Текст книги "Ядро"

Автор книги: Гелевера Ева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Здесь и сейчас.

5

Путь с окраины ЮВАО 44
  Юго-Восточный административный округ Москвы.


[Закрыть] до городского округа Домодедово занимал в среднем полтора часа. В двадцати минутах от аэропорта с таким же названием находился отель «Изумруд», служивший неплохим подспорьем транзитным пассажирам среднего достатка. Чистый, уютный, без лишнего пафоса – то, что нужно для спортивных делегаций и мелких предпринимателей.

На небольшой, окруженной соснами территории рассыпалось несколько уютных беседок, обступивших крошечный искусственный пруд. Голубые елочки по-новогоднему обрамляли центральный вход. Внутри просторный зал делился поровну между претенциозностью белоснежного мрамора и кирпичным лофт-интерьером. В глубине ледяным входом в пещеру расположился ресепшен. Налево – обеденная зона. Столы обернуты скатертями металлических оттенков, сервированы высокими стеклянными бокалами и лиловыми пузатыми подсвечниками. Направо – холл с диванами из темной кожи, искусственным камином и неоднородной, словно прилавок на блошином рынке, библиотекой.

Последняя была детищем Зои, как и все необязательное, но органично-уютное, что она делала, работая администратором этого отеля. Все началось с забывчивых постояльцев. Потрепанные, брошенные прозябать без ласковых глаз хозяина книги, подбирались и бережно складывались в кладовку. Когда накопилась целая коробка, вмещавшая двадцать четыре бутылки полусухого красного, Зоя попросила управляющего установить стеллаж. Несколько раза в месяц она впускала новеньких постояльцев в свой букинистический приют.

Зоя не любила работать с людьми, хотя именно это делало ее приятной сотрудницей. Она была собрана и на всякий случай дружелюбна. Не стремясь получить признание или хотя бы похвалу, Зоя выполняла должностные обязанности без восторгов и нареканий. Роль хозяйки отеля была отведена ее напарнице, второму администратору – Катюше.

Катерина, словно бомба замедленного действия, всюду создавала атмосферу опасности. Двигаясь по коридорам, как радиоактивная капсула в вакуумном пространстве, она впитывала негатив и выплескивала его на «придворных» самым непостижимым образом. Есть такой тип людей, по манере передвигаться которых становится понятно: ничего хорошего не жди.

Девушка выражала решимость, даже сидя за барной стойкой, нацепив вопросительную маску на крупное, припухшее лицо с вызывающе аккуратными бровками-крючками.

Катюша была каменным львом этого места, а Зоя – канарейкой, пугливо перескакивающей по узорчатым выступам фасада.

Три года назад изнурительная учеба на юридическом закончилась для Зои скучной церемонией вручения диплома. Были моменты, когда студентка чувствовала, что помогать людям – ее призвание. Она читала Уголовный кодекс как приключенческий роман с неизменными героями, злодеями, финальным сражением и хеппи-эндом. Но, как часто бывает у молодых людей, романтизирующих образ Фемиды, Зою настораживала невозможность классифицировать добро и зло в чистом виде. Реальные истории обидно подтверждали, что не бывает ни того ни другого. От этого смешения кружилась голова: «Если грань настолько размыта, что частички одного попадают вглубь другого, то кто мы такие, чтобы судить? Достаточно ли четырех лет циркуляции по душным аудиториям, чтобы научиться разбираться в нюансах бытия? Или все сводится к формальностям, к бумажкам?».

Зоя устала от буквы закона, не успев проработать юристом и дня.

Хорошо, что никто из взрослых не довлел над ней с назидательной преемственностью. Покойная бабушка, как она сама выражалась, была из рабоче-крестьянской семьи. В юности мать предприняла попытку выучиться на медика, но бросила и почти всю жизнь проработала санитаркой, а последние годы уборщицей в поликлинике.

Иногда Зое казалось, что под ее ногами нет не то что фундамента, который торопится заложить человек, осознавший себя смертным, но даже самих ног нет. Словно она парит, оторванная от всего, чем дорожит условное общество; жертвенно оберегает, нанося на лица невидимыми ритуальными символами. Семейные традиции. Монетки, позвякивающие у вытянутых линий глаз. Взрослея, понимаешь, что именно они становятся защитным куполом, делают тебя неуязвимым.

Зоя видела в других признаки будущей статности, интуитивно понимала, что под хрупким стеблем, глубже, в вековой слой человеческой породы впивалась зубами их вера в собственное превосходство.

Возможно, именно поэтому Зоя не позволяла себе перечеркнуть память об отце. В ней еще жила надежда, что связь с предками не прервана, что ее корни, уходящие к центру бытия, еще не перебила ржавым буром незадачливая бригада шахтеров или крысоватых нефтяников. Она жила, подсознательно ища опору – ядро, к которому сможет тянуться и от которого сможет питаться силами.

В девятнадцать Зоя сбежала к парню. Ее захлестнули чувства, какие имеют обыкновение быстро заканчиваться. Мысли затуманили мечты о домашнем уюте, о семье, которую они вот-вот начнут создавать. Она не сразу заметила, что ее половинка испытывает сложности с доверием, и только попав в ситуацию опасную для здоровья, Зоя увидела оборотную сторону «счастливого билета»: вымученную, задушенную в полиэтиленовом пакете с мутной водой любовь.

Влюбленность волшебна лишь в части наивности. Девушке казалось невозможным, что кто-то может сознательно причинять другому вред. Она же не причиняла!

Ей не хотелось верить, что все плохое имеет в основе простую логичную причину. Что зло – порождение благородного стремления к лучшему. Но благородного лишь в субъективном смысле.

Эта история на долгие месяцы выбила Зою из равновесия. Случались моменты, когда жизнь представлялась ей бесконечным коридором с ловушками. Шаг – и в тебя летит бревно. Еще шаг – ядовитые стрелы. Единственный вариант прекратить мучения – остановиться.

Сделать это только кажется просто. Попробуй, остановись.

Люба на время стала той мамой, которую Зоя не знала. Она кормила дочь с ложечки и укладывала спать, ласково разглаживая напряженные паутинки на лбу. Она интересовалась настроением, сочувствующе качала головой, а главное – оставляла личное при себе. Постепенно хандра сошла на нет, и Люба предложила отметить окончание черной полосы покупкой машины. У нее как раз скопилось немного на первоначальный взнос.

Права Зоя получила еще в институте, так что приобретение авто произошло пугающе быстро: автосалон, бумаги, ключи, дорога, ГИБДД, снова бумаги. Прикручивать номера обмороженными руками – та еще задачка. Первая заправка – куда что вставлять? Деревянные от напряжения конечности. Восторг.

Счастливая владелица подержанной «Киа-Рио» не могла уснуть, ежесекундно опасаясь, что за такую наглость непременно наступит страшная расплата. Расплата не наступила, но кредит ежемесячно обрастал процентными складками и, казалось, рано или поздно поглотит ее, автомобиль и, возможно, всю планету.

Хотя оно того стоило! За рулем Зоя испытывала злорадное наслаждение оттого, что теперь ее никто не может достать. В новой старой серебристой «корейке» минимальной комплектации она становилась неуязвима. Машина – крепость, преданная, неприхотливая, словно полоумный силач Ходор 55
  Персонаж телесериала «Игра престолов», HBO


[Закрыть], чьим именем Зоя и нарекла свой первый личный транспорт.

Девушка могла подолгу сидеть за рулем на парковке, предусмотрительно заблокировав двери, и разглядывать мир вокруг. Такой досуг дарил успокоение. За непроницаемым стеклом бурлила жизнь, прекрасная, непостижимая, не имеющая к ней никакого отношения.

Иногда, глядя на прохожих, Зоя чувствовала, что с ней что-то не так. Они не были красивее, умнее или богаче, но, казалось, умели жить как-то иначе. Умели. Жить.

Вот женщина, перебегая оживленную полосу звонко болтает по телефону. У нее высокий хвост туго стянутых белесых волос и старомодные сапожки на тонком каблучке. Она вся бурлит. Негодование вплетается в движения костлявых пальцев. Голос вибрирует, подстрекаемый шутливыми нотками самодовольства.

А вот парень. Не обращая внимания на ливень, он сидит на корточках около подъезда и медленно втягивает желтоватый сигаретный дым. Видно, не алкаш, нормальный паренек. В его жизни происходит нечто важное, значимое только для него одного, и он не боится этого. Он проживает момент без суеты, без волнения.

Зоя смотрит на них и хочет быть ими. А что делать с собой? В собственной шкуре неуютно, словно в водолазке с тугим горлом, которая не позволяет выходить дальше очерченного пространства. Невидимые границы.

Ей казалось, что другие пользуются вещами с бо́льшим удовольствием, имеют больше права на них и, не в пример ей, делают это «правильно». Ее же вещи – будто временные, взятые напрокат, и оттого не требующие симпатии хозяйки.

Дежурные кроссовки, джинсы и толстовка были для Зои не просто приемлемыми, но даже спасительными, когда внутренний мир умолял ее оставаться незаметной для мира внешнего. Если в гардеробе появлялся наряд достойный восторженных реакций, то раз за разом он оставался в платяном заточении, так как носить его Зоя стеснялась. Каждый повод выйти на улицу казался недостойным, чтобы прибегать к такой экстренной мере.

Ее жизнь была недостойна красивых вещей.

Две ночи в отеле, две дома. Заселила – выселила. Крохотный цикл, понятный, бесхитростный. Мысль, что ее деятельность никак не повлияет на общественные процессы, приносила Зое облегчение. Кроме того, в «Изумруде» можно оставаться невидимым призраком, тенью, с которой нечего спросить. В благодарность совершался негласный бартер: быть удобной, услужливой, неконфликтной. Она старалась не думать, что быть такой – не выбор. Выбирая, делаешь осознанный шаг, а состояние бессознательной покорности сродни болезни.

6

Новая жизнь как новая книга. Сначала идет медленно, со скрипом. Неспешно пережевываются и с придыханием глотаются минуты прогорклой обиды, секунды стрекочущего счастья.

Захару было девятнадцать – он читал завязку своей книги.

Сперва мальчик с недоверием относился к автору истории: не знал, на что тот способен. Но чем дальше заходило повествование, тем отчетливее он понимал, что прервать ход мыслей творца невозможно. Его затягивало все глубже и глубже, на уровни и подуровни, в сноски и сноски на сноски.

Захар влюбился в томный слог, вязкий темп, возможность окунуться в сюр реальной жизни. Ошеломленный метафорами, он захлебывался буквами, словно колючей газировкой. Давился, не позволяя воздуху выйти. Сердце билось бешено – любовь.

Он еще не знает, что, дойдя до середины, насытится. Что будет хорошо и вместе с тем тревожно. Между строк замаячит подленькое предчувствие: история должна чем-то завершиться. И все, что останется, – сбавить темп, спешиться и читать далее осторожно, стараясь не пропустить ни единого слова. Ведь каждое – приближает к концу.

Читая послесловие, он будет тосковать. Как его мать, которая бродит по туманным улочкам сознания, ловя затухающие вспышки собственной значимости. Как и она, он будет пытаться восстановить в памяти отрывки, где читалось без оглядки на номера страниц.

Но пока оглядываться некогда. Жизнь студента, бездарного, шутливого, слишком вкусна. Весь мир закручен вокруг тайных переговоров подруги друга со знакомым знакомой. Кто, зачем, кому, за что… Чаты вьющимися черными проводами подключены прямо к сердцу. По ним стекают килобайты чувств.

Фарфоровые мальчики и девочки, с длинными неряшливыми волосами, в безразмерной одежде без принтов не говорят о клубах или способах изменения сознания. Не произносят слов «трахнуть» или «вдуть». Они ищут какую-то свою, одним им ведомую правду и в этих поисках перестают походить на подростков, которых некоторые авторы описывают комичным словом «угловатые».

Дети с врожденным минимализмом.

Любить равно жить. Жить – значит не умирать. Безумие – строить планы в мире Илонов и Марков66
  Речь об американских миллиардерах: Илоне Маске и Марке Цукерберге.


[Закрыть]. Механизм прост – «засейвиться после апгрейда» 77
  Сохраниться после обновления (от англ.: save – сохранять, upgrade – обновление).


[Закрыть]; скроля экран, словно зудящую болячку, до головокружения соприкасаться с личными аккаунтами тех, кто не безразличен.

Самое нутро.

Захар был красив, как могут быть красивы только мальчики, не знавшие отцов, не впитавшие с прокуренным воздухом сырых гаражей жестокость и разлагающееся мужское эго.

Линия носа – наконечник шаманского посоха. Губы – инопланетные хребты Саян. Его образ определяли не кукольные черты лица или блеск иссиня-черных волос, а еле уловимая вибрация тела – как он двигался, щурился, смеялся. Во всем этом виделась неприкрытая сексуальность, которая была еще прекраснее, оттого что сам он об этом не догадывался.

Манеры юркого зверька, не умеющего хитрить и обижаться, выдавали в нем иную породу людей. Такие пугают непосредственностью, обнажают внутренности души, на которые, по правде говоря, мало кто решается смотреть, не отводя взгляда. Такие люди – изгои. Хотя признать их в полной мере таковыми наше вялое толерантное общество больше неспособно. Все стало обычным. Все стали обычными.

7

Майя прилетала во Внуково. Лучше бы в Домодедово.

Аэропорт – город безумных страстей и умопомрачительной скуки; усталое безразличие вперемешку с эйфорией; красные от усталости глаза на загорелых, вымученно улыбающихся лицах.

В зоне прилета людей было немного. Пара таксистов коршунами кружили по залу. Наметанным глазом они вылавливали простачков, чей вид кричал об отсутствии в телефоне приложения «Яндекс.Такси». Группа молодых людей, три девушки и два парня, стояли кружком и неестественно, с надрывом хихикали. Крупный, с беспорядочными седыми бровями мужик пузом закрывал обзор автоматических дверей, за которыми на ленте, испуганно выглядывая хозяев, ползли чемоданы.

Зоя чувствовала себя неловко. С Майей она не виделась семнадцать лет. Детство как сон. Нельзя быть полностью уверенным, что на самом деле, а что привиделось.

Кто они друг другу теперь? Как им разговаривать? О чем?

Матовое стекло расползлось, открывая беззубую пасть внутреннего зала, и Зоя увидела ее, ту самую девочку из детства: крупную, улыбчивую, живую.

Густые волосы плотным покрывалом ложились на плечи. Сильно отросшая челка облепила широкие скулы. И это выражение лица, перманентно выражавшее насмешку. Не над кем-то конкретным, над самой жизнью. «И че? Че ты мне сделаешь?» – как бы говорили ее неровные губы и по-сиамски скошенные глаза.

Майя тоже моментально узнала Зою и ринусь к ней.

– Привет, малышка! Как же я рада тебя видеть!

Майя на секунду задержала взгляд на подруге, решая стоит ли произнести заготовленную фразу. Но разве Майя когда-нибудь сомневалась? Промолчать – все равно что утопить котенка. Невозможно ни в каком измерении.

– Зоя, ты такая красотка! Я тебе даже завидую.

Не подобрав слов, чтобы возразить Зоя промямлила:

– И я очень рада. Спасибо.

Девушка чувствовала, как сухость во рту превращается в удушающий смерч. Ей хотелось скорее выбраться их полыхающего ослепительными рекламными баннерами ада на свежий воздух, к серому Подмосковному небушку.

Но Майя не унималась:

– Я серьезно. Признайся, ты скрываешь ото всех жениха-красавчика, чтобы не увели?

Не понимая, нужно ли отвечать, Зоя рассеянно улыбалась, и мысленно прокладывала маршрут до стоянки, где ее ожидала успокаивающая прохлада гладкого руля и волнующее тиканье поворотников.

Вдруг на девушек налетели молодые ребята, что толпились неподалеку. Возбужденные, смешные, они теребили в руках телефоны, запинаясь, здоровались; смущаясь, предлагали сфотографироваться. Перед ними была популярная блогерка Доржу-джу – по крайней мере, так им внушил Ютуб.

Майя пошла на опережение, включила запись и начала стримить.

– Друзья, я в Москве! Десять минут как прилетела, а меня уже встречает мой маленький фан-клуб! Ребят, помашите моим подписчикам – обернулась она к счастливчикам позади себя – Вот они, самые преданные фанаты. Спасибо за этот теплый прием. Вы такие котики!

Майя крутилась на месте, держа телефон над собой и создавая 3D-обзор происходящего. Подростки махали руками и кривлялись, как обезьянки. Зоя вдруг поняла, что и она попадает в кадр. Стараясь не привлекать к себе внимания, она медленно сделала три шага назад. Решила переждать на безопасном расстоянии, пока детишки удовлетворят жажду прикосновения к чему-то популярному.

В машине тувинская подруга не замолкала ни на минуту. Зоя вспомнила недавние опасения, что им не о чем будет разговаривать, и усмехнулась. Похоже, зря волновалась.

За два часа пути лед сдвинулся, заполняя многолетний пробел в отношениях. Было бы безумием считать их теперь полноценными подругами, ведь у них не было общих историй, они не переживали лучшие и худшие моменты вместе. По крайней мере, неловкости больше не было.

Зоя помнила, как выглядит мир, откуда только что явилась Майя. Ее присутствие заставило девушку физически ощутить тепло дошкольной беззаботности, тягучесть безвременья и запах кызыльских дворов.

Она почувствовала благодарность, будто Майя прилетела не устраивать собственную жизнь, а помочь Зое найти свою.

Навигатор утверждал, что прибытие в место назначения состоится через пятнадцать минут, но на МКАД никто не застрахован от попадания в глухую пробку. Эти бесчисленные развязки. Словно спрут, раскинувший бетонные щупальца, смеется над тщетными попытками глупых людишек разъехаться. Он-то знает: чем шире дороги, тем больше автомобилистов.

Зазвонил телефон – Зоя поморщилась. Это была мама. Девушке не хотелось говорить с ней при Майе, но не ответить страшнее.

– Да, мам… Угу… Встретила… Угу… Едем. Да, белье постелю. Еда есть, все нормально.

Нажав отбой, Зоя прикрепила телефон к магнитному держателю на торпеде, развернула вкладку с навигатором и стала проверять наличие «кровавых» отрезков на пути. Она не торопилась продолжить беседу.

Майя, на время разговора погрузившаяся в смартфон, вырвалась из зыбучих песков просматривания сторис и спросила:

– Это тетя Люба звонила? Как она?

Но не дав ответить снова затараторила:

– Такая веселая всегда была! Помнишь, после садика проходили мимо гастронома, и она нам каждый раз покупала что-нибудь вкусненькое, чупики или жвачки. Моя мама жутко ругалась за это.

– В больнице она, до пятницы пробудет.

– А что случилось? – в голосе звучала непритворная тревога.

– По гинекологии проблемы, ничего серьезно.

Зоя сосредоточенно смотрела на дорогу, стараясь не пропустить съезд. В таком случае пришлось бы наматывать круги по бездушной кольцевой, отдавая почести бетонному монстру.

– У вас с мамой какие-то проблемы? Извини, что лезу не в свое дело.

Внутри Зои все сжалось, дышать получалось через раз. Она ненавидела говорить про мать. Не потому, что стеснялась ее или была обижена, просто люди отчего-то принимались жалеть или, еще хуже, давать советы, когда понимали специфику их отношений

Было глупо скрывать, что у них есть разногласия. Несмотря на раздражение одной и неуемное желание другой участвовать в жизни дочери, обеим было странно слышать, что, оказывается, в каждой семье должно произойти нечто, что называют модным словом «сепарация».

Когда у детей и родителей нет финансовой возможности жить отдельно, не стоит читать им лекции по психологии.

– Зойка, что-то не так?

– Да нет, все нормально.

Зоя почувствовала, как слова поднимаются из потайного кармашка, просятся наружу.

– Понимаешь, моя мама из тех людей, которые слишком много смысла вкладывают в молчание. Я постоянно должна находиться на связи. Если пропущу звонок или долго не буду отвечать на сообщение, она тут же решит, что я обиделась, начнет вспоминать, в чем провинилась, строить абсурдные доводы. Ее маниакальный страх еще больше испортить наши отношения сводит меня сума.

– А у вас плохие отношения? – вкрадчиво спросила Майя.

Поняв, что ее занесло, Зоя обреченно вздохнула.

– Не то чтобы… Мне иногда хочется просто помолчать. Не знать, что у нее, не рассказывать, что у меня. Побыть в вакууме. Почувствовать, что я могу сама решать, когда мне говорить, а когда… Ну ты понимаешь.

– Скажи ей об этом.

Если бы можно было так просто сказать родителю, а может, и ребенку, что ты думаешь на самом деле. Кажется, это способно причинить лишь боль. Или нет? Или это действительно единственное противоядие?

– Я не смогу.

– Почему?

– Почти всегда такие разговоры заканчиваются слезами и извинениями, которых я не могу принять.

Губы подруги сохраняли форму улыбки, но в глазах не было ни веселья, ни удивления. Зоя подумала, что видит выражение лица человека, которому предложили выпить песок и тот не понимает, то ли это шутка, то ли другие знают нечто, чего не знает она.

Подумав, Майя спросила:

– А если ты скажешь «я тебя прощаю»? Что тогда произойдет?

Напряженное молчание резало на дольки щелканье поворотника.

Через минуту Зоя заговорила, нехотя выдавливая из себя каждое слово:

– Это бы означало, что я была обижена, а теперь нет. Но это не так.

– Что именно не так? Что обижена или что простила?

Беседа прервалась внезапным:

– Вот здесь мы и живем.

Зоя зарулила в продолговатый двор с машинами, мордами припаркованными на газоне. Иначе никак – проезд узкий. Кирпичная пятиэтажка цвета переваренной гречки выглядела так, будто в ней жили беженцы. Половина балконов не застеклены. Другие – по старинке с деревянными рамами. За ними громоздились сокровища: велосипеды, детские ванночки, лыжи, лопаты. Что скрывали тряпичные цветастые шторки в крайних секциях, даже представить страшно. А над всем этим гирлянда бельевой веревки с колготочками, пеленками, растянутыми на коленках трениками и прочими атрибутами бедности.

– Старый дом. Квартира от бабушки досталась. На новое жилье пока не заработали, – неожиданно весело сказала Зоя. – Ты представляла Москву как-то иначе?

– Да, – наигранно надувая губы, ответила Майя.

– От МКАД до Сахалина Россия одинаковая. Только внутри Садового почувствуешь, что такое Москва.

Майя недоверчиво прищурилась на подругу, и они облегченно расхохотались.

8

Лера взглянула на часы. Семь. С улицы доносился скрежет. Так близко, будто скребли по черепной коробке.

«Какого хрена?! Нашли время снег чистить».

Поднялась, обогнула кровать и плотно прикрыла окно. Стало чуть тише, но боль в висках только усилилась.

Вода, аскофен, горячий кофе. Срочно!

В полумраке комнаты она не сразу поняла обо что споткнулась.

«Господи, он тут! Спит на полу. Как и обещал».

Лера плеснула в стакан воды, в последнюю секунду заметив, что его дно не прозрачное – темно-красное. Пересохшее озерцо вчерашнего веселья.

«Ладно, хуже не будет».

Она выудила из сумки таблетки, стараясь не шуршать упаковкой, выдавила две и проглотила обе разом. Затем взяла с кровати подушку и легла на пол рядом с Кириллом.

Ей хотелось побыть с ним, пока пронзительный свет нового дня не отдалил их на расстояние случайных встречных. Во сне он еще красивее. Губы расслаблены, ресницы обнимают гладкую смуглую кожу. Спящий зверь.

Вчерашние слова, взгляды, ненавязчивые прикосновения к ее руке, щеке, шее – все это всплывало в памяти, заставляя нечто внизу живота тревожно шевелиться.

Кофе перехотелось.

Как давно она не испытывала подобных чувств? Страшно думать о таких вещах с похмелья. Изменится ли теперь ее жизнь, или она вернется домой и заживет как прежде? Как прежде…

Снова погружаясь в сон, Лера думала о Лондоне. О том, как он приземлится в стране, где она никогда не бывала, будет улыбаться некрасивым британкам, источать феромоны в залах, наполненных эксцентричными писательницами. Она уснула, уткнувшись ему в грудь, мечтая о том, чтобы время остановилось.

Когда солнце преодолело утреннюю лень и холодным свечением натянуло на мир серебристо-серый полог, Кирилл осознал, что спит в обнимку с девушкой, а его мужское естество демонстративно этому радуется.

Он погладил Леру по голове. Светлые волосы гладкими ручейками раскидало по подушке. Одежда мятая: уснула, как и он, не переодеваясь. Светлые соринки с пола приклеились к черной футболке. Кирилл протянул руку, аккуратно снял одну из них и вдруг понял, что хочет оберегать эту девушку вечно. Неважно от чего: злых монстров или мусора на одежде.

Он не был сентиментальным, но, как любой писатель, старался быть внимательным к мелочам, запоминать их с жадной дотошностью.

Кирилл попытался зафиксировать ускользающий поток мыслей. В голове прозвучало слово «трогательность». Трогательный момент, трогательная девушка, трогательный поступок. Почему в том, что имеет такое воздушное свойство, зашифровано слово «трогать»? Ведь трогательное как раз трогать совсем не хочется, только смотреть и наслаждаться.

Стараясь не шевелиться, парень нащупал в кармане телефон, открыл приложение Google Docs и стал делать записи.

Он напряженно пялился в экран, когда Лера проснулась во второй раз.

– Привет.

– Доброе утро.

– Во сколько у тебя самолет?

– В семнадцать десять.

– Так мало времени осталось.

Кирилл убрал телефон и положил тяжелую горячую ладонь ей на плечо:

– Пойдем позавтракаем.

Они стояли на крылечке. Секвойя в красных глиняных горшках закрывала парочку от взглядов персонала и постояльцев. Панорамные окна первого этажа поблескивали карамельными огоньками в перепутанных змейках, разбросанных по узким подоконникам.

Подмосковье почти всю зиму на грани плюса – влажно, промозгло, небо окрашено поблекшей синевой. Кирилл закурил, затянулся разок, и вдруг призраком соединились два утра. Это было вчера. Чужая, холодная Лера пролетела мимо. Погруженная в пугливое вязкое состояние побега, она меньше всего ожидала зацепиться за кого-то так крепко, что внутри будет саднить и жечь.

Казалось, пьяные разговоры, пугающие восхитительные прикосновения – это всего лишь короткая игра. Игра в один раунд: привет – пока. Ее даже не будут терзать угрызения совести, ведь фактически измены не было. И все же беглянке становилось дурно от мысли, что сейчас они попрощаются. А впереди дорога домой.

Два часа за рулем пролетят так быстро, что она не успеет как следует разрыдаться и вдоволь помолчать. Горячая, разбухшая, не успеет остыть и поправить макияж, натужно улыбаясь отражению в автомобильном зеркальце.

Он дотронулся до ее пальцев, и Лера неожиданно для себя нырнула кистью в его ладонь. Словно ребенок, испугавшийся большого жука.

Кирилл четко определил для себя смысл происходящего. Мысленно он разрабатывал план: когда снова сможет оказаться в Москве, где они встретятся, куда будут ходить и что делать.

Недосказанность может убить зарождающуюся любовь. Тем не менее он не станет делиться планами сейчас. Он напишет ей вечером, или завтра. Спросит, как дела. Спросит обо всем, что она сама захочет ему рассказать. Заговорит о новой встрече. Убедит, если понадобится. А потом все пойдет своим чередом.

Сейчас же нужно сказать главное, а лучше сделать, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной, какой выглядит. Чтобы ей стало тепло и легко. Чтобы им стало так вместе.

Чувства трусливые, чуть отведешь от них взгляд – тут же притворяются чем-то другим.

Кирилл стремительно приблизился, заглянул в ее глаза так глубоко, что внутри что-то дрогнуло. Она почувствовала его крепкую руку на затылке и губы обожгло чем-то вязким, поглощающим, необходимым. Поцелуй щекотал, разжигал аппетит. Хотелось маленьким глоточками вобрать всю нежность, всю безысходность их положения.

Когда губы разомкнулись, они разом поняли, что все изменилось. Теперь они не те, кто стоит перед обрывом в нерешительности – прыгнуть или повернуть обратно. Никакого «обратно» больше не было. Их слизало с берега прожорливой волной и теперь оставалось лишь держаться друг за друга как можно крепче, иначе оба сгинут, пропадут.

Лера зажмурилась, чувствуя, что задыхается. Соленым заволокло глаза, засвербело в носу. Кирилл на мгновение отстранился. По его лицу промчались удивление, затем умиление и только после – горькое понимание. Он тяжело вздохнул и покрепче прижал к груди свою Леру.

9

Майя проснулась от ритмичного хлюпающего звука. Она открыла глаза, и в полной темноте казалось, звук окружал ее. Хлюп, хлюп, хлюп. Потом вдруг все стихло, но через пару мгновений снова – хлюп, хлюп. Майю это разозлило. Она решила встать и включить свет, но тут поняла, что оно приближается. Это было не просто хлюпанье, а клокочущая вибрация.

Растопырив пальцы обеих рук, Майя в панике начала водить по одеялу захватывая пространство над ним, пока вдруг не наткнулась на что-то шерстяное, упругое. Что-то подставило упрямый череп под ее ладонь, и девушка с облегчением поняла, что это кошка. Майя снова провалилась в сон, успев несколько раз потрепать зверя за те места, которые он подставил.

Утром она первым делом принялась искать домашнего питомца. Казалось странным, что за предыдущий день он ни разу не попался ей на глаза. И миски с лотком не видно. Может, приснилось.

Заспанная Зоя вошла в кухню, когда подруга на четвереньках высматривала следы кошачьего корма.

– Доброе утро. Ты чего там?

Майя вздрогнула:

– Кошку вашу ищу.

– Муську, что ли?

– Ага, значит, это кошка и она существует! – воскликнула подруга. Потом резко поднялась, чуть подпрыгнув, словно мультяшный зайчик, и стряхнула мусор, прилипший к ладоням. – Она напугала меня ночью. Сначала вылизывалась прям под ухом, потом полезла нежничать.

– Признала, значит. Наша Чучундра чужих не любит, шуганая. Я ее Чучундрой, кстати, называю, – между делом пояснила Зоя, – да и старая она. А ты ее разве при свете не видела?

– Нет.

– Не пугайся, если что. Видок у нее жуткий.

– Это как?

Зоя тяжело вздохнула.

– Мы ее такую с улицы взяли. Точнее, Захар. Увидел кошку полудохлую на обочине – и домой притащил. Машина, может, сбила.

Жаждавшая незамедлительно познакомиться с престарелой сожительницей, Майя стала расхаживать по квартире, выискивая тайник. Зоя перемещалась вслед за подругой, продолжая рассказывать:

– Кое-как выходили, думали, умрет. Мы с Захаром в школе еще учились, кучу карманных денег на ветеринара и лекарства потратили. Я сначала не хотела ее оставлять, но Захар вцепился намертво. Он во втором классе был, мелкий еще. Сидел рядом и плакал. У меня чуть сердце не разорвалось. В общем, жизнь зверюге спасли, но ее вид… Как бы это сказать? Может напугать неподготовленного человека.