Текст книги "Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель"

Автор книги: Генри Олди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

Голос раба жужжал надоедливой мухой. Отмахнуться бы, прихлопнуть! – да сил нет. Руки плетьми висят вдоль тела. Ноги шаркают, как у дряхлого старца. Все плывет, сливаясь в радужную пелену. Не мальчик – статуя с мраморными глазами. Статуя хочет в храм. Там, наверное, хорошо. Прохладно…

– Эй, что с тобой?

Эхион подхватил его, не дав упасть.

– Идти можешь?

Амфитрион кивнул. В голове снова помутилось. Зря он оставил во дворце шляпу. Ну, красная. Зато голову бы не напекло. Сейчас бы воды… Словно отвечая мольбе, от храма к мальчику уже шел Пеон, божественный врач. Так идет к берегу морская волна – плавно, текуче. Бог делался выше, ниже…

– Радуйтесь, уважаемые. Я Меламп, сын Амифаона, целитель.

Волна остановилась.

– По-моему, ребенок нуждается в помощи.

Нет, не Пеон. Темная борода колечками. Лицо смуглое, доброе. Морщинки в уголках глаз. Наверное, его Пеон прислал. Вместо себя. Сам не смог прийти…

– Ты болен, Амфитрион, сын Алкея.

– Я здоров, – мальчик шмыгнул носом.

– Ну да, конечно. Заночевали в пути?

– Ага…

– К утру костер погас. Ты продрог. Роса пропитала плащ…

– Откуда ты знаешь? И мое имя…

«Все-таки бог? – обожгла лихорадочная догадка. – Неужели?!»

– Я не говорил тебе, как меня зовут!

– Я не только излечиваю, – подмигнул ему Меламп. – Я еще и прорицаю.

Он приложил ладонь к пылающему лбу Амфитриона. Повеяло ветром с моря; пелена, застившая взор, исчезла. Ладонь переместилась на грудь.

– Что ты делаешь?

Эхион с подозрением смотрел на Мелампа. Целитель ответил спарту мягким, успокаивающим взглядом. Будто брата признал. Может, они родичи? Дальние?

– У ребенка жар. Я отведу его в храм и прогоню болезнь.

– Если с внуком Персея что-нибудь случится… Ты понял меня?

– Конечно же, случится, – улыбнулся Меламп. – Он выздоровеет.

Спарт кивнул:

– Хорошо.

– Ждите нас здесь.

И снова Эхион послушался. Хотя раньше Амфитрион был уверен: спарт слушается только дедушку Персея. По дороге к храму мальчик смотрел под ноги; вернее, на тень идущего впереди Мелампа. Тень струилась, как хвост. Солнце светит им в спину? Значит, тень должна падать вперед. А у Мелампа… Мысли плавились воском на огне, меняя форму. Тень, свет…

– Осторожней, не споткнись. Дурной знак.

В храме царила прохлада. На жертвеннике горел огонь. На стенах, под потолком – фрески. Пеон с чашей, Пеон со змеей, Пеон исцеляет богов и людей…

– Разденься. Ложись сюда.

Не на жертвенник, хвала богам! За алтарем стояло ложе из розового мрамора. Камень приятно холодил разгоряченное тело. Сняв с плеча холщовую сумку, Меламп извлек из нее две чаши из змеевика, зеленого с прожилками, связки трав, палочки темного дерева… Опустившись на колени, установил чаши на ближних углах алтаря; налил воды, добавил лекарств из флаконов. Не заботясь достать нож, прокусил себе запястье; вознес руку над чашей, дожидаясь, пока капля крови набухнет и упадет в зелье. Сейчас Меламп – силуэт в храмовом сумраке – был очень похож на бабушку Андромеду, когда та грозила Эмпузе. Защитник, уверился мальчик. Поделившись кровью, целитель бросил в пламя пучок трав.

Воздух наполнился пряным ароматом.

– Дыши глубже.

Амфитрион старательно засопел. Дышать стало легче, хлюпанье в носу прекратилось. Действует! Меламп тем временем молился – как песню пел. Когда он оказался рядом с ложем, Амфитрион не заметил. Звука шагов слышно не было, лишь слабый шелест. Окунув палочку в чашу, Меламп стал рисовать на груди мальчика какие-то знаки. Знаки жглись – приятно, без боли.

– Выпей. Все, до дна.

Теплый край чаши ткнулся в губы.

– По-хорошему, тебе следовало бы уснуть прямо здесь. А я бы позже истолковал твой сон. Бог в снах являет свою волю…

– Не надо!

Идея вещих снов разонравилась Амфитриону навсегда.

– Вот и я решил, что не надо. Если я усыплю тебя, твой бдительный страж прибьет меня, не смущаясь святостью места. Он из тех, кто сперва кусает, а потом думает. Ладно, обойдемся. К вечеру будешь здоров. Знаки смоешь утром.

И Меламп принялся буднично складывать сумку.

– Благодарю тебя, целитель!

Напыщенность слов смутила мальчика, и он закашлялся.

– Идем, герой, – рассмеялся Меламп. – Завтра сходи в баню. Кривой Гелен содержит отличные бани! А какая там парилка… Хочешь, я сам отведу тебя? В полдень?

– Хочу!

После ломоты тело казалось пустым. Не тело – амфора, из которой вылили все вино. В голове тоже царила веселая пустота. Какой там вечер! Он уже здоров! А ноги у Мелампа черные-черные. Как в смоле измазался.

Мальчик не удержался – хихикнул.

– Смешно? – целитель придержал шаг. – Тогда я тоже посмеюсь. Я Меламп, а твоего сына назовут Мелампигом. Не Черноногий, а Чернозадый. Это еще смешнее, правда? Твое же собственное имя… Ты и впрямь будешь иметь два выхода [51]51
  Амфитрион – Двухсторонний, Имеющий два выхода (от греч. ἀμφιτρής).


[Закрыть] из многих тупиков. Правда, ни один из них тебе не понравится.

3

– Видел? – заговорщицки прошипел Кефал на ухо спарту.

Оба спрятались в тени ближайшего портика. Трухлявое дерево колонн изъели жучки и оплел вездесущий плющ. Доски эпистелиона [52]52
  Эпистелион – горизонтальное перекрытие между колоннами.


[Закрыть] рассохлись и растрескались. Стрелы солнечных лучей пробивали их насквозь. В резных капителях колонн, отчаянно чирикая, ссорились воробьи. Вниз сыпался мелкий мусор.

– Что?

В голосе Эхиона маслом по волнам растекалось безразличие.

– У Мелампа – тень! Не в ту сторону.

– Это не тень, – пожал плечами Эхион. – Это хвост.

– Хвост?! – на зрение юноша не жаловался. – Не вижу никакого хвоста!

– Ты и не должен видеть.

– А ты?

– Я – спарт. Меламп – нашего племени.

– Какого это – вашего?

– Змеиного.

– Но ты же человек?

– Следи за его походкой, – ушел от ответа Эхион.

В скользящем шаге Мелампа и впрямь чудилась змеиная повадка. Кефал уже видел такую походку, причем недавно… Юноша огляделся. Раб-педагогос, седалищем почуяв момент, увлек Тритона в сторону – и теперь превращал тирренца в записного мудреца. Тритон слушал, раскрыв рот. «Вовремя, – подумал Кефал. – При них спарт не стал бы откровенничать. Вот я – другое дело…»

– Это не тайна, – разрушил Эхион его претензии на избранность. – Многие знают, просто помалкивают. Ты в Афинах был? Басилея Эрехтея видел?

– Это мой тесть! – фыркнул Кефал. – Я на его дочери женюсь!

– Ну и как он ходит, твой тесть?

Так вот кто вспомнился Кефалу при виде Мелампа! Знакомая плавность движений, и ростом Эрехтей кажется то выше, то ниже… Верно истолковав молчание юноши, спарт подлил масла в огонь:

– Ты тень его видел?

На тень будущего тестя Кефал, признаться, внимания не обратил.

– Он никому не позволяет на нее наступать, – разъяснил спарт. – Как и его дед Эрихтоний. Я бы на их месте тоже не позволял.

– У них хвосты?!

– Правители Афин – из змееногих. У старого Эрихтония хвост все видели, да он и не скрывал. Нас еще по именам узнают [53]53
  Эхион – Сын Змеи (от ἔχις – змея). Эрехтей и Эрихтоний – Подземный (от ἐρί – «много, сильно» и χθών – «земля»).


[Закрыть]…

– А невеста моя? Боги, сжальтесь!

Представился кромешный ужас. Кефал с молодой женой на брачном ложе, гасит светильник, обнимает Прокриду… Он держит в объятиях гибкое, скользкое тело. Вместо бархатистой кожи под пальцами – холодная чешуя. Змеиные кольца оплетают юношу, сжимаясь; раздвоенный язык щекочет губы, скользит внутрь, проникая глубже…

– Ты не любишь змей? Дурачок! Из змей – самые лучшие жены!

– Врешь!

– Стройные, хладнокровные; никогда не ревнуют…

Орали под крышей воробьи, заглушая бормотание педагогоса. Тени домов скальными уступами громоздились по краю площади. Ослепительной белизной сиял храм Пеона. Все было, как раньше – и в то же время иначе. Мир сдвинулся с места и замер в нерешительности. Качнуться обратно? Двинуться дальше?! Практичная натура Кефала восставала против нового знания. Юноша уставился на Эхиона. Ноги спарта – жилистые, загорелые до цвета темной бронзы. Тень спарта – обычная тень. И падает, куда положено…

– Что ты высматриваешь?

– Твой хвост.

– У меня нет хвоста.

– Но ты сам сказал…

– Что?

– Что ты из змеиного племени!

– Я – спарт. Клык Ареева Змея. Бей!

Эхион выставил перед собой ладонь. «Зачем?» – хотел спросить Кефал, но вместо этого ударил. И завопил от боли в костяшках пальцев, ссаженных до крови. Словно он бил не по ладони, а по твердой кости.

Эхион пожал плечами:

– Говорю ж, зуб я. Откуда у зуба хвост?

4

– Я его не знаю, – сказал Персей. – Чего он хочет?

– Два города, – ответил Анаксагор, ванакт Аргоса.

– Зачем ему два города?

– Себе и брату.

– У него есть брат?

– Есть. Мне доносят, что вся деловая сметка досталась старшему. Младшему не хватило. Вот старший и заботится. Если удачный город, правитель может быть дураком.

– Похвальные чувства. В наше время братья норовят отгрызть у тебя яйца…

– Я ему отказал. И в первый раз, и сейчас.

– Он уже приходил к тебе?

– Да.

– Что он хотел?

– Город.

– Один?

– Тогда – один. Теперь хочет два.

Они сидели в ваннах – Тиринф и Аргос, герой и политик. Ванны, медную и терракотовую, разделяла решетка: лозы, гроздья, плющ. Иной усмотрел бы в этом намек, но Анаксагор, троюродный брат Персея, любил красивые вещи. Воды в ваннах не было. Мужчины лоснились от пота – каменный очаг раскалили заранее. Когда дым вышел, отверстие в своде потолка закупорили рабы, спустив крышку на бронзовых цепях. Сплетники злословили, что аргосский правитель изнежен, как феак [54]54
  Мифический народ мореплавателей, обитавший на острове Схерия.


[Закрыть] – моется каждый день, и даже теплой водой. Но сплетничали шепотом – правитель был мстителен, как Аполлон.

– Как его зовут?

– Меламп, сын Амифаона.

– И он берется излечить целую ватагу менад?

– Тех, кто выживет после лечения.

– Разумная оговорка. Так и я возьмусь лечить. Правда, вряд ли кто выживет.

– Вот и я усомнился.

– Сколько живых он обещал тебе? Двоих? Пятерых?

– Две трети от ватаги.

– Это совсем другой разговор.

– Уверен, он врет.

– Меламп… Он из Фессалии?

– Да. Сейчас живет в Пилосе. Врачует и прорицает.

– Почему ты не послал гонца ко мне в Тиринф? В Аргосе – эпидемия безумств, а ты молчишь…

– Истребить их никогда не поздно. Во всяком случае, так я думал раньше. Бывало, что женщины возвращались. Я надеялся…

– Кто-то из твоей семьи?

– Дочери. Все трое.

– Меламп… Это он похоронил змею?

– Да. Дети забили гадюку камнями. Меламп похоронил змею под алтарем Реи, Матери Богов, и выкормил сирот-змеенышей. В благодарность те облизали ему уши. Теперь Меламп понимает язык зверей и птиц.

– Больше они ему ничего не облизали?

Анаксагор смеялся долго, со вкусом. Когда банщик вылил ему на голову шайку холодной воды, ванакт простонал: «Еще!». На теле Персея не дрогнул ни один мускул – с равным успехом водой могли окатить статую. Банщик стал натирать Анаксагора душистой пастой. Помощник банщика трудился над Убийцей Горгоны, вместо пасты взяв мыло из золы и козьего жира. Здесь знали, что Персей не терпит благовоний.

– Где бродят вакханки?

– Северней, в горах. Они заняли перевалы, включая Трет. Буйствуют, нападают на путников. К ним прибиваются сатиры и кентавры. Дороги стали опасны, Персей. Телеги не идут мимо Немеи; пешие боятся обогнуть подножие Апесанта.

– Апесант? Вернувшись с запада, я принес там жертву моему отцу.

– Сейчас там восхваляют Косматого. Микены, где сидит твой сын, уже страдают от недостатка продовольствия. Скоро начнется голод.

– И ты отказал Мелампу?

– Убей вакханок, и нам не придется дарить земли чужаку.

– Там твои дочери.

– Я уже похоронил их в сердце моем.

Банщик с помощником взялись за скребницы. Мужчины в ваннах молчали. Ни слова не было сказано, пока их терли мочалками из стружек, обливали водой и умащали елеем. Лишь в соседней комнате, глядя, как банщик надевает на господина хитон, Персей произнес:

– Мы давно знакомы, Анаксагор. Ты – сын моего дяди.

– Да, – кивнул Анаксагор.

– Моего лучшего друга, если у такого, как я, могут быть друзья. У меня нет причин не доверять тебе. Если бы когда-нибудь…

– Знаю. Ты бы взял Аргос штурмом, а меня зарезал бы на пороге моего дома.

– Я уже брал Аргос штурмом.

– Я всегда помню об этом. И люблю тебя, как брата. Можно, я задам тебе вопрос?

– Спрашивай.

– Ты уверен, что Косматый – не бог?

– Да. Однажды боги клялись Стиксом никогда не вмешиваться в мою жизнь. Он –вмешивается. Значит, он не бог.

– Тогда почему Олимп не покарает Косматого?

Персей ответил не сразу.

– Ты не допускаешь, – наконец сказал сын Зевса, – что ему Олимп дал такую же клятву?

5

Анаксагор блаженно потянулся. Против ожидания, ничего не хрустнуло – тело, распаренное в бане, сделалось мягче пуха. Взгляд ванакта прогулялся по двору – с ленцой, как сытый зверь – и словно наткнулся на препятствие. Анаксагор скривился. Казалось, он раскусил зеленую оливку с ветки.

– Это Меламп. Легок на помине…

– Почему он сопровождает моего внука?

– Не знаю.

Персей махнул рукой спарту. Выслушав доклад, кивнул.

– Я хочу знать, что он предлагает.

– Я уже говорил…

– От него. Лично.

– Пустая трата времени, – вздохнул Анаксагор. – Лекарь против Косматого? Пусть даже лекарь – провидец, а Косматый – не бог. Ладно, если ты так желаешь…

Повинуясь его жесту, рабы установили три ложа и столик. Сюда же принесли чаши, кратер с заранее разбавленным вином – и кувшин елового пива. Пиво, напиток бедняков, Убийца Горгоны с недавних пор предпочитал вину. Зная его вкусы, дворцовые пивовары всегда держали наготове пифос-другой, куда добавляли меда для сладости и чуть-чуть плюща. Эхион увел молодежь, а темнобородый целитель с достоинством взошел под сень портика.

– Ты намерен излечить вакханок? – без обиняков спросил Персей.

– Да.

– Как?

– Твоим способом.

– Рискуешь, фессалиец. Я не расположен к шуткам.

– Ты гоняешься за вакханками по горам. Я поступлю так же.

Взгляды целителя и героя встретились. Прислонившись к колонне, Меламп улыбался. Поединок длился недолго – миг, другой, и целитель отвернулся. Но улыбка по-прежнему не покидала его лица.

– Что свело тебя с моим внуком?

– Болезнь. Сейчас твой внук здоров.

– Продолжай.

– Мы будем гнать их без остановки. Сменяя друг друга, давая отдых новым загонщикам. К концу вакханки будут валиться с ног от усталости. Безумие – жарко пылающие дрова. Но мы разведем такой огонь, что никаких дров не хватит.

– Не все выдержат длительный бег.

– О да, – безмятежно согласился Меламп. – Жертвы неизбежны.

– Те, кого ты лечил, умирали?

– Случалось.

– Продолжай.

– Я хочу пива.

– Может, вина?

– Если жалко пива, тогда вина.

Занять место на ложе целитель не спешил. Взяв из рук раба чашу с красно-коричневым, пенящимся напитком, он сделал глоток. Под портиком запахло летним днем и сосновым бором. Легкий аромат солода уловил бы лишь большой знаток. Пена хлопьями украсила бороду и усы Мелампа.

– Далее, – пена дрогнула, – последует оргия. К этому времени вакханки должны быть опустошены. Вымотаны до предела.

– Оргия? – Персей попробовал слово на вкус.

– Да.

– Для оргии нужны мужчины. Вакханки порвут их.

– Мужчинам придется сделать вид, что они тоже поклоняются Косматому. Тирсы, плющ, вино. Эван эвоэ, Вакх! Женщины примут их за своих.

– Допустим… Дальше?

Меламп повел плечами, сменив позу:

– Обряд, снадобье и холодная вода. Рядом должен быть ручей или река.

– Твой брат сможет править городом?

– Смотря каким. Мидеей или Сикионом – нет. Клеонами или Немеей – да. Кроме того, я всегда помогу брату добрым советом.

– Как ты заставишь женщин принять снадобье?

– Подмешаю в вино.

– А вода?

– Они сами прыгнут в реку. Мужчины потом их вытащат.

– Тех, кто выживет?

– По моим расчетам, выживут две трети.

– Не так уж плохо. До сих пор я убивал всех. Тебе понадобятся люди?

– Твои Горгоны. И аргосские юноши. Очнувшись, женщины должны увидеть знакомые лица.

– Почему ты похоронил ту змею? Почему выкормил ее детей?

Персей подошел к целителю вплотную:

– Надеялся на награду, да?

– А ты не хоронишь своих родичей? – спросил в ответ Меламп. – Не даешь приюта их детям? Я был о тебе лучшего мнения, герой. Та змея была моей сестрой. Ее сыновья – моими братьями. Что здесь удивительного?

– Ничего. Думаю, два городка в Арголиде – разумная плата за услуги хитроумного фессалийца. Ты слышал меня, ванакт Аргоса? Я пошлю за своими людьми. Завтра к вечеру Горгоны будут здесь.

– Я хочу еще пива, – улыбнулся Меламп, сын Амифаона.

6

– Я – Персей!

– Нет, я!

– Я первый сказал!

Протирая закисшие со сна глаза, Амфитрион выбрался во двор. Запнувшись о порог, он больно ушиб палец. Хорошо, никто не видел – засмеяли бы. Это все из-за вчерашней болезни. Надо в баню сходить. Мальчик задрал голову, дыша полной грудью. По небу, гонимая ветром, в панике неслась стайка облаков. Тени бежали по двору, играя в догонялки. А двор был такой же, как в Тиринфе. Беленые стены, портики… С тупым хряском врубался в бычью тушу топор мясника. Рабы, кряхтя от натуги, тащили пифос размером с Олимп. Судя по форме пифоса, гончар перед работой успел славно хлебнуть.

– Какой из тебя Персей?!

– Такой!

– Спорим, даже голову показать не успеешь?

– Спорим!

На дубовой колоде сидел аргосец – одногодок Амфитриона. Он строгал ножом упрямую деревяшку. Места на колоде с избытком хватало на двоих.

– Радуйся! Я Амфитрион, сын Алкея.

Аргосец хмуро отмалчивался.

– Тебя как зовут? – упорствовал тиринфский гость.

– Леохар, сын Гобрия.

– А чего ты не в палестре?

– У вас в палестру со скольки берут?

– По-разному. Меня с девяти взяли.

– Везет… У нас – с двенадцати.

– Играть будешь?

– Нет, – отрезал Леохар. – Не хочу.

– Я тоже.

Леохар впервые взглянул на соседа с интересом. Тем временем игроки заняли исходные позиции. «Кто Персей, – размышлял мальчик, следя за ними, – понятно. А где же Медуза?» Вперед выступил дылда, который спорил с Персеем. В руке он сжимал деревянный меч.

– Андромеда – моя невеста! Уходи, чужак!

– Я спас ее от чудовища!

– Тогда – умри!

«Это Персей у Кефея, – дошло до мальчика. – Дедушка спас бабушку Андромеду, и ее папа Кефей обещал дочь дедушке в жены. Но тут явился знатный эфиоп с друзьями, и заявил, что бабушка – его невеста. Дедушка убил их всех и женился на бабушке…»

Дома почему-то в такое не играли.

– Смерть!

– Смерть белому!

Дылда с соратниками бросились на Персея. Сейчас, уверился Амфитрион, они изрубят его на куски. От такой толпы не отмахаешься. Однако аргосский Персей оказался на диво вертким. Он скакал обезумевшим козлом, вынуждая врагов мешать друг другу. Катался по земле, прыгал, а когда его загнали в угол – выхватил из сумки на поясе голову Медузы! Амфитрион чуть не заорал с перепугу. Померещилось – настоящая! Да ну, блажь. Эта мелкая, и кудри-змеи из смоленой пакли…

– Окаменели!

Нападающие замерли – кто как был. На взмахе меча, с ногой, поднятой для шага; кто-то упал и «окаменел» лежа. Амфитрион дал себе зарок научить приятелей-тиринфян. А то все Медуза да Медуза… Тут выяснилось, что в камень превратились не все. Кое-кто успел отвернуться. И едва Персей убрал голову в сумку, хитрецы набросились на героя. Схватка возобновилась с новой силой.

– Окаменели!

После третьей демонстрации головы живых не осталось. Персей победно оглядел ряды статуй – и из-за колонн ближайшего портика с гиканьем выскочила засада.

– Окаменели!

– Три раза!

– Три раза было!

– Голова сдохла!

– Смерть Персею!

Амфитриону даже обидно стало. Всех победил, прямо как дедушка, и вдруг эти… Нечестно! Ну и что, что игра…

– Весьма поучительный финал!

Увлечен зрелищем, мальчик не заметил, когда на колоде, между ним и Леохаром, уселся болтливый раб-педагогос.

– Верная тактика и резерв в засаде – это путь к победе.

Возразить было нечего.

– Если верить невеждам, великий Персей, сражаясь за руку прекрасной Андромеды, истребил более двухсот человек. Но мудрецы – о-о, мудрецы…

– Двести человек? – Амфитрион с презрением цыкнул через губу. – А тысячу не хочешь? Горгона всех в камень! Целую армию!

– И все же, – упорствовал раб, – я бы отнесся к этой версии с недоверием. Разве привел бы жених Андромеды две-три сотни воинов из опасения перед одним человеком? Тем более, Персея у эфиопов никто не знал…

– Ничего, – буркнул мальчик. – Не знали, так узнали.

– Вот! Я слышу голос мудрости! Кроме того, во дворце Кефея не нашлось бы зала, способного вместить такую прорву народа. Однако в нашей истории есть немало и других темных пятен.

– Это каких же?! – ощетинился Амфитрион.

– К примеру, Андромеда, дитя эфиопского племени, должна быть черна кожей. Зря, что ли, эфиопов зовут Людьми-с-Обожженным-Лицом? А твоя достопочтенная бабушка…

Ответ Амфитрион знал с младенчества:

– У эфиопов царского рода кожа светлее, чем у их подданных!

– Допустим. Но сам брак Персея и Андромеды выглядит еще более удивительным! Кефей, отец Андромеды, имел трех братьев. Ими были Феней – жених Андромеды, убитый твоим дедом – Эгипт и Данай. У Эгипта был сын Линкей. Таким образом, Андромеда – двоюродная сестра Линкея. Запомним сей факт.

Раб сделал паузу. Подтверждения он не ждал – всего лишь набрал воздуха для очередной тирады. Но Амфитрион машинально кивнул. Сестра. Двоюродная. И что, небо упало на землю?

– Линкей родил Абанта, Абант родил Акрисия, Акрисий родил Данаю. Твой дед Персей – сын Данаи и Зевса. Улавливаешь?

Мальчик долго молчал, подсчитывая в уме. Дважды он сбивался, но упрямо начинал заново. Имена и степени родства путались, разбегались мышами по полу. Стоило титанического труда изловить их и посадить в клетку разума.

– Выходит, моя бабушка моему дедушке…

Он прикинул еще разок. Ошибка исключалась.

– Пра-пра-бабушка?

– Мудрость! – возликовал педагогос. – Великая мудрость снизошла к нам!

– Чепуха! Бабушка тогда давно умерла бы!

– Невеждам это без разницы. Но мудрецы – о, мудрецы знают, как трудно взять женой собственную пра-пра-бабушку! Это доступно лишь бессмертным богам. А еще мудрецы отмечают, что в нашей истории имеет место странное совпадение имен. Ибо мы видим несомненное сходство в именах Медузы, убитой Персеем, и Андромеды, взятой героем в жены [55]55
  Андромеда (Ἀνδρομέδη) – отгреч. ἀνδρός («муж») и μέδομαι («забочусь, охраняю»). Корень μέδομαι содержит и имя Медузы.


[Закрыть]. В ряде толкований оба этих имени звучат как «Владычица». Но если Медуза – просто Владычица, то Андромеда – Владычица Мужей, что дает нам основания…

– Заткнись! Замолчи!

– Ты чего кричишь? – спросил дедушка Персей. – Голова болит?

Мальчик огляделся. Хитрый раб предусмотрительно удрал.

– Н-нет…

– Тогда идем, – велел Персей. – Не отставай.