Текст книги "Третья сторона"

Автор книги: Генри Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Генри Джеймс
ТРЕТЬЯ СТОРОНА

1

Когда несколько лет тому назад наши добрые дамы, прежде не встречавшиеся и знакомые друг с другом лишь понаслышке, поселились вместе под одной крышей в небольшом старинном городке Марре, на то, разумеется, имелись свои особые основания. Обе носили одну фамилию, поскольку были троюродными сестрами, однако, даже если бы их жизненные пути пересеклись раньше, сближению воспрепятствовала бы разница в возрасте; к тому же старшая мисс Фраш, Сьюзен, долгие годы провела за границей. Тихую, робкую особу, увлеченную зарисовками с натуры, судьба обрекла на всепобеждающее однообразие уклада, присущего пансионам Италии и Швейцарии: всюду мисс Фраш, в шляпке с туго затянутыми лентами, в перчатках с широкими раструбами, обутая в прочные ботинки, неразлучная со складным стульчиком, альбомом и романом в издании Таухница[1]1
  …романом в издании Таухница… – В 1798 г. Карл Христофор Траугот Таухниц основал в Лейпциге книжное издательство, ставшее одним из самых крупных в Германии. Позже издательское дело продолжил его сын. Кроме того, в 1841 г. племянник Таухница-старшего учредил в Лейпциге издательскую фирму «Бернгард Таухниц», которая стала особенно известна публикацией «Сочинений британских авторов»; к 1897 г. вышло около 3200 томов этого издания.


[Закрыть], – всюду она могла бы служить образцовой моделью для фронтисписа к то́му естественной истории, посвященному английским старым девам. Бедная мисс Фраш! Она настолько полно и разительно воплощала в себе типическое, что вряд ли кому удалось бы отыскать в ней хоть одну отличительную черту, свойственную отдельной, самостоятельной личности. Однако же те, кто сходился с мисс Сьюзен Фраш ближе, улавливали иное – неопровержимые следы прежней миловидности; ныне ее вытеснили увядшая кожа и худоба конфузливой чудачки с лорнетом и вставными зубами, способной только на бессвязные восклицания: об утрате былого образа можно было, без опасения допустить бестактность, сокрушаться в открытую.

Родственница Сьюзен, мисс Эми Фраш, будучи на десять лет моложе, ничуть на нее не походила. Хотя она и выросла под английским небом, но именно в ее наружности гораздо заметнее проступал чужестранный отпечаток: мисс Эми, темноволосая, порывистая, с выразительными чертами лица, обладала довольно броской внешностью (так, по крайней мере, считалось в пору ее юности). Предметом невинного тщеславия она избрала себе туфли: мисс Эми почему-то усматривала в них бесспорное свидетельство своего незаурядного ума или, самое меньшее, безупречного вкуса. Даже в том случае, если бы повода для гордости не нашлось, мисс Эми ни за что, ни за какие блага не отказалась бы, подобно Сьюзен, от самой модной обуви. Со всей решительностью, сквозившей во взгляде ее блестящих карих глаз, она раз и навсегда занесла Сьюзен в разряд гусынь и распустех, втайне сокрушаясь над узостью ее кругозора. Впрочем, суровость этой аттестации ничуть не мешала самой мисс Эми оставаться кроткой, как агнец.

Обе дамы – безобиднейшие в мире существа – были облагодетельствованы завещанием престарелой тетушки, представительницы необычайно древнего аристократического рода. На склоне жизни почтенной леди видеться с ней кузинам доводилось нечасто: об этом позаботилась другая родня, и в итоге наследство свалилось им будто снег на голову. Так или иначе, обе мисс Фраш старательно внушали друг другу, что ни о чем подобном они и мечтать не смели; да и вправду, надеяться даже на скупое внимание тетушки им не приходилось: кузины до сих пор не без содрогания вспоминали об «ужасном окружении» покойной наследодательницы. Тетушку, по их твердому убеждению, настолько запугали лживые домочадцы, что рассчитывать даже на проблеск справедливости с ее стороны не стоило. Но фортуна все же улыбнулась племянницам мистера Фраша: их недоброхотам так и не удалось дотянуть до кончины старушки, которая сошла в могилу, не запятнав себя передачей собственности Фрашей в руки чужого семейства. Личным имуществом миссис Фраш давно уже распорядилась: напоследок она прониклась сочувствием к несчастной изгнаннице Сьюзен и вспомнила о бедной одинокой Эми, хотя, надо признать, не слишком обдуманно столкнула их лицом к лицу в своем последнем распоряжении. В завещании указывалось, что за отсутствием иных, более предпочтительных для наследниц, планов старинный дом в Марре может быть продан с торгов с обоюдной для них выгодой. В конечном счете вышло так, что обе кузины последовали усердным советам знакомых и не сговариваясь поспешили прибыть в Марр, дабы осмотреться и принять решение на месте. В Марре им так понравилось, что покидать его они больше не захотели. Здесь они впервые и встретились. Мисс Эми, в сопровождении рассыльного из местной адвокатской конторы, остановилась у входа в дом, озираясь по сторонам в поисках сторожа. Но за распахнувшейся дверью взорам ее нежданно-негаданно предстала растерянная дама в допотопном ватерпруфе, державшая в руке лорнет с длинной ручкой на отлете, – в точности так, как ребенок держит трещотку. Мисс Сьюзен, уже вступившая на арену действия, блуждала по комнатам, осматриваясь и вникая в незнакомую обстановку, – в отсутствие экономки, посланной с каким-то поручением. По виду мисс Сьюзен можно было заключить, что она уже вполне освоилась на новом месте. Именно с этой мыслью кузины, еще разделенные порогом, испытующе вгляделись друг в друга, а затем Эми шагнула в дом, которому суждено было сделаться для них общим.

Трудно гадать о том, что́ произошло бы, поставь миссис Фраш непременным условием совместное мирное проживание наследниц под завещанным им кровом. Но в первые минуты встречи обе невольно думали, несомненно, об одном и том же. Обеим сразу стало ясно, что этот милый старый дом – предел желаний для каждой из них: дом этот как нельзя лучше отвечал их стремлению обрести в тихой гавани уверенность в будущем; короче говоря, и мисс Эми, и мисс Сьюзен готовы были смириться с наличием компаньонки, лишь бы никуда отсюда не трогаться. Итак, дом не был продан: он перешел в руки кузин вместе со всей обстановкой, бережно сохраняемой в целости и неприкосновенности. Старинное убранство комнат, где обитала покойная леди, служило для кузин источником нескончаемых восторгов. Исполнители завещания не уставали тем временем радоваться столь легкому разрешению возложенной на них задачи. Втайне они – или жены – могли, конечно, питать на этот счет немалые сомнения, цинически предрекая свирепую вражду между скованными одной цепью наследницами и распад в самом недолгом времени вынужденного партнерства, сопровождаемый жесточайшими взаимными обвинениями. Заметим только, что все подобные пророчества отдавали совершенно немыслимой в данном случае вульгарностью. А обе мисс Фраш были как нельзя более далеки от вульгарности: обе вдоволь испили из неизбывно горькой чаши безбрачия; печаль одиночества была слишком хорошо ими изведана, и теперь они приняли выпавшую им на долю удачу кротко, с должным смирением, – тем более что к исходу трехмесячного срока они уже знали друг о друге самое худшее. Мисс Эми любила прикорнуть перед обедом – нелепейшая из причуд, какой мисс Сьюзен в жизни себе не позволяла: обычно она погружалась в дремоту сразу после трапезы, как раз когда мисс Эми припадала охота вволю обменяться дневными впечатлениями. Мисс Сьюзен, всегда сидевшая прямо и не имевшая обыкновения к чему-либо прислоняться, не могла оставаться безразличной к привычкам мисс Эми, склонной – стоило ей только оказаться на диване – раскидываться на двух подушках (из трех имевшихся в наличии), которые она непостижимым образом умудрялась подоткнуть себе под поясницу.

Но на этом выяснение отношений закончилось: обеим кузинам было приятно сознавать, что каждая из них обладает своей собственной независимой вотчиной воспоминаний, где местами, раскапывая руины прошлого, можно наткнуться на удивительные находки. По представлениям кузин, жизнь они прожили совершенно по-разному: нежелательные повороты биографии изображались каждой в качестве необходимых предпосылок для теперешних неистощимо разнообразных повествований, предназначаемых для развлечения собеседницы. Мисс Сьюзен встречалась в заграничных пансионах с русскими, поляками, датчанами, а подчас и с цветом нации – британской аристократией; была она знакома и со многими выдающимися американцами, которые, по ее словам, души в ней не чаяли (с ними она состояла в длительной переписке). Мисс Эми, менее обремененная светскими обязательствами, долгие годы провела в Лондоне и сохранила уйму воспоминаний о мире литераторов и художников; соприкасалась она (тут мисс Сьюзен внимала затаив дыхание) и с театральными кругами, под влиянием которых даже написала – вот оно, нечаянно выскочило! – роман, опубликованный анонимно, и пьесу, безукоризненно перепечатанную на машинке. Живописный вид Марра приобретет, конечно же, еще большее очарование и оттого, что побудит ее, недвусмысленно намекала мисс Эми, вновь засесть за «настоящую работу», стоически принеся в жертву требования шумного общества: в голове у нее роились сотни новых замыслов. Заманчивое будущее открывалось и для мисс Сьюзен: она только и ждала ветреной погоды, чтобы поскорее приняться за свои эскизы. Ветер в Марре, случалось, дул довольно сильный: ведь этот небольшой старинный городок на южном побережье, тесно застроенный домами с красными черепичными крышами, где все дышало историей, был некогда, как любили повторять кузины, «владыкой Ла-Манша»: ныне он очутился на безводной возвышенности, но море отступило от него не слишком далеко и временами насылало ощутимые напоминания о своем буйном нраве. Мисс Сьюзен вернулась к родным пейзажам не без легкого вздоха сожаления, который при воспоминании об Альпах и Апеннинах[2]2
  …при воспоминании об Альпах и Апеннинах… – Альпы – самая высокая горная система Западной Европы. Апеннины – горная система в Италии. Сьюзен, «увлеченная зарисовками с натуры», тоскует о романтических горных пейзажах, которые она имела возможность наблюдать, живя в пансионах Италии и Швейцарии.


[Закрыть] делался чуть более протяжным; она не сразу, но выбрала себе подходящую натуру и подолгу просиживала в выжидающем созерцании, склонив голову набок и нервно покусывая кончик акварельной кисточки, что несколько противоречило заявленной решимости работать не покладая рук. Вышло так, что обе кузины, каждая на свой лад, заново открыли для себя родную страну, но мисс Эми, расставшись с меблированными комнатами в Блумсбери[3]3
  Блумсбери – район в центральной части Лондона, где находятся Британский музей и Лондонский университет. Населен в основном интеллигенцией.


[Закрыть], толковала главным образом о закатах и первоцветах, а из уст мисс Сьюзен, отринувшей берега Арно и Роны[4]4
  …берега Арно и Роны… – Арно – река в Италии. Берет начало в Апеннинах, впадает в Лигурийское море. Рона – река в Швейцарии и Франции; начинается в Альпах, протекает через Женевское озеро и по Ронской низменности, впадает в Лионский залив Средиземного моря.


[Закрыть], чаще всего слышалось произносимое не без придыхания незамысловатое имя – Англия.

Англия была с ними повсюду – и в узкой полоске зелени, и в безграничной голубой полосе на горизонте, и прежде всего в самом доме. Кузин окружали предметы старины, которые вызывали у них восхищение и неослабевающее любопытство. Каждая безделушка казалась им преисполненной особого значения и пробуждала романтические фантазии: им представлялось, что стоит только потянуть за выцветший шнур от звонка – и откуда-то из далекого прошлого донесется слабый отголосок звякнувшего, покрытого ржавчиной колокольчика. Так или иначе, кузины постоянно находились в обществе своих праотцев: теперь они гораздо ревностней, чем когда-либо ранее, старались наделять их только самыми положительными чертами. И разве не драгоценнейшее достояние Марра – меланхоличного, притихшего Марра, лишенного богатого наследства, – заключалось в самом воздухе уютного старинного дома, во всей его обстановке: от кресел с прямыми высокими спинками до причудливо расшитых толстых стеганых одеял? Два столетия наложили свой отпечаток на гостиную, отделанную коричневыми панелями; ход времени слышался на широких ступенях тихонько поскрипывавшей лестницы; год от года все пышней разрастался сад, обнесенный стеной из красного кирпича. За всю историю Марра не подобрать было рода занятий, чуждого семейству Фрашей; нельзя было назвать и поступка, который не совершил бы кто-нибудь из них. Однако кузинам хотелось воссоздать картину былого во всей ее полноте; частые беседы о прошлом подстрекали их воображение. В доме висело несколько портретов, принадлежавших сравнительно недавней эпохе (сравнительно недавней эпохой считалось начало девятнадцатого века), и эти живописные работы не на шутку испытывали терпение современной представительницы рода, копировавшей Тициана в галерее Питти[5]5
  …копировавшей Тициана в галерее Питти… – Тициан (Тициано Вечеллио, ок. 1477—1576) – итальянский живописец, глава венецианской школы Высокого и Позднего Возрождения. Галерея Питти (Palazzo Pitti) – знаменитый дворец во Флоренции. Возведен в XV—XVI вв. Славится своей картинной галереей.


[Закрыть]; но кузины желали узнать подробности, стремясь плотно заселить фон, с тем чтобы холсты за их спинами напоминали каминные экраны с множеством изображенных там фигур. Они сочиняли теории и выдумывали различные сцены, поражавшие торжественной пышностью. Они казались себе чуть ли не исследовательницами, занятыми научными поисками: их обуревало желание совершить какое-нибудь открытие, – и мисс Сьюзен, ободренная бесстрашием своей напарницы, перестала наконец опасаться даже самых вопиющих разоблачений. Именно мисс Эми первая предостерегающе заметила, что дело может принять и такой, крайне скандальный оборот. Более того, именно мисс Эми удалось сжато определить суть испытываемого обеими чувства: окажись Марр местом в высшей степени скверного происшествия, случившегося в старину, будет очень жаль, если выяснится, что никто из Фрашей в нем не замешан. При этих словах волнение мисс Сьюзен достигло высшей точки: едва переводя участившееся дыхание и подавляя нервный сухой смешок, она заявила, что неминуемо провалится сквозь землю от стыда. Тут обе кузины ненадолго притихли, не решаясь высказать прямо, сколь далеко они готовы зайти в снисходительности к предполагаемому преступнику (слово это, впрочем, ими не употреблялось). Сторонний наблюдатель нимало не усомнился бы, что каждая из кузин подозревает другую в склонности счесть приемлемым не только убийство, но и, скажем так, сердечное заблуждение. На возможный вопрос мисс Сьюзен, не высаживался ли в здешнем порту Дон Жуан[6]6
  …не высаживался ли в здешнем порту Дон Жуан… – Дон Жуан – герой испанской народной легенды, соблазнитель женщин, дерзкий нарушитель моральных и религиозных норм, искатель чувственных наслаждений. Легенда послужила источником многих произведений литературы (Тирсо де Молина, Мольер, Гофман, Байрон, Пушкин). Здесь, скорее всего, имеется в виду герой поэмы Байрона «Дон Жуан», действие последних песней которой (X—XVI) происходит в Англии.


[Закрыть], мисс Эми наверняка ответила бы, что нет на свете порта, в каком он бы не высаживался. К несчастью, неоспоримым было и то, что ни один джентльмен на портретах не имел с Дон Жуаном ни малейшего сходства, равно как и ни одна из дам ничем не походила на его злополучную жертву.

И вот наконец-то кузины были вознаграждены находкой: в руках у них оказался сундучок, доверху набитый всяческим хламом, преимущественно бумагами; вместе с пожелтевшими от времени брошюрами и газетными вырезками тут лежали и связки писем. Неразборчивые строки выцвели и с трудом поддавались прочтению, однако листки были тщательно подобраны и рассортированы по пачкам, для лучшей сохранности перевязанным разлохмаченной тесьмой. Марр стоит на прочном подземном фундаменте: просторные каменные подвалы, надежно защищенные от сырости, напоминают церковные склепы с крестовыми сводами; нынешнему скудному воображению они представляются сокровищницами зажиточных торговцев и банкиров, преуспевавших в Марре в былые дни. В массивной кирпичной кладке подвала обнаружился тайник, из которого местный юноша, нанятый кузинами для исполнения разных мелких комиссий и по собственной склонности сделавшийся рьяным изыскателем, среди прочего ржавого барахла извлек на свет Божий и упомянутый выше сундучок. Открытие вызвало, разумеется, настоящую сенсацию, хотя возлагаемые на находку большие надежды и не оправдались: внутри взломанного сундучка не оказалось ничего существенного, кроме названной корреспонденции, почти не поддававшейся прочтению. Взволнованным кузинам на мгновение представился клад, припрятанный давным-давно истлевшим скрягой, – старинные золотые гинеи или, на худой конец, заморские монеты, связанные с приключениями на морских просторах: дукаты, дублоны, испанские песо – богатство, оседавшее издавна в прибрежных городах. Однако им пришлось смириться с немалым разочарованием – и в утешение, по взаимному уговору, счесть найденные бумаги удивительной, ошеломляющей редкостью. Письма, несомненно, таковой и являлись, однако даже при беглом осмотре было ясно, в какой утомительно запутанный лабиринт они приглашают читателя. Несколько вечеров подряд мисс Сьюзен упоенно зачитывала у камина мисс Эми строчки, которые удавалось разгадать ее неопытному глазу, пока однажды, уже около девяти, ее самозабвенную погруженность в прошлое не нарушило мирное похрапывание напарницы. С вполне объяснимым раздражением мисс Сьюзен пожаловалась на непонятность готического почерка, и в итоге решено было обратиться к мистеру Пэттену. Мистер Пэттен, священник местного прихода, слыл знатоком исторических анналов Марра, всепоглощающий интерес к которым наносил, как поговаривали, заметный ущерб его способности разбираться в более злободневных вопросах. Мистер Пэттен обладал оригинальным чувством юмора. Это был краснолицый человек с кустистыми бровями; он носил широкополую фетровую шляпу, непринужденно сдвигая ее набок.

– Мистер Пэттен сообщит нам, – заявила Эми Фраш, – есть ли в этих письмах что-нибудь эдакое.

– А вдруг в них окажется нечто неподобающее? – пролепетала Сьюзен.

– Я об этом уже подумала, – небрежным тоном отозвалась мисс Эми. – Если там содержатся сведения, о которых нам предпочтительнее не знать…

– Мы попросим мистера Пэттена обойти их молчанием, – подхватила кроткая мисс Сьюзен. – Ну конечно же, как мне это в голову не пришло!

Она даже вызвалась сама предостеречь священника, когда тот явится к чаю обсудить стоявшую перед ним задачу. Мисс Эми не выразила ни малейшего протеста, хотя втайне приняла непоколебимое решение во что бы то ни стало выпытать у их доверенного лица истину, какой бы ужасной та ни оказалась. У мисс Эми даже теплилась надежда, что кошмарность разоблачений превзойдет все ожидания; посвящать кузину – да и кого бы то ни было – в подобные злодейства совершенно противопоказано, и будет лучше, если тайна останется известной лишь ей самой и священнослужителю. При виде бумаг мистер Пэттен позволил себе двусмысленное и мало приличествовавшее его сану победное восклицание: «Ого-го-го, вот так добыча!..» Когда после трех чашек чаю он покидал гостеприимный дом, раздутый боковой карман его пальто оттопыривал довольно весомый трофейный груз.

2

В десять вечера, перед сном, кузины расстались, по обыкновению, на лестничной площадке у своих дверей; однако едва только мисс Эми опустила свечу на туалетный столик, как слух ее поразил диковинный звук. Донесся он из соседней комнаты – а точнее, непосредственно из горла мисс Сьюзен, и более всего напоминал собой придушенный хрип. Ввергнутая поначалу в полный столбняк, Эми все же успела прошептать: «Кто-то чужой спрятался под кроватью!» – а затем, судорожно хватая ртом воздух, самоотверженно ринулась на выручку. Однако у порога мисс Эми столкнулась с мисс Сьюзен – та, влетев в спальню, с разбегу бросилась ей на шею:

– У меня в комнате кто-то есть!

Кузины вплотную прижались друг к дружке.

– Кто же?

– Мужчина.

– Под кроватью?

– Нет, он просто стоит там.

Кузины, по-прежнему не разнимая объятий, плавно качнулись, будто в танце.

– Стоит на месте? Где же?

– Прямо посередине, у моего трюмо.

Бледностью лицо мисс Эми не уступало лицу мисс Сьюзен, однако на нем выразилось напряженное недоумение:

– Он что, смотрится в него?

– Нет, зеркало у него за спиной. А смотрит он в упор на меня, – еле слышно выдохнула Сьюзен. – Подойти ближе никак нельзя, – робко добавила она. – Одет весьма необычно – по старинке, а голова скошена набок.

– Набок? – переспросила Эми.

– Да, совсем набок! – подтвердила беглянка, и кузины еще теснее слились в объятии.

Осязаемая близость кузины явно придала мисс Эми бодрости: во всяком случае, она совладала с собой настолько, что, осмелев, оторвалась от мисс Сьюзен и поспешила повернуть ключ в дверном замке.

– Ты переночуешь со мной!

– Да, конечно! – простонала обрадованная мисс Сьюзен. «А то как же!» – вскричала бы она, будь ей свойственна вольность в речи.

Кузины провели ночь вместе; с самого начала им сделалось ясно следующее: нет ни малейшего смысла оказывать ночному визитеру сопротивление, какого (тут кузины ничуть не таились друг от друга) они ни за что не решились бы оказать заурядному взломщику. Оставалось только дать гостю полную свободу действий: хуже того, что́ уже случилось, не произойдет. После приглушенно-торопливого обмена мнениями мисс Эми вновь приблизилась к двери, чтобы вслушаться, – и только тут обеим открылась вдруг истинная суть постигшего их события.

– Нет! – прошептала со значением мисс Сьюзен. – Он не из тех, кто…

– Верно! – мгновенно подхватила ее кузина. – Он не из тех, кто…

– Не из тех, кто способен причинить нам действительный вред, – заключила мисс Сьюзен.

Мисс Эми выказала редкостную готовность к согласию: к утру обе удивительнейшим образом свыклись со сделанным чудесным открытием. Незнакомец, явившийся старшей из кузин, не мог – просто никак не мог – быть существом из плоти и крови. Он всецело принадлежал потустороннему миру. Мисс Эми почувствовала это сразу, стоило ей только услышать вскрик подруги и догадаться о ее взволнованности, а уж вид самой мисс Сьюзен развеял последние сомнения. Дело обстояло именно так – и поправить ничего было нельзя. В их скромной, незаметной жизни чего-то ощутимо недоставало, теперь пробел был наконец восполнен, и осознание этого приносило кузинам глубокое, словно бы давно ожидавшееся удовлетворение. Некий субъект образовал третью сторону их союза: отныне в темное время суток им будет сопутствовать фигура с головой, склоненной набок – едва ли не на самое плечо; неведомый посетитель будет подстерегать их в сумрачных углах, провожать долгим взглядом (что дело ограничится только этим, подразумевалось безоговорочно). В кои-то веки кузины заполучили во владение то, что причиталось им по праву: в этом старинном доме, где произошло такое великое множество событий, где каждая дверь и каждая половица могли бы открыть немало тайн и назвать вереницу имен, где каждая поверхность скрывала, будто в смутном зеркале, отражения судеб – далекое, забытое, хранимое в глубинах памяти. Гость явился к ним, бесспорно, из краев, назвать которые они остерегались, однако к рассвету вполне освоились и с этой мыслью.

Более того, наспех была изобретена целая теория: визит в спальню мисс Сьюзен отнюдь не случаен, а прямо связан с находкой в подвале. Вторжение в плотно сгустившийся воздух прошлого не могло остаться без последствий: передача документов мистеру Пэттену возымела неизбежное действие. Утром, за завтраком, кузины пришли к бесповоротному убеждению: потревоженный диковинный обитатель дома явился к ним именно потому, что тайна манускриптов была доверена стороннему взору. Не суть важно: кузины согласны были мириться с постоянным вниманием к ним нового жильца, однако (и это им как-то особенно шло) требовалось во что бы то ни стало избежать огласки, удержать при себе весть о том, как переменилась их судьба – пусть даже столь впечатляющим образом. Ничего, если узнают о содержании писем, но вот о его существовании ни единая душа не должна проведать. Служанок можно было не брать в расчет: они не имели к делу ни малейшего отношения. Вопрос заключался в том, не обнаружится ли, что совместное пребывание с ним, буде оно затянется надолго, перестанет беспокоить их самих. Если оно затянется, то не сделается ли привычным? Об этом кузины гадали без конца, так и сяк, и тем не менее продолжали ночевать вдвоем в спальне мисс Эми. На третий день, прогуливаясь после обеда, они завидели вдали священника, который, узнав их, тотчас же энергично замахал руками – не то предостерегающе, не то просто в шутку – и устремился кузинам навстречу. Происходило это посреди главной (или слывшей таковой) площади Марра – пустого, нелепо обширного, гнетущего пространства, способного вместить громадную толпу; с краю возвышалась увитая плющом церковь, задуманная с размахом, однако по заброшенному поперечному нефу можно было приблизительно прикинуть, сколько веков тому назад прекратилось ее строительство.

– А известно ли вам, мои дорогие дамы, – воскликнул, подойдя к кузинам, мистер Пэттен, – известно ли вам, какую именно новость мне удалось раскопать для вас в ваших доисторических летописях? – Кузины застыли в напряженном ожидании. – С вашего позволения, один из ваших предков (по-видимому, по имени Катберт Фраш) – он жил в прошлом веке – угодил на виселицу, ни больше ни меньше!

Впоследствии кузинам никак было не припомнить, кому из них первой удалось взять себя в руки настолько, чтобы не без достоинства осведомиться:

– Мистер Пэттен, а в чем состояла его провинность?

– В этом я пока еще не разобрался. Но если вы не против моих дальнейших изысканий, – священник весело оглядел из-под кустистых бровей обеих кузин, – я своего добьюсь. В те времена, – добавил он, словно подметив что-то на их лицах, – вешали за любой пустяк!

– Надеюсь, это был вовсе не пустяк! – странно хихикнув, отозвалась мисс Сьюзен.

– Ну разумеется, – рассмеялся мистер Пэттен, – чем быть повешенным за ягненка, лучше уж быть повешенным за овцу!

– А что, тогда вешали за овцу? – торопливо поинтересовалась мисс Эми.

Священник снова расхохотался:

– Вот в этом-то вся загвоздка – за что именно повесили вашего родича. Но мы это выясним. Честно признаться, мне и самому не терпится разузнать. Я сейчас страшно занят, однако обещаю вам довести дело до конца. Возражений с вашей стороны не последует?

– Мы готовы ко всему! – заявила мисс Эми.

Мисс Сьюзен в недоумении воззрилась на нее через лорнет:

– Сейчас-то что нам до этого Катберта Фраша?

Ее кузина с твердостью парировала:

– Предок есть предок!

– Отлично сказано, прекрасная мысль! – подхватил священник. – Как бы там предки встарь ни куролесили…

– Не у всякого есть предки, – вмешалась мисс Эми, – чтобы их можно было стыдиться.

– А чего мы должны стыдиться? Это еще неизвестно! – выпалила мисс Сьюзен.

– Тогда даю слово: краснеть вам не придется… Но только сейчас я занят по горло – вооружитесь терпением.

– Так или иначе, мы хотим знать правду! – взволнованно воскликнули кузины, прощаясь с мистером Пэттеном. Теперь они были возбуждены до крайности.

Священник порывисто обернулся на ходу и разгневанно прокричал, словно оказалась задетой его профессиональная честь:

– Да неужели меня может интересовать неправда? Мне нужна правда – и только правда, вся без утайки!

Этот выпад склонного к шутливости священника кузины, конечно же, не собирались принимать всерьез и попросту пропустили мимо ушей. Оставшись вдвоем на необозримом просторе площади, безлюдность которой временами казалась преднамеренной демонстрацией того, что население Марра сократилось до одной-единственной кошки, мисс Эми и мисс Сьюзен сохраняли, однако, глубокое молчание, пока священник совершенно не скрылся из виду. Но и первое же произнесенное ими слово по необходимости должно было вызвать затяжную паузу.

– Повешен! – едва ли не торжествующим тоном произнесла мисс Эми, и кузины обменялись долгими многозначительными взглядами.

Непосредственное столкновение с мистером Катбертом Фрашем, впрочем, заметно умерило бы ее ликование.

– Вот почему голова его… – Тут мисс Сьюзен невольно запнулась.

– Так чудовищно вывернута? – на лету докончила мисс Эми.

– Да, зрелище просто жуткое! – небрежно обронила мисс Сьюзен, словно перебывала по крайней мере на двадцати публичных экзекуциях.

Но не существовало высказывания, к которому мисс Эми не подыскала бы комментария.

– При повешении шейные позвонки ломаются, – нашлась она и здесь.

– Наверное, именно поэтому, – отведя глаза, проговорила мисс Сьюзен, – вид у него такой пугающий: голова похожа неизвестно на что.

Под впечатлением этой картины кузины вновь надолго умолкли.

– Я думаю, он убийца! – нарушила наконец молчание мисс Эми. Мисс Сьюзен задумалась.

– Не зависит ли это от того, кто…

– Нет! – со свойственной ей категоричностью отрезала мисс Эми, и кузины двинулись дальше.

Мистер Пэттен явно не преувеличивал, когда ссылался на свою предельную занятость: вплоть до конца недели от него не поступило никаких вестей. Событие между тем повторилось – в воскресенье пополудни: что так случится рано или поздно, младшая мисс Фраш ни капельки не сомневалась. Кузины неуклонно посещали вечернюю службу, после которой обычно садились ужинать. Мисс Сьюзен была готова к походу первой – и, спустившись по лестнице, терпеливо ожидала свою компаньонку в холле. Наконец появилась мисс Эми – в шуршащем пышном платье, застегивая перчатку: выглядела она, по всегдашнему убеждению ее кузины, необыкновенно молодо и элегантно. Мисс Сьюзен считала, что никто в Марре не одевается так, как мисс Эми; мисс Эми, надо признать, разделяла то же самое мнение относительно мисс Сьюзен, хотя и в прямо противоположном смысле. Темнело, однако наша экономная пара, как правило, любила посумерничать: старшая из сестер, сложив руки на коленях, спокойно сидела в кресле с высокой спинкой, любуясь через полупритворенную дверь гостиной слабыми отблесками огня в камине, никогда, впрочем, не полыхавшего ярко. В гостиную мисс Эми зашла только для того, чтобы взять молитвенник, оставленный там после утренней службы, однако вернулась спустя минуту-другую с пустыми руками. Во всем ее облике читалось нечто столь красноречивое, что обе, без слов поняв друг друга, стрелой выскочили из дома. И только там, за дверью, в холодном безмолвии предвесеннего вечера, когда уже зазвонили утренние колокола и стекла высоких стрельчатых окон тускнели в последних лучах закатного солнца, кузины вновь вернулись к прежней теме. На этот раз, однако, начать разговор пришлось мисс Сьюзен:

– Он там?

– У камина, спиной к огню.

– Ну как, убедилась? – восторженно воскликнула мисс Сьюзен, словно до тех пор подруга выражала ей недоверие.

– Да, теперь мне все понятно. – Мисс Эми пребывала в глубокой задумчивости.

– И ты видела, что́ у него с головой?

– Голова свернута набок, – продолжала мисс Эми. – Из-за этого… – Она запнулась, словно предмет их обсуждения присутствовал здесь же.

– Ужасно, просто ужасно, – пролепетала мисс Сьюзен. – О! – шепнула она со стоном. – Как жалостно он смотрит!

Мисс Эми, слегка кивнув, устремила взгляд на тускневшие стекла церкви:

– Верно. Будто хочет о чем-то сказать…

– Бог знает о чем! – печально вздохнула мисс Сьюзен и тут же спросила: – А он стоял неподвижно?

– Да, и я тоже не шелохнулась.

– А я нет, не выдержала, – созналась мисс Сьюзен, вспомнив о своем бегстве.

– Я ушла не сразу. Немного подождала.

– Проследить, как он исчезнет?

Мисс Эми помолчала:

– Нет, он не исчез. В этом-то вся и штука.

– Значит, ты тоже не выдержала!

Мисс Эми отозвалась не сразу:

– Мне пришлось уйти. Я даже не знаю толком, как это случилось. Конечно же, я должна была вернуться к тебе… Я хочу только сказать, что успела его как следует разглядеть. Он совсем молодой…

– Но ведь он преступник! – перебила мисс Сьюзен.

– И красивый, – продолжала мисс Эми. Чуть поколебавшись, она добавила: – Просто заглядение…

– Заглядение?! Да ведь у него шея сломана, а глаза-то, глаза какие…

– Глаза у него – самое главное. Глаза – чудные, удивительные: он так и пытается ими что-то сказать, – задумчиво проговорила Эми Фраш.

Ее спокойный тон ободрил Сьюзен:

– Что же он хочет ими сказать?