Текст книги "Не я (СИ)"

Автор книги: Геннадий Астапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Геннадий Астапов

 

Рассказ

 

Я – не я

 

 

1

 

Почистив хорошенько зубы и наслаждаясь свежестью во рту, я включил электробритву и заглянул в зеркало. И обмер. Там, в зеркале – был не я! На меня выпучился странный тип с черными кудрявыми бакенбардами, холеный и довольный.

–Кто вы такой!? Воскликнул я петушиным голосом, стараясь подавить

нахлынувшее волнение. – Как вы сюда попали?!

Он хлопал глазами и улыбался. Я ущипнул себя за правую щеку и от боли вскрикнул. Ничего не понимая, я устремился к другому зеркалу, – этот тип переместился и туда. Я к следующему – и там он! Напялил мои плавки плавки и усмехается, подлец! Я сосредоточился и рассмотрел его ближе. К своей зависти обнаружил, что он моложе меня, да и красивее. Нет тех угловатых морщинок, что старят моё лицо.

«Красавчик»! – в негодовании подумал я. – «Но как быть со мной»!?

Полный нехороших предчувствий я оделся и направился в кухню к жене, спешно готовившей кофе к завтраку.

–Сегодня обещают плюс десять. – сообщила Клара, не глядя в мою сторону.

Я присел к столу, стараясь попасть в её поле зрения, но тщетно. Крякнул, затем еще раз.

–Вот видишь, -сказала Клара, – уже простыл. Чего это ты кряхтишь? Одевайся теплее, 10 градусов – не лето.

Затем она пила кофе с блинчиками, между делом заглядывая во вчерашнюю вечерку. Затем так же суетливо, что свойственно ей, повертелась у трельяжа, подвела брови, шаркнула губнушкой по пухленьким губам, чмокнула меня в щеку и исчезла.

Я был озадачен. Вздохнув, засобирался на работу. Интересно, как там меня встретят, ведь я – не я! Со мной произошло какое то немыслимое превращение.

В отделе уже все сидели и делали вид сосредоточенно работающих. Я поприветствовал их и утвердился на поворотном стуле у своего стола. Никита, мой вечный друг и товарищ, не проявил абсолютно ни каких эмоций, хотя обычно радовался встрече со мной.

Та-ак. Значит не узнают. Принимают за чужого. Иначе какой же смысл корчить из себя тружеников? Я обиделся и спросил:

–Никита, почему ты вчера не зашел ко мне? Эх ты. Я ждал.

Никита вздернул бровь и возмущенно пальнул, перебирая ручки и карандаши в ящике стола, будто они ему так нужны.

–Во первых не Никита, а Никита Иванович. А во вторых – кто вы мне, начальник, что бы я к вам приходил по вашему желанию?

–Ты не признаешь меня? – все более пугаясь, промямлил я.

–А почему я вас должен признавать? – с вызовом бросил Никита, и его иссиня черные усы угрожающе зашевелились. – Под видом сокращения штатов увольняют неугодных работников и принимают новых. Если у вас блат и вы заняли чужое место, так и работайте. А мы между прочим этого так не оставим. Мы обратимся в профсоюз! Там вас выведут на чистую воду! Это неслыханно, что бы членов профсоюза вышвыривали за ворота! Да!

Вообще то я остался благодарен Никите, раз он так непреклонно защищает меня перед этим типом – передо мной. То есть не передо мной, а перед тем, кто был в зеркале. То есть не перед тем, кто был в зеркале, а кто сейчас сидит перед Никитой. А кто сейчас сидит перед Никитой? Я сижу... Тогда перед кем он меня защищает?

–Никита, – начал я шепотом, дабы не обратить внимания других сотрудников, – понимаешь, я – это не я! Понимаешь? Это совсем другой!

Тут Никита призадумался и с новым интересом, даже с подозрением переспросил:

–Да-а? Значит вы, то есть ты – это не ты? – и тоже перешел на шепот. –Ну наконец– то! – обрадовался я. – Дошло!

–А кто? Кто вы...ты...тогда? Наполеон? Или персидский шах?

Я ужаснулся. Действительно, как ему объяснить? Что вот я проснулся, мол, да не узнал себя в зеркале?! И что он обо мне подумает?! Чего доброго, вызовет скорую и отправит к шизикам.

Я поднялся, и не говоря ни слова, двинулся к выходу. У двери оглянулся: Никита многозначительно вертел пальцем у своего виска, объясняясь мимикой с моими сослуживцами.

Боже! Что теперь будет! О, Господи! Верни мне прежний облик! Я сам себе чужой. Кто я? Откуда? Для чего все это? Я запутался. В моей голове вместились знания человечества, накапливаемые тысячи лет. К чему они мне и куда их приспособить? Я раздваиваюсь. Мой мозг принадлежит мне – это точно. Мне старому. Но новый я, я чувствую, начинает влиять на меня все настойчивей, и в конце концов я не выдержу. Нет, с ума я, конечно не сойду – просто окончательно превращусь в того типа с бакенбардами, а вернее – он в меня. Хотя какая разница?

Весь вечер я вертелся на глазах у жены. Она шутила со мной, смеялась, один раз шлепнула по макушке, не заметив, что вместо плеши у меня выросли смоляные волосы.

–Клара, – говорю я ей, – ты совсем меня не замечаешь.

–Что ты! – удивилась она и между дел чмокнула меня сестринским поцелуем. – Ты сегодня необыкновенен.

Я грустно усмехнулся. Похоже она забыла мое лицо. И вдруг поймал себя на том, что и я её плохо помню. Мы автоматически исполняем супружеские обязанности, изредка перекидываемся комплиментами, спим, бодрствуем – не глядя друг на друга. Инерция любви. Но ведь это ужасно! Я теперь другой! Значит, ей все равно кого любить?

С нетерпением я ждал часа, когда мы ляжем спать. Отдохну от сумасбродного себя. Кстати, в голове варятся странные рифмы. Откуда это?

 

Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,

В венце сияющем, царем я зрил себя:

Мечталось: я любил тебя -

И сердце билось наслажденьем.

 

Не терплю стихи. Нет, это легко сказано. Я ненавижу стихи! Ни черта в них не смыслю! Говорят, от стихов получаешь эстетическое удовольствие. Как бы не так! От них я покрываюсь аллергическими пятнами, будто прогрели меня свежей крапивой.

Но во мне что-то шевелится. Меня распирает, и язык, изловчившись, шепчет гадкие строки:

 

Лемносский Бог тебя сковал

Для рук бессмертной Немезиды,

Свободы тайный страж, карающий кинжал,

Последний судия Позора и Обиды.

 

Будь я проклят! Да будь я трижды проклят, если это не Пушкин! Внезапная догадка пронзила мое сердце. Оно больно кольнуло, но великодушно отпустило. Я заполняюсь покоем, уверенностью в своих силах, и это так естественно...Что из того, если я – Пушкин? Другие Ивановы, Сидоровы, Петровы...

Мне захотелось дышать, дышать. Я распахнул форточку и подставил лицо струе свежего воздуха. Осенний дождь хлестал мостовую, ветер – порывистый и неожиданный – хохотал до визга в ставнях. Ледяной бисер влетал в квартиру и обжигал мне лицо, открытую грудь.

Я задумался. Так. Так. Ветра свист – желтый лист. Да. Желтый лист, желтый лист...

 

Там день и ночь кружится желтый лист...

Стоит туман на волнах охладелых...

И слышится мгновенный ветра свист...

 

В дверь длинно позвонили, и я вынырнул из творческого забытия.

–Саша! – позвала меня Клара, выглядывая в переднюю. – К тебе Никита пришел! Наверное давно не виделись. – съязвила она и направилась рассматривать журналы мод, играя бедрами: здорово это у неё получается!

В передней ждал мужчина, облокотившись о стену. Мне показалось – я его уже видел. Он определенно мне кого-то напоминал. А впрочем, мало ли похожих людей на свете?

–Простите, вам кого? – вежливо спросил я.

Неизвестный словно проглотил язык. Только жгучие, иссиня-черные усы подпрыгивали вверх-вниз. Кажется он собирался меня укусить. Что за странная и неприятная личность!

–Подлец! – сжимая кулаки-гири, грозно прошипел он. – Подсидел человека на работе, теперь и жене покоя не даешь?!

Этот чудак меня явно с кем-то путал. Становилось смешно, как он по-гусиному вытягивал шею и подергивал локтями, точно крыльями.

–Ты просто подлец! – повторила личность, волнуясь. – Я на тебя в профком напишу! Понял? Завтра!

Он тихо бесился, так тихо, что Клара ничего не могла слышать.

–Профком? Профком... Что такое профком? – поинтересовался я. Незнакомые слова вызывают во мне жажду знаний и мне жутко интересно иметь с ними дело.

Личность вытаращила глаза и секунду обалдело меня разглядывала.

–Вольтанутый! Во! Я так и знал! – повертел он пальцем у своего лба значительно и категорично. – И Кларка дура! Такого мужика – на чокнутого сменяла! Дура! – и он стремглав выскочил на улицу, дверью хлопнув так, что штукатурка посыпалась.

Легко испортить людям настроение. Но, видит Бог, я не помышлял его обидеть. Наверное он ошибся квартирами?

Только я успокоился, вновь позвонили. Видно явился извиняться. Но нет – на пороге с пестрыми зонтами дамы, с зонтов обильно капает на пол. Я замечаю удивление дам при моем появлении, однако и сам не менее удивлен.

–Позовите Клару. – попросила одна из них, на вид самая бойкая, маленькая толстушка.

Ну, ясно. Гости.

–Клара! Клара! Теперь пришли к тебе!

Дамы, переглядываясь, украдкой меня изучали, но, видимо из скромности, нас с Кларой ни о чем не спрашивали. Поболтав о том, о сем, они принялись пить чай, а я сочинять стихотворение, которое зрело в моей голове. Оно мучило меня, сверлило. О, эти сладостно-терзающие муки! О эти мысли, захваченные идеей! Я умру от переутомления, счастливый и разнесчастный в мире человек! Но до конца пронесу свой крест – талант.

Я памятник воздвиг себе нерукотворный...памятник...воздвиг...Надо умыться. Освежусь, и строчка ляжет на бумагу легко и естественно. Поплескался в холодной воде, подрагивая и стуча зубами, причесался металлической расческой, корябая кожу, и довольный внешним видом, выбрался из ванной, поправляя непослушную бакенбарду.

Меж тем я увидел, как дамы в соседней комнате разложили на столе громадный лист лощеной белой бумаги, испещренной буквами по кругу, а на нем – чайное блюдечко.

«Чем они тут занимаются?» – подумал я. Мои мысли ещё не упорядочились.– «Я памятник воздвиг»...

–Давайте вызовем Гитлера? – сказала маленькая толстушка, оказавшаяся Симой, сжимая кулачки у груди. – На первый случай. Интересна-а...

О чем это они?

Женщины, положив большой и маленький пальцы на блюдце, соединив их, приготовились к действу.

–Гитлер, сколько лет ты прожил? – спросила Сима притушено, уставившись на блюдце в ожидании.

И вдруг оно тронулось, вероятно под действием биологического поля, излучаемого пальцами дам.. Дамы расширили с испугу зрачки и дружно выдохнули: а-а-а!

Что еще за Гитлер? Что за колдовство в моем доме?

Блюдечко ездило по бумаге, приостанавливалось, опять ехало и в конце концов точка, нанесенная на нём красной акварелью, замерла против цифры шесть.

–Не может быть! – заволновалась Сима, и от волнения лицо её покрылось испариной. – Это ошибка!

Вмешалась Клара.

–Возможно не шесть, а шестьдесят. Умножаем на десять. – резонно заметила она, поджав нижнюю губу.

–Это ближе к правде.

–Да, но...

–А давайте еще чего-нибудь спросим.

Теперь вопрос задала Клара.

–Гитлер, твой дух здесь, с нами?

Блюдечко ответило: да. Женщины сжались, пальчики, нежные, пергаментные – задрожали. Плотнее стал воздух, произошли невидимые перемены, невидимые, но хорошо осязаемые. Из-под двери пополз запах ладана, смешанный со свежеспиленным деревом, и коктейль этот, острый, терпкий – тревожил ноздри. Взвинтились нервы, невиданно обострился слух.

Заставив нас вздрогнуть, с полки с грохотом свалилась алюминиевая кастрюля и покатилась, потом долго вертелась вокруг своей оси, прежде, чем замереть на полу.

Тихо. Лишь шум дождя за окном аккомпанировал всеобщей немоте и страху. А мне явилось странное: зачем я женился на Кларе? Ведь так любил Натали! Сердце ноет и ноет – нет покоя.

Я памятник воздвиг себе...

Толстушка Сима осмелела ранее прочих и громко прошептала:

–Гитлер, что с нами будет?

Блюдечко дрогнуло и показало буква за буквой: «мерщь».

–Что значит мерщь? – вновь взволновались дамы. – Смерщь? Смерть? Ах! Или это другое слово? Мер...мор...морщ...морщины? Ах!

Я вновь прильнул к форточке, упиваясь хаосом уличных звуков осени. Дамы остались наедине с самими собой. Я их бросил. Иногда, устав от размеренности, правильности, четких очертаний, симметрии, логики – душа требует хаоса. Хаос лечит. Восстанавливает притупившиеся чувства, и в этом я похож на гостей. Они ищут острого в одном, я – в другом, в осени.

Меня ослепила молния, блеснув, и исчезнув в рыхлом теле туч. Сковородой прокатился гром. И ветер. Ветер тугой струей захватил дыхание.

Дамы засобирались. Я видел, как странно они сторонятся меня. Но и мне было не по себе от их присутствия. Я упал в кресло и забылся с мыслями о стихах. Что-то заело меня на одном.

Я памятник воздвиг...воздвиг себе...

 

2

 

Почистив хорошенько зубы и насладившись свежестью во рту, я включил электробритву и заглянул в зеркало. И обмер. Там, в зеркале – был не я! На меня выпучился удивительный тип с полоской усов под носом и челкой чуба на левую сторону.

–Кто вы такой!? – воскликнул я петушиным голосом, стараясь подавить нервную дрожь. – Как вы сюда попали!?

Он только хлопал ресницами и улыбался затравленно. Я ущипнул себя за правую щеку и от боли вскрикнул. Ничего не понимая, ринулся к другому зеркалу, этот тип переместился и туда. Я к следующему – и там он! Невольно сравнил себя с ним. Я был явно симпатичней и моложе его. Одни мои бакенбарды чего стоили, не то, что его голые худые скулы! Я потрогал себя за бакенбарду и наткнулся на мягкую бритую кожу. Что это!? Если верить зеркалу, я – не я! А кто же!? Интересно, как к этому отнесется Клара?

Помимо моей воли, вздергивается правая рука, а рот, перекосившись от злобы, изрыгает мерзость:

–Хайль!

Я раздваиваюсь. О, Господи! Верни мне прежнего себя! За что мне эти наказания!?