Текст книги "Моя война. Чеченский дневник окопного генерала"

Автор книги: Геннадий Трошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Павел Грачев. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Думаю, уже за одно только смелое решение поставить командующим ОГВ Квашнина министр обороны достоин признательности. Ведь речь идет не просто о росчерке пера под приказом. Такая кадровая рокировка – шаг трудный, за ним – знание ситуации и людей, способных данной ситуацией управлять. Не будем забывать, что новое кадровое назначение последовало уже через девять (!) дней после начала операции. Если бы тянул, сомневался, крови наших солдат пролилось бы несравнимо больше.

Я встречался с Грачевым несколько раз. И в Моздоке, и непосредственно в Чечне. Дважды – в декабре 1994 года и в феврале 95-го докладывал ему свои соображения по той или иной операции. Помню, в грозненском аэропорту «Северный» он внимательно выслушал меня, задал несколько вопросов и утвердил мой план как командующего Южной группировкой войск. Просил беречь людей, не допускать напрасных потерь.

Мне импонировали его простота в отношениях, открытость с подчиненными. В отличие, скажем, от бывшего министра обороны СССР маршала Д. Язова, который хоть и пользовался уважением в войсках (его опыт, фронтовые заслуги были неоспоримы), но был суров и недоступен. И это вызывало у офицеров элементарное чувство страха. К чему министру обороны оцепенение подчиненных? В армии и так субординация предполагает авторитет должности и погон независимо от личных качеств их носителя. Стоит ли усиливать эффект внешних атрибутов власти еще и личной суровостью, а то и грубостью?

Не стану скрывать, Грачев мне нравился. Молод, решителен, смел, воевал в Афгане… Я даже простил ему невольный обман, или, по нынешней терминологии, «подставу». Вовсе не из каких-то шкурных соображений, но тем не менее. История эта требует детального рассказа. Итак.

Был в первую чеченскую кампанию момент, когда я исключительно по своей инициативе стал встречаться с Асланом Масхадовым. Свел меня с ним наш «переговорщик» – начальник штаба одного из полков. Этот офицер сейчас жив-здоров, учится в Академии Генерального штаба. Не стану раскрывать его фамилию, он был парламентером, «сводней» между мной и Асланом, поскольку хорошо знал масхадовского «сводню». Того, кажется, звали Иса. В общем, свели нас.

На первой встрече должны были присутствовать сам Масхадов, Шамиль Басаев и еще кто-то. Однако, явившись на «свидание», я увидел только Аслана и Руслана Гелаева (после ранения он хромал). Басаева не было.

Короче говоря, начались переговоры. Я свою точку зрения изложил, Масхадов – свою. Он настаивал на том, чтобы прежде вывести федеральные войска за пределы Чечни, а уж после этого садиться за стол переговоров. Я возразил: нет, такого не будет. И выдвинул несколько встречных требований. Первое – прекратить сопротивление, второе – сложить оружие, третье – передать пленных и только после этого приступить к полноценным переговорам.

В общем, получился некий обмен требованиями сторон. Стало ясно, что мы лично ничего не решим, да и полномочий на это у нас – никаких. Поэтому условились организовать встречу на более высоком уровне – Дудаева и Грачева. Пусть пообщаются. Может, это принесет какую-то практическую пользу, меньше людей погибнет… Такая была задумка.

Позже Масхадов рассказал мне, что Дудаев был абсолютно безразличен к таким переговорам. Но я-то наивно считал, что позицию Аслана разделяет Джохар! И, соответственно, переговорил со своим министром обороны: так, мол, и так, Масхадов хочет встретиться с вами. «Хорошо, – согласился Грачев, – мы пойдем с ним на переговоры». И назначил время.

Я взял с собой радиостанцию и выехал с охраной в условленное место. Мы свиделись в Новых Атагах. Я обеспечил Масхадову связь с Грачевым. Переговорив лично, они условились о предварительной дате встречи. А я должен был сообщить уже конкретный день и час.

Схема планировалась такая: я прилетаю в Новые Атаги на вертолете, остаюсь там, а Масхадова увозят к Грачеву на этом же вертолете. Я жду, пока Масхадов вернется живым и здоровым.

О своем «заложничестве» я ничего не знал, даже не догадывался. Мне сам Масхадов об этом рассказал, но никто из наших – ни Грачев, ни грушники, ни фээсбэшники, даже словом не обмолвились по этому поводу. Держали в секрете.

П. Грачев один раз перенес срок встречи, второй, потом вообще не вышел на связь. И после этих «темных игр» Масхадов мне сказал (у нас тогда самая короткая встреча была): нет смысла больше встречаться, это ни к чему не приведет, нам с тобой при всем желании проблему не решить. Мы пожали друг другу руки, по традиции обнялись и разъехались. После этого долго не виделись. Но это, как говорится, дело десятое. Главное в том, что мой противник – Масхадов – вел себя со мной честнее, чем свой министр обороны. Неужели Грачев думал, что, узнав о своем «заложничестве», я струшу и откажусь ехать? Если это так, то обидно. Я без колебаний согласился бы. Но только скажи мне об этом прямо, не темни! Это во-первых.

Во-вторых, мы с Масхадовым провели определенную работу ради прекращения кровопролития. При этом рисковали, грубо говоря, собственными задницами. Аслан мог нарваться на гнев Дудаева, а я – на обвинение в «сговоре с врагом». Тем не менее старались использовать любой шанс для приближения мира. Почему же Грачев так повел себя? Если не верил в успех, зачем в таком случае обещал встречу? Допускаю, что такое решение было навязано кем-то сверху. Но тогда объясни и извинись… Но главный мотив его тогдашнего бездействия мне видится в другом: в тотальном разочаровании Павла Сергеевича в успехе чеченской войны и во многих серьезных и фундаментальных вещах.

Еще тогда, наблюдая его на совещаниях в Моздоке и Грозном, я обратил внимание на несоответствие потенциала Грачева тому, что он делал и говорил. Например, Павел Сергеевич никогда детально не вникал в наши тактические планы. Выслушает, кивнет головой, задаст пару несущественных вопросов и закончит какой-нибудь «декларацией» типа «уничтожайте бандитов!», «берегите людей!», «побольше награждайте солдат!» и т. п. Все эти пожелания – дело хорошее, но мы, командиры, и без министра знаем, что врага следует бить, а своего бойца беречь и при любой возможности цеплять ему на грудь медаль.

Грачев – опытный вояка, все командные должности прошел, «духов» в Афгане громил, в отличие от большинства из нас, еще не наживших боевого опыта, и от него мы ждали каких-то нестандартных решений, оригинальных подходов, в конце концов, полезной, «обучающей» критики.

Но, увы, свой афганский опыт он будто в запасник музея спрятал, не наблюдали мы у Грачева какого-то внутреннего горения, боевого азарта… Поставьте старого преферансиста рядом со столом, где идет игра, – он изведется весь от желания включиться в борьбу за прикуп. А тут – какая-то индифферентность, даже отстраненность.

Объяснения мне видятся именно в утрате веры в настоящие перемены. А ведь ради них в августе 91-го он безоглядно пошел за Б. Ельциным, презрев приказы своего министра обороны. Головой рисковал, в прямом смысле слова. Настоящий герой! Но в политике наивный человек. Думал, что с победой новой власти начнется совсем другая жизнь. «Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья…» А тут такое началось! Беловежские закулисно-хмельные соглашения, распад СССР, безмозглые и безжалостные экономические реформы, повальное бегство офицеров из армии, а дальше – кровавая, ломающая души и судьбы осень 93-го, и в довершение – это требование срочно гнать войска в Чечню.

В общем, так и «не воспряв ото сна», Россия оказалась в глубокой коме. И Павел Сергеевич тоже в какой-то мере приложил к этому руку. Был герой-"афганец", популярный в армии человек, а стал «палачом» (как впрямую многие говорили и писали). Родной парламент из танков расстрелял, похвалялся Чечню одним парашютно-десантным полком взять за два часа…

Вот какие разговоры шли, какой ореол окружал эту фигуру в середине 90-х. Такое не проходит бесследно… И на всю эту внутреннюю сумятицу теперь наслаивались другие переживания – от бесконечных наскоков прессы. Каких только собак на него не вешали! То кличку «Паша-мерседес» прилепили, то депутат Юшенков в суд грозился потащить за оскорбление, то придумали «дело» об участии в разграблении им Западной группы войск, то пошли разборки вокруг генеральских дач… Словом, не министр, а сплошной скандал. Самого Жириновского переплюнул. Рехнуться можно!

А мы, воюющие в Чечне командиры, ждали от него какого-то горения, боевого азарта! До того ли…

Впрочем, министерская жизнь Павла Сергеевича закончилась закономерно. В конце концов Ельцин сдал своего преданного соратника в обмен все на те же голоса избирателей. Грачев не мог не подать в отставку после назначения А. Лебедя, его ярого противника, секретарем Совета безопасности. И миллионы не искушенных в политике людей радовались низвержению его с олимпа. Известный актер Алексей Петренко так высказался по этому поводу: «Молодец Лебедь! Дураков сымает…»

Любимому мною артисту и многим другим, кто тогда аплодировал Лебедю и обливал грязью Грачева, я хочу сказать: будьте великодушны и мудры. Ведь путь от надежд и иллюзий, через ошибки и заблуждения, к разочарованию прошли сотни тысяч российских офицеров. Павел Сергеевич – слепок армии. Он плоть от плоти наш. Мы вместе с ним верили и надеялись, ошибались и заблуждались, разочаровывались и стыдились и переживали за что-нибудь, по неведению содеянное. И если обозвал С. Юшенкова или правозащитника С. Ковалева – «гаденыш», то (не в обиду им будет сказано) абсолютное большинство военных так их и величало, да и до сих пор величает.

П. Грачев действительно был когда-то любим в Вооруженных Силах и особенно – в десантных войсках. Но что любопытно, это чувство уважения к нему среди военных теперь, спустя годы, стало искреннее, сильнее. Потому что есть с чем сравнивать.

Боюсь, многих это мое признание разочарует, но я продолжаю утверждать, что во многом благодаря Грачеву армия не рассыпалась в прах в начале 90-х, как многое в тот период. Военные знают и помнят, что именно Павел Сергеевич понапридумывал массу «хитростей», чтобы увеличить денежное довольствие офицерам: то надбавка за «напряженку», то пенсионные «накрутки», то оплата за «секретность» и т. п. А разве не его в том заслуга, что не дал крушить армию под видом военной реформы, как того требовали младореформаторы. Уступи он тогда в главном, не было бы сегодня у России армии, как нет у нее, по большому счету, экономики.

Это не мое мнение (я намеренно в данном случае дистанцируюсь от личных характеристик), так считает большинство моих сослуживцев, тех, кто носил и носит погоны.

…После отставки Грачева я не виделся с ним несколько лет. Но в августе 2000 г., через год после начала второй войны, он мне позвонил. Сказал, что помнит и гордится мною. Пригласил к себе на дачу. Я поблагодарил. Признаюсь, было приятно.

Обстоятельства тогда не позволили мне съездить к Павлу Сергеевичу. Но если он повторит приглашение, обязательно навещу. Не буду искать оправданий. И не позволю порочить его. Это мой командир. Под его началом я шел в первый в своей жизни настоящий бой. Такое не забывается…

ОПЕРАЦИЯ БЕЗ НАЗВАНИЯ

Около 10 тысяч хорошо вооруженных боевиков Дудаева готовы были стоять насмерть, защищая Грозный. На вооружении они имели до 25 танков, 30 боевых машин пехоты (БМП) и бронетранспортеров (БТР), до 80 артиллерийских орудий (в основном 122-миллиметровые гаубицы Д-30) и минометов. Несмотря на неоднократные обращения федерального командования с предложением прекратить сопротивление, дудаевцы продолжали укреплять оборонительные рубежи. Их было создано три: внутренний – радиусом от 1 до 1,5 км – вокруг президентского дворца; средний – на удалении до 1 км от первого в северо-западной части города и до 5 км в его юго-западной и юго-восточной частях; внешний рубеж проходил в основном по окраинам города.

На внутреннем рубеже обороны основу составляли созданные сплошные узлы сопротивления вокруг президентского дворца с использованием капитальных каменных строений. Нижние и верхние этажи зданий были приспособлены для ведения огня. Вдоль проспектов Орджоникидзе, Победы, улицы Первомайская были подготовлены позиции, откуда можно было бить прямой наводкой по танкам.

Средний рубеж обороны – это опорные пункты в начале Старопромысловоскго шоссе, узлы сопротивления у мостов через реку Сунжу, в микрорайоне Минутка, на улице Сайханова. В дополнение к этому готовые в любой момент взлететь на воздух или загореться нефтеперерабатывающие заводы им. Ленина и Шарипова и химический завод.

Внешний рубеж составляли опорные пункты на магистралях Грозный-Моздок, Долинский-Катаяма-Ташкала, у Нефтянки, Ханкалы и Старой Сунжи – на востоке и Черноречья – на юге города.

Даже беглая характеристика всех этих оборонительных сооружений не оставляла никаких надежд, что боевики так легко сдадутся. Поэтому оставался один-единственный вариант – штурмом брать Грозный и разоружать дудаевцев. Руководство операцией осуществлялось оперативной группой во главе с П. Грачевым. К 30 декабря были созданы группировки войск направлений: «Север» (командующий генерал-майор К. Пуликовский), «Северо-восток» (генерал-лейтенант Л. Рохлин), «Запад» (генерал-майор В. Петрук), «Восток» (генерал-майор Н. Стаськов).

Учитывая реальность активного сопротивления дудаевцев в условиях города, командование приняло решение о создании штурмовых отрядов в составе ударных группировок войск.

Основная задача командующим войсками группировок была поставлена еще 25 декабря. На этом этапе операции предусматривалось, что штурмовые отряды (наступая с северного, западного и восточного направлений) войдут в город и во взаимодействии со спецподразделениями МВД и ФСК захватят президентский дворец, здание правительства, телерадиоцентр, железнодорожный вокзал, некоторые другие важные объекты и блокируют центральную часть Грозного и район Катаяма. Расчет строился на внезапности действий наших войск, которые при самом худшем варианте развития событий должны овладеть городом в течение нескольких суток.

31 декабря 1994 года началась операция. По мнению некоторых генералов, инициатива «праздничного» новогоднего штурма принадлежала людям из ближайшего окружения министра обороны, якобы возжелавших приурочить взятие города ко дню рождения Павла Сергеевича (1 января). Не знаю, насколько велика здесь доля истины, но то, что операция действительно готовилась наспех, без реальной оценки сил и средств противника, – это факт. Даже название операции не успели придумать.

Исходя из оперативных данных о группировке, оборонявшей город, для штурма необходимо было иметь как минимум 50-60 тысяч человек. У таких расчетов своя логика, проверенная историческим опытом. Вот только один пример из Великой Отечественной войны.

С 17 ноября по 16 декабря 1941 года наши войска освобождали город Калинин от фашистов, имея четырехкратное превосходство в живой силе. Это нормальное соотношение атакующих к обороняющимся. У нас же по состоянию на 3 января непосредственно в Грозном было не более пяти тысяч человек, а боевиков, напомню, насчитывалось в два раза больше!

Радиосвязь в подразделениях, штурмующих Грозный, была почти парализована из-за царившей в эфире неразберихи. Между подразделениями практически не было взаимодействия, сказывалась неопытность большинства механиков-водителей танков и БМП. После проведенной огневой подготовки на ряде направлений выдвижения войск образовались труднопроходимые завалы. Смешанные колонны (автомобили и бронетанковая техника) растягивались вдоль узких улиц, не имея пространства для маневра. В результате из зданий пехоту и технику расстреливали в упор.

Командиры, начиная от комбата и ниже, фактически не имели карты Грозного, отсюда и частые «сбои» с маршрута, утрата ориентировки. А если у кого и были карты, то в лучшем случае образца 1980 года, сильно устаревшие, на которых отсутствовали целые микрорайоны.

По сути, боевики только и ждали появления бронетехники в городе, действуя по ставшей классической схеме, которую применяли душманы в Афганистане: огонь наносился по головной и замыкающей машинам в колонне, после этого следовал шквальный огонь из окружающих домов по остальной, «запертой» бронетехнике.

По основным городским магистралям танки и БМП прорвались в центр города, но, оставшись без поддержки мотострелков, в большинстве своем были подбиты из противотанковых гранатометов.

Фактически эффект внезапности был нами утерян, сложилась катастрофическая обстановка. В город смогли прорваться лишь группировки «Север» и «Северо-восток», но они вели бои в окружении превосходящих сил противника.

Дважды командование Объединенной группировки войск (ОГВ) пыталось заставить командира 19-й мотострелковой дивизии полковника Кандалина наступать, но не действовали ни просьбы, ни приказы. Мотострелки продолжали стоять, а в это время у железнодорожного вокзала в полном окружении, захлебываясь в крови, вели смертельные бои подразделения 131-й бригады и 81-го мотострелкового полка. Отсутствие тесного взаимодействия с мотострелками и нерешительность генерал-майора Петрука словно парализовали активность десантников.

Утром 1 января поступил приказ Грачева командующим группировками войск Западного и Восточного направлений прорваться к блокированным подразделениям в районах железнодорожного вокзала и президент-ского дворца и попытаться спасти наших ребят. И эти задачи также не были выполнены.

Особо хочется сказать о сводном отряде 131-й майкопской бригады под командованием полковника И. Савина. До сих пор многие россияне (и не только они) уверены, что в тот первый день 95-го на грозненском железнодорожном вокзале погиб почти весь личный состав бригады. А это далеко не так.

Сводный отряд, насчитывающий чуть больше трехсот (!) солдат и офицеров, должен был отсечь подход подкрепления боевиков в центр города из района Катаямы, но, не встретив сопротивления, проскочил нужный перекресток, потерял ориентировку, вышел к железнодорожному вокзалу, где уже сосредоточился батальон 81-го полка. И тут роковым образом ошибся полковник Савин, посчитав, что в районе вокзала уже нет противника. Батальоны, встав колоннами вдоль улиц, не позаботились об организации обороны, не выставили блокпосты по маршруту движения (хотя эта задача ставилась подразделениям ВВ МВД РФ), не провели надлежащую разведку. Дудаевцы сразу же этим воспользовались. Сюда скрытно были переброшены отборные силы боевиков – «абхазский» и «мусульманский» батальоны, численностью свыше тысячи (!) человек.

Обстрел вокзала начался еще вечером 31 декабря. Боевики атаковали с трех сторон, близко не подходили, а вели огонь из гранатометов, минометов и орудий. Более суток мотострелки отражали яростные атаки дудаевцев. Утром 2 января полковник Савин решился на прорыв. Мотострелкам при поддержке двух танков с трудом удалось вырваться из окружения, потери составили больше семидесяти солдат и офицеров. Погиб и сам комбриг Иван Савин. Но и боевики понесли ощутимые потери: свыше трехсот убитых. Об этом бое рассказывают много небылиц. К созданию мифов причастны и некоторые отечественные СМИ, озвучивавшие информацию чеченской стороны. Я же здесь привожу реальные факты.

Свою злую роль в те дни сыграл «психологический прессинг», который боевики оказывали на наших военнослужащих. Выходя в эфир на радиочастоты федеральных войск, дудаевцы предлагали нашим солдатам большие деньги за дезертирство, огонь по своим и особую мзду – за физическое устранение командиров.

Мовлади Удугов. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Этот человек занимает особое место в галерее известнейших чеченских сепаратистов, его называют непревзойденным пропагандистом «чеченской национальной революции». Стало расхожим утверждение, что ему удалось в одиночку выиграть информационную войну в 1994-1996 годах у целого полка российских военных идеологических бойцов. Последнее, замечу, не так уж далеко от истины. Хотя вернее было бы сказать, не столько он выиграл информационные бои, сколько мы их проиграли, особенно в начале первой чеченской кампании.

Мовлади Удугов (настоящая фамилия Темишев) родился в 1962 году в Грозном. Во времена горбачевской перестройки – активист общественных движений «Кавказ» и «Барт», выступавших с антирусскими программами. В декабре 91-го назначается министром информации и печати Чечни, а с февраля 95-го становится фактически пресс-секретарем Д. Дудаева. Ярый сторонник построения на Северном Кавказе независимого от России исламского (ваххабитского) государства от Каспийского до Черного морей. Лично знаком с влиятельными зарубежными лидерами ваххабизма*. Крайне отрицательно относится к исламу традиционного для Кавказа суннитского** толка. Поддерживает постоянные связи с ведущими иностранными корреспондентами, аккредитованными в России. По утверждению людей из его окружения, щедро одаривал некоторые наши центральные телекомпании и газеты за антиармейские материалы из Чечни.

Мовлади сызмальства мечтал стать известным журналистом. Еще в школьные годы активно сотрудничал в республиканской молодежной газете «Комсомольское племя». Сверстники и наставники не скупились на похвалы «талантливого» юноши, предсказывая ему блестящее журналистское будущее. Окончив школу, он поехал покорять Москву, однако две попытки поступить в престижный МГУ на журфак завершились полным провалом. Это был первый чувствительный удар по его амбициям.

Вернувшись домой, Удугов устроился работать в газету «Комсомольское племя». Заочно окончил в 1988 году экономический факультет Грозненского университета. В период учебы попытался занять освобождающееся кресло редактора университетской газеты, но неудачно.

Единственный номер, который ему доверили выпустить, был признан идеологически вредным. За националистические настроения Удугову даже отказали в приеме в члены КПСС. В прежнее время с пропагандой не шутили.

Неизвестно, чем бы для вольнодумца все это закончилось, но наступила перестройка, обострившая националистические настроения, и пришла мода на сепаратизм. Для Удугова это была родная стихия.

Чем больше местных звезд журналистики русских, еврейских, армянских и других кровей покидали Чечню, тем громче звучал голос молодых чеченских репортеров-радикалов, успевших вкусить прелесть информационной власти.

Мовлади старался больше других, выступая на митингах с экстремистскими призывами превосходства чеченцев над другими народами Кавказа. Удугов понравился тогдашним республиканским лидерам, и его все чаще стали приглашать на сходки новой политической элиты. Иные воспользовались бы моментом, чтобы заполучить влиятельные посты, но он не стал суетиться в поисках «хлебного места». Его интересы лежали в другой плоскости. Мовлади всерьез готовился к информационным битвам.

Когда в Чечне запахло войной, Удугов явился к президенту Дудаеву с развернутым планом идеологических диверсий против Российской армии. Стержнем «концепции» был тезис об особой роли газет, радио, телевидения как боевых средств ведения идеологической войны, что основным в предстоящей работе должно стать не информирование отечественной и зарубежной общественности о происходящих событиях, а «создание» самих событий. В переводе на язык спецслужб это означает сознательный обман, дезинформация людей с целью формирования необходимых условий для жизнедеятельности местной элиты, сумевшей в своих руках сосредоточить власть, деньги и оружие. План Джохару понравился, и он дал добро на его осуществление.

В период первой чеченской кампании Мовлади активно использовал арсенал средств, очень напоминавших те, что применяла геббельсовская пропаганда, чей главный принцип: ложь, сказанная в тысячу первый раз, становится правдой. Он умело адаптировал к новым условиям и другой небезызвестный постулат: «Чем откровеннее ложь, тем охотнее в нее верят».

Многие журналисты ехали тогда на чеченскую войну в поисках славы и денег. Только суточные у многих российских телевизионщиков превышали сотни долларов.

В первые дни боев в декабре 1994 года у ворот КПП вблизи Моздока, где расположился штаб Объединенной группировки войск, толпились журналисты в ожидании информации, но московские идеологические чиновники всячески избегали таких встреч. И неудивительно, что вся пишущая и снимающая братия бросилась искать новые источники новостей. Так, многие из них оказались в кабинете Удугова. К встречам со своими «дорогими коллегами» он готовился основательно. К их услугам всегда были «свежие свидетели» зверств наших солдат, сомнительного вида «солдатские матери» с жуткими историями службы своих сыновей, повергавшими в шок тысячи российских матерей.

Все было продумано до мелочей: кому – «виски», кому – «баксы», кому – краденую машину, кому – эксклюзив с Дудаевым. Всем – внимание, всем – информация, всем – вечная дружба.

Его заслуги были оценены военно-политическим руководством мятежной республики. И вскоре после окончания боевых действий он возглавил так называемое министерство иностранных дел, а затем его назначают вице-премьером.

Многие аналитики, в том числе и на Западе, склонны считать ритуальное отрезание голов у граждан Великобритании и Новой Зеландии частью дьявольского плана противников Масхадова по его дискредитации и устранению с политической сцены. И одним из разработчиков этого проекта называют «серого кардинала Ичкерии» Мовлади Удугова. На фоне террористов-отморозков, способных без разбора казнить людей, отрезать у них уши, головы, он выглядит этаким просвещенно-рафинированным политиком.

Для создания новой цементирующей чеченское общество идеологии Удугов использовал идеи национализма и исламизма. Не без его активного участия организовывалось молодежное движение «Нохчи», чья деятельность базируется на идеях особой миссии чеченцев на Кавказе, их превосходстве над другими кавказскими народами, не говоря уж о славянах. Но такой подход к переделу сфер влияния был пригоден только для «внутреннего потребления», у соседних народов он не мог вызвать понимания и поддержки, что и подтвердил кризис в бывшей Конфедерации народов Кавказа. Все попытки чеченцев добиться в ней безусловного лидерства потерпели фиаско. Как известно, на Северном Кавказе в исламе суннитского толка веками наибольшим влиянием пользовались нечеченцы. Чтобы исправить эту «историческую несправедливость», Удугов идет на хитрый трюк. Во многом благодаря именно его стараниям создается новая Конфедерация народов Кавказа под зловещими знаменами ваххабизма. В качестве организационно-идеологического стержня выступает идея так называемой исламской нации. Правда, при этом замалчивается, что возглавлять эту нацию будут чеченцы, а пушечным мясом станут дагестанцы, ингуши, карачаевцы, кабардинцы. Даже Адолло Алиеву, одному из лидеров дагестанских ваххабитов, отводилась третьестепенная роль.

Провал агрессивного наступления чеченских террористов на Дагестан в 1999 году серьезно сказался на репутации Удугова. Информационное обеспечение бандитской акции на этот раз было не на высоте, слишком явными оказались просчеты.

Чего стоит такой ляп, когда подготовленный боевик объяснял телезрителям, что питаются ваххабиты не ворованной у дагестанцев живностью, а якобы той, что подстрелена российскими солдатами. Такое сообщение могло вызвать только усмешку, ведь любой ребенок здесь знает, что мусульмане, а тем более последователи «чистого ислама» падалью не питаются. Такого рода проколы не могли остаться незамеченными, и его авторитет специалиста по психологической борьбе оказался серьезно подорван. Он все реже дает свои интервью за рубежом, исчез с российских телеэкранов, на него уже не ссылаются уважающие себя СМИ.

Поговаривают, что нынче пороги арабских банков обивают чеченские политики «новой волны», готовые заменить дискредитировавших себя чеченских лидеров. И находят, как когда-то Удугов, поддержку и понимание. Восток, как известно, дело тонкое.