Текст книги "Последняя анаконда (отрывок из книги) из журнала "Вокруг света""

Автор книги: Георг Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Никто не возражает.

Гляжу на часы. Десять минут десятого по среднеколумбийскому времени. Но лишь после двух часов дня сопротивление змеи ослабевает настолько, что нам удается вытащить наш роскошный экземпляр под деревья и приступить к обработке.

Фред решил взять не только кожу, но и скелет. Чтобы потом не было споров о размерах нашей анаконды. Естественно, мы первым делом растягиваем змею и тщательно замеряем рулеткой.

– Восемь метров сорок три сантиметра, – объявляет герпетолог с довольной улыбкой. – Не так уж плохо. Во всяком случае, побольше максимума, о котором писал Дитмарс. Но и рекордом это не назовешь. Есть экземпляры покрупнее. Намного крупнее. – В его голосе звучит что-то вроде тоски. Опять недоволен? Надо же.

Мы беремся за ножи. Не просто снять кожу с такого чудовища. Голову наскоро очищаем и засаливаем вместе с кожей. До чего же маленький мозг у анаконды! Нам не удается извлечь его целиком, но приблизительно вес определить можно. От силы тридцать граммов. На каждый грамм – не меньше десяти килограммов тела. Невольно вспоминаются драконы юрского и мелового периода. Они тоже не отличались высоким интеллектом.

Конечно, и внутренности представляют интерес, однако всего заспиртовать мы не можем, поэтому отправляем их в реку, но сперва исследуем содержимое желудка.

Очковый кайман длиной около ста восьмидесяти сантиметров... Грудная клетка раздавлена, позвоночник переломан. Змея, способная целиком проглотить такого каймана, пожалуй, и с человеком справится. Не удивительно, что анаконда сперва была вялая: вон как живот набила. Возможно, нам только потому и удалось ее добыть. Более философски настроенный автор, вероятно, предложил бы тут читателю несколько нравоучительных суждений о вреде обжорства...

С каким наслаждением мы искупались в тот вечер! Осторожности ради на берегу, поливая друг друга из черпака. Меня отнюдь не манило нырнуть в речку, где пираньи и прочие аборигены, наверно, вошли в раж, отведав того, что мы выбросили.

Интересно: они не тронули убитую анаконду, когда мы ее вытаскивали из воды. Может быть, им ее запах не нравится? В одном из притоков Магдалены я пробовал удить на крокодилье мясо. Никто не клюнул. Но ведь я сам однажды видел, как раненый крокодил спасается на берег от пираний... Вот и разберись тут, что к чему.

Все интересующее нас уложено в лодку. Остальное – грифам. Пускаем мотор и идем по притоку вниз к большой реке. Собранный нами материал сложен на носу, накрыт брезентом и пальмовыми листьями. Он уже занимает немало места.

Позади меня сидит Матеито. Я оборачиваюсь, предлагаю ему сигарету. Немного погодя показываю на наш багаж и говорю чуть ли не единственные слова, которые знаю на его языке:

– Супаи има, има.

Индеец отвечает не сразу.

– Супаи има, има – нет. – Он качает головой, смотрит на наши свертки и объясняет: – Супаи има.

Снова пауза, наконец сигареты выкурены, тогда Матеито указывает подбородком вперед и говорит:

– Супаи има, има!

Он считает, что мы не нашли настоящую Большую Анаконду. Встреча с ней еще предстоит. Вот так.

Супаи има, има

Фред и Карлос Альберто вернулись. Они побывали в Боготе, отвезли в столицу собранный нами материал. Заодно Карлос Альберто залечил укусы, полученные от одной из двух молодых анаконд, пойманных нами на Гуавьяре. Попав в клетку, она вознамерилась съесть свою подругу по несчастью, препаратор вмешался и был награжден двумя укусами.

Мы пополнили свое снаряжение, я прочел самые важные письма и свежие газеты, отведал «цивилизованной» пищи, выпил стопочку разбавленного виски. Теперь снова идем вниз по реке, выслеживая настоящую большую анаконду. Время поджимает. Пока что нам повезло с погодой, но сезон дождей уже на подходе, а тогда конец всем работам до следующего года.

Сегодня мы должны подойти к тому месту, где в реку вливаются воды из обширных болотных озер. Эти озера не показаны ни на одной из известных мне карт. Матеито узнал о них от тестя Геронимо. Старик индеец рассказал про большое озеро, на котором он держит лодку, хотя сам редко туда наведывается, потому что там собираются злые бесы.

Вот и рукав, соединяющий реку с болотами. Первым его обнаруживает всевидящий Матеито. Нелегко отыскать ворота озера духов: устье притока совсем закрыто кустами. Правда, в это время года прибрежный лес обычно не такой зеленый, но непосвященный человек может и не заметить этого. Или отнести за счет близости реки. Во всяком случае, Матеито оказывается правым. Как и следовало ожидать.

Разбиваем лагерь на песчаном берегу. Фред, Луис Барбудо и Матеито отправляются вдоль рукава на разведку. Хорошо бы подняться на пироге возможно выше – надежно укроем ее от чужих глаз, пока будем обследовать озеро, и не так далеко тащить на себе снаряжение.

Там, где живут только некрещеные индейцы, краж бояться нечего. Но здесь, у большой реки, слоняется всякий народ. Вспоминаю, что мне однажды сказал мой незабвенный друг Хаи из племени намби, когда мы еще были молодые и ходили на медведя в предгорьях Западных Анд:

– Понимаешь, старший брат, из наших людей никогда не выйдут настоящие христиане: мы не умеем ни врать, ни воровать.

За два часа до заката разведчики возвращаются. Усталые и голодные, зато с добрыми новостями. Километра три можно пройти на лодке, дальше путь преграждает бурелом. Мы стоим на пляже и совещаемся, в это время до нас доносится рокот мощного мотора. Матеито молча забирает свой узелок и ружье и удаляется в лес.

Через несколько минут из-за поворота появляется большая лодка, полная людей. Она пристает к берегу рядом с нашей долбленкой. Пассажиры выходят. Патер из ближайшего селения я его служка, румяный полицейский чин – капрал, восемь жандармов и два рыбака: проводники и чернорабочие. Миссионерская экспедиция за душами индейцев.

Чин подходит к нам и справляется, кто мы. Предъявляем ему наши документы и рекомендательное письмо губернатора. Прочтя письмо, он становится малость вежливее. Просит показать разрешение на оружие. Ему явно приглянулся мой штуцер, но бумаги в полном порядке, не придерешься. Затем он осведомляется, не встречались ли нам индейцы. Услышав отрицательный ответ, говорит:

– Если встретите, стреляйте! Это опасный и коварный народ.

Я смотрю на патера, он ухмыляется и кивает. Н-да, вот так обращают в праведную веру индейцев в шестидесятых годах нашего века... Невольно вспоминается миссионерский гимн, который я слышал в молодости. О путешественнике в этом гимне говорилось, что он странствует под защитой охранных грамот и винтовок, а вот миссионер идет впереди него тихо и скромно, имея только топор и ложку.

Я ни разу не видел миссионера, работающего топором. Зато частенько наблюдал, как они орудуют ложкой. В чужих котлах.

Великолепная компания отправляется дальше. Гул мотора смолкает вдали, после этого мы переносим лагерь на скрытый кустами рукав. Выходит Матеито. Он стоял за деревом в десяти шагах от нас и, наверно, все слышал. Что ж, ему это полезно.

Рано утром следующего дня, пройдя на лодке половину пути до озера, делим между собой ноши, остальное прячем в лесу. Товарищи настаивают на том, чтобы я шел впереди с ружьем, они возьмут снаряжение. Я понимаю, что это просто уловка с их стороны, они берегут меня. Но не спорю: никуда не денешься, мои силы уже не те, что прежде.

Три километра. Казалось бы, недалеко. А вы попробуйте одолеть их в тридцатиградусную жару, пробиваясь сквозь тропические заросли с ношей за плечами. Правда, я расчищаю путь мачете, но все равно моим товарищам приходится не сладко.

Вот и берег озера. Мы принимаемся искать лодку старика. Конечно, ее находит Матеито. Она тщательно замаскирована сухими пальмовыми листьями. Должно быть, целый отряд индейцев оттащил ее волоком на катках подальше от воды, чтобы спрятать в укромном месте. Мы тоже делаем катки и спускаем лодку к воде.

Широкое озеро со всех сторон окаймлено дремучим лесом. Блестящие водные зеркала чередуются с полями водных гиацинтов. Цветки – словно лиловые облачка над плавучим ковром из листьев и корней. Тут и там торчат темно-зеленые кочки камышей, на плоских мысочках и островках стоят деревья.

Вижу поблизости на воде нечто похожее на кусок коры. Глаза и конец морды небольшого крокодила. Похоже, он понял, что обнаружен. Стоило мне протянуть руку за ружьем – на пробу, вдруг в этой глуши рептилии не успели еще узнать, что такое человек, – как он уходит вглубь и исчезает.

Луис Барбудо устраивает из листьев навес над нашими гамаками. Карлос Альберто, сидя на корточках, нарезает мясо капибары для копчения. Фред и Матеито ушли искать анаконду. Возвращаются и докладывают, что обнаружили только следы. Завтра начнем систематические попеки.

...Раннее утро. Туман над озером, легкая, нереальная мгла, пронизанная лунным светом, наполненная птичьими голосами. С другого конца болота доносится доисторический рев. Буйный, свирепый и в то же время какой-то тусклый звук. Наверно, так вызывали друг друга на бой, древние ящеры в ту пору, когда предки человека еще не успели стать полуобезьянами; сидели на деревьях этакие волосатые насекомоядные и дрожали, глядя, как внизу ревут и дерутся драконы.

Теперь потомкам ящеров приходит конец. И потомки насекомоядных должны что-то сделать, чтобы спасти их, – ведь крокодилы нужны для естественного баланса в больших тропических водоемах...

Рассвело, можно отчаливать. Лодка узкая-узкая, сел и сиди, уже не поменяешься местами, даже размяться нельзя, если ноги затекут.

Матеито рулит. Карлос Альберто и Луис гребут. Мы с Фредом сидим спина к спине, потому что в этой лодке не развернешься и можно стрелять только влево.

Три часа пополудни. Обследовано больше половины озера. Воздух неподвижен, жарища – хоть хлеб пеки. Несмотря на пробковый шлем, у меня голова раскалывается от боли, поташнивает. Не иначе старая малярия напоминает о себе. А может быть, новую подцепил. Как бы то ни было, самочувствие отвратительное. Сейчас бы лежать в гамаке...

– Все равно сегодня все озеро не осмотрим, – не выдерживаю я в конце концов. – Супаи с ним, пошли обратно в лагерь. Пойдем мимо того островка, сократим путь.

Никто не возражает. Легким движением кисти Матеито заставляет наш «стручок» развернуться вправо.

Встреча происходят посреди озера, возле гиацинтового поля. Матеито вдруг с шипением втягивает в себя воздух. Это сигнал тревоги и в то же время знак крайнего удивления. Потом он показывает подбородком. Я поворачиваю голову и вижу. Ее.

Супаи има, има. Никакого сомнения. Она плывет в противоположном направлении. Нас не разделяет и десяток метров, но анаконда даже не глядит в нашу сторону. Она слишком велика, ей некого остерегаться. Исключая человека...

Никто из нас не видел еще такой огромной анаконды. Она длиннее лодки, а в лодке десять с половиной метров. Толщина соответственная.

Плывет под водой, извиваясь, будто уж. Только голова время от времени приподнимается над поверхностью. И я вижу холодный глаз. Он кажется слепым, как это нередко бывает со змеиными глазами при определенном освещении.

Анаконда идет справа от лодки. Моя сторона. Приклад к плечу. Двустволка заряжена оленьей картечью, надо целиться в основание головы. Сижу наготове. Как только голова снова покажется над водой... Вот она. Прицеливаюсь. Но что-то заслоняет от меня мушку: смуглая рука Матеито легла на ствол ружья.

Легкий всплеск, анаконда исчезает и уже больше не показывается. Вижу, как по гиацинтовому ковру пробегает извилистая волна. Дальше начиняются густые, непроходимые камыши.

Удивленно смотрю на индейца. Что он – с ума сошел?! Столько месяцев искали, наконец нашали гигантскую змею, и вдруг Матеито не дает мне стрелять! В его ответном взгляде угадывается улыбка. Он берет утиные потроха, припасенные нами для наживки, и бросает в воду. В тот же миг со всех сторон слетаются темные силуэты. Мелькают желтые бока с темными крапинками, короткие челюсти рвут кровавую добычу.

Пираньи. Притом не маленькие, обычные, а величиной с леща весом один-два килограмма.

Убей я здесь большую анаконду, пираньи, несомненно, разорвали бы ее в клочья. А что сталось бы с нами, если бы змея – вполне вероятный случай – конвульсивным движением опрокинула лодку и вывалила нас в гущу прожорливых хищниц?

Разумеется, Матеито правильно поступил. Но до чего трудно это признать!

– Ладно, – говорит Фред. – Во всяком случае, мы знаем, что она здесь. Будем продолжать поиск, пока не найдем ее в надлежащем месте, при надлежащих обстоятельствах. Это великое счастье, о сортировщик мелкой рыбы, что ты не выстрелил. Вот было бы досадно, если бы такая редкость досталась проклятым пираньям. Не отчаивайся. Пусть пока плавает. Ведь будут, как говорится, еще поезда...

– Может быть, – отвечаю я.

Хотя знаю в душе, что мне-то уже не бывать на болотных озерах у реки Гуавьяре.

Эпилог

Не один год прошел с тех пор, как мы выслеживали на Гуавьяре гигантскую анаконду и нашли ее, да не смогли взять. Наша компания распалась.

Фред, как и раньше, профессор университета, и Карлос Альберто, если не ошибаюсь, по-прежнему помогает ему. Может быть, им уже удалось взять большую анаконду, но я об этом пока не слышал. Не сомневаюсь, однако, что в один прекрасный день они ее добудут.

Луис Барбудо несколько лет работал мотористом в Северной Колумбии. Потом уволился и вернулся в льяносы. Больше мне о нем ничего не известно.

Агапито, последний вождь тинигуа, решил в конце концов отправиться в Боготу, чтобы просить президента республики помочь вымирающему племени. Томми посадил его на свой старый самолет. В пути Агапито умер от паралича сердца.

Матеито погиб как жил – в лесу, вольным человеком. Подробностей не знаю.

Из всего племени тинигуа осталось лишь шесть человек. Четверо мужчин и две женщины, давно уже неспособные рожать. Бесследно исчез целый народ вместе со своей культурой и языком.

Это были гордые люди. Они не дали себя поработить, не пожелали стать «христианами». Поэтому за ними не признавали человеческих прав. Поэтому миссионеры вкупе с полицией и солдатами охотились на них, как на диких зверей. Поэтому им пришлось умереть. Поэтому память о них стерта с лица земли.

Такое же христианнейшее истребление грозит другим племенам: карихона, куива, кубео...

Что до меня, то астма и слабое сердце навсегда закрыли мне дикие дороги. Но они не могут лишить меня воспоминаний. Некоторое время я еще смогу сидеть под деревом и рассказывать тем, кто меня пожелает слушать. Если кто-нибудь не пожалеет дерева для старика.

Спасибо за все, что мне выпало увидеть, услышать и пережить. Спасибо, жизнь.

Георг Даль

Перевел со шведского Л. Жданов