Текст книги "Дитя бури"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Прочь с дороги, Макумазан! – прошипел Садуко. Но я не шевельнулся.

Он прыгнул на меня, и хотя я старался напрячь все свои силы, чтобы бороться с ним, но ему удалось обхватить руками мое горло, и он стал меня душить. Скауль подбежал ко мне на помощь, но рана ли его или крайнее изнеможение, а может быть, также волнение сказались в эту минуту. Во всяком случае, он упал на землю и забился в припадке. Я думал, что все уже кончено, когда снова услышал голос Умбелази и почувствовал, что Садуко отпустил мое горло. Голова моя шла кругом, и я присел.

– Собака, – сказал Умбелази, – смотри, где твое копье! – И он швырнул копье Садуко, которое он поднял во время нашей борьбы, вниз, в реку. – Теперь, собака, я мог бы легко тебя убить, но я этого не сделаю. И знаешь почему? Я тебе скажу. Я не хочу мешать кровь предателя с моей собственной кровью. Смотри! – Он поставил рукоятку своего широкого копья на скалу и наклонился над острием. – Ты и твоя жена Мамина довели меня до гибели. Да падет моя кровь и кровь всех моих приверженцев на твою голову! Твое имя будет навеки вызывать отвращение во всех честных людях, а я, которого ты предал, я, королевич Умбелази, не дам тебе покоя до самой твоей смерти! Прощай, Макумазан, мой друг…

Он замолчал, и я увидел, как слезы брызнули из его глаз – слезы, смешанные с кровью, сочившейся из его раны на голове. Затем внезапно он испустил боевой клич изигкозов и всей тяжестью своего тела надавил на острие копья.

Оно насквозь проткнуло его. Он упал на руки и колени. Он посмотрел на нас жалобным взглядом и скатился со скалы в реку.

Тяжелый всплеск – и не стало Умбелази Прекрасного, Умбелази, которого Мамина поймала в свои сети.

Грустная история!

Хотя это случилось уже много лет тому назад, но печаль сжимает мое сердце и теперь, когда я пишу это.

Глава XIV. Торжество победителя

Не знаю, сколько времени прошло после падения тела Умбелази в реку до того момента, как к нам подошли несколько воинов узуту.

Я был в полузабытьи.

Как сквозь сон я услышал голос Садуко:

– Не трогайте Макумазана и его слугу! Они мои пленники! Кто тронет их, умрет со всем своим домом!

В полуобморочном состоянии они посадили меня на коня, а Скауля унесли на щите.

Когда я пришел в себя, я увидел себя в небольшой пещере или, вернее, под какими-то нависшими скалами. Со мной был Скауль, оправившийся от своего припадка, но все еще пребывавший в каком-то ненормальном состоянии. Он ничего не помнил об обстоятельствах смерти Умбелази, и я никогда не напоминал ему о них. Подобно другим, он думал, что Умбелази утонул, пытаясь переплыть Тугелу.

– Собираются они убить нас? – спросил я его. По торжествующим крикам, доносившимся извне, я понял, что мы находимся в лагере победоносных узуту.

– Не знаю, начальник, – ответил он. – Надеюсь, что нет. Было бы жалко умереть после того, что мы пережили. Лучше бы было умереть в начале битвы.

Я кивнул головой в знак согласия. В эту минуту вошел зулус, неся блюдо с поджаренными кусками мяса и кувшин с водой.

– Сетевайо посылает тебе это, Макумазан, – сказал он, – и жалеет, что нет молока или пива. Когда ты покушаешь, стража ожидает тебя, чтобы провести к нему. – И он удалился.

– Если бы они собирались нас убить, – сказал я Скаулю, – то вряд ли бы они взяли на себя труд сперва накормить нас. Поэтому нечего нам падать духом, и поедим!

– Кто знает! – отвечал Скауль, запихивая огромный кусок мяса в рот: – Но, во всяком случае, лучше умереть с полным желудком, чем с пустым.

Так как мы больше страдали от усталости, чем от ран, которые не были серьезны, то силы снова вернулись к нам после того, как мы сытно поели. Когда мы доканчивали последний кусок мяса, зулус просунул к нам голову и спросил, готовы ли мы. Я кивнул головой, и, поддерживая друг друга и прихрамывая, мы со Скаулем вышли из пещеры. Снаружи нас ожидали пятьдесят солдат, громко рассмеявшихся при виде наших плачевных фигур, но ничего враждебного по отношению к нам я в них не заметил. Там же стояла моя лошадь, печально понурив голову. Мне помогли взобраться на седло, Скауль уцепился за стремя, и нас повели за четверть мили к Сетевайо.

Мы нашли его сидевшим на склоне одного их холмов, с которого открывался вид на расстилавшуюся перед ним равнину. Моим глазам представилась странная, дикая сцена. Сетевайо сидел, окруженный своими начальниками и членами его совета, а мимо него бегом проносились победоносные полки, громко выкрикивавшие самые необыкновенные его титулы. Разодетые и разукрашенные глашатаи бегали перед ним взад и вперед, возвещая о его подвигах, называя его «Грозой Земли» и выкрикивая имена знаменитых предводителей, павших в этой битве.

Между тем беспрестанно подходили воины, приносившие на щитах мертвых предводителей и начальников, и клали их рядами. Так в Англии, после удачной охоты, укладывают рядами дичь. Сетевайо, как оказывается, пришла фантазия полюбоваться на убитых, но так как он слишком устал, чтобы пойти на поле битвы, то он приказал принести их к себе. Среди мертвых я увидел тело моего старого друга Мапуты. Все его тело было буквально изрешечено ударами копий, но на лице его застыла улыбка.

С помощью Скауля я слез с лошади и, прихрамывая, пробрался между трупами к тому месту, где сидел Сетевайо.

– Добрый вечер, Макумазан, – сказал Сетевайо, протягивая мне руку. – Я слышал, что ты командовал амавомбами, которых король, мой отец, послал на помощь Умбелази, и я очень рад, что ты остался в живых. Я горжусь тем, что они так доблестно сражались, потому что ты знаешь, Макумазан, что я был раньше начальником этого полка. Я отдал приказ щадить каждого из них, кто остался в живых, и сделаю их начальниками нового полка амавомбов, который я хочу возродить. Знаешь ли ты, Макумазан, что ты уничтожил почти целиком три полка узуту, убив столько воинов, сколько убило все войско моего брата? Ты великий человек, Макумазан! Если бы не предательство, – он проговорил это слово с легким оттенком сарказма, – Садуко, то ты выиграл бы сегодня победу для Умбелази. Если ты хочешь остаться при мне, я сделаю тебя полководцем целой дивизии королевской армии, потому что с этих пор я буду иметь голос в государственных делах.

– Ты ошибаешься, о сын Панды, – ответил я. – Вся слава доблестной атаки амавомбов принадлежит Мапуте, советнику короля. Вот он лежит здесь. – И я указал на тело Мапуты. – Я же сражался в его рядах, как простой солдат.

– Я знаю это, Макумазан, мы все знаем это. Мапута был умная обезьяна, но мы знаем также, что ты научил его, как прыгать. Ну, он умер, и почти все амавомбы умерли, а от моих трех полков осталась одна горсть; стервятники пожирают остальных. Все это кончено и забыто, Макумазан. Вот здесь лежит много мертвых предводителей и начальников, но одного не хватает здесь – того, против которого я сражался. Мне говорили, что ты один знаешь, что с ним сталось, и вот, Макумазан, я хотел бы знать, жив ли он или мертв, а если он мертв, то от чьей руки он погиб, чтобы я мог наградить эту руку.

Я обвел глазами вокруг себя, размышляя, сказать ли правду или придержать язык, и глаза мои встретились со взглядом Садуко. Холодный и безразличный, сидел он среди начальников, но на некотором расстоянии от них, как бы держась особняком. И я вспомнил, что только он и я, мы одни знали правду о смерти Умбелази.

Не знаю, почему мне пришло в голову сохранить про себя эту тайну. К чему было мне рассказывать Сетевайо, что Умбелази был доведен отчаянием до самоубийства? К чему раскрывать позорный поступок Садуко?

– О Сетевайо, – сказал я, – случайно я видел конец Умбелази. Он не был убит врагом. Он умер от разрыва сердца на скале, над рекой, а если хочешь знать, что случилось потом, пойди спроси Тугелу, в которую он упал.

Сетевайо на мгновение прикрыл глаза рукой.

– Уф! – сказал он потом. – Я снова повторяю, не будь Садуко, сына Мативани, который воспользовался случаем отомстить Умбелази за женщину, то, может быть, и я умер бы от разрыва сердца на скале, над рекой. О Садуко, я в большом долгу у тебя и заплачу тебе хорошо. Но я не сделаю тебя моим другом, а то мы тоже можем случайно поссориться из-за женщины и мне придется умереть от разбитого сердца на скале над рекой. О брат мой Умбелази, я оплакиваю тебя. Ведь мы играли с тобой, когда были маленькими, и любили друг друга. И в конце поссорились из-за игрушки, которую зовут троном. Ты умер, брат мой, а я остался в живых. Однако кто знает, может быть, в конце концов твоя участь счастливее моей. Ты умер от разбитого сердца, Умбелази, а кто знает, от чего я умру?

Я подробно описал эту сцену, так как она послужила тому, что и за пределами земли Зулу распространился слух, что Умбелази умер от разрыва сердца.

Видя, что Сетевайо был мягко настроен и относился ко мне дружелюбно, я решил воспользоваться этим случаем и попросить разрешения уехать. Но пока я размышлял, как бы получше подъехать к нему, случилось нечто, помешавшее мне выполнить мое намерение.

Услышав шум позади себя, я оглянулся и увидел толстого, жирного человека в пышном боевом наряде. В одной руке у него было окровавленное копье, а в другой – головное украшение из страусовых перьев. Он шел и кричал:

– Пропустите меня к сыну короля! Мне нужно сообщить кое-что победителю Сетевайо.

Я вытаращил глаза. Сомнений не могло быть, это был Умбези, Гроза Слонов, отец Мамины. В несколько секунд, не дожидаясь разрешения приблизиться, он перешагнул через трупы воинов и остановился только, чтобы одного ударить ногой по голове, а другого выругать самым бесстыдным образом. Очутившись перед Сетевайо, он стал скакать перед ним, громко восхваляя его подвиги.

– Кто этот дуралей? – сердито спросил Сетевайо. – Прикажите ему не шуметь, иначе его глотка замолкнет навсегда.

– О Лев с Черной Гривой, я Умбези, Гроза Слонов, главный помощник Садуко Хитроумного, который выиграл тебе битву. Я отец Мамины Прекрасной, на которой женился Садуко и которую украл этот мертвый пес Умбелази.

– А, – сказал Сетевайо, зловеще щуря глаза. – Что же ты мне скажешь, Гроза Слонов и отец Мамины, которую мертвый пес Умбелази отнял от твоего господина, Садуко Хитроумного?

– Вот что, могучий владыка, вот что, Гроза Земли, – это я избавил тебя от твоего главного врага, от самого Умбелази.

Садуко, казалось, очнулся от своей задумчивости и вскочил с места, но Сетевайо резко приказал ему молчать. Не замечая ничего, безумец Умбези продолжал свой рассказ:

– О могучий победитель, я встретился с Умбелази в пылу битвы, и, увидя меня, он бежал. Да, сердце его сделалось мягким, как воск, при виде меня, чью дочь он украл.

– Значит, Умбелази испугался тебя, который до сегодняшнего утра был одним из его шакалов? – сказал Сетевайо. – Что же случилось дальше?

– Он бежал от меня, как ветер, о Лев с Черной Гривой, а я бежал за ним еще скорее. Он забежал далеко в лес, пока не дошел до скалы над рекой, и там он вынужден был остановиться. Там мы вступили с ним в бой. Он бросился на меня, но я перепрыгнул через его копье вот так. – И он подпрыгнул в воздухе. – Он снова на меня набросился, но я нагнулся вот так. – И он неуклюже присел. – Он устал и побежал кругом скалы, а я ударил его копьем раз, и другой, и еще раз в спину, пока он не упал, прося пощады. Потом он скатился со скалы в воду, и я при этом вырвал его перо. Смотри, разве это не перо мертвого пса Умбелази?

Сетевайо взял головное украшение и осмотрел его, затем показал его нескольким начальникам, сидевшим возле него, и все они серьезно закивали головами.

– Да, – сказал он, – это боевое украшение Умбелази, любимца короля, опоры королевского дома. При виде этого пера у многих дрожали от страха колени. И это ты убил его, Гроза Слонов? Какую же награду должен я тебе дать за этот подвиг, о Умбези?

– Великую награду, о грозный владыка, – начал Умбези, но громовым голосом Сетевайо приказал ему замолчать.

– Да, – сказал он, – великую награду. Слушай, шакал и предатель! Твои собственные слова свидетельствуют против тебя. Ты осмелился поднять руку на того, в чьих жилах текла моя кровь. Ты гнусным своим языком покрыл ложью и оскорблениями имя великого умершего.

Только теперь понял Умбези и стал лепетать что-то в свое оправдание, уверяя, что весь его рассказ с начала до конца был ложью. Жирные щеки его ввалились, ноги дрожали, и он упал на колени.

Но Сетевайо только плюнул на него, как он всегда делал в моменты бешенства, и обвел глазами вокруг себя, пока взгляд его не упал на Садуко.

– Садуко, – сказал он, – убери этого убийцу, который хвастается тем, что обагрен кровью моего брата, и когда он будет мертв, брось его в реку с той скалы, на которой он заколол сына Панды.

Садуко дико оглянулся и колебался.

– Убери его, – загремел Сетевайо, – и до наступления темноты вернись ко мне с рапортом.

Затем, по знаку Сетевайо, воины набросились на несчастного Умбези и поволокли его прочь, и Садуко последовал за ними. Проходя мимо меня, Умбези крикнул мне спасти его ради Мамины. Я мог только покачать головой и вспомнил предупреждение, сделанное мною ему однажды о судьбе предателей.

Этот трагический инцидент имел еще продолжение. Оказалось, что Садуко отказался стать палачом своего тестя Умбези, так что воины сами выполнили приказ Сетевайо, а Садуко они привели обратно пленником.

Когда Сетевайо узнал, что Садуко ослушался его приказа, выраженного в обычной и страшной формуле «Убери его», он пришел в настоящую – или, быть может, притворную ярость. Я в общем убежден, что он искал только предлога для ссоры с Садуко. Он считал его очень могущественным и боялся, что при удобном случае он поступит с ним так, как поступил с Умбелази. Кроме того, он опасался, что теперь, когда Умбелази умер и большинство сыновей Панды были убиты в битве, Садуко сможет в будущем претендовать на трон в качестве мужа дочери короля. Но он боялся или считал неполитичным сразу убрать со своей дороги начальника многих полков, которые сыграли такую важную роль в битве. Поэтому он приказал содержать его под стражей и отвести в Нодвенгу, где все дело должно было быть разобрано Пандой, который все еще считался королем, хотя с этих пор только номинально. Сетевайо отказался тоже разрешить мне уехать в Наталь, сказав, что я должен отправиться в Нодвенгу, так как мои свидетельские показания могли понадобиться.

Таким образом, не имея выбора, я отправился в Нодвенгу. Очевидно, мне было суждено увидеть финал драмы.

Глава XV. Мамина требует поцелуя

По прибытии в Нодвенгу я захворал и пролежал в моем фургоне около двух недель. Какая у меня была болезнь, я в точности не знаю. Вероятно, это была нервная лихорадка, которая явилась результатом переутомления от сильных переживаний и волнений. Болезнь эта осложнилась еще странными головными болями, вызванными раной, полученной мною в битве.

Когда я начал поправляться, Скауль и мои приятели зулусы, приходившие навещать меня, сообщили мне, что во всей стране происходили страшные беспорядки и что за приверженцами Умбелази все еще охотились и их убивали. Некоторые из партии узуту даже настаивали, чтобы и я разделил их судьбу, но на этот счет Панда был непреклонен. Оказывается, он публично заявил, что тот, кто поднимет оружие против меня, его друга и гостя, тем самым поднимет его против него, короля, и что это будет причиной новой войны. Таким образом узуту оставили меня в покое, считая, может быть, более благоразумным довольствоваться достигнутыми ими результатами.

А результаты были большие. Сетевайо был теперь верховной властью, а его отец представлял собою нуль. Хотя он и оставался главой нации, но было объявлено публично, что Сетевайо был ногами его, а вся сила была в этих подвижных «ногах», а не в склоненной «главе». У Панды осталось так мало власти, что он не мог защитить даже собственного домашнего очага. Однажды я услышал сильный шум и крики, доносившиеся, по-видимому, из королевского краля. Как потом выяснилось, Сетевайо объявил Номантшгали, жену короля, колдуньей. И, несмотря на мольбы и слезы отца, он заставил ее казнить на его глазах. Так много времени прошло с тех пор, что я не помню, была ли Номантшгали матерью Умбелази или одного из других убитых королевичей.

Несколько дней спустя, когда я был уже опять на ногах, Панда прислал мне в подарок быка. Гонец, который привел его мне, поздравил меня с выздоровлением и сообщил, что я не должен опасаться за свою жизнь. Он прибавил, что Сетевайо поклялся, что ни один волос не упадет с моей головы.

– Если бы я желал убить Макумазана, – сказал Сетевайо королю, – за то, что он сражался против меня, то я мог бы это сделать у Индондакусаки. Но в таком случае я должен был бы убить тебя, отец мой, так как ты назначил его начальником своего полка и послал против меня. Но я люблю его, потому что он храбр и принес мне хорошую весть, что мой враг Умбелази умер от разбитого сердца. Кроме того, я не желаю ссориться с англичанами из-за Макумазана, а потому пошли ему сказать, что он может спать спокойно.

Гонец сказал далее, что на следующий день был назначен суд над Садуко и Маминой и что желательно было мое присутствие.

Я спросил, в чем их обвиняют. Он ответил, что против Садуко выставлено два обвинения; во-первых, что он был виновником гражданской войны; во-вторых, что, натолкнув Умбелази на войну, в которой погибло много народа, он сам играл роль предателя, покинув его посреди боя со всеми своими полками – гнусный поступок в глазах зулусов, к какой бы партии они ни принадлежали.

Против Мамины были выдвинуты три пункта обвинения. Во-первых, что это она отравила ребенка Садуко, а не ее первый муж Мазапо, который невинно пострадал за ее преступление. Во-вторых, что она бросила Садуко, своего второго мужа, и пошла жить с другим мужчиной. В-третьих, что она была колдуньей, опутавшей Умбелази своим колдовством и заставившей его добиваться трона, на что он не имел никакого права.

– Это такие западни, что Мамине придется идти очень осторожно, чтобы не попасть в одну из них, – сказал я.

– Да, инкузи, в особенности если западни вырыты во всю ширину дороги и на дне каждой из них вбит кол. О, Мамину можно уже считать мертвой, и она заслуживает этого, так как, несомненно, она самая большая преступница во всей стране.

Я вздохнул, так как мне невольно стало жаль Мамины. Гонец продолжал:

– Черный владыка (т. е. Панда) послал меня к Садуко сказать ему, что он разрешит повидаться перед судом с тобой, Макумазан, если ты этого пожелаешь, потому что король знает, что ты был его другом и можешь дать свидетельство в его пользу.

– А что на это сказал Садуко? – спросил я.

– Он сказал, что он благодарит короля, но ему не о чем говорить с Макумазаном, чье сердце бело как его кожа и чьи уста говорят только правду. Королевская дочь Нэнди, которая все время с ним – она не хочет покинуть его в беде, как все другие это сделали, – услышав эти слова Садуко, сказала, что он прав и что по этой причине и она считает, что нет необходимости видеться с тобой до суда.

Я подумал, что настоящая причина нежелания меня видеть заключается в том, что Садуко стыдился меня, а Нэнди боялась услышать от меня о каком-нибудь новом вероломстве ее мужа, о котором она еще не знала.

– С Маминой же дело обстояло иначе, – продолжал словоохотливый гонец. – Как только ее привели сюда с Зикали Мудрым, где она скрывалась, и она узнала, что ты, Макумазан, в Нодвенгу, она попросила разрешения повидаться с тобой…

– И ей разрешили? – испуганно прервал я, потому что я вовсе не желал видеться с Маминой наедине.

– Нет, не бойся, инкузи, – с улыбкой ответил гонец, – король отказал ей. Он сказал, что стоит ей раз тебя увидеть, и она околдует тебя и вовлечет в беду, как всех мужчин. По этой причине ее сторожат только женщины и ни одному мужчине не разрешают даже близко подходить к ней. На женщин ее чары не действуют. Но говорят, что она весела, поет и смеется. Она рассказывает, что у старика Зикали ей было очень скучно, но что теперь она попадет в такое место, где так красиво, как на поле весной после первого теплого дождя, и где будет много мужчин, которые будут оспаривать ее друг у друга и сделают ее счастливой и великой. Вот что говорит она, и, может быть, она, как колдунья, знает, как выглядит обиталище духов.

Я промолчал, и гонец ушел, сказав, что вернется на следующий день проводить меня к месту суда.

На следующее утро, как только подоили коров и выпустили скот из кралей, он действительно пришел с конвоем из тридцати человек. Все это были воины из полка амавомбов, оставшиеся в живых после великой битвы. Когда я вышел из фургона, они встретили меня громкими криками «Инкузи!», и их восторг, при виде меня, на которого они смотрели как на товарища, был трогателен. По дороге их начальник рассказал мне, что после того, как третий полк атаковал их и прорвал кольцо, небольшому отряду амавомбов, от восьмидесяти до ста человек, удалось пробиться сквозь ряды неприятеля и спастись, бежав не по направлению к Тугеле, где погибло столько тысяч, а к Нодвенгу, где они явились с рапортом к королю.

– А теперь вы в безопасности? – спросил я начальника.

– Да, – ответил он. – Видишь, мы были солдаты короля, а не Умбелази, и Сетевайо к нам не питает злобы. Он даже нам благодарен, что мы дали возможность узуту по горло насытиться настоящим боем, не то что эти коровы – воины Умбелази. Он питает только злобу к Садуко потому, что никогда не надо вытаскивать утопающего из воды, а это-то и сделал Садуко – не будь его измены, Сетевайо погрузился бы в реку смерти. Но, может быть, Садуко и останется жив, потому что он муж Нэнди, а Сетевайо боится своей сестры. Поживем – увидим.

Между тем мы прошли во внутреннюю ограду королевского краля, снаружи которого собралось очень много народа, и все они шумели, кричали и ссорились. Обычная дисциплина в эти смутные дни отсутствовала. Внутри же ограды, вход которой строго охранялся, находилось только десятка два членов королевского совета, король, Сетевайо, сидевший по правую руку короля, Нэнди, несколько слуг и два огромных молчаливых парня, вооруженные дубинами. Я сразу догадался, что это были палачи. В тени, в углу, я заметил еще старого карлика Зикали, хотя каким образом он попал сюда, не знаю.

Я смело подошел к Панде и поклонился ему. Он был так же толст, как всегда, но выглядел осунувшимся и сильно постаревшим. Он пожал мне руку и справился о моем здоровье, Сетевайо тоже протянул мне руку и сказал, что ему передавали, будто я в какой-то стычке при Тугеле получил удар в голову и что он надеется, что это не имело плохих последствий.

– Нет, – ответил я, – но я опасаюсь, что другие не так счастливо отделались, в особенности те, которые напоролись на полк амавомбов, с которыми я случайно производил мирную разведку.

Это было дерзко с моей стороны, но Сетевайо отнесся добродушно и громко рассмеялся на шутку.

Затем я поздоровался с теми членами совета, которых я знал, но их было немного, потому что большинство моих старых приятелей было убито, и сел на скамейку, поставленную для меня недалеко от Зикали. Карлик сидел неподвижно и уставился на меня так, будто видел в первый раз.

Наступила пауза. Затем по знаку Панды открыли боковую калитку в изгороди, и в ней показался Садуко. С гордым видом он прошел к месту, где сидел король, отдал ему честь и уселся на землю. Затем из той же калитки вышла Мамина, совершенно не изменившаяся и, мне показалось, еще более красивая, чем когда-либо. Она выглядела так прелестно в своем сером меховом плаще с ожерельем из синих бус и с блестящими бронзовыми браслетами на руках и ногах, что все глаза были устремлены на ее стройную фигуру, когда она грациозно скользнула вперед и поклонилась королю. Затем она повернулась и, увидев Нэнди, тоже поклонилась ей и справилась о здоровье ее ребенка. Уверенная в нелюбезном ответе, она, не дожидаясь его, подошла ко мне, схватила мою руку, горячо пожала ее и сказала, что рада видеть меня живым и невредимым после пережитых опасностей.

Только на Садуко, который напряженно следил за ней своими меланхоличными глазами, она не обратила никакого внимания; я даже подумал, что она не заметила его. Сетевайо она тоже совершенно игнорировала, хотя он пристально смотрел на нее. Но когда взгляд ее упал на обоих палачей, то мне показалось, что дрожь пробежала по ее телу. Она села на указанное ей место, и суд начался.

Первым разбиралось дело Садуко. Член совета, сведущий в зулусских законах, – могу уверить читателя, что у них твердо установленные законы, – встал и изложил обвинительные пункты против Садуко. Он рассказал, как Садуко, который был раньше ничем, был возвеличен королем и получил в жены королевскую дочь. Он утверждал, что Садуко подговорил Умбелази пойти войной на Сетевайо, а когда война началась, он изменил Умбелази и вместе с тремя полками перешел на сторону Сетевайо, доведя этим Умбелази до поражения и гибели.

По изложении этого краткого обвинительного акта Панда спросил, признает ли Садуко себя виновным или нет.

– Виновен, о король, – ответил Садуко и замолчал. Панда спросил, имеет ли он сказать что-либо в свое оправдание.

– Ничего, о король, за исключением того, что я служил Умбелази, и когда ты объявил, что Умбелази и Сетевайо могут воевать друг с другом, то я, как и другие приверженцы Умбелази, обеими руками работал для того, чтобы он одержал победу.

– Зачем же в таком случае покинул Умбелази в решительную минуту битвы? – спросил Панда.

– Я видел, – что из двух быков Сетевайо был сильнее, я захотел быть на стороне победителя, как все этого желают, – спокойно ответил Садуко. – Другой причины у меня не было.

Все, не исключая и Сетевайо, с удивлением вытаращили глаза. Король, казалось, был совсем сбит с толку. А Зикали в своем углу разразился громким смехом.

После долгой паузы король, в качестве верховного судьи, собирался, по-видимому, произнести приговор.

Но прежде, чем он успел вымолвить слово, поднялась со своего места Нэнди и сказала:

– Отец мой, раньше, чем ты произнесешь слова, которые нельзя будет вернуть обратно, выслушай меня. Хорошо известно, что Садуко был полководцем и советчиком брата моего Умбелази, и если его следует казнить за принадлежность к партии Умбелази, то и меня следует казнить, и бесчисленное множество других лиц, которые были на стороне Умбелази, хотя не принимали участия в битве. Хорошо известно также, отец мой, что во время битвы Садуко перешел на сторону Сетевайо. Почему он перешел? Он говорит тебе, что он хотел быть на стороне победителя. Это неправда. Он перешел, чтобы отомстить Умбелази за то, что он отнял у него вот эту женщину, – и она пальцем указала на Мамину, – которую он любил и любит до сих пор. Садуко согрешил, я не отрицаю этого, отец мой, но там сидит настоящая виновница, обагренная кровью Умбелази и тех тысяч людей, которые ушли вместе с ним в царство теней. Поэтому, умоляю тебя, о король, пощади жизнь моего мужа Садуко, а если он должен умереть, то знай, что я, твоя дочь, умру вместе с ним. Я все сказала, отец мой.

И с гордым видом она снова уселась, ожидая рокового слова. Но Панда не произнес этих слов. Он только сказал:

– Рассмотрим теперь дело Мамины.

Член совета, которого можно было бы назвать прокурором, встал и изложил обвинительные пункты против Мамины, а именно, что это она отравила ребенка Садуко, а не Мазапо, что, выйдя замуж за Садуко, она бросила его и стала жить с Умбелази, и, наконец, что она околдовала Умбелази и побудила его начать войну против брата.

– Если второе обвинение будет доказано, а именно, что эта женщина бросила своего мужа ради другого мужчины, то это преступление карается смертью, – сказал Панда, как только прокурор кончил говорить. – В таком случае нет надобности разбирать первое и третье обвинение, пока это не будет рассмотрено. Что можешь ты сказать на это обвинение, женщина?

Все повернулись к Мамине, ожидая ответа.

– О король, – сказала она своим тихим, мелодичным голосом, – я не могу отрицать, что я бросила Садуко ради Умбелази Прекрасного точно так же, как и Садуко не может отрицать, что он бросил побежденного Умбелази ради Сетевайо.

– Почему же ты бросила Садуко? – спросил Панда.

– О король, может быть, потому, что я любила Умбелази. Не напрасно же его называли Прекрасным! И ты сам знаешь, что сына твоего нельзя было не любить. – Она остановилась и посмотрела на несчастного Панду, которого всего передернуло. – Или, может быть, потому, что я хотела стать великой, а он ведь сын короля и, если бы не Садуко, то стал бы когда-нибудь королем. Или, может быть, потому, что я не могла больше вынести обращения со мной королевны Нэнди; она была жестока ко мне и грозила прибить меня, так как Садуко ходил чаще в мою хижину, чем в ее. Спроси Садуко, он больше знает об этом, чем я. – И она пристально уставилась на Садуко. Затем она продолжала: – Как может женщина сказать причину, о король, когда она сама никогда ее не знает?

Последний вопрос заставил многих присутствующих улыбнуться. Тогда встал Садуко и медленно заговорил:

– Выслушай меня, о король, и я скажу причину, которую скрывает Мамина. Она бросила меня ради Умбелази, потому что я сам приказал ей это сделать. Я знал, что Умбелази желал ее, и я хотел крепче стянуть узы с тем, который должен был унаследовать престол. Мне надоела также Мамина, которая день и ночь ссорилась с моей инкозикази Нэнди.

Нэнди от удивления открыла рот, и я также. Мамина же засмеялась и сказала:

– Да, это и есть настоящие причины! Я бросила Садуко, потому что он приказал мне, желая сделать приятное Умбелази. А также я ему надоела: по нескольку дней подряд не говорил он со мною, сердясь за то, что я ссорилась с Нэнди. Кроме того, была еще причина, о которой я забыла сказать. У меня не было детей, а потому я думала, что это не имеет значения, уйду ли я или останусь. Если Садуко пороется в своей памяти, то он вспомнит, что мы с ним об этом говорили.

И снова она пристально взглянула на Садуко, который поспешил ответить:

– Да, да, я говорил ей, что не хочу держать бесплодных коров в своем крале.

Слушатели рассмеялись, но Панда нахмурился.

301

– Как видно, – сказал он, – уши мои набили ложью, но где правда, я не могу сказать. Что же, если женщина бросила мужа по его собственному желанию, то ее вина отпадает. Теперь что ты можешь сказать относительно колдовства, которым ты опутала Умбелази и этим заставила начать войну в стране?

– Немногое я могу сказать, и неудобно мне об этом говорить, – ответила Мамина, скромно опуская голову. – Единственные чары, которыми я привлекала к себе Умбелази, заключаются здесь, – и она дотронулась до своих прекрасных глаз, – и здесь, – и она дотронулась до своих алых губ, – и в моем теле, которое все мужчины находят таким красивым. А что касается войны, то какое отношение имею я к ней? Я никогда не говорила о ней с Умбелази. С ним, который был мне так дорог, – и слезы потекли по ее лицу, – я говорила только о любви. Неужели за то, что небо одарило меня красотой, которая привлекает к себе мужчин, меня следует казнить как колдунью?