Текст книги "Нивей И Аурей (СИ)"

Автор книги: Геннадий Тарасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Но внимание ангелов привлекла к себе совсем другая группа лиц.

Несколько поодаль от игроков, прижимаясь ногами к самой каменной ограде, отделявшей собственно парк от променада, и лицом к нему, расположились в ряд, словно в партере зрительного зала, с десяток инвалидов на колясках, за спинами которых стояли то ли сопровождающие, то ли праздные зеваки. Их лица были напряжены, а внимание поглощено совершенно тем, что происходило сразу за оградой, в парке. И зрелище то было, видать, острей, чем все перипетии партии в домино, которая, кстати, как раз окончилась, но на шум и возгласы, с этим событием связанные, не отвлекся ни один из группы зрителей у ограды. Напротив, некоторые из доминошников, очевидно, проигравшие, бросив оставшиеся на руках камни на стол, присоединились к колясочникам. Белого поразило то, как, завороженные невидимым пока зрелищем, все эти люди машинально, не замечая процесса, щелкали семечки, сплевывая шелуху прямо на себя – что касается инвалидов. Прямостоящие сплевывали на сидящих перед ними в партере зрителей, ни те ни другие того не замечали и лишь изредка нервными движениями рук очищали лица от налипшей на них шелухи, когда ее становилось слишком много.

Вдруг один из инвалидов, мужчина с необратимо кавказским носом и огромным куполообразным пивным животом, которые оба отличались чрезвычайной подвижностью и выразительностью, потянулся левой рукой к висящему сзади на спинке каталки рюкзачку, застежка которого была наполовину открыта. Достав из рюкзака литровую пластиковую бутылку без крышки, инвалид расстегнул ширинку на штанах и вставил туда горлышко бутылки. В то время, как глаза его оставались напряжены и продолжали следить за происходящим в парке, нижняя часть лица расслабилась и на нем явственно проступило выражение испытываемого мужчиной облегчения. Окружающие, целомудренно рассеяв взгляды и сместив сектора обзора, как бы не заметили его действий, выразив тем самым полнейшее понимание обстоятельств и свою толерантность.

Закончив облегчаться, инвалид перегнулся через ручку кресла и вылил продукт облегчения под колеса, в щель между плитами, которая безропотно и без остатка приняла в себя отработанную жидкость, после чего привычным движением отправил бутылку обратно в рюкзак, до следующего приступа нужды.

– Ну-ка, подойдем, – сказал Белый и потянул друга к месту событий.

Ангелы перенеслись через площадь и, никем из присутствующих не видимые и потому не чинящие никому препятствий для наблюдения, опустились на ограду парка, прямо перед первым рядом зрителей. И с удивлением обнаружили, что не одиноки, что не одни они такие на этом свете.

На пористом теплом камне ограды, спиной к зрителям, свесив ножки в парк и подперев кудрявую светлую головку руками, сидел ангелочек. Он был грустен и даже печален, видимо, то зрелище, которое он наблюдал, никак его не радовало. Оглянувшись на вновь прибывших, бесцветным голосом, он приветствовал их возгласом:

– А, инспекция! – и, не меняя эмоционального состояния, вернулся к своим наблюдениям.

– Ну-ка, подвинься, – сказал Аурей, садясь рядом. Ангелочек вежливо, но без чрезмерного усердия колыхнулся телом в сторону. – Что еще за инспекция? – поинтересовался Рыжий. – Откуда такие сведения?

– Так все же знают. Объявление прошло, – сообщил ангелочек. – Не препятствовать, оказывать всяческое содействие, и так далее...

– Вздор! – сказал Белый, усаживаясь на ограду с другой стороны.

– Вздор, – грустно согласился ангелочек, вежливо колыхнувшись в обратную сторону. – Но начальству видней.

– Что тут у нас? – спросил Аурей.

– Сами видите, – сказал ангелочек и движением круглого подбородка с ямочкой указал на происходящее у его ног действо. – Борьба титанов, – пояснил коротко.

В нескольких метрах от ног ангелов происходила драка. Нормальная и даже вполне обычная человеческая драка. Стычка ангелов, с которой началось наше повествование, по сравнению с этим безобразием выглядела, а по сути и была, легкой дружеской потасовкой.

-Ух, ты! – восхитился Рыжий кипению энергий и буйству страстей. – И кто с кем? Или, как я посмотрю, уже кто кого?

– Смотрите уж, – устало вздохнул ангелочек. – Финал близок, сейчас сами все поймете.

Понять, однако, было нелегко.

Перво-наперво бросилось в глаза, что на голой и практически лишенной травы парковой земле, вспахав ее на полметра вглубь и перепачкавшись в ней полностью до неразличимости деталей, барахтались двое. По крайней мере, такое заключение можно было сделать исходя из количества торчащих из общей кучи рук и ног. Раздавались натужное сопение, фырканье и кряхтенье, перемежаемые глухими звуками ударов по чему-то мягкому и плотному.

Рядом с дерущимися, чуть поодаль, стояла, скрестив руки на груди, миниатюрная блондинка в синем платьице и на белых лабутенах, и злым немигающим взглядом наблюдала за единоборством. По выражению ее лица нельзя было понять, какие чувства она испытывает в связи с происходящим: негодование и злость, или же удовлетворение.

Какое-то время события катились без изменений, словно по инерции, но в какой-то миг ход поединка резко переменился. У одного из противников внезапно кончились силы, и он прекратил сопротивление. И тут стало понятно, что в этой схватке верх над старой заносчивостью одержала молодая злоба.

Молодой, все еще белобрысый, несмотря на слой покрывшей его земли, парень оказался сверху на щуплом, лысоватом и, очевидно, пожилом уже мужичке. Мужичок распластался на спине, словно ветошь. Его тело было наполовину вдавлено в мягкую землю и, он, видимо, понимал, что процесс этот будет продолжен, во всяком случае, сил противостоять ему у него не было. Молодой придавил одну руку мужика коленом к земле, другую его руку удерживал своей левой, а правой молча и сосредоточено стал бить противника по лицу. После первого удара хрустнул и съехал на сторону нос мужика, после чего удары приобрели монотонность и звучали, как отбиваемое после замеса тесто, густо, мокро и с жирным чмоканьем.

Лицо парня стало похоже на лицо инопланетянина, бесстрастное и сосредоточенно злое, только инопланетянам глаза рисуют в виде вертикальных щелочек, а у него они были горизонтальными, но светились той же желтой яростью. Рот, узкий словно разрез бритвой, постепенно стал сползать к правому уху, изображая торжествующую ухмылку.

– А теперь я буду тебя убивать, и ты мне за все заплатишь, – выдавил он из себя чревовещательно, не шевеля губами. Кулак его опускался без устали, а поднимался он, похоже, автоматически, как крыло у птицы.

На лице блондинки, наконец, проступило выражение, соответствующее возобладавшим в ней чувствам. Удовлетворение в этой смеси занимало лишь незначительную часть, в основном же это была озабоченность.

– Ты, прекращай! – сказала она парню. – Убьешь ведь!

– Убью, – подтвердил тот. – Пусть сдохнет!

– Пусть сдохнет! – согласилась девица. Но уточнила: – Пусть сам себе сдохнет! Тебе-то, зачем за него в тюрьму садиться?

Молодец, не в силах остановиться, продолжал бить поверженного противника по лицу.

– Кончай, дурак! – закричала девица. Видя, что ее призыв не возымел никакого действия, махнула рукой: – Как хочешь! Но я тебе больше не дам!

Последний аргумент для парня, видимо, был стимулом непреодолимой силы. Что-то щелкнуло в его мозгу, и он переключился на режим умеренной активности. Парень в последний раз, впрочем, не сильно, ткнул лежащего мужика в челюсть и поднялся на ноги, дрожа и покачиваясь от бурлящего в крови адреналина.

– Ладно, пусть живет, – согласился он с перспективой.

С «пусть живет», между тем, было уже не все так просто. Совсем не просто. И не очевидно.

– А ты, собственно, кто такой будешь? – спросил Нивей у наблюдательного ангелочка.

– Я ангел-хранитель, – со вздохом сообщил тот.

– А ты, чей хранитель? – полюбопытствовал со своей стороны Аурей.

– Обоих, – вдохнул ангелочек.

– Как так! – в один голос вскричали заезжие студенты.

– По совместительству, – пояснил вконец расстроенный ангелочек. – Нехватка кадров...

– А что же ты ему... этому, старому не помогаешь?

– А как ему поможешь? Пятьдесят пять лет, пятьдесят пять килограммов веса – при вздорном характере! Сам виноват! Надо было язык за зубами держать. Я ему, между прочим, неоднократно об этом намекал, что хватит, что нарвешься. Вот и нарвался.

– Но ведь он умирает, смотри! – вскричал Белый. – Тебя за это по головке не погладят, отвечать придется, ты помнишь?

– Да ты ох... опиз... оф... одурел! – закричал и Аурей. – Чего ты ждешь?! Помогай немедленно!

– Да не суетитесь вы, апостолы! – унял всплеск их негодования ангелочек. – Я сам знаю, что делать, не вмешивайтесь. И, кроме того, как, по-вашему, мне, бессмертному, иначе познать смерть? А ведь я должен, я хочу, хотя бы приблизительно. Потому что без этого никогда не понять, что такое жизнь.

В наступившей тишине вдавленное в землю тело мужчины вдруг осветилось внутренним голубоватым светом. И следом за светом, присутствующие это отчетливо видели – те, которые могли видеть, – оттуда появилась его душа, похожая на светящегося головастика величиной с небольшой спелый арбуз. Душа затрепыхалась, завиляла хвостиком, запутавшись, зацепившись за что-то в бренных останках, но быстро освободилась и начала свой подъем. Вознесение души выглядело трепетно неуверенным, словно происходило ощупью, а она сама была исполнена недоумения.

Ангелочек снялся со своего места и, быстро и смешно молотя по воздуху короткими крыльями, словно торопящийся изо всех сил мотылек, нагнал совершавшую свой взлет душу. Он осторожно взял ее в ладони, и она прильнула к ним, осветившись доверием.

– Не спеши, дружок, – сказал ей ангелочек. – Еще не время. У тебя осталась кое-какая работенка внизу, возвращайся.

Он спустился к замершему на земле, никому больше не нужному и потому не ждущему уже для себя ничего хорошего телу, и с ладоней, словно живую воду, влил душу в его раскрытую худую грудь. Никто не заметил, как это произошло, но вместе с душой в тело снова проникла жизнь.

Убедившись, что все в порядке, ангелочек вернулся к своим соплеменникам и вновь занял место между Рыжим и Белым.

– Тут главное не прозевать момент, – поделился он опытом.

– Значит, она все-таки существует! – вырвалось у изумленного Рыжего. А Белый вскочил на ограду и, протянув руки к распростертому на земле телу, продекламировал: – Так вот ты какая, душа!

– Прикалываетесь? – спросил ангелочек уныло. – Валяйте, я не против...

– Вовсе нет, – поспешил успокоить его Рыжий. – Что касается меня, я совершенно искренен. Одно дело знание теории, и совсем другое – вот так, непосредственно, в первый раз живьем увидеть основу основ... Живой кирпичик мироздания... Я в восторге!

– Кроме того, – поддержал друга Белый, – радостно, что справедливость восторжествовала.

– И правда, восторжествовала, – согласился ангелочек. – Остался жив – скажи спасибо.

– Спасибо... сынок... – прохрипел мужик на земле и задергался в попытках принять сидячее положение. Получилось это у него не сразу, сначала ему пришлось перевернуться на живот, подломив под себя правую руку. Затем счастливчик, зарываясь лицом в рыхлую землю, встал на четвереньки, и только потом ему удалось сесть. Тут, словно переполнив сосуд, из его сломанного носа обильно потекла густая алая кровь. Мужик закрыл нос рукой, но это не помогло ему справиться с кровотечением, кровь пробивалась между пальцами и несколькими ручьями текла на землю, где смешивалась с ней, превращаясь в дьявольское тесто и в кровавое месиво одновременно. Кровь совершенно заполнила его нос, но и, стекая по лицу, не давала ему дышать ртом. Мужик стал задыхаться и вновь завалился на спину.

– Э, надо спасать человека, слушай! – всполошился первым инвалид-кавказец. Из заветного своего рюкзачка он достал большую, относительно чистую и относительно белую тряпку и, протянув ее стоявшему рядом с ним молодому человеку с таким же, как у него носом, кивнул ему своей тяжелой и седой коротко стриженой головой. – Возьми, замотай, перевяжи его! Быстро!

Юноша схватил тряпку и беспрекословно бросился выполнять указание старшего. Подбежав к пострадавшему, он стал вытирать ему кровь, которая текла уже не столь обильно, как поначалу, и сделалась густой и почти черной. Когда юноша вытер кровь с губ мужика, тот судорожно, с хрипом втянул воздух через освободившийся рот и закашлялся, забился в конвульсиях.

– Наверное, он без сознания, – сообщил молодой кавказец. – Надо в больницу везти, а то умереть может.

Парень, с которым дрался мужик, почесал за ухом и, сжимая и разжимая кулаки, стал затравленно озираться. Его глаза инопланетянина при этом отсвечивали зеленым холодом.

– В больницу, да, – повторил кавказец-инвалид. Чувствовалось, что он привык отдавать распоряжения, потому и взял руководство операцией по спасению на себя. – Кто сможет его в больницу отвезти? – спросил он громко.

– Я смогу, – сразу ответил один из зрителей. – У меня тут такси. Только бесплатно я не повезу.

– Э, что ты за человек? А? – спросил таксиста кавказец.

Тот пожал плечами.

– Ладно... Слушай, посмотри, у него там, в карманах что-нибудь есть? – обратился колясочник к помощнику.

– Ничего нет, – сообщил тот. – У него и карманов-то нет.

– А родные, может, у него есть? Кто знает, э? – продолжил опрос кавказец.

– Ну, я ему родственник, – неожиданно признался молодой боец. – Папаша он мой. И что дальше?

Присутствующие, включая ангелов, изумленно смолкли, ошеломленные веселым, но совершенно непредвиденным вывертом сюжета.

– Да как же это ты, отца-то? – спросил, наконец, кавказец.

– Поучил маленько, – ответил молодец.

– Отца поучил? – не поверил ушам своим кавказец.

– А что, и отца. Всех учить нужно, когда нужно. Вот ты напросишься, и тебя поучу.

– Рискни, малыш, – предложил инвалид. – Просто подойди ближе.

Драчун, оценивая, взглянул на инвалида исподлобья, уперся в мощные, привыкшие вращать колеса каталки руки, и вновь потер кулаки.

– Живи пока, – сказал.

– Тогда не болтай попусту, – отрезал кавказец. – Вези папу в больницу.

– Не повезу, – отрезал сынок. – Но денег дам, папа все-таки.

Он резким движением, поскольку был раздражен, скинул с плеча руку девицы, попытавшейся было удержать его от доброго поступка, и подошел к водителю такси. По пути он поднял с земли и нахлобучил на голову красную бейсболку, выбив ее предварительно о колено. Вытащил из кармана смятый комок банкнот и, выдернув из него несколько бумажек, отдал водителю.

– Хватит? – спросил хрипло.

– Еще надо, – посчитал наличные таксист.

– Хватит! – отрезал парень. Но, подумав о чем-то, добавил еще пару купюр. – Только ты его не в больницу, ты его к маме Жанне вези. Знаешь, где?

– Знаю, – кивнул водитель, – как не знать. Мне все равно, куда везти, когда платят.

Разобравшись с таксистом, парень вернулся обратно и встал рядом с девицей. Он обнял ее за плечи, и они, прижавшись друг к другу, молча и не участвуя, наблюдали, как добровольцы из толпы зрителей, отрабатывая полученное ранее удовольствие от зрелища, грузили на заднее сиденье такси, которое водитель предусмотрительно застелил полиэтиленовой пленкой, так и не пришедшего в себя папу.

Когда машина с телом убыла, парень помотал головой, как бы отрешаясь от ненужных мыслей, и взъерошил рукой жесткую щетку чубчика.

– Ладно, пошли домой, – сказал он девице. – Недельку поживем спокойно, одни, как ты хотела.

– А не нужно было называть меня шлюхой! – с вызовом сказала девица. – Я его предупреждала.

– Ну, какая же ты шлюха? – улыбнулся ей парень. – Так, маленькая шлюшка...

Девушка, было, насупилась, но тут же улыбнулась в ответ.

– Но ведь я только твоя шлюшка, – сказала она. – Твоя-твоя... Женщина должна уметь быть в постели шлюхой.

– Да, да... – снисходительно согласился парень. Он чувствовал себя героем, терминатором, способным сломать нос или проломить голову любому.

Обнявшись, они пошли прочь от ристалища. Своим синим платьем и соломенными волосами, девица напоминала василек посреди ржаного поля. Бейсболка юноши покачивалась над ней, словно головка цветущего мака.

Рыжий надул щеки и пустил вслед уходящим ветер.

Юбка девицы взлетела, открыв провожавшим ее взорам круглую розовую попку с отчетливым синяком величиной с пятак на правой ягодице.

– Ты чего это жопу показываешь? – спросил герой, посмотрев через правое плечо вниз. – Опять без трусов ходишь?

– А, пусть смотрят, – отмахнулась девица. – Пусть слюни пускают, если охота, мне все равно. Старперы!

– А что это у тебя за синячище?

– Забыл, что ли? Как вчера присосался?

– Да, – осклабился парень, – я люблю иногда... через заднее крыльцо войти...

– Тихо ты, дурак, – девица перешла на шепот, – люди кругом. Вот не надо было тебе сегодня утром колеса глотать, ты еще от вчерашних не отошел...

– Да ладно тебе, не занудствуй. Ща придем и сразу в постель, разрядиться надо.

Девица в ответ состроила невинные глазки. Потом, расслабив свои все еще раскрытые филейные части, она сделала ими несколько размашистых свободных движений.

– Похабница, – определился со словом парень.

Девица радостно рассмеялась в ответ. Ее лабутены вторили ей веселым, с подвывертом, перестуком.

Движением пальцев Белый опустил занавес, поднятый Рыжим.

– Мне пора, – всплеснув руками, сообщил ангелочек, – извините. Увидимся позже!

Он махнул рукой и исчез, причем, в каком направлении, к которому из своих подопечных он отправился, друзья так и не поняли.

Ангелы остались снова одни. Но солнечный свет обволакивал их своей теплой тканью, и никакого одиночества они не ощущали.

Все вокруг постепенно успокоилось. Размеренные воды повседневности, сомкнувшись, быстро поглотили внезапный островок нестабильности. Собравшихся по случаю драки зрителей охватило ощущение праздника, отпуска, лета.

Из глубины парка налетела стайка мелких птичек, неизвестных вновь прибывшим ангелам, и, весело щебеча, принялась копаться в земле, впитавшей в себя принадлежавшую ей по праву первородства людскую кровь.

Зрители, ввиду окончания зрелища утратившие статус зрителей, отправились пить пиво, возбужденно гудя и обсуждая увиденное.

– Красота-то какая, Господи! – прозрел, наконец, Белый. – Лепота.

– Что-то во всем этом есть, – задумчиво произнес Рыжий. – Не знаю что, но, чувствую, есть. Хотя и, кажется, что в этом дерьме невозможно найти ничего, что оправдывало бы его существование. Но я начинаю, думаю, понимать, что Он от нас хочет. Чтобы мы нашли это здесь, на Земле. Не знаю... Ускользающее ощущение. Эх! Нет, но какая драма развернулась, а? Мощно! А жизнь-то в городишке кипит. Бурлит, я бы сказал. Подспудно только, скрываясь от посторонних взглядов.

– Каки... – завел вновь свою шарманку Нивей. – Бурлит нечто при включенном вентиляторе. Брызги повсюду. А Отца понять в этом вопросе нелегко, и прежде всего потому, что он сам не знает, чего хочет. Нет, понятно, что ему жалко бросать проект, в который вложено столько сил и с которым связано столько надежд и ожиданий. Но, согласись, то, что мы видим вокруг – это тупик. Просто глухой беспросветный угол. Зачем же, скажи, поддерживать жизнь в том, что омерзительно и должно исчезнуть навсегда? А ведь это омерзительно, то, что мы видели до сих пор, согласись. Где же найти новые оправдания для существования этого мира, где та цель, которая развернет его в нужном направлении и вдохнет в него новую жизнь – вопрос. Я не знаю, как на него ответить. И вообще, я не оптимист в этом плане, ты в курсе. Кстати, – встрепенулся он, – что за мама Жанна тут упоминалась? Не стоит ли нам на нее посмотреть?

– Ну, ты все же не сгущай краски-то, – сказал Рыжий, – они тут и без тебя достаточно... смачные. Но, с другой стороны, мы с тобой еще ничего по сути не видели. Мы здесь и дня не пробыли! Да, не вдохновляет. Хотя и весело. Ведь весело, скажи? Весело! И имей в виду, все это лишь то, что всегда болтается на поверхности...

– Каки...

– ... Настоящая жизнь, она не на виду.

– Если эта не настоящая – с глупостью, подлостью, жестокостью, с болью и смертью, – какая же тогда настоящая?

– Не знаю я. Но, в конце концов, не кажется ли тебе, что цель Его и состоит в том, чтобы обнаружить алмаз в этой куче... дерьма? Что же, будем искать, даже если нам и не дано в полной мере понять Его замыслов. Делать нам все равно нечего, и время наше, как ты знаешь, не...

– А это что такое?! – прервал ровный поток мыслей Рыжего внезапным возгласом Нивей.

7. Все, что нужно знать о любви.

– Это что за покемон? – воскликнул Аурей восхищенно, обратив свой взор в указанном его другом направлении.

– Не покемон, – прошептал впавший в странное экстатическое состояние Белый, – ангел...

В белом платье с пояском, словно лепестки лилии обволакивавшем стройное, устремленное вверх тело, легко, едва касаясь земли обутыми в изящные босоножки ногами, мимо столиков на открытой террасе кафе Фараон, украшенных пенопластовыми скульптурами Сфинкса, шла девушка. Нет, шла – слишком грубое, неудачное слово для описания ее движение. Она летела, и это не был прерывистый, превозмогающий тяжесть и силу притяжения полет земного существа – это был стремительный и легкий полет ангела, для которого лететь так же естественно, как излучать свет. И этот ангел, в отличие от прочих, был открыт для всех взоров, и они все, разумеется, были обращены на него. Даже взгляды женщин. Тем более их взгляды. Потому что не заметить, и не восхититься ей было невозможно. Но вот она, напротив, словно не замечала никого вокруг, стремясь к своей цели, при этом мимоходом ловко уклоняясь от протягиваемых ей навстречу рук.

Эта девушка, это видение принадлежала всему миру – и никому конкретно.

– Какой, однако, у нее лордоз? – искренне и неподдельно восхитился Рыжий.

– Пошли за ней, – прошептал едва живой от восторга Нивей. – Ты идешь? – спросил он уже издали.

– Ай да Белый! – изумлялся про себя совершенно сбитый с толку Рыжий, догоняя друга. Настигнув и присоединившись к нему, Аурей хотел по привычке сказать что-то веселое, придумать какую-нибудь легкую, искрящуюся, бурлескную шутку, но, взглянув на непробиваемо восторженное лицо Белого понял, что лучше этого не делать, и что в данный момент за благо будет промолчать.

Его поразила такая скорая перемена, произошедшая с другом. Из холодного, вечно недовольного всем и брюзжащего циника он всего лишь в течение одного взгляда на незнакомую девушку превратился в восторженное, обожающее ее существо. Но самое удивительное было то, что процесс превращения еще не завершился, и каких масштабов достигнет в будущем эта личностная трансформация, невозможно было себе вообразить. Нет, оно понятно, что ангелы есть чистые и искренние создания, трепетные внутри вне зависимости от той маски, которую они носили снаружи, да и девушка была, бесспорно, хороша, но не до такой же степени, чтобы вот так, в одночасье из-за нее ангелу потерять голову? Разве что это, не приведи Господи, конечно не ...

– Любовь! Это любовь, мой Рыжий друг! – подтвердил его догадку и опасение Белый. – Мне кажется, нет, я уверен, что влюбился! Я люблю! Я познал, наконец, земную любовь!

– Вижу я, вижу, – отвечал Рыжий, с еще большей опаской заглядывая в лицо друга. – Но ты бы все-таки не торопился с выводами, а, Белый? Земная любовь все же не для нас с тобой. Она вообще-то разнообразна, но, прежде всего, для нее нужны двое, ты и еще кто-то. Тебя я вижу, а вот пара твоя где? Ты глазки-то протри, может, попало в них что постороннее, может, просто что показалось? И вообще, что ты так распалился? Ты поостынь, сходи, пивка попей...

– Какого пивка! Что ты несешь, Рыжий! Мне ничто уже не поможет, и я несказанно рад этому обстоятельству! Любовь накрывает тебя, как звездная лавина! Она возвышенна, чиста и не требует ответа. Чем меньше взаимности, тем глубже переживания. Достаточно просто смотреть и обожать! Я уверен, я познал ее, земную Любовь!

– Думаю, ты подцепил здесь какой-то вирус... В смысле, ты болен! Но ведь – Каки! Это же Каки, друг мой! Какая здесь может быть любовь? Только, как ты понимаешь, какская, – привел Аурей привычный и ранее беспроигрышный аргумент, но Нивей так посмотрел на него, искоса, через плечо и сверху вниз, и при этом так оскалился, что Рыжий решил отступить, пока. Он подумал, что будет лучше выдвинуться подальше вперед и как следует рассмотреть предмет внезапной страсти друга. Что и проделал незамедлительно.

Девушку звали Вика, выяснить это для Аурея труда не составляло, тем более, что многие встречные мужчины протягивали к ней руки и восклицали: Ах, Вика! Вика, постой! Ну, куда же ты, Вика! Но Вика никого не слушала и не слышала, она шествовала прямо по тропе любви, отряхивая прах со своих прелестных ножек. Да и какой прах? Ничто земное и низменное не приставало к ней изначально. Рыжий забежал вперед и заглянул в ее лицо, и немедленно пришел в неописуемый восторг, и, если бы не суровая необходимость спасать друга, сам упал бы, сраженный, к ее ногам.

Еще бы!

Каштановые кудряшки над высоким открытым лбом Вики парили и светились в лучах солнца, словно нимб. Широко распахнутые глаза, точно глаза младенца, смотрели на мир с восторгом ежесекундного познания нового, а наивная улыбка ярких губ предназначалась каждому и согревала всех. Немного вздернутый носик выдавал ее несколько взбалмошный характер, но ведь такой женщине можно простить любой каприз! На сгибе согнутой в локте левой, развернутой ладонью вверх, руки, она несла плоскую красную сумочку, которая вместе с круглыми коралловыми клипсами на ее ушах составляли ансамбль, добавляя три страстных нотки к ее образу непорочной наивной девочки. Небольшие, но плотные, как свинцовые ядра груди девушки были высоко подтянуты маленьким лифчиком, и она весело несла их перед собой, словно два кулака за пазухой. А если принять во внимание торчащие в стороны сквозь воздушную, создающую лишь видимость покрытия ткань соски, – то, как два кукиша.

Когда, в своем изучении внешности Вики, Рыжий дошел до ее попки, благодаря упоминавшемуся уже лордозу представленной в невероятно соблазнительном ракурсе, он почувствовал, как в нем зашевелилось нечто такое, чего он в себе никогда не подозревал. Рыжий аж застонал от сладостной невыносимости распустившегося в нем неведомого чувства. Он исторг из себя восторженный стон с таким жаром, что экзистенциальное переживание его каким-то неведомым образом выплеснулось во внешний земной мир, так, что даже Вика почувствовала необычное напряжение полей вокруг себя и удивленно оглянулась по сторонам.

Ах, эти глаза! Этот взгляд!

Рыжий поторопился отвалить в сторону, словно тихоходный катер, не в силах состязаться в скорости со стремительно несущимся под всеми парусами чайным клипером.

Описав полный круг, он присоединился к тащившемуся позади на утлой унылой лодочке Нивею, и вместе они продолжили преследование, держась позади на приличном расстоянии, но в виду вымпела девушки Вики, ласкаемые ее кильватерной струей.

Мелькание белых босоножек гипнотизировало, завораживало. Перебор плоских каблучков отзывался уверенным стуком о плитку мостовой. Для белокурого ангела они звучали, словно барабаны судьбы. Златокудрый ангел чутко улавливал заданный ритм и ровнял по нему свой шаг. Друзья с восторгом, к которому в полной мере даже не были готовы, погружались в реалии земной жизни. Их сердца бились и ощущали по-новому. Но их головы совсем позабыли, что земная реальность обманчива, что она всего лишь мираж и сон.

И в какой-то момент ангелам вдруг показалось, что пространство впереди превратилось в огромное зеркало, перегородившее улицу поперек, и они все вместе к нему приближаются. Изображение в зеркале узнавалось, как отражение.

– Что это?! – воскликнул Нивей, протягивая руку к Рыжему. – Смотри!

По улице навстречу Вике приближалась... еще одна Вика!

– Да нет! – сказал Рыжий и помотал головой. – Не может быть! Они что здесь, клонируются? Возникают самопроизвольно, из воздуха?

Он издал нервный смешок, который, в общем, был для него не характерен. Белый вторил другу с секундным запозданием.

Встречная женщина приближалась с той же скоростью и той же трепетной походкой, которой шла Вика. Издали похожесть была стопроцентная, и лишь по мере приближения стали заметны отличия, которые, если объединить их одним слово, заключались в следующем: Вика была моложе. Но вот, насколько моложе, определить было почти невозможно. Ответ крылся в деталях, а они были мастерски замаскированы.

Другая была так же высока и стройна, как Вика, но платье ее при ближайшем рассмотрении оказалось не чисто белым, а нежно-кремовым, и каблуки ее туфелек были значительно ниже и устойчивей. Грудь ее тяжело колыхалась с каждым шагом, и под ее тяжестью были округлены плечи женщины и опущены вдоль тела руки, и, конечно, куда-то исчез знаменитый Викин лордоз. Ее, вспененные мелкой волной волосы, ниспадали до плеч, как у Дюрера на автопортрете с розой, да и лицом она была чем-то похожа на классика, и если бороды у нее еще не было, тот пушок усов над верхней губой уже золотился. Зато взгляд был невинным и глаза ее смотрели на мир так же наивно, как и глаза Вики. В общем, возникло полное ощущение, что встретились, если не мама с дочкой, так старшая сестра с младшей. Или наставница со своей ученицей, причем первая смотрела на вторую с явным любованием и гордостью, хотя и не без ревности.

Женщины сошлись на самой середине улицы. На лицах их возникло и расцвело удивление и радость от встречи, словно они и в самом деле не ожидали увидеть здесь друг друга. Они поцеловались, не касаясь лиц, лишь чмокнув губами тепло щек и аромат подруги.

– Привет, Нинель! – воскликнула Вика и, заговорщицки понизив голос, спросила: – Ты как?

– Здравствуй, подруга, – отвечала Нинель низким, грудным, с сипящей ноткой голосом. – Уже ничего, все классно. А ты?

– А, мне и было нормально! – отмахнулась Вика.

– Ох, хорошо тебе, ты молодая... – вздохнула Нинель. С ласковой завистью посмотрела на подругу, потом спросила: – Ты просто так прогуливаешься, или...

– Или! А ты?

– Я тоже, но у меня есть еще одно небольшое дельце. Неожиданное.

– Что-то случилось? – забеспокоилась Вика.

– Нет-нет, – сказала Нинель. – Ничего страшного. Потом расскажу. Ну, не будем терять времени даром.

– Точно, – согласно кивнула Вика, – только не даром. Увидимся позже.

Перед тем, как продолжить путь, Вика приблизилась к ушку подруги и прошептала:

– Кажется, прибыл новый контингент...

– Аха, – ответила Нинель таким же шепотом и быстрым взглядом окинула ближнюю зону. – Уже вижу...

– Удачной охоты! – Вика на счастье коснулась плеча подруги.

– И тебе, моя красавица! – искренне ответила Нинель. – Привет Греку!