Текст книги "История инквизиции. том 3"

Автор книги: Генри Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Голоса, как она называла их, стали слышаться ей по несколько раз в неделю и побуждали ее снять осаду Орлеана. Настояния ее небесных советников обратились в упреки в том, что она медлит последовать их наставлениям, и она не могла более откладывать выполнение своей миссии. Она выпросила у родителей разрешение пойти повидать своего дядю Дени Лаксара и убедила его тайно помочь ей встретиться с Робертом де Бодрикуром, который занимал по соседству от имени короля замок Вокулер. Храбрый рыцарь поверил Жанне и обещал испросить у короля разрешение послать ее ко двору. Разрешение короля пришло; Бодрикур дал Жанне костюм и шпагу, скромный конвой из одного рыцаря и пяти вооруженных людей и отправил в путь 13 февраля 1429 г. 24 февраля они прибыли в Шинон, где находился Карл со своим двором. Намерения Жанны были найдены достаточно серьезными, и их решено было подвергнуть рассмотрению. Прелаты и доктора богословия, юристы и государственные люди в течение целого месяца допрашивали молодую девушку; все они один за другим были пленены ее простотою, жаром, убежденностью и тонкостью ее ответов. Но всего этого было еще мало. В Пуатье заседал парламент Карла, а также работал университет, представленный несколькими богословами, бежавшими из Парижского университета, перешедшего на сторону англичан. Жанну отправили в Пуатье и там три недели мучили бесконечным допросом.

В то же время производили тщательное расследование о ее прошлой жизни; все эти розыски установили, что добрая слава ее вполне справедлива и что она достойна доверия. Предложили Карлу, чтобы он попросил ее подтвердить каким-либо знамением, что она действительно посланница Бога; но она отвергла это, объявив, что небесная воля желает, чтобы знамение это явилось под Орлеаном, а не где-либо в другом месте. В конце концов, в официальном заключении говорилось, что ввиду ее честной жизни и достойного похвалы поведения, ввиду также ее обещания подтвердить знамением под Орлеаном свою миссию, король не должен ей мешать отправиться туда; надлежало отвести Жанну в Орлеан под надежной охраной, так как отвергать предложение молодой девушки, не имеющее в себе ничего дурного, было бы оскорблением Св. Духа и могло бы лишить милости и помощи Бога. Два месяца прошло в этих предварительных работах. Готовили обоз для доставки в Орлеан продовольствия, и Жанне было поручено сопровождать этот обоз. Согласно повелениям голосов, Жанна приказала сделать себе знамя, на котором на белом фоне был изображен между двух ангелов Христос, поддерживающий мир; это знамя было всегда во время битвы в первом ряду и считалось залогом победы. Жанне был назначен эскорт. 18 апреля она послала четыре письма: Генриху VI, регенту Английского королевства Бедфорду, начальникам английских войск, собранных под Орлеаном, и английским солдатам этой армии; она требовала возвращения ключей от всех городов, занятых ими во Франции; она изъявляла готовность заключить мир, если англичане оставят страну и уплатят вознаграждение за бедствия, принесенные их вторжением; в противном же случай она, в силу повеления, полученного ею от Бога, изгонит их из Франции после вооруженного нападения на них, подобного которому мир не видал тысячу лет. Эти послания страшно удивили всех в английском лагере. Слух о прибытии Жанны распространился; о ней говорили, как о колдунье; все, кто верил в нее, считались еретиками; военачальник англичан Тальбот говорил, что если она попадет к нему в руки, он сожжет ее живой, а люди, принесшие ее письма, избегли подобной участи только благодаря Дюнуа, командовавшему в это время Орлеаном и пригрозившему местью.

Через двенадцать дней обоз отправился под командованием Жиля де Рэ и маршала С.-Север. Жанна обещала, что по дороге не будет никакого сопротивления, вера в нее значительно увеличилась, когда исполнилось это предсказание. Хотя обоз следовал от английской линии осады на расстоянии одного или двух полетов стрелы и было потрачено много времени на переправу через Луару продовольствия, предназначенного для города, тем не менее враг не сделал ни одного нападения. То же было, когда 4 мая прибыл в Орлеан другой обоз. Жанна настаивала на том, чтобы немедленно было предпринято наступление против осаждающих. Не посоветовавшись с ней, в тот день сделали атаку на передовое укрепление англичан на другом берегу Луары. Предание рассказывает, что Жанна, спавшая в это время, вскочила с криком, что режут ее людей, и, не застегнув даже как следует своей брони, вскочила на лошадь и галопом пронеслась через ворота, ведущие к полю битвы. Атака была начата плохо; но лишь только прибыла Жанна, ни один англичанин не смог больше нанести раны французу, и укрепление пало. На другой день проходили горячие схватки. 6 мая Жанна была ранена в ногу капканом, а 7 мая в плечо стрелой; но после ожесточенного сопротивления все английские укрепления на левом берегу Луары были взяты, а их гарнизон перебит или пленен. Английские потери составляли шесть или восемь тысяч человек, тогда как французы потеряли не более сотни. 8 мая англичане сняли осаду и так быстро отступили, что бросили больных и раненых, артиллерию и запасы. Французы, возбужденные победой, хотели преследовать англичан, но Жанна сказала: «Оставьте их бежать; на то воля Господа, чтобы они были разбиты не сегодня; вы встретитесь с ними в другой раз!» Если до прихода Жанны двести англичан обращали в бегство пятьсот французов, то теперь двести французов могли разбить пятьсот англичан. После освобождения Орлеана ни о ком не говорили так много, как о Жанне, хотя она и была окружена славными рыцарями. Регент Бедфрод в своем донесении английскому совету видел в этой катастрофе только проявление божеского гнева, ниспосланного в наказание солдатам за тот постыдный страх, который внушала им «ученица и порождение демона, называемая Девою, которая пользовалась чародейством и колдовством». Английские войска потерпели значительный урон и пали духом, а французы ободрились и собирали сильное войско.

При том хроническом истощении, в котором находилась тогда королевская казна, для Карла было нелегко извлечь выгоду из этого неожиданного успеха; но народный энтузиазм был возбужден, и можно было найти войско для продолжения кампании. Д'Алансон был послан с армией прогнать врага из долины Луары; он взял с собой Жанну. Суффолк укрепился в Жаржо, но крепость была взята, и английский военачальник попал в плен со всеми своими людьми, не погибшими в сражении. Недостаток в деньгах заставил вернуться в Тур, где Жанна энергично настаивала, чтобы Карл отправился короноваться в Реймс. Она постоянно утверждала, что миссия ее состояла в том, чтобы освободить Орлеан и доставить королю корону; она заявляла, что дни ее сочтены и что не следует пренебрегать советами ее голосов. Но решили прежде всего уничтожить английское господство в центральных провинциях. Был предпринят новый поход, осажден и взят Божанси, а 18 июня в битве при Патэ после слабого сопротивления англичане обратились в бегство. Две тысячи пятьсот из них осталось на поле битвы, много попало в плен, в том числе Тальбот, Скельс и другие видные лица. Не много более чем в шесть недель все выдающиеся английские военачальники были убиты или взяты в плен, за исключением Фальстольфа, которого Бедфорд наказал за бегство в битве при Патэ тем, что лишил Ордена Подвязки (высшей награды Англии). Войска захватчиков были рассеяны и пали духом. Нет ничего удивительного, что во всех этих событиях одна из партий видела руку Бога, другая – руку демона. Даже нормандский летописец Кошон говорит, что англичане оставили бы французскую землю, если бы регент согласился на это, и что они были разбиты настолько, что один француз мог обратить в бегство трех англичан.

Отныне более не сомневались, что Жанной руководидо вдохновение от Бога. 25 июня в Гиене обсуждался вопрос о том, что предпринять; и хотя советники Карла стояли за то, чтобы взять Шаритэ и изгнать врага из Берри и Орлеанской провинции, король уступил настояниям Жанны, и было решено идти на Реймс. Город находился во враждебной стране; дорога преграждалась крепостями, а у короля не было достаточно средств, чтобы набрать и содержать армию или приобрести осадные орудия. Лишь только распространился слух о намерениях короля, отовсюду стали стекаться добровольцы; некоторые дворяне, не имевшие средств купить вооружение и лошадь, с радостью шли в ряды простых солдат и лучников. Эти плохо организованные полчища отправились в путь. Оксер, хотя в нем и не было гарнизона, отказался открыть свои ворота, но доставил провиант. Труа был занят сильным отрядом англичан и бургундцев; нельзя было оставить позади себя грозную крепость, и армия в течение пяти или шести дней стояла лагерем под стенами, которых, не могла разрушить за недостатком артиллерии. У солдат не было ни денег, ни провианта. Военный совет, по предложению реймсского архиепископа канцлера Рено де Шартр, предложил отступление. Призвали Жанну, которая заявила, что город сдастся до истечения двух дней. Эта отсрочка была дана ей, и она тотчас же принялась собирать материал для устройства траншей и велела навести несколько маленьких кулеврин. Город, охваченный внезапным ужасом, изъявил желание сдаться; гарнизону разрешили выйти, и город покорился… Когда Жанна вступила в Труа, к ней явился один монах, по имени Ричард, которому население поручило допросить ее. Этот брат был известным доминиканским проповедником, недавно вернувшимся из путешествия в Иерусалим; в апреле он своим красноречием произвел сильное впечатление в Париже. Жанна приобрела такое безграничное влияние на этого монаха, что он посвятил себя служению ей и следовал за ней во всех ее походах, употребляя все свое красноречие на то, чтобы уничтожать в людях не грехи, а неверность Карлу.

Поход на Реймс был рядом последовательных триумфальных этапов. Шалон на Марне изъявил покорность и принес присягу на верность. Из Сесо гарнизон бежал, а население с восторгом приняло своего короля, герцоги Лотарингии и Бара присоединились к нему с сильными отрядами. В Реймсе от имени герцога Бургундского начальствовал сеньор Савёз, один из самых храбрых рыцарей своего времени; но слух о чудесах Девственницы дошел до горожан. Они покорились Карлу, и Савёз бежал. Карл вступил в город 16 июля. В воскресенье 17 июля он был коронован королем Франции. Во время церемонии Жанна стояла около алтаря, держа в руках свое знамя.

Немногим более чем за три месяца Жанна сделала королем человека, готовившегося бежать из Шинона. В несколько дней Бовэ, Санлис, Ланс, Суассон, Шато-Тьерри, Прованс, Компьен и другие места признали Карла королем и приняли королевские гарнизоны. Крестьяне благодарили Бога, что наконец-то наступает мир. В составленном в это время молебствии имеется молитва, в которой говорится, что Бог освободил Францию рукой Девственницы. Один бургундский летописец передает, что все французские солдаты видели в ней Божьего посла, чтобы изгнать англичан.

Карл выразил Жанне признательность щедрыми дарами. На другой день после коронования Карл по просьбе ее освободил от всяких налогов Домреми и Грё, и этой милостью они пользовались до самой революции 1789 г.; в декабре 1429 г. он возвел в дворянское достоинство семью д'Арк и ее потомство, дав ей герб – две лилии, пересеченные мечом на лазурном фоне, и предоставил потомкам право именоваться Дю Лис.

По всей Европе не только государственные и военные люди с удивлением следили за странными превратностями войны, но и ученые и богословы разделились во взглядах, была ли Жанна орудием сил небесных или адских духов. В Англии, разумеется, все единогласно приписывали победы «колдуньи» страху, который внушала она, а не силе ее оружия.

Дошло несколько сочинений, приписываемых канцлеру Парижского университета Герсону, о том, была ли Жанна женщиной или призраком, следует ли смотреть на ее действия, как на божественные или как на призрачные, происходят ли эти действия от добрых духов или от злых. В течение нескольких недель, следовавших за коронацией, Жанна была в апогее своей славы. Беспрерывный ряд успехов показал, что она действительно была послана Богом. Она спасла государство. Во время своих неудач под Парижем и Шаритэ Жанна естественно должна была придти к убеждению, что попытки эти не удались, потому что они были предприняты против воли голосов. Смены успеха и поражения показывают, что либо французы утратили первый пыл своего энтузиазма, либо англичане, освободившись от панического страха, решились сломить адские силы. Бедфорду удалось выставить внушительную армию при помощи кардинала Бофора, уступившего ему четыре тысячи крестоносцев, набранных в Англии против гуситов. Англичане загородили дорогу к Парижу; три раза обе армии, почти равные по численности, сталкивались лицом к лицу, но Бедфорд умел каждый раз ловко выбирать укрепленную позицию, на которую Карл не осмеливался напасть. В конце августа Бедфорд, опасаясь вторжения в Нормандию, отправился в эту провинцию, оставив открытой дорогу к Парижу. Карл прошел до С.-Дени, который взял без всякого сопротивления 25 августа. 7 сентября сделана была попытка захватить врасплох Париж при помощи друзей, находившихся в нем; так как эта попытка не имела успеха, то 8 сентября атаковали всеми силами ворота С.-Онорэ; после пяти или шести часов ожесточенной битвы осаждающие были отброшены, потеряв пятьсот человек убитыми и тысячу ранеными. Как всегда, Жанна сражалась в первом ряду, пока не упала, раненная в ногу стрелой; рядом с ней был убит ее знаменосец. В С.-Пьер-ле-Мустье былой энтузиазм придал волонтерам силу, и они пошли на приступ так легко, как будто взбирались по лестнице; но это было лишь первым актом осады Шаритэ, кончившейся полной неудачей.

В начале весны 1430 г. герцог Бургундский пришел на помощь своим английским союзникам, подняв сильную армию, чтобы взять обратно Компьен. Деятельность Жанны не ослабевала. Во время Пасхальной недели в середине апреля она находилась возле Мелена, где голоса возвестили ей, что она будет взята в плен до Иванова дня. В конце месяца она напала на бургундцев во время их похода при Пон-л'Эвеке, но потерпела поражение. Около 1 мая Компьен был обложен. Эта осада должна была стать решительным событием всей кампании; поэтому Жанна поспешила на выручку. 5 мая, до рассвета, ей удалось войти в город с подкреплением. Было решено сделать после полудня того же числа вылазку под командованием Жанны. Она напала на лагерь знаменитого рыцаря де-ла-Туазон д'Ор, Болдона де Нуаелль, который, несмотря на неожиданность нападения, оказал мужественное сопротивление. С соседних линий пришли на помощь Болдону другие войска, и исход битвы некоторое время был неопределенным. Отряд в тысячу англичан, остановившийся на пути к Парижу, чтобы помочь Филиппу Бургундскому, бросился между французами и городом в тыл отряду Жанны. Девственница отступила и старалась вывести своих людей невредимыми; но прикрывая отступление, она не могла захватить обратно укреплений и была взята в плен Батардом Вандомским, офицером Иоанна Люксембургского, графом де Линь. Велика была радость в английском лагере, когда узнали, что страшная Девственница попала в плен. Пленение Жанны казалось более ценным, чем подкрепление в пятьсот вооруженных людей, так как не было ни одного офицера, ни одного военачальника, который внушал бы такой страх, как она. В Мариньи сам герцог Бургундский навестил Девственницу. Тотчас же поднялся вопрос, кому должна принадлежать пленница. Как военнопленная, она принадлежала Иоанну Люксембургскому. Тем не менее англичанам было необходимо забрать в свои руки Жанну не только для того, чтобы помешать французам выкупить ее, но и для того, чтобы уничтожить ее колдовство, осудив ее духовным судом. Для этого подходящим орудием была инквизиция. Жанну англичане открыто считали колдуньей, поэтому она была подсудна инквизиции. Вследствие этого, через несколько дней после ее пленения, викарный инквизитор Франции Мартин Бильон официально потребовал освобождения пленницы, а Парижский университет написал герцогу Бургундскому два письма, советуя ему предать Жанну скорому суду и наказанию из боязни, чтобы врагам герцога не удалось освободить ее. Иоанн Люксембургский не имел желания выдать безвозмездно свою драгоценную добычу. Тогда прибегли к другому средству. Компьен, где Жанна была взята в плен, принадлежал к епархии Бовэ. Граф-епископ Бовэ Пьер Кошон, хотя был родом француз из Ремуа, являлся горячим сторонником англичан, а его жестокость возбудила против него позднее ненависть даже его партии. Он был изгнан со своей кафедры год тому назад, когда население принесло присягу на верность Карлу под влиянием успехов Жанны; поэтому он не питал расположения к Девственнице. Ему предложили потребовать к себе пленную, чтобы судить ее в силу епископской юрисдикции; но даже и он отступил перед этим позорным делом и отказался действовать, пока ему не будет доказано, что он обязан сделать это. Обещание епископии Лизьё, которая была дана ему впоследствии за его услуги, помогло убедить его. Между тем обратились к авторитету Парижского университета. 14 июля университет послал письма Иоанну Люксембургскому, напоминая ему, что он рыцарской присягой обязался защищать честь Бога, католическую веру и святую Церковь. По всей Франции распространялись слухи об идолопоклонстве Жанны, о ее заблуждениях, лжеучениях и бесчисленных дурных поступках. Инквизиция предъявила свои права на суд над пленницей, выдачи Жанны настойчиво требовал епископ Бовэ, также предъявивший на нее права; все прелаты-инквизиторы были судьями в вопросах веры, и все христиане, каково бы ни было их общественное положение, должны были повиноваться этим судьям. Заручившись такой поддержкой, Пьер Кошон выехал из Парижа в сопровождении нотариуса и представителя университета и 16 июля представил свое поручение герцогу Бургундскому, стоявшему лагерем под Компьеном; он также послал лично от себя повестки герцогу Иоанну Люксембургскому и Батарду Вандомскому, требуя от них выдачи Жанны, чтобы он мог судить ее по обвинение в колдовстве, идолопоклонничестве, в призывании демона и других преступлениях против веры. Он выражал готовность немедленно начать дело совместно с инквизитором и докторами богословия. Он предлагал, кроме того, выкуп в шесть тысяч и пенсию Батарду Вандомскому от двух– до трехсот ливров; если эта сумма будет найдена недостаточной, то она будет увеличена до десяти тысяч ливров, хотя Жанна и не была такой крупной особой, чтобы король имел право дать за нее столь большой выкуп; если князья потребуют того, то уплата будет обеспечена известными гарантиями. Герцог переслал эти письма Иоанну Люксембургскому, который согласился продать свою пленницу за предложенную сумму. Бедфорд должен был созвать штаты Нормандии и назначить особый налог, чтобы собрать нужную сумму. Наконец, 20 сентября деньги за Жанну были внесены.

Во время всех этих проволочек Карл VII не сделал ничего, чтобы спасти женщину, которой он был обязан короной. В течение долгого дела, возникшего после этого, он даже не просил Евгения IV или Базельский собор перевести дело на их суд, тогда как было бы трудно отказать ему. Партия мира при дворе во главе с любимцем короля и недоброжелателем Девы Ла-Тремуйлем не желала, чтобы героиня получила свободу; слабый себялюбивый монарх предал Жанну.

Девственница под сильной охраной, чтобы она не ускользнула при помощи какого-либо чародейства, была переведена из Мариньи в замок Больё, а отсюда в замок Боревуар. Два раза она пыталась бежать. Раз ей удалось запереть в свою камеру стражников, и она убежала бы, если бы тюремщик не заметил ее и не схватил. Затем, когда она узнала, что будет выдана англичанам, то с отчаянья бросилась с высоты своей башни в ров. Ее голоса запретили ей это, но она заявила, что предпочитает смерть плену у англичан; впоследствии ей поставили в вину эту попытку самоубийства. Ее подняли в бессознательном состоянии, но она быстро поправилась. Ее везли в Руан, закованную в цепи, и заключили в тесную темницу, где стражники наблюдали за ней день и ночь. Она была выдана Церкви, а не светским властям, и ее должны были запереть в церковную тюрьму, но англичане купили свою добычу. Охрана пленницы была поручена Варвику.

Пьер Кошон не торопился начать дело. Прошел целый месяц; в Париже были недовольны этим. Столица, всецело стоявшая на стороне англичан, питала к Жанне особую ненависть за то, что Девственница обещала во время осады разрушить город и перебить жителей, и за то, что успехи Жанны вызвали блокаду города. Эта ненависть сказалась устами докторов университета, которые уже с самого начала преследовали Жанну с неутомимой жестокостью. Они послали 21 ноября Кошону письма, в которых упрекали его за медленность, с которой он приступал к делу; в то же время они просили английского короля, чтобы дело разбиралось в Париже, где легко можно было найти много ученых богословов. Однако Кошон, ознакомившись с данными, на которых ему приходилось основывать преследование, увидел их слабость. Он был занят сбором сведений обо всех мелочах из жизни Жанны, на которых можно было основать обвинение. Юрисдикция Кошона имела силу, так как обвиняемая была взята в плен в епархии Бовэ; но прелат в то время был изгнан из своей епархии; от него требовали, чтобы он вел дело не только в другой епархии, но даже в Другой провинции. Архиепископство Руанское было вакантно, и Кошон обратился к членам капитула с просьбой разрешить ему устроить заседания духовного суда в пределах их судебного округа. Просьба была удовлетворена, и епископ выбрал экспертов, которые бы приняли участие в деле в качестве асессоров. Университет послал ему большое число таких экспертов, причем все расходы приняло на себя английское правительство; но труднее было найти соучастников среди прелатов и докторов самого Руана. На одном из первых заседаний один из них, Николай Гуппеланд, прямо заявил, что ни Кошон, ни другие судьи, принадлежащие к партии, враждебной Жанне, не имеют права заседать, тем более, что обвиняемая была уже допрошена архиепископом Реймса, которому подчинена была епархия Бовэ.

За это Николая заключили в руанскиий замок и грозили изгнанием в Англию и потоплением. Все приглашенные принять участие в судилище скоро убедились, что малейшее проявление расположения к обвиняемой навлекало на них месть англичан; подвергали штрафу всякого пропустившего заседание. В конце концов было собрано от пятидесяти до шестидесяти богословов и юристов, среди которых были аббаты Фекампа, Жумьежа, С.-Катерины, Вормейля, Прео, приор Лонгвилля, архидиакон и казначей Руана и другие видные лица. 3 января 1431 г. английский король повелел выдавать Жанну Кошону всякий раз, когда явка ее будет необходима; всем королевским чиновникам было приказано помогать епископу по первому его требованию. Как будто виновность Жанны была уже установлена, в грамотах короля перечислялись ереси и злодеяния обвиняемой, а в заключение говорилось, что если Жанна будет оправдана, то ее не следует выпускать на свободу, но надо отдать под охрану короля. Однако Кошон только 9 января собрал восемь своих экспертов и представил им все собранное им по делу до сего времени. Судьи решили, что собранных улик недостаточно и что надо произвести дополнительное следствие. Немедленно были приняты меры для производства новых расследований. Николай Байльи, отправленный собрать подробности о детстве Жанны, привез благоприятные для обвиняемой сведения; Кошон уничтожил его донесение и отказался уплатить расходы по поездке. Приняли инквизиционную систему, состоявшую в том, чтобы заставить самую обвиняемую выдать себя. Один из членов суда, Николай л'Уазелер, переоделся в светское платье и был допущен в камеру Жанны. Он притворился лотарингцем, заключенным в тюрьму за верность Карлу VII и снискал себе доверие пленницы, которая с ним говорила совершенно откровенно. Затем Варвик и Кошон, сопровождаемые двумя нотариусами, спрятались в соседней камере, перегородка которой была просверлена, а Уазелер заставлял Жанну говорить о своих видениях. Но один из нотариусов заявил, что подобный прием незаконен, и смело отказался участвовать в нем. Каноник Бовэ, Жан Эстиве, исполнявший обязанности обвинителя, испробовал то же средство, но также безуспешно.

Только 19 февраля были готовы обвинительные пункты; но среди членов трибунала не было представителя инквизиции, и это делало недействительным все делопроизводство. Инквизитором Франции был брат Жан Граверан; он в 1424 г. назначил своим викарным в Руан брата Жана ле-Метр. Ле-Метр держался в стороне; но без него обойтись нельзя было, и на заседании 19 февраля решили позвать его вместе с двумя нотариусами принять участие в дебатах и выслушать чтение обвинений и свидетельских показаний. Прибегли даже к угрозам, и ле-Метр явился на процесс. Только 12 марта он получил от Граверана особое полномочие председательствовать вместе с Кошоном в трибунале. 21 февраля обвинитель Жан Эстиве потребовал явки и допроса пленницы.

Допросы Жанны тянулись три месяца; перерыв был сделан только с 18 апреля по 11 мая ввиду тяжкой болезни обвиняемой. Невежественная крестьянка, ослабленная муками жестокого тюремного заключения и вынужденная ежедневно отвечать на ловкие коварные вопросы, придуманные судьями, никогда не теряла ни присутствия духа, ни чудесной ясности ума. Ей расставляли ловушки, которые она угадывала инстинктом. На нее одновременно сыпались вопросы двенадцати судей, которые затрудняли бы школьных богословов, и прерывали ее ответы. Ответы Жанны тщательно рассматривались, а затем ей снова предлагали их в другой форме. Дева отказалась принести присягу отвечать без оговорок на все вопросы и откровенно заявила: «Я не знаю, о чем вы будете меня допрашивать; быть может, вы будете допрашивать меня о таких вещах, о которых я не желаю говорить». Она соглашалась отвечать только на всякий вопрос, касающийся ее веры и обвинений. Когда озлобление Кошона выводило из границ, то она оборачивалась к нему и кротко говорила: «Вы называетесь моим судьей; я не знаю, судья ли вы мой в действительности; поберегитесь судить несправедливо, так как вы подвергаете себя большим опасностям; я вас предупредила, так что если Господь Бог накажет вас, то я, по крайней мере, исполнила свой долг». Когда ей угрожали пыткой, она просто сказала: «Если вы пыткой вырвете у меня признания, то я заявлю, что они получены насилием». Перенося ужас своей темницы и допросов, она ни разу не пала духом. Часто она отказывалась отвечать на допросе раньше, чем спросит у своих голосов, может ли она раскрыть то, что от нее требовали; а затем на следующем заседании она объявляла, что ей разрешено говорить.

Наконец в одном важном пункте судьям удалось поставить ее в затруднение. Ее предупредили, что если она совершила какой-либо поступок, противный вере, то должна подчиниться решению Церкви. Она изъявила желание подчиниться Богу и святым, но это, сказали ей, – Церковь торжествующая и небесная, она же должна подчиниться Церкви воинствующей и земной, в противном случае она является еретичкой и ее следует выдать светским властям для сожжения. Пользуясь ее невежеством, судьи поставили вопрос в более ясной форме. Когда ее спросили, не хочет ли она подчиниться папе, она сказала: «Отведите меня к нему, и я отвечу ему». Наконец, ее довели до того, что она согласилась повиноваться Церкви, если только Церковь не прикажет ей сделать что-либо невозможное; когда же ей предложили определить это «невозможное», она сказала, что это значит отказаться исполнить то, что повелел ей Бог, и отрицать истинность того, что она подтвердила о своих видениях. Об этом она не хотела отвечать никому, кроме Бога. Кошон запретил упоминать об этом в судебном протоколе.

После 27 марта Жанне прочли длинный список обвинений. Эксперты решили, что она должна правдиво и немедленно отвечать на обвинения, что она и сделала, отказавшись от адвоката, которого предлагал ей Кошон. Болезнь Жанны прервала судилище; когда она выздоровела, 12 мая двенадцать членов трибунала собрались у Кошона, чтобы решить, следует ли ее подвергнуть пытке. Девять судей полагали, что пытка не нужна, так как дело и без того ясно. В это время тайный комитет, выбранный Кошоном, свел все пункты обвинения к двенадцати, которые были признаны вполне доказанными и подтвержденными сознанием; они легли в основание последующих решений и окончательного приговора. Копию пунктов обвинения послали пятидесяти восьми ученым экспертам, а также руанскому капитулу и Парижскому университету с просьбою высказать свое мнение. Университет ради формы тщательно обсудил дело и поручил богословскому и юридическому факультетам выработать решение, которое было одобрено 14 мая и отправлено в Руан.

19 мая члены суда собрались, чтобы выслушать ответ университета; затем приступили к голосованию. Некоторые высказались за немедленную выдачу Жанны светской власти, согласно с инквизиционным судопроизводством; но было постановлено прочесть Деве пункты обвинения и решение университета и вынести окончательный приговор сообразно с тем, что она скажет в свою защиту. Поэтому 23 мая она снова была приведена на суд. Краткое резюме документа, прочтенное ей, показывает, что виновность Жанны была предрешена заранее. Университет, как это он делал всегда, предусмотрительно добавил, что решение его должно иметь силу только в том случае, если пункты обвинения доказаны должным образом; но на Жанну смотрели так, как если бы она признала обвинения справедливыми и уже подверглась формальному осуждению.

Видение ангелов и святых. – Эти видения были признаны суеверными, исходящими от злых духов и дьявола.

Чудесное знамение, данное ею Карлу; корона, принесенная св. Михаилом. Признали, что это – пустая выдумка, посягающая на достоинство Церкви.

Утверждение, что она узнавала Святых и ангелов по тем наставлениям и ободрениям, которые они давали ей; вера в эти явления, как в веру Христову. – Основания, приведенные обвиняемой, недостаточны, сравнивать упование на эти явления с упованием на Иисуса Христа есть заблуждение в вере.

Предсказанье будущих событий; утверждение, что она могла при посредстве голосов узнавать незнакомых людей. – Суеверие и чародейство.

Ношение мужской одежды и коротких волос; принятие святых таинств в таком виде под предлогом, что так приказывает Бог. – Богохульство, оскорбление таинств, нарушение божеского Закона, Священного Писания и канонических постановлений.