Текст книги "Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России"

Автор книги: Геннадий Невельской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

   Проехав вдоль Хинганского хребта на северо-северо-запад около 40 вёрст, он достиг возвышенностей, тянувшихся от Станового хребта к NOtO. Это был водораздел между бассейном Тугура и Уды. Проводники сказали ему, что на южном склоне этих возвышенностей в 80 верстах (85 км) от моря в истоках реки Сойкины находится куча камней, отмечающая перевал через эту возвышенность в долину притока реки Уды – речки Улую, по которой их товарищи ходят к Удекому острогу.

   Отсюда Орлов у подошвы Хинганского хребта перешел возвышенности, составляющие отроги от Хингана, и вступил в бассейн Уды в истоках речки Тайфона; северная широта этого пункта оказалась 53°42', а приблизительная восточная долгота около 134°20'. От этого именно пункта показывалась на картах границы наша с Китаем, по направлению упомянутого сейчас отрога от Хинганского хребта, тянувшегося к NOtO до Охотского моря. От истоков Тайфона Хинганский хребет принимает направление105 WtN и WtS1/2W. Проехав отсюда на WtN около 35 вёрст (37 км), Орлов прибыл в истоки второго притока Уды – речки Галян. Положение этою пункта – 53°47' северной широты и приблизительно 133°45' восточной долготы. Проехав отсюда на WtS1/2W около 45 вёрст (47 км), Орлов достиг третьего притока Уды – речки Анана, предела его странствования в этом направлении. Северная широта этого пункта 53°43', а восточная долгота приблизительно 132°52'106.

   При вершине речки Анана находится куча камней и пустая юрта; отсюда тунгусские охотники переваливают через Хинганский хребет в вершину реки Селемджи. У этой кучи камней, или стойбища, они собираются иногда для торга. Здесь Д. И. Орлов остановился на сутки, чтобы дать отдохнуть оленям, и встретился с двумя селемджинцами, пробиравшимися на лыжах в селение Немилен для торга. Как эти селемджинцы, так равно и сопровождавшие Орлова тунгусы и нейдальцы говорили ему, что от вершины речки Анана Хинганский хребет на пространстве почти 70 вёрст (74 км) тянется в том же направлении (то-есть WtS), потом круто поворачивает к северу (NtW), тянется на этом направлении 80 вёрст (85 км), а затем склоняется на запад и идёт около 100 вёрст (106 км) на NWtN, после чего достигает места, где от Хингана отделяется хребет меньших гор, идущих по берегу моря далеко на север. Этот хребет селемджинцы называли Мачихинга (что значит меньшие горы), тунгусы же и нейдальцы – Джукжура. Хинганский становой хребет, пройдя от этого пункта около 60 вёрст в северо-западном направлении, поворачивает прямо, затем несколько на юго-запад и в этом направлении тянется к даурам и реке Шилькару (то-есть в Забайкалье)107. В этой части хребта они показывали в нескольких местах круглые вершины вроде яблока. Встреченные ими тунгусские охотники говорили ещё, что при повороте Хинганского хребта с NW на WtS по южную его сторону находится исток реки Зеи, который селемджинцы называли Дони, и что в истоках некоторых притоков Зеи и других речек на южном склоне этого хребта находятся также кучи камней, которыми отмечаются удобные перевалы с южной стороны хребта на северную.

   На вопрос Орлова, нет ли на южной стороне этого хребта каменных или других столбов, поставленных китайцами или маньчжурами, которые они приезжают осматривать, селемджинцы отвечали то же самое, что и другие местные жители, то-есть что подобных столбов здесь нет и никогда не было и что маньчжуры и китайцы здесь никогда не бывали. На вопрос же Орлова, не слыхали ли они о селении лоча (русских) где-либо в тамошных местах и нельзя ли к ним пробраться горами, тунгусы отвечали, что они слышали, будто бы какие-то дурные лоча живут на речке, впадающей в реку Маму (Амур), что эти люди очень худые, беспрестанно ссорятся и дерутся и что они ничего и никому не платят. Живут они в таком месте, куда берегом проехать ни на оленях, ни на собаках нельзя по неимению корма, а можно только добраться до них по Амуру, на лодке. Эти лоча, по словам их, распускали дурные слухи о русских {То-есть в данном случае об экспедиции Г. И. Невельского. (Прим. ред.).}.

   С вершины речки Анан 27 января 1852 года Орлов отправился обратно тем же путём вдоль Хинганского хребта. Достигнув истоков Тугура, он направился вдоль того же Хинганского хребта на StW и, проехав в этом направлении около 35 вёрст, прибыл в верховья реки Немилен. Северная широта этого пункта, по его наблюдениям, 52°42' и приблизительная восточная долгота 134°40' от С.-Петербурга. От этого пункта Хинганский хребет принимает SWtS направление. Следуя по этому румбу, через 40 вёрст (42 км), Д. И. Орлов достиг предела своих исследований, то-есть вершины речки Керби, северного притока реки Амгуни (северная широта этого пункта 52°26', восточная долгота 134°28'108). Отсюда Орлов направился в селение Немилен, откуда, взяв своих собак, возвратился тем же путём, через селение Коль в Петровское.

   Таким образом, Д. И. Орлов был первым исследователем, определившим направление пограничного Хинганского хребта между южными истоками реки Уды109 (северная широта 53°42' и восточная долгота приблизительно 132°52') и истоками реки Керби (северная широта 52°26' и восточная долгота 134°28'). Он этим исследованием фактически доказал: 1) что Хинганский хребет, принятый по Нерчинскому трактату 1689 года, подтвержденному трактатом 1721 года, за границу между Россией и Китаем, от верховьев реки Уды направляется не к северо-востоку, как ошибочно до этого времени полагали и как изображалось на всех картах, а к юго-западу; 2) что в Тугурском и Удском краях, а равно вдоль южного склона Хинганского хребта никаких пограничных столбов или знаков, как сообщил академик Миддендорф, нет и никогда не существовало, а что кучи камней, сложенные в виде столбов местным населением для обозначения стойбищ и удобных перевалов, Миддендорф принял за пограничные знаки; и, наконец, 3) что слухи о поселении русских около южного колена реки Амура, по словам сопровождавших Д. И. Орлова проводников, справедливы.

   14 февраля приехали в Петровское с Амура и Уссури четыре гольда и два кекгальца; они рассказали нам следующее: 1) что с реки Пихца, впадающей в Амур с правой стороны, они переваливают на большую реку Хор, правый приток Уссури, впадающий недалеко от её устья; 2) что в реку Хор около этого перевала впадает река Чернай, которая подходит близко к реке Самарге, текущей в Татарский пролив; 3) что этим путём от Амура до моря (Татарского пролива) не более 350 вёрст (371 км); 4) что этим путём они обыкновенно ездят за промыслами к морю в закрытый залив, лежащий близ устья Самарги110; 5) что по берегам рек, Самарги, Чернай и Хор произрастают огромные леса; 6) что по этим рекам, в особенности по Самарге, могут ходить большие лодки; 7) что с Уссури существует несколько перевалов к морю и несколько закрытых бухт, лежащих недалеко друг от друга к северу и югу от большой реки Суйфуна, впадающей в море, на расстоянии 20 дней пути от устья Самарги, если ехать на лодке111; 8) что так как они слышали, что мы не позволяем маньчжурам обижать гиляков и мангунов, то они желали бы, чтобы мы и у них поселились, и обещали проводить нас с Амура и Уссури в закрытые бухты самым близким путём; наконец, 9) что слышали о селении русских около устья Сунгари и что эти русские весьма дурные люди, часто вместе с маньчжурами обижают гиляков, нанайцев и других и подстрекают маньчжуров перерезать или прогнать вас.

   Вслед за этим 15 февраля пришла из Аяна первая зимняя почта, отправленная оттуда 20 ноября. С этой почтой я получил как из Иркутска (от 15 сентября), так и из Петербурга (от 4 июля) приказание: "Не распространять исследований далее земли гиляков, обитающих по Амурскому лиману и в окрестностях Николаевска, и стараться через гиляков вступать в торговые сношения со старшинами сопредельного с ними населения".

   В ответ на это я писал Н. Н. Муравьёву:

   "1) Пограничный вопрос ныне разъясняется, и вековые заблуждения, будто бы Приамурский край составляет китайские владения, начинают рассеиваться. Теперь мне совершенно понятно, почему Китай не признаёт этот край своей территорией и оставляет его без всякого надзора: он строго держится трактатов 1689 и 1721 годов и потому не считает этот край своим.

   "2) По сведениям, полученным от местного населения, выясняется также и самый главный здесь вопрос – морской: существование на берегу Татарского пролива закрытых бухт, связанных с реками Амуром и Уссури внутренними путями, почти неоспоримо. Такие бухты важны для нас в политическом и экономическом отношении, потому что льды и туманы, царствующие в Охотском море, а также климатические и географические условия его берегов, равно как и берегов Камчатского полуострова, не представляют возможности основать в этих местах надлежащего и полезного для нас порта.

   "3) Озеро Кизи, залив Нангмар {Де-Кастри. (Прим. ред.).} и река Уссури представляют для нас важные пункты в морском отношении.

   "4) При настоящем состоянии Приамурского и Приуссурийского краев нельзя оставлять их без бдительного надзора и правительственного влияния, а потому при действиях наших здесь нельзя ограничиваться теми только лишь паллиативными мерами, которые мне предлагаются к руководству, так как при таких мерах мы легко можем потерять навеки для России этот важный край!

   "Вот те убеждения, которые понуждают меня действовать здесь, как Вы изволите усмотреть из вышеизложенного содержания моего письма, сообразно встречаемым мною обстоятельствам. Уповаю, что ввиду этого Вы дадите мне надлежащие средства для достижения упомянутой важной цели и разрешите мне:

   "а) Занять селение Кизи и залив Нангмар как ближайшие к Николаевску пункты, из которых легко наблюдать за иностранными судами, плавающими в северной части Татарского пролива, и для исследования его берегов к югу до границы с Кореей.

   "б) Разрешите послать особую экспедицию для исследования реки Уссури и близ её устья, в селении Гольды, оставить на зимовку офицера с целью ознакомления с путями, ведущими с этой реки к морю, и наблюдения за временем и обстоятельствами, сопровождающими закрытие и вскрытие как реки Уссури, так и южного колена Амура.

   "в) Для проверки настоятельных слухов о поселении беглых русских, ныне уже распространившихся между командами и дурно действующими на них, послать на вооруженной шлюпке вверх по Амуру офицера, с тем, что если эти слухи окажутся справедливыми, то офицеру тому постараться достигнуть селения этих русских и объявить им, что они поступают под моё начальство и обязаны нам содействовать, за что все их прежние поступки будут прощены государем.

   "г) В настоящую навигацию для подкрепления моей команды, состоящей ныне из 56 человек, прислать, по крайней мере, 50 человек хорошего поведения при двух офицерах и распорядиться, чтобы к навигации 1853 года была прислана из Кронштадта в мое распоряжение одна паровая шхуна".

   Донося о всём этом генерал-губернатору, я вместе с тем, в частном письме к нему, между прочим, писал:

   "Долгом моим считаю предварить Вас, что, сознавая тяжкую лежащую на мне нравственную ответственность за всякое с моей стороны упущение к отстранению могущей произойти потери для России этого края, я во всяком случае решился действовать сообразно обстоятельствам и тем сведениям, которые ожидаю получить от Чихачёва и Бощняка. Надеюсь, что, при патриотической преданности Вашего превосходительства этому делу, государь император милостиво воззрит на таковые мои поступки, происходящие единственно от преданности моей и моих сотрудников к благу Отечества".

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ

Возвращение Бошняка. – Его донесение. – Прибытие Березина. – Записка Чихачёва. – Отправление Березина в распоряжение Чихачёва. – Инструкция Березину. – Декларация 11 апреля 1852 года. – Командировка в селение Ухтре. – Начало судостроения в Приамурском крае. – Письмо Н. Н. Муравьёва от 28 декабря 1851 года. – Депеша Кашеварова. – Предписание Кашвварову от 15 апреля 1852 года. – Депеша Главному правлению Компании.

   Двадцать второго марта лейтенант Бошняк совершенно больной возвратился с острова Сахалина в Николаевск и донёс мне, что, проехав по лиману до мыса Лазарева и переправившись здесь через пролив на Сахалин в селение Погоби, он направился вдоль берега на юг. Проехав этим путём около 30 вёрст, он достиг речки и гилякского селения Уанды {На современных картах река называется Венга или Уанги. (Прим. ред.)}. Отсюда, проехав по тому же направлению около 20 вёрст, он прибыл на выдающийся в море низменный и тундристый мыс Лах, к востоку от которого лежат четыре небольших озера; широта этого мыса, по его наблюдениям, 51°45'112.

   Обогнув мыс Лах, он пошёл берегом, который имел от этого мыса направление на StO1/2O; проехав по берегу около 20 вёрст, Бошняк достиг селения и речки Тыке, а потом через 20 вёрст приехал к селению и реке Виахту. Северная широта Виахту оказалась 61°35'. Начиная с мыса Тык, Бошняк начал встречать каменный уголь в виде разбросанных по берегу кусков; но между устьем реки Виахту и заливом Уанды он видел его в обнажённых пластах. Протока Виахту, а равно и озеро того же названия, по словам местных жителей, имеют достаточную глубину; эта местность представляется, повидимому, удобной для нагрузки судов каменным углём, а потому и заслуживает тщательного обследования, которое можно сделать во время навигации.

   Из Виахту, следуя по тому же направлению, через 20 вёрст он достиг речки и селения Танги. Проехав затем еще 20 вёрст на юго-юго-восток, он достиг мыса, селения и речки Хоэ, а отсюда прибыл в селение Мгачи, расположенное при устье речки того же имени и отстоящее в 20 верстах на StO от Хоэ. Здесь ему объяснили, что самое большое количество каменного угля находится в заливе Дуэ и что его также много имеется на большой реке Тыми, на которой жили русские, что на эту реку надобно ехать по речке Мгач до её вершины, а потом перевалить через горы на речку Пуджим, впадающую в реку Тымь, и что этим путём от селения Мгач до реки Тыми не более полутора дней пути на собаках (то-есть около 50 вёрст); широта селения Мгач оказалась 51°01'.

   Из этого селения Бошняк отправился вдоль берега по тому же направлению и, пройдя 15 вёрст (16 км), достиг речки и селения Аркой {Современное название Арково. (Прим. ред.)}. Отсюда берег тянется по возвышенному мысу Дуэ на юго-юго-запад, образуя обширный, широко открытый к западу Дуэский залив. Следуя на юго-юго-запад около 10 вёрст, он достиг речки и селения Дуэ, расположенного к северу от мыса того же имени. Северная широта этого пункта, по наблюдениям Бошняка, 50°53'. Берега залива Дуэ ровные, возвышенные и приглубые; здесь на протяжении почти 20 вёрст (21 км) вдоль берега тянутся совершенно оголённые пласты каменного угля толщиной от 1/2 до 3/4 аршина (от 0,35 до 0,53 м). Залив Дуэ, повидимому, представляет довольно изрядный рейд, по крайней мере, единственный на всем пространстве обследованного мною берега, а потому наравне с протокой Виахту требует тщательного исследования. Жители селения Дуэ говорили Бошняку, что далее к югу, близ моря, есть также каменный уголь, но что самое большое количество его находится в заливе Дуэ.

   Достигнув таким образом главного месторождения каменного угля, Бошняк из селения Дуэ возвратился тем же путём в селение Мгач с тем, чтобы отправиться из этого селения на реку Тымь. Оставив в Мгаче гиляка Позвейна, у которого заболела нога, и своих утомлённых собак Бошняк на нанятой у жителей нарте с проводником и казаком отправился на восток-северо-восток вверх по реке Мгач. Проехав в этом направлении около 15 вёрст, он перевалил на вершину речки Пуджима впадающей с левой стороны в реку Тымь. Упомянутый перевал идёт на восток-северо-восток около 12 вёрст поперёк хребта, тянущегося с севера на юг вдоль Сахалина. Из истоков Пуджима Бошняк проехал по этой речке к юго-востоку и через 20 вёрст (21 км) достиг реки Тымь и селения орочон {Орочоны, или ороки, говорят тунгусским языком с примесью гилякских слов. Между ними существует предание; что они тунгусы, перекочевавшие на Сахалин из Удского края; поэтому они считают себя подданными России.}, откуда и начал исследование реки Тыми. Северная широта селения Удлек-во, расположенного на реке Тыми близ устья речки того же имени, оказалась 51°3'. Река Тымь от этого пункта течёт на север и северо-северо-восток, в гористых её берегах имеются выходы пластов каменного угля. Проехав вниз по течению Тыми около 15 вёрст, Н. К. Бошняк достиг селения Тифац-во, от которого река поворачивает на северо-северо-восток; в этом направлении он проехал около 7 вёрст (7,4 км) и достиг речки и селения Итквар. На пути до него он проехал мимо озера и речки Кад, впадающей справа в реку Тымь и лежащей в двух верстах от селения Тифац-во, а также мимо речки Чид, впадающей в Тымь с той же стороны и лежащей от Када в 9 верстах (9,5 км). Орочоны в селении Итквар разъяснили ему, что русские жили около селения Чевор-во и что двое из них имели детей от своих кекгальских жён.

   Из селения Итквар на протяжении около 8 вёрст река Тымь течёт на север, а далее, на протяжении около 10 вёрст – на восток. Правый берег Тыми горист, и местами на нём попадаются выходы каменного угля. Отсюда до речки Куичи, впадающей слева в Тымь на протяжении около 10 вёрст, река довольно извилиста и имеет общее направление к северу. От Куичи до селения Чхар-во, против которого лежит довольно возвышенный остров, имеющий около 4 вёрст длины, на протяжении около 15 вёрст река течёт в северо-восточном направлении. На этом участке в 7 верстах (7,4 км) от Куичи слева впадает в Тымь речка Иткар, при которой лежит селение того же имени. В 4 верстах (4,2 км) от этой речки с той же стороны в Тымь впадает речка Пачай.

   В селении Чхар живут кекгальцы. Это селение довольно значительное, и северная широта его, по наблюдениям Бошняка, оказалась 51°28', а восточная долгота от С.-Петербурга около 142°48'. В этом селении Н. К. Бошняк остановился на сутки, чтобы хорошенько ознакомиться с жителями и расспросить их о русских. Казак Парфентьев, сопровождавший Бошняка, знал тунгусский язык и очень хорошо понимал их.

   Кекгальцы продали здесь Бошняку за 3 аршина китайки 4 листа, вырванных из часовника, и объяснили, что жившие здесь русские имели книгу. Из числа этих листов один был заглавный, на котором едва разборчивым почерком было написано: "Мы, Иван, Данила, Пётр, Сергей и Василий, высажены в аянском селении Тамари-Анива Хвостовым 17 августа 1805 года; перешли на реку Тымь в 1810 году, в то время, когда пришли в Тамари японцы". Кекгальцы при этом рассказали, что японцы начали приходить на Сахалин сначала для ловли рыбы и торговли, ныне же у них в главном селении острова Тамари-Анива и по другим селениям находятся склады риса и араки, которыми они платят за работу айнам, и что для охранения этих складов несколько японцев остаются на зимовку в этих селениях. Впрочем, как эти жители, так и все народы, обитающие на Сахалине, никакой власти – ни китайской, ни японской над собой не признают и ясака никому не платят. Точно так же кекгальцы рассказывали Бошняку, что очень давно пришли на остров и поселились на нем тунгусы с реки Уды; их называют здесь орочонами. Затем они показали Бошняку места, где жили русские. Видно было, что они помещались в трех избах и что у них были огороды. При этом жители говорили, что последний из русских, Василий, умер недавно, что русские были хорошие люди и вместе с ними ходили на рыбный и звериный промыслы; одевались русские так же, как и кекгальцы.

   Осмотрев, таким образом, местожительство русских и убедившись, что наши соотечественники явились на Сахалин гораздо ранее японцев, Бошняк из селения Чхар 3 марта 1852 года отправился далее, вниз по реке Тымь. Проехав на NtO около 10 вёрст (10,6 км) и на северо-запад около 12 вёрст (12,7 км), он достиг селения Мавах-во, миновал его и, следуя на NtO, через 12 вёрст достиг озера и селения Урванг. На этом пути в двух местах он видел на левом берегу реки каменный уголь, но уже в ничтожном количестве.

   От селения Урванг до моря на протяжении около 45 вёрст (48 км) река течет на северо-северо-восток.

   Река Тымь впадает в Ныйский залив, отделённый от моря низменной песчаной кошкой, имеющей вид продолговатого острова, вытянутого с северо-северо-запада на юго-юго-восток; длина острова около 11 миль (20 км). Остров этот жители называют Кето-во; он составляет один из островов, которые в 1849 году я назвал шхерами Благополучия. Между этим островом и мысами залива: северным – Люнг и южным – Жети находится проход в море, имеющий около четверти мили ширины.

   Восточный берег этого залива составляет низменную подошву возвышенностей, по которой около устья Тыми текут в залив три речки: Чемдынга, Ид и Вента. Между последними двумя на возвышенном берегу расположено селение кекгальцев Ный, состоящее из шести юрт. У северного, же мыса Люнг на острове Кето-во – селение Такр-во из трех юрт. Устье реки Тымь имеет в ширину около одной мили; в нём находятся два низменных острова. По словам кекгальцев, на баре реки Тыми глубина около 3 футов (до 1 м), Ныйский же залив местами имеет глубину вблизи острова до 15 футов (до 4,5 м). Вообще этот залив мелководен и наполнен банками; ширина его около 4 миль (7,4 км), длина же около 10 (18,5 км). Выход из него в море у мысов Люнг и Кети имеет глубину от 8 до 10 футов (2,4–3 м). На веем пространстве около 85 миль, обследованном Бошняком, река Тымь судоходна; по словам жителей, здесь нет ни порогов, ни шиверов; глубина её – от 5 до 25 футов (от 1,5 до 7,6 м); долина реки вообще увалистая, и только местами луговые низменные берега изобилуют хорошим строевым лесом, среди которого попадаются лиственицы, ели и частью сосны; местами встречаются кедр и тонкий дубняк. Долина эта с севера защищена возвышенностями.

   В реке много различной рыбы. Всё течение её должно быть около 120 миль (222 км) от юго-юго-запада на северо-северо-восток. Жители говорили Бошняку, что река Тымь самая большая из рек, орошающих остров Сахалин113.

   Жители этой реки, потомки удских тунгусов, орочоны и кекгальцы, находятся в самом диком состоянии. Религия их, как можно было заметить, – шаманство в самом, грубом виде. Они вообще добродушны и в этом отношении гораздо лучше гиляков. Жилища их грязны и почти такие же, как и у гиляков; питаются они рыбой, кореньями, ягодами и дичью. Общий промысел их – охота и рыболовство; но самый прибыльный – ловля орлов, хвосты которых они сбывают японцам за рис и водку. Здесь довольно много соболей, выдр и лисиц, но мех этих зверей дурного качества. В Ныйском заливе Бошняк видел у жителей довольно много янтаря, который, по словам их находится в изобилии на восточном берегу Сахалина. Из каменного угля они делают различных идолов, вроде тех птиц или зверей, которые у них почитаются злыми; они часто их наказывают или топят и даже разбивают. Точно так же из каменного угля они делают пуговицы, но не употребляют его как топливо, хотя и знают, что он горит. Координаты устья реки Тымь 51°56' северной широты и приблизительно 143°20' восточной долготы.

   Отсюда Н. К. Бошняк тем же путём, имея раны на ногах, совершенно изнурённый от усталости и голода, после трехнедельного странствования возвратился в селение Мгач. Во время этого пути Бошняк 10 дней питался только юколой (вяленой рыбой), брусникой и полугнилым тюленьим мясом, ибо своя провизия и чай у него вышли.

   Из селения Мгач Бошняк, взяв свою нарту и Позвенна, поехал обратно, но смог добраться только до селения Тык, так как почти все собаки у него околели. Провизии никакой уже не было, и они, питаясь юколой или нерпичьим жиром, отсюда на наёмных нартах едва живые дотащились наконец до Николаевска.

   Все прибрежные жители на Сахалине говорили Бошняку, что с ранней весной туда приходят иностранные суда, команды которых выходят часто на берег, берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства, потому и просили Бошняка, чтобы мы их защищали от этих насилий.

   Вслед за Бошняком 9 апреля прибыл в Петровское приказчик Березин и сообщил, что он вместе с топографом Поповым, следуя вверх по Амуру и производя глазомерную съёмку правого берега реки и расторжку с гиляками и маньчжурами, достиг селения Аур (лежащего верстах в сорока от Кизи). Один из жителей этого селения, Зайвор, взялся проводить их в залив Нангмар, куда они прибыли 20 марта: Залив в это время был покрыт льдом, на горизонте же в море, к югу, льда не было видно. Гиляки, возвратившиеся, в залив с тюленьего промысла, сказали Березину, что к югу от залива в море ходит судно. Дабы удостовериться в этом, Попов с трубой взобрался на гору и действительно увидел к югу от залива под парусами большое судно.

   Возвратившись из залива Нангмар в Кизи, чтобы ожидать там Чихачёва, Березин послал навстречу Чихачёву топографа Попова. 26 марта в селении Ода Попов встретился с Чихачёвым и, передав ему сведения об упомянутом судне, рассказал, что из селения Ода можно прямо достигнуть залива Нангмар. Чихачёв, взяв проводника, поехал прямым путём в залив, а Попову велел скорее следовать в Кизи, взять от Березина сухарей, которые у него вышли, и прибыть к нему в залив Нангмар. Березину же как можно скорее с этим известием и с его запиской спешить ко мне, в Петровское.

   В заключение Березин сообщил мне, что в селении Сабах гиляки показывали ему обломок медного креста и при этом говорили, что недавно они ограбили и убили какого-то человека, который носил при себе этот крест.

   В записке, написанной карандашом, Чихачёв уведомлял меня, что по данным, полученным им от жителей, обитающих на реке Горин, и от встреченных им здесь маньчжуров, можно с уверенностью считать, что Хинганский, или Становой хребет, из которого берут начало реки Уда, Тугур, Амгунь и Горин, есть тот самый хребет, из которого берут начало Бурея и Зея, то-есть тот, который принят по трактату с Китаем за границу между Россией и Китайской империей. Все народы, живущие к востоку от него, ясака не платят. "На Амур и в Маньчжурию, – писал мне далее Чихачёв, – являются какие-то люди, весьма к нам не расположенные. Убедительно прошу вас немедленно возвратить Березина с распоряжениями и провизией, которая у меня почти вся вышла".

   Получив эти сведения, я отправил 11 апреля к Чихачёву Березина с провизией и приказанием тщательно наблюдать за действиями иностранных судов и в случае встречи с ними объявлять и передавать им письменно, на французском языке, от имени российского правительства, что весь Приамурский и Приуссурийский края до корейской границы и Сахалин составляют русские владения, а потому всякие произвольные распоряжения в этих местах без согласия русского правительства не могут быть допускаемы и влекут за собой большую ответственность.

   Березину я приказал спешить для содействия Чихачёву, наблюдать вскрытие Амура и озера Кизи и собрать всевозможные сведения о крае. Вступая с жителями селения Кизи в дружеские сношения, иметь в виду, что в этом селении должен быть основан склад наших запасов и пристанище для дальнейших наших действий.

   По уходе Чихачёва из залива Нангмар Березину приказано были возвратиться в Петровское, следуя вдоль правого берега Амура, и отмечать местности, удобные для земледельческого использования.

   12 апреля был послан весновать в селение Ухта лейтенант Бошняк. Ему приказано было: 1) наблюдать обстоятельства вскрытия реки и протоки, описать и промерить их, а равно и озеро Удыль, и выяснить, не представляют ли они удобных условий для зимовки судов, устройства эллинга и для оседлого земледельческого населения; 2) исполнив это, на обратном пути следовать по левому берегу реки Амура и замечать на нем места, удобные для заселения.

   Не надеясь в навигацию 1852 года получить какие-либо суда для плавания по реке и наблюдения за иностранными судами, я 14 апреля заложил в Петровском палубный ботик 29 футов (8,8 м) длины и 7 футов (2,1 м) ширины и шестивесельный баркас по составленным мной чертежам. При этом всё внимание я обратил на то, чтобы эти суда были готовы к предстоящей навигации в Петровском, то-есть к 1 июля.

   Между тем 10 апреля тунгусы привезли из Аяна вторую и последнюю зимнюю почту, посланную из Аяна 28 февраля. С этой почтой (от 26 декабря 1851 года) я получил письмо от генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, в котором он заявлял о полном сочувствии ко всем моим действиям и писал мне: 1) что из С.-Петербурга мне приказано вступить в торговые договоры только с властями местных жителей, обитающих вблизи устья реки Амура, но каких-либо дальнейших распоряжений, выходящих за пределы земли гиляков или окрестностей устья Амура, ни под каким видом не делать; 2) что каменные пограничные столбы, найденные будто бы Миддендорфом на протяжении от Охотского моря до истоков реки Уды и далее к западу по южному склону Станового хребта, а также сведения, получаемые из Пекина, до сих пор служат убеждением, что граница наша с Китаем должна итти по этим знакам.

   В заключение Н. Н. Муравьёв уведомлял меня, что он вместе с этим же предписывает начальнику Аянского порта и камчатскому губернатору усердно содействовать экспедиции и приказать всем казённым и компанейским судам, следующим из Аяна в Петропавловск и Ситху, заходить в Петровское.

   Начальник Аянского порта и фактории Российско-Американской компании Кашеваров депешей от 26 февраля уведомил меня, что Главным правлением Компании ему поручено смотреть на вверенную мне экспедицию как на торговую экспедицию Аянской фактории. Поэтому же ему предписывается сообщить Орлову, Березину и другим лицам, числящимся на службе в Аянской фактории, необходимые инструкции, как лицам, ему непосредственно подчинённым. По снабжению же экспедиции товарами и запасами отнюдь не выходить из пределов той суммы, какая определена для этого правительством. Наконец, ни под каким видом и предлогом не посылать с этими запасами и товарами в Петровское компанейских судов, имея в виду, что всё это должно быть перевозимо туда на казённых.

   Высказав мне эти распоряжения Главного правления, Кашеваров уведомил меня, что он с сим препровождает надлежащие инструкции и предписания Орлову и Березину, и в заключение говорит, что хотя он и вполне сознает полную недостаточность снабжения экспедиции, но как лицо, вполне подчинённое и зависимое от Главного правления, не может действовать иначе.

   Получив такое уведомление и имея в виду важность результатов уже произведённых исследований, не соответствующую обстоятельствам полную ошибочность представлений об этом крае, имевшую место в С.-Петербурге, и, наконец, оскорбительные и не отвечающие важности дела распоряжения Главного правления Компании, препятствующие успеху наших действий и могущие поставить в самое критическое положение, угрожающее почти голодной смертью всем нам, я с нарочным тунгусом, посланным из Петровского в Аян 15 апреля, предписал именем генерал-губернатора начальнику Айнского порта Кашеварову не стесняться распоряжениями Главного правления Компании и, в зависимости от представляющейся возможности, на казённых или компанейских судах заблаговременно снабдить экспедицию товарами и запасами, согласно моему требованию, посланному 3 ноября из Петровского. Вместе с тем я просил его иметь в виду, что Компания здесь всего лишь поставщик товаров и запасов, выписываемых мной как лицом, действующим независимо от Компании по повелению государя для достижения важной государственной цели, а отнюдь не та ничтожная торговая экспедиция в Тугурский край, какая была предпринята в 1848 и 1849 годах Компанией ради её коммерческих выгод. "Орлову и Березину, – писал я далее Кашеварову, – я не только приказал не исполнять ваших распоряжений, но и не отвечать даже на них, о чём вместе с этим же доношу генерал-губернатору и депешей уведомляю Главное правление Компании. Депешу эту посылаю вам открыто для прочтения. По получении конверта на имя генерал-губернатора поручаю вам, немедленно послать его с нарочным в Иркутск, а депешу отправить в Главное правление. Сверх этого прошу вас в случае следования офицеров через Аян на Камчатку, прислать двух из них немедленно в Петровское".