Текст книги "Нопэрапон, или По образу и подобию"

Автор книги: Генри Олди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

7

– А теперь, если не возражает наш любезный хозяин, господин Сиродзаэмон, я бы хотел провозгласить здравицу в честь моего сына Мотоеси!

Старый Дзэами раскраснелся от выпитого саке, глаза Будды Лицедеев блестели, седая борода воинственно встопорщилась.

– Разумеется, Дзэами-сан, мы все вас слушаем и присоединяемся! Ибо сегодня игра вашего сына была подобна молнии в лунную ночь!

Сидевший в углу Безумное Облако (он тоже был здесь) громко рыгнул.

То ли одобрение выразил, то ли наоборот – собравшиеся так и не поняли.

– Да, вы правы, прославленный хатамото! Честно говоря, я уж решил, что он у меня совсем бестолковый. – Гости засмеялись, думая, что оценили шутку великого мастера. – Но сегодня, сегодня я понял: цветок его таланта наконец распустился!

Вконец смущенный Мотоеси хотел было возразить, что отец зря его хвалит. Юноша даже открыл было рот для ответной речи, но тут все гости разразились приветственными возгласами, в руке Мотоеси сама собой оказалась чашка с подогретым саке, так что открытый рот очень пригодился.

В голове у юноши шумело от выпитого, внутри бродили последние отголоски обуревавших его на сцене страстей, лица гостей плыли перед глазами, смазываясь в одно общее размытое лицо с тысячью выражений – лиловый лоснящийся пузырь, лицо без лица, маску убитой нопэрапон …

И вдруг из этой толчеи возник взгляд.

Острый, испытующий, внимательный.

Все лица разом отступили на задний план, исчезли, – и Мотоеси остался один на один с этим взглядом. Он быстро трезвел, приходя в себя, и через мгновение понял: через весь зал на него внимательно смотрит Безумное Облако – тоже совершенно трезвый.

Кажется, монах хотел что-то сказать юноше, но в последний миг передумал.

Или решил: сейчас – не время.

– Мотоеси! – Язык Дзэами уже слегка заплетался. – Мотоеси, любимый сын мой!

– Да, отец!

– Мотоеси, я решил, что свой главный трактат я подарю тебе! Подлецу Онъами он не достанется никогда! Я думал отдать его твоему старшему брату, но сейчас решил: тебе он нужнее! Вот, бери! – И отец широким жестом протянул Мотоеси свиток. – Это – «Предание о цветке стиля». Ты поймешь…

– Благодарю, отец, это большая честь для меня! Но, право, я недостоин…

– И не будешь достоин! – радостно провозгласил из угла Безумное Облако. – А потому вот тебе еще один трактат, мой! – И брошенный монахом второй свиток, перевязанный бечевкой, больно ударил юношу прямо в лоб. – Читать будешь так: главу из свитка отца – главу из моего! Понял?

Вокруг веселились гости, хохоча над очередной выходкой монаха.

«Уйду в монастырь. Уйду!» – подумал Мотоеси, прижимая к груди оба свитка: «Предание о цветке стиля» и неведомое сочинение Безумного Облака.

Сегодня был его день, день его славы, успеха, день, о котором он всегда мечтал, – но юноша никак не мог заставить себя радоваться.

На душе ныла плохо зарубцевавшаяся рана.

Что-то менялось внутри него, что-то очень важное…

8

Назавтра, в полдень, они вернулись в Сакаи.

VII. По образу и подобию. Друг

Все-таки работа охранника, или, если угодно, телохранителя, – тоже в некотором роде искусство, что бы ни говорили по этому поводу всякие «спецы», презрительно морща свои богемные носы. Да, конечно: дисциплина, форма, ежедневная пахота – без нее, родимой, никак. Ремесло. За что платят, и платят по нынешним временам прилично. Но тупой исполнитель-костолом в роли «щита» опасней, чем возможный агрессор. Ленчик знал это по себе: когда опыт выживать и не давать выжить другим пришлось засунуть куда подале… Потому что здесь реже надо бить, и чаще – не дать ударить. Забрав пьяного клиента из кабака, если необходимо, забрав силой, не позволив ему ввязаться в дешевую свару, не поддавшись на его истошные вопли: «Вмажь!.. вмажь гаду!.. уволю, падла!» Завтра благодарить будет. Деньги совать, с женой знакомить. Чему тоже особой веры давать не стоит. Все равно переведет в «стояки». Где очень трудно промолчать у ворот проходной, когда местная рвань станет костерить буржуев, которые назло пролетариям всех стран открыли цех по производству лапши и вдобавок вымостили кусок тротуара цветной плиткой.

Молчание – великое искусство.

Золото.

Ленчик помнил удивление новичков: алкаш Ленчику прямо на улице чуть ли не в рыло, по маме-матушке, а Ленчик с алкашом задушевные лясы точит. Пока не разойдутся кто куда. Подобру-поздорову. У парней ведь серьезный вопрос: бить или не бить? И по всему выходит: бить лучше. Прогрессивней. Ну, в худшем случае нос расквасят… они худшие случаи в кино видели. Эх, кино, страна дураков: роняют себе ворога лютого во весь экран, пока не образумится, а в жизни его, ворога-то, уронишь в полнаката, и готов перелом шейных позвонков. Страшное дело. Шея тряпкой, зенки выпучены, спрашивают тебя молча… Кто видел, тот знает: страшное. И никаких тебе титров по экрану. Самураи в таких случаях говаривали: «Просить прощения надо до тех пор, пока ты не уверишься, что пред тобой не человек, а животное. Окончательно. Без тени сомнения. Только тогда надо рубить. Окончательно. Без тени сомнения».

А рожу дураку набить – много ли мудрости?

К сожалению, свою голову всем не приставишь. Бьешься, талдычишь, как попка: «Настоящая сила не нуждается в проявлении!» – не верят. «Истинное мастерство самодостаточно» – опять не верят. Не могут поверить, понять… трудно им. Вот Олежа, к примеру, понимает. И тоже, как попка… уважаю.

К счастью, большинство сотрудников из наших, обкатанных. А новички… Крепкие, в общем-то, славные ребята – но задиристые, будто коты весной.

Приходится обламывать.

Как сейчас.

Обосновавшись в давно облюбованном коллегами Лесопарке, на знакомой поляне, Ленчик уже три часа по капле выдавливал из парней злобу. Судороги остаточной силушки. Гордыню-матушку. Втайне завидуя древним монастырям: там имелись специальные ассистенты, с палками… Хорошее дело.

Правильное.

Очень ускоряет процесс усвояемости…

Володю Монахова он приметил минут за пятнадцать до конца тренировки. Подошел тихо, стал в сторонке за кустами, смотрит. Думает, Ленчик его не засек. Ну и пусть думает. Интересно, когда все закончится – подойдет? Впрочем, это его дело. А нам пора заканчивать. Парни выдохлись, машут без души, на «автопилоте».

– Ямэ!

Баста в смысле.

Двое явно собираются подождать Ленчика, но он переодевается нарочито медленно, махнув парням развязанным поясом – не ждите, мол.

Они уходят. И тут же из-за кустов выбирается Монах.

– Привет, Леня! – Однако руки почему-то не подает. Сцепляет кисти в замок и трясет над головой.

Ну и ладно. Похоже, сдуру Олеже чего-то по телефону ляпнул, вот и стесняется теперь. Вокруг да около… террорист международный!

– Привет, Володя. Какими судьбами? – Ленчик на время оставляет сумку с вещами в покое и выпрямляется.

– Да вот, шел мимо, вижу – ты работаешь. Остановился посмотреть. А вы как раз закончили…

И в сторону смотрит.

Врет. Мимо он шел, понимаешь…

– Ну что, Леня, как полагаешь, из этих ребятишек толк будет?

Тон у Монаха чуть снисходительный, но Ленчик только улыбается про себя.

– Будет, Володя. Обязательно будет.

И улыбается уже открыто, в ответ на кислую гримасу Монаха.

Конечно, далеко не всем бог таланту отвалил сверх всякой меры. У кого здоровья не хватает, у кого упрямства. Но люди занимаются, из года в год. Старое правило: приходишь сам, уходишь сам. Гнать нельзя. Если человеку надо, значит, мы дадим, а он возьмет, сколько каждый дать-взять сможет. Тот же Димыч, к примеру. Ну не выйдет из него мастера, хоть разбейся! Но, с другой стороны, когда он только в школу пришел – это же были полные дрова! А сейчас… в общем, ничего уже. Хотя и лентяй. И все-таки наш человек.

Монах тоже поначалу таким казался. Приходил, занимался, на тренировках не сачковал, глаза внимательные… А потом – пропадать начал. По другим школам шастать. Из одних его гнали вскорости: им медали нужны, на кой им бесталанный Монах? Другие оставляли, с радостью: еще бы, экий собеседник! Потом, правда, опять гнали; или он сам уходил – на поиски. Все доказать тщился; и добро б себе самому… Вот до сих пор и ищет незнамо что. Так и не понял: не бывает секретов, не бывает волшебных палочек. А бывает только работа, ежедневная, изнурительная, – вот и весь секрет…

– Ну, а меня бы ты, к примеру, к себе в контору взял? – криво усмехается Монах.

– Нет, – честно отвечает Ленчик.

– Почему? – Кажется, Монах искренне удивлен. – Рожей не вышел?!

– Рожа здесь ни при чем. Характер у тебя не тот. И, ты уж извини, возраст. Поздно исправлять.

– А у них – тот? – презрительно кивает Монах в сторону, куда удалились «ребятишки».

– Нет. Пока нет. Но будет – тот.

– Ладно, допустим. – Монах явно обижен. И поделом: кто его просил лезть не в свое дело? Сам нарвался. Хотел честного ответа – и получил. – А вот насчет возраста… По-моему, ты, Леня, ошибаешься.

И Ленчик понимает, куда разговор катится. Монах явно завелся: задело за живое, что таланты его великие никто не признает. Вот и очередной скептик в том числе.

Он становится в некое подобие стойки и с рычанием больного носорога лупит воздух. Наверное, ему кажется, что эти движения неотразимы.

– Ну как?

«Как? Да все так же. Как год назад. Как два года… пять… десять…» – думает Ленчик, но вслух произносит:

– Честно, Володя? Не впечатлило.

– Да, наверное, – неожиданно сникает тот. – Тут с предметом работать надо. Иначе не видно.

– Ну давай станем, набивочку постучим, – предлагает Ленчик. – Только недолго, мне по делам пора.

Жаль Володю обламывать, но и врать ему противно.

– Набивочку? – Монах смотрит испытующе, редко моргая белесыми ресницами. – Ну давай постучим. Только аккуратно.

Аккуратно так аккуратно.

Стали. Верх, центр, низ. И с другой руки… Казалось бы, проще некуда. Первый год. Но Володя поначалу все равно путается, и Ленчику приходится вслух повторять: «Дзедан, чудан, гедан. Дзедан, чудан, гедан. Дзе…» Руки у Монаха деревянные. Он и раньше весь зажатый был, а сейчас – так совсем. Зажатый… дзедан, чу … ах ты черт!

Левое предплечье взрывается резкой болью.

Ленчик рефлекторно делает шаг назад, и очередной удар партнера уходит в пустоту, в результате чего Монах едва не падает. С равновесием у него всегда были проблемы.

– Ленчик, что с тобой? – Володя явно испуган, но отнюдь не растерян. – Перестарался, да?

– Да с рукой что-то…

– Слушай, может, тебе в травмопункт надо? – Монах суетится вокруг, но близко не подходит, словно опасаясь прикоснуться к старому знакомому.

– Ничего страшного. Я сам.

– Ну, ты извини, Ленчик… Но ведь я ж тебе говорил! Говорил! – В его голосе вдруг прорывается едва сдерживаемое торжество.

Сегодня он доказал! Доказал… что?! Что человек, который толком ничего не умеет, за какие-то полгода, пока Ленчик с ним не контачил…

Морщины комкают лицо Ленчика: неудачно повернулся, и боль внутри предплечья злобно дергается.

Монах прощается и быстро уходит, загадочно пообещав как-нибудь забежать в гости и «все-все рассказать».

Дела…

Рентген показал трещину лучевой кости. Через час Ленчик уже мог любоваться своим новеньким гипсом, который ему предстояло носить две недели. И потом еще месяц – щадящий режим.

В такси на него неожиданно накатила дурнота, и очнулся Ленчик только у самого своего дома. Рука почти не болела, но все тело было ватным, чужим, и противно саднил крестец.

То, чего он боялся больше всего на свете.

Поднявшись к себе, Ленчик набрал телефонный номер.

Дмитрий

Настроение с утра было крайне пакостное. Писать хотелось не больше, чем плясать вприсядку, но я все-таки заставил себя сесть за компьютер. Вывел на экран файл романа, над которым мы сейчас работали. Пробежал глазами два-три написанных позавчера абзаца. Текст казался искусственным, будто матерчатый тюльпан: вычурность фраз, чужой, надуманный быт, мистические навороты…

Бывает.

И, к счастью, не очень часто. Главное, не верить ни собственной хандре, ни собственному восторгу, когда любое слово кажется шедевром на века.

Ох, помню, морока была: воспитать в душе персонального «адвоката дьявола»!..

Конечно, глупо ждать от литературы точного подобия обыденности. Никто и не обещал снимать кальку с реальности – и все же… Когда живьем сталкиваешься с тайной, иллюзорные миры, даже выписанные скрупулезнейшим образом, блекнут сами собой. И, честное слово, пусть лучше внезапные смерти, люди в обмороке и засекреченные «Белые Журавли» остаются на бумаге – там им самое место! Когда все это нагло вторгается в твое собственное бытие, каковое, согласно общепринятому мнению, определяет твое собственное сознание… Меньше всего ощущаешь себя героем, готовым рубить гордиевы узлы, а после с мечом или «узи» в руках становиться на пути злодеев! Мы – граждане тихие, в меру законопослушные, наша милиция нас хоть и хреново, а бережет…

Вот только: что сказать тому же пану следователю, когда вместо явного состава преступления или улик – одни смутные подозрения, попахивающие жареной подругой-мистикой? В лучшем случае пан следователь, даже самый умный из всех сыскарей, вежливо тебя выслушает, пожмет плечами и откланяется. В худшем – направит на обследование в психушку.

И остаешься ты с Его Величеством Случаем-маразматиком один на один. Ну, пусть не один – вместе с парой друзей. Три занюханных мушкетера. Что это меняет? Как можно докопаться до истины, и даже докопавшись – что вы, милейший, станете делать? Кинетесь очертя голову спасать мироздание, как это неизменно творят на голубом экране соотечественники покойного Дагласа Деджа? Много вы навоюете, много наспасаете! Эк занесло! – перестрелка в центре города, вертолет с небес, «бог из машины», из «шестисотого» «мерса»… Тут какому-нибудь вполне реальному подлецу дашь по морде – а он на тебя в суд! И засудят как миленького…

Черт, совсем мысли куда-то не туда заехали! Люди добрые, это ж полный бред получается: Володька Монах – скрытый ниндзя-черепашка, от одного касания которого люди мрут, как мухи, или гипс примеряют?! Ахинея! Сами видели из-за шиповника, как они ногосуйствовали! Движение корявое, руки-крюки, сам ударю, сам прилягу, сам доеду до врача… Я пусть не Божественный Кулак в отпуске, пусть и рядом не лежало, но даже я вижу!

Вот только американца Монах все-таки убил. Бойца-профессионала, здорового, как бык! И эти, в троллейбусе, – там вообще полный беспредел…

Опять не о том думаю! Черт с ним, с Монахом, – работать надо! Работать, работать… Мы ведь честные литераторы, а не агенты по расследованию аномальных случаев, как в «Секретных файлах»! Работать… все равно мы ничего… стоп! Наш герой: обычный человек, не сыщик и не великий воин, пусть из другого века и из другой страны. У него – сходная проблема, только еще похлеще, чем у нас. Он тоже не может понять, что происходит, – но происходит не с кем-то, а с ним самим! Вот ведь оно, его состояние!

Через минуту я уже самозабвенно барабанил по клавишам, выбросив наконец из головы эту идиотскую историю.

* * *

– В общем, ничего. – Олег меряет кабинет шагами вдоль и поперек, и я, сидя во вращающемся кресле, машинально поворачиваюсь вслед за ним. Славное время обеда миновало, и послеобеденная сиеста нами давно отдана под обсуждение сделанного в первой половине дня. – Даже, можно сказать, весьма ничего…

– Ты финал главы прочел?

– Прочел.

– Внимательно?

– Трижды очки протирал. Чистым платочком. Там серединка малость сбоит, надо подрихтовать по свободе, а так вполне. И монах реальный, выпуклый, без дураков…

– Еще бы! Махнет рукой – улочка, отмахнется – Ленчик поломанный!

– Димыч, окстись! Не Монах, а монах! Кстати, ты заметил: мы все время пытаемся забыть об этой истории, выбросить ее из головы – а она, зараза, упрямо напоминает о себе. Словно кто-то нарочно задался целью втравить нас в эту пакость!

– Заметил, – угрюмо бурчу я. – Прямо какой-то «За миллиард лет до конца света»!

– И Володька Монах в роли Гомеопатического Мироздания! – хмыкает Олег, явно пытаясь пошутить, только отчего-то смешно не становится ни ему, ни мне.

Да еще вдобавок противно дребезжит телефон. Если и это происки Гомеопатического Монаха… Протягиваю руку к трубке, но в соседней комнате меня опережает жена. Через закрытую дверь доносится ее непреклонный голос:

– Да, Олег Семенович у нас. Но он сейчас занят. Перезвоните позже.

Все-таки жена у меня молодец! Если бы не она, звонками бы совсем достали!

– Они с моим мужем работают. Перезвоните… а я прошу вас… ну хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Подождите.

Фантастика: прорваться через мою половину!

– Олег, тут тебя спрашивают. – Супруга явно недовольна, что нас беспокоят. – Говорят, по важному делу.

Дважды фантастика: видно, перед этим звонили к Олегу и сумели выцарапать у его жены мой номер телефона!

Мой соавтор с унылым вздохом берет трубку.

– Да, я слушаю. Да… – Это второе «да» звучит слегка растерянно, что на Олега совсем не похоже. – Я понял… а чем я… ну хорошо, давайте встретимся. Метро? «Пушкинская»? Да, вполне. Договорились, через час, на выходе, возле кинотеатра… Ну, нас-то узнать несложно: двое бородатых мужчин среднего возраста, оба в джинсах, один – с черной бородой и в очках, другой – с рыжей и без очков… Дмитрий, мой партнер и соавтор, хороший знакомый вашего мужа… Да, мы подойдем обязательно.

Олег аккуратно кладет трубку на рычаг и поворачивается ко мне. Медленно, словно пытаясь собраться с мыслями.

– Звонила Монахова. Жена Володи. Хочет с нами переговорить.

Олег выдерживает паузу и заканчивает:

– Монах пропал. Из дому.

Олег

Почему-то всегда представлял себе Монахову супружницу (Монашку?!) совсем другой. По голосу? по ассоциации с самим Монахом? по чудной прихоти воображения? Так и виделось: усталая, чуть грузноватая женщина с блеклым лицом, тронутым ранними морщинами, макияж сооружен впопыхах, синяки под глазами разлеглись внаглую; в каждой руке по здоровенной авоське – хлеб, консервы, бананы вперемешку со школьными учебниками, втридорога купленными на книжном толчке…

А вот и шиш тебе, фантазия моя замечательная! – отлеталась, голубушка! Передо мной вполне миловидная дама лет эдак… э-э– э… бальзаковского возраста, со следами былой красоты на лице, и следов этих более чем достаточно. Одета со вкусом, стильно, и косметики (недорогой, но вполне, вполне, это я вам как бывший гример говорю!) ровно в меру – «штукатурка» слоями не отваливается, как у некоторых леди Макбет Мценского уезда.

– Здравствуйте, Олег…

Многоточие понимается однозначно – как невысказанный вопрос.

– Можно без отчества. Просто Олег.

– И просто Дмитрий, – немедленно напоминает о себе мой соавтор, сияя улыбкой Фредди Крюгера, дорвавшегося до сновидений детского сада в полном составе.

Улыбка производит впечатление.

– Ну, в таком случае – просто Татьяна, – через силу улыбается и Монахова. Я вижу, вижу с предельной отчетливостью: эта с виду благополучная женщина держится на пределе. На самом краешке истерики, нервного срыва, битья посуды и бессвязных выкриков – но она держится. И будет держаться, сколько понадобится.

Молодец.

Уважаю.

Мало ли, как тебя жизнь-малина приложила? Совершенно не обязательно выплескивать свое дерьмо на лысины окружающих.

– Татьяна, тут рядом, в «Тайфуне», открытая веранда. Тишь да гладь, и народу в это время немного. Присядем?

– Да… Да, конечно.

Будь мы сами, непременно взяли бы пива. Его, родимого, и хочется – с пеной, со свежими пузырьками… Мы с Димычем переглядываемся и по молчаливому согласию страдаем: пьем кофе. Растворимый. А Татьяне, выслушав ее пожелания, берем кофе с коньяком. Коньяк отдельно, в пузатой рюмочке. В целом наша дама держит хвост пистолетом, вот только когда она достает из сумочки пачку сигарет, а потом из пачки – тонкую и длинную «Vogue» с ментолом… Пальчики-то дрожат?.. Дрожат. И зажигалка тщетно щелкает колесиком, искря впустую, – раз, другой, третий, уже с заметной нервозностью…

Димыч успевает вовремя. Две сигареты слепыми кутятами тычутся в синеватое пламя, и я незаметно морщусь, угодив в дымовую завесу.

Плевать, привык.

Жена приучила.

Да и сам был грешен… ох и грешен!.. Бросил.

Давно, еще в институте.

– Вы понимаете, Олег… Короче, Вовка пропал. Вот, – повторяет Татьяна то, что я уже имел честь слышать по телефону. – Два дня назад. Я уже всех его знакомых обзвонила, кого знала, и в милицию заявила…

– Больницы обзванивали? – Димыч всегда отличался редкой тактичностью. – Неотложку?

Еще б про морги вспомнил!

– Обзвонила, – кивает Монахова. – И… морги тоже. Говорят: такого не зарегистрировано.

– Ну, если там нет – это, пожалуй, к лучшему?!

– Да, вы правы! Но… я не знаю, где его искать! А у нас еще и сын в реанимации, под капельницей… Вот, нашла ваш телефон. Он… Вовка часто о вас рассказывал, называл сэнсеем, учителем. Вот я и подумала – может, вы знаете…

Учителем, значит, называл? И прослезился?! Сразу вспоминается неприятный смешок в трубке: «Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни – коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?!»

Ничего не скажу, Монах.

Промолчу.

– А может… Татьяна, вы извините, что я лезу не в свое дело! – но может, у него появилась женщина? Другая женщина?!

Шкура следователя, в которую я лезу с упрямством, достойным лучшего применения, трещит по швам.

Вот-вот разорвется.

А что делать, если волей-неволей первым делом на ум приходит долговязая девица с лошадиным лицом, телезвезда и гроза нетрезвых насильников?!

– Нет… то есть да, но – не в том смысле! Нет, к той женщине Вовка бы никогда не ушел!

Знаешь, «просто Татьяна», это еще бабушка надвое вилами по воде! Всяко в жизни бывает… хотя учтем: Ольгу-мордобоицу ты, похоже, видала и соответствующие выводы сделала.

Вполне разумные выводы.

– Значит, Володя вдруг просто так взял – и исчез? С бухты-барахты? И ничего странного вы до этого за ним не замечали?

Сакраментальный вопрос. Вечный, из основных интересов бытия: «Кто виноват?», «Что делать?» и «Вы за ним ничего странного?..» А куда денешься – язык сам вопрошает!

Язык мой – враг мой.

«Где враг твой, Каин?» – вот он, господи, во рту болтается, без костей…

– Замечала! Еще как замечала!

Вот те раз!

– А конкретнее можно? Только мы сразу должны вас предупредить: нам неизвестно, где сейчас находится Володя. Но, если мы будем в курсе ситуации… Мало ли – вдруг окажется, что мы знаем кого-то из его знакомых, о ком вы и не подозревали? Сами понимаете…

«Просто Татьяна» понимает. Она все понимает и так энергично кивает головой, что я начинаю опасаться за сохранность ее шейных позвонков.

А еще я почему-то думаю об американце, умершем после боя с Монахом. Проклятье, ведь сто раз же зарекался творить добро и спасать утопающих!.. По лицу Димыча видно: наши мысли текут в сходном направлении.

Шерлок Холмс и доктор Ватсон, понимаешь!.. Эркюль Пуаро и Нат Пинкертон!.. Доктор Джекил и мистер Хайд!.. Нет, эти, кажется, из другой епархии.

Жена Монахова гасит сигарету в кофейном блюдечке.

Впервые берет рюмку с коньяком; делает крохотный, деликатный глоток.

За ним второй – уже не столь крохотный и не столь деликатный.

– Я вам все расскажу. Все! Если это поможет… если есть хоть какая-то надежда!.. В милиции я уже рассказывала, но они даже ничего не записали! Это началось месяца два назад, в середине марта…