Текст книги "Уарда"

Автор книги: Георг Мориц Эберс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Пентаур знал, где найти этого высокопоставленного жреца, так как был приглашен на пиршество, устроенное Гагабу в честь двух новых ученых, переведенных в Дом Сети из высшей школы в Хенну. [3232
  Хенну – город близ первого порога Нила, неподалеку от границы Нубии (современный Гебел Сильсиле), где еще в древности находилась знаменитая школа жрецов. (Прим. автора.)


[Закрыть]]

На открытом дворе, окруженном пестро расписанными деревянными колоннами и освещенном множеством ламп, в удобных креслах, расставленных двумя длинными рядами, восседали пирующие жрецы. Перед каждым стоял небольшой столик, и проворные слуги разносили яства и напитки, в изобилии расставленные на особом, великолепно убранном возвышении посреди двора. Гостям подавали окорока газелей [3333
  «…Окорока газелей…» – В то время газели были приручены и являлись домашними животными. Они часто встречаются на изображениях стад богатых египтян и были удойным скотом. Описание пиршества жрецов дано нами на основе картин, сохранившихся на стенах ряда гробниц. (Прим. автора.)


[Закрыть]], жареных гусей и уток, пироги с мясом, артишоки, спаржу и другие овощи, всевозможные печенья и сладости. Их кубки щедро наполняли дорогими винами, которые никогда не переводились в прохладных хранилищах Дома Сети. [3434
  «…в прохладных хранилищах Дома Сети». – В Египте подвалы сохраняют тепло, поэтому вино обычно хранилось в тенистых и хорошо проветриваемых складах. (Прим. автора.)


[Закрыть]]

В перерывах между блюдами несколько слуг подносили пирующим металлические тазы с водой для омовения рук и тонкие полотенца.

Когда все насытились, вино полилось еще обильнее и каждому гостю поднесли благоухающие цветы – они должны были услаждать жрецов во время их бесед, ставших теперь еще более оживленными.

Участники пиршества были облачены в длинные белоснежные одежды, – все они принадлежали к числу посвященных [3535
  «…все они принадлежали к числу посвященных…» – Каста жрецов состояла из нескольких групп; посвященные – жреческая знать, верховные жрецы и пророки, являвшиеся подлинными хозяевами храма. Далее шли столисты – их обязанностью было заботиться об одеждах божества и о других, чисто обрядовых сторонах. И, наконец, за ними следовала низшая группа непосвященных жрецов.


[Закрыть]] в высшие таинства, или, иными словами, были руководителями жреческой общины Дома Сети.

Второй пророк Гагабу, сидевший на почетном месте вместо верховного жреца, обыкновенно появлявшегося в таких случаях всего на несколько минут, был маленьким коренастым человеком с бритым, выпуклым, словно шар, черепом. Его стареющее лицо имело правильные черты, а мясистые пухлые щеки были гладко выбриты. Серые глаза его глядели живо и пристально, но стоило ему разволноваться, как в них появлялся холодный блеск, а энергичные чувственные губы начинали судорожно подергиваться.

Рядом стояло роскошное кресло верховного жреца Амени, а подле него сидели оба приглашенных из Хенну жреца – стройные пожилые люди со смуглой кожей.

Остальные гости расселись в точном соответствии со своими должностями, независимо от возраста.

Но, несмотря на такой строгий порядок, все присутствующие непринужденно участвовали в общем разговоре.

– Мы глубоко благодарны за приглашение в Фивы, – сказал Туауф – старший из переведенных в Дом Сети жрецов, чьи ученые труды часто использовались в школах [3636
  «…чьи ученые труды часто использовались в школах…» – Несколько таких педагогических сочинений дошло до наших дней. (Прим. автора.)


[Закрыть]], – так как, во-первых, это приближает нас к фараону, да пошлют ему боги долгие годы здоровья и процветания, а во-вторых, удостаивает нас чести причислить себя к вашей среде, ибо если школа в Хенну некогда насчитывала среди своих воспитанников не одного великого человека, то теперь она никак не может полагать себя равной Дому Сети. Даже Гелиополь и Мемфис уступают этому храму, и если я, недостойный, все же осмеливаюсь без робости встать рядом с такими знаменитостями, то лишь благодаря уверенности, что вашим успехам помогает священная сила вашего храма, которая, несомненно, укрепит мои знания, а также вере в вашу высокую одаренность и прилежание, в которых, как я надеюсь, и у меня нет недостатка. Я уже видел верховного жреца Амени – это замечательный человек! А кто не знает твоего имени, Гагабу, и твоего, Мериапу!

– А кого из вас можем мы приветствовать как автора прекраснейшего гимна Амону, равного которому никогда еще не пели в стране сикомор? – спросил другой приезжий. – Кто из вас Пентаур?

– Вот то пустое кресло ждет его, – сказал Гагабу. – Он моложе всех нас, но ему уготовано великое будущее.

– Равно как и его гимнам, – добавил старший ученый из Хенну.

– Без сомнения, – подтвердил глава астрологов [3737
  Астрологи – одна из жреческих категорий. (Прим. автора.)


[Закрыть]], пожилой седовласый человек с такой огромной курчавой головой, что она как бы с трудом держалась на его тонкой шее, вытянутой от постоянного наблюдения за звездами. – Без сомнения, – повторил он, и его глаза фанатично сверкнули, – боги наделили нашего друга щедрыми дарами. Однако я не берусь предугадать, как он ими воспользуется. Я замечал в юноше склонность к свободомыслию, и это меня пугает. Сочиняя гимны, он, правда, подчиняет свою гибкую речь предписанным формам, но мысли его уносятся ввысь, за пределы наших древних обычаев. А в гимне, предназначенном для народа, я нахожу выражения, которые можно назвать прямой изменой таинствам веры. Напомню, что всего несколько месяцев назад он дал клятву свято хранить их. Вот, к примеру, мы поем его слова, а народ нас слушает:

Ты един, о создатель всего сущего,

И едино, о ты, все свершающий, творенье твое.

И дальше:

Он один, неповторимый и несравненный,

Обитающий в святая святых! [3838
  Мы приводим слова гимна в честь бога Амона. Дошел он до нас в одном папирусе, хранящемся в Булаке. (Прим. автора.)


[Закрыть]]

Такие слова нельзя произносить публично, особенно теперь, когда из чужих краев к нам вторгаются разные новшества, подобно тучам саранчи, налетающей с Востока.

– Он высказал мою сокровенную мысль! – вскричал казначей храма.

– Слишком рано приобщил Амени этого юношу к таинствам!

– Он сделал это по моему предложению, ведь я был учителем Пентаура, – сказал Гагабу. – Мы должны гордиться тем, что среди нас есть человек, столь блестяще умножающий славу храма. Народ слушает его гимны, но не вникает в смысл, сокрытый в них. За всю жизнь мне ни разу не приходилось видеть большего благоговения на лицах молящихся, чем во время Праздника Лестницы [3939
  Праздник Лестницы – большой праздник, особенно торжественно отмечавшийся в фиванском некрополе в храме Мединет Абу. (Прим. автора.)


[Закрыть]], когда пели волнующий и прекрасный хвалебный гимн.

– Пентаур всегда был твоим любимцем! – вскричал глава астрологов. – То, что ты прощаешь ему, ты никогда не разрешил бы другому. И все же я, равно как и другие, считаю его гимны опасными. Или, может быть, ты скажешь, что у нас нет причин для серьезных опасений? Что вокруг не творятся дела, которые грозят нам и станут причиной нашей гибели, если мы не выступим против них самым решительным образом, пока не поздно?

– Ты тащишь песок в пустыню и поливаешь медом финик! – вспылил Гагабу, и губы его начали судорожно подергиваться. – Ныне нет ничего совершенного, и предстоят жестокие битвы, но не мечи будут решать дело, а вот что! – При этом Гагабу коснулся своего лба и уст. – А кто подготовлен для этих битв лучше моего ученика? Он будет в первых рядах борцов за наше дело, он – второй Гор-Гут [4040
  Гор-Гут – одно из имен бога Гора. После объединения Верхнего и Нижнего Египта культ бога Гора, первоначально только бога Нижнего Египта (на севере), вытеснил культ бога Сетха. Став единым богом всего Египта, он получил множество имен, которые сейчас даже трудно порой объяснить. Наряду с «истинными» Горами существовало множество других богов, носивших это имя. Ряд местных богов – богов солнца или других небесных светил – еще как-то связаны с Гором. Другие же ничего общего с ним не имеют. Некоторые исследователи древнего Египта даже считают, что почти все значительные боги в какой-то период назывались Горами, и в настоящее время это весьма затрудняет их определение. Всех «истинных» Горов сами египтяне сводили к трем: Гор Великий, Гор – сын Исиды и Гарпехрот (греч. Гарпократ) – Гор-младенец – сын Гора и богини Хатор. Кроме того, заметим, что в верхнеегипетском городе Эдфу уже очень рано возник культ Гора; правда, он имел мало общего с обычными о нем представлениями, ибо изображался в виде солнечного диска с двумя большими пестрыми крыльями. Подобные изображения встречаются над всеми воротами храмов Египта, и служили они, как говорят источники, символами, отгоняющими злые силы. Судя по описанию, Эберс, возможно, имел в виду этого Гора.


[Закрыть]], что в образе крылатого солнечного диска уничтожил духа преисподней. А вы хотите подрезать ему крылья и обрубить когти! Горе вам! Неужели вы никогда не поймете, что лев рычит громче кота, а солнце светит ярче факела? Не троньте Пентаура, говорю я вам, иначе вы уподобитесь человеку, который из страха перед зубной болью вырвал себе все здоровые зубы. О, нам скоро придется грызться так, что полетят клочья и брызнет кровь, если мы не захотим, чтобы нас съели!

– И для нас этот враг не остался неведом, – произнес старый жрец из Хенну, – хотя на далеком юге мы сумели уберечься от того, что на севере разъедает тело, словно раковая опухоль. Ведь чужеземное едва ли считается здесь более нечистым и греховным, чем там.

– Более греховным? – вскричал глава астрологов. – Нет! Здесь все чужеземное принимают с распростертыми объятиями, оно здесь в чести и почете! Подобно тому как пыль, гонимая знойным ветром пустыни, набивается в щели деревянной лачуги, проникает оно в наши обычаи, в наш язык [4141
  «…проникает оно в наши обычаи, в наш язык…» – Ни в одну эпоху египетские авторы не употребляли так много заимствованных у сирийцев слов, как при Рамсесе II и его сыне Мернепта. (Прим. автора.)


[Закрыть]], в наши дома и даже в наши храмы. А на престоле потомков Ра восседает отпрыск…

– Молчи, дерзкий! – раздался вдруг голос верховного жреца Амени, незаметно появившегося среди жрецов. – Придержи свой язык и не смей поднимать голос против того, кто повелевает нами и в качестве наместника Ра простирает свой скипетр над этими землями.

Глава астрологов умолк, понурив голову. Все встали, приветствуя Амени, который, ласково и с достоинством кивнув им, занял свое место и, обернувшись к Гагабу, тихо сказал:

– Я вижу волнение, отнюдь не подобающее жрецам. Что же нарушило равновесие ваших душ?

– Мы говорили о чужеземном влиянии, все решительнее вторгающемся в Египет, и о необходимости дать ему отпор.

– В таком случае вы увидите меня в первых рядах борцов, – торжественно произнес Амени. – Многое довелось нам перенести, но теперь с севера пришли новые вести, заставившие меня серьезно встревожиться.

– Неужели наши войска потерпели поражение?

– Нет! Они одержали победу, но тысячи сынов нашего народа пали в битвах и походах. Рамсес требует подкреплений. Лазутчик Паакер передал мне письмо от наших собратьев из царской свиты, а наместнику вручил послание фараона с приказом немедленно отправить к нему пятьдесят тысяч воинов. Но так как вся каста воинов и вспомогательные войска давно уже сражаются с врагом, то приказано вооружить всех земледельцев, принадлежащих храмам и обрабатывающих наши земли, и послать их в Азию.

Ропот недовольства поднялся при этих словах. А глава астрологов даже топнул ногой от негодования.

– Что же ты намерен делать? – спросил Гагабу.

– Исполнять приказ фараона, – невозмутимо ответил Амени. – И в первую очередь пригласить сюда на совет всех настоятелей храмов. Пусть каждый из них с молитвой испросит у божества своего храма мудрого решения. А когда решение будет принято, оно поможет нам укрепить колеблющегося везира. [4242
  «Везир» – В результате завоеваний в эпоху XVIII династии Египет настолько расширился, что фараон уже не в состоянии был один управлять государством. Так возникла должность везира («тсати», или «джати»), являвшегося полным и единовластным заместителем фараона. Об обязанностях везира рассказывают надписи, сохранившиеся до наших дней; среди них особое место занимает надпись на стенах гробницы везира Рехмира, современника фараона Тутмоса III, содержащая инструкции фараона в день назначения Рехмира на должность везира. Из этих надписей мы знаем, что главной обязанностью везира было отправление судебных функций; кроме того, он распоряжался наблюдением за сроками восхода Сириуса, за уровнем воды в Ниле, ему представляли все отчеты, он скреплял указы, принимал прошения и т. п.


[Закрыть]] Кто присутствовал вчера при его молитвах?

– Была моя очередь, – ответил глава астрологов.

– Зайди ко мне после трапезы, – приказал Амени. – Ну, а почему я не вижу здесь нашего поэта?

В этот самый миг во двор вошел Пентаур. Непринужденно, но с достоинством поклонился он всем присутствующим и, низко склонившись перед Амени, попросил разрешения послать слепого пастофора Тета вместе с врачом Небсехтом к дочери парасхита.

Слегка кивнув в знак согласия, Амени сказал:

– Пусть поторопятся – Паакер ждет у главных ворот, чтобы сопровождать их в моей колеснице.

Едва Пентаур покинул пирующих, как старый ученый из Хенну обратился к Амени:

– Именно таким и представлял я себе вашего поэта, святой отец. Он подобен богу солнца и держится с таким благородным достоинством! Без сомнения, он принадлежит к знатному роду.

– Его отец простой садовник, – сказал Амени. – Правда, он умело и старательно пользуется полученным от нашего храма земельным наделом, но в его облике нет ничего благородного, а нрав у него просто грубый. Он рано отдал Пентаура в школу [4343
  «Он рано отдал Пентаура в школу…» – На основании папирусов можно с уверенностью сказать, что сыновья простых людей также могли быть приняты в жреческую общину в том случае, если они удовлетворяли необходимым требованиям. Следует отметить, что в древнем Египте не было таких замкнутых каст, как в Индии. (Прим. автора.)


[Закрыть]], мы воспитали этого одаренного мальчика.

– Какую должность занимает он в вашем храме?

– Он обучает старших воспитанников высшей школы грамматике и ораторскому искусству; кроме того, он отлично умеет наблюдать звездное небо и толковать сны, – ответил Гагабу. – Да вот и он! Скажи, к кому повезет Паакер нашего заику-хирурга и его помощника?

– К искалеченной внучке парасхита, – отвечал Пентаур. – Но какой грубый человек этот Паакер! И голос у него неприятный. Он так встретил наших врачей, словно они его рабы.

– Он раздосадован поручением дочери фараона, – примирительно произнес Амени. – Никакая набожность не смогла, к сожалению, смягчить его суровый характер.

– Между прочим, – заметил один старый жрец, – брат его – тот, что несколько лет назад покинул эти стены, – как вы помните, я был его учителем, – юноша очень добрый и послушный.

– А его отец был одним из самых достойных, энергичных и умных людей своего времени.

– В таком случае он, вероятно, унаследовал свои дурные качества от матери?

– Ничуть не бывало. Она тихая и добрая женщина с мягким сердцем.

– Неужели сын непременно должен походить на родителей? – спросил Пентаур. – Ведь, насколько мне известно, ни один из сынов священного быка не имел отличительных признаков своего отца. [4444
  «…ни один из сынов священного быка не имел отличительных признаков своего отца». – Культ священного быка Аписа был особенно развит в Мемфисе, где его называли «живым воплощением Пта». К нему как к оракулу обращались за советом, причем положительный или отрицательный ответ на заданный вопрос определялся тем, примет он или не примет пищу из рук вопрошающего. Недалеко от г. Мемфиса археологи обнаружили 64 гробницы Аписов: это был Серапеум – кладбище священных быков. Смерть священного быка Аписа отмечалась всенародным трауром, и его хоронили весьма торжественно. По всей стране искали его преемника и на торжественной церемонии, длившейся целую неделю, объявляли его Аписом или воздавали ему божеские почести. Для того чтобы стать Аписом, бык должен был обладать двадцатью восемью приметами: определенным сочетанием и цветом пятен, особым цветом шкуры, формой рогов и прочими признаками, известными только жрецам.


[Закрыть]]

– Значит, по-твоему, будь отцом Паакера Апис, место ему – о ужас, – в стойле у крестьянина! – расхохотался Гагабу.

Пентаур не стал возражать и лишь сказал с усмешкой:

– Он ничуть не изменился со школьной поры, когда мальчишки за упрямство прозвали его диким ослом. Хотя он был сильнее их всех, они больше всего на свете любили дразнить его и приводить в бешенство.

– Дети часто бывают жестоки, – назидательным тоном произнес верховный жрец. – Обычно они видят лишь внешнюю сторону и никогда не спрашивают о причинах явлений. Человека неспособного они считают столь же виновным в своих недостатках, как и лентяя, а Паакеру нечем было похвастаться, чтобы заслужить их уважение. – И, посмотрев на жрецов из Хенну, Амени продолжал:

– Я за то, чтобы в среде наших воспитанников царили свобода и веселье, ибо, сковывая их юношеский задор, мы лишаемся лучших своих помощников! Нигде так прочно и безболезненно не искореняются дурные наклонности мальчиков, как в веселых играх. Ученик – лучший воспитатель своего сверстника!

– Но Паакеру не помог ни задор, ни резвость его товарищей, – возразил жрец Мериапу. – В непрестанных стычках с ними грубость, пугающая ныне его подчиненных и заставляющая людей избегать его, только возросла.

– Он был самым несчастным из всех мальчиков, когда-либо вверенных моему надзору, – сказал Амени. – И мне кажется, я знаю, в чем тут дело: уже в детстве у него была душа взрослого, и божество отказало ему в даре беспечности. Юность должна быть неприхотлива, а Паакер с малых лет не мог избавиться от чувства неудовлетворенности. Шутки товарищей он принимал всерьез, забавы их считал дурачеством, издевки – проявлением вражды, и его отец, который был плохим воспитателем, всячески поощрял в нем непокорство, считая, что это закалит его и подготовит к суровой жизни махора.

– Мне часто приходилось слышать о подвигах махора, – сказал старший жрец из Хенну, – но я до сих пор не знаю, каковы его обязанности. [4545
  Обязанности махора известны нам из хранящегося в Британском музее папируса (так называемого «папируса Анастази I»), (Прим. автора.)


[Закрыть]]

– Вместе с самыми отважными людьми махор должен вести разведку во вражеской стране, – пояснил Гагабу. – Он собирает сведения о численности и занятиях населения, изучает расположение рек, долин и гор, а потом, записав все свои наблюдения, передает их правителю Дома войны [4646
  Правитель Дома войны – должность, которую, пожалуй, можно сравнить с военным министром; упоминание о ней встречается уже в очень ранних памятниках. (Прим автора.)


[Закрыть]], который намечает по ним пути передвижения войск.

– Значит, махор, или лазутчик, должен быть одновременно и опытным воином и знающим писцом?

– Именно так. А отец Паакера был не только героем, но и писал превосходно. Его краткие, но вместе с тем четкие донесения давали возможность окинуть взглядом разведанную им область так, как будто ты сам стоишь на вершине горы. Он был первым, кто удостоился звания махора. Он был в такой чести, что подчинялся лишь приказам самого фараона и правителя Дома войны.

– Он был знатного рода?

– Да, он принадлежал к одному из самых древних и знатных семейств, – сказал глава астрологов. – Его отцом был великий воин Асса. Достигнув высокой должности и небывало разбогатев, он женился на племяннице фараона Харемхеба, которая имела бы такие же наследственные права, как и везир, если бы дед Рамсеса силой не лишил ее род престола.

– Подумай, что ты говоришь, – остановил вспыльчивого старика Амени. – Рамсес I – дед нашего фараона, в жилах которого к тому же течет кровь подлинной наследницы бога солнца – кровь его матери.

– Однако ее еще больше в жилах везира, и к тому же она чище, – рискнул возразить глава астрологов.

– Но корона фараонов на голове Рамсеса! – вскричал Амени. – И она останется на его голове до тех пор, пока это угодно богам. Остерегись, волосы твои седы, а мятежные слова подобны искрам, которые разносит ветер, грозя поджечь дом. Наслаждайтесь пиршеством, друзья мои. Но я прошу вас сегодня не говорить больше ни о фараоне, ни о его новых повелениях. А ты, Пентаур, помни, что завтра тебе предстоит мудро и неукоснительно исполнить мое приказание.

Верховный жрец встал, поклонился и покинул пирующих. Едва он удалился, как старый жрец из Хенну сказал:

– Все, что мы только что слышали о лазутчике фараона, человеке, облеченном столь высоким саном, просто потрясло меня. Может быть, он обладает каким-нибудь необычайным дарованием?

– Учеником он был своенравным, с весьма посредственными способностями.

– В таком случае должность махора, видно, передается по наследству, как, например, должность везира?

– Ничего подобного!

– Но как же в таком случае…

– Так уж вышло, – перебил Гагабу жреца. – У сына виноградаря полон рот винограда, а ребенок привратника отмыкает замки словом.

– Все это верно, – заметил один пожилой жрец, до той поры не принимавший участия в беседе. – Но Паакер – хороший махор, он имеет некоторые заслуги и обладает качествами, достойными одобрения. Он неутомим, упорен, не теряется в минуту опасности и к тому же еще в детстве отличался удивительной набожностью. В то время как другие ученики несли свои деньги к торговцам фруктами и сладостями у ворот храма, он покупал гусей, а если ему перепадала от матери сумма покрупней – то и молодых газелей, чтобы возложить их на алтарь богов. Ни у одного вельможи во всей стране нет такого богатого собрания амулетов и изображений богов, как у него. Да и сейчас он один из самых набожных людей. Ну, а что касается его жертвоприношений в память покойного отца, то их можно смело назвать царскими.

– Мы благодарны ему за эти дары, – сказал казначей храма, – а уважение, с каким он относится к своему отцу даже после его смерти, в наше время встречается редко и заслуживает всяческой похвалы.

– Да, да, он стремится всегда подражать отцу, – с усмешкой заметил Гагабу, – и хотя ни в чем не может с ним сравниться, но мало-помалу стал похож на него. Но как похож? Как гусь на лебедя или сова на орла! Там была гордость, а здесь – заносчивость, там – справедливая строгость, а здесь – грубая жестокость, там – достоинство, а тут – спесь, там – стойкость, тут – упрямство. Да, он набожен, и мы пользуемся его щедрыми дарами. Пусть радуется казначей, ибо финики с кривой пальмы так же хороши, как и со стройной! Но на месте божества, я ценил бы их не дороже пера удода, ибо надо уметь видеть, что творится в сердце приносящего дары! Громы и буря принадлежат одному Сетху, а у него внутри, вот здесь…– и старик ударил себя кулаком в грудь, – здесь у него бушует и неистовствует непогода! И нет здесь ни кусочка сияющей лазури неба Ра, которая ярко и безмятежно сверкает в душе всякого верующего.

– Ты исследовал его сердце? – спросил астролог.

– Я заглянул в него, как в эту чашу! – вскричал Гагабу, взяв со стола большую блестящую чашу. – Я делал это пятнадцать лет кряду! Правда, этот человек был нам полезен, он полезен нам и сейчас и будет полезен впредь. Ведь и врачам нужна для лечения больных и горькая рыбья печень и даже яды, убивающие человека, а такие люди, как он…

– В тебе говорит ненависть, – прервал разбушевавшегося старца астролог.

– Ненависть? – повторил тот, и губы его задрожали. – Ненависть? – Он снова ударил себя кулаком в широкую грудь. – Да, пожалуй, она заперта в этой старой клетке. Но послушай, астролог, и вы все – послушайте меня! Есть два рода ненависти. Один-это ненависть человека к человеку, и ее я подавил в себе, задушил, уничтожил. О боги, какой это мне стоило борьбы! Правда, много лет назад мне довелось сполна вкусить ее горечь, и я готов был поступить так же, как безрассудные осы, которые гибнут тотчас после того, как ужалят. Но мне суждены были долгие годы жизни, годы познания, и теперь я знаю, что из всех побуждений сердца только одно безраздельно принадлежит Сетху, принадлежит злу, и это – ненависть человека к человеку. Алчность может породить трудолюбие, вожделение приносит подчас прекрасный плод, но ненависть опустошает человека, и в сердце, преисполненном ею, все чистое и благородное тонет во мраке, вместо того чтобы тянуться к свету. Все может простить божество, все, кроме ненависти. Но есть и другой род ненависти, угодной богам, которую следует знать и вам, подобно тому, как я всегда лелеял ее в своей груди. Это – ненависть ко всему, что мешает расцвести светлому, доброму и чистому, ненависть Гора к Сетху. А потому пусть покарают меня боги, но я ненавижу лазутчика Паакера, чьего отца я так любил. Пусть боги тьмы вырвут мое старое сердце из груди, если я перестану питать отвращение к порочному, алчному жертвователю, стремящемуся выторговать себе земное блаженство за окорока животных и кувшины вина, подобно тому, как мы выторговываем у лавочников платье или осла. Он приносит жертвы, а в душе у него ликуют темные силы. Дары Паакера уже не могут радовать богов, так же как и тебя, астролог, не порадует полный сосуд розового масла, если в нем копошатся скорпионы, тысяченожки и змеи. Много лет направлял я молитвы этого человека и ни разу не слышал, чтобы он просил богов о чем-нибудь чистом и благородном, но зато тысячи раз молил он ниспослать гибель тем людям, которых он ненавидит.

– В самых священных и древних молитвах, возносимых всеми, и поныне содержится просьба к богам, дабы они повергли врагов к стопам молящихся; к тому же я не раз слышал, как Паакер истово молился за своих родителей.

– Ты ведь жрец, да еще посвященный в таинства! – вскричал Гагабу. – А не знаешь или не желаешь знать, что под врагами, об уничтожении коих мы молим, подразумеваются мрачные силы тьмы и угрожающие Египту чужеземцы! Паакер молится за своих родителей? Он стал бы это делать и во имя своих детей, ибо они-его будущее, так же как родители – это его прошлое. Если бы у него была жена, он молился бы и за нее, ибо она составляла бы половину его настоящего.

– И все же ты слишком строго судишь Паакера, – не унимался астролог Сефта. – Хоть он и родился под счастливой звездой, но Хаторы лишили его всего, что делает юность счастливой. А враг, об уничтожении которого он молит богов, – Мена, возничий фараона. И поистине было бы неслыханно благородной или скорее позорной для мужчины слабостью, если бы он желал добра человеку, похитившему прекрасную женщину, предназначенную ему в жены.

– Но как могло это случиться? – спросил жрец из Хенну. – Ведь помолвка священна. [4747
  «Ведь помолвка священна». – В хранящемся в Булакском музее папирусе (повесть о жреце Сетне Хаемуасе, сыне Рамсеса II) есть такое место: «Не тот ли это закон, что связывает одного человека с другим?» Кроме того, имеются упоминания о помолвках и в других местах, например, в саркофаге Уннофра в Булаке (Прим. автора.)


[Закрыть]]

– Паакер всем своим суровым, но пылким сердцем любил свою двоюродную сестру Неферт, – сказал астролог. – Эта самая прелестная девушка во всех Фивах – дочь Катути, сестры его матери, была с ним помолвлена. Но отец Паакера, которого он сопровождал в походах, получил смертельную рану, когда они были в Сирии. Сам фараон стоял у смертного одра героя и, выслушав его последнюю просьбу, пожаловал Паакеру отцовский титул. Паакер привез мумию своего отца в Фивы, по-царски похоронил ее и по окончании траура должен был снова уехать в Сирию. Фараон, возвратившийся в Египет, поручил ему разведать там новые области, а на это потребовалось много времени. Наконец, все было кончено, и Паакер покинул Сирию, надеясь по возвращении в Фивы тотчас взять Неферт в жены. Он загнал своих коней, спеша к ней, но уже в городе Рамсеса – Танисе [4848
  «…в городе Рамсеса – Танисе…» – Еще до войны с хеттами Рамсес II перенес столицу из Фив на север Египта. Здесь, в восточной дельте, фараон выстроил новый город – «Град Рамсеса», а позднее Танис. В эту эпоху вся восточная часть дельты Нила называлась «страна Рамсеса»


[Закрыть]] – узнал, что Неферт вышла за другого– прекраснейшего и храбрейшего воина, благородного Мена. Чем драгоценнее вещь, которой мы надеемся завладеть, тем больше у нас оснований возненавидеть того, кто оспаривает наше право на нее и в конце концов даже завладевает ею. Если бы он простил Мена, вместо того чтобы возненавидеть его, это означало бы, что у него в жилах течет лягушачья кровь. Сотни голов скота принес он в жертву нашим богам с мольбой, чтобы они обратили свой гнев на похитителя его счастья.

– И вы приняли эти пожертвования, хотя прекрасно знали, во имя чего они принесены! – возмутился Гагабу. – Это было неправильно и неразумно. Даже будь я непосвященным, и тогда я, пожалуй, поостерегся бы служить божеству, готовому за плату помочь человеку в самых низменных его стремлениях. Но я уверен, что всеведущий дух, по извечным законам правящий миром, ничего не знает об этих жертвах, которые могут польстить лишь духу бездны. Казначей радовался, когда тучный скот умножался в наших загонах, ну а Сетх, думается мне, потирал от удовольствия свои красные лапы [4949
  «…потирал от удовольствия свои красные лапы…» – Красный цвет был цветом Сетха-Тифона; все злое, порочное, в папирусе Эберса, например, прямо названо красным. Поэтому и рыжеволосые считались порождением Сетха. (Прим. автора.)


[Закрыть]], ибо принимал эти жертвы, конечно, он. Друзья, мне довелось слышать все те проклятия, которые Паакер, словно помои, выливал на наши чистые алтари. Чего только не желал он Мена – чуму и язву, страдания и смерть, а его несчастной красавице жене – бесплодие и сердечные муки. И я не могу осудить эту женщину за то, что она предпочла скакуна бегемоту, предпочла Мена Паакеру.

– Ну, а мне кажется, что боги нашли его жалобы не столь уж несправедливыми и строже посмотрели на нарушение помолвки, чем ты, – сказал казначей. – Ведь из четырех лет супружеской жизни она провела со своим мужем всего лишь несколько месяцев и осталась бездетной. Не понимаю, Гагабу, почему ты, прощающий грехи, когда все мы в один голос проклинаем грешника, так безжалостно осуждаешь одного из величайших благодетелей нашего храма?

– А я прекрасно понимаю, почему вы, обычно столь щедрые на проклятия, оправдываете этого… этого… – назовите его как вам угодно – и лезете вон из кожи! – воскликнул старик.

– Нам не обойтись без него в это трудное время, – сказал астролог.

– Правильно! – воскликнул Гагабу и продолжал, понизив голос: – Я ведь тоже думаю еще воспользоваться им, как сделал это несколько лет назад верховный жрец, когда надо было спасти наше дело. Грязная дорога тоже хороша, если она ведет к цели. Само божество нередко через зло приводит к спасению. Но неужели мы должны ради этого называть зло добром, а безобразное прекрасным? Используйте Паакера как вам угодно, но не забывайте при этом, что нужно судить о нем по его чувствам и поступкам, если вы хотите оправдать свое звание посвященных. Пусть он пригонит в наш храм весь свой скот и ссыплет все свое золото в нашу сокровищницу – и тогда не оскверняйте себя мыслью, что дары такого сердца и таких рук могут быть угодны божеству! Но главное, – тут голос старика зазвучал проникновенно, – главное, не уверяйте заблуждающегося, – а ведь вы все еще пытаетесь это сделать, – что он на истинном пути, ибо первейший наш долг, друзья мои, вести к добру и правде тех, которые вверили нам свои души.

– О учитель! – вскричал Пентаур. – Сколько смирения в твоей строгости!

– Я обнажил перед вами омерзительные язвы этого человека, – сдержанно промолвил старик и встал. – Ваша похвала сделает их еще ужаснее, а осуждение помогло бы им затянуться. Но если вы не хотите исполнить свой долг, – помните, настанет день, и придет тогда старый Гагабу с ножом в руках, уложит больного и иссечет его язвы.

И, поклонившись присутствующим, Гагабу вышел. Астролог, слушая старика, несколько раз пожал плечами. Теперь же, обращаясь к жрецам из Хенну, он сказал:

– Гагабу слабый, но вспыльчивый старец. Вы только что выслушали из его уст проповедь, которую, вероятно, у вас произносит иногда молодой писец, намереваясь стать попечителем душ. Побуждения его чисты, но ради малого он легко забывает о большом. Амени подтвердит вам, что когда идет речь о спасении целого, то число душ, будь их десять или сто, не имеет значения.