Текст книги "Стрела Аримана"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Геннадий Прашкевич
Стрела Аримана

Мудр тот, кто знает нужное, а не многое.

Эсхил

Завоевательница

Честно говоря, Зита ожидала большего.

Может быть, гораздо большего.

Разумеется, она не думала, что зеленые площади и магистрали Мегаполиса будут затоплены бурлящей пестрой толпой, что у каждого Инфора, у каждой живой скульптуры, у каждой башенки Разума будут кипеть импровизированные карнавалы, а под белыми башнями МЭМ (Мировой Электронный Мозг) с не меньшей силой и с не меньшим неистовством засверкают невероятные ярмарки либеров, как это бывает, скажем, в день Свободы. Нет, ничего такого Зита не думала, и все же была разочарована.

Мнемо – другая жизнь, Мнемо – другие возможности. Южные либеры настаивают: машина Ждана Хайдари должна принадлежать всем.

– Мнемо, другая жизнь! – фыркнула Зита. – Зачем мне другая жизнь, если меня вполне устраивает эта, если я собираюсь устроить ее разумно!

Будущее может оказаться не похожим на вашу мечту, но будущее будет таким, за какое вы проголосуете.

Это так. Голосование – дело конкретное. Голосование приносит конкретный результат. Это важно.

Зита улыбнулась.

Темноволосый мужчина, устроившийся на высокой террасе кафе, проводил ее восхищенным взглядом.

Зита вздернула голову, рыжие волосы разметались по плечам. Чем больше будет подобных восхищенных взглядов, тем легче она решит свои проблемы. А что касается будущего голосования, то до него еще далеко.

Проблема личностных контактов. Мнемо – еще одно ваше будущее. Мнемо предоставляет вам невероятный выбор.

«Значит, и мне! – не без гордости подумала Зита. – Я, конечно, не такая умная, чтобы пользоваться Мнемо, но я и не собираюсь это делать. У каждого своя цель, свое назначение». Что бы там ни говорили о той, другой жизни, ей, Зите, нравится реальная.

Она с удовольствием осмотрелась.

Ей уже приходилось бывать в Мегаполисе. Десять лет назад она была здесь – Общая школа поощряет такие поездки. Правда, потом она уже ни разу не выбиралась сюда, ей нравились места более дикие. Таких мест на Земле много, и они всегда разные, а мегаполисы все же похожи один на другой, где бы они ни располагались – в долине Рейна, в Американском треугольнике, в Японской зоне, на Зондском архипелаге или на юге Западной Сибири. Мегаполис есть мегаполис, его назначение строго определено, а Зиту всегда манила природа. Только природа дарит ощущение тайны, живет сама по себе, не сообразуясь с тобой, только природа возвращает тебя в вечное. Смотреть на запутанный ход муравья, на его долгую хлопотливую пробежку с грузом и без, видеть стремящегося к цели оленя, рассматривать смутные тени рыб сквозь толщу озера – это схоже с ощущением, охватывающим тебя в башенке Разума: ты весь открыт, тебя кто-то видит!

Правда, Зита считала все эти слухи о далеком вселенском Разуме вздором, но в башенке Разума ее всегда охватывало волнение. Рвущаяся вверх готика стен, раскрытая в небо кровля… Может, правда, кто-то видит тебя, ощущает, чувствует?..

Зита фыркнула: ощущать и видеть тебя – это позволено только МЭМ. Нет, Зите не по душе башенки Разума, и не только ей: сейчас туда мало кто заглядывает. Ей больше нравятся места дикие, свободные. Скажем, Ганг.

Она вздохнула.

Она, выросшая на океанском шельфе, на островах, сразу же была покорена гигантской пресной рекой. Эти древние каменные храмы, эти вечные, мутные, полные тайн воды, это иссушенное солнцем небо… Зита черпала ладонями воду, в который раз поражаясь тому, какая она в Ганге мутная. Ну да, эта муть целебна, она настояна на гималайском серебре. Зита не побоялась сделать глоток, а стеклянная Колба, наполненная той же водой, до сих пор стоит в ее комнате, не умирая, не зацветая, не давая никаких запахов. Но почему она все же такая мутная? До встречи с Гангом она считала, что его вода должна быть прозрачной – ведь она привыкла к прозрачному океану – и сквозь ее толщу можно увидеть неровное илистое дно. На Курилах, например, были места, где, свесившись со скалы, можно было увидеть на дне океана каждый камешек. Но все оказалось не совсем так. Впрочем, разочарование ли это?

Сирены Летящей. Особое мнение палеонтолога Гомера Хайдари. Судьбу Третьей звездной решать вам.

«Гелионис» как вариант будущего. Ждан Хайдари и Ри Ги Чен: будущее формируем сегодня.

Юнис: новая программа. Гумам утверждает: туманы запахов – тупиковый путь.

Индекс популярности; Ждан Хайдари, Хриза Рууд, Ри Ги Чен, доктор Хайдари, доктор Чеди, Гумам, Юрий Ходоров, Гомер Хайдари, лицедеи из Юнис – Хирш и Сэнь Сяо.

Лицедеев из Юнис Зита видела только на экранах, а о докторе Чеди вообще имела самое смутное представление, как, кстати, и о Ходорове Этот Чеди, прожив в Мнемо другую жизнь, что-то там прорицает. Рано или поздно единое человечество вновь разобьется на кланы и семьи.

Она вспомнила: государство – семья или каждая семья’ – государство. Доктор Чеди настаивает на таких вариантах.

Меньше всего в индексе популярности Зиту удивили имена Хайдари, их деятельность всегда оценивалась высоко. Правда, обидно видеть Хризу Рууд на втором месте. Место Хризы Рууд всегда первое. Зща считала Хризу Рууд великой женщиной. Не только потому, что Хриза Рууд возглавляла Общую школу, являясь ее Настоятельницей, но и потому, что она действительно была великой женщиной, ведь когда-то она сама воспитала сына. Индивидуально, что сейчас редкость.

«Ладно, – шепнула себе Зита, – я тоже буду, как Хриза Рууд».

Ей нравились белые клубы облаков над башнями МЭМ. Дохнул ветерок, она зажмурилась. Зачем люди куда-то торопятся, куда-то уходят? Зачем Ждан Хайдари и Ри Ги Чен собираются уйти на «Гелионисе» в океан? Пять лет без какой-либо связи с материками, с человечеством, даже с МЭМ! Какой странный, какой величественный эксперимент!

Без МЭМ! Вот этого Зита вообще не могла понять.

Опыт инженера или испытателя, наблюдения ботаника или астронома, формула математика или социолога, лепет ребенка и воспоминания стариков – все бесконечно и беспрерывно вливается в безграничную память МЭМ. Зачем от него отключаться? МЭМ следит за твоим здоровьем, за состоянием твоего духа, за твоим общественным ростом, за твоей семьей. МЭМ всегда готов помочь, дай лишь знак. Зачем им, на «Гелионисе», отключаться от МЭМ?

Зита укорила себя: она знает так мало.

Вот Мнемо – это понятней. Машина Мнемо, построенная Жданом Хайдари, позволяет любому человеку прожить еще одну, другую, совсем другую жизнь. Причем именно прожить, то есть обогатиться настоящим и новым опытом, действительно настоящим и новым, прежде никак не характерным для твоей жизни. Немалое открытие. Ждан Хайдари не случайно возглавляет индекс популярности. Зита видела его на экране Инфора. Ждан показался ей медлительным, рыхловатым. Длинные волосы на лбу были схвачены узкой сеточкой – это ей понравилось. Кажется, он косил. Зита еще удивилась: в наше-то время! Впрочем, он никогда особенно ее не занимал, в планах ее будущей жизни ему не предназначалось никакой роли.

Но о Мнемо, о машине Ждана Хайдари, она не могла не знать. Вечерами на Симуширском биокомплексе немало говорили о Мнемо. С одной стороны, вроде бы чистая иллюзия: ты подключен к многочисленным датчикам, остаешься в реальном мире. Но, с другой стороны, там, в смутных глубинах Мнемо (своего сознания) ты живешь совершенно другой жизнью, той, которую ты мог прожить, если бы в свое время выбрал именно такой вариант. Скажем, доктор Чеди, биолог, никогда особенно не интересовавшийся социологией и историей, именно там, в Мнемо, в другой жизни, разработал теорию исторической спирали, весьма заинтересовавшую Высший Совет. «Надо было внимательнее слушать, – укорила себя Зита, – эта теория, наверное, и впрямь важна, ведь не каменный же век предсказывает человечеству доктор Чеди».

Юнис: новая программа. Гумам утверждает: туманы запахов – тупиковый путь.

«А вот туманы запахов Гумам отрицает зря», – весело решила Зита. Он, наверное, ревнив, этот Гумам. Он великий мастер, его голографические реалы сводят с ума, восхищают, печалят, но туманы запахов тоже имеют смысл. Трижды побывав на сеансах ТЗ, Зита каждый раз покидала зал восхищенной.

Нет, нет! Почему тупиковый путь? Просто это нечто другое.

Десять лет назад Мегаполис поразил Зиту динамикой. Сотни утапов (универсальная единица транспорта), пестрые, как радуга, ярмарки либеров, световые короны над белыми башнями МЭМ и, конечно, люди, люди, люди, очень много людей. «Этот доктор Чеди что-то там недопонял, – подумала Зита. – О каком разделении человечества на отдельные кланы и семьи может идти речь? Что из того, что площади Мегаполиса стали пустоватыми? Каждый занят своим делом».

Она огляделась, отыскивая Инфор.

Подними руку с браслетом, и Инфор ответит на любой твой вопрос. Ведь Инфор – это частица МЭМ, его голос, а МЭМ знает все.

Зита никогда не задумывалась, кто и когда выдал ей ее почти невесомый полупрозрачный браслет – неуничтожимый, неснимающийся, прохладный. Просто она всегда помнила его на руке и всегда носила. Он был привычен, как облака на небе, как башни МЭМ, как океан. Он был ее частицей, ее продолжением. Хочешь сменить работу? Подними руку: МЭМ через Инфор предложит тебе массу увлекательных занятий. Хочешь побывать в Каскадных горах, в Арктике, на Фолклендах? Подними руку: МЭМ через Инфор подскажет, как проще и удобнее это сделать. МЭМ всегда выручит и поможет. МЭМ видит тебя, слышит тебя, заботится о тебе. С браслетом на руке ты всегда в системе МЭМ, с браслетом на руке ты не имеешь никаких проблем. Требования либеров отключить человечество от МЭМ, вернуть людям самостоятельность – игра. Этих игр Зита не принимала.

Проблема личностных контактов. Общая школа нуждается в реформах. Хриза Рууд за дискуссию.

Десять лет назад Мегаполис показался Зите кипящим котлом. Он и сейчас был весь в движении, но его динамика, несомненно упала. Правда, почему на улицах так мало мужчин? Почему не каждый оглядывается на нее? Почему вон тот одинокий человек на террасе кафе даже поднял воротничок рубашки?

Судьба синтезатора решится общим голосованием. Ждан Хайдари противобщего голосования. Дом Науки: синтезатор открыт для всех.

Великое создание – синтезатор Это и есть вечная, наконец овеществленная мечта – истинно безотходное производство. Вводи в синтезатор то, что имеешь, и получай на выходе то, что хочешь.

Впрочем, она, конечно, упрощает. Сырье следует тщательно подбирать, иначе получишь на выходе медное золото или деревянный камень. Говорят, бывало и такое. Но Зита за массовое производство синтезаторов. Зачем тут голосование? Зачем эта пятилетняя проверка на «Гелионисе»? Всеобщее распространение такой машины не может не отразиться на состоянии мировых дел, но ведь если и отразится, то только в лучшую сторону… Нет, нет! Ри Ги Чен и доктор Хайдари не зря занимают свои места в первой десятке индекса популярности. К тому же, создав, может быть, самую замечательную машину века, они нисколько не потеснили в десятке любовь Зиты – Хризу Рууд. Хриза Рууд – над ними. Уже одно это внушало Зите интерес ксоздателям синтезатора. А высвобожденное синтезаторами время… Скажем, биокомплексы, вроде того, где она работает, станут ненужными… Так учись! Проблема свободного времени давно решена. Учись владеть компьютером, синтезатором, голографическим конструктором, подчиняй себе неведомое, освобождай себя от опеки биороботов и людей. Если ты умеешь подбирать ключи к генетическому коду своего биоробота или к непостижимой логике подчиненных тебе машин, твой индекс популярности мгновенно вырастает. А каких ценностей еще желать? Разве уровень твоей необходимости обществу – не самая главная ценность?

Остановившись у Инфора, Зита машинально ткнула пальцем в контролер Индекса популярности.

«На общем уровне».

Ну да! Зита вздохнула. Ну да, она еще ничего такого не изобрела, она не побывала в космосе, не родила сына. Чего вздыхать? Разве она ожидала какого-то другого результата?

Зита рассмеялась.

Она ни в чем не чувствовала себя ущемленной.

Кусок яркой и легкой ткани свободно охватывал ее плечи и бедра, теплый ветерок, налетая, перебирал рыжеватые волосы. Она чувствовала себя юной, свободной Она хотела движения, она хотела, чтобы все вокруг кипело.

Светлый мир, светлый!

Она, конечно, не все понимает в тех проблемах, что постоянно ставят перед человечеством все эти Хайдари, Чеди, Гумамы или, скажем, либеры, но зачем, собственно, ей все это понимать? Разве нет МЭМ? Возникнут сложности – МЭМ поможет. МЭМ – воплощение опыта всей человеческой истории. В конце концов, дело не только в твоем личном интеллекте. Всем этим Хайдари, Чеди и Гумамам, столь блистательно необходимым человечеству, она всегда предпочитала и предпочитает Хризу Рууд – Настоятельницу Общей школы.

Общая школа…

Единственное, что портило ей настроение, – воспоминание об Общей школе.

Она вдруг явственно увидела малышей. Их ведут на прогулку. Над ними гвалт, над ними небо бездонное.

Сердце Зиты заныло.

Не надо сейчас об этом.

Сирены Летящей. Ошибка группы Морана. Особое мнение палеонтолога Гомера Хайдари.

Ага, это о Второй звездной.

Зита, как все, радовалась возвращению Второй звездной, но ведь это случилось почти два года назад. Честно говоря, Зита уже малость подзабыла о том, что рядом с ней живут сейчас люди, необыкновенные хотя бы тем, что они и впрямь побывали там – в мертвом холоде, в мертвой пустыне, в абсолюте холода и пустоты.

Сирены Летящей. Судьба Дага Конвея. Особое мнение палеонтолога Гомера Хайдари. Расшифровка на любом Инфоре.

Моран… Даг Конвей… Гомер Хайдари… Даже сами имена звучали как-то не так…

«Ну да, – уверенно сказала себе Зита, – как они могут еще звучать? Сунули людей в титановую коробку и выпихнули на несколько лет в пустое пространство. Они, наверное, не понимают Земли – прелести прибоя, прелести закатов. Они, наверное, боятся Солнца, ведь Солнце для них прежде всего – источник жестокого излучения…»

Странные люди.

Зита даже расстроилась, так ей стало жаль участников Второй звездной.

Задумавшись, она медленно шла по узкой аллее Центрального парка. Центральный парк – это только название, вряд ли следует смотреть на него как на некий, даже условный, центр Мегаполиса. Если быть точным, Центральный парк – всего лишь часть территории Института человека. Вон те здания, что террасами поднимаются по холму, это и есть комплекс института, в котором созданы такие необычные машины, как Мнемо и синтезатор.

Зита смотрела на институт с почтением.

А сирены Летящей?

Зита присела на пластиковую скамью, уютно окруженную кустами сирени. Она жалела участников Второй звездной. Участников Первой звездной она тоже жалела, но те хоть, кажется, не понаделали там ошибок. Она глазами отыскала экран Инфора – юн он, чуть левее скамьи.

Сирены Летящей…

Она улыбнулась, отметив, что непроизвольно села так, как обычно это делает Хриза Рууд. Зита всегда старалась подражать этой невероятной, этой восхитительной женщине. Левая рука на колене, правая – на запястье левой, голова чуть откинута, рыжеватые волосы густо рассыпались по плечам.

И глаза…

Зита хорошо знала, какие у нее глаза. Про такие глаза говорят – бездонные. У ее сына будут такие.

Поднять руку?

Она подняла. Экран Инфора вспыхнул.

Диктор (может, биоробот, а может, действительно кто-то из тех, кому нравятся такие занятия) глянул на Зиту восхищенно. Она сделала правильный выбор, он ответит на любой вопрос! Глаза диктора (или биоробота) были полны неподдельного, настоящего восхищения: да, да, сведения Зиты верны. Вторая звездная – это несколько лет пути во тьме, в космическом холоде, а конечная цель – одна из планет звезды Летящая Барнарда.

Зита это знала.

Диктор восхищенно кивнул: да, он видит, что Зита знает немало. Что же касается группы Морана, она состояла из трех космонавтов: сам Франс Моран, астроном, Даг Конвей – биолог, Гомер Хайдари – палеонтолог. Именно они высаживались на боте на планету Ноос – четвертую планету Летящей Барнарда.

Зита нетерпеливо мотнула головой. Это она знает. Она хочет подробностей.

Диктор понял Зиту: на экране высветились лица, чем-то неуловимо похожие, хотя и не одинаковые. Даг Конвей – белобрысый, голубоглазый, явно с Севера. Франс Моран – круглолицый, медлительный, откуда-нибудь из Бретани. Наконец, раскосый по-азийски Гомер Хайдари.

– Да, да, это они, – пояснил диктор. – Это они высаживались на Ноос. Замечаете, в их глазах таится напряжение? Практически невозможно снять его, космос вселяется в человека навсегда. Правда, это делает их похожими? Но это они, именно они, – напомнил диктор, – впервые за всю историю человечества обнаружили в горных породах чужой далекой планеты нечто вроде окаменевших спор. И это они открыли сирен на Ноос.

– Я все время слышу: «сирены, сирены», – мотнула головой Зита. – А почему сирены?

На мгновение ей представилось ’что-то крайне доисторическое: полуженщины, полуптицы. В древности кто-то даже привязывал себя к мачте, не то спрыгнул бы с корабля и навсегда остался с сиренами, так волшебно, так упоительно умели они петь. Ведь пели?

Диктор восхищенно кивнул. У Зиты прекрасная память, с ней легко и интересно разговаривать. Сейчас она сама увидит сирен.

Он так много наговорил об этих сиренах, что Зита испытала острое разочарование, увидев на экране голую каменистую пустыню, а на обожженных камнях – странноватые кустики. Их кожистые, нисколько не привлекательные листья медленно изгибались и вдруг дергались судорожно… Это и есть сирены? Зита правда была разочарована. Чем, собственно, эти сирены интереснее водорослей? У Зиты на Симуширском биокомплексе есть любимое место – скала, круто обрывающаяся в океан. Под скалой большая глубина, вода всегда прозрачна. Сквозь толщу воды хорошо видно, как раскачиваются на дне длинные, перфорированные по краям листья ламинарий. Куда как привлекательнее сирен.

– Почему – сирены? – переспросила она.

Правильный вопрос! Диктор снова кивнул. Ему явно льстила беседа с такой красивой женщиной. К тому же Зита все понимает… Она теперь ясно видела, что листья сирен действительно изгибаются, вздрагивают конвульсивно. Прямо на ее глазах некоторые из них свернулись в подобие не очень аккуратных воронок, на стеблях вспухли странные наросты. Какие-то испарения поднимались над кустиками и осыпались вниз легкими светлыми хлопьями. Одновременно со всем этим слышался долгий далекий звук, нежный, совсем не резкий, но отчетливый, зовущий, полный странного томления, которое вполне можно было принять за призыв.

Зита вздрогнула.

Зачарованная, она увидела океанский накат. Чайки, дымка, безмерность… Выбежать на террасу, перегнуться через прохладный каменный парапет, счастливо задохнувшись, увидеть внизу еще одну террасу, обрывающуюся прямо в океан, и женщину – смеющуюся, счастливо наклоняющуюся над ребенком, и нежные руки ребенка, не руки, ручонки, совсем крошечные: пальчик не длиннее ногтя на мизинце Зиты.

Сердце Зиты счастливо дрогнуло, она невольно прижала пальцы к вискам. Сколько все это длилось?

– Это всегда так, – понимающе улыбнулся диктор. – Вы отвлекаетесь всего на минуту, а потом оказывается – слушали сирен весь день. Чтобы кто-то заскучал и попробовал отключить Инфор, я такого не помню. Увлекает, правда?

Зита кивнула.

Она была потрясена. Эта песнь сирен… Неужели она просидела на скамье перед Инфором почти час?.. И если это так, то как же пришлось группе Морана? Там, на Ноос, они могли заслушаться по-настоящему. Немудрено наделать ошибок… Она уже поняла, почему эти невзрачные кустики названы сиренами, и теперь хотела знать что такого натворили на Ноос Моран и его спутники?

– Они нарушили Положение о Космосе.

Сообщая это, диктор держался крайне серьезно.

Зита кивнула. Что там сказано в этом Положении?

Диктор процитировал.

– «При любой попытке человека войти в контакт с неизвестной ранее формой жизни все, что может явиться причиной опасности как для самого человека, так и для неизвестной ранее формы жизни, должно быть категорически устранено. Если сам контакт по каким-либо причинам представляет собой угрозу как для человека, так и для неизвестной ранее формы жизни, человеку следует отступить. Все иные реакции человека на изложенную выше ситуацию относятся Положением к категории неприемлемого риска…» – И спросил: – Я внятно изложил суть?

Зита кивнула.

– Вполне… Этот Даг Конвей, такой голубоглазый, он что, правда погиб на Ноос?.. Эти сирены опасны?

Диктор заметил, что в некотором смысле, несомненно, опасны.

– А разум?.. Эти сирены разумны?

Диктор был готов ответить на любой вопрос.

– Разумны? Возможно… Но есть люди, отрицающие это… Скажем, палеонтолог Второй звездной Гомер Хайдари… Хотите знать его мнение?

Зита энергично потрясла головой. Нет, нет! С нее достаточно. Эта голая каменистая пустыня на экране… Как можно выжить в такой пустыне? Что вообще делают на Ноос сирены? И если это загадка, то когда ее разгадают?.. Это зависит и от нее? Зита растерялась, как от нее?.. И поняла. Как она могла забыть: предстоит общее голосование по Третьей звездной. Она, Зита, тоже будет определять судьбу экспедиции. Но надо ли лететь в такую даль, чтобы заниматься столь странными и вряд ли полезными существами?

Зита говорила, а сама чувствовала смущение, ее сбивали с толку Глаза палеонтолога Гомера Хайдари. Казалось, он смотрит прямо на нее, видит ее.

И песнь сирен… А ведь это только обрывок… Как звучит эта песнь там, под чужими звездами?

Зита зябко повела плечами.

Взгляд Гомера Хайдари сбивал ее с толку.

Она слышала, и это было правдой, что Гомер Хайдари, как, кстати, большинство участников Второй звездной, был воспитан матерью индивидуально. Однажды, еще в Общей школе, Зита была на встрече с подводным археологом, который тоже был воспитан индивидуально. Пожалуй, он смотрел, как Гомер. Его взгляд тоже смутил Зиту. Наверное, они все такие, кто избежал Общей школы. Только Общая школа вырабатывает в человеке истинную гармонию.

Она покачала головой.

Ее соседку по Симуширскому биокомплексу зовут Нора Лунина. Она член Родительского клуба, воспитывает дочь индивидуально. Неужели когда-нибудь дочь Норы будет смотреть на мир с такой же скрытой усмешкой, как смотрит Гомер Хайдари и как смотрел тот подводный археолог?

Вслух Зита этого не спросила.

Отгоняя смущение, она дерзко мотнула головой, раскидав по плечам рыжеватые волосы. Долой Инфор! Долой долгие разъяснения! Она прилетела в Мегаполис вовсе не затем, чтобы вдумываться в случившееся на далекой планете Ноос. Все эти либеры, синтезаторы, Мнемо, ТЗ, башенки Разума – пусть всем этим занимаются те, у кого есть время и желание. Она же хочет стать членом Родительского клуба, хочет сама воспитать своего будущего сына, не отдавая его в Общую школу. Зита найдет человека, союз с которым даст ей право на индивидуальное воспитание, Она получит доступ в Родительский клуб, станет его активным членом, а если понадобится, добьется встречи с самой Хризой Рууд. Зита – не либер. система МЭМ ее устраивает, но своего ребенка она воспитает и вырастит сама. Ведь получилось это у матери палеонтолога Гомера Хайдари, ведь получается это у Норы Луниной. А в синтезаторах и Мнемо пусть разбираются их создатели.

Зита прижала ладони к разгоряченным щекам. Она все еще чувствовала на себе взгляд Гомера Хайдари. Разумеется. Гомер Хайдари смотрел вовсе не на нее, это была только картинка, но Зита чувствовала непонятное смущение. Надо вести себя сдержанней, столь явные чувства ей не на пользу, ведь МЭМ фиксирует все. Потом, при тестировании, слишком явные чувства могут сослужить ей не самую лучшую службу.

Нет, нет! Не думать об этом!

Но она все еще слышала долгую песнь сирен. Она чувствовала, знала: своего сына она будет воспитывать и растить сама и не отдаст его в Общую школу. Разве не в ее силах дать ребенку уверенность, здоровье, правильное понимание мира и человека? Разве всей своей семнадцатилетней жизнью Зита не доказала своей воспитанности, гармоничности, самостоятельности, доброты, благожелательности, упорства? Она человек вполне гармоничный. Некоторый переизбыток страстности вполне уравновешивается ее искренним и глубоким уважением ко всему созданному и совершенному современным человеком. В пять лет, ладно, она приведет ребенка в Общую школу, она ведь не враг ему, но до пяти лет… Она готова к роли воспитательницы! Умеет быть внимательной, нежной. Нора Лунина доверяла ей своего ребенка. Она внимательна и научится быть еще внимательнее. Чуть запоздало, но благодарно Зита кивнула исчезнувшему с экрана диктору (или биороботу). А все эти «Гелионисы», Мнемо и Звездные… Ей, конечно, жаль погибшего на Ноос биолога, но они там с этим сами разберутся. А она, если будет за что-то голосовать, то прежде всего за синтезатор. Синтезатор окончательно высвободит людей. Женщин уж точно окончательно. А что важнее для матери, чем полное освобождение? Что вообще исключительнее дара матери? Разве самая творческая работа кипит не в семье? Как можно не понять изумления: ты вскочила, босая бежишь по прохладному полу, открываешь на бегу высокие двери, ты видишь раннее утро и то, как широко и страшно распахнут на горизонте океан. Как не понять задыхающегося от счастья сердца? Ведь там, на нижней террасе, если нет ветра, нет тумана, прямо под узловатой сосной, вытянувшей над берегом сухие плоские ветки, под ее ободранным смолистым стволом сидит Нора Лунина! Ее глаза полны нежности, лицо светится. Ее нежность неизбывна, потому что у ее груди смеется странное существо, крошечное, живое, тянущее к ней крошечные ручонки, нежно повторяющее голос матери…

Зита задохнулась.

Группа Морана, либеры, «Гелионис», Мнемо, ТЗ, синтезатор – как это все далеко!

Вздохнув, отогнав видения, она встала. Узкая дорожка, казалось, бесцельно петляла среди деревьев. Прямо из кустов сирени выглянула живая скульптура.

– Чего ты? – сказала живая скульптура. – Поговори со мной.

Зита рассмеялась. Кто-то из последних собеседников натянул на голову живой скульптуры нелепую голубую панамку.

– Я кофе хочу. А говорить мне не очень хочется.

– Да ну, – возразила живая скульптура. – Со мной всегда интересно, ты только начни. Вот ты сама откуда?

– С Симуширского биокомплекса.

– Вот я и вижу. Тебе, наверное, нужны советы, ты многого можешь не знать. Если так, спрашивай. У меня есть время.

– А у меня его не очень много.

Зита, правда, заторопилась. Она уже слышала запах кофе. Здесь, на террасах Института человека, много уютных уголков. Показав живой скульптуре язык, она скользнула за мощный куст рябины, тронутый желтизной, и увидела гостеприимно расставленные столики. За одним из них сидели трое мужчин. Зита кашлянула, но ее не услышали.

Ладно.

Зита села так, чтобы видеть всю компанию. Но что скрывать, она села так, чтобы слышать эту компанию.

Индекс популярности: Ждан Хайдари, Хриза Рууд, Ри Ги Чен, доктор Хайдари, доктор Чеди, Гумам, Юрий Ходоров, Гомер Хайдари, лицедеи из Юнис – Хирш и Сэнь Сяо.

Подумаешь, Ждан Хайдари! Первое место должно принадлежать Хризе Рууд. Зита всегда подражала Настоятельнице Общей школы, ей всегда хотелось походить не Хризу Рууд. Конечно, волна мерцающих волшебных волос, гибкие руки, гармония жеста, слова, походка – все это было подарено Хризе Рууд природой, но Зита работает над собой, она старается ни в чем не уступить той, кого обожает. Почему же на первом месте в индексе находится Ждан Хайдари?

Зита обиженно вздохнула.

Папий Урс (универсальный бытовой робот; вся бытовая серия шла под именем Папий Урс: так звали когда-то знаменитого биотехника) подкатил столик. Зита сама взяла чашку, голова закружилась от аромата, выбрала сок и только после этого осторожно покосилась на соседний столик.

Никто из тех троих не заметил ее появления.

Один, коренастый, широкоплечий, сидел к ней спиной. Он явно устал, она почувствовала это по его расслабленности. Утомленным выглядел и другой. Его рыхловатое, но доброе и совсем не старое лицо показалось Зите знакомым, было в нем что-то не совсем обычное. Зита не сразу поняла, что человек проста косит, и косит изрядно. Она удивилась: не столь уж сложная операция, почему он мирится с таким неудобством? А вот третьего Зита узнала сразу. Еще бы! Жесткие, будто дыбом вставшие волосы, гладкое лицо, совсем как у живой скульптуры, резкие жесты – конечно, это Гумам, один из самых популярных мастеров голографического реала. Зита видела в Юнис многие его вещи, ей особенно нравилась драма «Безумная». Зита смотрела этот реал много раз, она могла воспроизводить на память целые монологи. Там мать, случайным образом избежавшая коррекции, бежала из госпиталя вместе с ребенком и переживала умопомрачительные приключения.

Гумам утверждает: туманы запахов – тупиковый путь.

Возможно, но Зите сеансы ТЗ нравились.

Ей нравилось утонуть в мягком кресле, сосредоточиться, отключиться от всех забот и вдруг – это всегда бывает вдруг – уловить тот самый первый, самый странный момент, когда тебя начинают касаться медленные разводы серебряного фосфоресцирующего тумана, совсем как на океанском берегу. Они текут, колеблются, прозрачные и слоистые, они навевают легкую печаль, светлую смуту. Ты вспоминаешь полузабытые запахи водорослей, пузырящейся пены, нежных битых ракушек, прогретых солнечными лучами… Да мало ли что ты вспоминаешь и чувствуешь! В самом ничтожном запахе, даже в намеке на запах заключена чудовищная информация. За какое-то мгновение ты можешь заново пережить всю жизнь, а всего-то твоих ноздрей коснулся почти неуловимый запах…

Нора Лунина…

«О чем я? Нора Лунина далеко, я не на сеансе Т3…»

Коря себя за несдержанность – МЭМ все видит, МЭМ все слышит – Зита крепко сжала колени. И услышала:

– Выходит, к единому мнению мы не пришли.

Ну да, это сказал Гумам. Сказал раздраженно и резко. А тот, что сильно косил, поднял наконец голову и увидел Зиту. Что-то в глазах его изменилось, но все равно он смотрел как бы мимо Зиты.

– Единого мнения и быть не может, – все так же резко заявил Гумам. – Мы можем называть кроманьонцев дикарями, но рисовали они не хуже нас. И это была реальность. А Мнемо?

– Реальность?.. Что вообще есть реальность? – медленно спросил косящий.

– То, что сближает, – сразу ответил Гумам. – То, что можно потрогать. То, что помогает общению!

– Ну да. – Собеседник Гумама оставался спокоен, даже слишком спокоен. – Залы Юнис собирают невероятное количество зрителей. Но единение ли это? В театр уже в двадцатом веке ходили вовсе не для того, чтобы общаться. В театр вообще можно не ходить – почти та же информация приходит к нам и с экрана… Что же касается Мнемо, Гумам, хочу огорчить тебя: Мнемо – это вовсе не иллюзия, это не обман. Это жизнь. Это действительно жизнь. Другая, но жизнь, и к этому следует привыкнуть.