Текст книги "Цветы для Чирика"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Баксы?

– Вот именно. Обрадовался, что я его не обманул.

– А его уже обманывали?

– Кажется, да.

– Двадцать штук давали за полтинник?

– Кажется, так. Двадцать.

– Ну вот видите!.. – усмехнулся Куделькин-младший, засовывая за пояс пистолет. Одевался он в спальне и знал, что бывший чемпион его не видит. – Ну вот видите, дядя Валя!..

Но Валентин не видел Куделькина.

Валентин курил у раскрытой двери балкона и, прислушиваясь к стремительным сборам Куделькина-младшего, в который раз дивился: да что ж это за такая компьютерная фирма?.. Почему ж эта компьютерная фирма никак не даст выспаться своему сотруднику?.. И что это за город такой действительно?.. Почему жалкие бомжи на веселых летних улицах ходят в ватных телогрейках, но с долларами в руках?.. И почему они не стесняются носить грязные серые пыльники, но при этом покупают «Мартель» за поллимона бутылку?..

Богатый город…

Может, впрямь пора переносить столицу страны в Сибирь?

Глава VI
Труп в лесополосе

3 июля, Новосибирск

Оставив машину за мэрией, а в машине сержанта Лапшина, крепкого, молчаливого, спокойного, одетого в гражданское казаха, почему-то носящего русскую фамилию и как бы даже демонстративно ни на что не обращающего внимания, Куделькин-младший неторопливо направился в сторону коммерческих киосков. Если бомж, которого называют Полковником, действительно светится здесь, подумал он, значит, информацию о нем я запросто смогу получить у любого алкаша, постоянно толкущегося возле «Альтернативных напитков». Покажи уголок червонца, кто-то из бомжей непременно откликнется. Все они тут знают друг друга, кроме, конечно, самых конченых.

Киоск, который интересовал Куделькина, на самом деле назывался «Дунаев».

По крайней мере, козырек киоска украшала именно такая вывеска.

Странно, что киоск не прозвали «Голубым Дунаем», усмехнулся Куделькин. Странным показалось ему и то, что владелец знаменитого киоска каким-то образом получил разрешение в теплое время года выставлять на асфальт несколько столиков под полосатыми зонтиками и с неудобными высокими железными стульями. Нормальные люди, конечно, обходили киоск «Альтернативные напитки» стороной, зато от бомжей и алкашей всех видов отбоя не было. Бомжей привлекала близость зеленых скверов, за кустами и деревьями которых запросто и вовремя можно было укрыться от злого милицейского глаза, а заодно потихоньку опростать желудки и мочевые пузыри. Но прежде всего бомжей привлекала к «Альтернативным напиткам», конечно, фантастическая дешевизна самих напитков. Понятно, не тех, которые были красиво и открыто выставлены на широкой витрине, а тех, которых на витрине не было, и которые можно было получить только тайком из рук нежадных продавца, минуя кассу. Производились альтернативные напитки, скорее всего, где-нибудь тут же – в подпольных цехах Дзержинки, а может, расположенного поблизости Железнодорожного района.

Полковник…

Бомж по кличке Полковник…

Прежде осведомители, оплачиваемые полковником Лыгиным, ничего о странном Полковнике не сообщали. Еще неделю назад не было среди новосибирских бомжей никакого Полковника. Однажды, известно, был среди бомжей Генерал, но тот Генерал давно попал в колонию за непрестанное и дерзкое воровство. А новоиспеченному Полковнику, похоже, и воровать не надо. Новоиспеченный полковник богат. Если он пятьдесят долларов запросто отдает за пятьдесят, а то и за двадцать тысяч деревянных, значит капусты у придурка хватает.

Что-то в истории с Полковником настораживало Куделькина.

Вполне возможно, решил он, что я никого не найду. Вполне возможно, что речь, как чаще всего бывает, опять идет о творимой на глазах легенде. Другими словами, о пьяном бреде бомжей.

И все равно.

Что-то за всем этим стояло.

Клички на улице не возникают просто так, ни с того, ни с чего.

Новоявленный Полковник был или из пришлых бомжей, только что появившихся в городе, или это какой-то из местных вдруг выкинул нечто такое, что мгновенно дало ему право на особую, даже, можно сказать, на особенную кличку. Назовись случайный или пришлый бомж Полковником просто так, ни с того, ни с сего, грош цена была бы его инициативе. Нельзя дать кличку самому себе. Точнее, дать можно, но трудно, практически невозможно добиться того, чтобы в один день эта твоя новая кличка запросто утвердилась и слава о ней столь стремительно разнеслась по всем районам двухмиллионного города. Для подобного действительно требуется некое совершенно неординарное событие, способное крепко ударить по мозгам. Особенно по таким тупым и маленьким мозгам, как мозги бомжей, сплюнул Куделькин.

Он был несправедлив к бомжам и не собирался скрывать этого.

Он шел по проспекту хмуро, не оглядываясь по сторонам, потому что все внушало ему отвращение.

Куделькин не любил себя в таком состоянии.

Такое состояние приходило к нему редко, только с крайней усталостью, и тогда Куделькин сразу терял все нормальные чувства. Кроме, может быть, отвращения и ненависти. Если, конечно, ненависть и отвращение можно назвать нормальными чувствами.

И еще беспомощности.

Отвратительной и жестокой беспомощности, какую он впервые испытал год назад под Первомайском, куда был послан с отрядом сибирских милиционеров вместе с Зиминым, тогда еще майором, отбывшим, правда, свой срок в штабе, и с Витькой Лариным, капитаном, верным и старым другом.

Зимину повезло.

А вот Ларину и Куделькину выпала окопная жизнь.

Та самая окопная жизнь, над которой подшучивают, но стараются не подшучивать.

На ходу Куделькин вынул сигарету и закурил.

Вкус дыма вызывал отвращение.

Торопящиеся люди тоже.

Сам теплый летний день, такой нежный и сонный, вдруг подернулся для Куделькина непонятной сероватой и скучной дымкой, сквозь которую проступали лица таких же серых скучных неинтересных людей, звучали такие же раздражающе скучные серые голоса и смех.

Таким же серым и раздражающим было небо год назад над блок-постом перед поселком Первомайским, на котором находились тринадцать новосибирских милиционеров, когда раздался телефонный звонок и голос батальонного предупредил, что автобусы с боевиками и заложниками уже близко и на какое-то время блок-пост должен замереть.

Замереть и не делать ни одного лишнего движения.

Вообще никаких движений!

И само собой, ни одного Бог, выстрела!

Ничто не должно спровоцировать боевиков на бойню, хрипло прокричал по телефону батальонный. Когда колонна будет проходит мимо блок-поста, всем спрятаться в окопы! Батальонный был предельно категоричен. Чтобы не только оружия, но и самих бойцов никто из автобусов не увидел. Ваша обязанность, проорал, прохрипел по телефону батальонный, видимо, сам презирая свой приказ, сейчас же разойтись по окопам, спрятаться и постараться ничем не выдать себя, то есть не спровоцировать боевиков на бойню.

Капитан Ларин зло усмехнулся.

Капитан Ларин был аккуратным дисциплинированным офицером с очень правильным русским лицом, обрамленным светлыми волосами. И форма на капитане была пригнана ловко и аккуратно.

«Нет, ты послушай!.. Нас сюда прислали прятаться!.. Нас сюда прислали для того, чтобы мы прятались от боевиков!.». – выругался Ларин и в голосе капитана послышалось нечто странное.

На мгновение Куделькину показалось, что капитан Ларин расплачется.

Но Куделькин, конечно, ошибся, потому что никто, кроме него, не заметил в голосе капитана ничего особенного. Ну, недоволен капитан, так ведь, что ни думай, что ни говори, все равно лучше отсидеться в окопах, чем быть расстрелянным боевиками.

Ежу понятно.

И приказ поступил соответствующий.

Надо выполнять приказы.

Служба!

Кое-кто из рядовых даже посмотрел на капитана неодобрительно. Дескать, чего кочевряжится, человек? Приказ есть приказ. Приказ, он всегда приказ. Даже в Африке. Сказал сержант, бурундук – птичка, вот и не спорь, тащи крылышко. Приказали отцы-командиры спрятаться так, чтобы никто бойцов не заметил, ни заложники, ни даже сами боевики – надо выполнять приказ.

Особенно суетился лейтенант Гродников.

«Давай!.. Давай!.. – в каком-то неестественном нетерпении подгонял бойцов лейтенант Гродников. – Не торчать на виду!.. Прыгай в окопы!.. Все в окопы!.. Убрать с глаз оружие!.».

Окопы были глубокие и вырыты недавно.

Остро пахло растревоженной землей.

Прижимаясь грудью к краю окопа, капитан Куделькин настороженно вдыхал запах рыхлой свежей земли, почему-то отстранено представляя при этом, как такая рыхлая земля может взлетать в воздух при взрывах, и как такая рыхлая земля может мерзко и плотно забиваться в ноздри, давить на ослепшие глаза, если, не дай Бог, взрыв придется на твою долю…

Куделькин выругался.

«Ты чего?» – негромко спросил Ларин.

«Колонна…».

Колонна с боевиками и заложниками появилась перед блок-постом точно в одиннадцать тридцать.

Первым шел потрепанный повидавший виды «газик» дагестанской ГАИ, за ним зеленый УАЗ начальника 5-й оперативной зоны, а уже за УАЗом следовали желтые и оранжевые заляпанные грязью автобусы с местным спецназом. А уже за автобусами шли, сопровождаемые бронетранспортером с омоновцами, несколько «Икарусов» и «пазиков» с заложниками и боевиками. На знамени, болтавшемся над желтым «Икарусом» издали был заметен вытканный лежащий волк.

Борз.

Волк по-чеченски – борз, вспомнил Куделькин.

Ни одно государство мира никогда не включало волка в герб своей страны, со странным чувством вспомнил Куделькин беседу, проведенную с милиционерами перед их вылетом в Чечню. Ни одно государство мира никогда не выносило волка на флаг. Как ни крути, как ни обеляй волка, он хищник. Когда ему хочется жрать, он идет в чужую отару, поскольку сам от рождения, по определению, нищ. Волк режет овец. Ему плевать на политику. Ему вообще на все и на всех плевать. Он хищник. Он режет овец.

Над растянувшейся серой колонной, беспрерывно, как зловещие стрекозы, кружили четыре боевых вертолета.

«Целых четыре!.. Ты только посмотри… Целых четыре!.. – беспомощно выругался капитан Ларин и его передернуло от отвращения. – Целых четыре, бля!.. Не один, не два… А по-настоящему тут вполне хватило бы одного…».

«Для чего?» – не понял Куделькин.

«Чтобы расстрелять колонну».

«Там заложники», – напомнил Куделькин.

«Если мы упустим боевиков, – все с тем же отчетливым отвращением в голосе произнес Ларин, – они это запомнят… Они это запомнят и уже никогда не успокоятся… Они постоянно будут заниматься тем же самым похабством… Если им сейчас напрочь не поотрубать руки, они никогда не успокоятся… Чего мы стесняемся? Почему не рубим? Это же их метод, бля, отрубать воровские руки!.. С волками следует бороться их же методами…».

«Оставь… – хмуро ответил Куделькин. Ему не нравилось состояние капитана. – И без тебя тошно… Лучше посмотри, что у них там?.».

Движение колонны приостановилось.

Один из «Икарусов» глубоко просел в сырой разъезженной колее и забуксовал. Мгновенно выскочившие из автобуса, обвешанные оружием крепкие бородатые боевики с зелеными повязками на лбах попытались было вытолкать «Икарус» из грязи, но у них ничего не получилось. Тогда по сигналу подошел бронетранспортер с омоновцами и дернул автобус.

«Интернационализм, бля!.». – совсем нехорошо ухмыльнулся капитан Ларин.

И злобно выругался:

«Вот, бля, где он сидит у меня этот наш интернационализм!.. Вместо того, чтобы расстреливать боевиков, омоновцы им помогают!.».

«Помолчи, Виктор, не рви душу… – огрызнулся Куделькин. – Какого черта?.. Видишь, боевики уже шарят по поселку?.. Присматриваются, суки!.. А?.. И расставили гранатометчиков… Выучка чувствуется… Нас пока не трогают, но присматриваются… На нас им наплевать, мы перед ними не сила, но вот окопы… Кажется, они не прочь занять окопы…».

Капитан Ларин кивнул.

На самом деле в этот момент капитан Ларин смотрел не на чеченских гранатометчиков.

Он молча, с кривой улыбочкой на перекошенном лице, смотрел на потрепанный желтый «пазик», в котором, по пояс высунувшись из выбитого окна, плечистый бородач-боевик истерично лупил рукоятью кинжала о борт и так же истерично вопил: «Аллах акбар!».

«Товарищ капитан! – негромко обратился к Ларину рядовой Антипов. – Разрешите курить».

«Курите».

Это все, что могли позволить своим рядовым капитан Ларин и капитан Куделькин.

Молча покуривая в ладонь, милиционеры молча и хмуро смотрели вслед длинной автоколонне, наконец, после некоторой заминки медленно, как непомерно растянувшийся железный неряшливо раскрашенный червь, двинувшейся в сторону поселка Азамат-Юрт.

«Все!.. Кина не будет!.». – негромко объявил капитан Ларин.

И в этот момент послышался тугой непонятный шум и впереди на дороге свирепо грохнуло.

Взрыв.

Другой.

Один из боевых вертолетов, опустив свое страшное камуфлированное рыло, внезапно нанес удар по возглавляющей колонну машине дагестанской ГАИ. Остальные вертолеты, снизившись, пошли долгими устрашающими кругами над колонной. Мгновенно из автобуса с заложниками выкинулись грязные белые полотнища. Даже на таком расстоянии было слышно, как заложники кричат: «Не стреляйте!.. Не стреляйте!.».

«Молодцы!.. – торжествующе ударил кулаком по рыхлой земле капитан Ларин. Глаза его возбужденно сверкнули. – Нашлась все-таки умная голова!.. Именно сейчас, именно сейчас можно вчистую сделать боевиков!.. Абсолютно вчистую!.. Видишь, Юрка?.. Там впереди взорванный мост… Сейчас боевики начнут разворачиваться, в этот момент по ним и ударят с вертолетов!.. И выбросят десант!.. А как иначе?.. Абзац, бля!.. Доигрались!.. – Он даже ударил кулаком по бедру: – А тех, кто побежит к поселку, добьем мы…».

Куделькин покачал головой.

Впрочем, и капитан Ларин уже увидел, что замысел тех, кто командовал операцией, оказался совсем другим.

Развернувшись, автоколонна, ни на минуту не останавливаясь, споро двинулась обратно к блок-посту.

Ларин и Куделькин ничего не понимали.

Это позже Куделькин узнал, а Ларину и этого уже не удалось узнать, что боевикам по радиосвязи объяснили просто: «Обещали вас вывести на границу с Чечней, вот все, вывели! Хотите двигаться дальше, нет проблем – дерзайте. Метров на двести вас, наверное, вполне хватит, это с учетом наших вертолетов. Ну, а обратно в Дагестан, учтите, мы вас не впустим. Так что, господа боевики, вот вам час на размышления и на то, чтобы сложить оружие».

Ничего этого ни Куделькин, ни Ларин тогда не знали.

Из соседнего окопа, сопя, вылез лейтенант Гродников.

«Куда исчез бронетранспортер омоновцами?.. – выматерился лейтенант. Он тоже ничего не мог понять. – Куда исчезли машины со спецназом? Они что, провалились?.. Кто-нибудь понимает, что творится?»

«А ты взгляни на поселок», – хмуро посоветовал Ларин.

«А что там?.. – не понял лейтенант. Вид у него был злой и обиженный. – Ну, бегают люди… Так это же не боевики, а местные жители…».

«Вот именно… Бегают… А если говорить точно, то вовсе не бегают, а убегают… – объяснил капитан Ларин. – Они убегают из своего собственного поселка!.. Вы понимаете, лейтенант?.. Боевики предупредили жителей… Они попросту выгоняют жителей…».

«Зачем?»

«Чтобы занять поселок».

«Не успеют!.. – зло выругался лейтенант и длинной рукой указал на боевые вертолеты, все еще кружащие над дорогой. – Вот увидите… Сейчас они шаркнут ракетами, а потом пойдет десант…».

Лейтенанту никто не ответил.

Ларин и Куделькин с отчаянием следили за тем, что происходило прямо перед их глазами.

Они видели тяжелый желтый «Икарус», прямо с ходу разнесший в щепки полосатый шлагбаум. Видели бородатых приземистых боевиков, бесшумной цепью разбегающихся по полю. Видели, как кривоногие быстрые боевики выбрасывают из окопов растерянных обезоруженных милиционеров, которым каких-то полчаса назад свой же батальонный категорически приказал не оказывать террористам никакого сопротивления.

За считанные минуты боевики захватили блок-пост.

Еще быстрее они заняли все удобные позиции в бетонных бойницах и на вышке.

«Юра… – негромко приказал капитан Ларин. – Собери всех оставшихся в наш окоп…».

«Бойцы! – крикнул Куделькин, спрыгивая в траншею. – Отец-командир всех к себе требует!»

Он еще посмеивался.

Он еще немного играл.

Но чисто автоматически.

Полностью происходящее до Куделькина еще не дошло, только интуитивно он понимал, как резко изменилась ситуация. Он чувствовал, что хрупкая тишина над блок-постом действительно предельно хрупкая – до первого выстрела. Хлопнет первый выстрел и все, не будет больше никакой тишины. Никакой на хер тишины больше не будет. Будет сплошная мясорубка.

Но, понимая это, Куделькин понимал и то, что не посмеиваться он тоже уже не может. Запросто можно свихнуться от непонимания ситуации.

«Всем на блок-пост!»

Куделькин повернулся.

Прямо над траншеей, над головами милиционеров, стояло несколько бородатых радуевцев в камуфляже, с зелеными лентами через лоб и с «калашниковыми» в руках.

«Бегом!» – приказал один из боевиков, рослый, рябой, с блестящими, как от недосыпания, глазами. Как позже узнал Куделькин, это был Турпал, один из помощников Салмана Радуева.

«Вот так вот, товарищ капитан… – обречено и зло сплюнул под ноги Ларину лейтенант Гродников. – Я бы теперь на вашем месте, товарищ капитан, застрелился… Даже не стал бы думать… Тоже мне война… Тоже мне командиры… Сдать блок-пост без единого выстрела!.».

Лейтенант Гродников всегда недолюбливал Ларина, но это, пожалуй, было уже слишком.

«Заткнись, лейтенант!» – приказал Куделькин, но заросший щетиной боевик гортанно крикнул:

«К стене!.. Всем к стене!.».

Под стволами автоматов Куделькин, Ларин, лейтенант Гродников и трое выбравшихся из траншеи милиционеров присели на корточки под холодной бетонной стеной, которая, как это ни странно, вновь отметил про себя Куделькин, тоже пахла потревоженной землей.

Сегодня все пахнет землей, равнодушно подумал Куделькин, стараясь не смотреть на багровое лицо капитана Ларина.

«А это что за хер?» – негромко удивился кто-то из бойцов.

Куделькин поднял голову.

Прямо перед ними, как из-под земли, вдруг возник плечистый человек в защитного цвета комбинезоне и в темном берете на удивительно круглой седой голове. В глазах неизвестного вспыхивали возбужденные огоньки. Что бы ни происходило вокруг, он совершенно явно ничего и никого не боялся. На его плече лежала видеокамера.

«Я оператор третьего канала английского телевидения, – по-русски, очень неплохо, практически без акцента отрекомендовался человек в защитного цвета комбинезоне и повел видеокамерой по хмурым лицам заворожено замерших на корточках бойцов. – Кто тут старший?.. Кто тут командует?.. Кто отвечает за этот блок-пост? Прошу вас, господа, коротко прокомментируйте сложившуюся на блок-посту ситуацию для наших британских и европейских зрителей. Объясните, почему вы добровольно и без единого выстрела перешли на сторону чеченского сопротивления?»

«Это кто тебе такое сказал, английская гнида?.. – негромко и презрительно спросил капитан Ларин. – Это кто тебе такое сказал, английский пиздюк, что мы перешли на сторону чеченского сопротивления?.».

«А разве вы не перешли?.». – опешил оператор.

Он даже непонимающе обернулся на усмехающихся боевиков.

«Они перейдут, да! – гортанно крикнул Турпал. – Они скоро перейдут. Они сейчас перейдут. Они все перейдут на сторону Ичкерии».

И крикнул:

«Эй, русские!.. Переходите к нам!.».

И картинно вскинул над собой руку:

– Мир всем вам и нам!.. Переходите на сторону бойцов свободной Ичкерии!.. Мы боремся за свободу!.. Будем вместе бороться против российских оккупационных войск!.».

Никто не ответил.

Куделькин снизу внимательно рассматривал боевика.

Несмотря на холодный ветер, постоянно налетающий со стороны реки, рослый Турпал был одет в летний камуфляж. Загорелый лоб пересекала зеленая лента с непонятной арабской вязью. В правой руке Турпал держал АКМ. На поясе на самодельных разгрузках висели три гранаты.

«Вот ты!.. Да, ты!.. Тебе я говорю!.. – коротким грязным пальцем Турпал указал на мгновенно побледневшего лейтенанта Гродникова. – Ты почему без оружия, да?.. Где оружие?.».

«Выкинул».

«Как выкинул?.».

«Я в плен с оружием в руках не сдаюсь…». – еще сильней побледнев, вызывающе заявил лейтенант.

Турпал оглянулся на бородатых боевиков и ухмыльнулся.

Разворошив рукой темную жесткую даже на вид бороду, он склонил голову набок:

«Это кто тебя в плен брал?.. Покажи, да… Прямо сейчас покажи… Это я тебя в плен брал?.. Он тебя в плен брал?.».

И объяснил, ухмыльнувшись:

«Здесь никто никого в плен не брал и не будет брать… Нам не нужны пленные… А ты бросил оружие… Разве ты мужчина, да?.. Разве может мужчина бросить оружие?.».

И повторил:

«Никто тебя в плен не брал…».

«А куда?» – окончательно растерялся лейтенант.

«А никуда!.. – по-волчьи оскалился Турпал. – Никто никого не брал в плен… А ты не мужчина… Я сейчас могу пристрелить за трусость… Ты оружие бросил… Таких, как ты, в плен не берут…».

И нагло ухмыльнулся:

«У тебя хорошая куртка, да?.. Теплая… Мне нравится твоя куртка… Снимай!.. Скоро ваша „Альфа“, наверное, будет нас штурмовать… Это хорошо… Это значит, вас завтра в гробах отправят в Москву, а нам достанется все ваше оружие… Так что, снимай куртку… Не надо тебе куртку… Ты зря бросил оружие, да?.. – снова заявил Турпал бледному лейтенанту Гродникову. – Мы тебя не будем брать в плен… Мы сейчас разведем заложников по окопам и будем ждать „Альфу“… Мы так разведем заложников, чтобы на каждого нашего бойца оказалось по два русских… А вы… – посмотрел он на милиционеров, – вы нам не нужны… Поняли, да?.. Мы вас не брали в плен…».

И перевел взгляд на Гродникова:

«У тебя хорошая куртка, да?.. Подари…».

«Она мне самому нужна, – грубо ответил лейтенант Гродников. Он был унижен. Он был испуган, но и унижен. Страх и унижение боролись в нем. – Можешь отобрать силой. Дарить ничего не буду».

«Я никогда не отбираю… – ухмыляясь, объявил Турпал. – Я всегда говорю, подари, да?.».

Сидя на корточках под холодной бетонной стеной, бледный и униженный лейтенант Гродников сверху вниз зачарованно смотрел, как Турпал, смеясь, поднимает ствол автомата.

«Погоди!.. – остановил боевика капитан Ларин. И встав во весь рост, стянул с плеч свою куртку. – Возьми… Она такая же… И размер тот же…».

Слегка наклонив голову к плечу, обтянутому летним камуфляжем, Турпал с интересом взглянул на Ларина:

«Переживаешь, да?»

И наставил автомат на лейтенанта Гродникова:

«Отдай мужчине куртку!»

Лейтенант Гродников вдруг все понял и заторопился. Губы у лейтенанта задрожали. Путаясь в рукавах, продолжая сидеть на корточках, он стянул куртку и протянул ее капитану Ларину.

Но куртку перехватил Турпал.

«Возьми… – вернул он Ларину его куртку. – Я ведь не у тебя просил, да?.. Мне эта нравится…».

И повторил, презрительно глядя на Гродникова:

«Зря не застрелил тебя… Ты не мужчина… Ты бросил оружие…».

Куделькин поднял голову.

Подняв голову, он молча смотрел на небритых боевиков, деловито окруживших блок-пост, на ухмыляющегося бородатого Турпала, на зеленую ленту, обвившую низкий лоб Турпала, на чужое серое пыльное ветреное небо, на некую странную, но внутренне организованную суету, которая чувствовалась во всех, даже, казалось бы, в самых неторопливых движениях бородатых боевиков.

Когда рядом негромко хлопнул пистолетный выстрел, Куделькин не сразу понял, что случилось.

А потом, оглянувшись, увидел лежащего на земле капитана Ларина, нелепо приткнувшегося лбом к холодной бетонной стене, так резко отдающей рыхлой, потревоженной лопатами землей.

В откинутой руке капитана Ларина был зажат служебный «Стечкин».

«Кто стрелял?» – выскочил из-за заграждений боевик.

Турпал уважительно ответил:

«Мужчина стрелял».

Суки!..

Витьки Ларина нет…

Нет капитана Витьки…

Привезен в цинке в Новосибирск…

Поторопился капитан Витька Ларин… Сильно поторопился…

Наверное, капитан Ларин раньше многих понял, что никому там в Чечне не был нужен, хмуро подумал Куделькин. Ни лейтенанту Гродникову, подсказавшему ему некий выход из тупиковой ситуации, ни своим бойцам, ни своей стране, ни даже боевикам… Милиционеров даже в плен брать не стали… Потому, наверное, Витька и поторопился…

А теперь нет Зимина…

Куделькин-младший зло бросил сигарету в урну.

И промахнулся.

Хер с ним, с лейтенантом Гродниковым…

Не лейтенант виноват…

Лейтенант Гродников всего лишь от дурости посоветовал капитану Ларину то, что в тот момент взбрело в его дурацкие растерянные мозги…

Вся страна была растеряна…

Страна до сих пор растеряна…

Пока не разгоним всяких гнид, хорошо и регулярно зарабатывающих на войне, так и будем сидеть на корточках под холодной бетонной стеной…

Вся страна…

И не взяты в плен и не свободны…

И куртку жалко боевикам отдать, и защититься не можем…

Да что за блядство? Где Зимин?!

И подумал, заставил себя успокоиться: да здесь, здесь где-то полковник Зимин… Где-то здесь, в городе… Не такой человек полковник Зимин, чтобы шлепнули его какие-нибудь ловкачи… Полковник Зимин сам, кого хочешь, шлепнет… Полковника Зимина взять не просто…

И вспомнил Лыгина.

Почему так странно говорил о Зимине Лыгин?.. «Еще не все вещи найдены…». Будто не полковник Зимин интересовал Лыгина, а именно его вещи.

«Не все…».

Какие-то вещи правда еще не найдены?

Кем?.. Где?.. Почему мне не скажут об этом?..

Похоже, что-то там не связалось наверху у начальства, подумал Куделькин. Что-то там сильно не связалось… А я, значит, валандайся с бомжами…

Куделькин вдруг понял, что он практически ничего не знает о целях и назначении Особой группы, членом которой являлся.

Ну да, подумал он, я умею выполнять приказы.

Меня учили беспрекословно выполнять приказы.

Это мое прямое дело.

Особая группа создана усилиями полковника Зимина еще два месяца назад, после того, как вечером в самом центре города неизвестный киллер в подъезде жилого дома расстрелял из пистолета депутата Облсовета Ишмарова.

Прекрасный способ для начальства развязать руки.

Но и принять меры…

«Подайте рапорты об отставке…»., – приказал Зимин капитанам Куделькину и Маслову.

И объяснил:

«Разумеется, это временная мера… На какое-то время… Пока не пройдут выборы… Вот на это время вы и окажетесь сотрудниками в отставке… О том, что на самом деле вы все равно остаетесь на службе, знаю только я и, разумеется, мое непосредственное начальство… Нам с вами придется решить несколько важных задач и каждый будет действовать индивидуально… Постарайтесь постоянно помнить о том, что официального прикрытия у вас нет… Если вы провалитесь, выполняя порученное вам дело, вас никто не станет защищать… С этого дня вы как бы действительно находитесь в отставке… – Зимин усмехнулся. – А значит, подчиняетесь только мне… Или полковнику Лыгину, если вдруг по каким-то причинам я не смогу вести операцию…Только мне и полковнику Лыгину… Никому больше… Прошу сразу учесть и то, что удостоверения, которые я вам сейчас раздам, даются вам лишь на самый крайний случай, если надо будет срочно решать какую-то абсолютно конкретную частную проблему… Прошу при этом постоянно помнить, что эти удостоверения могут быть признаны недействительными, если в процессе выполнения порученных вам задач, вы столкнетесь с определенными спецслужбами и того хуже, попадете в их руки… Зато, если поставленные перед нами задачи будут выполнены, Особая группа будет распущена и все мы вновь вернемся на действительную службу… Разумеется, не просто так… За удачное решение поставленных перед нами задач, нам обещаны немалые гонорары…».

Где Зимин?..

Болтается где-то у своих баб?..

Быть такого не может.

И Лыгин прекрасно знает это.

Само предположение, что полковник Зимин почему-то прячется у своих баб, совершенно недопустимо. Не тот человек Зимин, не тот уровень, не та дисциплина. Если полковник Зимин не дождался Куделькина в аэропорту, значит, в аэропорту случилось что-то неординарное. Ты, Куделькин, зло сказал он себе, ничем не смог помочь в Чечне капитану Ларину. Ну, разве что оглянулся на него. Только все равно обернулся с опозданием. Ты вот коришь себя за то опоздание. Жестоко коришь. Ну так попробуй не опоздать сейчас. Мало ли что ты не понимаешь, что, собственно, происходит. Тебе и не надо ничего понимать. Тебе не положено понимать. Таков был приказ. Действовать, а не понимать. Не опоздай хотя бы сейчас. Думай и помоги Зимину. Ведь это Зимин выделил тебя из многих сотрудников ФСБ. Это он тебя пригласил в Особую группу…

Да не в этом, собственно дело, совсем запутался Куделькин…

Просто оглядываться надо вовремя…

Вот ты опоздал вовремя оглянуться на капитана Ларина, так хоть сейчас не теряй время… Ищи!.. Постарайся успеть… Постарайся хоть сейчас успеть… Постарайся все сделать вовремя…

Будь на моем месте полковник Зимин, беспомощно подумал Куделькин, он бы давно перевернул весь город…

И я переверну, зло сказал себе Куделькин.

Не только переверну.

Я самолично проверю каждый подвал, каждый пустырь, каждое жлобское подворье, каждую малину, я перетрясу всех, кого нужно перетрясти, загляну на каждый чердак!

Куделькин чувствовал злобу и беспомощность.

Слова не помогали.

Он вдруг понял, что обязан найти полковника Зимина. Не потому даже, что Зимину угрожает серьезная опасность, и не потому даже, что Зимин всегда был расположен к нему, и не потому, что поиск Зимина являлся сейчас его прямым служебным долгом и от этого зависел успех работы всей Особой группы, но еще и потому, что в сложной служебной машине, которой до того столь успешно управлял полковник Зимин, Куделькин это отчетливо чувствовал, вдруг пошли какие-то серьезные сбои.

Оно, конечно, подумал Куделькин, высокой степени секретность всегда грозит сбоями. Не случись неожиданных сбоев, полковник Лыгин не кормил бы меня кислым бигусом в железнодорожном ресторане.

Куделькин сплюнул.

Мы еще все изменим!

С Зиминым или без Зимина, но Зимин прав – мы еще все изменим!

Зимин не уставал повторять это.

Он повторял это постоянно.

Мы еще все изменим!

Полковник Зимин не ленился повторять это по несколько раз в день, лишь бы слова поглуже запали в душу каждого слушающего его человека.

Куделькин снова сплюнул, издали искоса поглядывая на прижавшуюся к стене магазина парочку.

Ничего не понять.

Вроде бы две девицы.

А может, волосатики…

Совсем не девицы. Сволота! Гомики.

Опять что-то среднее, опять что-то унизительное.

Куделькин-младший чувствовал себя безумно уставшим.

За трое прошедших суток он действительно почти не спал.

За трое прошедших суток он вдоволь насмотрелся на трупы обваренных и обожженных людей, вдоволь наговорился с людьми казенными и с людьми со стороны. Он встречался с родственниками погибших в сауне и что-то долго говорил им и врал о служебном долге. Он мотался по городу без сна, как заведенный, как проклятый, перекусывая на ходу, только мечтая о сне, и распутывая, распутывая, распутывая взрывом в сауне донельзя запутанный клубок.