Текст книги "Рок. Искусство или болезнь?"

Автор книги: Геннадий Забродин

Соавторы: Борис Александров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Г.Д. Забродин, Б.А. Александров
Рок. Искусство или болезнь?

ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ СИЛЬНЕЙ ЛЮБВИ!

На первый взгляд вопрос странный. Тысячелетиями поэты воспевали это чувство не только как самое прекрасное, но и как самое сильное по своему воздействию. Помните пушкинское: «И сердце бьется в упоеньи»? От любви! И ведь верно поэт подметил: большие переживания вызывают усиленное сердцебиение и повышенное давление крови. А что, если взять эти показатели за основу и измерить, так сказать, уровень переживания? Группа американских специалистов не так давно провела опрос среди 250 студентов и преподавателей одного из университетов. Выяснилось, что по физиологическому влиянию, а также по уровню возбуждения психики любовь заняла лишь шестое место.

Кто же обогнал ее? Трогательные сцены из кинофильмов и спектаклей, красоты природы, картины и скульптуры. Не тут ли кроется страсть коллекционеров к собиранию произведений искусства, тяга к странствиям по «нехоженым» тропам, наконец, живучесть мелодрам на сцене и на экране? Ну а на первое место вышла музыка. Причем с заметным отрывом от «соперников».

Неожиданно? Но если мы задумаемся над результатами исследования да пороемся в своей памяти, то неизбежно придем к тем же выводам. Кто из нас не оказывался в плену лирической песни? Кого не зажигала танцевальная музыка? Не втягивал, подчиняя себе, упругий ритм марша? Не всегда можно выразить ощущения словами. Тогда прислушаемся к мнению людей, бесспорно умевших изложить на бумаге мысли и чувства.

В. Ф. Одоевский, поэт, прозаик, фантаст, музыковед, образованнейший человек, которого за его познания в различных областях называли русским Фаустом, писал: «Музыка есть истинное выражение внутреннего чувства нашего и ближайшее к нему, нежели очертание и слово». Видите, впереди живописи, впереди литературы… Л. Н. Толстой прямо называл музыку «стенограммой состояния души».

В том, что музыка способна влиять на человека, видимо, вряд ли кто сомневается. И не случайно известно немало попыток поставить ее на службу тем или иным силам. Не будем углубляться в дебри времен. Возьмем пример из достаточно недавнего, трагического прошлого. Гитлеровское командование, разрабатывая тактику усмирения народов завоеванных стран, издало весьма примечательный приказ. В нем, в частности, говорилось: «И пусть никому не приходит в голову передавать покоренным народам по радио сведения из их прежней истории. Передавать следует музыку, и еще раз музыку». Вот так, не больше и не меньше: музыка в роли топора, подрубающего дерево национальной культуры и самосознания. А ведь, напомним, гитлеровское командование вело речь не о какой-то там звуковой какофонии, а о музыке в полном смысле этого слова: классической, серьезной и эстрадной, легкой, но, естественно, специально подобранной, воздействующей в нужном для завоевателей направлении.

Книга, которую вы держите в руках, о музыке. Но это не музыковедческая работа. Вернее, она лишь отчасти связана с музыковедением, поскольку задача наша значительно шире. Мы бы хотели разобраться в одном из направлений музыки, взглянуть на его истоки, выявить причины, его породившие, проследить ход развития.

Хотелось бы понять, почему именно эта разновидность музыки приобрела популярность. Какие факторы, какие общественные процессы вознесли ее ввысь, привлекли к ней миллионы приверженцев. Такое исследование уже ближе к социологии. Попытаемся ответить и на вопрос, как такая музыка воздействует на психику и физиологию человека.

А то, что воздействует, не отрицают и представители сего направления. «Мне думается, что через эту музыку, – писал один из них, – музыканты обретают фантастическое превосходство. Мы можем дирижировать миром, мы имеем в нашем распоряжении необходимую силу».

Это музыкальное явление – рок.

Итак, слово сказано, а теперь самое время выяснить, что же за штука – рок. Задача – непростая. Вероятно, не каждый из читателей вот так с ходу сможет объяснить, какой смысл вкладывается в коротенькое, всего из трех букв, слово. У одного из австралийских племен есть несколько сотен слов, обозначающих оттенки красного цвета. Но тут, согласитесь, разные слова для множества оттенков, а вот чтобы одно понятие вбирало в себя сотни толкований, – такое трудно припомнить. И тем не менее факт: единого мнения о том, что такое рок, нет. Из огромного количества определений выберем несколько.

Первое: рок – просто-напросто английская и американская народная музыка. Так, в частности, считает поэтесса Лариса Васильева, писавшая на страницах «Литературной газеты», что «уже 30 лет живет рок-музыка, привольно живет среди нашей молодежи, кстати, явившись не с телеэкрана, а другими путями, и сегодня выяснять, нужна она или не нужна или кому нужна, сомнительное занятие, уводящее в сторону от этой музыки». Видимо, такая позиция, как и любая другая, имеет право на существование, но, к сожалению, она ничего не проясняет. Напротив, рождаются новые вопросы. Например, почему именно музыка англоязычных народов получила распространение во всем мире? В чем ее притягательная сила? Чем она лучше французской или, скажем, кампучийской? Почему, наконец, ро'ковая экспансия началась тридцать лет назад, а не сорок и не десять? Увы, ответов нет.

Второе мнение: рок лишь оттолкнулся от народной музыки, а дальше пошел своим путем. Спросите, каким? Внемузыкальным. Скорее, социальным. В той же «Литературной газете» Евгений Евтушенко вот так пересказал слова американского музыкального деятеля Пола Уинте-ра: «Корни у рок-н-ролла и у джаза одни – оба восходят к выражению негритянской души. Но джаз – это поиск музыкальный, а рок-н-ролл больше связан с так называемой «сексуальной революцией». В роке музыкальная основа не так важна».

Ну, пусть так, давайте на момент согласимся. Но тогда появляется вопрос, на который опять-таки нет ответа. С чего это вдруг музыка взяла да и превратилась в антимузыку? Причины-то должны быть. И потом, если рок – не музыка, то почему он сражается в первую очередь именно с музыкой? Ведет борьбу за выживание, за слушателя, заполняя радио и телеэкран, полки магазинов грампластинок?

Есть еще одно примечательное толкование: рок – это революция. Иными словами, нечто такое, что кардинально меняет все жизненные устои. Сошлемся на признанные в мире рока имена. Самое, пожалуй, популярное до сих пор – ансамбль «Битлз». Так вот четверо его участников в свое время заявляли: «Рок-н-ролл – это более чем музыка, это энергетический центр новой культуры и новой революции». Не менее категорично утверждение музыковеда Джерри Рубина: «Рок обозначал начало революции». А его коллега Эбби Хофман пошел еще дальше: «Рок является источником революции».

Революция – это уже серьезно. Можно бы, конечно, «покопаться»: какой-такой смысл вкладывается в слово «революция»? И этим мы чуть позже займемся. Сейчас же просто воспримем как факт подобную точку зрения.

Мы могли бы привести еще несколько десятков, а при желании – и сотен определений. Вот такая картина. Похоже, ныне и сами рокеры (так зовут и исполнителей, и поклонников рока) с трудом понимают друг друга. «Сейчас сказать «рок», – выступил на страницах журнала «Музыкальная жизнь» лидер советского джаз-рок-ансамбля «Арсенал» Алексей Козлов, – это не сказать почти ничего, надо обязательно уточнить, что конкретно ты имеешь в виду. Тем более что наша слушательская аудитория, профессиональные музыканты, работники министерств и концертных организаций, журналисты, критики и даже музыковеды часто принимают за рок то, что на самом деле относится к разным формам так называемой поп-музыки, естественно, использующей те или иные его элементы. Так что копья ломаются иногда понапрасну».

Действительно, поди разберись, чем роднятся, а чем разнятся арт-рок и компьютерный рок, «мэйнстрим» и «новая волна»? Одни уверяют, что хэви метал – не более чем выродившийся до примитива хард-рок, другие же ведут генеалогию хэви метала от песен протеста, причисляя его не столько к музыке, сколько к оригинальному способу социальной активности. А сколько направлений от «чистого» рока отпочковалось, произведя на свет божий нечто самостоятельное! Тут и Джаз-рок, и рок-опера, и симфо-рок, и электроник-рок, и фьюжн… Как говорится, сам черт голову сломит.

Как бы мы ни относились к року, отрицали бы его или принимали на «ура», восторгались или негодовали, – надо признать, что рок стал явлением общественной жизни. В том числе и нашей, советской. И разобраться в роке, в том, что он несет с собой, необходимо.

К сожалению, разговор на эту тему задержался. Рок существует около тридцати лет, между тем первые серьезные статьи в отечественной печати опубликованы лишь в последние два-три года. Только сейчас делаются попытки хотя бы приблизительно определить сферу влияния рока на молодежь. Таких публикаций мало. К тому же большинство из них страдает однобокостью. В основном они делятся на две группы. Одна из них продолжает многолетнюю традицию, суть которой незатейлива: рок – порождение загнивающего Запада, он разлагающе действует на неокрепшие умы и души, а потому его надобно запретить. Или искоренить. Или выжечь. Словом, уничтожить.

Подобные запретительные методы не есть явление только нашей жизни. Ярых противников рока хватает и в других странах, в том числе и в США. Кое-где рок поставлен вне закона – в прямом смысле, то есть приняты законы, запрещающие его. И продиктованы подобные решения отнюдь не только консерватизмом.

Главное тут – благое намерение отстоять национальную культуру. Однако заметим, что «запретители» – за редким исключением – серьезно проблемами рока не занимаются. И это дает карты в руки представителям другого направления.

Мы имеем в виду тех, кто целиком и полностью рок поддерживает. На смену его заглазному охаиванию в последние годы пришло бездумное восхваление. Одни воспевают рок как молодежную культуру, пытаясь заработать дешевый авторитет у ребят. Другие скармливают рок молодежи, выбирая из двух зол меньшее: пусть уж лучше слушают свою музыку, чем нарушают общественный порядок, хулиганят. Третьи пропагандируют рок, будучи действительно уверены, что это современно, а значит, хорошо.

Как ни странно, среди пропагандирующих рок есть и те, кто его лично не воспринимает. Для чего же тогда пропагандируют? На этот вопрос на страницах «Огонька» ответил бывший министр культуры СССР В. Г. Захаров: «О рок-музыке. Я противник запретов в искусстве. Запретный плод сладок. Почему мы должны избегать того, что любит молодежь? Мы обязаны прививать хороший вкус. Журбин, Морозов, Рыбников, талантливые композиторы, работают в этом жанре, надо все талантливое поддерживать.

Выведя рок из подполья, мы значительно его очистили. Ведь раньше многие ансамбли привлекали внимание молодежи прежде всего своим «запретным» ореолом».

Как видите, серьезного анализа здесь нет. Логика проста: молодежи рок нравится – так пусть слушает. Человека думающего, пытающегося разобраться, что к чему, вряд ли до конца такая позиция устроит. Хотя, что скрывать, она притягательна демократичностью, готовностью признать даже то, с чем не согласен или что не вызывает особых симпатий.

Представители и той, и другой точек зрения – люди взрослые и, естественно, имеют право отстаивать свое мнение. Но, к сожалению, дискуссии между ними пока не получается. Причем на сегодняшний день защитники рока «заглушают» оппонентов. Композитор Евгений Птичкин так обрисовывал существующее положение:

«Что поют вокально-инструментальные ансамбли и рок-группы?.. Их песни служат, скорее, атрибутом отдыха, музыкальным дизайном…

Когда концерты транслируются по телевидению и сидящие в зале слушатели спрашивают у такого исполнителя: «Что вы несете? Что хотите этим сказать?» – стыдливая рука редактора тут же отрезает этот серьезный вопрос. Думается, что неправы и телевидение, и иные органы печати, когда пытаются отмахнуться от таких вопросов. Надо чаще давать возможность и слушателям, и исполнителям для дискуссии. Пусть спорят».

И тут трудно что-либо возразить. Возможно, в споре не всегда рождается истина, но спор нередко помогает прояснить позиции сторон. Ни охаивание, ни восхваление ничего не дают в понимании феномена рока, захватившего не только страны, но и континенты. Нужно попытаться всерьез разобраться в этом феномене, выслушивая различные мнения, но не беря их на веру, а проверяя опытом и собственным разумом. На страницах этой книги мы постараемся предоставить место как сторонникам рока, так и его противникам. Надеемся, это поможет читателям выработать собственное отношение к этому вопросу.

РОК: ОТ ТАМТАМА ДО СИНТЕЗАТОРА

«…Шаман взял бубен, провел по нему рукой – и тотчас раздались едва слышные звуки звенящей под пальцами туго натянутой кожи. Под их аккомпанемент, постепенно усиливающийся, он запел сначала медленно и вполголоса, гортанными звуками, затем все быстрее, пока пение и гудение барабана не слились в сплошной гул, из которого вырывались отдельные слова, словно вопли. Шаман сначала сидел, раскачиваясь взад и вперед, не спуская взора с огня, но затем, придя в исступление, вскочил и стал кружиться на одном месте все быстрее и быстрее, продолжая бить в бубен и завывая. Его длинная шуба и ремешки с бляхами и палочками при этом вращении начали отходить от туловища и наконец образовали три конуса, насаженных друг на друга и увенчанных конусом его шапки. Руки с бубном были подняты над шапкой и находились в беспрерывном движении; бубен вертелся, качался, плясал, издавая громкий гул.

Но вот песня резко оборвалась диким воплем, шаман опустился на землю и, раскинув руки и выронив бубен, впал как будто в беспамятство, которое никто не осмелился нарушить. Тонкая струйка пены стекала из угла рта по впалой щеке».

Описываемая сцена взята нами из романа известного советского ученого В. А. Обручева «Земля Санникова». В нем, напомним, рассказывается, как в начале нынешнего столетия группа русских исследователей сталкивается с людьми, живущими еще в каменном веке. И сразу же становится свидетельницей камлания шамана. Действия его с точки зрения этнографа описаны весьма точно. Но как же они напоминают нынешний рок! Говорим об этом на полном серьезе и без малейшего желания обидеть рокеров таким сравнением. Да и какая тут может быть обида, если один из кумиров рока Мик Джеггер утверждал: «Наши усилия направлены к тому, чтобы управлять мыслью и волей людей, большая часть групп занимается тем же». А разве не ту же цель преследовал первобытный шаман? И средства для ее достижения похожи: четко ритмизированная музыка с ведущими ударными инструментами, когда смысл песнопений оттесняется на второй план. Главное – эмоциональное воздействие, причем прямое, как бы хлещущее по слушателям. Не будем забывать и про атрибутику: у шамана – бляшки, развевающиеся лохмотья, ритуальные рисунки на лице и теле; у исполнителей рока – металлические бляшки, размалеванные лица, замысловатые прически, рассчитанные на эпатаж публики. Прибавим сюда и «ша-манистый» стиль сценического поведения: пританцовывание, подергивание, манипуляции с микрофоном. Нам скажут, что все это своего рода условный сценический образ, помогающий исполнителям привлечь к себе внимание, заставить себя слушать. Согласны, но у первобытного шамана такая же задача.

Пожалуй, нынче все исследователи рока сходятся на том, что истоки его надо искать в религиозных песнопениях американских негров. Чернокожие рабы, плывя в трюмах кораблей на плантации Нового Света, везли с собой не только воспоминания о покинутой родине. С ними мигрировал целый пласт первобытнообщинной культуры, в том числе и ритуалы, связанные с верованиями. Вот там и надобно искать те истоки, из которых столетия спустя потекла по белу свету река рока.

Думаем, никто не станет обвинять авторов в том, что они хотят огульно обвинять рок в «дикарстве». Дело-то, в общем, не в происхождении, поскольку и у рока, и у джаза, и у «Камаринской», и у Первого концерта для фортепьяно с оркестром П. И. Чайковского – один общий «прародитель». В популярной литературе об этом говорится мало и вскользь, поэтому есть, видимо, смысл задержать здесь ваше внимание.

О дарвиновской теории происхождения видов знает, конечно, каждый. В школе проходили. Ну, а кому известно, что Чарлз Дарвин имеет прямое отношение к музыковедению? Именно ему принадлежит гипотеза, согласно которой пение птиц и любовные зовы животных – первопричина музыки. Эта гипотеза в свое время завоевала немало сторонников. Впрочем, в прошлом веке да и в начале нынешнего различных теорий на сей счет хватало. Например, английский философ Г. Спенсер связывал происхождение музыки с интонациями эмоционально-возбужденной речи. Немецкий экономист К. Бюхер утверждал, что музыка возникла как ритмическое сопровождение различной работы первобытных людей. Немецкий психолог и философ К. Штумпф находил еще более простое объяснение. Первобытным людям нужно было общаться? Бесспорно. А если их разделяло расстояние? Ясное дело, крикнуть, свистнуть, постучать чем-то обо что-нибудь. Короче, подать сигнал. Вот и исток музыки. Ну, а французский музыковед Ж. Комбарье предполагал, что музыку породили магические заклинания. И это еще не все гипотезы. Но в главном большинство исследователей были солидарны: появилась музыка на самой заре человечества.

Современная наука, основанная на результатах поиска археологов и этнографов, считает, что музыка действительно возникла в первобытном обществе. Процесс ее «вызревания» продолжался весьма долго. Поначалу музыка не отличалась самостоятельностью. Она входила в состав «праискусства» – своего рода синкретического, нерасчлененного комплекса, где в зародыше находились и танец, и поэзия, и музыка. Служило это «праис-кусство» самым. различным целям: помогало общаться, организовывало труд, эмоционально воздействовало на участников ритуала. Звуки были, надо полагать, достаточно хаотичны. Затем из них сложились напевы и наигрыши – простенькие, в несколько тонов. А дальше – все большее логическое осмысление, все большая организация музыки.

Теперь зададимся вопросом: чем, собственно говоря, отличается музыка Моцарта от музыки шамана? Давайте посмотрим на это с точки зрения воздействия ее на человека. Моцарт обращается как бы ко всему человеку. К его разуму, жизненному опыту, накопленным переживаниям, к самым разным чувствам. Шаман «прет» напрямик, находя кратчайший путь к восприятию слушателя. Жесткий ритм, громкость, преобладание низких нот – все для того, чтобы напугать, ужаснуть, заставить подчиняться. Это основа ритуальной музыки и африканских шаманов. Она послужила базой для мелодики религиозных песнопений негров Америки. Примерно теми же средствами добиваются своего и рокеры. Как вы помните, цель свою они не скрывают, напротив – выставляют напоказ.

Помилуйте, могут возразить нам, цель – ладно. Но с чего вы взяли, будто музыкальные средства рока способствуют ее осуществлению? Ну громко, ну низкие ноты, ну ритм – и что из того? А вот что.

Звук, хотим мы того или нет, несет определенную эмоциональную информацию. Согласитесь, одни звуки кажутся вам тревожными, другие – успокаивают. Вы не задумывались, почему так происходит? Нет? Ученые же – народ любознательный, нашлись люди, задумавшиеся над этим. Так появилась лингвистическая теория содержательности звуковой формы в языке. Один из ее создателей, А. П. Журавлев, написал несколько лет назад занимательную книжку «Звук и смысл». Есть там раздел, в котором автор пытается ответить на вопрос, почему звук несет определенный смысл. Чтобы разобраться, что к чему, вернемся вновь в первобытное общество, на самые ранние его ступени. Люди еще не владели как следует языком, в основном – отдельными звуками. Но каждый крик что-то значил: в нем были тревога, призыв, информация о наличии пищи. Стало быть, звуковые сигналы несли содержание. Откуда же оно бралось? Надо думать, из содержательности звуков самой природы. Это только на первый взгляд кажется, – что звуки, окружающие нас, существуют сами по себе. Они обязательно связаны с какими-то явлениями. Шелестят от ветра листья, гул сопутствует извержению вулкана, громыхает камнями быстрая горная река. Мы, люди XX века, достаточно оторваны от природной стихии. Даже дождь и гроза нам не страшны. Поднимем воротник плаща, раскроем зонтик – и все. А древнему человеку все происходившее вокруг было далеко не безразлично, он почти полностью зависел от природы. Одни ее явления угрожали жизни, другие сулили покой, третьи заставляли насторожиться. И все сопровождалось определенными звуками.

А какими именно? Ученые вывели закономерность: опасным, устрашающим явлениям природы соответствует чаще всего звук одного акустического типа, а безопасным – другого. Возьмем первый тип. Извержение вулкана – звуки низкие, сильные, шумные. Короче, никакой мелодичности. Но разве не из того же ряда раскаты грома, грохот горного обвала, шум штормового ветра, рев хищных зверей? Теперь обратим свой слух к звукам второго типа. Пение птиц, журчание неглубокого ручья, звон капели, пересвист мелких животных.

Звуки высокие, обычно негромкие и мелодичные. В общем, как правило, то, что происходит быстро, агрессивно, сопровождается звуками краткими, резкими. А медленному движению присущи звуки протяжные, плавные.

Десятки тысяч лет мозг человека воспринимал совместное воздействие двух факторов: явления и звука. В результате должен был неизбежно выработаться условный рефлекс. Тот самый, открытый академиком И. П. Павловым. Помните хрестоматийный пример про звонок, собачку и пищу. Звенит звонок – собаке дают поесть. И так день за днем. В итоге у животного начинал выделяться желудочный сок уже на сам звук, даже при отсутствии пищи. Попросту говоря, собака реагировала уже не на явление, а на связанный с ним звук. Вот такой же рефлекс за тысячелетия выработала у человека и природа. Он стал воспринимать звук как явление, которое этот звук вызвало. Низкие, громкие, шумные звуки пробуждали в человеке чувство опасности, тревоги. А звуки высокие, негромкие и мелодичные напрямую связывались с явлениями безопасными, успокаивающими. Вот таким образом и заложена в нас возможность наделять звук смыслом.

Журавлев приводит случаи, когда связь звука со смыслом подчас противоречит логике. «Скажем, – пишет он, – от ворона и филина никакого вреда человеку – одна только польза. Но в людском поверье «ворон беду накаркает», а филин совсем уж жуткая птица, и в любой сказке от него только зло. За что же их не любят? А за то, что крики их – звуки низкие, громкие, немелодичные. Звуки страха и опасности. Вот и сделали из них пугала ни за что ни про что».

Условные звуковые рефлексы стали со временем безусловными, войдя, как говорится, в нашу плоть и кровь. Признайтесь, кому из вас не доводилось вздрагивать при ударе грома? Да что гром, неожиданно хлопнула неподалеку дверь – и вы инстинктивно обернулись в сторону звука, подскочили на месте. Чего вы испугались? Звук-то сам по себе ничего сделать не может. И вы это знаете. Но тем не менее…

Кстати, мы забыли нашего первобытного «приятеля». Как он реагировал на звуки, мы, кажется уяснили. Но ведь он и сам их издавал. И, ориентируясь на природу, наполнял определенным смыслом. Нужно было напугать – он «работал на низах», порыкивал, а хотел успокоить – переходил на звуки высокие, более мелодические. Если мы теперь перескочим через бездну веков, то увидим, что шаман, описанный в романе Обручева, и африканский колдун использовали одни и те же средства. Они без сомнения знали, какая музыка какой эффект производит на слушателей, и издавали звуки одурманивающие, подчиняющие, даже гипнотизирующие. Все это перекочевало в негритянские религиозные песнопения, а оттуда – в рок.