Текст книги "Влюбленный герцог"

Автор книги: Гэлен Фоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

Вечер застал Бел слоняющейся по обшитой дубовыми панелями библиотеке в Найт-Хаусе.

Чем дольше она здесь находилась, тем больше волновалась. На самом ли деле Хоуксклиф сдержит свое обещание или теперь, когда она стала пленницей в этом царстве богатства и этикета, правила игры изменятся? Пытаясь скрыть нервную дрожь, она рассматривала книжные полки с небрежным и ленивым видом, а герцог работал за своим столом при свечах.

После обеда, когда он смотрел на нее через длинный стол на двадцати ножках, откинувшись на спинку стула и потягивая портвейн после обильной трапезы, она заметила в его глазах тлеющую силу. Эта сила не вызывала у нее доверия.

Неуверенность нервировала ее, и что еще хуже – она подслушала разговор между Хоуком и миссис Лаверти, домоправительницей, которая осмелилась прочитать ему целую нотацию из-за того, что он поселил в своем доме продажную женщину. Слушая сдержанные ответы Роберта, Бел поняла, что миссис Лаверти прожила в этом доме не одно десятилетие и знала не одно поколение этой семьи. Только прислуга, которую ценят и которая уверена в своей власти, может позволить себе так смело разговаривать с хозяином. И Бел, которая еще недавно была благородной дамой и сама нанимала прислугу, было крайне неприятно слышать крики старухи.

– Это всегда был приличный дом! Я могла бы ожидать такого поведения от Алека или Джека, но не от вас, Робби! Что сказал бы ваш отец?

– Мисс Гамильтон – мой друг, и ей грозит опасность.

– Отошлите ее куда-нибудь – или я увольняюсь! Чтобы не слышать продолжения, Бел убежала в свою комнату. Горничные, когда она проходила мимо, смотрели на нее со смесью восхищения и презрения, лакеи – искоса, но с интересом. Ведь она была всего лишь женщиной для особых услуг, а хозяина рядом не было, и он не мог наказать их за грубость.

Касаясь кончиками пальцев книг по древней истории, которые привели бы ее отца в научный экстаз, она размышляла о том, что Долфа ей теперь бояться не стоит, но насчет Хоуксклифа у нее не было такой же уверенности. Она ощущала его взгляд на себе. Обернувшись, Бел увидела, что он за ней незаметно наблюдает.

Она возмущенно вздернула подбородок.

– Вы возражаете? – спросила она холодно и надменно, с напускной храбростью.

Застигнутый врасплох, он улыбнулся, выпил портвейна и облизнул губы.

– Полагаю, тысяча фунтов дает мне право смотреть на вас. А думал я о том, что стоит, пожалуй, заказать художнику ваш портрет. Вы согласитесь позировать Томасу Лоуренсу? Позволите увековечить вашу красоту? – Он усмехнулся: – И лучше обнаженной!

– О, это вам понравилось бы, не так ли?

– Разумеется.

Она застенчиво отвела взгляд и направилась к большому фортепьяно у окна.

– Вы играете?

– Больше нет. А вы?

– Немного.

– Тогда сыграйте какую-нибудь песенку, красавица, – попросил он.

– Ваша слуга, милорд, – насмешливо ответила она, усаживаясь на скамью, и тут у нее дух захватило – она увидела золоченую надпись. – «Граф», – изумилась она. Этот гордый, великолепный инструмент был слишком прекрасен, чтобы к нему прикасаться. – Ах, Роберт, я не смею!

– Разумеется, смеете. – Он снисходительно улыбнулся, глядя на нее.

– Мистер Граф делает инструменты для маэстро Бетховена, – с благоговейным восторгом прошептала она. – Я, с моими скромными навыками, недостойна такого рояля.

– Но я хочу, чтобы вы мне сыграли. Начинайте.

– У вас есть фортепьяно почти в каждой комнате, Роберт. Но позвольте спросить: почему это бесценное произведение искусства вы поставили именно в библиотеку?

– Музыка – глубоко личная вещь для меня, мисс Гамильтон. Так вы будете играть или нет?

– Ну… если вы настаиваете. – Она легко коснулась клавишей, проиграла гаммы, знакомясь с инструментом и разминая пальцы, но вдруг резко остановилась и посмотрела на Хоуксклифа. – Он не настроен!

Хоук кивнул и снова выпил.

– Знаю.

– Вы вызываете у меня просто немыслимое раздражение! – воскликнула она. – Как вы можете держать в библиотеке такое великолепное фортепьяно и даже не настроить его?! Лорд Элдон назвал бы это преступлением.

Он улыбнулся.

– Как бы то ни было, я не стану доставлять вам удовольствие, потому что моя серенада будет звучать как кошачий концерт, пока этот роскошный инструмент не будет настроен. Я не хочу до такой степени дискредитировать свою игру, она и так плоха.

– Ведь вы куртизанка, вы должны быть искусны во всем.

Что еще вы умеете делать?

– Ничего из того, за что вы заплатили. – Она дерзко улыбнулась.

– Вот разбойница! – Он тихо засмеялся, но обманчивый блеск в его глазах по-прежнему не вызывал у нее доверия.

Она окинула взглядом продуваемую сквозняками библиотеку. Нельзя ли его как-то отвлечь?

– У вас есть портрет леди Колдфелл?

Томное выражение на его лице тут же сменилось напряженным.

– А что?

– Хочу посмотреть на ту, из-за которой мы все это затеяли.

Он спрятал глаза под длинными черными ресницами и пошарил в столе. Потом молча протянул ей серебряную шкатулку с золотым замочком.

Бел достала оттуда медальон с изображением молодой девушки с фарфоровой кожей. Она рассматривала портрет, грустя о том, что из мира ушла такая красота.

– Это леди Колдфелл вам подарила?

– Да. – Он забрал у нее шкатулку и снова запер ее. Его мужественное лицо побледнело. – Это автопортрет. Она была весьма одаренной художницей.

Бел примостилась на краешке стола и с интересом слушала его.

– Она догадывалась, что вы ее любите?

– Не знаю.

– Вы никогда не объяснялись ей?

– Конечно, нет.

– Как грустно.

Он пожал плечами. Вид у него был несколько виноватый – ведь он принял в подарок портрет замужней дамы.

– Что в ней пленило вас? – тихо спросила Бел, внимательно следя за выражением его лица.

Он помолчал, не выпуская из рук шкатулку и избегая взгляда Бел.

– Простота. Мягкость. Ах, я не знаю. Понимаете, это была всего лишь мечта. Я любил ее платонически. Я слишком многое переживаю внутри себя, это моя проблема. Внешне же… Ну ведь ничего не случилось. Совсем ничего.

– Вы жалеете?

– Что было бы хорошего для меня, если бы я стал ее домогаться? Я обесчестил бы нас обоих и причинил боль другу.

Грусть, появившаяся в его выразительных глазах, вызвала у нее угрызения совести, и она погладила его по черным шелковистым волосам, чтобы хоть немного утешить.

Он не отшатнулся от ее руки, но все еще не смотрел на нее.

Она тоскливо вздохнула:

– Рыцарская любовь. Я думаю, Роберт, это прекрасно, пусть даже это была только мечта.

– Лучше мечта, чем ничего.

Она отдернула руку, сочтя за благо удалиться, пока инициатива оставалась за ней. Пряча ласковую, почти нежную улыбку, она отошла от стола.

– Желаю вам доброй ночи, ваша светлость.

Он автоматически встал и поклонился, как и положено джентльмену, заложив руки за спину; он снова стал чопорным и неприступным. Кивнув, она направилась к двери.

– Подумайте, какой экипаж вам хотелось бы иметь, – приказал он повелительным тоном. – Завтра я повезу вас в «Таттерсолз».

Бел удивленно обернулась. В ее сознание медленно пробиралось понимание того, что она здесь в безопасности и под его защитой. Она почувствовала это. Хотя Хоуксклиф и флиртовал с ней немножко, он вовсе не собирался нарушать свое слово и ухаживать за ней.

Удивление от этого открытия вызвало радостную волну облегчения… и сожаления. Этот человек не намерен причинять ей зло, а она играла им, заставила его воскресить мучительные воспоминания только для того, чтобы удержать его подальше от себя.

– Мне жаль, что я заговорила о леди Колдфелл, – с трудом выдавила она, но признаться, что это был намеренный ход, не смогла. Ей не хотелось, чтобы он считал ее трусихой – так же как и шлюхой.

– Ничего страшного, – устало ответил он.

У нее перехватило дыхание, когда она посмотрела на его склоненную голову. Он страдает от одиночества, вдруг поняла она и поклялась себе сделать его жизнь счастливой и приятной. Он послан ей свыше, и она сумеет ему помочь. Он похож на нее, хотя и не подозревает об этом: они оба попали в западню, и эта западня находится внутри их.

– Спокойной ночи, мисс Гамильтон.

– Ваша светлость. – Она быстро присела в реверансе в знак истинного уважения, что он не вполне оценил, и, выскользнув из библиотеки, пошла по коридору к лестнице. В душе ее царило смятение.

Опасаясь, что потеряется в этом доме, она первым делом запомнила дорогу до своей комнаты. Найт-Хаус – это дом, выстроенный для того, чтобы потрясать тех, кто приходит сюда. Каждый вид, открывающийся из мраморных коридоров, заявлял о необычайном богатстве и древности аристократического рода хозяина. Все было чопорно, все было совершенно. Дом вызывал мрачные ощущения и больше походил на огромный мавзолей – как если бы Роберт похоронил себя здесь вместе с леди Колдфелл.

Поднявшись наверх, она взяла канделябр, укрепленный на стене, и пошла по длинному темному коридору, пока не добралась до уютных апартаментов, предоставленных ей хозяином.

Пламя свечей отбрасывало блики на затейливый лепной потолок и стены, затянутые бледным шелком. Она поставила канделябр на туалетный столик и забралась на большую кровать с балдахином из роскошного Дамаска. Она никогда не жила в таких великолепных дворцах и вряд ли будет жить в них в будущем, когда все это закончится. Найт-Хаус, его прислуга и хозяин все еще пугали ее, но теперь, стоило ей поверить, что благодаря покровительству герцога Хоуксклифа ей ничто не угрожает, странность ее нового положения не казалась уже такой пугающей, как прежде.

Может, все будет хорошо, думала она, и напряжение, в котором она находилась уже долгое время, постепенно ослабевало, а потом, впервые за много недель, она уснула и спала без мрачных, жутких сновидений.

Хоук обнаружил, что с появлением в его жизни мисс Белинды Гамильтон жизнь эта совершенно изменилась. Белинда все время держала его в состоянии восторженного смятения. На другое утро она встала в веселом настроении и села за стол рядом с ним в бледно-голубой Утренней столовой. Сквозь высокие сводчатые окна струился чистый свет утра, вплетаясь в ее волосы и зажигая розовые отблески на ее коже цвета сливок.

Когда Уолш, дворецкий, вкатил на тележке завтрак, она повернулась и с любопытством посмотрела на него, а Хоук опустил «Тайме», чтобы украдкой рассмотреть ее. Трепет ее ресниц, классический профиль почему-то заставили его сердце биться сильнее.

– Что это у нас тут? Омлеты? Как мило! – воскликнула она.

– Омлеты с грибами и вишней морель, мисс Гамильтон, – объявил величественный дворецкий, не скрывая неодобрения при виде, этой девицы.

– Вишня морель? – Она весело засмеялась и улыбнулась Хоуку. – Я предпочитаю омлеты без морали – впрочем, вы, конечно, уже поняли это.

Уолш хотел взять у нее тарелку.

– Прошу прощения, мисс, кухарка пожарит вам другой…

– Полагаю, мисс Гамильтон пошутила, – вмешался Хоук, пряча веселую улыбку. Он взял чашку, отпил чая и с интересом наблюдал за Бел. «Тайме» он отложил в сторону.

– Чудный омлет, так и передайте кухарке. – Она подцепила на вилку маленький грибок и поднесла его ко рту.

– Сегодня у вас хорошее настроение, – заметил Хоук, протягивая руку за тостом.

– Спала как младенец. Благодарю вас, комнаты очень удобные.

– Не за что. Ешьте же. Нас ждут дела.

Почему-то завтрак, который он ел каждое утро, в этот день показался ему роскошным пиршеством – возможно, потому, что его подопечная то и дело издавала радостные возгласы. Он заново ощутил вкус еды; в последнее время он утратил к ней интерес. Сегодня же он ел как шотландский горец. Кроме золотистых омлетов, взбитых так, что они были легкие, точно перышки, были поданы толстые куски розового, сочного бекона, замечательное масло, малиновое варенье на тостах из белого хлеба и теплые женевские рулеты с привкусом шафрана, а также груша, нарезанная кусочками.

– У вас превосходная кухарка, Роберт. Он кивнул, перестал жевать и выпил чаю.

– Слава Богу, по крайней мере кухарка пока еще здесь. Кажется, вся прислуга собирается сбежать от нас. Заранее прошу прошения за неудобства. Похоже, миссис Лаверти нас предала.

Белинда широко раскрыла глаза и положила вилку.

– Она уходит?

– Не совсем. Она переместилась в Хоуксклиф-Холл. – Он раздраженно покачал головой. – Темпераментная старая гарпия, но она хорошо делает свое дело, и к тому же я не могу уволить того, кто знал меня с пеленок.

– Ну и ну! – возмутилась Бел, вытирая салфеткой уголок рта. – Ничего. В отсутствие миссис Лаверти я буду сама поддерживать порядок в Найт-Хаусе.

– Да? И как же вы намерены это осуществить? Прислуга полагает, что вы – что-то вроде красивой ведьмы, околдовавшей меня. И потом, что может знать куртизанка о домашнем хозяйстве?

– Не беспокойтесь. – Она высокомерно задрала подбородок. – Просто сообщите Уолшу, что власть перешла ко мне. и все. Такая работа для меня сущий пустяк, и это самое малое, что я могу сделать, чтобы доставить вам… удовольствие, – лукаво улыбнулась она.

Он грустно посмотрел на нее и пожалел о том, что отказался от возможности заполучить ее к себе в постель – теперь, когда она намекнула ему об этом. Но свои сожаления он оставил при себе.

– Вы говорите так уверенно. Вы понимаете, на что идете? Я не потерплю хаоса у себя в доме.

Она снисходительно улыбнулась и положила в рот кусок омлета.

Хоук был так заинтригован ее скрытыми талантами, что не стал спорить. Он позвал Уолша и непререкаемым тоном заявил ему о некоторых изменениях у них в доме.

Мисс Гамильтон невозмутимо пила чай, а дворецкий, с мрачным видом выслушав хозяина, поклонился и вышел, обремененный неприятной необходимостью сообщить новость остальной прислуге.

Куртизанка сидела с безмятежным видом, словно ей каждый день приходится иметь дело с распушенной прислугой. Она могла держаться как истинная герцогиня, когда ей это было нужно. Может быть, этот маленький шулер прячет в рукаве туза, подумал он, внимательно глядя на нее.

После завтрака он усадил ее в черную карету с гербом Хоуксклифов, о которой Бел сказала, что это образец элегантности и роскоши. Кучер и грумы были одеты в строгие темно-синие ливреи, а также в пудреные парики и треугольные шляпы. Везли экипаж четыре черных мерина; сиденья внутри были обиты мягкой кожей кремового цвета.

Первую остановку они сделали у Английского банка, куда Хоук вошел, держа Бел под руку. Его мгновенно окружили угодливо кланяющиеся клерки. Их провели в контору управляющего, где Хоук велел открыть на ее имя счет, на который он поместил для начала сумму в пятьсот фунтов, согласно их договору.

Сосредоточенность, с которой она ставила свою подпись под документами, заставила его улыбнуться про себя; потом она уставилась на депозит, словно ожидая, что цифры исчезнут с него как дым, и наконец торопливо сунула в ридикюль новую чековую книжку.

Она познала бедность, подумал он, и в душе у него поднялось что-то яростное и жаркое. Пришлось отвернуться, иначе он крепко обнял бы ее. В результате озарения, пережитого им в банковской конторе, он истратил совершенно безумные деньги на ее лошадей и экипаж в «Таттерсолз», следующем месте, которое они посетили.

Он требовал самого лучшего, потому что только роскошью мог ответить на оскорбления, которыми ее осыпали представители высшего света.

Хоук не знал, раздражало или забавляло его то, что он стал покровителем красавицы, за которой все охотятся. Скорее, его удручала мысль, что он хотел бы быть единственным, кто привлекает ее внимание. Но она была слишком вежлива, чтобы не обращать внимания на странную смесь приятных мужчин, идущих у нее в кильватере – несколько легкомысленных старых сквайров и отставных кавалеристов, горстку помешанных на лошадях денди, даже одного крохотного жокея, который присоединился к их компании. И давал Белинде дельные советы, как выбрать лучших лошадей для своей упряжки.

Хоук крепко прижимал ее к себе. Любой посторонний решил бы, что она действительно его любовница, которая заставляет своего покровителя тратить на нее бешеные деньги, но на самом деле именно она возражала против цены, назначенной за пару отличных вороных и изящный двухместный экипаж, которые выбрал он. Эта коляска напоминала его экипаж в миниатюре, которым она так восторгалась.

– Роберт, это слишком дорого, – тихо возразила она, увлекая его в сторону.

– Вам он не нравится?

– Не нравится? Я никогда не видела ничего изящнее, но… Он сделал жест агенту, и экипаж стал ее собственностью.

«Ах, Хоуксклиф, как ты рисуешься!» – упрекнул он себя, с улыбкой глядя в землю и сунув руки в карманы, в то время как она с детской радостью ласкала своих лошадей.

Когда он вывел ее из сарая, где стояли лошади, вид у нее был ошеломленный. Они решили пешком прогуляться по городу и неторопливо шагали по улицам, дерзко демонстрируя свой союз перед осуждающими взглядами прохожих.

Обогнув угол у Хеймаркета, они чуть не столкнулись с тремя офицерами в красных мундирах. Те извинились, Хоук раздраженно пробормотал «пардон» и вдруг заметил, что Бел не спускает глаз с военного, идущего посредине.

Лицо ее стало пепельно-серым.

Красивый и самодовольный молодой офицер с копной каштановых волос тоже вдруг изменился в лице.

– Бел?

– Мик, – чуть слышно проговорила она.

Лукавое лицо молодого человека озарилось радостью.

– Это моя девушка! – С веселым криком, раздавшимся на всю оживленную улицу, он, обхватив ее за талию, приподнял и закружил в воздухе. – Не могу поверить, что это ты! Что ты делаешь в Лондоне? Это та девушка, о которой я вам рассказывал! – крикнул он своим друзьям.

– Отпустите меня! – Она с силой вывернулась из его рук и, как только он ее отпустил, бросилась к Хоуку.

Тот, не говоря ни слова, положил ей руку на талию, чтобы оградить от посягательств незнакомца. Чувствуя, что его захлестнула ревность, он устремил неприязненный взгляд на офицера и склонил голову к ее уху.

– Милая, не послать ли за экипажем? – прошептал он достаточно громко, чтобы его услышал тот, другой.

Закипая от гнева, Мик – как она назвала его – в замешательстве посмотрел «на Хоука. Он раскрыл рот, похоже, собираясь посоветовать Хоуку отойти от нее, потом снова закрыл его, потому что Белинда посмотрела на Хоука взглядом, полным молчаливой благодарности, и сказала:

– Да, ваша светлость, прошу вас.

Хоук кивнул ей в знак поддержки, повернулся и тихо отдал приказание лакею. Экипаж тут же подъехал к ним. Он нерешительно взглянул на Белинду, подумав, что ей, вероятно, хочется на минутку остаться наедине со своим другом – если этот малый действительно ее друг. Несколько шагов дались ему нелегко, но ведь нужно же быть джентльменом.

– «Ваша светлость»? – услышал он сердитый вопрос Мика. – Кто это, черт побери?

Хоук, сунув руки в карманы, с мрачным видом обернулся и увидел, как в глазах молодого офицера проступает понимание. Его юношеское лицо побледнело, когда он окинул взглядом ее роскошное платье.

– Что случилось, Бел? – спросил он, бледнея.

Хоук увидел, как Белинда подняла подбородок, снова став похожей на мраморную Венеру – прекрасную и недоступную.

– Где вы были, Мик?

– В разных местах… Кто это, Бел?

– Это герцог Хоуксклиф, мой покровитель. Всего хорошего, капитан Брейден, – сухо кивнула она.

Хоук направился к ней, решив, что может выйти неприятность, но Мик ошарашенно смотрел на Бел. Кажется, драки не будет. Услышав имя Хоука, спутники Мика притворились, что рассматривают витрину соседней лавки и не имеют никакого отношения к происходящему.

В эту минуту к ним подкатил экипаж Хоука и лошади остановились, звеня сбруей. Грум спрыгнул, чтобы открыть перед ними дверцу. Хоук предложил Бел руку, чтобы помочь ей подняться в карету. Она оперлась о его руку, но на него не смотрела.

– Бел, постой… – Мик шагнул к ней, но Хоук преградил ему дорогу и бросил на него угрожающий взгляд; лицо у него посуровело.

Юноша отступил; он был настолько сбит с толку, что не знал, как себя вести, а Хоук уселся в карету рядом с Бел, и лошади тронули.

Белинда смотрела в окно, но ничего не видела. Лицо ее превратилось в застывшую маску, и Хоук понял, что ей сейчас не до него и лучше пока не задавать вопросов.

Когда они приехали в Найт-Хаус, она пробормотала какое-то извинение и бросилась к себе. Плечи у него поникли, когда он смотрел, как она взбегает по широкой лестнице.

Он был совершенно не приучен к эмоциональным всплескам, хотя делать вид, что ничего не произошло, – значит, проявить полное бессердечие. Пожалуй, нужно заглянуть к ней – из простой любезности. Он не желает выглядеть грубым.

Неторопливо направляясь по коридору к ее двери, он подумал, что это своего рода испытание его храбрости. У двери он прислушался и вздрогнул, услышав тихий плач. Он нахмурился; он рассердился; он боролся с собой; и наконец он постучал – уверенный, что это никудышная идея.

– Белинда?

Он подождал, но ответа не было. Нахмурившись, он приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

Белинда лежала съеживщись на кровати, длинные белокурые волосы раскинулись по плечам. Она не пригласила его войти, но и не прогнала. Не зная, на что решиться, Хоук подумал, что благороднее будет предложить свою помощь. Он подошел и сел на край кровати. Она лежала к нему спиной. Он нерешительно коснулся ее шелковистых волос и прошептал:

– Бедняжка. Ну, будет. Все не так уж плохо. Тихий плач не смолкал.

Он потрепал ее по плечу.

– Вы не хотите сказать мне, кто это был? – спросил он самым ласковым голосом, на какой был способен.

Она долго молчала.

– Юноша, за которого я должна была выйти замуж, – наконец прошептала она.

Боль, прозвучавшая в ее тихом ответе, подействовала на него как удар. Он закрыл глаза и покачал головой, потому что она снова заплакала.

– Дорогая, у всех у нас сердце когда-нибудь да разбивается. Вы молоды. Вы исцелитесь. – Он откинулся на изголовье кровати и погладил ее волосы. – Вы снова полюбите, когда появится тот, кто вам нужен.

– Я никогда никого не полюблю, – сказала она с тихим отчаянием, не поворачиваясь к нему.

– Откуда вы знаете? – удивился он, осознав, что ее девическая клятва хранить верность своей печали соответствует тому, что он испытывал после смерти Люси.

– Потому что куртизанка не имеет права на любовь. Она перевернулась на спину и взглянула на него; на длинных темных ресницах повисли слезы. Никогда еще она не казалась ему такой красивой. Он задрожал от охвативших его чувств.

– Все меня предают, Роберт, – проговорила она, глядя на него, – юная девушка с разбитым сердцем и утраченными иллюзиями.

– Я не предам, – заявил он не задумываясь, к своему великому изумлению.

Последовало молчание. Он выдержал ее взгляд, размышляя, не пообещал ли больше, чем намеревался ей дать.

Но похоже, молодая красавица ему не поверила, хотя и выразила благодарность за добрые намерения слабой улыбкой. Она вздохнула, закрыла глаза и положила голову на его бедро.

– Вы добрый человек.

Он ласково погладил ее по щеке, но голос его прозвучал странно грубо:

– А вы, мисс Гамильтон, слишком хороши для этого легкомысленного юного вояки.

Он видел, что ее губы искривила едва заметная улыбка, но глаза по-прежнему были закрыты.

– Роберт! – позвала она еле слышно.

– Да?

– Если я скажу вам, что есть одна очень важная для меня вещь, – торопливо начала она, – которую мне нужно сделать, вы мне поможете?

– Говорите.

Она открыла глаза. Там царил цвет ночи.

– Мне нужно навестить отца в тюрьме, но я боюсь ехать туда одна. Не поедете ли вы со мной? Не отвезете ли меня туда завтра?

– Ну конечно. Это совсем несложно.

– Да? – спросила она, затаив дыхание.

– Мы поедем, куда вы хотите.

Он услышал, как она медленно с облегчением вздохнула. Потом схватила его за руку и сплела свои пальцы с его пальцами.

Некоторое время они молчали, просто были рядом.

– Роберт, – позвала она на этот раз настойчивее. Он слегка улыбнулся:

– Да, Белинда?

Она лежала без движения, ее волосы раскинулись на подушке. Она закрыла глаза.

– Кажется… мне хочется, чтобы вы меня поцеловали.

– Неужели?

– Нежно. – Она открыла глаза и посмотрела на него.

И он посмотрел на нее. Молча он наклонился и коснулся ее губ легким, ласковым поцелуем. Он почти не двигался, лишь сжал руками ее голову.

Она покорно вздохнула – легко-легко. Так продолжалось с минуту, с вечность, с год, пока он не отодвинулся, потому что вихрь чувств захватил его.

– Так хорошо? – прошептал он, теряя голову.

– Да, – выдохнула она. Взгляд ее глаз, обрамленных длинными ресницами, был задумчив и спокоен. – Спасибо, Роберт.

Он с минуту смотрел на нее, а потом улыбнулся глупости всего происходящего и нежно потрепал ее по подбородку.

– Я знаю, как вас подбодрить. Что вы скажете насчет вечера в Воксхолле?

Слабая невинная улыбка мелькнула у нее на губах. Она блаженно вздохнула.