Текст книги "Дочь пирата"

Автор книги: Гэлен Фоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Серафина ошеломленно уставилась на него. Дариус тихо застонал. Тело его напряглось в последней судороге, затем медленно расслабилось, словно животворная струя унесла с собой силу и волю. В блаженном изнеможении он, задыхаясь, лежал на постели, и Серафина не сводила с него завороженного взгляда.

Дариус поднял увлажнившиеся ресницы и посмотрел на принцессу. Она услышала то ли короткий смешок, то ли отрывистое рыдание, но в его агатовых глазах сияли серебряные звезды слез.

«Наверное, я все сделала правильно», – подумала Серафина.

Рука его ласково коснулась ее колена.

– Где я? – потрясенно прошептал он.

– На отдыхе, – лукавым шепотом отозвалась она.

Глава 10

Потом они вместе выкупались при свете свечей. Дариус сидел позади, а Серафина между его ног, откинувшись ему на грудь в блаженной истоме. Он неторопливо намыливал ей руку, а она терла под остывшей водой его ступню. Во время мытья они почти не разговаривали, общаясь на безмолвном языке прикосновений.

После ванны Серафина велела принести ужин, и вскоре перед ними стояли холодные мясные закуски, сыр, хлеб и вино. Все слуги в доме уже догадались, что происходит, и перестали изображать неведение. Лежа в постели в легких халатах, они с удовольствием поужинали, угощая друг друга простыми блюдами.

Серафина упросила Дариуса рассказать о его путешествиях в дальние страны и слушала затаив дыхание, как он повествует о своих приключениях. Откинувшись на подушки и согнув ногу в колене, Дариус покуривал сигару и рассказывал о том, как обучал хитрым приемам боя гвардию Али-паши в пронизанных ветрами диких горах Янины.

Взяв оправленную в серебро головную щетку, Серафина уселась по-турецки возле него и, расчесывая волосы, внимала его историям. Девушку совершенно пленил этот сложный человек с тонким умом, страстной увлеченностью и дерзким юмором, который раскрылся сейчас перед ней. Наконец голос его смолк на половине фразы, и Дариус недоуменно уставился на Серафину.

– В чем дело?

– Я чувствую себя с тобой более раскованно, чем с кем бы то ни было. Впервые в жизни.

Она ответила ему спокойной улыбкой, но сердце ее запело.

– Это удивляет тебя?

Он задумчиво стряхнул пепел сигары в пепельницу.

– Нет. Но ты не такая, какой я себе представлял тебя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не могу этого объяснить.

– Лучше? Хуже?

– Более сильная. И вместе с тем более нежная. – Он загасил черуту и переставил пепельницу на пол возле постели. Подвинувшись к Серафине, Дариус взял из ее руки щетку. – Повернись.

Она радостно подчинилась. Медленно, осторожно он стал расчесывать ее волосы.

«Он самый нежный, самый очаровательный человек на свете», – подумала она, закрывая глаза от удовольствия.

– Могу я тебя кое о чем спросить, Серафина?

– О чем угодно.

Он помолчал, обдумывая вопрос. Она улыбнулась, догадываясь, что Дариус преодолевает смущение.

– Так что же? – спросила Серафина.

– Я никак не могу понять… что ты во мне нашла? Она обернулась и в полном изумлении взглянула на него:

– Не можешь?

Он ответил ей растерянным взглядом. Серафина коснулась его щеки.

– Да, тебе нужно это услышать. Правда, любовь моя? Он кивнул.

– Все правильно, Дариус. Я буду счастлива все объяснить тебе, но это займет много времени. – Девушка задорно улыбнулась. – Причин слишком много.

Вновь повернувшись к нему спиной, она смолкла, а Дариус вновь начал расчесывать ее волосы. Он молчал, но напряженно ждал ответа.

– Мне нравится в тебе то, что ты не желаешь видеть недостатков в тех, кто тебе дорог. Ты – человек необычайно верный, бескорыстный и отзывчивый. У тебя острое чувство справедливости и чести, блистательный, изощренный ум. Миру повезло, что ты хороший человек, иначе ты стал бы преступником, а не отважным героем. – Серафина вздохнула и обняла колени. – Конечно, ты великолепный мужчина и прекрасно умеешь целоваться, но об этом мы не будем упоминать. – Она лукаво улыбнулась. – Ах да, еще ты можешь замечательно острить! Как я наслаждалась, когда ты едким и злым словцом ставил на место какого-нибудь надутого придворного осла! Но если нападают скопом на какого-то беднягу, ты всегда придешь ему на помощь.

Дариус молчал, водя щеткой по блестящим длинным волосам принцессы, спадающим ей на спину.

– Приятно видеть, как ты берешь под свое крыло каких-нибудь жалких кадетиков из военной академии и стараешься укрепить их мужество, потому что именно оно является твоей отличительной чертой. Ты образец для многих юношей, но это не породило в тебе тщеславия. Мне нравится, что ты избегаешь дуэлей с крикливыми болванами, заведомо уступающими тебе во всех боевых искусствах. Меня пленяет то, что на каждый случай у тебя есть мудрое изречение. О, еще одно твое качество, пожалуй, одно из самых любимых мной: что бы ни случилось, ты всегда, всегда знаешь, как с этим справиться. Я люблю тебя за то, что ты неизменно добр к робким людям… Дариус?

Серафина обернулась и вдруг увидела, Что он понурил голову и поник.

– Любимый? Что такое? – Она приподняла его подбородок.

Взгляд Дариуса был полон безнадежности и отчаяния. В нем бушевала буря непонятных эмоций.

– Дорогой, в чем дело? Я сказала что-то не то?

– Никто никогда не говорил мне ничего подобного, – сдавленным голосом отозвался он.

– Я могу продолжить, – нежно улыбнулась Серафина.

– Пожалуйста, не надо. Мне этого не вынести.

– Дариус, дорогой, послушай. – Она бережно взяла его лицо в ладони. – Как можешь ты не знать всего этого? Неужели поэтому ты так жестоко себя изнуряешь? Неужели сомневаешься в своих достоинствах? Значит, Из-за этого ты заставляешь себя работать в десять раз больше, чем другие, и готов один противостоять всем опасностям? Из-за этого моришь себя голодом, стремясь к внешнему совершенству? Да, да, я знаю об этом, так что не пытайся отрицать.

Он посмотрел на нее печально, безнадежно.

– Дорогой, тебе нечего и незачем что-то доказывать. Почему ты должен быть идеальным?

– Я не идеален, – уныло возразил Дариус. – Я и близко не дотягиваю до идеала.

Это признание пронзило Серафине сердце. Она поцеловала Дариуса в лоб.

– Ты не прав, дорогой. Поверь мне: ты вполне хорош! Ты совершенен… такой, как есть…

Он нетерпеливо мотнул головой.

– Так и есть, – настойчиво повторила она. – Все твои усилия… оставь их на время, мой дорогой. Дай себе немного времени на выздоровление. Ладно? Сделаешь это ради меня?

Дариус бросил на девушку настороженный взгляд.

– Ради тебя?

Она шутливо улыбнулась.

– Мне ведь не надо отдавать тебе приказ по-королевски?

– Не надо.

«Я люблю тебя», – подумала принцесса, не сводя с него глаз, в которых стояли слезы, хотя губы улыбались.

– Хочешь спать? Он кивнул.

– Иди сюда. – Серафина задула свечу и, укрывшись легким покрывалом, раскрыла ему объятия. Дариус приник к ней.

Он лежал на животе рядом с принцессой, обратив к ней лицо.

Они молчали.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О сегодняшнем дне. – А что сегодня?

– Сегодня я счастлив, – сказал он медленно, словно взвешивая это непривычное, чуждое ему слово.

Серафина улыбнулась ему.

– Такая… теплота, – прошептал Дариус. – Такой я никогда не испытывал в жизни. Нет лучшего жребия, чем быть так с тобой… как сейчас… Благодарю тебя за этот день. Благодарю за вес, что ты сказала. – Он придвинулся ближе к Серафине и поцеловал в губы долгим томительным поцелуем, потом положил голову ей на грудь и уснул.

Закрыв глаза, Серафина зарылась лицом в его волосы, полная любви к этому гордому и страдающему мужчине, обуреваемая желанием защитить Дариуса от бед и напастей. Это и было счастье.

«Мой!» – подумала она. Обвив его покрепче руками, Серафина тоже погрузилась в глубокий сон.

Дариус проснулся в жемчужно-сером сумраке рассвета и понял, что за ночь мир его переменился навсегда. Запах ее кожи наполнял его ноздри, упругая нежность ее тела восхищала. Серафина все еще спала, а ее тонкая рука обнимала его шею.

Закрыв глаза, Дариус вновь и вновь вспоминал, как она отдавалась ему. Он опустил голову ей на живот и прильнул к нему тихим поцелуем. Это была самая мирная и безмятежная минута его жизни.

Из дальних концов дома доносились разнообразные звуки: это приступили к работе слуги. Дариус ощутил запахи готовящегося завтрака, услышал смену караула: усталые за ночь солдаты уходили в казарму, на их место заступали другие. Первым порывом Дариуса было встать и последовать привычному распорядку жизни, то есть умыться, одеться, проверить обстановку в эскадроне, совершить до завтрака верховую разминку, затем поесть и продумать дневные дела. Но прошлой ночью он принял решение начать новую жизнь… если позволят судьба и время.

«Надежда – вещь опасная», – размышлял Дариус. Сейчас надежда шептала ему, что если он убьет Наполеона и затем сбежит из Милана, то, несомненно, станет достоин Серафины.

Мир будет приветствовать его как героя. Вся Европа восславит этот подвиг. Он сможет посмотреть в глаза Лазару и попросить руки его дочери.

Окрыленный надеждой, Дариус не думал о том, что шанс остаться в живых у него ничтожен.

Сердце Дариуса, переполненное мечтами, которые он подавлял всю жизнь, готовилось только к удачному исходу. На окраине Белфорта, над морем, у него было прекрасное поместье. Он построит Серафине дом на вершине холма, виллу, соответствующую элегантностью ее вкусам и облику. У виллы будет красная черепичная крыша, продуваемые ветром изящные аркады для прогулок, фонтаны, обширные сады, высокий зверинец под куполом для животных Серафины. Дариус накупит ей нарядов, позволит устраивать балы и приемы, даже если ему придется встречать там фальшивых людей, которых он презирал… лишь бы видеть, как блистает она среди них своей красотой и искренностью. А если когда-нибудь Дариус почувствует, что готов поделиться с кем-то ее вниманием, он даст ей ребенка…

Поглощенный этими мыслями, Дариус приподнялся и посмотрел на принцессу, на эту нежную, хрупкую, смелую, своенравную, неотразимо обаятельную, великодушную… жизненно необходимую ему женщину.

В эту минуту, в преддверии грозных событий, красота Серафины навевала на Дариуса тоску. Но тут он заметил на « губах тень улыбки, и на душе у него посветлело.

«Маленькая проказница, что тебе снится?» – подумал он. Тихая радость согрела его сердце.

Улыбка исчезла, и принцесса проснулась.

Поняв, что ее разбудил собственный смех, Серафина расхохоталась еще громче. И когда ее фиалковые глаза раскрылись, она не нашла ничего удивительного в том, что проснулась под любящим взглядом главного королевского убийцы.

– Расскажи мне свой сон, – попросил Дариус.

– Это был очень забавный сон! О тебе! Подожди-ка… сначала поцелуй меня! – Серафина порывисто обвила руками шею Дариуса и, прильнув к нему всем своим гибким цветущим телом, поцеловала в губы. Потом притянула к себе покрепче. – М-м, Дариус, тебя так приятно обнимать!

Он схватил ее в охапку и перекатился на спину, так что она оказалась наверху. Пышные локоны рассыпались водопадом, укрывая их обоих. Ему нравилось ощущать на себе ее легкое тело, пышные груди, сильные бедра, сжимающие его ноги. Дариус пробежался руками по стройной фигурке, от плеч по изгибу спины к обнаженным упругим ягодицам.

– Так что ты там говорила? – осведомился он, в то время как его мощный жезл ожил и восстал, твердый, как скала, и готовый к действию.

– Что? Снова резвость обуяла, полковник? – промурлыкала Серафина, сияя фиалковыми глазами.

– Мне хотелось бы знать, что тебе снилось обо мне такое смешное?

– Мне снилось, как тебя впервые назначили в дворцовую гвардию, охранять меня и брата. Помнишь те дни, Дариус? Сколько тебе тогда было? Около восемнадцати?

Он поморщился.

– Ты заставляешь меня чувствовать себя стариком, малышка.

– Ты и есть старик.

Дариус насупился. Серафина рассмеялась и, склонившись к нему, звонко поцеловала.

– Ох! Я же просто тебя поддразниваю.

Дариус надеялся, что это так, поскольку был на четырнадцать лет старше Серафины.

– Как я тебя боялась, – беспечно продолжала она. – Ты был такой чопорный и серьезный! Такой величественный!

– Естественно. Меня возмущало, что такому великому воину, как я, велели быть королевской нянькой.

Серафина засмеялась:

– Мне снился тот первый день, когда ты только появился в детской. Никогда в жизни не испытывала я подобного страха!

– Из-за меня?

– Угу! – кивнула она, вновь распуская пышные локоны по плечам. – Эти огненные черные глаза… этот мрачный взгляд из-под бровей! Ты вошел в комнату, когда Я была в истерике.

– Помню. Ты бросилась на пол, и когда нянька попыталась поднять тебя и увести…

– Никто не осмеливался меня тащить, – высокомерно заметила Серафина. – Каким же испорченным, избалованным чудовищем я была!

– Не испорченным, – мягко возразил Дариус. – Просто своевольным. И несчастным. Кроме того, не помню, из-за чего поднялся весь шум, но ты тогда, бросившись на пол, сильно ударилась головой. Поэтому и плакала.

– Все меня улещивали: «О, пожалуйста, принчипесса, чего вам хочется? Мы все сделаем, лишь бы вы перестали кричать!» А я думала: «Хочу мою маму, но у нее более важные дела, она мир спасает. Я хочу папу, но он всегда занят!» Если я хотела повидать их, об этом следовало договариваться заранее. Назначать время. И я должна была примерно себя вести. Я ненавидела своих нянек. В целом мире не было никого, кто бы хорошо ко мне относился!

Дариус покачал головой, улыбаясь уголком рта.

– Я билась и брыкалась, ударяясь о твердый пол. Мой брат-младенец, которого я презирала, захлебывался плачем где-то неподалеку. Десятеро взъерошенных взрослых умоляли меня перестать, и вдруг я увидела рядом черные блестящие сапоги с серебряными шпорами. Я вертела головой. Изгибала шею, чувствуя, что пришел грозный час расплаты. Дариус рассмеялся. Глаза принцессы искрились весельем. Обрамленные пушистыми черными ресницами, они сияли, как звезды.

– Помнишь ли, о жестокосердный, что ты тогда мне сказал?

– Что я надеру тебе уши? Серафина покачала головой:

– Хуже. Ты назвал меня ребеночком и объявил, что я веду себя глупо. Я возненавидела тебя до глубины души. – Она усмехнулась. – Минут на десять. Своей мрачной физиономией ты разогнал всех моих гувернанток. «Подите прочь!» – сказал ты, и голос твой прозвучал как удар хлыста. Я тогда подумала: «По крайней мере хоть он что-то соображает!» Ты умел заставить меня сделать то, что я делать не хотела: съесть завтрак, а не раскрасить им стены в детской… И знаешь, когда ты был рядом, я чувствовала себя спокойнее. Странно, правда? – лукаво поглядывая на Дариуса, Серафина обняла его за шею. – Когда ты теперь со мной, покоя я не испытываю. Нет… – Она погладила его обнаженную грудь. – Напротив, мной овладевает лихорадочное возбуждение. – И Серафина снова прильнула к губам Дариуса нежным поцелуем.

Его ладони плотно обхватили ее ягодицы, и мужская плоть сразу откликнулась. В один миг жезл стал твердым, и кровь закипела в жилах у Дариуса. Он ласкал ее бедра, оседлавшие его чресла, размышляя, готова ли Серафина продолжить любовную игру, или ему следует отпустить ее. Она чуть всхлипнула от удовольствия, и очарованный невинностью девушки, Дариус пригнул к себе ее голову и поцеловал. Его сверлила одна мысль: сколько он сможет терпеть эту муку? Жгучая потребность уложить Серафину на спину и погрузиться в ее сладостное лоно становилась невыносимой.

– А твое детство, Дариус? – спросила она. – Каким было оно?

Его пальцы замерли, а тело напряглось. Серафина не могла найти более верного средства охладить любовный пыл Дариуса.

Оттолкнувшись от груди любимого, принцесса посмотрела на него проницательным спокойным взглядом, словно давно догадавшись, что детство этого человека было ужасным.

Ужасным? Чудовищным!

– Не стоит портить этот день. – Дариус попытался улыбнуться, но лицо его исказилось болезненной гримасой.

Она кивнула. Все еще сонные глаза внимательно всматривались в него – с тревогой и состраданием. Серафина успокаивающе погладила его по щеке.

– Все в порядке, Дариус. Все хорошо.

Взгляд ее перешел на шрам, уродующий его губы, и Дариус, впадая в панику, мысленно взмолился: «Нет! Не спрашивай меня, откуда он!»

Серафина уже открыла рот, чтобы заговорить, но он опередил ее:

– Итак, чем ты хочешь заняться сегодня? – Голос его звучал спокойно и невозмутимо. Дариус скинул девушку с себя, вскочил на ноги – колени его слегка дрожали – и начал торопливо одеваться.

– Что сделать, чтобы ты наконец поверил мне? – спросила она.

Дариус невесело покачал головой:

– Прости. Я ничего не могу с этим поделать.

– Понятно. – Сев на постели, Серафина протянула к нему руки. – Иди сюда. Дай мне проверить твои швы, пока ты без сорочки.

Подойдя к ней, Дариус присел на край кровати. Она осмотрела его плечо. Он был очень напряжен и толком не слышал, как Серафина сказала, что шов выглядит хорошо и отлично заживает.

Серафина внезапно обняла Дариуса за талию и прижалась щекой к его спине. Он вновь напрягся, готовясь к отпору, каждой клеткой своего существа сознавая, что в любую секунду принцесса может потребовать полной откровенности. – Дариус? – прошептала Серафина.

– Что? – сказал он, ощетинившись.

– Давай запустим воздушного змея.

– Что? – Он обернулся и уставился на нее.

– Помнишь тех, китайских, которых ты подарил мне как-то на Рождество? Я все еще храню их! – весело продолжала Серафина. – Я привезла их с собой. – Она быстро поцеловала его в щеку. – Пойдем. Это будет забавно.

Принцесса продолжала что-то радостно щебетать, но Дариус больше не слушал ее, охваченный смутными подозрениями. Происходило что-то странное.

Вскоре они уже пробирались через усеянные полевыми цветами луга, над которыми порхали бабочки. Небо сияло голубизной.

Дариус смутно представлял себе, во что ввязался. Желтые ленты широкополой соломенной шляпки Серафины развевались по ветру, задевая его лицо. Он шел за ней с корзинкой еды для пикника в правой руке и сложенным одеялом в левой. Странное чувство, что он вступил в сказочный, нереальный мир, крепло в нем с каждым шагом.

На вершине холма, что был в пределах ограды, они наткнулись на большой сверкающий пруд посреди зеленого пастбища.

– О, Дариус, здесь чудесно! – воскликнула принцесса.

– Я нашел его, когда вчера искал тебя.

Щурясь от солнца, он окинул окрестности быстрым взглядом – нет ли опасности, – но успокоился, напомнив себе, что сейчас белый день, а на стенах стоят двадцать дозорных. «Расслабься, Бога ради!» – сказал себе Дариус и с усмешкой обернулся к Серафине:

– Пошли.

Они пересекли поле. Трава достигала им до колен, поражая изобилием цветов, желтых, белых, пурпурных звездочек. В траве жужжали насекомые, прыгали кузнечики. Под огромным тенистым вязом Дариус расстелил одеяло расправляя его с четкой солдатской сноровкой.

Оставив там корзинку с завтраком, они отправились запускать змеев.

Змеи были великолепны. На фоне лазурного неба многоцветный вихрь их фестончатых хвостов казался ожившей сказкой. Они колыхались, устремлялись к земле, взмывали ввысь…

Дариус забыл обо всем, потому что прекраснее змеев был восторг Серафины. Он исполнял все ее просьбы, пуская змея над самым зеркалом воды, словно орла, охотящегося за рыбой. И разумеется, Дариус, опьяненный успехом, попытался провести змея ближе к поверхности пруда и утопил его там.

Увидев огорчение и растерянность Дариуса, Серафина залилась безудержным смехом, а пестрый змей между тем плавал и нырял в воде.

Дариус вытянул его за бечевку, и тот медленно выполз на заросший камышами берег.

Принцесса хохотала до слез.

– Ну-ка, достань его, Сантьяго!

Он рыкнул на нее нестрого и закатал рукава. Сбросив сапоги, Дариус «подвернул черные штаны и решительно направился к воде.

Пока Дариус доставал змея, Серафина вернулась к одеялу и разложила еду. Она уселась в тени, поджав по-турецки ножки, и разложила простую трапезу, похожую на их вчерашний ужин: холодное мясо, сыры, виноград, хлеб и вино.

Через несколько минут к ней присоединился Дариус. босой, в расстегнутом черном жилете поверх свободной белоснежной сорочки.

– Привет, красавец! – Серафина кокетливо улыбнулась.

Ответив ей жалобным взглядом, он опустился на колени с краю одеяла, достал из кожаной сумки потрепанную книжку, своего любимого «Дон Кихота».

Протянув книгу ей. Дариус попросил:

– Почитай мне. С любой страницы. Это не имеет значения.

Принцесса, взяв у него книгу, села поудобнее. Дариус вытянулся на одеяле, опершись на локти, и огляделся. Серафина поймала его взгляд и приглашающе улыбнулась, похлопав по колену.

Дариус выгнул бровь.

– Заманчиво.

– Лучшее место в доме.

Он подполз к ней на четвереньках, улегся на спину, положил голову на колени.

– Тебе самой удобно?

Она улыбнулась и раскрыла книгу.

Он ел сыр и виноград, а она прихлебывала вино и читала ему вслух, ероша пальцами его влажные волосы, перебирая вечно падающую на лоб прядь. Так же рассеянно Серафина расстегнула несколько верхних пуговиц его сорочки, чтобы ласкать ему шею и грудь, играть серебряным образком Девы Марии.

Все это время Дариус накручивал на палец ее локон. Когда легкое потягивание прекратилось, Серафина увидела, что он дремлет: ресницы темными веерами лежали на щеках.

Мысль о том, что вскоре придется отпустить Дариуса на волю, вызвала в ней мучительную тоску. Серафина чуть не заплакала. Она заставила себя не думать о разлуке. Здесь, на лугу, сию минуту будущего не существовало. Были только она и Дариус.

Сорвав длинную травинку, Серафина пощекотала загорелую щеку возлюбленного.

– На тебе муравей, – прошептала она.

– М-м… нет, – пробормотал он, не открывая глаз. – Это ты ко мне пристаешь.

Дариус открыл глаза.

– В чем дело, Стрекозка?

– Ох, Дариус. – Она нежно обхватила ладонями его голову. – Ты такой милый. Я хочу… хочу, чтобы ты принадлежал только мне.

Смех его был легок и нежен, как вздох.

– Ладно.

– Я хочу, чтобы нам никогда не пришлось отсюда уезжать. Дариус, почему мы никогда не получаем того, что хотим?

Он погладил ее по щеке.

– Такова жизнь. Не грусти. Ты слишком красива, чтобы грустить.

– Я не могу не думать об этом.

– Подари мне поцелуй, – прошептал Дариус, положив руку ей на затылок и пригибая к себе головку Серафины.

Она поцеловала его.

Дариус был прав. Поцелуй прогнал ее страхи. Принцесса глубоко вздохнула и растаяла в его объятиях, жадно упиваясь жгучими поцелуями. Дариус привлек ее к себе. Они опустились на одеяло, и он заставил ее забыть обо всем.

Три дня они были неразлучны.

Словно издали смотрел Дариус на самого доверенного слугу короля, который радостно и беззаботно накликал на себя опасность, совершенно не жалея об этом. Впервые в жизни он ощущал покой, глубочайшую сердечную усладу и безмятежность. Куда-то ушла вечная настороженность, изматывающая душу, ослабла железная хватка борьбы за выживание, не отпускавшая его более десяти лет.

Серафина ластилась к нему и ласкала его словно он был одним из ее ручных зверей. Дариус же наслаждался каждой минутой ее внимания, тронутый нежностью, с которой она заботилась о нем.

Даже слышать, как звучал в коридорах старой виллы голос Серафины, выкликающий его имя, было отрадно Дариусу.

Он не думал, что такое возможно, однако по мере того, как расцветало ее счастье, Серафина становилась все краше и краше. На него наводила страх мысль о том, что он, внебрачный сын цыганки – в сущности, никто! – был тому причиной.

Серафина поглощала все его внимание. Любовь принцессы согревала Дариуса. Он упивался ее невинными поцелуями, которые часто сменялись бурей желания… И все же ощущение, что связывающее их чувство свято и целомудренно, никогда не покидало его.

Они не думали о будущем и не смели говорить вслух о том, о чем оба наивно мечтали: что все это навсегда! Что эта старая вилла с ее выцветшими желтыми стенами – их дом.

Что он – ее муж.

Что она – его жена.

Дариус знал, что это абсурдно. Но ему было все равно. Он понимал, что страшная мука придет потом… Не важно! Они, как дети, играли в воображаемую реальность, которой быть не могло… Но Боже, как легко оказалось забыть о том, что за стенами поместья простирался раздираемый войнами мир!

Дариус ничем не занимался. Лишь написал письмо управляющему своими поместьями в Испании. Он писал его, лежа в их обшей постели… используя нагую спину Серафины, как пюпитр. Дариус забросил свои тренировки с оружием, ни разу не брал в руки элегантного ружья, которое приготовил для поездки в Милан.

Впервые он учился жить и думать, не желая смерти.

На четвертую ночь, когда они лежали в постели, сплетя руки и тела, их взгляды встретились. Они погрузились в неизмеримые глубины души, но не стремились к большему, чем нежные ласки и касания.

Но вскоре Дариус заметил, что кожа Серафины теплеет, а в невинной обольстительнице разгорается возбуждение. Она обвила руками шею Дариуса и прильнула к ней жадным поцелуем. Каждый мускул его тела задрожал, потому что не было ничего проще, чем скользнуть в нее, взять то, что ему принадлежало, и утолить наконец беспредельную жажду.

Однако Дариус поклялся себе не делать этого. Поклялся остатками чести, которую еще сохранил. Он не покинет ее сломанной и погубленной. Когда он уйдет на смерть, Серафина не останется с ребенком. Достаточно того, что ей придется оплакивать его.

Ветерок шевелил оконные занавески, донося до них благоухание ночи. Они ласкали друг друга и шалили, отдаваясь прелестной игре, беззаботные и счастливые… Минуты шли и в песочных часах судьбы песок непрерывно и неумолимо сыпался вниз.

Дариус вдруг проснулся среди ночи. Встревоженный, настороженный.

«Что-то неладно!»

В спальне было темно. Рядом с ним мирно спала Серафина. Он замер, прислушиваясь.

Дариус различил лишь стрекот цикад и тихое дыхание Серафины.

Он сел в постели, спустил ноги на пол, бесшумно натянул штаны, сорочку и сапоги. Тихо подкравшись к двери. Дариус прислушался, но ничего не услышал.

Бросив прощальный взгляд на Серафину, он приотворил дверь и выскользнул в коридор. Так же бесшумно спустился по деревянным ступеням, избегая ступать на те, что могли заскрипеть. На первом этаже Дариус заглянул в столовую. Здесь, как и во всех комнатах первого этажа, он расставил караульных у каждого окна.

– Все в порядке, солдат?

– Да, сэр. Все тихо, – отозвался тот.

– Который час?

– Три часа, сэр. Дариус кивнул.

– Не зевай, солдат.

Затем он обошел другие посты, но знакомое ощущение опасности не проходило. Интуиция столько раз спасала его, что Дариус не мог пренебречь этим. Встревоженный, он прошел в маленькую по-спартански обставленную комнату, покинутую им с первых же дней, и достал из гардероба черный кожаный футляр, в котором хранился его арсенал.

Взяв с бархатного ложа любимый кинжал с рукояткой слоновой кости, Дариус почувствовал себя лучше: оружие вселяло уверенность. Пистолет он сунул за пояс брюк.

Беспокойными шагами Дариус обошел весь дом и вышел на заднее крыльцо, где встретил Томаса, сержанта своего эскадрона, курившего сигару.

– Что-то не так, полковник? – спросил сержант, предлагая ему закурить.

– Не знаю. – Дариус склонился, чтобы взять сигару. – У меня дурное предчувствие.

Томас пожал плечами, сдерживая зевок.

– Пока все тихо.

– Возможно, слишком тихо. – Дариус глубоко затянулся и, подойдя к краю ступенек, всмотрелся в лес. Воздух дышал прохладой и ароматом хвои. Высоко в небе плыл месяц.

– Ничего необычного не заметили?

– Нет, сэр. У часовых есть собаки. Уверен, если кто-нибудь появится поблизости, эти чудовища поднимут лай.

– Будем надеяться, что все так и есть.

Дариус выпустил струю табачного дыма, затянулся второй раз и отдал сигару Томасу. Затем вернулся в дом. Беспокойство не покидало его. Он мерил шагами коридоры, выглядывал в окна, но ночной пейзаж казался тихим и спокойным.

В конце концов, он зашел на кухню напиться воды. Взяв из буфета металлическую кружку, Дариус направился к ручному насосу, чтобы накачать прохладной родниковой воды с гор. С тихим звоном она ударила тонкой струйкой в дно. В этот момент Дариусу послышался какой-то звук… возможно, тихий топот копыт.

Он насторожился. От парадной двери доносились громкие голоса, но звук льющейся в кружку воды не позволял разобрать слова.

«Идиоты. Они же разбудят Серафину», – с досадой подумал Дариус.

Он подошел к окну и стал всматриваться в темноту. Около фасада стояла черная правительственная карета, бока коней бурно вздымались после недавней скачки. Дариус разглядел королевский герб на дверце и увидел, что на месте кучера восседает капитан Орсини.

«Что за чертовщина? Что делает здесь этот боров? Ему же полагается сейчас ловить шпионов», – подумал Дариус. Он заметил, как Томас направился к Орсини. Вода перестала течь, и теперь Дариус слышал их разговор.

– У меня пропуск, и вот данный мне приказ! – говорил Орсини. – Они хотят, чтобы я немедленно привез ее назад. Не знаю почему. Думаешь, мне что-то объясняют?

– Покажите ваши предписания. Не может быть, чтобы его величество отдал подобный приказ, не предупредив об этом Сантьяго, – возразил сержант.

Орсини не успел ему ответить.

Все произошло в мгновение ока.

Дариус и ахнуть не успел. Дверца кареты распахнулась, и оттуда выскочили двое людей в черных масках и с арбалетами. Плавно и в унисон они сделали два шага вперед, одновременно упали на колени и в мертвой тишине выстрелили в двух часовых, охранявших двери. Тут же из кареты выскочили еще шестеро в масках и бросились в дом.

С криком «К оружию!» Дариус рванулся в коридор.

В дверях кухни он на миг задержался.» его взгляд привлек ряд острых кухонных ножей на стенке. На бегу Дариус выхватил нож для разделки мяса.

Он повернул за угол коридора, ведущего в холл, как раз в тот момент, когда парадная дверь с грохотом распахнулась. Люди в масках, перепрыгивая через мертвые тела, врывались в дом. Дариус бросил нож в первого, переступившего порог, затем поднял пистолет и выстрелил второму в лицо.

– Серафина! – прокричал он, выхватывая кинжал. – Запри свою дверь!

Они бросились к нему.