определения, какие необходимо и непосредственно связаны с этим поступком.
§ 9
Деяние – это, собственно говоря, произведенное изменение и произведенное определение наличного бытия. К поступку же относится только то, что из деяния входит в намерение, иначе говоря, было в сознании, то, следовательно, что воля признает своим.
§ 10
Далее, свободная воля как свободная не связана с определенностью и единичностью, благодаря которым один индивид отличается от другого; напротив, она представляет собой всеобщую волю, и всякий отдельный человек, согласно его чистой воле, есть всеобщее существо.
§ 11
Воля, правда, может вбирать в себя и делать своим разного рода внешнее, т.е. не вытекающее из ее сущности, содержание. Поступая так, она остается равной себе не по содержанию и сущности, а только по форме, а именно она сознает, что может сейчас же снова абстрагироваться от всякого содержания и восстановить свою чистоту. В этом смысле она представляет собой по сути дела лишь произвол.
§ 12
Но чтобы воля была истинно и абсолютно свободной, то, чего она хочет, иначе говоря, ее содержание, не должно быть ничем иным, кроме нее самой. Она должна хотеть только внутри себя, и предметом ее должна быть только она сама. Чистая воля, следовательно, хочет не какого-то особенного содержания ради его особенности, а чтобы в своих действиях воля, как таковая, была свободной и получала бы свободу, другими словами, чтобы осуществлялась всеобщая воля.
Дальнейшее определение и развитие этого всеобщего принципа воли представляет собой учение о праве, долге и религии.{11}
Пояснения к введению
§ 1
[Нумерация этих пояснений не связана с нумерацией предыдущих параграфов.]
Предметы суть то особенное, что они собой представляют благодаря своему определению; чувственный предмет, например, благодаря своей фигуре, величине, тяжести, цвету, благодаря более или менее прочной связи своих частей, благодаря той цели, для которой он употребляется, и т.д. Если в представлении мы опускаем некоторые из таких определений предмета, то это называется абстрагированием. В результате остается менее определенный предмет, или, лучше сказать, абстрактный объект. Но если в представлении я беру только какое-то одно из таких определений, это тоже абстрактное представление. Предмет, оставленный в полноте его определений, называется конкретным предметом. Если я абстрагируюсь от всех определений, то у меня останется только представление о совершенно абстрактном объекте. Когда мы говорим «вещь», мы, хотя и подразумеваем нечто определенное, говорим о чем-то совершенно неопределенном, так как именно наша мысль и превращает действительную вещь в эту абстракцию голой вещи.
Чувственное восприятие бывает как внешним, так и внутренним. Посредством внешнего чувственного восприятия мы воспринимаем вещи, которые пространственно и во времени существуют вне нас и которые мы вместе с тем отличаем от себя. Посредством внутреннего чувственного восприятия мы замечаем состояния как нашего тела, так и нашей души. Чувственный мир в части своей содержит такие предметы и такие их определения, как, например, цветá, которые имеют чувственно воспринимаемую основу и получили некоторую духовную форму. Если я говорю: этот стол черный, то, во-первых, я говорю об этом единственном конкретном предмете; во-вторых, предикат «черный», который я о нем высказываю, – это всеобщий предикат, {12}который относится уже не только к этому единственному предмету, а принадлежит многим предметам. Чернота – это простое представление. Об истинно конкретном предмете мы знаем непосредственно. Непосредственное постижение – это созерцание. Напротив, всеобщее абстрактное представление – это опосредствованное представление, ибо я знаю о нем посредством другого представления, а именно благодаря абстракции – опусканию других определений, которые в конкретном предмете связаны с этим определением. Конкретное представление мы анализируем, раскладывая по отдельности определения, которые в конкретном предмете соединены. Свое содержание, собственно говоря, чистые всеобщие представления, например бытие, ничто, свойство, сущность и т.п., умопостигаемый мир получает из духа.
§ 2
Первым источником нашего познания является опыт. Для опыта требуется всего-навсего, чтобы мы что-то восприняли сами. Но нужно также и отличать восприятие от опыта. Прежде всего содержанием восприятия является только какой-нибудь один предмет, который теперь случайно может быть таким, в другой раз – другим. Если же я повторяю восприятие и при повторном восприятии замечаю и удерживаю то, что во всех этих восприятиях остается неизменным, то это и есть опыт. Главное содержание опыта составляют законы, т.е. такую связь двух явлений, когда при наличии одного явления всякий раз происходит и другое. Однако в содержание опыта входит только всеобщность такого явления, но не необходимость взаимосвязи. Опыт учит только тому, что нечто происходит или существует вот так-то и так, но еще не учит основаниям, тому, почему [это происходит].
Так как существует очень много предметов, в отношении которых у нас не может быть своего собственного опыта, например прошлое, то нам приходится полагаться также и на авторитет других. Те предметы, которые в силу авторитета других людей мы считаем {13}истинными, тоже являются предметами опыта. Полагаясь на авторитет других, мы верим в то, что вероятно. Мы часто считаем вероятным то, что на самом деле невероятно, но как раз невероятное и бывает зачастую истинным. (Событие подтверждается преимущественно теми следствиями и взаимосвязью тех разнообразных обстоятельств, в отношении которых у нас имеется свой собственный опыт. Необходимо, чтобы люди, рассказывающие что-то, были людьми, заслуживающими доверия, т.е. людьми, бывшими в таких обстоятельствах, которые позволяют знать суть дела. По тону этих людей мы можем судить об их добросовестности, о том, говорят ли они серьезно или преследуют при этом какой-нибудь интерес. Если писатели пишут под властью тирана и превозносят его до небес, то нам ясно, что это лесть. Если мы слышим, как кто-нибудь рассказывает о чем-то таком, в чем замешан также и сам он, то нетрудно убедиться, что он рассказывает, как ему выгоднее. Если же кто-нибудь очень хвалит хорошее качество или хороший поступок своего врага, нам следует больше верить сказанному.)
Опыт учит, следовательно, только тому, каковы предметы, а не тому, какими они должны быть. Познание того, какими предметы должны быть, возникает только из сущности, из понятия вещи. Только это познание есть истинное познание. Так как мы учимся познавать основы предмета исходя из понятия, нам нужно познать также понятия правовых, моральных и религиозных определений.
Определяя, чтó является справедливым и добрым, мы можем придерживаться прежде всего опыта вообще, и в первую очередь – внешнего опыта, а именно – обычного течения вещей (Weltlauf). Мы можем видеть, чтó считается справедливым и добрым, или, лучше сказать, чтó на деле оправдывает себя как справедливое и доброе. Здесь, однако, следует заметить: 1) для того, чтобы знать, какие поступки справедливы, добры, а какие несправедливы, злы, нужно ужé заранее иметь понятие о справедливом и добром; 2) следовательно, если бы мы захотели придерживаться того, {14}что обычное течение вещей показывает в качестве имеющего именно такое значение, то у нас не получилось бы ничего определенного. Все зависело бы, если говорить о результатах, об опыте, который мы приобретаем, от точки зрения. В обычном течении вещей именно потому, что оно само и есть вот это разнообразие событий, каждый может найти подтверждение для своей субъективной точки зрения, как бы она ни отличалась от других.
Но существует, кроме того, также и внутренний опыт в отношении справедливого, доброго и религиозного. При посредстве чувства (Gemüt oder Gefühl) мы высказываем суждение, что вот в таком-то образе действий есть нечто доброе или злое; есть у нас и религиозное чувство, религия нас волнует. Одобрение или неодобрение, выражаемое чувством, не содержит в себе ничего, кроме непосредственного высказывания, уверения, что нечто является именно таким или таким не является. Чувство не указывает оснований и не руководствуется основаниями. Какое чувство у нас, чувство одобрения или неодобрения, – это фактически только опыт души. Но чувство вообще непостоянно и изменчиво. Сейчас оно такое, потом – иное. Чувство по сути дела есть нечто субъективное. Каков предмет в чувстве, таков он только во мне как особенном индивиде. Если я говорю: я чувствую нечто вот так или: таким представляется нечто моей душе, то этим я говорю, что оно таково только во мне. Я оставляю нерешенным, таково ли оно и в других людях. Если я в чем-то ссылаюсь только на свое чувство, значит, я не хочу утруждать себя рассмотрением оснований и, стало быть, не хочу согласиться со всеобщим. Я ухожу в этом случае в себя и выражаю только то, какова вещь во мне, а не то, какова она сама по себе объективно и вообще. Объективное, всеобщее есть нечто относящееся к рассуждению (Verständige), или, лучше сказать, понятие.
Если действительно хочешь узнать, что такое роза, гвоздика, дуб и т.д., иначе говоря, хочешь постигнуть их понятие, то прежде нужно постигнуть более высокое понятие, лежащее в их основе, здесь, следователь{15}но, понятие «растение», а чтобы в свою очередь постигнуть понятие «растение», опять-таки нужно постигнуть более высокое понятие, от которого зависит понятие «растение», а именно – понятие «органическое тело». – Чтобы иметь представление о телах, поверхностях, линиях и точках, нужно иметь представление о пространстве, потому что пространство есть всеобщее, тела же, поверхности и т.д. суть только особенные определения в пространстве. Таким же образом будущее, прошедшее и настоящее предполагают в качестве своего всеобщего основания время, и точно таким же образом обстоит дело с правом, долгом и религией, ибо они являются особенными определениями сознания, а сознание – их всеобщим основанием.
§ 3
Сознавая, мы обычно имеем перед собой предмет, иначе говоря, знаем только о предмете и не знаем о себе. Но в нас-то главным образом и существует Я. Если мы представляем себе всего-навсего лишь предмет, то мы сознаем, и сознаем именно предмет. Если же мы представляем себе сознание, то мы сознаем то, как мы сознаем, иначе говоря, мы обладаем тогда сознанием своего сознания. – В своей повседневной жизни мы хотя и обладаем сознанием, но не сознаем того, что мы есть сознание; многим, начиная с присущего нашему телу, мы обладаем бессознательно; например, жизненные отправления, необходимые для нашего самосохранения, мы совершаем и тогда, когда об их характере у нас нет еще сколько-нибудь точного представления, последнее мы приобретаем лишь в науке. Духовно мы тоже суть многое такое, чего мы не знаем. Внешние предметы нашего сознания – это такие предметы, которые мы отличаем от себя и которым приписываем независимое от нас существование. Внутренними же предметами называются определения, иначе говоря, способности, силы нашего Я. Они не существуют вне друг друга, а то, в чем они существуют, как раз и есть Я. – Сознание бывает либо теоретическим, либо практическим.{16}
§ 4
Теоретическое сознание рассматривает то, что есть, и оставляет все это так, как есть. Практическое же сознание является деятельным, оно не оставляет того, что есть, таким же, а совершает в нем изменения и само создает определения и предметы. – В сознании, таким образом, налицо Я и предмет, при этом либо Я бывает определено предметом, либо предмет мною. В первом случае я действую теоретически. Я беру определения предмета в том виде, как они есть. Я оставляю предмет таким, каков он есть, и стараюсь привести свои представления в соответствие с ним. У меня свои определения, у предмета свои. Каков предмет, таким должно быть и содержание моего представления. Определения предмета, как таковые, являются тут для меня правилами. Истина моих представлений в том и состоит, что они согласуются с характером и определениями самого предмета. Закон нашего сознания, поскольку оно выступает как теоретическое сознание, состоит не в том, чтобы воспринимать предметы совершенно пассивно, а в том, что оно должно для того, чтобы воспринимать предметы, направить на это свою деятельность. Мы можем нечто воспринимать и тем не менее не сознавать воспринимаемого, если не направим на это своей деятельности. Эта активность в восприятии есть внимание.
§ 5
Представления, приобретаемые нами благодаря вниманию, мы приводим внутри нас в движение посредством воображения, деятельность которого состоит в том, что оно, когда мы созерцаем какой-нибудь предмет, вызывает в нас образ другого предмета, который как-то связан или был связан с первым. Совсем не обязательно, чтобы предмет, с которым воображение связывает образ другого предмета, был непосредственно перед нами, он может быть перед нами хотя бы только в нашем представлении. Самым распространенным созданием воображения является язык. Язык со{17}стоит из внешних знаков и звуков, посредством которых мы и сообщаем то, что думаем, чувствуем или ощущаем. Язык состоит из слов, слова же представляют собой не что иное, как знаки мыслей. Для этих знаков письмо в свою очередь дает знаки, составляемые из букв. Оно позволяет нам сообщать свои мысли, не прибегая к разговору. Иероглифическое письмо отличается от буквенного письма тем, что оно непосредственно заключает в себе целые мысли. В речи чувственно присутствует определенный ряд звуков. Мы обладаем в ней созерцанием ряда звуков. Но мы не останавливаемся на этом впечатлении, наше воображение связывает с ним представление о некотором неприсутствующем предмете. Здесь, таким образом, налицо два момента: чувственное определение и связанное с ним иное представление. Представление выступает здесь исключительно как сущность и как значение предмета, присутствующего в чувстве, каковой вследствие этого является просто знаком. Здесь данное нам содержание противостоит содержанию, которое создано нами.
§ 6
В повседневной жизни представление и мышление путают друг с другом и называют мышлением даже то, что является лишь представлением воображения. Представляя, мы имеем перед собою вещь также и по ее несущественному внешнему существованию. Мысля же, мы отделяем от вещи все несущественное, чисто внешнее и сосредоточиваем внимание только на ее существенных чертах. Мышление через внешнее явление добирается до внутренней природы вещи и делает ее своим предметом. Все случайное оно опускает. Оно берет вещь не такой, какова она как непосредственное явление, а отделяет несущественное от существенного и, следовательно, абстрагируется от несущественного. Созерцая, мы имеем перед собой единичные предметы. Мышление соотносит их друг с другом, иначе говоря, сравнивает их. Сравнивая, оно отмечает общее между ними, а то, чем они отличаются друг от друга, опускает и, таким образом, получает всеобщие представления. {18}Всеобщее представление содержит меньше определенности, чем единичный предмет, входящий в эту всеобщность, ибо всеобщее как раз и получают только путем опускания единичного. Зато охватывает собой всеобщее больше, т.е. имеет гораздо больший объем. В том случае, когда мышление создает всеобщий предмет, мышлению принадлежит деятельность абстрагирования, а вместе с ней и форма всеобщности, как, например, во всеобщем предмете «человек». Содержание же всеобщего предмета мышлению как абстрагированию не принадлежит, а дано мышлению и существует вне и независимо от него.
Мышлению принадлежат, кроме того, многочисленные определения, выражающие ту взаимосвязь между различными явлениями, которая всеобща и необходима. Взаимосвязь между явлениями, как она дана в чувственном созерцании, – это лишь внешняя, случайная взаимосвязь, которая может быть такой или же не такой. Например, камень, упав на мягкую массу, оставляет на ней отпечаток. В чувственном созерцании дано падение камня и то, что вслед за этим по времени появилось углубление в том месте массы, где ее коснулся камень. Оба этих явления – падение камня и углубление в массе – следовали друг за другом во времени. Однако взаимосвязь эта еще не содержит в себе необходимости; не исключено, что одно, как говорится, «при тех же самых условиях» произошло бы, а другого за ним не последовало. Напротив, если взаимоотношение этих двух явлений определяется как взаимосвязь причины и действия, т.е. как каузальность, то такая взаимосвязь необходима, иначе говоря, является взаимосвязью рассудка. Для нее характерно, что, когда при тех же самых условиях происходит одно, другое ужé содержится в нем.
Определения эти суть формы мышления. Дух устанавливает их, повинуясь только самому себе (aus sich selbst), но это одновременно и определения сущего. Лишь путем размышления мы открываем, что такое основание и следствие, внутреннее и внешнее, что существенно и что несущественно. Дух при этом не со{19}знает того, что эти определения он устанавливает произвольно, напротив, он высказывает в них нечто существующее вне и независимо от него.
§ 7
Собственно говоря, поскольку речь идет о том, что дух получает определения, неопределенность Я, или духа, заранее предполагается. Определения духа принадлежат ему даже в том случае, если он получил их от других предметов. Если в нем и есть что-то, что, будучи независимым от него содержанием, создано не им, то все же форма при этом всегда принадлежит ему; например, действуя как воображение, дух черпает материал из созерцания, форма же при этом заключается в ином соединении этого материала по сравнению с тем, каким материал этот был первоначально в созерцании. Во всяком чистом представлении, например в чистом представлении о животном, определенное содержание принадлежит опыту, но всеобщее в таком представлении – это форма, создаваемая духом.
Эта форма есть, следовательно, то, что дух устанавливает сам. При теоретической деятельности, и в этом состоит ее существенное отличие, дух устанавливает только форму, при практической же – он является творцом также и содержания. Содержанием права, например, является личная свобода. Она присуща духу. Практическая способность признает определения своими, собственно говоря, тогда, когда она их хочет. Если они и являются чужими или, лучше сказать, данными мне определениями, то они, несомненно, перестают быть чужими, если я их хочу. Я делаю это содержание своим, устанавливаю его сам.
§ 8
Теоретическая способность начинает с налично существующего, данного нам, внешнего и превращает его в некоторое представление. Практическая же способность, напротив, начинает с внутреннего определения, {20}которое называется решением, намерением, а затем превращает внутреннее во внешне существующее, сообщает ему наличное бытие. Это превращение внутреннего определения в нечто внешнее называется [практической] деятельностью.
§ 9
[Практическая] деятельность есть, собственно говоря, соединение внутреннего с внешним. Внутреннее определение, с которого она начинается, по форме необходимо снять, т.е. нужно, чтобы оно перестало быть чисто внутренним и стало внешним; при этом необходимо, чтобы содержание этого определения осталось; например, намерение построить дом – это внутреннее определение, форма которого состоит в том, что оно является лишь намерением; содержанием же тут служит план дома. Так вот, если эту форму здесь устранить, содержание все же останется. Дом, который в соответствии с этим намерением должен быть построен, и дом, который в соответствии с этим планом строится, – это один и тот же дом.
С другой стороны, деятельность в такой же мере есть и преобразование непосредственно данных предметов внешнего мира; например, при постройке дома различными способами видоизменяются грунт, камни, лес и прочие материалы. Вид этих внешних предметов подвергается изменению. Их соединяют совершенно иначе, чем они были соединены прежде. Это изменение подчинено определенной цели, а именно плану дома, с которым как с чем-то внутренним и приводятся в соответствие внешние предметы.
§ 10
Для животных тоже характерно практическое отношение к тому, чтó существует вне их. Они действуют, следуя инстинкту, целесообразно, и, значит, разумно. Но так как они делают это бессознательно, то о [практической] деятельности применительно к ним можно говорить только в переносном смысле. Они наделены {21}вожделениями и побуждениями, но не разумной волей. О [природных] побуждениях и вожделениях человека говорят часто как о воле. Но точнее говоря, волю отличают от вожделения; волей в отличие от вожделения называют в этом случае высшую способность желания. У животных инстинкт отличается от самих их побуждений и вожделений, ибо инстинкт хотя и есть совершение действий под влиянием вожделения или побуждения, но действий, которые не заканчиваются своим непосредственным выражением, а имеют еще и дальнейшее, для животного равным образом необходимое следствие. Это совершение таких действий, в которых имеется отношение к чему-то отличному от самих этих действий, например собирание в кучу зерен многими животными. Это собирание еще не все действие; в нем имеется еще и дальнейшая цель, а именно обеспечить себя пищей на будущее.
[Природное] побуждение – это прежде всего нечто внутреннее, нечто начинающее движение само собой, самопроизвольно создающее некоторое изменение. Такое побуждение возникает само собой. Пробуждается оно, правда, благодаря внешним обстоятельствам, тем не менее оно было уже и до этого. Внешние обстоятельства не порождают его. Механическими причинами производятся чисто внешние, чисто механические действия, которые полностью определены своими причинами и, следовательно, не содержат ничего, чего бы не было уже в причине; например, если я придам какому-нибудь телу движение, то этим я не сообщу ему ничего, кроме этого движения. Или если я окрашиваю какое-нибудь тело, то этим я не сообщаю ему ничего, кроме данной окраски. Напротив, если я действую на какое-нибудь живое существо, то это воздействие заставляет его проявить еще и нечто совершенно отличное от того, каким это существо было непосредственно. Активность (Wirksamkeit) живого существа благодаря моему воздействию возбуждается и сама проявляет себя в своем своеобразии.
Во-вторых, [природное] побуждение 1) по своему содержанию ограничено, а 2) в отношении своего удовлетворения случайно, так как зависит от внешних {22}обстоятельств. Это побуждение не выходит за пределы своей цели и называется поэтому слепым. Оно удовлетворяет себя, какими бы ни были последствия.
Поэтому такие свои побуждения человек полагает не сам, а наделен ими непосредственно; иначе говоря, они принадлежат его природе. Природа же подвластна необходимости, ибо все в ней ограничено, относительно, существует вообще только в связи с чем-нибудь другим. Но то, что существует в связи с чем-то другим, не существует самостоятельно, а является зависимым от другого. Оно имеет свое основание в этом другом и представляет собой нечто необходимое. Поскольку человек обладает непосредственно определенными побуждениями, постольку он подвластен природе и ведет себя как необходимое, несвободное существо.
§ 11
Только человек как существо мыслящее может подвергать рефлексии такие свои побуждения, которые сами по себе необходимы для него. Рефлексия означает, собственно, сокращение непосредственного. Рефлексия света состоит в том, что лучи его, которые сами по себе распространялись бы по прямой линии, отклоняются от этого направления. Дух обладает рефлексией. Он отнюдь не привязан к непосредственному и может переходить за пределы непосредственного к чему-нибудь другому, например от некоторого события к представлению о его следствии, либо к представлению о похожем событии, либо к представлению о его причине. Если дух стремится к чему-нибудь непосредственному, то тем самым он отдалил его от себя. Он рефлектировал себя внутрь себя. Он ушел в себя. Противопоставляя непосредственному нечто иное, он признал это непосредственное ограниченным. Существует поэтому очень большая разница между тем, когда ты просто представляешь собой нечто или обладаешь им, и тем, когда ты также и знаешь, чтó ты представляешь собой или обладаешь этим. Например, невежественность, грубость образа мыслей или поведения – это такая ограниченность, обладать которой {23}можно, не зная, что обладаешь ею. Если же ты подвергаешь ее рефлексии, другими словами, знаешь о ней, то ты, несомненно, знаешь и о том, что противоположно ей. Рефлексия есть уже первый шаг к преодолению этой ограниченности.
Побуждения как природные определения суть ограничения. Только благодаря рефлексии человек начинает подниматься над ними. Первая рефлексия касается здесь средств: соответствуют ли они побуждению, будет ли побуждение ими удовлетворено и, кроме того, не слишком ли значительны средства для того, чтобы принести их в жертву этому побуждению.
Рефлексия сравнивает различные побуждения и их цели с основной целью индивида. Цели особенных побуждений ограничены, но способствуют, каждая по-своему, тому, чтобы была достигнута основная цель. Тем не менее этой последней одна более родственна, другая – менее. Рефлексия, следовательно, должна сравнивать побуждения, выясняя, находятся ли они в родстве с основной целью и будет ли их удовлетворение содействовать достижению этой основной цели. В рефлексии начинается переход от низшей способности желания к высшей. Рефлектируя, человек уже не является только существом природы, уже не находится в сфере необходимости. Необходимым нечто является только в том случае, когда может произойти только вот это одно, а не что-нибудь иное. Перед рефлексией же стоит не только вот этот непосредственный предмет, но и некоторый иной, другими словами, его противоположность.
