Текст книги "Уходили из дома"

Автор книги: Геннадий Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

24 мая, воскресенье

Долго прощались с Зоей, пообещал черкнуть письмо из Москвы. Чувствую, что в Крым я поеду через Киев. И Винницу. Ох, надо голову держать в холоде, прав был Феликс Эдмундович Дзержинский! Если бы я с недавнего времени не относился к женщинам с некоторой опаской, точно бы пустил свои чувства на самотек.

Погода ужасная, сильнейший ветер, дождик накрапывает. Неприятно получилось на границе Украины с Россией. Мы с какой-то душевной бабушкой преспокойно мерзли в кузове старого «зилка», но ментам на таможне это крайне не понравилось, и они цинично высадили нас. Здравствуй, любимая страна, я тоже по тебе скучал! Содрали с сердобольного водилы штраф и отправили. Неудобно вышло. А мы с бабкой пешком пошли. Машин уже почти не было, нас никто не брал. Счастье улыбнулось нам, когда мы протопали километров восемь. Остановилась красивая белая «Волга» с каким-то начальником, знакомым моей престарелой спутницы. Они подвезли меня прямо к станции, дали немного денег. Прекрасные люди, спасибо! На вокзальчике я недолго подождал дизеля и благополучно доехал до Ворожбы, а оттуда взял билет в общий вагон до Воронежа. Общий вагон – это песня. Проход был полностью забит сидящими и стоящими людьми, и я смог приткнуться только у ароматного туалета. Естественно, меня это никак не устроило, и, выждав немного, я пробрался в соседний, плацкартный вагон, где и завалился на третью полку.

25 мая, понедельник

Ворочался, чертыхался, поджимал ноги, но спал! И это главное. За вчерашний день намаялся как собака. Часов в восемь утра, когда я проснулся и зашуршал бэгом, пытаясь достать «стопник» и определить местонахождение города Чаплыгина, меня обнаружила молоденькая проводница и депортировала, сославшись на возможных ревизоров. В общем вагоне было уже более-менее свободно, сердобольные соседи угостили глуховскими баранками с чаем. Ништяк!

Первое, что я сделал в Воронеже, это сожрал подряд два копеечных, но вкуснейших шоколадных мороженых. К шести на электричке добрался до Мичуринска. Из этого зачуханного городишки, названного именем великого человека, который призывал нас не ждать милостей от природы, а брать их самим (что мы успешно и делаем), я доехал до Богоявленска. Оттуда снова перегон общим вагоном, и вот, здравствуй Чаплыгин, моя малая родина!

Долго петлял по улицам, искал знакомые дома. Нашел– таки, что очень удивительно, ведь лет восемь, а то и больше, здесь не был.

– Хозяева!

Из дома вышел дядя Саша. Постарел, усы отрастил. Седина пробивается.

– Иди, иди отсюда, по понедельникам не подаем!

Я даже растерялся. Готов был к любому приему, только не к такому. Но вовремя сообразив, что с детских времен я изменился до неузнаваемости, засмеялся.

– Собаку спущу, – приветливо пригрозил дядя Саша.

– Это ж я, Гена Авраменко, ваш двоюродный племянник или как я там называюсь!

На крыльце показалась баба Шура.

– Генка, малец, ты что там за околицей стоишь? А ну в дом!

Узнала!

Не скажу, что прям обрадовались, но удивились точно. Дальняя родня с маминой стороны всегда была какая-то странная, грубая и прижимистая. Может, они тихо презирали нас за то, что мы городские, может, бабушка сто лет назад что-то с кем-то не поделила, но чаплыгинские две сестры всегда стояли особняком от двух сестер московских. Пару раз в детстве меня привозили сюда отдыхать, мы ездили на рыбалку с дедом Павлом и дядей Сашей, хорошо было.

У дяди Саши с тетей Наташей, кроме выросшего Сережки, теперь еще малец, четырехлетний Юрка. Баба Шура все такая же строгая и хорошая.

26 мая, вторник

Прокатились на «Урале» дяди Сашином. Удивительно, даже не подозревал, что мотоциклы живут так долго, ведь я на нем еще в восьмилетием возрасте рассекал. Потом самогон пили, о жизни разговаривали. Когда напились, выяснилось, что нужно ехать за травой для крольчихи, мы с Сережей оседлали велики и поскакали. Навернулся спьяну, естественно, разбил локоть.

27 мая, среда

Поехали спозаранку рыбу «лавить», как у них тут говорят. Дядя Саша завез нас с соседом Сашкой Ваниным на озерцо, рассредоточились с удочками. Прет одна мелочь, больше пол-ладони никто не поймал. Наловили этой мелочи каждый по половине садка, да и решили уезжать. Помню, в детстве мы здесь на каких-то торфяных болотах ловили золотых карасей, кажется. Или карпов. Тогда это казалось волшебством – золотые рыбки, настоящие! Врезались в память, у нас в Подмосковье-то обычные, серебристые, ничем, кроме солитера, не примечательные.

А вот что помню как сейчас, так это озеро с карпами. Ловили там на «резинку» как-то с дедом. Колокольчик вздрогнул, подсекаю – есть! Начинаю осторожно вытягивать и понимаю, что зацепился за что-то. И вдруг – бах! – на поверхность столб воды, плеск, грохот. И все забегали сразу, засуетились.

– Отдай мне, малец, я щас вытяну!

Ага, разбежались. Тащу осторожно, леска руки режет, дед орет что-то. Подтянул к кромке берега, кричу:

– Подсачек, подсачек давай!!!

Оборачиваюсь, а мужики стоят разинув рты и не шелохнутся. Смотрю я на добычу повнимательнее, вблизи, и понимаю, что сачок тут явно бесполезен, карп размером с деда, не меньше. Леску поднимать нельзя, сразу оборвется, что делать – тоже неясно. Рыбина посмотрела на нас грустно, ткнулась мордой в кромку и медленно, беззвучно ушла. Я тут же, в чем был, сиганул за ней в воду, рука скользнула по склизкому боку, и только. Меня никто не ругал, не возмущался, все понимали, что взять эту громадину голыми руками невозможно. Кто-то из мужиков сказал, что о таком диве и не слышал даже никогда и, скорее всего, это был царь всех карпов, поэтому надо немедленно отсюда, с озера, сваливать. Надо ли говорить, кто был героем дня?

После обеда копал землю и поливал помидоры. Судя по лицам моих родственников, они уже безумно рады, что я приехал. Еще бы!

Уже второй раз за поездку вкалываю, как рабыня Изаура на фазенде.

28 мая, четверг

 Завтра заканчивается первая часть моего путешествия. Ровно через месяц после его начала, что примечательно.

День прошел как-то незаметно. Спал до полудня, поел, почитал. По привычке уже полил помидоры. Накопал корней репейника на поле – сказали, что, если их отваром голову мыть, моя проклевывающаяся лысина вновь зарастет волосами. Верится с трудом, но попробовать, возможно, стоит.

На вокзале купил билет на девять вечера. Попрощались с родней. Звали еще приезжать, но есть стойкое ощущение, что я их больше никогда не увижу. Никого. Смычка города с деревней удалась не особо.

В поезде на соседней полке ехал парень лет восемнадцати, лохматый, с пробивающейся бородкой. Дай, думаю, спрошу почитать чего-нибудь. Он дал мне несколько религиозных книжек. Пролистал – вроде все правильно, но что-то не так. Не «Белое братство», но тоже шняга какая-то. Оказалось, это Истинная Православная церковь. Опять на извращенца нарвался. Этот, правда, грузил не особо, но все-таки достал. Приглашал к ним прийти, Китайский проезд, дом 7. В чем отличие церквей, объяснить он мне так и не смог. Хреноватая у этих миссионеров подготовка.

29 мая, пятница

 В Москву приехал часов в пять, замерзший, как Челюскин на льдине, – в поезде ночью почему-то было очень холодно. Дождался открытия метро и домой, в Зеленоград.

Мама обрадовалась, соскучилась. Я тоже, не скрою. Правда, тут же начала орать, какого черта меня понесло в Чаплыгин, они, мол, там и так как с цепи сорвались, теперь всю оставшуюся жизнь будут рассказывать, как к ним незваный гость приезжал. В чем причина всей этой семейной неприязни, объяснить так и не смогла. Похоже, что она и сама этого не знает.

Мама сказала, что мне сегодня будет звонить куча народу: Танька Львенок, иностранец (это, видимо, Жильвинас), из Крыма насчет гитары и еще толпа, не считая Немета.

Перезвонил в Вильнюс, сказал Жилу, что если ничего не изменится, то в понедельник, к вечеру, буду у него. Причем решение ехать возникло прямо во время разговора. Такая тоска накатила, хоть вой. Не успел приехать, а уже опять в путешествия тянет.

День получился насыщенный. Забрал у бывшего коллеги Колобка деньги, последнюю зарплату с завода. Колобок тоже устал там пахать, хочет сваливать куда-нибудь.

Успел уволиться с поста барабанщика нашей группы «Осень». У них теперь новое название – «Дом». Совсем умом тронулись! Тут же начались звонки от Немета, Шурика и Макара, и меня вернули обратно. Но я с Макаром все равно играть не хочу, если только сгоняю на концерт в Харьков, и всё – уж больно Немет просит. Макар прекрасный человек, с ним хорошо дружить, но работать абсолютно, категорически невозможно. Особенно сейчас, когда в группе два полноценных лидера, он и Шурик.

Приехали в гости Солидол с Котенком. Порассказал про поездку. Солидол загорелся, хочет со мной в Литву прокатиться, давно, говорит, не был. А мне по фигу, хай едет.

Львенок так и не перезвонила. Интересно, что ей надо?

30 мая, суббота

 День прошел так себе. Встретился с Машкой Прайс, поболтали. Машка что-то совсем оцивилилась. Может, и правильно, решила остепениться, не вечно же клешами бульвар подметать и фотокорреспондентам позировать. Все меняется, народ взрослеет. Тусовка на Гоголях вон совсем сдала, пионеры одни радостные носятся, да вечная дринч-команда на скамейках бухает. Нормальные хиппи уже давно разъехались по югам. Да, интересно, а сколько я протяну в своем нынешнем хипповском состоянии? Ведь нужно со временем как-то остепениться, жениться там, детенышей нарожать, блага цивилизации скупать. Не вечно же болтаться по стране, питаться подножным кормом и наслаждаться практически безграничной свободой? Не знаю, но еще нет ощущения того, что я знаю, что буду делать в этой жизни. Хотелось бы заняться каким-то творчеством, конечно, душа-то поет, а как эту песню в ноты записать, нет ни малейшего представления. Музыкант, если барабанщика можно назвать музыкантом, из меня не получился. Рисовать не умею. Писатель тоже, думаю, неважный, если один несчастный фантастический роман не могу закончить. В общем, нету в жизни для меня уголка. Будем искать!

На «Пентагоне» никого, только «пятидесятисемиты» из школы напротив кофе потягивают. Юноша с замысловатым именем Фелимон Кролик Уроненный попытался втянуть меня в дискуссию о создании коммуны, но понимая, что закончится все банальным портвейном на Арбате, я на всякий случай ушел.

В «Мелодии» на Калининском купил «антроповские» битловские диски: «Сержанта», «Револьвер» и «Help!». Доволен до безумия, хотя в последнее время настойчиво прогоняю из головы маленького червячка, который подсказывает мне, что битлы, на самом-то деле, меня уже почти не интересуют. Бее песни наизусть уже знаю, нового они, по вполне понятным причинам, вместе уже ничего не произведут, а сольное творчество трех оставшихся меня как-то не очень пленяет.

В Москве оставаться уже невыносимо. Всего сутки, как дома, а уже снова тянет в дорогу. Причем совершенно неважно куда, лишь бы отсюда. Ну ничего, скоро в Вильнюс.

Да, сходил к Жучке. У нее летом Макар жить будет. Немет тоже там прописался, от мамы своей разговорчивой скрывается. И Анька там живет, с которой мы в Тракайском замке зажигали. Посидели, чего-то выпили, рассказали с Анькой про наши литовские пивные подвиги. Хороший день получился, насыщенный.

Вечером мама тусовалась на кухне с друзьями, пили пиво, дым коромыслом. Яв комнате сижу, пластинки слушаю, а тут мама с просьбой:

– Ген, – говорит, – у нас сигареты кончились, а бежать всем лень. Дай папиросы?

– Что ты, мама, – отвечаю, – у меня нету, ты же знаешь, что я не курю!

– Ага, – ухмыльнулась она. – А косяки-то во что забиваешь?

Вот так, никуда не скроешься. Как догадалась, ума не приложу! Пришлось отсыпать «Беломора».

31 мая, воскресенье

Сгонял в Москву, посмотрел расписание электричек. Подходящих нет, так что сразу, чтоб не зависать по полдня на перегонах, пойду на трассу. Сейчас тепло, любая трасса – подарок. Идешь себе, загораешь. Едем с Солидолом, вдвоем веселей. Впрочем, Солидол зануда и в больших количествах небезопасен для нервов. Разобьемся по одиночке, в крайнем случае. Забили стрелу в одиннадцать вечера, но я продинамлю – к отцу собрался.

А мама в Ногинск уехала, на похороны. Умер наш дальний родственник. Она меня с собой и не звала, знает, как я к этому отношусь. Не могу я выносить всю эту скорбь. Были уже похороны в моей недолгой жизни, когда дедушка умер в 85-м, так до сих пор забыть не могу. Все эти табуретки, ельник, толпа незнакомых людей в черном, бабульки в платочках. И маленький я в школьной форме. Мама, когда ей позвонили – утром, помню, рано совсем было, – собралась и уехала, меня оставила на дядю Толю, своего тогдашнего возлюбленного, так и не сказав, что случилось. Я хоть и маленький, догадался, но осознать не осознал еще. Потом она позвонила и велела мне с дядей Толей приехать в Ногинск и школьную форму надеть. Я подумал, что для тепла, – холодновато было, сентябрь. Уж не помню, плакал я на похоронах или нет, но обида на деда была страшная. А на рыбалку с кем я ходить буду? А кто велосипеды чинить будет? Как он вообще мог так поступить? Крайне эгоистичное детское поведение. А особенно в память врезалось то, как Кока, сестра деда Валентина Алексеевна Алешина, когда мы ехали с гробом в грузовике, все время сквозь слезы говорила: «Гена, не бойся, потрогай дедушку за руку». Я боялся, а мама плакала и кричала на Коку, чтоб она от меня отстала.

У отца в гостях мои грустные мысли начисто улетучились, потому как наступил праздник живота. Его жена, Елена Ивановна, расстаралась и приготовила шикарную курицу. Которую мы и употребили с картошечкой, лучком-чесночком и, конечно, водкой. Что еще нужно человеку для счастья? Праздник живота происходил под какой-то «ужасняк» на видео – страшновато, но пищеварению, уверен, не помешает. Пришел сводный брат Димка Серебряков с подружкой Лерой. Еды ему, увы, уже не досталось, развлекали исключительно разговорами. Да, папа предлагает работать у него. Вот уж не знаю. Делать я ничего на кабельном телевидении не смогу, по крайней мере, мне так кажется. Административными навыками природа меня явно обделила, оператором тоже вряд ли сумею. Но главное, конечно же, не в этом, а в том, что если Бог хочет наказать человека, он устраивает его на работу к родственникам. Ни за что! А как отказаться, не знаю – обидится же.

Отец предлагает, если уж я такой писатель оказался, попробовать издать мой фантастический роман. Интересная мысль, только нужно этот чертов роман еще заново переписать, многое поменять, отпечатать на машинке и только тогда думать об издании. А редактировать у меня нет времени, потому что я в разъездах. Если не путешествовать, а сидеть в Москве и писать, то надо что-то кушать, а чтобы кушать, надо работать. Но тогда не останется времени на творчество. В общем, заколдованный круг получается.

1 июня, понедельник

Сегодня День детей. Дети – цветы жизни. Хиппи – дети цветов. Вывод: у меня сегодня профессиональный праздник! Хиппаны сегодня натаскают кучу денег, поедут на Ореховские пруды в Царицыно, будут пить портвейн, курить траву, заниматься любовью, а не войной, драться с гопниками и бегать от ментов.

Минская трасса. Вдвоем с Солидолом нас брать никто не хотел ,кроме двух храбрых безрассудных частников, так что пришлось разделиться. Если честно, будь я владельцем автотранспорта, я бы Солидола не стал подвозить ни за какие коврижки. Он настолько космат, что наводит ужас даже на привыкшего меня. Глаза у него голубые и добрые, но с большого расстояния, какие там у чудища глаза, не разберешь. Как ни странно, его все-таки берут, и это вдребезги разносит утверждения некоторых умников, что эпоха автостопа в России закончилась.

Как только мы разбились, договорившись встретиться на вокзале в Минске, дела пошли не в пример лучше. Через сотню километров мы снова пересеклись, поболтали, и уже следующий «КамАЗ» взял меня прямо до Минска!

Драйвер попался общительный, я тоже в хорошем настроении, поболтать не против был. Водилы бывают четырех типов: молчуны, говоруны, слушатели и нормальные. Молчуны, так те иногда даже просят не разговаривать, такие попадаются в основном днем и берут тебя просто из человеколюбия. Слушатели, напротив, берут с оговоркой, что развлекать будешь, – такие ночью подбирают, слушают твой треп, чтоб не заснуть. Говоруны тоже в основном ночью, такие иногда попадаются, всю жизнь свою расскажут, а ты и слова не вставишь. А нормальные – они нормальные и есть.

Мой вот, слава богу, нормальный оказался, расспросил про хиппи, высказал свою точку зрения о правительстве и ценовом беспределе. Анекдоты потравили, в общем, доехали весело. В Минске Солидол не объявился, сколько я его ни ждал. Вместо него на вокзале возник неприятный тип по имени Саша из Кенигсберга. Сказал, что хиппи, но видом – БОМЖ. В Крым ехал. На трассе он стер ногу, я ему выдал из своей аптечки бинт и стрептоцид, рану присыпать. В Крым он едет с флягой на поясе и авоськой в руках. А это значит, что недостающее он украдет. Причем, что самое печальное, у своих же. Но судить за еще не совершенное нельзя, да и кто я такой, чтобы судить его?

Приехал к Славе Советским Женщинам. Они с женой обрадовались, вписали, конечно. А ночью сын его, Джорджик, не мог заснуть, кашлял и кричал. Маринка вызвала «скорую», оказалось – корь. Ужас. Увезли в больницу. Вот такой, блин, День детей получился.

2 июня, вторник

Не выспавшийся, не умывшись и даже чаю не хлебнув, поскакал на «Радиаторную», оттуда доехал до «Беларуси» и вскочил на дизель до Вильнюса. Нашел местечко и тут же вырубился. С контингентом пригородных электричек и, как выяснилось теперь, международных дизелей мне жить неуютно, лучше сразу заснуть. Полон вагон квелых бабулек с курами, мужиков в спецовках, гогочут все, водку с утра пьют. Дичь какая-то.

В Вильнюсе, на выходе из вагона, обнаружил Солидола, который, оказывается, ехал со мной в одном вагоне и тоже дрых без задних ног. Приехал в Минск он позже меня и заночевал у брата. Уж не знаю, какой у него в Минске брат, но то, что я не с ним вписывался, хорошо. В больших дозах Солидол невыносим. И ведь всем прекрасный человек Леша Солидол. Умный, рассудительный. Опытный. Слишком самоуверенный, что, впрочем, не мешает ему втираться в доверие абсолютно ко всем. Он так ведет беседу, так говорит, что отказать ему просто-напросто невозможно. Не успеваешь задуматься, как он обезоруживает тебя своим смехом, бровями над большими голубыми глазами, да ему просто хочется верить! Но есть в нем и что-то отпугивающее – может, именно эта самоуверенность. А может, моя личная подозрительность не позволяет сближаться ни с кем, дабы не привыкнуть к человеку. Но скорее всего дело в моей интуиции, которая не подводит меня почти никогда. Не позволяет моя интуиция целиком доверять человеку, говорящему настолько много и без толку.

Позвонил Жильвинасу. Быстренько пересеклись, договорились к вечеру встретиться на «Вайве» и разбежались. Прошлись с Солидолом по магазинам. Умудрился отхватить себе на осень ботинки всего за 420 рублей! Купил домой сахара три килограмма и палку колбасы сырокопченой. Мама порадуется.

Так приятно в страшную жарищу сидеть в уютном вильнюсском подвальчике и пить ледяное пиво! Выпили, наверное, кружки по три, еле сами себя за уши оттащили, с Жилом надо было на стрелу бежать. Жил потащил нас на озеро купаться. Поплавали, на берегу снова холодное пиво, что может быть лучше! Опять страшно захотелось в Крым. С морем озеро не сравнить, а с литовским пивом, как бы хорошо оно ни было, расчудесный портвейн из Рыбачьего – тем более.

В городе повстречали Гелку с Гитой и поволокли их с собой в разведанный нами пивняк. Договорились все встретиться через месяцок в Крыму, в Симеизе или на Мангупе. Жильвинас тоскливо смотрел на Гиту и клятвенно обещал тоже приехать. Влюбился, что ли? Как-то часто у него это происходит.

Так день и пролетел. На ночь завалились к герлам, наварили глинтвейна. Говно глинтвейн получился. Хотя за весь день мы так накидались всевозможными сортами пива, что даже нектар божественный показался бы нам отвратительным пойлом.

Напившись, сказал «спасибо» Солидолу за Мангуп. Ведь это он меня отвел туда когда-то...

Помню, кисли мы в Рыбачьем, варили «молоко».

– Слушай, Ринго, – сказал Солидол. – Может, достаточно уже моря? Давайте я вас с Добровольцем в горы отведу? Мы с Котенком Гав завтра собираемся туда.

Я закрыл глаза. Огромная, как Джомолунгма, заснеженная вершина, пронизывающий холод, останки альпинистов торчат из сугроба...

– Не, спасибо, – вежливо отказался я.

– Да там круто! Жара, развалины, прохладные родники, хиппушки – лапушки! Жить будем в пещерах!

Перед глазами возник я, висящий на веревке среди сталактитов и сталагмитов.

– И не уговаривай, Леша, не пойдем, – подключился и Андрюша Доброволец.

Но, хлебнув «молока», мы размякли и согласились сходить ровно на один день. Солидол пообещал за этим строго проследить. Утром растолкал нас ни свет ни заря, имы поехали на Мангуп.

По дороге Леша взахлеб рассказывал о Мангупе:

Там замечательно! Куча пещер, почти каждая имеет свое название, имя: Мустанговая, Кухня, Теплая, Археологическая... Родники – Мужской, Женский, так же названы и тропы, по которым происходит подъем на гору. Близ этих троп расположены остатки пещерных монастырей, женского и мужского. Сама гора состоит из плато и четырех мысов, называемых «пальцами». Мыс Тешкли-бурун – Дырявый. На его конце когда-то давно произошел обвал одной из стенок пещерной тюрьмы. Дыру видно издалека, оттого и название. На Дырявом сосредоточены основные туристические достопримечательности. Акустическая пещера – рукотворный грот с потрясающей акустикой, Тюрьма, храм Кибелы, Теплая пещера, главная Цитадель крепости, наконец. Следующий – мыс Ветров, Ели-Бурун. На нем мало пещер, мало леса, он очень красивый. Мыс Караимов – Чуфут-Чеорган-Бурун хиппами малопосещаем, на нем базируются не вполне дружественные археологи. Последний, четвертый – мыс Сосновый, Чамну-Бурун. Он практически полностью зарос лесом, там водятся дикие звери и почти никто никогда не бывает...

Поднимались по Женской тропе. С непривычки было тяжело и даже невыносимо, я проклинал себя, что послушал Солидола и согласился поехать сюда. Но когда мы поднялись... когда глотнули живой воды из Женского родника... когда шли по изумрудно-янтарному плато... когда поселились в Харьковской пещере... мы моментально влюбились в Мангуп.

Через неделю Солидол поинтересовался:

– Ну что, пора бы и в Рыбачку вернуться?

– Ни за что!

– Ну как же, там же море!

– Никогда!

Было непонятно, как я раньше жил без этого чудесного места. Я наслаждался летом, воздухом, солнцем. Мы собирали травки, выпрашивали еду у туристов, часами болтали на роднике с жителями других пещер. Слушали психоделические напевы Скрипы Симферопольского, сами пели в Акустике, вырезали из можжевельника трубки. Я чувствовал себя частью горы, этой живой горы. Здесь многое было непонятным, иногда до жути. Что за фигура появилась ночью на стене Цитадели, легко прошла по ней и растаяла в воздухе? Кто подпевает тебе в пустой пещере? Что за странный колокольный звон шел из глубины горы ночью? Почему на пороге некоторых гротов охватывает нечеловеческий ужас и ты не можешь сделать ни шагу дальше? Что, наконец, за странная дымка с человеческими очертаниями преследовала меня вчера?

Солидол рассказал нам множество историй и легенд. Байки про духов, Мангупского Мальчика, крысопаса не казались нам чем-то смешным и фантастическим. На Мангупе все казалось реальностью, и все эти истории подтверждались толпой экстрасенсов, биоэнергетов и уфологов, прочесывавших Мангуп целыми днями.

Слезли вниз мы недели через три. Я тогда сразу пошел на трассу и уехал в Москву, чтобы не портить себе этот странный чудесный настрой помоечным побережьем. С твердой уверенностью, что обязательно вернусь на Мангуп и раскрою все его тайны. По крайней мере, постараюсь.