Текст книги "Час испытания (СИ)"

Автор книги: Геннадий Борчанинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Труп и бесчувственное тело они оттащили в тёмный коридор, на всякий случай переоделись в трофейную одежду, вылезли и закрыли яму. На айваров они не были похожи совсем никак, но если смотреть издалека, одним глазом и не приглядываться, то сойдёт.

Солнце опускалось медленно, и темнота никак не наступала, но надо было торопиться. Скоро парнишек начнут искать. А следом за ними начнут искать и беглецов.

Гарольд лёг и пополз в деревню, и жестом приказал своему спутнику сделать то же самое. Земля, всё ещё сырая, прилипала к одежде и пачкала руки, но лучше вымазаться в грязи, чем сгореть на костре. Или как они ещё приносят жертвы. Скармливают диким зверям, или просто режут глотку. Неважно.

Ровио шёпотом матерился, вытирая руку о траву. Гарольд обернулся и увидел позади солдата размазанную собачью колбаску.

– Будь проклята эта псина, мать её колесовать! Вернусь потом и зарежу к демонам всех собак в этой помойке!

– Заткнись, болван. Если нас услышат, то зарежут обоих, – прошипел следопыт.

Дом бывшего чемпиона стоял на противоположной стороне, и беглецам пришлось обходить кругом всю деревню. К счастью, прохожих на улице почти не было. А те, кто были – совсем не замечали две ползущие тени.

Йона готовилась ко сну. Немыслимо, один муж убит, второго принесут в жертву! Её просто преследуют неудачи. На глаза сами собой наворачивались слёзы. И через несколько минут они превратились в рыдания.

Дверь тихо скрипнула, в комнату скользнул Гарольд. Девушка испуганно зажала рот рукой. Следом за Гарольдом ввалился ещё один мужик, заросший и грязный. Йона узнала в нём одного из тех проповедников, что приходили по весне. Эти дураки открыто призывали отказаться от нынешнего вождя и всем миром избрать нового, но вождь приказал посадить всех на кол. Видно, этого тоже оставили для жертвенника. Откуда дикарям знать, что айвары и так выбирают вождей всем миром?

– Йона, ты нас не видела, хорошо? – медоточивым голосом произнёс следопыт, подпоясываясь ремнём с ножнами. – У Олле были какие-нибудь припасы? Сушеное мясо, бобы, сухари? Принеси.

Девушка только хлопала глазами. Чужаки сбегают. В ней боролось два желания, убежать и рассказать всё вождю, и желание уйти с ними. Повидать мир. Быть с мужем, пусть и пока ещё таким чужим.

– Хорошо, – кивнула она и принялась опустошать полки с запасами.

Ровио взял со стены двуручный топор, богато украшенный травлением. Рисунок изображал какую-то из древних битв. Топор солдату не понравился, и он методично снимал оружие со стен, подбирая себе по руке. Наконец, он остановился на боевом копье и щите. На щите тоже имелся рисунок, что-то из мифологии айваров. Бородатые мужи воздели руки к небу, а из облаков выглядывают медведица с медвежатами. Ничего интересного. Ровио сунул щит в кожаный чехол и повесил за спину.

Припасов в дорогу набралось изрядно. Вяленая рыба, мясо, сушёные овощи, крупы, орехи, сухари. В самый раз, чтобы дойти до ближайшего поселения. Йона, складывая продукты в заплечный мешок, спросила дрожащим голосом:

– Гарольд, а можно с вами?

Беглецы переглянулись. Привычка подсказывала идти одному, здравый смысл говорил идти вдвоём с Ровио. Девушка стала бы задерживать их в пути, и, случись что, она может сдать их преследователям. Ровио шёпотом посоветовал прикончить девку.

– Ты станешь обузой, – немного погодя, ответил Гарольд. Негласно он уже стал лидером отряда.

Йона, не говоря ни слова, продолжила собирать вещи. Мужчины терпеливо ждали, изредка поглядывая в окна. Погони ещё не было, но уже скоро их отсутствие обнаружат. Ещё чуть-чуть, и им придётся бежать, не оглядываясь.

– Поживее, – проскрипел Ровио, барабаня пальцами по древку копья.

– Будь благодарен, чужак, что я вообще вам помогаю, – ответила девушка. – За вами отправят лучших воинов и охотников. Вам не скрыться.

– Это мы ещё посмотрим, – процедил Гарольд, глядя в окно.

– Я знаю эти леса, возьмите меня с собой, умоляю! Я готова идти наравне с вами, нести вещи наравне с вами! Не оставляйте меня здесь! Мне уже не будет спокойной жизни, после того, что ты сделал!

Гарольд замер. В самом деле, кто она теперь? Вдова, причем, можно сказать, уже дважды. После того, как он сбежит, её просто вышвырнут на улицу, на смерть. К тому же, девчонка и в самом деле могла пригодиться. Кашеварить и ходить за водой может даже ребёнок.

– Хорошо, собирайся с нами. Только быстро, – следопыт задумчиво потёр подбородок.

– Я уже собрала! – радостно защебетала она. – Пойдёмте, нужно спешить, вождь наверняка уже вас ищет!

Ровио ухмыльнулся плотоядной щербатой улыбкой и весело пихнул Гарольда в бок.

Солнце уже зашло, на землю опустилась ночь, тёмная и пасмурная. В деревне промелькнул красный огонёк. Кто-то шёл с факелом в руках. Срочно требовалось уходить.

– За мной, – громко прошептала Йона и устремилась в лес, в темноту. Мужчины побежали следом, стараясь не шуметь. Получалось не очень.

– Куда ты нас ведёшь? – просипел Ровио на бегу.

– Доверьтесь мне, – ровным голосом ответила девушка. – Я знаю эти места лучше вас.

– Приведёшь в лапы к своим дружкам – зарежу на месте, поняла меня? – пригрозил старый проповедник. – Я тебе, девка, ни на грош не верю.

Гарольд бежал, погрузившись в раздумья. Что делать дальше? Вот он, шанс узнать почти всё, у него в руках, пыхтит рядом. Но с каждой минутой всё меньше хотелось сдавать графу своего сокамерника. Слишком злая шутка, вытащить его из одной тюрьмы, чтобы через месяц бросить в другую, на пытки и мучения. Да и идеи он проповедовал в чём-то справедливые.

Троица нырнула под тёмный покров леса, с каждым шагом удаляясь от деревни. Как ни странно, девчонка бежала быстрее обоих мужчин, и Ровио едва поспевал за ней. Позади уже слышались крики. Их пропажу обнаружили.

– Быстрее! – ускоряясь ещё больше, прошипела Йона.

Гарольд изо всех сил молился, чтобы ночью не выпал снег.

Глава 7

– Серо всё кругом, – задумчиво обронил один из завсегдатаев таверны, глядя в окно. Мелкий промозглый дождик противно стучал по крышам, и пепельного цвета тучи закрывали всё небо.

– Это всё, мать их, власть новая, – понизив голос и оглянувшись по сторонам, ответил ему собутыльник. – Как припёрлись в своих рясах, так и дождик мочит. Видать, богов прогневали чем.

– Не, брат, это как графа прирезали, так и боги обиделись. Чай, власть-то у нас от богов стояла, а мы эту самую власть и скинули. Как бы еще большей беды не вышло. Правильно народ этого стражника повесил.

За окном, печатая шаг, прошли четверо бойцов в черных одеяниях поверх доспехов. Собеседники, завидев их, сразу замолкли и уставились в свои кружки.

– Как на прошлой седмице одного типчика в подворотне сталью накормили, так сейчас по четверо ходят, – осклабился первый, не поднимая головы. Второй тихонько рассмеялся.

– Слышал давеча от племянника, что они сейчас по деревням ездят да с каждого двора по мешку зерна требуют. На дальнем хуторе мужики их на вилы поднять решили, так им спалили и хутор, и их самих вместе с бабами, детей разве что в город забрали, на воспитание, – мужик тяжело вздохнул и сплюнул прямо на пол.

Его собутыльник опустошил свою кружку и с грохотом поставил её на стол.

– Герда! Герда, налей мне ещё пива!

Хозяйка таверны оглядела зал. Необычно пусто для этого времени суток, но ничего не поделать. Все сидят по домам, ожидая, пока всё наладится.

– Ты мне как за пиво станешь платить, так и налью! – крикнула она в ответ.

– Да ладно тебе, всё равно никого нет, – улыбнулся ей мужчина.

Герда неохотно взяла кружку из-под стойки, но в это время в таверну вошёл заросший толстяк в засаленном кафтане.

– Вот, он есть! – она поставила кружку обратно, и, перекинув грязное полотенце через руку, отправилась к новому посетителю.

Толстяк сидел, опершись головой на кулак, всем своим видом выражая вселенскую скорбь.

– Что вам принести? – обратилась к нему Герда. – Максимиллиан, это вы? Что вы здесь делаете? Что с вами?

– Уйди, – мрачно ответил торговец. – Я разорён. Из-за этих, – он махнул рукой в сторону площади.

Герда стояла, округлив глаза. Пальцы её машинально теребили грязное полотенце. Оба завсегдатая повернулись к ним, чтоб лучше видеть и слышать происходящее.

– Уходи, я тебе говорю, – прорычал толстяк. – Хотя нет, принеси мне самой крепкой выпивки.

Женщина убежала в подсобку, и вскоре вернулась с небольшим кувшином и кружкой.

– Хлебное вино, самое крепкое, какое есть, – поставила она посуду на стол.

Максимиллиан жестом отправил её восвояси и одним махом влил в себя кружку вина. И ещё. И ещё одну.

– А знаете, что самое мерзкое? – слегка захмелев после выпитого, спросил торговец у почти пустого зала. – Знаете? А то, что эти мрази сейчас радуются, пока в городе процветает серость, безбожие и разврат! И они нагревают на этом руки! Словно наш славный Мариград это дойная корова, которую...

Герда в ужасе подбежала к гостю и закрыла ему рот крепкой ладонью. Толстяк еще полсекунды что-то мычал, но быстро сдался.

– Что ты такое говоришь!? Тебя же повесят как изменника! И нас повесят за содействие! Тише с такими разговорами в моём заведении!

Два собутыльника переглянулись, и на их лица синхронно легла едва заметная улыбка.

По стенам кабинета плясали тени. В камине бодро потрескивали сухие дрова, и пламя лишь слегка разгоняло мрак. За столом, подбитым тёмным сукном, сгорбился мужчина в чёрной рясе, опираясь на сложенные костяшки пальцев.

– Похоже, всё идёт не так, как мы предполагали, брат, – вполголоса произнёс мужчина, нервно постукивая пальцами. – Народ всё меньше поддерживает наше дело, и всё больше жаждет нас прогнать. Разве об этом мы мечтали?

– Не стоит сомневаться в мудрости Пастыря, брат, – ответил ему собеседник в таком же одеянии. Его смуглая кожа жирно блестела в свете камина, а густые чёрные усы топорщились в обе стороны. – Если так происходит, значит, это угодно богам.

– Оставь эту чушь для неофитов и проповедников, Карббал. Если богам угодно, чтоб в наших людей дети бросали камнями, вместо того, чтоб благодарить за освобождение от феодального гнета, то в пекло таких богов.

– Заткнись, – резко выплюнул тот. – Всё же ты недостаточно умён, чтоб понимать всю суть нашего дела. Твое понимание как раз на уровне неофитов и проповедников. Причем, самых худших проповедников, – Карббал стал нервно мерять шагами комнату. Три шага вперед, разворот, четыре шага и снова разворот. – Мельник, пойми, ты должен меньше думать о людях, и больше думать о нашем деле. Никаких сожалений, помнишь?

– Помню. Без сожалений, – мужчина оторвал голову от кулаков и поднял руку одновременно со словами. Собеседник повторил жест в точности до мелочей. – Я не сожалею о содеянном и всем сердцем хочу приближения полной нашей власти, но ведь такие методы не прибавляют нам сторонников. Как бы чего не вышло.

Карббал расхохотался в ответ.

– А что может выйти? Все влиятельные граждане куплены, стража целиком наша, вооруженные патрули на улицах охраняют спокойствие горожан, – явно кого-то передразнивая, произнес он. – Голозадые крестьяне не представляют угрозы. Больше работайте на местах, с населением, и всё будет хорошо.

– Работайте на местах? – закипел Мельник. – С населением? Поджигая хаты с детьми? То есть, затаптывать лошадями баб – это работа на местах? А выпытывать у крестьян, где ухоронки и тайники, это работа с населением? Ты знаешь, в армии у нас это называлось одним простым словом. Разбой. И мы разбойников вешали вдоль дороги, чтоб неповадно было.

– Вступая сюда, ты отринул прошлое. И армию, и свои прошлые заслуги, и поступки. Не забывай, – спокойно ответил Карббал и заученно продекламировал: – Государство есть аппарат насилия в руках господствующего класса.

– Хватит, я прекрасно помню всё, чему нас учил Пастырь, – раздражённо процедил мужчина, разгибаясь от долгого сидения и похрустывая суставами. – Сбросить феодальный гнет, освободить крестьян, горожан и ремесленников, и прочее, и прочее. Только не говорил он о том, что придется для этого тех же самых крестьян убивать. Не для того я высокие посты бросил, чтоб холопов резать. Не для того.

– Что брошено – не вернёшь уже. Не заставляй меня задумываться о возможной измене.

Мельник устало потёр переносицу.

– Не тебе говорить об измене, Карббал, когда у тебя в покоях каждый день служанки новые. Измена как есть. Отступничество от всех принципов аскезы и прямое нарушение устава братства. Так что не тебе говорить об измене. Я доложу о нашей беседе Пастырю.

Карббал побагровел от злости, но сумел промолчать. Мельник поднялся из-за стола, прошёл к камину и подбросил в огонь пару поленьев, размешав чёрно-красные угли.

– До встречи, брат, – сквозь зубы проскрипел Карббал.

– До встречи, – вторил ему собеседник, усаживаясь обратно за стол. Там его ждали бумаги. Он срезал застывшую оплывину воска со свечи, запалил фитиль и принялся за работу.

Максимиллиан проснулся от того, что у него затекла шея. Жутко болела голова, и несколько минут он пробовал понять, где находится. Бревенчатый закопчённый потолок и крик петуха где-то за окном подсказывали, что он в деревне, но толстяк ясно помнил, что из города не выходил. Кое-как сумев разлепить ссохшиеся губы, он попытался сказать хоть слово, но из горла вырвался тихий свист. Нечеловеческим усилием заставив себя повернуться набок, он увидел прикроватную тумбочку и дверь. Таверна, понял он.

Хлебное вино настойчиво просилось наружу, и бывший торговец был вынужден поспешить во двор. Чем и когда он платил за комнату, Макс не помнил, и денег ни в кошельке, ни в поясе не оказалось. Заплатить за ночлег нечем, и за выпивку тоже. Похоже, его ждёт очень неприятный разговор с Гердой.

Почёсывая спутавшиеся волосы, он ввалился в зал. Внутри было пусто, и только одинокая служанка протирала пыль.

– А где Герда? – с недоумением вопросил толстяк, тупо уставившись на девушку.

– На рынок ушла, – не отрываясь от работы, ответила служанка. – Велела вам вот это передать, как проснетёсь.

Девушка быстро вложила в рыхлую ладонь смятый клочок бумаги.

– Господин, позвольте ещё совет?

Максимиллиан неопределённо кивнул, пряча записку в карман.

– Будьте осторожнее, ради всего святого.

Он снова кивнул и, отойдя от окон, с тихим шуршанием развернул записку. На ней корявым мелким почерком было написано:

Приходи в аптеку Бергтера, спроси микстуру от заворота кишок. Это важно.

Толстяк смял записку и бросил обратно в карман. Служанка, не обращая на него внимания, старательно продолжала свою работу. Макс, источая сивушный запах перегара, отправился на улицу.

Солнце сегодня светило особенно ярко. Тучи куда-то пропали за ночь, и теперь небо сверкало необычной для осени голубизной. Многочисленные лужи покрылись тонкой корочкой льда, и дети, весело смеясь, бегали по хрустящему льду.

Аптека находилась неподалёку от площади, и сладковатое зловоние разлагающихся висельников, казалось, было повсюду. Бергтер, низкий мужичок с залысинами на седой голове, стоял за стойкой спиной к двери и проверял имеющиеся препараты, ежеминутно сверяясь с толстой тетрадью в кожаном переплёте. Казалось, он уже привык к запаху и не обращал на него внимания. В отличие от Максимиллиана, который то и дело подавлял приступы тошноты.

– Послушай, Гвидо... – несколько неприязненно пробормотал толстяк. Он всегда недолюбливал этого скользкого аптекаря, который, по слухам, приторговывал опием, белилами и полынной настойкой, которые дурманят голову. – Гвидо, мне нужна микстура от заворота кишок.

Аптекарь нехотя обернулся и ощупал Максимиллиана липким подозрительным взглядом. Наконец, он повернулся обратно к полкам и нарочито небрежно произнёс:

– Кажется, в подсобке где-то была. Пошли за мной.

Максимиллиан протиснулся между стойкой и стеной и прошёл следом за аптекарем, который юркнул в подсобку, словно крыса в нору. Повсюду стояли ящики с пузырьками и бутылками, на верёвках под потолком сушились лекарственные растения и незнакомые Максу корешки, плоды и ягоды.

Бергтер остановился перед одним из ящиков и ногой отпихнул его в сторону. Взору Максимиллиана открылся люк.

– Полезай, – скомандовал Гвидо, мотнув лысой головой в сторону люка.

– Зачем? – недоуменно спросил толстяк, разглядывая дощатую крышку с прибитым кольцом.

– Полезай, а не спрашивай, – устало вздохнул аптекарь, помогая открыть лаз. Внизу было темно, но слышались тихие голоса.

Толстяк подобрался и попытался спуститься вниз. Ступеньки жалобно скрипели, но испытание выдержали достойно. Бергтер закрыл люк, и сверху послышались торопливые шаги.

Внизу оказалось достаточно просторно. На столе горело несколько фитилей, тускло освещая лица собравшихся, которые вели какое-то обсуждение. Вдоль стен, как и наверху, стояли полки и ящики с бутылками, порошками и припарками. Книжный шкаф притулился к другой стене, а рядом с ним на столике стояли реторты, колбы, пробирки и дистилляторы. Пахло травами, особенно выделялся запах полыни. Похоже, здесь у Гвидо была тайная лаборатория.

– Понимаете, надо действовать уже сейчас! – нетерпеливо ворчал широкий бородатый мужик, похожий на портового рабочего. – Пока мы медлим и думаем, они убивают и жгут!

Почти каждое слово он сопровождал резким хлопком ладони по столу. Максимиллиан стоял у лестницы и слушал.

– Нужно внедрить к ним своего человека, разведать планы, и только потом переходить к активным действиям, Мирон, – устало повторял долговязый парень с забинтованной головой. Пантей, из цеха сапожников, узнал его толстяк.

– И кого ты собрался внедрять? Кто согласится этим собакам служить? – тихо рычал Мирон.

– Да хоть я сам, неважно. Главное, разузнать побольше, и использовать это правильно, – спокойно отвечал парень.

– Ты? – Мирон даже расхохотался от удивления. – Ты, Пантей? После всего, что они тебе сделали? Тебя же весь город предателем заклеймит, боги проклянут за жену и дочку!

Парень стоял, сжимая кулаки.

– Так я хотя бы смогу отомстить им всем. А если мы просто пойдём убивать каждого чернорясника на улицах, нас быстро схватят и повесят, – процедил он сквозь зубы.

– Мирон прав, медлить нельзя, – раздался звонкий женский голос откуда-то из темноты.

Толстяк с удивлением узнал этот голос. Вот куда, оказывается, ходит Фрида почти каждый день. А не к колодцу, как она говорит.

– И ты туда же? – Пантей нервно повёл плечами.

– Я думаю, нужно дождаться императорских войск, – произнёс Максимиллиан, стараясь разрядить конфликт.

– А это ещё кто такой? – со злостью прорычал Мирон, резко оборачиваясь к лестнице.

– Это Максимиллиан, самый уважаемый купец города, – подала голос Герда.

– Был купец, – усмехнулся толстяк. – Наши общие "друзья" конфисковали весь товар и взяли с меня, как они выразились, особый налог. Жадные мрази.

– А ты знаешь, купец, что император сейчас воюет с наёмниками своего братца-бастарда? Ему совсем не до нашего захолустного Пограничья, – отверг предложение толстяка Мирон.

– Что!? – у Макса глаза на лоб полезли от удивления.

– А вот что. Слухи давно ползли, а вчера ещё и караван из столицы пришёл. Рассказали.

Максимиллиан вздохнул и опустил плечи. Всё пропало. Пантей внимательно оглядел купца и одобрительно хмыкнул.

– Слушайте, а может, его внедрить? Никто не удивится. Жажда наживы, и купец готов хоть самим демонам служить. Торгаши, они такие.

Бывший купец тактично промолчал.

Вечером следующего дня Макс брёл по площади. Трупы наконец-то сняли, но он знал, что это ненадолго, и вскоре виселица опять заполнится. Впереди высилась чёрная громада замка, словно тоже укрытая поганой рясой. Скоро и Максу придется нацепить одеяние послушника. Каждый вечер захватчики читали во дворе замка свои проповеди. На улицах они тоже проповедовали, но тех, кто заинтересован, звали в замок.

– И возрадовался Отец, ибо равными стали дети его! И старшие, и младшие! Сыновья и дочери!

Толстяк немного опоздал, но никто не обратил внимания. Люди спокойно входили и уходили, послушав лживые речи о равенстве, свободе и всеобщем счастье. Такого не бывает, горько усмехнулся Максимиллиан.

Проповедник, худой как жердь, громогласно вещал с перевёрнутой бочки. И как только в таком тщедушном теле умещается такой голос, подумал купец.

– Счастье пролилось на землю, изобилие и процветание! – вдохновенно декламировал проповедник.

– Работать надо, а не баб с мужиками равнять, – вполголоса произнёс кто-то в толпе. На него тут же зашикали, но Максимиллан улыбнулся. Не все здесь одурманенные фанатики.

– И лишь та власть священна, сказал Отец, которая избрана народом и мною! И ни одно государство, ни один царь не устоит перед моей волей и волей моих избранников! Ибо святость моя дает им силу!

Толстяк со скучающим видом стоял у крепостной стены и разглядывал проходящих мимо чернорясников. Некоторые, по всей видимости, охранники, стояли в толпе и пристально следили за происходящим. Другие сновали из города в замок и обратно. С поручениями от своих "братьев", как понял Макс. Третьи просто стояли и слушали истории об Отце и его учении.

Солнце уже клонилось к западу, а проповедник всё говорил, ни разу не остановившись отдохнуть или попить воды. Наконец, речь остановилась, и Макс даже слегка опешил от внезапно наступившей тишины. Толпа молча расходилась. Купец поспешил к проповеднику.

– Брат! Меня вдохновили твои речи! Могу ли я услышать ещё? – старательно изображая интерес, воззвал к нему толстяк.

– Приходи сюда завтра, и я расскажу ещё, – спокойным глубоким голосом ответил тот.

– Я хочу узнать больше, чем ты рассказываешь толпе! – объяснил свою просьбу Макс.

Проповедник почесал небритую шею, осматривая собеседника.

– У тебя знакомое лицо, – произнес он.

– Я был купцом. В цеху состоял. Теперь я стал соблюдать аскезу и отдал все свои сбережения на общее дело, – ответил Макс, нацепив маску дружелюбия. Внутри бурлила ненависть и злость, но он талантливо скрывал свои чувства.

– Пойдём за мной, брат, – добродушно улыбнулся проповедник, и Максимиллиан улыбнулся ему в ответ. Годы торговли научили толстяка мастерски контролировать эмоции и уверять явного врага в искренней дружбе. Вот и сейчас он небезуспешно демонстрировал всё своё умение.

С тех пор, как купец бывал в замке в последний раз, изменилось немногое. Всё так же на стенах висят картины в богато украшенных рамах, гобелены и гравюры, изящные подсвечники тонкой работы и шикарные люстры. Чересчур богато, до вульгарности, для тех, кто проповедует аскезу и равенство.

Проповедник вёл его наверх, в донжон. Туда, где заседала вся верхушка чернорясников, понял толстяк.

Кабинет казался смутно знакомым. Скорее всего, здесь Хуго принимал высокопоставленных гостей, и торговцу однажды посчастливилось быть среди них. Но сейчас в кабинете расположился один из девяти наместников, новых хозяев города. Он сидел за столом, который ломился от различных яств. Тут и целиком запечённая индейка, и чёрная икра, и даже заморские фрукты, которые Максимиллиан видел впервые. Он почувствовал, как слюна заполняет рот, ведь поужинать ему ещё не довелось.

Мужчина за столом рассеянно посмотрел на вошедших. По неопрятной бороде стекала капля вина, маленькие мутные глазки бегали из стороны в сторону. Рыхлое тело утопало в кресле, укрытое чёрным балахоном. В целом, он был похож на пивную бочку, увенчанную маленькой головой. Поглядев на хозяина кабинета, Макс подобрался и тихонько улыбнулся про себя. Оказывается, он ещё не самый толстый в этом городе.

– Ч-ч-чего в-вам надо? Армин, к-к-кто это? – растерянно спросил мужчина, явно стыдясь, что его увидели во время трапезы.

– Он хочет услышать больше. Я думаю, ему стоит показать одну из проповедей Пастыря.

Мужчина задумчиво поворошил редкую шевелюру.

– А ч-ч-чем он з-заслужил такую ч-ч-честь?

Теперь задумались гости.

– Пивовар, он пожертвовал всё своё состояние на наше общее дело. Без сожалений, – выкрутился Армин.

Макс степенно кивнул, зная, что это не так. К нему всего лишь пришли с обыском и под угрозой смерти заставили отдать всё, что он имел. Товары на складе, наличные деньги и драгоценности. Можно сказать, он купил себе жизнь.

Пивовар указал на дверь обглоданной косточкой.

– П-п-пастырь с-с-сейчас в п-подзем-мелье, его т-т-тревожить нельзя, – произнёс он.

Проповедник нахмурился. Макс удивлённо посмотрел на обоих чернорясников.

– Я могу подождать, сколько угодно, – тихо произнёс купец. Подземелья замка были известны дурной славой давным-давно. Граф Хуго и вовсе проводил там большую часть дня. Не хотелось бы оказаться там наедине с этими захватчиками.

– Ладно, придёшь завтра, хорошо? – Армин ласково улыбнулся своему протеже. – Наши двери всегда открыты для тебя.

Максимиллиан кивнул. Всё это очень настораживало, но он пообещал прийти снова.

С каждым днём становилось всё холоднее и холоднее. Утро встречало уже не ласковым солнцем, греющим тело и душу, а стылым ветром и снегом на траве, который таял только к полудню.

Гарольд равнодушно строгал себе посох, мельком поглядывая на своих новых знакомых. Йона разводила небольшой костерок, следя за тем, чтоб не было дыма. Нельзя давать лишний повод себя обнаружить. Ровио нагло досматривал утренние сны, пока остальные занимались делом, на попытки разбудить его отвечая невнятными ругательствами. Впрочем, половина ночной вахты была за ним, и он заслужил право поспать.

Беглецы ушли вглубь леса, двигаясь на север. Йона предложила пойти так, решив, что её соплеменники в болото не сунутся. Тайга медленно превратилась в сборище кривых ёлочек, сплошь поросших мхом. Следопыт её идею воспринял критично, но возражать не стал. Бежать на запад, к реке, было бы глупо. Переправа там только одна, и их там наверняка будут ждать. Пока они пробираются через лес, айвары пройдут по большаку и возьмут их в тиски. А втроём противостоять целому племени не очень-то хотелось.

Закопчённый сотнями костров походный котелок занял своё привычное место. Воду добыть здесь было нетрудно, достаточно просто несколько раз копнуть, но добытую таким образом жидкость пить было невозможно. И там, где до этого можно было обойтись без костра, приходилось каждое утро кипятить себе воду на день. Запасённые бурдюки кончились через пару дней похода.

– Йона, далеко нам ещё до реки? – поинтересовался бородач, устало потягиваясь после долгого сна.

– Смотря какой реки, – ответила девушка. – Если до Сосновой, то дня четыре. Если до Золотой, то она уже ближе, до вечера можно успеть.

– А ты откуда так хорошо лес знаешь? – спросил, в свою очередь, Гарольд.

– У нас в племени все охотятся, и мужики, и бабы, и дети, – улыбнулась она.

Следопыт нахмурился. Это было их спасением и их проклятием. Без девушки они бы не смогли так далеко оторваться от преследователей, но и насовсем запутать следы не получалось. Проклятые дикари никак не хотели оставить их в покое, всё время находясь на шаг позади. Это изматывало похуже всякой пытки. Постоянное нервное напряжение ни на минуту не исчезало, и даже в редкие минуты сна Гарольд вздрагивал и просыпался, озираясь по сторонам.

Вода наконец-то закипела, и Йона бросила в котелок несколько листочков кипрея, душистой травы, чтобы отбить торфяной вкус. Через несколько минут отвар был готов, и можно было продолжать путь. Растоптав и прикрыв сырым мхом кострище, Гарольд повесил котелок на палку и пошёл замыкающим. Лишние следы им ни к чему. А завтракать беглецы уже привыкли на ходу.

Под ногами начало хлюпать. Болото приветствует новых гостей. Ровио заметно оживился, увидев красные ягодки.

– Это ж журавлинка! Погодите, я сбегаю, насобираю! Вкусно же! – заулыбался он, но Гарольд покачал головой.

– В другой раз пособираешь. Нам, знаешь ли, некогда. Где-то там, – следопыт махнул рукой себе за спину, – Где-то там ходят очень злые на нас люди, и пока ты жрёшь ягоды, они идут. Ты спишь, а они идут. И не с подарками идут, – Гарольд, обычно молчаливый и мрачный как грозовая туча, заметно нервничал.

Ровио понуро кивнул и оставил свою затею. Девушка обернулась и с беспокойством взглянула на мужа.

Впереди открывался мрачный пейзаж торфяного болота. Кочки, усеянные мелкими ягодками и травой, окна чёрной воды и редкие деревца, непонятным образом выживающие на редких клочках твёрдой почвы. Казалось, даже небо нахмурилось ещё сильнее. От близости к воде похолодало ещё сильнее, и путникам пришлось закутаться в плащи.

Один только бородач не терял присутствия духа, и тихим голосом травил похабные истории. Йона краснела, а Гарольд только хмурился, пока вовсе не попросил тишины. Отношения с бывшим солдатом после побега не клеились, и Ровио только раздражал его своими глупыми шуточками, подколками и постоянными историями. Следопыт привык быть наедине с природой, и постоянное присутствие сразу двоих людей выводило его из себя. Порой даже сильнее, чем преследование айварами.

Йона резко остановилась, вскинув руку в предупреждающем жесте. Мужчины разом схватились за оружие, нервно переглядываясь.

– Дальше придётся по кочкам прыгать. Я первая, две кочки пройду, затем вы, – обречённо сказала девушка, проверяя следующий островок растительности палкой. Кучка мха и травы легко ушла под воду. Только третий сгусток зелени оказался надёжным.

Дикарка легко оттолкнулась от земли и приземлилась точно на намеченное место, сразу намечая себе дальнейший путь. Брызги мутной воды попали на плащ Ровио, и без того грязный, но бородач всё равно тихо выругался.

– Думаешь, получится болото пройти и сухим остаться? – засмеялась девушка. – Проще, наверное, птицей обернуться.

Прыжок бывшего проповедника такой грацией, как у дикарки, похвастаться не мог. Нога соскользнула, и Ровио едва не плюхнулся в бочаг целиком. Рассерженные лягушки тревожно квакали и урчали, а в небо из зарослей неподалёку вспорхнули несколько птиц. Гарольд усмехнулся, переливая отвар из котелка в бурдюк и ожидая, пока бородач отойдет подальше. Скакать по болоту с ведром воды за спиной – не лучшая идея.

Уже через пару часов все трое стояли посреди болота, мокрые и усталые. Границы топей даже не было видно. Позади, в лесу, беглецы увидели белый дымок. Айвары уже и не думали скрываться. Оставалось только надеяться, что они не станут их преследовать дальше.

На опушке леса дикари устроили привал, справедливо считая, что добыча никуда не денется, ведь на западе топкие места плавно превращаются в озеро-исток Золотой реки, а до северного края болот не доходил никто. По крайней мере, никто не возвращался.

Беглецы тоже страстно желали отдохнуть, но останавливаться было нельзя. Да и негде остановиться, когда вокруг только холодная вода, а редкие твёрдые места имеют размер чуть меньше тарелки. Уже давно впереди не виднелись островки надёжной земли, а кочки, которые выбирала Йона, всё хуже выдерживали вес человека.