Текст книги "Я шагаю по Москве"
Автор книги: Геннадий Шпаликов
Жанры:
Киносценарии
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Из книги Геннадий Шпаликов. Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники. Письма – У-Фактория
1998г.
Я ШАГАЮ ПО МОСКВЕ
С земли всегда завидуешь пролетающим над тобой и тем, кто улетает, тоже завидуешь, и почему-то с большим уважением относишься к прилетающим, особенно в первый момент. Стоит для этого только посмотреть посадку большого реактивного самолета, когда он, выпустив тормозной парашют, с ревом и пламенем из-под двигателей катится по бетону и крылья его, резко откинутые назад, покачиваются, дрожат от напряжения, а на бетоне остаются черные следы.
Наконец к самолету подкатывают трап. Следует короткая пауза, а затем дверь открывается, ее открывают изнутри, и мы ждем появления мужественных людей, спустившихся к нам, но люди выходят сонные – так, во всяком случае, было в это утро в Шереметьеве.
В числе других пассажиров в Москву прилетел молодой человек в синем, несгибаемом, непромокаемом плаще с клетчатой подкладкой, заметной потому, что плащ был расстегнут. Появившись из дверей самолета, он выпрямился, жадно вдохнул утренний воздух, оглядел с высоты трапа новое здание Аэропорта, похожее своей прозрачностью и простотой на обложку журнала «Техника – молодежи», и быстро, насколько ему позволяли идущие впереди, сбежал с трапа.
Володя, не ожидая, пока разгрузят самолет, а пассажиры усядутся в низкие вагончики микроавтобуса, пошел напрямик к зданию Аэропорта.
Он был, что называется, долговяз. Руки торчали из-под рукавов плаща, уши торчали, короткие светлые волосы, кое-как приглаженные рукою, топорщились, и выражение лица его было решительное и в то же время детское.
В Аэропорту Володя подошел к справочному бюро.
Скажите, пожалуйста, – обратился он в окошечко, – на Ижевск самолет вовремя?
Задерживается! – громко прозвучал голос из висящего над окошком репродуктора. Володя даже вздрогнул от неожиданности.
На сколько?
А я почем знаю. Погода нелетная...
Погода действительно была неважная – пасмурно, ветер. Того и гляди, хлынет дождь.
Видите ли, я командировочный, меня на работе ждут...
А я тут при чем? – голос в репродукторе начал раздражаться. – Раньше двенадцати ночи все равно не улетите.
Володя постоял еще молча перед окошечком, хотел было что-то сказать, но потом не стал и отошел.
Он вскоре отразился в большом, до самого пола, зеркале. Видимо, он себе не понравился. Небрит, ботинки грязные.В этом же зеркале отразились три старших лейтенанта. Несомненно, что они шли из ресторана, но держались старшие лейтенанты хорошо, с большим достоинством.
Володя нашел за кафе недалеко от Аэропорта шланг, из которого, скорей всего, поливают газоны. Он снял плащ, пиджак и, оставшись в одной рубашке, сначала вычистил мокрой травой ботинки. Потом достал из сумки пасту, зубную щетку и почистил зубы, затем снял рубашку и, поеживаясь от утреннего холодного ветра, пустил воду из шланга посильнее.
Поливать самому себе не очень удобное занятие. Он был уже намылен, глаз, естественно, не открывал и не мог видеть, что ему решили помочь.
Подошла девушка в синем плаще за восемьдесят рублей новыми деньгами, молча взяла у него шланг одной рукой (другую продолжала держать в кармане) и умело, так, чтобы за штаны не налилось, помогла ему.
Спасибо, – сказал Володя, протирая глаза.
Пожалуйста, – ответила девушка. – Мне все равно делать нечего, – и отошла, не вступая в дальнейший разговор.
Еще раз он увидел ее, когда брился заводной бритвой «Спутник» глядя, как в зеркало, в прозрачную стену кафе. Девушка была за стеной. Она завтракала. Володя поглядывал на нее через собственное нечеткое отражение.
Девушка улыбнулась ему, а он, сам не зная почему, сделал над собой усилие и не улыбнулся, продолжая со всей серьезностью свое несерьезное занятие. Тогда девушка поставила чашечку кофе на стол и рассмеялась. После этого Володино лицо сделаюсь совсем сердитым. Выбритым, но сердитым – взял и обиделся. А девушка показала ему язык.
Она, конечно, не могла ему не понравиться. У нее было лицо, как у всех красивых девочек 63-го года.
Садитесь сюда, – сказала она, когда он с яичницей оглядывал почти пустое кафе, выбирая место,
И неожиданно для себя он сел к ней, как бы подчиняясь ее словам, и, садясь, в неловкости и оттого, что она наблюдала за ним, задел ногой непрочный современный столик, шатнул его, покраснел и молча сердито принялся за яичницу.
– А вы – с хлебом, – она пододвинула ему хлеб, Володя ел под ее взглядом, добрым и взрослым,
хотя она была равной по годам, а может быть так, что она была младше его. В кафе играла музыка, неизвестно какая и чья, но она, эта музыка, подходила сейчас к их состоянию. Девушка в такт музыке тихо прихлопывала ладонями, прижимала их к губам, а он ел яичницу вилкой, смотрел только в тарелку, головы не поднимал.
– Сейчас потанцевать бы, – сказала девушка очень просто.
Рано еще, – сказал Володя, лишь бы что-нибудь сказать.
Это не важно, не в этом дело.
А ты что, улетаешь? – ему хотелось, чтобы разговор не был уж совсем односторонним.
Встречаю мужа.
Ну да – мужа? – он не поверил.
Мужа.
У тебя муж есть?
Угу.
Счастливые люди, кого встречают, – сказал Володя .
Женишься – и тебя будут встречать.
Где уж тут жениться, когда все девушки уже разобраны.
Ну что ты! Нас же в два раза больше. По переписи.
Это для утешения говорят. Утешают таких, как я. – Он помолчал. – В общем, у вас все хорошо?
Очень хорошо.
Но ведь так не бывает, – серьезно сказал он.
А вот бывает! – Она улыбнулась.
Улыбка у нее счастливая. Действительно счастливая.
Только что экспресс мчался по пригородному шоссе среди полей и деревьев. И вдруг, внезапно, за окном возникли огромные светлые корпуса новых зданий. Город как бы раздвинулся, это были его окраины, выстроенные совсем недавно, светлые, современные; сверкающие чистым стеклом.
Володя сидел, прижавшись щекой к нагретому солнцем окну автобуса.
А позади него, объединенные хорошим настроением, скоростью и солнцем, двое ребят пели какую-то веселую грузинскую песню, отстукивая пальцами ритм но бочонку.
Нарзан? – Володя кивнул на бочонок.
Нет, боржом, – ответили ребята и снова запели. Раннее утро. Красная площадь. Часы на Спасской башне бьют половину седьмого.
Шахта строительства метрополитена. Смена заходит в клеть. Закрываются решетчатые двери.
Клеть стремительно надает по вертикальному стволу. Мелькают яркие лампы, установленные на стене ствола.
Гул, падение, пыль.
Невозможно разговаривать, курить нельзя. Люди стоят молча.
Постепенное мягкое торможение.
Двери открываются, и смена входит в шахту. Слабо освещенный тоннель, уходящий в темноту. Неяркое дежурное освещение,
И впереди, где ведутся основные работы, откуда слышен шум машин,– посвечивают огни.Смена идет по тоннелю. Лица почти не видны, сверху капает вода, стучит по каскам, хлюпает под йогами, стекая но водостокам.
А навстречу идут уже отработавшие свою смену. Среди них– Колька, высокий худощавый парень в сдвинутом на глаза шлеме.
Душевая. Солнечные лучи врываются в потоки воды, льющейся из кранов душа. Блеск и белизна кафельных стен. Ощущение силы и здоровья молодых ребят.
Колька моется в своей кабинке, подставляя лицо воде, намыливая короткие светлые волосы.
Утренние газеты штурмом брали город. Эскалатор метро белел от них.
Читали стоя на платформе, закрыв лицо развернутым хрустящим листом. В проносящихся поездах с ходу мелькали мимо те же белые листы.
Вот подошел поезд. Толпа, не складывая газет, устремилась в него. Дежурная по станции не успевала прочитать через стекло все, что ее интересовало в этом номере.
Колька ехал в битком набитом вагоне, сжатый со всех сторон, среди чьих-то спин, локтей, сумок и газет, развернутых справа и слева от него. Колька засыпал. Глаза у него закрывались сами но себе и открывались только тогда, когда дежурный объявлял очередную станцию.
На остановке влились новые пассажиры.
Не напирайте, – сказал кто-то позади Кольки. Колька посмотрел назад и ничего не ответил.
Стой спокойно, – сказали ему.
Колька еще раз обернулся и посмотрел уже более внимательно на человека в кепке.
Чего смотришь? – сказах человек. Колька вздохнул и отвернулся.
Вы не скажете, как проехать в Строительный переулок? – спросил у пожилой женщины, стоявшей рядом с Колькой, Володя. – Где сходить?
Я приезжая, – сказала женщина.
Какой переулок? – спросил гражданин с девочкой на руках.
Строительный, – сказал Володя.
Это не в Черемушках? – спросил гражданин.
Да нет, – к Володе протиснулся человек в кепке. – Все не так. Какие Черемушки! При чем тут Черемушки! Слушайте меня, слушай – он взял его за пуговицу пиджака. – Едешь до Павелецкой, сходишь, на эскалаторе вверх, и до обувного магазина. Увидел обувной – слезай. А там разберешься.
Ну и врешь, – не выдержал Колька. – Сам не знаешь, что говоришь, – К парню: – Сойдешь на Арбатской, пройдешь бульваром три квартала, свернешь направо, а там рукой подать.
Да? – разозлился человек в кепке. – Вы-то откуда знаете? – И к парню: – Не слушай его. Я Москву как свои пять пальцев знаю.
А ты, случайно, не Иваном Сусаниным работаешь? – спросил Колька.
Пассажиры молча смотрели на внезапно открывшуюся панораму Москвы-реки...
...на «Скиф», восьмерку, уходящую под мост. Поезд снова скрылся в тоннеле.
На бульваре мыли памятник, поливая его из шланги.
Ребятишки носились на машинах, велосипедах и самокатах, лавируя между ног спешащих на работу прохожих.
Пенсионеры устраивались па скамейках, готовясь к шашечным соревнованиям.
Колька и парень с чемоданом шли по бульвару.
Это Чистые пруды? – опросил Володя.
Ага.
Они раньше назывались Грязными, – сообщи.! Володя Кольке. – А при Петре их вычистили и переименовали.
Колька внимательно оглядел парня.
Ты приезжий? – спросил он.
Ага. Я из Качемска. Это в Сибири.
В командировку?
Проездом...
Виктор! – назвал Колька идущего навстречу плотного молодого человека.
Привет, – сказал молодой человек. Он вел за руки двух девочек, очень похожих одна на другую. – Виктор, – молодой человек протянул парию руку. Теперь руки девочек были зажаты в одной широкой ладони.
Ермаков, – Володя пожал руку. – Володя, – добавил он.
Ты чего вчера не пришел? – спросил Колька, поцеловав девочек. – Мать на тебя обиделась.
Не мог. Собрание было. Аня, что ли, не говорила?
А ее не было, – сказал Колька.
Как не было? – забеспокоился Виктор. – А где же она была?
Не знаю, – Колька пожал плечами. – Она мне не докладывает.
Она же к вам пошла!
Может, после одиннадцати. Я в одиннадцать на работу ушел. Я эту неделю в ночную.
В одиннадцать она уже дома была. Ну, пока. – Виктор вдруг заторопился и зашагал по бульвару.
Девочки едва поспевали за ним.
Брат? – спросил Володя.
Двоюродный.
А ты женат? – спросил Володя.
Нет.
Я тоже, – сказал Володя.
Собака прижимала лапой к песку резиновый мяч и пыталась разгрызть его.
Вокруг собаки столпились ребятишки.
Володя подошел к собаке, с ходу выбил мяч ногой. И в тот же момент собака вырвала клок из его штанов.
Спасибо, дядя! – благодарили дети, овладевшие мячом.
Не за что, – сказал Володя.
Да, друг детей. – Колька критически оглядел штаны. – Укус есть?
Есть вроде, – Володя приподнял штанину.
Ну, считай, сорок уколов ты заработал.
Ты думаешь, она бешеная? – с интересом спросил Володя и посмотрел на собаку.
Собака рычала, не могла успокоиться.
Слюни текут. Хозяина надо спросить, – сказал Колька.
К собаке подошел пионер, начал ее отвязывать.
Твоя собака? – Колька взял пионера за руку.
Да нет, что вы. Мне на время подержать дали.
Кто? Кто тебе дал?
Тетка.
Какая тетка?
Посторонняя.
Где она? – Колька не выпускал пионера.
В церковь пошла. – Пионер испуганно смотрел на Кольку.
Пойдем, покажешь, – сказал Колька.
Да брось ты! – сказал Володя. – Зачем?
Ты с этим делом не шути. Пошли! – сказал Колька пионеру.
Мне в церковь нельзя, – сказал пионер.
Он атеист, – сказал Володя.
Я атеист, – подтвердил пионер.
Ну, ладно, атеист, тебя не молиться зовут. Пошли!
В церковь не пойду, – пионер был непреклонен. – Вы тетку по приметам можете найти. Я вам ее опишу: платок – серый, платье – красное или зеленое, в общем, байковое, туфли без каблука...
В церкви шла обычная утренняя служба. Священник читал что-то ровным спокойным голосом.
Народу было немного – девять или десять человек, в основном женщины в серых платочках.
Колька почувствовал себя неловко, но не показал виду. Он на цыпочках прошел в глубину, не приближаясь, однако, к священнику.
Священник, заметив Кольку, замолк и вопросительно посмотрел на него.
Здравствуйте, – очень вежливо поздоровался Колька.
Священник кивнул и продолжал чтение. Колька сразу понял, что платок не является точной приметой, и решил действовать наугад.
Это не ваша собака на улице стоит? – спросил он у ближайшей женщины в платочке.
Женщина сердито посмотрела на него и не ответила.
Вы на улице собаку не оставляли? – Колька пошел дальше.
Простите, пожалуйста... – Он понял, что ошибся.
Это не ваша собака на улице стоит? – спросил он у плотной женщины с простым лицом.
Убегла? – испугалась женщина.
Ваша собака? – обрадовался Колька.
Наша.
На них уже обращали внимание.
– Давайте выйдем, – предложил Колька. Они прошли через церковь на улицу. Собака грелась на солнце.
Ваша? – проверил Колька.
Наша.
Вот, – Колька подвел женщину и приподнял штанину Володи.
Чего? – не поняла тетка.
Ничего! Пока вы там богу молитесь, эта бульдожка людей кусает! – Колька был возмущен.
Это боксер, – сказал Володя.
Чего?—не поняла тетка. – Ой, простите, пожалуйста!
Бог простит, – сказал Колька. – Здоровая собака или нет?
Чумкой болела, – смиренно сказала тетка.
Да хоть холерой! – взорвался Колька. – Я же вас не об этом спрашиваю!
Кто его знает, – сказала тетка. – Вроде нет.
Л почему у нее слюни текут? – не унимался Колька.
А может, она голодная? – спросил Володя.
Голодная, голодная! – обрадовалась тетка поддержке. – Ее сколько ни корми, она все равно голодная!
Голодная, – Колька задумался. – Ну ладно, раба божья. Л колоться все же надо, – сказал он Володе. – На всякий случай.
К ним подошел человек с портфелем, солидный, хорошо одетый.
Продается? – человек показал на собаку.
Меняется, – сказал Колька.
Паспорт есть? – спросил человек.
У нее медали есть, – робко сказала тетка.
Это ничего не значит, – категорически сказал человек, – Если у человека медали или даже ордена, что, ему паспорта не надо? Па что меняется?
Да нет, – сказал Володя. – Просто она меня укусила.
Попятно, – сказал человек. – Вас – в больницу, – он показал на Володю. – Собаку – в живодерку, хозяйку – под суд, – и пошел, довольный своим мудрым решением.
Нескладный парень в майке натирал полы в небольшом, еще пустом кафе со стеклянными стенами. Столики были сдвинуты, а на проигрывателе вертелась пластинка с уроком английского языка.
Парень старательно тер иол и одновременно слушал эту полезную долгоиграющую пластинку.
Колька и Володя шли мимо.
Сколько лет этот язык в школе изучал – ни одного слова не понимаю, – усмехнулся Володя.
Ну, я пришел, – сказал Колька, – а тебе – первый переулок направо. Гуд бай.
Спасибо, – сказал Володя.
Будь здоров, – Колька скрылся в подъезде напротив, а Володя пошел но переулку.
Грузовик подвез тележку с квасом. И водитель с продавщицей открепляли ее.
Не читай во время еды – вредно, – сказала Колькина сестра, поставив на стол кипящий чайник.
Колька сидел за столом в одних трусах, ел, уткнувшись в газету. Он даже не поднял глаз. Тогда сестра выхватила у него газету и ушла в другую комнату.
Урок английского языка, записанный на пластинку, гремел над переулком. Колька зевнул и встал.
Эй! – он высунулся в окно, – Сними пластинку!
Парень вышел из кафе. Он не понимал, чего от него хочет Колька.
Пластинку сними!
Парень кивнул головой, понял, значит. Пошел, снял.
Мне спать надо – мешает! – крикнул Колька. – Ты что, потише не можешь пустить.
Если тихо, до меня не доходит. Отвлекаюсь, – объяснил парень.
А ты не отвлекайся! – сказал Колька и заметил ...
...Володю, идущего обратно по переулку с чемоданом в руке.
Здорово, давно не виделись! – почему-то обрадовался Колька. – Чего так скоро?
Никого дома нет. Они, оказывается, в другой город переехали.
Володя остановился:
Можно мне у тебя до вечера чемодан оставить? Неохота таскаться.
Давай, – сказал Колька и отошел от окна.
За квасом уже выстроилась длиннющая очередь с бидонами в руках.
Есть будешь? – спрашивала Колькина мать стоящего посреди комнаты Володю.
Спасибо. Я уже... У вас иголки с ниткой не найдется? – Володя вспомнил о порванных брюках.
Катя! – позвала Колькина мать. – Дай иголку с нитками. – И вышла.
Кому тут иголка понадобилась? – выглянула из соседней комнаты Колькина сестра.
Мне, – сказал Володя. – Здравствуйте.
Познакомься, моя сестра, – сказал Колька. – Двенадцать сантиметров и мастер спорта.
Что? – не понял Володя.
Если бы она на двенадцать сантиметров подросла, перепрыгнул через нее и – мастер спорта. А так только первый разряд.
Идиот, – сказала Катя. – Ну, приведешь Ванечку из детского сада – зашью брюки твоему приятелю.
– Ладно, – согласился Колька.
Давайте, – сказала Катя Володе, – зашью, так и быть.
Володя стоял в нерешительности.
Давай быстрей, а то я на работу опаздываю.
Снимай, – сказал Колька. – Снимай, раз предлагают.
Я не смотрю, – Катя закрыла дверь.
Володя снял штаны и протянул их за дверь. Он стоял посреди комнаты в трусах.
Садись, – сказала вошедшая Колькина мать. – Чего стоишь?
Володя сел у стеночки.
Нельзя быть таким эгоистом, – сказала Колькина мать, – Если договорились мыть посуду но очереди, то выполняй без разговоров.
А я что, отказываюсь? – сказал Колька. – Я просто устал.
Мы все работаем, – сказала мать.
Человек всю ночь не спал, а его еще пилят. Может быть, чаю выпьешь? – спросил он у Володи.
Нет, спасибо, – Володя снова отказался. – Хотите, я посуду вымою? – неожиданно предложил он.
Этого еще не хватало! – возмутилась мать. – Вот видишь! – сказала она Кольке.
Ты надолго приехал? – спросил Володю Колька.
Нет, сегодня уезжаю.
Значит, так, – сказала Колькина мать, – вымоешь посуду, приведешь Ваню из сада, ну и, если бабушка чего попросит, сбегаешь – она себя плохо чувствует.
Ладно, – согласился Колька. – Ты иди, а то опоздаешь.
Ну, я пошла.
До свидания. – Володя приподнялся со стула.
Как мне отсюда в Третьяковку добраться? – спросил его из дверей Володя.
Четвертым троллейбусом, – сказал Колька. – Иди сюда, – позвал он Володю. – Вон в том доме, – Колька показал Володе маленький, утопающий в зелени особнячок, – когда-то жил Пушкин.
А теперь кто?
Теперь родственники. Правнук, например. За «Торпедо» края играет.
Колька свистнул, и в окне особнячка тотчас показалась кудлатая голова заспанного парня.
Чего? – спросил правнук.
Как нога? Что говорят? – спросил Колька.
Мениск подозревают. – Правнук зевнул и скрылся в окне.
Квартира Кольки была старая, высокие окна, высокие потолки. На стене висели фотографии и рисунки с гипса. Рисунки не баловали разнообразием сюжетов: на них был изображен один и тот же гипсовый лепесток. А сам оригинал стоял в углу на тумбочке рядом с подрамником.
Твой? – спросил Володя.
Угу. – Колька убирал со стола посуду.
Меня можешь нарисовать?
Нет, – сказал Колька.
Только лист, значит.
Его на экзаменах рисуют.
Где?
В Строительном.
Володя остановился у старой, наклеенной на твердый картон фотографии.Пять ребят и одна девочка помладше смотрели прямо перед собой, серьезно, неулыбчиво.
– Здравствуй, сынок. Володя оглянулся.
Рядом с ним стояла бабушка Кольки, маленькая, седые волосыгладко причесаны.
Здравствуйте. Это ваши дети? – спросил Володя.
Мои, – сказала бабушка. – Это – Надя .
Она водила пальцем по фотографии, голос у нее был ласковый, спокойный.
Миша – Коленькин папа. А это Алеша, Сеня, Ваня, Витя... Их всех на войне поубивали... А я вот живу...
Ну, что ты, бабушка, – сказал Колька.
Много ребят было, – продолжала бабушка. – Сошью рубашку – первым Сенечка носит, потом Ваня, потом Леша, потом Витя, а последним Миша донашивал, а он ничего, не обижался: у него нога зато всегда большая. Ему сапоги сразу после Сенечки доставались, – бабушка улыбнулась.
Колька встал и высунулся в окно.
Эй! – крикнул он парню в кафе. – Выключи музыку! Или ты уже по-русски не понимаешь?
Парень перестал натирать пол и послушно выключил проигрыватель.
Колька лежал на кушетке, укрывшись простыней. На улице было шумно, и он спрятал голову под подушку...
Кафе напротив Колькиного дома было уже заполнено, и даже у входа толпилось несколько человек.
Грузовик увозил пустую тележку: квас кончился.
Колька спал под простыней.
Коля, – будил его Саша, кудлатый парень небольшого роста. – Вставай.
Колька медленно открыл глаза и долго бессмысленно смотрел на Сашу.
Я не пойду, – сказал он.
Мы же договорились. Мне неудобно самому за себя просить.
Ну ладно, подожди немного. Я только сон досмотрю.
Колька отвернулся к стене.
Саша прошелся по комнате, потом взял со стола альбом, сел и начал зарисовывать Кольку.
Не смотри па меня, – попросил из-под простыни Колька. —Я не могу спать, когда на меня смотрят.
Саша положил альбом на место.
Сии, – сказал он, снимая со стены гитару.
Он настроил ее и начал что-то напевать, тихонько аккомпанируя себе.
Колька лежал с закрытыми глазами и вторил Саше. Потом он сел на кушетке.
Ну, пошли, черт с тобой, – сказал Колька, окончательно проснувшись.
В просторной приемной райвоенкомата висели плакаты. Плакаты обучали, как надо действовать при атомном нападении. На них с легкой руки неизвестного художника все получалось просто, они обнадеживали и вселяли уверенность, что в конце концов все не так уж страшно и можно спастись, если знать предлагаемые на плакатах средства.
Перед дверью с табличкой «Военком» стоял Саша и, заглядывая в щелку, слушал.
– Слушай, – обратился к нему кто-то сзади. Саша в испуге отпрянул от двери.
Что бывает за потерю военного билета? – спросил его молодой человек в очках.
Не знаю, – отмахнулся Саша и, заложив руки за спину, заходил по комнате.
Дверь военкома открылась, и показалась голова Кольки.
Заходи, – сказал он Саше. – Тебя требуют.
За канцелярским столом сидел майор с орденскими планками на груди. Напротив немолодая женщина отстукивала на машинке.
Садитесь, Шаталов, – сказал майор Саше. – Что же это вы вместо себя адвокатов присылаете? Нехорошо.
Саша стоял навытяжку.
Колька сел рядом с майором и держался как дома.
Повестка с собой? – спросил майор.
Так точно, товарищ майор! – Саша протянул повестку.
Так... Вы когда должны явиться?
Завтра.
Ну и что?
Прошу три дня.
Основания?
Женюсь.
У него свадьба, – подтвердил Колька, зевая. Женщина перестала печатать, прислушалась.
Что, у тебя времени не было жениться? Видали, Ангелина Петровна, – майор обратился к женщине. – До последнего дня дотянул. – Ангелина Петровна улыбнулась.
Да так как-то получилось, – смутился Саша.
Видали? – удивился майор. – У них это дело так как-то получается. Рановато.
Я ему тоже говорю, – вмешался Колька. – Не женись! Подожди! А он – ни в какую. Упрямый.
Что она, того? – доверительно спросил майор.
Да нет, не таво, – смутился Саша.
Понятно. Бывает.
Нет, не в этом дело! Честное слово!
Любовь, – сказал Колька и снова зев1гул.
Ясно. Мальчика хотите или девочку?
Да я...
Ну, ладно, давай заявление.
Саша протянул майору бумагу, и тот скрылся за дверью. Женщина подмигнула Саше, что, мол, все будет в порядке, и принялась за работу.
Держи, – сказал появившийся майор, отдавая заявление. – На свадьбу позовешь? Даем тебе месяц. Гуляй.
Спасибо большое, товарищ майор! – обрадовался Саша.
Желаю тебе мальчика. Мальчика ждешь?
Да нет же!
Ну ладно, девочку. Ни пуха ни пера.
Светлану Михайловну, пожалуйста, —попросил Саша в телефонную трубку.
Он и Колька стояли у автомата в магазине.
Светочка, – голос Саши стал нежным. – Нам месяц дали. Ты рада?.. А почему у тебя голос нерадостный?.. Нет, нерадостный... Неудобно разговаривать? Это со мной-то?
Да рада она, не тяни, – сказал Колька.
Вот Коля тебе привет передает, – сказал Саша.
Пламенный, – подсказал Колька.
Не мешай. Костюм? Костюм еще не купил, сейчас пойду... Взять с собой Колю?.. Хорошо.
Никуда я не пойду, – возмутился Колька. – Мне выспаться надо.
Она боится, что я не то куплю, – прошептал Саша. – Она тебя очень просит.
Ладно, – неохотно согласился Колька.
Он пойдет. – Саша повернулся к Кольке спиной. – Ты меня любишь? – спросил он, прикрывая трубку ладонями. – Что – да? Да – да? Или да – нет?
– Кончай, – перебил его Колька. – Народ ждет. Действительно, у автомата стоял пожилой человек и неторопливо постукивал по полу тростью.
Рядом рабочие усердно вскрывали новый, еще лоснящийся асфальт и рыли яму.
Простите, – спросил Колька низенького человека с чертежами. – Вы, случайно, не клад здесь ищете?
А тебе какое дело? – подозрительно спросил низенький. – Тебе что, больше всех надо?
Да нет, просто за этот месяц вы четвертый раз на этом месте копаете.
Значит, надо, раз копаем, – низенький презрительно пожал плечами и отошел.
– Пошли, – сказал Саша. – Ну его! Около них остановилось такси.
Ребята, – высунулось из окна лицо таксиста. – Языками владеете?
Л тебе какой нужен? – спросил Колька.
Сам не знаю!
Рядом с таксистом сидел маленький чопорный человек в габардиновом костюме.
Два часа катаю, – сказал таксист. – Спрашиваю: куда? А он только руками показывает: направо – налево. Восемь рублей уже наездили. Я ему: давай плати и вылезай! А он мне какие-то бумажки сует. По-русски ни бе ни ме... Бубнит чего-то: «икона»... «икона».
Икона, – улыбаясь закивал головой иностранец.
Вот видите, – вздохнул таксист.
Спекулянт, – шепнул Саша Кольке. – Иконы скупает.
Шнрехен зи дойч? – спросил Колька.
Но, инглиш!
Инглиш? – переспросил Колька.
Йес, йес! – обрадовался иностранец. – Ай вонт ту си сэнтрэл пикче гэлэри. Транслейт ит ту хим, плиз.
Что он говорит? – спросил шофер.
Он в восторге от нашей замечательной столицы, – сказал Колька.
Да нет, – сказал Саша. – Ему, кажется, в Третьяковку надо.
Вези его в Третьяковку, – сказал Колька таксисту.
Ты ему про деньги скажи, – заволновался таксист.
Скажи про деньги, – велел Колька Саше.
Не могу, – сказал Саша. – Понимать понимаю, а говорить не могу.
– Знаешь что, – сказал Колька таксисту, – вези его в банк – там вам деньги обменяют.
Ребята, – взмолился таксист. – Поехали вместе, а? Я вас потом куда надо бесплатно отвезу. Поехали, а?..
Машина мчалась но улицам Москвы.
А ви драйвин ту зэ гэлэри? – спросил иностранец Кольку.
– Мир, дружба, – сказал Колька. Иностранец успокоился.
Двубортный брать? – спросил Саша Кольку.
Я бы на твоем месте вообще не покупал. Есть же у тебя костюм, Все равно из армии вернешься – другая мода будет.
У меня серый, а полагается черный.
Что, в армию забирают? – спросил таксист.
Ага.
Так зачем же тебе костюм?
Он женится, – объяснил Колька.
Дурак, – сказал таксист. – Гуляй – пока молод. Во флот?
Пехота.
Два года. Да-да... Тут в ночную ездишь и то боишься, как бы кто тебя не заменил, а то два года. Не завидую.
Не ваше дело, – сказал Саша.
Вив олрэди бин хиэ, – сказал иностранец Кольке.
Он уже здесь был, – сказал Саша.
Мир, дружба, – Колька вздохнул.
Спроси у него, он китаец? – обернулся к Кольке таксист.
Вы китаец? – спросил Колька по-русски;
Японца, – вежливо ответил человек.
Он японец, – сказал Колька.
В ГУМе, как всегда, было многолюдно. Шли приезжие, сразу заметные в толпе но обилию разнообразных покупок.
Узбеки в ярких халатах сопровождали только что купленный белоснежный холодильник. Иностранцы несли балалайки.
Над переходами, над толпой гремела веселая музыка.
Володя ходил вдоль длинного ряда пишущих машинок. Он пробовал машинки, вставляя лист бумаги и печатая одно и то же: «Владимир Ермаков», «Владимир Ермаков».. .
Он был в новом костюме, в белой рубашке и с журналами под мышкой.
Привет, укушенный! – раздался знакомый голос. Колька и Саша стояли за стеклом отдела.
Купил? – Колька деловито разглядывал костюм, трогал его руками, – А говорил, в Третьяковку пойдешь?
Уже, – сказал Володя. – Хороший? – спросил он про костюм.
Нормальный, – сказал Колька.
И на работу ходить и в театр прилично, – сказал Володя.
И в гроб можно, – добавил Колька.
Да брось ты, – сказал Саша, – вот мне такой и нужен.
Слушай, – вдруг сказал Колька, – ты когда едешь?
Полпервого.
Дай нам на время костюм, а вечером заберешь. У него свадьба сегодня. Познакомься. Это Саша.
Володя.
Договорились? – спросил Колька.
Не надо, – сказал Саша. – Я сам куплю.
Зачем! – возмутился Колька. – Он же дает!
Не буду я в чужом костюме жениться. Нехорошо это.
Никто не узнает, – уговаривал Колька. – Чего деньги зря тратить? Лучше Светке чего-нибудь купи.
Ты думаешь? – Саша колебался.
Конечно, давай, – сказал Колька Володе.
Прямо сейчас? – спросил Володя.
К пяти. Ему в пять в загсе надо быть.
– К пяти дам.
Порядок, – обрадовался Колька. – А то он меня с этим костюмом замучил.
Ребята шли мимо длинного гумовского прилавка, осматривая витрины.
Спортивный отдел. Колька разглядывал складную байдарку.
Слушай, – сказал он Саше, – Давай купим. Сто рублей.
Зачем? – спросил Саша.
Возьмем отпуск, сядем на байдарку и доплывем до Черного моря,
Куда это я поплыву? – сказал Саша. – Мне же в армию надо.
Ну, через два года поплывем, – сказал Колька.
Через два года и купим, надо Свету спросить, – сказал Саша.
Автоматная будка была тут же, в ГУМе. Коле и Володе сквозь толстое стекло не было слышно, что именно говорит Саша в трубку, но по артикуляции можно было предположить, что разговор шел о любви.
Странный малый, – сказал Володя, кивнув на Сашу.
Жених, – Колька вздохнул. – Что это у тебя? Журналы?
Это авторские, – сказал Володя.
Он открыл один из журналов и показал Кольке. Там была напечатана маленькая фотография Володи. Под фотографией было написано:
«ТАЙГА»
(рассказ )
Владимир Ермаков
Три листа, – Колька просмотрел рассказ, – А я в письме больше четырех строк написать не могу. «Как поживаешь... Я поживаю... У нас хорошая погода»... И всё.
Подарить? – спросил Володя Кольку.
Давай, – без особой охоты согласился Колька. Володя положил журнал на прилавок и написал: «Николаю. Первому человеку, которому я дарю свой
первый рассказ».
Смотри, – сказал Колька выходящему из будки Саше, – он, оказывается, писатель.
Случайность, – заскромничал Володя. – Я для нашей многотиражки писал, а они перепечатали.
А-а, – равнодушно сказал Саша, – Она пластинку велела купить.
Вот его фотография, – показал Колька.
Да, – подтвердил Саша, – Мендельсона, «Свадебный марш». Где тут пластинки продаются?..
В отделе пластинок на проигрывателе крутился «Свадебный марш» Мендельсона.
У вас небьющихся пластинок нет? – спрашивал Володя девушку-продавщицу.
