Текст книги "Трагедия армянского народа. История посла Моргентау"
Автор книги: Генри Моргентау
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 13
Захват Нотр-Дам-Десион
Утверждение Талаата, что начальник немецкого штаба Бронссарт задержал поезд, было очень ценной информацией. Я решил глубже разобраться в этом и на следующий день навестил Вангенхайма. Турецкие власти, сказал я, торжественно пообещали, что будут достойно обращаться со своими врагами. И вполне понятно, что я не мог спокойно терпеть вмешательство в это дело со стороны немецкого штаба. Вангенхайм вновь повторил, что немцы считают президента Вильсона миротворцем. Поэтому я привел ему тот аргумент, с помощью которого мне удалось убедить Талаата. События такого рода не помогут его стране, когда настанет Судный день! Сейчас, продолжил я, имеет место быть более чем странная ситуация: когда, с одной стороны, так называемая варварская страна, то есть Турция, пытается цивилизованно вести войну и обращаться со своими врагами-христианами прилично, а с другой стороны, предположительно культурная и христианская страна, как Германия, пытается убедить турок вернуться к варварству.
– Как вы думаете, какое впечатление это произведет на американский народ? – спросил я Вангенхайма.
Вангенхайм выразил желание помочь и предложил мне попытаться убедить Соединенные Штаты вести с Германией свободную торговлю, чтобы его страна могла получить грузы меди, пшеницы и хлопка. Вангенхайм, как я уже говорил, часто возвращался к этому вопросу.
Несмотря на обещание Вангенхайма, немецкое правительство не оказывало мне практически никакой поддержки в моих попытках защитить иностранных граждан от дурного обращения турок. Я понимал, что из-за моего вероисповедания некоторые люди могли подумать, что я не прилагаю все возможные усилия ради защиты христиан и религиозных организаций – госпиталей, школ, мужских и женских монастырей. Также я думал о том, что, получи я поддержку самых могущественных христианских коллег, это усилит мое влияние в Турции. Я долго беседовал по этому вопросу с Паллавичини, который был католиком и являлся также представителем большой католической державы. Паллавичини откровенно сообщил мне, что Вангенхайм не сделает ничего, что могло бы вывести турок из себя. Существовала возможность, что английский и французский флоты войдут в Дарданеллы, захватят Константинополь и передадут его России, и только турецкие силы, по словам Паллавичини, могут предотвратить эту катастрофу. Поэтому немцы считают, что зависят от благосклонности турецкого правительства, и ничего не сделают, что могло взволновать его. Очевидно, Паллавичини хотел, чтобы я поверил, что Вангенхайм и он жаждут помочь мне. И все же едва ли это заявление было искренним, поскольку я всегда знал, что, не вмешайся Германия, Турция вела бы себя прилично. Я понимал, что злом было не турецкое правительство, а фон Бронссарт, начальник немецкого штаба. Тот факт, что некоторые члены турецкого кабинета, представлявшие европейскую и христианскую культуру – люди вроде Бустани и Оскана, – ушли в отставку, протестуя против вступления Турции в войну, делал ситуацию с иностранцами еще более опасной. Также существовал конфликт власти; политика, проводимая в один день, отменялась на следующий, результатом было то, что мы никогда не знали, каково положение вещей. Обещание правительства о том, что с иностранцами никто не будет обращаться плохо, никоим образом не улаживало вопроса, поскольку какой-нибудь мелкий чиновник вроде Бедри-бея мог найти причину для нарушения инструкций.
Поэтому ситуация требовала постоянной настороженности. Мне нужно было не только поручительство таких людей, как Талаат и Энвер, но нужно было лично следить за тем, чтобы эти поручительства были осуществлены.
Однажды в ноябре я проснулся в четыре утра. Мне снился сон, или, возможно, у меня было предчувствие, что не все в порядке с «Сестрами Сиона», французской общиной, которая в течение многих лет содержала школы для девочек в Константинополе. Жена французского посла мадам Бомпар и еще несколько дам из французской колонии постоянно требовали, чтобы мы уделяли внимание этому учреждению. Это была превосходно организованная школа. Ее посещали дочери многих лучших семей всех национальностей, и, когда эти девочки собирались, причем христианки носили серебряные кресты, а нехристианки – серебряные звезды, зрелище было очень красивым и впечатляющим. Естественно, сама мысль о том, что грубые турки могут ворваться в эту идиллию, могла вызвать ярость любого нормального человека. И хотя мы не знали ничего определенного, просто было какое-то неприятное чувство, что что-то идет не так. Миссис Моргентау и я решили отправиться туда немедленно после завтрака. Подойдя к зданию, мы не заметили ничего особенно подозрительного. Все выглядело спокойным, а атмосфера – мирной и святой. Однако, когда мы поднялись по ступенькам, за нами последовало пять турецких полицейских. Они втиснулись следом за нами в вестибюль, к большому неудовольствию сестер, оказавшихся в комнате ожидания. Сам факт, что американский посол пришел с полицией, многократно усилил их тревогу, хотя наше прибытие вместе было чисто случайным.
– Что вы хотите? – спросил я, оборачиваясь к мужчинам.
Поскольку они говорили только по-турецки, естественно, меня не поняли и принялись отталкивать в сторону. Мои знания турецкого языка были крайне ограниченными, но я знал, что слово «элчи» означает «посол». Так что, указав на себя, я сказал:
– Американский элчи.
Мой весьма своеобразный турецкий оказал воистину волшебное действие. В Турции посол – это очень уважаемый человек, и полицейские моментально признали мой авторитет. Тем временем сестры послали за своей патронессой – матерью Эльвирой. Эта дама была одной из самых выдающихся и влиятельных личностей в Константинополе. В то утро, когда она вошла и предстала перед турецкими полицейскими, не выказывая и намека на страх и в то же время внушая благоговейный страх своим спокойствием и достоинством, она показалась мне почти что сверхъестественным существом. Мать Эльвира была дочерью одной из древних аристократических семей Франции. Это была женщина примерно сорока лет, с черными волосами и блестящими черными глазами, которые еще больше выделялись на бледном лице, излучавшем сильный характер и ум. В то утро, глядя на нее, я не мог не думать, что нет в мире такого дипломатического круга, куда она не внесла бы изящества и достоинства. В течение нескольких секунд мать Эльвира овладела ситуацией. Она послала за сестрой, которая знала турецкий язык, и выяснила у полицейских, что им надо. Они объяснили, что действуют по приказу Бедри. Все иностранные школы должны быть закрыты, и правительство намеревалось отобрать принадлежавшие им здания. В этом монастыре было 72 учительницы и сестры, у полиции был приказ закрыть их в двух комнатах, где они должны были содержаться практически как заложники. Более двух сотен девочек, которые обучались в этой школе, следовало выкинуть на улицу и предоставить самим себе. Тот факт, что шел сильный дождь и на улице было холодно, лишь подчеркивал варварство этих действий. Причем все вражеские школы и религиозные институты в Константинополе подверглись в это время одной и той же процедуре. Понятно, что с этой ситуацией я не мог справиться в одиночку, потому я немедленно позвонил моему говорящему по-турецки юридическому советнику. И здесь можно упомянуть о другом случае, который покажется весьма характерным для всех, кто верит во вмешательство Провидения. Когда я прибыл в Константинополь, здесь еще не было телефонной связи, но в последние несколько месяцев английская компания смонтировала систему. Накануне моего приключения с «Сестрами Сиона» мой советник позвонил мне и гордо доложил, что ему установили телефон. Я записал его номер и теперь нашел эту запись в кармане. Без переводчика мне было бы очень трудно, а без номера телефона я не мог срочно вызвать его на место.
Ожидая его прибытия, я препятствовал выполнению полицейскими их обязанностей, а моя жена, которая, к счастью, говорит по-французски, расспрашивала сестер. Миссис Моргентау хорошо знала турок, чтобы понимать, что в их планы входит не только изгнание сестер и их подопечных из школы. Турки считали подобные учебные заведения настоящими сокровищницами. Общественность сильно преувеличивала количество ценностей, хранимых там. И поэтому вполне можно было предполагать, что это изгнание было, среди прочего, умышленной экспедицией-налетом с целью поиска вещественных доказательств благосостояния.
– У вас здесь есть деньги или еще какие-нибудь ценности? – спросила миссис Моргентау одну из сестер.
Да, и довольно большое количество, однако все это находится в полной безопасности в верхней части здания. Жена попросила меня отвлечь чем-нибудь полицейских, после чего тихо исчезла вместе с одной из сестер. Наверху сестра показала около сотни квадратных кусочков белой фланели, в каждом из которых было зашито двадцать золотых монет. В общей сложности у «Сестер Сиона» было около пятидесяти тысяч франков. Некоторое время назад они опасались изгнания из страны и поэтому сложили все деньги вот таким вот образом, чтобы в случае необходимости увезти их с собой. Кроме того, у сестер было несколько пакетов с ценными бумагами и множество важных документов, таких как официальные бумаги на их школу. Очевидно, что здесь было то, что могло заинтересовать некоторых жадных турок. Миссис Моргентау понимала, что если полиция получит контроль над зданием, то вряд ли «Сестры Сиона» когда-нибудь увидят свои деньги. С помощью сестер моя жена спрятала на себе так много денег, как только могла, спустилась вниз по лестнице и, пройдя мимо отряда полицейских, вышла под дождь. Потом миссис Моргентау призналась мне, что ее кровь холодела от ужаса, когда она проходила мимо этих защитников закона, однако внешне она выглядела абсолютно спокойной и собранной. Она села в поджидавшую машину, на которой доехала до американского посольства, положила деньги в наш сейф и быстро вернулась в школу. И снова миссис Моргентау торжественно поднялась по лестнице вместе с сестрами. Но в этот раз они отвели ее в галерею кафедрального собора, находившегося позади монастыря, в которую можно было попасть, пройдя через монастырь. Одна из сестер подняла одну из плиток пола, открылся еще один тайник с множеством золотых монет. Эти деньги также были спрятаны в одеждах миссис Моргентау, и снова она прошла мимо полицейских и вышла на улицу, где лил дождь. На машине она была доставлена в посольство. За два этих путешествия моя жена сумела вывезти деньги сестер туда, где они были защищены от турок.
Между двумя путешествиями миссис Моргентау прибыл Бедри. Он сообщил мне, что Талаат лично отдал приказ закрыть все учебные учреждения и что они намеревались закончить всю эту работу до девяти часов. Я уже говорил, что у турок своеобразное чувство юмора, однако к этому нужно добавить, что иногда оно проявлялось в более чем извращенной форме. Очевидно, сейчас Бедри думал, что запереть более семидесяти католических сестер в двух комнатах и выгнать две сотни юных и хорошо воспитанных девочек на улицы Константинополя было бы большой шуткой.
– Мы собирались устроить все это ранним утром и покончить со всем до того, как вы хоть что-нибудь об этом услышите, – со смехом сказал он. – Однако вы, кажется, никогда не спите.
– Вы очень глупы, раз пытаетесь играть с нами в подобные игры, – ответил я. – Разве вы не знаете, что я собираюсь написать книгу? Если вы будете вести себя так, то я изображу вас в ней злодеем.
Это замечание было сделано под влиянием момента. Именно тогда мне в первый раз пришло в голову, что все эти события могут оказаться интересными для общественности. Бедри принял всерьез мое заявление, и, кажется, оно вернуло его с небес на землю.
– Вы действительно собираетесь написать книгу? – с легкой тревогой спросил он.
– Почему бы и нет? – ответил я. – Генерал Лью Уоллес был здесь послом – разве он не написал книгу? Сансет Кокс[17]17
Кокс Сэмлюн Салливен (1824–1889) – американский политический деятель и журналист, получивший прозвище Сансет Кокс за пристрастие к описаниям вечернего ландшафта.
[Закрыть]также был здесь министром – и также написал книгу. Почему бы мне не сделать того же? А вы столь важный человек, что я обязательно уделю вам в ней место. Почему вы продолжаете вести себя таким образом и провоцируете меня описать вас как плохого человека? Эти сестры всегда были вашими друзьями. Они не делали вам ничего, кроме добра. Они воспитали дочерей многих из вас, почему же вы обращаетесь с ними так унизительно?
Этот монолог произвел свое действие. Бедри согласился отложить выполнение приказа, пока мы не свяжемся с Талаатом. Через некоторое время я услышал смех Талаата на другом конце провода.
– Я пытался спрятаться от вас, – сказал он, – но вы снова нашли меня. Но зачем ссориться по этому вопросу? Разве сами французы не изгнали всех своих монахинь и монахов? Почему мы не можем поступить так же?
После моего протеста против некрасивого поведения Талаат приказал Бедри приостановить выполнение приказа, пока у нас не появится возможность обсудить его. Естественно, это успокоило мать Эльвиру и сестер. Как раз в тот момент, когда мы собирались уехать, Бедри внезапно пришла в голову новая идея. Была одна деталь, о которой он, очевидно, забыл.
– Сейчас оставим «Сестер Сиона» в покое, – сказал он, – но мы должны взять их деньги.
Неохотно я уступил его предложению, прекрасно зная, что все ценности находятся в полной безопасности в американском посольстве. Таким образом, я получил удовольствие, наблюдая за Бедри и его товарищами, обшаривающими помещение. Все, что им удалось найти, – это маленькую жестяную банку с несколькими медными монетами. Этот приз был столь мал, что турки посчитали ниже своего достоинства брать его. Они были озадачены и разочарованы, и до сего дня они не знают, что стало с деньгами. Если мои турецкие друзья окажут мне честь и прочтут эти страницы, то смогут познакомиться с одной из множества тайн тех волнующих дней.
Ввиду того, что несколько окон монастыря выходили во двор кафедрального собора, который был собственностью Ватикана, мы сошлись на том, что турецкое правительство не сможет его захватить. Те из сестер, которые придерживались нейтральных взглядов, могли остаться в той части здания, которая была обращена к землям Ватикана, в то время как оставшаяся часть здания была превращена в школу инженеров. Мы договорились о том, что у французских монахинь будет десять дней на то, чтобы покинуть страну. Все они благополучно достигли места назначения. Большинство из них в настоящее время заняты в благотворительных организациях.
Мое шутливое замечание о намерении написать книгу глубоко потрясло Бедри. В течение следующих нескольких недель он очень часто говорил мне об этом. Я продолжал подтрунивать над ним и утверждать, что если его поведение не улучшится, то я изображу его настоящим злодеем. Однажды он со всей серьезностью спросил меня, что он может сделать, чтобы я изобразил его иначе. Это дало мне возможность, которую я ждал в течение долгого времени. В течение многих лет Константинополь был центром торговли белыми рабами, особо порочная шайка действовала под прикрытием фальшивой синагоги. Я сказал Бедри, что у него есть шанс спасти свою репутацию: по причине войны его власть как префекта полиции здорово усилилась, и небольшое решительное действие с его стороны могло освободить город от этого позора. Энтузиазм, с которым Бедри принял мое предложение, основательность и ловкость, с которыми он выполнил свою работу, принесли ему признательность приличных людей. Через несколько дней все работорговцы в Константинополе разбежались в поисках спасения; большинство было арестовано, нескольким удалось спастись; иностранные граждане, которые были среди них, после отбывания срока в тюрьме были высланы из страны. Бедри дал мне фотографии всех преступников, теперь все они занесены в базу Государственного департамента. Тогда я еще не писал книгу, но чувствовал себя обязанным дать Бедри хоть какое-то общественное признание за проделанную работу. Поэтому я отправил его фотографию и небольшую заметку о его поступке в «Нью-Йорк таймс». Все это было опубликовано в воскресном выпуске. То, что знаменитая американская газета отдала ему таким образом дань уважения, привело Бедри в полный восторг. В течение нескольких месяцев он носил с собой страничку из «Таймс» со своей фотографией и демонстрировал ее друзьям. Благодаря этому событию прекратились мои столкновения с префектом полиции. За оставшееся время моего пребывания в Константинополе у нас практически не было серьезных ссор.
Глава 14
Вангенхайм и «Бетлехем Стил» – священная война, задуманная Германией
За это время мои знания о современном немецком характере увеличивались, и все это благодаря наблюдению за Вангенхаймом и его товарищами. В первые дни войны немцы демонстрировали перед американцами свои самые положительные стороны. Однако шло время, и становилось ясно, что общественное мнение в США было практически полностью на стороне Антанты и что администрация Вашингтона не станет пренебрегать законами нейтралитета, потворствуя немецким интересам. В результате дружеские отношения изменились на чуть ли не враждебные.
Обида, о которой немецкий посол говорил с утомительной регулярностью, была вызвана вполне банальной причиной – продажей американской амуниции Антанте. Не думаю, чтобы хотя бы одна встреча со мной обошлась без напоминания об этом. Он постоянно уговаривал меня обратиться к президенту Вильсону с настоятельной просьбой объявить эмбарго. Естественно, моя точка зрения, что торговля военным снаряжением была абсолютно законной, не производила на него ни малейшего впечатления. Сражения за Дарданеллы становились все более ожесточенными, и вместе с этим росла и настойчивость Вангенхайма в отношении американских военных запасов. Он утверждал, что большинство снарядов, используемых в Дарданеллах, были произведены в Америке и что Соединенные Штаты в действительности вели войну против Турции.
Однажды он в ожесточении принес мне кусочек снаряда, на котором было выгравировано: «В. S. Co».
– Посмотрите на это! – воскликнул он. – Я полагаю, вы знаете, что такое «В. S. Co»? Это «Бетлехем Стил»! Это приведет турок в ярость. И помните, мы обвиним во всем Соединенные Штаты. Мы получаем все больше и больше доказательств и предъявим вам счет за каждую смерть, вызванную американскими снарядами. Если же вы напишете домой и заставите их прекратить продажу снаряжения, то война вскоре закончится.
Мой ответ был вполне банальным: я попытался обратить внимание Вангенхайма на тот факт, что Германия продавала боеприпасы Испании во время испанской войны, но результата мне это не принесло. Все, что волновало Вангенхайма, так это то, что американские боеприпасы поддерживали его врага. Законность его не волновала. Естественно, я отказался писать президенту.
Спустя несколько дней в газете «Икдам» появилась статья, в которой обсуждались турецко-американские отношения. Эта статья по большей части восхваляла Америку. Однако истинной целью написания этой статьи было показать контраст между прошлым и настоящим и указать на то, что наши поставки боеприпасов врагам Турции едва ли согласуются с исторической дружбой между двумя странами. Все это было написано, видимо, с единственной целью – поставить турецкий народ перед фактом, описанным в последнем параграфе: «Согласно докладам наших корреспондентов, в Дарданеллах большинство снарядов, используемых британским и французским флотом во время последнего обстрела, произведено в Америке».
Немецкое посольство полностью контролировало «Икдам» и использовало его в интересах Германии. Подобного рода утверждения, внедренные в умы восприимчивых и фанатичных турок, могли иметь очень плачевные последствия. Поэтому я тут же обсудил этот вопрос с человеком, которого считал ответственным в данной ситуации, – немецким послом.
Вначале Вангенхайм отрицал свою вину и, как ребенок, твердил о своем неведении в отношении этого дела. Я обратил его внимание на тот факт, что статья в «Икдаме» почти полностью повторяла то, что он говорил мне несколько дней назад, и что местами она дословно воспроизводит его собственные выражения.
– Либо вы сами написали эту статью, – сказал я, – либо позвали репортера и передали ему основные идеи.
Вангенхайм сообразил, что дальше отрицать свое авторство нет смысла.
– Да, – сказал он, откинув голову назад, – что вы собираетесь делать по этому поводу?
Такое высокомерие возмутило меня, и я решил не отмалчиваться.
– Я скажу вам, что собираюсь сделать по этому поводу, – ответил я, – и вы знаете, что смогу выполнить свои угрозы. Либо вы прекратите вызывать антиамериканские настроения в Турции, либо я начну кампанию по пробуждению в Турции антигерманских настроений. Вы знаете, барон, – добавил я, – что немцы в этой стране ходят по лезвию ножа.
Вы прекрасно знаете, что турки не очень вас любят. Более того, вы сознаете, что американцы здесь более любимы, чем вы. Давайте предположим, что я выйду и скажу туркам, что вы используете их для собственной выгоды – что вы совершенно не считаете их своими друзьями, что они всего лишь пешки в вашей игре. Теперь же, начав раздувать антиамериканские настроения, вы оказываете давление на самых беззащитных. Вы делаете мишенью для турок наши образовательные и религиозные учреждения. Никто не знает, на что они будут способны, если их убедить, что их родственники гибнут от американских пуль. Либо вы это немедленно прекращаете, либо через три недели благодаря моим усилиям все турки будут пылать ненавистью по отношению к немцам. Это будет настоящая битва между нами, и я готов к этому.
Поведение Вангенхайма мгновенно изменилось. Он обернулся, положил руку мне на плечо и принял самый дружелюбный, почти нежный вид.
– Послушайте, давайте будем друзьями, – произнес он. – Я вижу, что вы правы. Я понимаю, что подобные атаки могут навредить вашим друзьям и миссионерам. Обещаю, что они прекратятся.
После того дня в турецкой прессе не появилось ни одной строчки враждебной Соединенным Штатам. Внезапность, с которой прекратились атаки, обнаружила то, что немцы использовали в Турции один из самых любимых своих приемов – полный контроль над прессой. Когда же я думаю о позорном плане, осуществлявшемся Вангенхаймом в тот момент, его протесты против использования англичанами американских снарядов – если подобное вообще имело место, в чем я сильно сомневаюсь, – кажутся мне более чем абсурдными. Когда-то Вангенхайм объяснил мне одну из главных целей, которую преследовала Германия, втягивая Турцию в военный конфликт. Он говорил тихо и бесстрастно, как будто бы речь шла о самой обычной, ординарной проблеме. Сидя в офисе и покуривая огромную черную немецкую сигару, он раскрыл мне немецкий план, заключавшийся в натравливании всего фанатично настроенного исламского мира на христиан. Германия планировала настоящую священную войну в качестве средства по уничтожению влияния англичан и французов в мире.
– Сама Турция является не слишком важным фактором, – сказал Вангенхайм. – Ее армия мала, и, по нашему мнению, она не сыграет в этом большой роли. По большей части она будет обороняться. Но мусульманский мир – очень и очень велик. Если нам удастся поднять мусульман против англичан и россиян, то мы сумеем заставить их заключить мир.
Что же Вангенхайм подразумевал под словом «велик», стало ясно 13 ноября, когда султан объявил войну. Это объявление было настоящим призывом к джихаду или священной войне против неверных. Вскоре после этого Шейх уль-Ислам[18]18
Шейх уль – Ислам – старейшина ислама. C XVI в. глава мусульманского духовенства, назначавшийся султаном в Османской империи.
[Закрыть]опубликовал свое обращение, в котором призывал весь мусульманский мир подняться и уничтожить своих христианских угнетателей.
«Мусульмане! – говорилось в конце документа. – Вы счастливы, так как готовы пожертвовать своей жизнью и имуществом ради правого дела, храбры перед лицом опасности, соберитесь сейчас вокруг трона, подчинитесь велению Всемогущего, который в Коране обещает нам блаженство в этом и ином мирах. Обнимите подножие трона халифа и знайте, что государство воюет сейчас с Россией, Англией, Францией и их союзниками и что это враги ислама. Глава верующих, халиф, приглашает всех вас, мусульман, присоединиться к священной войне!»
Религиозные лидеры читали это обращение собравшимся в мечети людям; все газеты напечатали его; его распространяли во всех странах, в которых проживало большое число мусульман, – в Индии, Китае, Египте, Алжире, Триполи, Марокко и в других местах. Везде его зачитывали народу и убеждали подчиниться призыву. «Икдам», турецкая газета, ставшая собственностью немцев, постоянно провоцировала людей.
«Деяния наших врагов, – писал турко-немецкий редактор, – вызвали гнев Божий. Но сейчас появился проблеск надежды. Все мусульмане, молодые и старые, мужчины, женщины и дети, должны исполнить свой долг, чтобы этот проблеск не угас, а, наоборот, превратился в яркий свет, всегда освещающий наш путь. Сколько всего можно сделать руками сильных мужчин с помощью остальных, женщин, детей!.. Время действовать пришло. Всем нам придется драться, напрягая все наши силы, физические и духовные. Если мы так сделаем, то спасение подневольному мусульманскому миру гарантировано. Потом, если на то будет воля Божья, мы пойдем, не стыдясь, бок о бок с нашими друзьями, которые посылают свои приветствия месяцу. Аллах – наша помощь, а пророк – наша поддержка».
Обращение султана было официальным документом и касалось предлагаемой священной войны только в общих чертах, но примерно в это же время появился тайный памфлет, который давал инструкции верующим в более специфических выражениях. Этот документ не зачитывался в мечетях, однако его распространяли во всех мусульманских странах – Индии, Египте, Марокко, Сирии и других, и, что самое важное, он был напечатан на арабском, языке Корана. Это был очень длинный документ – английский перевод содержит около 10 тысяч слов – полный выдержек из Корана, а постоянно сквозивший в нем призыв к расовой и религиозной ненависти был по-настоящему безумен. Там детально описывался план операций по убийствам и уничтожению всех христиан – за исключением тех, кто был немецкой национальности. Несколько выдержек сполна продемонстрируют характер этого обращения: «О, люди веры и возлюбленные мусульмане, представьте, пусть даже на малое время, нынешнее положение мусульман. Ведь если вы подумаете об этом самую малость, то будете долго плакать. Вы заметите ужасное состояние дел, что заставит литься ваши слезы и зажжет пламя горя в ваших сердцах. Вы видите великую страну Индию, в которой живут сотни миллионов мусульман, павших из-за религиозных распрей и слабостей в объятия врагов Бога, неверных англичан. Вы видите сотни миллионов мусульман Явы, закованных в цепи рабства и несчастья под гнетом голландцев, хотя эти неверные намного малочисленнее, чем правоверные, и их цивилизация не так уж развита. Вы видите Египет, Марокко, Тунис, Алжир и Судан, которые страдают от боли и стонут под властью врагов Бога и его апостолов. Вы видите огромные просторы Сибири и Туркестана, Хивы и Бухары, Кавказа, Крыма, Казани и Казахстана, чьи исповедующие ислам верующие в единого Бога народы стонут под ногами своих угнетателей, врагов нашей религии. Вы видите Персию, подготовленную к разделу, и вы видите город халифата, который в течение веков беспрерывно боролся с врагами нашей религии, теперь же стал мишенью для угнетения и насилия. Таким образом, куда бы вы ни посмотрели, везде вы видите одно и то же, враги истинной религии, в особенности англичане, русские и французы, угнетают ислам и всеми возможными способами посягают на права мусульман. Мы не можем сосчитать число оскорблений, которые мы получили от этих народов, которые хотят полностью уничтожить ислам и стереть всех мусульман с лица земли. Эта тирания превысила все мыслимые пределы, чаша терпения готова переполниться… Если говорить коротко, мусульмане работают, а неверные едят. Мусульмане голодают и страдают, а неверные толстеют и живут в роскоши. Мир ислама опускается вниз и откатывается назад, а христианский – двигается вперед и все более превозносит себя. Мусульмане порабощены, а неверные являются великими правителями. Так происходит потому, что мусульмане отказались от сказанного в Коране, отказались от священной войны, которую он предписывает… Но сейчас пришло время для священной войны. С ее помощью земля ислама сможет навсегда освободиться от угнетающих ее язычников. Сейчас эта священная война стала святой обязанностью. Знайте же, что кровь язычников в исламских странах можно проливать по праву – за исключением тех, кому мусульманские власти пообещали защиту и кто является их союзником. (Отсюда мы узнаем, что немцы и австрийцы были исключены из списка врагов.) Убийство неверных, правящих исламом, является священной обязанностью и не зависит от того, делаете ли вы это открыто или тайно, ведь как говорится в Коране: «Схватите их и убейте их, где бы вы их не нашли. Смотрите, мы привели их прямо к вам в руки и дали вам высшую власть над ними». Тот, кто убьет хотя бы одного неверного из тех, кто управляет им, и не важно, сделает ли он это открыто или тайно, будет вознагражден Господом. И пусть каждый мусульманин, вне зависимости от того, где он находится, поклянется убить по крайней мере трех или четырех неверных, которые руководят им, поскольку они – враги Господа и веры. И пусть каждый мусульманин знает, что награда за это деяние будет удвоена Богом, создавшим небо и землю. Выполнивший свой долг мусульманин будет спасен от ужасов Судного дня, от воскрешения из мертвых. Неужели найдется человек, способный отказаться от этой награды за столь незначительный поступок?.. Пришло время восстать всем как одному, с мечом в одной руке и ружьем – в другой, с карманами полными огня и снарядов, несущими смерть, с сердцем полным веры. Мы должны твердо заявить: Индия – для индийских мусульман, Ява – для яванских мусульман, Алжир – для алжирских мусульман, Марокко – для марокканских мусульман, Тунис – для тунисских мусульман, Египет – для египетских мусульман, Иран – для иранских мусульман, Туран – для туранских мусульман, Бухара – для мусульман-бухарцев, Кавказ – для кавказских мусульман, а Оттоманская империя – для оттоманских турок и арабов».
Далее следовали своеобразные инструкции по достижению этой святой цели. Будет «война сердца» – каждый последователь пророка должен постоянно подпитывать в своей душе ненависть к неверным; «война слова» – при помощи языка и чернил каждый мусульманин должен распространять ту же самую ненависть, где бы ни жили мусульмане; «война дела» – нужно драться и убивать неверных, откуда бы они ни высовывали свою голову. Этот последний конфликт, как говорится в памфлете, является «истинной войной». Будет «маленькая священная война» и «большая священная война». Первая описывается как война, которую каждый мусульманин должен вести в своем окружении против христианских соседей. Вторая же, согласно этому памфлету, – это великая мировая война, которая объединит ислам в Индии, Аравии, Турции, Африке и других странах в борьбе против языческих угнетателей.
