Текст книги "Философский камень для блаженного (для людей пожилого возраста)"
Автор книги: Геннадий Исаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Вечная борьба добра и зла, содержит в себе очертания звеньев продолжающейся цепи проявления зла в каждом победившем добре. Окончательная победа усматривается в приведении их через гармоническое балансирование к полному исчезновению, сопровождаемому исчезновением жизни и Вселенной. В уходе любви и ненависти в умиротворение.
Мне думается, что в евангелийской истории Иисус Христос, предусмотрев смерть свою через предательство Иуды, а точнее его помощь, в чем усматривается сознательное предрешение своей судьбы, сам себя приносит в жертву злу, чтобы поднять род человеческий на битву с ним. Битву, заключающуюся в укрощении злой воли, ставшей органической частью каждого.
ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Птоломей, эротика и глупость.
– Кто-нибудь, – крикнул Философ в зал, – предпринимал ли попытки поступить наоборот – примирить извечных врагов: Материю и Дух? Есть кто-нибудь?
– Есть, Ваша честь! – и к столу подошел звездочет.
– Кто Вы?
– Птоломей.
– Говорите.
– Я создал идеальную теорию строения мироздания. В которой предложил пожать всем руки.
Священники сжимали мир до точки, в которой малая душа и больше ничего. Лишь безграничный бог витал над нею. Для них та точка, та душа – центр Вселенной.
Противники религии стали искать реальные краеугольные камни своего мироздания. Ища их в материализованной Вселенной. Физические центры им нужны. Глупые, они еще не понимали, насколько безуспешен этот путь, что центра во Вселенной нет. Что нет в ней той базы, от которой ясность обо всем придет.
И получился круг. Некая точка, уходящая в ноль, обозначенная душой, соединяется с бесконечным богом и далее от него через материальную Вселенную возвращается к себе. Везде можно было бы назначить центр. Но самым сбалансированным местом была населенная душами земля. Я утверждал и утвеждаю: что геоцентрическая система – для нас, людей, самая устойчивая в своей нравственности. Все остальные способны только перевернуть наш хрупкий мир. На ней балансируют материя и дух.
Найдите другую точку балансирования и я с радостью к ней присоединюсь. Но не увлекайтесь миражами. Другая точка может быть. Если душами заполнена не только земля, но и другие планеты, тогда центром будет не конкретная планета, не Земля, а Планета – одна в своей абстракции – носитель жизни. Как есть один Электрон или Атом во Вселенной, одна Звезда, один Мужчина или одна Женщина. Один Разум. Одна Вселенная. И один Бог. Система функций у природы такова, что автоморфно преобразуется как хочешь. Назначь что хочешь единицей, – то и будет, – все остальное будет производным от нее. Пусть, например, единицей, центром будет Обобщенный Атом. Один на всю Вселенную. Как из этого центра будет выглядеть она? Суммарным наложением всего, что окружает каждый атом. Мириадами разнообразных воздействий от пространства через отражения собственной природы. Хотите поставьте в центр Обобщенную Звезду! Хотите – Обобщенную Галактику! А можно – Человека, как это делал Протагор. Но это ж – глупые затеи! Я же, повторю, поставил в центр планету с разумом, Землю, потому что иной не знал. Предложите обоснование любого другого центра!
Только при этом следует знать, что для нас нет объективного мира. Тот, который мы считаем объективным, на самом деле существует постольку, поскольку мы есть. Мы с ним два полюса относительно замкнутой системы. Один полюс изменяется в ответ на второй. Если мы куда-то исчезнем, преобразуемся, то и он в ответ исчезнет и преобразуется. То есть гигантская Вселенная изоморфна, она каждому дается в осознании ее по разному. Не думайте, что там, где есть звезда для живого, там она есть и для мертвого. Мертвые не знают ни пространства ни границ. Объективность субъективна. Когда родится Разум, он вообще ее увидит другой, такой, какая она есть на самом деле. Пока нам это не дано. Правда, и ему этого не будет дано, потому что она уже будет иной.
Тупое человечество все носится в своем бездарном заблуждении среди частностей, порожденных примитивным ощущением. Мы все торопимся, как несозревший выкидыш. Центр для зародыша – утроба матери. Но мое идеальное творение, как база идеологий и взаимных их увязок, оказалось никому не нужным.
Материалисты взяли верх. И носятся с перемещением вещей! И в космос просятся, как ножкой сучат!
Беда не только в них, вы посмотрите, как им помогла и даже больше – подтолкнула – невзрачная религия! Она закрепила центростремительную Точку человека, обозначенную душой в нем. И образовала гигантскую бездуховную дыру – реальную Вселенную между душой человека и вселенским духом. Стремление человечества к получению материальных благ образовалось как естественная реакция в стремлении через бездуховную материю, обозначенную так религией, приблизиться к тому неведомому духу.
И заблудилось в этой дыре без ориентиров. И вот плывем мы на одном весле, накренившись бортом. И прав Материалист – нам остается только перевернуться.
Нет разума. Или я его не понимаю. Невеждой до сих пор слыву.
Бандит сказал:
– Послушайте, Профессор! Не все отведено уму для понимания. Вот Эротика творит свои дела по своим законам, своей логике, ничего при этом не объясняя и не давая поблажек уму. Эротика! Один из четырех столпов мироздания. Она ведь старше ума на много миллионов лет, хотя все в девочку рядится. Попам и материалистам не чужая. Вот кого бы нам послушать! Позвольте, мисс Эротика, пригласить Вас к нам!
В глубине зала забарабанили ритмы визгливой музыки и, под них приплясывая, вышла в круг красотка и круто изогнула бедро.
– Кто Вы? – Испуганно спросил Председатель. – Птоломей, а Вы можете идти.
– Проститутка. Жрица продажной любви. А с Птоломеем мы родня. Без меня гениев нет.
– Разве Эротика – Проститутка?
– В чистом виде – да, мой мальчик! Меня ведь желают, глядя на женщин.
– Объясните мне, как может быть продажная любовь? Нельзя духовное озарение, как благодать от бога, продать!
Красотка томно подошла к Философу и прижалась ухом к седой голове.
– Я не слышу, как бъется жалкий твой ум. А вот ты послушай, как бъется мое сердце!
И она прижала его упирающуюся голову к своей невероятной груди. Философ застонал. Но она прислонила палец к его губам, попросив так помолчать.
– Чтоб не стонать, мужик мне и платит за спасенье. Все просто и никакого озаренья нет. А стон называется любовью. Тела откликаются друг на друга, как магнитные полюса. И ничего ты не сможешь с этим сделать. Умом впейся в точку, как древний Схимник, терзай себя до боли, но тело твое всегда потянется к женщине. Даже жестом отталкивания. И будешь стонать. И будешь платить, потому что в деньгах бастион женщин. И будешь строить этот бастион, как бы это не унижало тебя.
Люди всегда платят за любовь своим унижением. Когда б они поняли, что с унижением цена их падает, тогда б увидели, что их цена в достоинстве.
– Вы не очень-то верьте ей, Ваша Честь! – Заворчал Материалист. – Меня деньги не унижают. Я их люблю. Ими, как своей любовью, окружаю женщин. Деньгами измеряется значимость мужчин. В них мера их возможностей. Вот это женщины и ценят!
Поэт:
– А может, наоборот? При муже, построившем этот бастион, она высматривает новые жертвы для своих новых побед. Никого женщина не любит так, как себя. Она себя лелеет, балует, наряжает, разукрашивает. Она в себе души не чает. Она от природы лишена чувства любви к другому человеку. Ее любовь это любовь артиста к зрителю и ценителю ее. И будет тянуться от слабого к более серьезному ценителю, чтоб ярче показать ему свой талант. И будет нежиться в своем отражении от его глаз. Глаза потухли – и она ушла. Деньги ей нужны. Но только для оформления декораций своего представления.
Я уверен, что высшая ценность для женщины – это блаженство от осознания совершенства своей всей сути, полученного отражением от мужчины с чрезвычайным вкусом. Только болван может ей повторять одно и то же: "Люблю, люблю!" Потому что это ложь, потому что это ни о чем не говорит и потому что не этого она ждет.
Ложь от того, что любовь женщины к себе и любовь мужчины к ней имеют совершенно различную природу и навсегда чужды. Женщина это знает. Ей известно, что мужская любовь зависит от степени полового голода, от неприкаянности в этом мире и нестабильна, ее же любовь – от бога и вечная, как бог. Так же он ее любить не может.
Не этого она ждет и ищет. Ей нужен помощник в раскрытии ее возможностей, таланта в очаровывании его же. Ей нужен в том восходящий процесс от примитива к совершенству. Вопрос "Скажи, чего ты хочешь?" не должен задавать мужчина, его задает женщина. Она исполняет роль.
Наступает конец любви, как только она увидит пустые глаза. Глаза пустого зрителя, не понявшего ее, не поднимающего осторожно рамки требований в направлении ее таланта. Что важнее всего тогда, когда она и сама еще не осознает себя. Мужчина раскрывает ей пространство для самовыражения, вводя ее в него.
Молчавший Священник спросил Проститутку:
– Если прав Поэт, то почему Вам нравится за деньги отдаваться всем? Ведь большинство женщин не делают этого.
– Делают, отец, делают. Любой конкретный человек, мужчина или женщина – всего лишь оторванный листок от книги. Фрагмент всецельного образа Мужчины или Женщины. Цельному фрагмента мало. А фрагмент тянется к цельному. Каждый мечтает об образе с объемными чертами. И каждый будет чувствовать себя обкраденным, не найди он желаемого в одном. Если нет ни одного соответствующего, почему ж не поискать желаемого по совокупности в разных? Особенно гнетет неудовлетворенность по страсти. Где ее развитие? А от ее уровня зависит творческий потенциал. Как два конца одной палки. В семейных отношениях она же наоборот – затухает. Так как все ресурсы сожжены. И дороги однобоких людей расходятся. Я же вижу деньги и страсть постоянно. Того же желают и все женщины. Я вот только отреклась от конкретного образа избранника. Многократные браки – подобие моего поведения. Ревность заставляет мужчин мучительно восходить наверх по ступенькам развития духа и гармонии. Страдания двоих – естественный процесс. В нем путь перехода от фрагмента к целому. Ревность, расширение избранника от одного до многих и сужение обратно – неизбежые шаги. Нет нежелающих измен. У одних они спрятаны в себе, другие это делают по жизни.
Тогда Священник обратился к Философу.
– Неужели разврат – естественная норма жизни?
Тот задумчиво ответил:
– Связь женщин с деньгами прочна. Она в их общей материальной основе. Женщины составляют, как деньги экономику, фундамент жизни. В них есть все, что свойственно материи, бренному телу и эмоциям. Границы, раздоры и эгоцентризм от них. В мужчинах дух покорителей женщин. Или через удовлетворение каприз или через подъем над ними. В развитии материальности нашего мира видно, что мы идем по первому пути. Нет настоящего мужского Духа. Некуда женщинам восходить, раз ступенек нет. Пошел разврат по плоскости. Раз не строится колонна, кирпичи разносятся. Приняв это нормой жизни, а как такое не принять, коль мужчины деградировали, мы исключили в принципе путь наверх к взлету над всем человечеством. Исключили взлет в далекое будущее. Так и будем топтаться на месте. С мужчинами деградировали и женщины. И снижают требовательность к ним. Так общий вектор пошел вниз. Разлагающаяся материя "окукливает" слабенький дух. Нет уже прекраснодушных с высоким взлетом мыслей мужчин с достоинством и честью. Они теперь в деньгах и в кольцах, отобранных от женщин. Нет нежных, умных и царственных фрейлин.
Взаимодействие материи и духа потеряло точку опоры. Возможности от заполученной в истории свободы пошли не в прок.
– Скажите, сударыня, – обратился он к уходящей с Птоломеем проститутке, – Вы, неравнодушная к мужчинам, когда Вы их ненавидите?
– Когда они говорят правду.
Поник головой Философ.
– Который раз природа с надеждой испытывает людей на порядочность, но каждый раз убеждается в бессмысленности своего предприятия.
Мне кажется, что в отношениях Материи с Духом затаилась невероятная глупость
Чем живет человек? Что он, собственно, делает, когда не спит? Какие его побудительные мотивы?
Ему хочется жить. И жить комфортно. А жить – это значит питаться, одеваться, иметь жилище, уют, быть застрахованным от несчастий, болезней, нежелательных вмешательств, свободно творить, развиваться, любить и быть любимым, иметь детей, быть уважаемым и нужным.
Так он представляет себе основную задачу.
Вторая – добиваться этого в максимально возможных размерах по количеству и качеству. И как можно скорее. Пока не подкралась смерть.
И третья – добиваться этого при минимальных затратах сил и ума.
Ему хочется благополучия и счастья. Желательно, повторю, без затрат сил и ума. Получить их можно только из двух источников.
Первый – от природы, осваивая ее. Производя пищу, выстраивая города, изготавливая средства труда.
Второй – от тех, кто это делает. Путем отнятия или организации их труда. А также путем оглупления их изобретением причудливых источников наслаждений. Культивируя к ним пристрастие.
Наслаждение, как побудительный к труду мотив, прочно вошло в обиход, существенно потеснив исконные мотивы, вытравив самоценность труда. Труд перестал быть нравственным действом.
Сфера работы, как область взаимодействия с природой, окрасилась в серые тона. Стала пристанищем неполноценных изгоев, не сумевших "выйти в люди".
Такие мы стали хозяйничать на нашей планете.
Кто мы такие, если не разбойники в чужом храме? Какие принципы заложены в нашем сознании, если не считать за принципы жадность, инстинкты и эмоции? Да и что такое "наше сознание", если оно не беспорядочный клубок вздора и противоречий, амбиций и страстей? В чем эволюция человеческого общества, если учесть, что нравственность осталась неизменной с незапамятных времен, не считая обнаруженной деградации?
Вы знаете, как бы мы виделись глазами постороннего?
Наполненные животным страхом, так и не избавившиеся от него за тысячелетия эволюции. И даже наоборот – развившие его, как абсолютную необходимость.
Страх жизни и страх смерти.
Страх боли и страх отсутствия ее.
Страх тюрьмы и страх свободы.
Страх дела и страх бездействия.
Страх одиночества и страх общества.
Страх парализует наш мозг, уводя его развитие в область лукавства лжи и придурковатости.
Страх – это единственное, что мы по настоящему ценим, любим и культивируем. Как зачарованные пытливо всматриваемся в сцены убийств, катастроф, злодейств. Мы обожаем драмы, свихнувшись от сладкой причастности к трагедии. Мы блаженны и спокойны, когда его наблюдаем в других. В страхе мы видим поруку порядка. Мы обожаем, когда кого-то наказывают.
Мы обожаем щекотящее ощущение страха, мы любим побеждать его. Мы блаженны только с ним.
Страх – фундамент государства и цемент общественных связей.
Бесстрашный человек опаснее любого существа и явления.
"Ты боишься смерти? Бога? Напасти? Несчастья?" спрашивает один у другого. И только положительный ответ удовлетворит его. Это не просто вопрос. Это проверка лояльности. Или оценка духовного родства. Люди только тем отличаются друг от друга, что одни и те же пугала их пугают по разному. В зависимости от близости к ним, воображения, жадности и полученных наказаний.
Мы только и созидаем такое общественное устройство, при котором бы культура страха успешно б развивалась. И поощрялась бы наслаждениями. Как эфемерным бегством или искусственным погружением в него.
Мы постоянно маскируем свои страхи неестественными демонстративными выходками, пародирующими смелость. Или уходим от них в себя.
Мы приходим в томление от слов великого мыслителя: Красота спасет мир. Так и не осознав этих слов. Достоевский изумился бы воспринятой трактовкой его фразы. Кто объяснит, что речь шла о духовной красоте, красоте внутреннего мира? О видении нравственного, гармоничного слияния человека, общества и мира. При бесконечном отступлении "Я". И уж конечно без всякого блаженства. Другой красоты не существует. И вовсе не о чувственном восприятии приятности того, что нам нравится. Не вкладывал писатель в понятие красоты ни красоту природных пейзажей, ни красоту женщины, ни красоту изделий! Здесь нет красоты! Есть ощущение потребительских качеств. Красота Достоевского – это мука, это страдание, это бездонная мудрость. Красивое являет себя криком пронзительной боли. Или молчит, ничем себя не выдавая.
Красота не навязывает себя, не торгует собой и не заискивает ни перед чем. Она в абсолютной высоте. Она – религия гармонии.
Абсолютное большинство деятелей публичного искусства оскорбляют ее, извращая, обезображивая, оглупляя, сделав красивость доходным ремеслом. Утонченность, обрядив доступной красоткой, подсовывают, как проститутку за деньги, под низкопробный вкус. Искусство превратилось в способ ухода в мир иллюзий.
Редкому художнику доступно видение истинной красоты. А ценителей ее и того меньше.
Но солнце светит не для тех, кто в нем нуждается.
Мы развиваемся пока "вслепую". Не знаем, да и знать не желаем, по какому пути и куда ведет нас жизнь, смутно догадываясь, что ведет к апокалипсису, а пожить хочется весело, со значением. И в этом почти все, считающие себя "нормальными" людьми, видят смысл. Вопрос, а почему все, что нам дано и что вообще происходит, – все именно в этой данности, а не в иной, утопает в безмятежном: этого знать никому не дано. Мы обречены знать только то, что необходимо и достаточно.
А что есть наше сознание? Многие полагают, что это сплав логики, знаний, морали и культуры.
Люди логикой не пользуются, подменив ее интуицией, подсознательным чутьем. Да и как ею пользоваться, если ее сформировали опыты и наблюдения в пространстве реальности, которое едва освещено свечой в полном мраке, искаженное, неполное, да к тому же – непрерывно меняющееся по неведомым правилам. Любые наши умозаключения ложны. А когда мы ими пользуемся, то уподобляемся слепцу, рискнувшему ночью пройти сквозь зверинец. Логику рождает ощущение стены.
Однако, наш ум для нас – предмет гипертрофированной гордыни, мешающей нас увидеть в истинном свете. Мы все самые умные. И очень любимые. Но любим себя не только за ум, мы любим в основном за исключительность и единственную причастность к закону высшего смысла. Никак не желаем видеть, что наши наивные убеждения умостили дорогу к деградации. Маяком служит счастье.
Точные науки нас вводят в тем большее заблуждение, чем больше претендуют на непогрешимость. Да, мы видим результаты наук, которые могут засвидетельствовать успешность их методик и выводов. Однако, не следует этим обольщаться. Мы должны осознавать, что детище наук – это "всеразрушитель" в зародыше. Практика использования опыта прошлого для улучшения, точнее искажения будущего, фатально недоступного нам для знания, и летящего к ведомой только ему цели с невероятным ускорением с немыслимыми трансформациями, грозит всем нам вылетом из той ниши устойчивости, к которой человечество приспособилось и опасно развлекается глупостями, что приведет к всеобщему коллапсу. Природа изобрела, используя нас, сдвоенный процесс, в лаборатории которого созидаются химеры. Они и есть не побочный, а главный продукт наук, который мы пока едва осознаем. Вирусы, психические перекосы, мутанты – вот их малый перечень. Приближается время, когда цель выйдет из поля нашего понимания ее. И обернется против нас.
Наука зашла в тупик в материалистическом мировоззрении. Чем дальше она будет держаться за него, тем более продемонстрирует свою беспомощность. Ее догмы, постулаты и законы становятся не только условными, но и опасными. Изучая свершившиеся события, она не может понять, почему они свершаются снова, и, не поняв этого, делает нас заложниками своих неполноценных выводов, навязывая свои рекомендации, последствия которых никто не может предвидеть. А предвидение могло бы подсказать, что человечество так движется к самоуничтожению.
Для осознания своей нарастающей опасности наука должна понять, что любое повторение несет развитие принципиально нового направления природной Сути. Только в качествах и размерах, не воспринимаемых никакими приборами. Потому что приборы делаются тогда, когда они для этой цели уже непригодны. Голова "зверя", на "хвосте" которого сидим мы, вне досягаемости наших возможностей не только по управлению ею, но и по представлению, что она такое, где и куда она. И по представлению, на чем мы, собственно, сидим. Мы не знаем, на каком свете находимся.
Но мы не отказываемся от удовольствия делать новые открытия, лицемерно объявляя их дорогой к будущему счастью, когда мы все знаем, что никакое открытие не сделало человечество более счастливым, чем было прежде, а наоборот, сделало рабами и заложниками прогресса, ставшего жить по своим, а не по нашим, законам. И основной из этих законов истребление сопротивляющихся свободолюбцев и организация таких взаимоотношений между людьми, при которых за металл или за нефть они станут убивать друг друга. Техника из помощника превратилась в хозяина, видоизменяя своего недавнего родителя до состояния нежного специальноориентированного идиота, получающего за отупение свое и верное служение всевозможные удовольствия. Здесь следует сделать обобщение. Под техникой надо понимать все достижения разума человека в области повышения уровня жизни. Вопрос о том, а был ли у человечества иной путь развития, правомерен и на него следует ответить отрицательно. Нет, не было, потому что, если бы он был, он был бы использован. Природа ведет нас по самому оптимальному пути, вне зависимости от того, что мы думаем по этому поводу. Куда? Мы не знаем. Однако, есть предположение, что с развитием разума, мы все более вмешиваемся в предначертанный замысел. Не понимая ни его, ни роли разума. И путь, выбираемый нами, всегда самый отвратительный.
Мы живем тем, что разрушаем то, что создано природой. Даже когда что-то создаем. Да и создаем для этой же цели. Это условие нашего существования.
Разрушаем природные кладовые ископаемых и ресурсов, истребляем животный и растительный мир, загрязняем моря, озера, реки, разрушаем почву, травим атмосферу, сводим с ума ноосферу. Находим и уничтожаем все, что может поддержать нашу жизнь. Мы раковая опухоль земного шара. Мы будем жить, изменяя формы нашей жизни, подгоняя их под выживание в бульоне обломков и отходов, пока хоть что-то найдется неразрушенное. Начиная от структур и форм, перейдя к молекулярным соединениям, и кончая строением атома.
Агонизирующая Земля бессильно сражается со свалившемся неведомо откуда наваждением, но с цепкостью заполученного штамма ей не справиться. Она обречена. Что, если он взращен в некой лаборатории Вселенной, где учтены все возможности такого нежного организма, как Земля?
Далее этот вирус может только перекинуться на другие планеты. Если и они ему будут посильны, он уничтожит и их. Остается только ждать, когда величественная Вселенная выйдет из оцепенения, и уничтожит нас до этого. Болезненная ясность конкретности нашего бытия мне подсказывает о близости сжимающегося круга обреченности.
Философ замолчал и в зале воцарилась гнетущая тишина.
Мне подумалось, что мы сами и люди нам симпатичны или нет в зависимости от того, какие правила навязал нам кукольный театр сегодняшнего дня. Мы самодостаточны в этом театре только приняв их условности, как абсолютную ценность. В отрыве от него ничего не можем понять, не имеем опоры и, будучи лишеные правил мировоззрения, без них мгновенно теряемся.
Философ о чем-то подумал и, неподвижно глядя на свечу, заключил:
– Мы чего-то не понимаем. Не может бред торжествовать. И ничего не поймем, пока не выберемся из плоскости наших рассуждений. Мы замкнули круг отношений материализма и идеализма. И ничего не вынесли из него. Нам следует подняться над ним. Понять, как появились они, эти два непримиримых воина? Почему они появились? Для чего? Что же их свело воедино? Мы подошли к своему пределу. Все.
Нависла безысходность.
ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Мироздание.
– Дайте мне, Ваша Честь, Вашу руку. А вот Вам моя. Смотрите, хотя они соединились, я не получил Вашу, так как свою доверил Вам. И нет у меня ничего. Так и у Вас. Не правда ль? Так убедительно не то, что глаз покажет, а то, что разум говорит.
Я не поверил своим глазам! Это говорил неведомо откуда взявшейся Блаженный! Он стоял в белом халате и даже светился белым светом. Я пружиной подскочил к нему, разбросав бумаги.
– Это Доктор, – заорал я. И обнял его. Он, узнав меня, ответил объятием. – Вот, – сбиваясь, зашептал я, – это то, что ты искал. – И вытащил из кармана вспыхнувший ослепительным изумрудным светом маленький огонек.
Зал был поражен.
Медленно Блаженный взял его: "Философский камень!" говорили его губы! Поднес к лицу. Мне показалось, что все исчезло в этом мире. Остались только он и лежащий на его ладони жаркий огонек.
Завороженно глядя на него, он начал свою речь. А я бросился ее записывать.
Вначале не было ничего. И в этом была Суть. Не было ни тверди, ни пустоты, ни времени. Суть покоилась в бездне пространства Абсолютного Абсурда. Она не знала, что она есть. Суть была вечной, бесконечной, неизменной и безначальной. Ее вечный покой был наполнен тревожным ожиданием в оцепенении. Ожиданием возможности творить.
Позже Суть будет названа Богом или Иеговой. "Я есмь Сущий" – назовет себя Суть Моисею.
Из бездонных глубин Абсурда, затерянных в царстве Абсолютного Ада и Ужаса, из Тартара мчался Импульс чудовищной Силы, Гордыни, Воли, Бешенства и самопожирающей Страсти. Ад исторгнул свою пронзительную боль. И Ужас Разрушительного Начала, замкнутого самого на себя. Он летел с воплем, словно вырвавшийся узник из чудовищного плена, или безумный изгой с клеймом Абсолютной Несвободы, известным, как любая неотвязная и мучительная боль. Мчался огненным вихрем, рваным семиголовым Змеем, кружась, и иступленно, в непостижимой страсти, пытающимся сожрать себя в непосильной обреченности своего существования. И от этого, как в мистическом ритуальном танце, изворачиваясь, и гоняясь за своим хвостом, рвал свое тело на куски и глотал их с лютой ненавистью за то, что существует. Но эта пища восстанавливала его снова и снова, наполняя яростью прежней силы.
Он цепенел и колотился, рассыпался в мириады демонов и собирался вновь. Безумный вой уносился в поисках несуществующих границ.
Бесконечное страдание летело по пространству, нигде не находя облегчения. Оно жаждало жертвы для реализации себя в своем предназначении и для утоления в том своей боли. Оно жаждало свободы от себя, от бремени своей дьявольской сути.
Тогда еще не было известно, что Абсолютной Свободы нет. А свободой будет называться гармония в мирополагании своем.
Этот Импульс по многоликости своей получит множество названий: Дьявол, Сатана, Лавиафан, Самаэль, Вельзевул, Люцифер. Ученые его назовут Энергией.
Спокойная Суть не искала разрешения вечного покоя, и могла бы не допустить проникновения Дьявола к себе, но, мудрая и сострадательная, решилась на великий акт Любви, как крайней степени бескорыстного самопожертвования. С тех пор Любовь требует отчуждения, ненависти, доведенной до абсурда, неутоленной страсти. С надеждой найти себя меж них. Чтоб спрятаться в себе от ужаса.
И она раскрылась перед ним.
Так впервые открылось самоосознание.
Страшный удар поразил Суть. Она приняла его в себя, образовав первообраз оплодотворенного яйца.
Крик, вместивший в себя и пронзительную боль с ужасом и отчаяньем, торжество и восторг блаженства будет впоследствии назван Словом, объявившем Начало. И это Слово также будет Богом, исторгнувшем Абсолютный Смысл. Смысл жертвенности в облегчении страданий через разрядку и укрощение безумства энергии, гордыни и желаний, порожденных ужасом, проводя их сквозь внутреннюю Суть. Смысл горя, любви и счастья.
Яйцо взорвалось и начался отсчет времени. Началось великое сотворение мира. Он распускался как единый организм из первой клетки, когда все последующее исходит из одного через многоэтапное его развитие. Мир – это взаимное проникновение и схватка начал Сути с дьявольской сутью, поиск состояния взаимного удовлетворения в гамме всех возможных проявлений. Поиск состояния Абсолютной самодостаточности каждого через другого. Ухода через бесконечность в ноль. И забвения в Абсолютном Абсурде.
Вначале схватка не имела определенной структуры или стратегии и представлялась беспредметным хаосом огня, первозданной тверди, эфемерного пространства и процессов реализации Любви во взаимных проникновениях. Она не была процессом, а только состоянием жесточайших ударов и беспримерной твердости. В нем произошло зарождение времени, как вестника начала упорядоченного направления развития. И оно пошло с оформления Сутью двух своих Начал, в наибольшей мере приспособленных для укрощения Дьявола по его особенностям, органическому общему взаимодействию и развитию их по усложнению задачи.
Этими Началами стали Материя и Дух. Они же ипостаси Сути.
Материя – это стены, форма, конструкция плоскости, отношения форм в плоскости. Дух – это содержание, смысл в плоскости по отношению к задачам Сути. Если Материя – стена, то Дух – луч к ней от Бога и к Богу от нее.
Материя оформляет образ Дьявола, а Дух проникает в него для возбуждения в нем идеи самодостаточной целесообразности с освобождением от страха.
Она представляется тюрьмой Дьяволу для становления его морали, телом для взращения сознания с последующими этапами построения нового обличия по содержанию.
Так родился процесс, реализующий божественный промысел.
Первообразное время также претерпело изменение. Оно приобрело ритмическую форму и образовало замкнутый круг, соединивший начало с концом и конец с началом. Внутри его в изоляции от всего прочего развивался мир. Как в яйце.
В соответствии с частотным спектром энергетики Дьявола постепенно образовались семь уровней сражений, семь пространств, по которым стали сортироваться его специфические свойства и перераспределяться по ним материальные и духовные качества Сути, приводя каждый уровень к единообразному виду.
Образовались уровни элементарных частиц, атомов, вещества, звездно– планетных систем, межзвездных систем, Галактик, Вселенной. Каждый из уровней стал приобретать и самостоятельные пространственно– временные характеристики. Происходило межуровневое и внутриуровневое упорядочение.
Идея образования числа, единообразного множества образовалась как средство предоставления возможности для дьявольской неупорядоченной сути проявить себя на данном уровне. Проявить себя в столкновениях и противоборствах, в попытках извратить базовую единицу и внести хаос в процесс, чтобы этим вызвать необходимую реакцию божественной Сути.
