Текст книги "Газета День Литературы # 98 (2004 10)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
А.П. Думаю, всё наше общество сегодня на самом деле уже тотально больно сексом. Это не удивительно: если человек не может найти своё место в жизни, он обязательно уйдет в пьянство, в наркотики, в насилие, в секс. К тому же, когда его к этому подталкивают всеми объективными реалиями. Секс, похоть, бесстыдство – в любой рекламе, от автомашин до шоколада, в любом сериале, все море глянцевых журналов – сплошная эротика. Но что получается, когда интеллектуальная энергия сублимируется в сексуальную? Человек опустошается, он уже больше ни на что не способен. Его не интересуют литература, музыка, философия, наука, не интересует творческая работа в принципе. Он становится тупоголовым обывателем, готовым для общества потребления. Экономике потребления не нужны интеллектуалы, для того, чтобы такая экономика работала, нужны лишь потребители. Везде. Даже внутри подобных коммерческих структур нет по-настоящему умных людей: чаще всего это просто спекулянты, обрабатывающие рынок. Им чуждо экономическое мышление, потому что им оно и не нужно: для получения сверхдоходов им достаточно просто разжечь примитивный спрос. Зато такие «коммерсанты» любят надувать щеки, преисполнены высокомерия: «Ты говоришь, что ты умный, тогда почему ты бедный?..» Я считаю, нынешнее безумное, нерегламентированное потребление секса опасно для человечества. Человек вырождается. Когда оргазм становится главной целью, тогда человек ничем не отличается от животного.
В.Б. Недаром и по телевидению в последнее время стало мелькать выражение: человек – это животное, потребляющее, чувственное, ещё какое-нибудь, но – животное. Да и все программы сегодняшнего телевидения рассчитаны на подобных животных. От «Поля чудес» до «Последнего героя». И, естественно, все эти игры приправлены сексом.
А.П. С другой стороны, и тут вы, Владимир Григорьевич, правы, я хотел показать некоторым сексуально озабоченным ( а, возможно, и рекрутированным индустрией секса) авторам, что всё можно описывать элегантно, без мата и грубых выражений. Пытался найти такую форму, чтобы всё было легко читаемо, чтобы моя ирония была понята. Может быть, вы правы, будет и обратный эффект, и этот нынешний потребитель будет искать в повести лишь то, что ему доступно, тот же секс. Когда поэтизируешь то или иное состояние человека, наверняка найдется много желающих пройти тот же путь, который проходит герой повести, как бы я сам к нему скептически не относился. И все же хотелось, чтобы читатель взглянул на себя и со стороны: вот как выглядит порок, превращенный в бизнес, вот к какому перерождению приходит человек, когда сексуальные извращения и излишества, кстати, практически все описанные в уголовном кодексе как правонарушения, ничем не ограничиваются и остаются ненаказуемыми.
В.Б. Литература всё равно через образы, через характеры, через показ действия влияет на человека, какие бы иные цели автор не ставил. Литература всегда влияет и на человека, и на общество. Потому её и задвигают сегодня подальше от массового читателя, отстраняют в угол, ибо реакция талантливой книги непредсказуема, и Лев Толстой на самом деле становился зеркалом русской революции, и даже нынешние западные бестселлеры «Американский психопат» или «Бойцовский клуб» дадут свои практические результаты. Игра в литературу никак не получается. Может быть, равнодействующая мира и поддерживается лишь только литературой добра, любви и героики. Иначе бы мир рухнул. Всё-таки роль писателя чрезвычайно важна в обществе, и это стоит понять прежде всего самим писателям.
А.П. Согласен, только через литературу, только через слово человек может самообогащаться. Если человек читает лишь Ерофеева или Акунина, он с неизбежностью мельчает, теряет высоту своих замыслов, верней, так и не набирает их, остается примитивным существом. Потребитель привыкает все измерять деньгами. Поскольку от учёбы денег не заработаешь, он считает учиться бессмысленным, то есть навсегда и добровольно приговаривает себя самого к бессмысленному существованию. Человек с низким интеллектом не может правильно воспринимать нынешний сложный мир, им легко управлять. Россию и хотят сделать страной с такими бессмысленными существами. А я сопротивляюсь, я этого не хочу. Мне важно, чтобы были люди, читающие Льва Толстого или «Тихий Дон», Марину Цветаеву или Томаса Манна. Это другие люди, другой уровень общения. Да, именно литература, в первую очередь, важна для развития ума.
В.Б. Вам не кажется, что наше общество деградирует ещё и потому, что нынешние ведущие политики крайне бескультурны, они никогда и ничего не читают. Они давно уже не развивают свой ум. Мне кажется, Иосиф Сталин был последним политиком, который даже во время войны читал художественные новинки, следил за литературой, понимал её значение, ценил писателей.
А.П. Я отнюдь не сталинист, вижу двойственность этой натуры, вообще, кстати, присущую, на мой взгляд, ментальности россиянина и отражающую противоречивость самой страны, шарахающейся из стороны в сторону. Но могу согласиться, что постоянное величие сталинских замыслов и серьезность их воплощения могут вызывать почтение. Так же как стремление дойти до сути в любом вопросе, попавшем в его поле зрения. Человек работает в Кремле по восемнадцать часов и вдруг пишет сам работу по языкознанию. Не для поучения или зажима иных мнений, как нередко трактуют теперь, но чтобы выразить свою позицию, принять участие в дискуссии, вступить в диалог с оппонентом. Да, благими порывами бывает вымощена дорога в ад… Но это уже другая тема.
А то, что нынче обмельчал не только обыватель, но и политик, который, впрочем, из обывателя ведь и выдвигается, тут Ваше наблюдение абсолютно верно. Нынче все видные политики, правые и левые, сплошь доктора наук, однако известно, что диссертации за них пишут, как правило, другие. Умный лидер всегда сам оценит те художественные произведения – кинофильмы, спектакли, изобразительные полотна, книги, которые привлекли внимание общества. Постоянное чтение необходимо и обязательно для политика, это – тренинг ума. Если человек не тренирует свои мозги, интеллект разрушается, какими бы компьютерами он ни пользовался. Это же блеф, что компьютер развивает ум: нынешние малыши мастерски овладевают компьютером уже к пяти годам, но гении из них не вырастают.Исходя из того, что у нынешних политиков нередко ни ума, ни привычки к абстрактному мышлению не видать, нет у них в обиходе и интеллектуальной гимнастики в виде чтения.
Сегодня пропагандируются фитнесс-клубы, поскольку гири поднимать для здоровья тоже полезно, всякие развлекательные заведения, казино. Но практически ничего для ума. Идет отторжение всего общества, сверху донизу, от интеллектуальной культуры.
В.Б. Не должны ли и другие наши бизнесмены озаботится таким положением? Ведь средств на поддержание культуры как не было, так и нет. Однако и новых меценатов что-то не видать. Что, не доросли еще отечественные олигархи до интеллектуальных высот?
А.П. Я бы так не ставил вопрос. По роду занятий мне доводится тесно общаться и с предпринимателями, и с учеными, и с деятелями культуры. Скажу без обиняков: комфортней всего чувствую себя среди бизнесменов. Там больше солидности, основательности, честности, озабоченности гражданскими обязанностями. Меньше склок, интриг, жуликоватости. Видимо, происходит переток лучших умов и талантов в бизнес, как наиболее перспективную сферу жизни. Там жесткие правила, они селекционируют новую породу людей, вынужденных соответствовать этим нормам: умению мыслить масштабно, рассматривать ситуацию системно, с учетом многих факторов, держать слово, не подводить партнера и т.д. В том числе идет отбор по интеллекту. Я по своему опыту знаю, многие современные крупные предприниматели являются высокими интеллектуалами, и не напоказ, а, что называется, по жизни. Например, я не посылал роман «Изгой» никому из наших олигархов. А Виктор Вексельберг, встретив меня, тут же поздравил с выходом книги, сказал, что прочел роман, что он ему понравился, и мы даже обсудили с ним некоторые философские темы. Ситуация повторилась с Олегом Дерипаской, другими известными бизнесменами. Для них интеллектуальная культура – обыденность, они в ней живут, ее плодами пользуются.
У нас пока еще перекошенное общество, где можно прорваться благодаря коррупции, а на Западе крупный бизнес – почти без исключения блестящие интеллектуалы. Поэтому они и не жалеют денег на культуру. И в России уже появились свои меценаты. Не буду называть имен, чтобы не раздражать несогласных. Но вспомните – и выкуп музейных ценностей из-за рубежа, и жертвования церкви, и стипендиальные фонды, и спонсорство фестивалей. Другое дело, что крупный предприниматель не станет поощрять попрошайничества. Это следует понять и принять: таковы тоже правила профессии. Раздать деньги и вложить их – разные понятия, с разным результатом. В одном случае деньги прирастают, в другом – наступает банкротство. Какой же финансист, да еще с высоким уровнем интеллекта, позволит себе добровольно разориться? Я могу подсказать, как лучше заработать деньги, проконсультировать, дать совет, придумать схему денежного оборота. Могу поучаствовать в проекте, вложить туда свою долю. Могу дать человеку работу, наконец. Но не понимаю, почему должен издать за свой счет такого же писателя, как я сам? Почему я должен заработать деньги на выпуск не только своих, но и его книг?
В.Б. Ваша позиция понятна. Что не мешает мне остаться при своем мнении: умение делать деньги – такой же особый дар, как писательство, например. Не все бывают одинаково одарены и тем и другим одновременно. Если появился художник от Бога, его надо беречь и поддерживать. Когда государство отказывается или не может этого делать, долг умных людей – сберечь национальное достояние, каким является художник, творец. Недаром во всем мире, кроме России, существует система грантов и стипендий. Да и вы, Александр Петрович, если мне память не изменяет, учредили литературную премию для молодых…
А.П. Жюри конкурса «Эврика!» для молодых прозаиков и драматургов, которое возглавляет Константин Щербаков, действительно, уже дважды определяло лауреатов. Премия себя утвердила, на церемонию награждения у нас приходят главные редактора практически всех толстых литературных журналов. Что, впрочем, не мешает им отказывать в публикации хотя бы небольшой аннотации о выходе моих книг. Согласны дать рецензию, но только за деньги. А я, как уже говорил, покупать признания не хочу. Вот и судите, где среда чище, честней – в бизнесе или в культуре?
В.Б. А на западную литературу у вас остаётся время?
А.П. Если говорить в целом о западной литературе ХХ века, я ее знаю и перечитываю. Ценю самых разных мастеров, от Томаса Манна до Альбера Камю. Кстати, чтение Камю подтолкнуло к написанию «Мании». А по форме это – попытка создания своего «Декамерона», соединенного с Камю. «Чума» и «Декамерон» – вот эти две книги, если искать предпосылки, сформировали окончательный замысел «Мании».
В.Б. Не думали ещё, чем займетесь после окончания «Мании»? Есть новые планы?
А.П. После того, как закончу «Манию», возьмусь за второй роман «Грех», обещанное продолжение «Изгоя», а то читатели уже спрашивают, почему застрял на полпути, не по силам? И это будет мания другая, мания власти, мания денег. Мне кажется, та мания, которую я задумал описать в «Грехе», тоже пока мировой литературой не разрабатывалась: мала временная дистанция. Как экономисту и аналитику глобальных процессов мне, к счастью, удается многое заметить раньше других.
В.Б. Вам не кажется, что со временем мания литературы будет господствовать в вашей душе над всеми прочими? И в результате это окажется главным делом в вашей жизни? Или вы ради своего бизнеса наступите на горло собственной песне? Легко ли вам совмещать бизнес и литературу?
А.П. Пока совмещаю нормально. У меня пятеро детей. Старшей дочери 25 лет, она подарила мне двух внучек. Она мне говорит: до тридцати лет буду рожать, а после тридцати лет буду себя искать в этой жизни. Я думаю, минимум троих внуков буду иметь от старшей дочери, потом идёт сын – 23 года, ещё сын – 19 лет, потом 16 лет – сын, потом – 11 лет дочь. Представляете, сколько у меня внуков будет? Я рос сиротой, и для меня дети – это больше, чем литература, наука. В повести "Я" всё тяжелое детство героя, это зачастую моё собственное детство, мои переживания.
В.Б. Думаю, Вам, как Льюису Керролу, ещё придется писать сказки для внуков.
А.П. Не знаю, я мечтаю о другом. Мой любимый мыслитель – Фридрих Ницше. И хочу написать, вслед за ним, почти бессюжетную книгу. Отдаю отчет, что для этого надо обладать огромным богатством ума, чтобы заставить читателя неотрывно следить за своими мыслями и рассуждениями. Это моя конечная цель, как писателя. Если доживу до 80 лет, может, и наберусь такого ума. Я освобожусь от дел, дети все вырастут, внуки будут достаточно взрослые, бизнесом не смогу заниматься, любовными историями тоже. Весь погружусь в мир чистого разума…
В.Б. Я Вам, Александр Петрович, советую, не откладывать свои сокровенные замыслы на потом, а писать сейчас, когда Вы полны сил. Что будет с нами в 80 лет, дай Бог, если доживём? И что мы сможем писать? Ваш любимый Ницше ведь тоже писал «По ту сторону добра и зла» не в 80 лет. И конец жизни у него был совсем иной. И потом, вы же мастерски владеете сюжетом, стоит ли уходить от него и терять читателя? И без того хватает писателей, не владеющих сюжетом.
А.П. Спасибо за оценку. Да, я не раз слышал, когда заявлял о своем желании написать бессюжетное произведение: «А кто вас читать тогда будет?». Знаете, меня ничуть не пугает малое количество читателей. Если тебя читает целый миллион людей, надо посмотреть на себя в зеркало и сказать: ты пишешь чтиво. Не может быть миллиона единомышленников у писателя. Ницше читает в Германии максимум тысяча человек. Томаса Манна – две тысячи. Если я чего-то стою, пусть мои мысли прочтут те, кому я интересен, – и это оправдает прожитую жизнь.
В.Б. Вы цените во всём высший профессионализм. С другой стороны – вы человек решительных действий и поступков, не боитесь крутых поворотов в жизни, готовы ко всему.
А.П. Может быть.
В.Б. Уехать из одной страны в другую. Уйти из науки в бизнес, из бизнеса в литературу… Каждый раз требуется сильнейшая воля. Побольше бы таких людей в России. Кстати, а задумывались вы над судьбой России. Что её ждет в будущем? Сумеем ли преодолеть весь этот развал? Вы – экономист, знаете состояние реального бизнеса в России, знаете наших властителей и чиновников.
А.П. Честно сказать, мало верю в хорошее будущее. В условиях текущих процессов глобализации мира – не только экономической, но и демографической – сохранить свою самобытность и огражденность от ассимиляции невозможно. Другое дело – с чем и как войти в новый мир, в какой роли, на каком уровне. На мой взгляд, России сегодня нужны сверхглобальные проекты, способные помочь ей сохранить за собой одно из ведущих мест.
В.Б. И вам известны такие проекты?
А.П. Один из них я описал, если помните, в романе «Изгой». Речь о моем проекте ERA. По-русски это звучит как эра. Многозначительное название, согласитесь? А расшифровывается как Европа – Россия – Америка. Исходное рассуждение у меня было таким: Россия объединила невероятный ресурс площадей, который вполне может быть использован ею для своего же блага. Скажем, если Россия выделит часть территории для строительства автобана Париж – Нью-Йорк: через всю Россию, Камчатку-Аляску и затем через все США. Поздней можно продлить маршрут через Мексику до Буэнос-Айреса или вплоть до Патагонии. Ответвления в Китай, Индию и Японию. Этот проект объединил бы три с половиной миллиарда людей планеты. Его стоимость, по моим подсчетам, составит 200-250 миллиардов долларов. Срок строительства 10-15 лет. То есть за год требовалось бы вложить в дело не более 25 миллиардов долларов. Россия вложила бы в образованное акционерное общество не деньги, а площади. Для остальных участников проекта – тех стран, которые свяжет автобан (среди них такие экономические гиганты как Америка, Китай, Индия и Евросоюз) – затраты даже в 7 миллиардов долларов в год вполне посильны. Скажем, для США, годовой бюджет которых составляет почти 4 триллиона долларов, затраты на сооружение автобана составили бы чуть более 0,15 процента. Тем более, что вложения предстоят не столько в деньгах, сколько техникой, материалами, рабочей силой. Автобан вовлечет огромную армию ныне существующих на пособия безработных, подстегнет развитие индустрии дорожной техники, автомобилестроения (по автобану можно будет пустить тяжелогрузные автопоезда в тысячи тонн), ядерной энергетики (поскольку понадобятся АЭС для очистки дороги от снега и льда и обслуживания прилегающих регионов), сервисной инфраструктуры (бензоколонки, отели, закусочные). Сегодня у России нет подобных перспективных технических проектов, отвечающих параметрам завтрашнего дня. Если страна таких проектов не имеет, она захиреет.
В.Б. А какова судьба вашего проекта автобана? Вы кому-то его представляли? Какой была реакция?
А.П. Я начал заниматься им в 1990 году, еще живя на Западе. И довольно быстро сколотил группу тех крупных деятелей бизнеса и политики, которые поддержали его. Проектом заинтересовались прежде всего транспортные кампании, потому что они готовы пустить автопоезда, но для этого нужны глобальные маршруты. Из Парижа в Гамбург автопоезд не нужен. Но в России проект сразу же увяз в такой трясине бюрократизма, коррупции и некомпетентности, а то и просто амбициозного сопротивления со стороны закомплексованных политиков, которых уязвляло, что идея принадлежит не им и быть присвоена не может, что года через четыре я попросту махнул рукой. Все у нас числят себя патриотами, но сделать что-либо действительно полезное для отечества никто не хочет. Иногда думаешь, что страной управляют лишь те, кто торопится окончательно разрушить ее. Насколько я знаю, уже сейчас в России, например, проживает 5 миллионов китайцев. Россиян же у нас за Енисеем, то есть на второй половине территории России, проживает только 7 миллионов. И почему-то федеральные законы сегодня не позволяют миллионам русских, оставшихся на землях стран СНГ, вернуться в Россию и заселить пустынные территории. Пусть бы получали разрешение за обязательство десять лет, скажем, прожить на Дальнем Востоке. Нет, бьемся за то, чтобы отобрать у Грузии Абхазию и Осетию, в то время как оголяем исконные российские территории, позволяя, по сути, мигрировать туда другим этносам. Какие тут могут быть перспективы?
В.Б. Когда вы уехали из России, какие качества советского человека вам помогли выжить и осуществиться?
А.П. Больше всего мне помогли открытость, коммуникабельность, та советская ментальность, которая была у нас по отношению ко всем нашим народам, страсть к новому. Не было лицемерия. Мы были глобальны тогда сами по себе. Весь Советский Союз – это глобальный проект, мир сейчас лишь идёт к тому, что у нас раньше было. Мир существовал для меня, а не я для мира. Я радовался новой жизни, своим новым планам. Не боялся трудностей. И поэтому никогда не комплексовал. Пришлось бы работать таксистом, поработал бы. Любое становление – это новая дорога жизни.
В.Б. Вы радуетесь тому, что стали писателем?
А.П. Я радуюсь, когда я пишу. Это благодать для меня. Это состояние мне очень нравится. После работы я уже иронически смотрю на своё писание. Такое ощущение, будто не я эти книги написал. Я даже не помню иногда, что и где написано. Поток сознания идёт, и я его фиксирую. Пишу на листе бумаги лишь фамилии своих героев, чтобы не путаться, когда сажусь за компьютер. В день пишу минимум четыре страницы текста. Повесть – за месяц-два. При условии бизнеса, науки, детей и других нагрузок.
В.Б. Будем ждать ваших новых книг. И удачи во всём!
Александр Потёмкин МАНИЯ (Отрывок из повести)
Она шла в кабинет босса. Госпожа Ладыгина выглядела моложе своих лет. В ней не было ничего соблазнительного, а недостатки сразу обращали на себя внимание. Выпученные, огромные, с какой-то едва уловимой злостью глаза, болезненная худоба верхней части тела и непропорциональная округленность нижней, острые черты лица, при определенном ракурсе даже несколько мужские, цепкие длиннющие руки и узкий лоб указывали на этническую мешанину в роду женщины. Казалось, это было смешение кавказского* и тянь-шанского типов. Это был коктейль из жилистой, упрямой злючки, болезненной особы, лишенной природой женских форм, – с одной стороны, и хищницы, страдающей комплексом собственной неполноценности, а потому агрессивной и напористой, – с другой. У нее был мелкий, но быстрый шаг, впрочем, как у всех низкорослых, худющих женщин. Перед тем как открыть дверь шефа, она пристально взглянула на коробочку. Видимо, что-то в ней разглядела, потому что прошептала очень злорадно, даже желчно: «Я еще посмеюсь, как взметнется твой самый гордый. Ха, ха, ха! Такую красавицу ты еще не видел, ты еще не познакомился с ее эротическими способностями, с ее дурманящим волшебством». Она вошла в кабинет, услышала нудные звуки падающей воды в ванной и направилась к патрону. Увидев ее, господин Нелипов тут же бросил: «Помой меня и взбодри егесtiсus. Ну, как обычно!» – «Я так и думала, – пронеслось в ее голове, – он попробовал эту новенькую на вкус, а теперь страдает, что его гордец уныло прикорнул».
Тут необходимо отметить одну яркую особенность Алексея Семеновича, впрочем, не совсем русскую, а скорее какую-то грузинскую, а может быть, даже азербайджанскую. Господин Нелипов никак не хотел ощущать себя опустошенным после стремительного фонтана егесtiсus. Струйки душа прятали и скрывали эти его мрачные, нездоровые ощущения. Поэтому после этого приятного он тут же залезал под душ и вызывал свою сотрудницу Алю Ладыгину, чтобы та самыми различными манипуляциями и хитроумными технологиями пробуждала самую гордую часть тела московского предпринимателя. И было совершенно неважно, где он сам в этот момент находится, в офисе или каком-нибудь другом столичном месте. Ведь он являлся истинным хозяином своего российского бизнеса и своих столичных кадров. Правда, когда ему приходилось выезжать, ну, скажем, в Ростов или Челябинск, а уж тем более в голландский Утрехт или испанскую Кордову, чтобы не впасть в расходы, он тайно брал с собой тот самый инструментарий, которым пользовалась госпожа Ладыгина. Но не чужой, а свой частный, нелиповской, скрывающийся в специальном сейфе банка «Водочный». А когда этих причиндалов под рукой не оказывалось, ему на помощь приходил собственный lingua. Он выключал свет и пользовался им ничуть не хуже, чем сама его московская референтка. Но эта была тайна за семью замками, о ней никто не знал, и никаких подозрений ни у кого не возникало, кроме самого мастера ремесла Али Ладыгиной. Изучив своего босса, она почувствовала, что без ее рецептов он никак не найдет спокойствия и уверенности. Впрочем, стеснялся Алексей Семенович своего командировочного скрытого обыкновения совершенно напрасно. Ведь уже давно всем известно, что немцы, чтобы сберечь копейку на лишнюю кружку пива и сосиску, стригут себя сами, весьма тщательно и без рекламаций. Англичане, не доверяя своего тела арабским фантазерам, блуждающим по баням, как отдыхающие по Английской набережной в Ницце, давно научились собственноручно мылиться, даже ухитряются старательно тереть мочалкой собственные спины, чему еще не научились мужчины никакой другой нации. Французы, чтобы за границей не быть обвиненными в голубизне или в других цветах сексуальной ориентации, привыкают гулять сами по себе, нарочито демонстрируя, что всегда готовы гульнуть, как с дамой, так и с мужчиной, что у них открытые и передовые взгляды, особенно в вопросах пола и философии времяпрепровождения. И только одни итальянцы так и норовят на счет фирмы пригласить в командировку модниц из Румынии, Словакии, других стран, где бедность давно перестала быть пороком, превратившись в университет весьма престижной и прибыльной профессии.
Итак, госпожа Л. сбросила одежду, встала под душ, накапала на язык шампунь, опустилась на колени, привычно и собранно, и стала намыливать самые чувствительные части тела своего хозяина. Нет, не о гигиене заботилась женщина. Это была ее стихия. Страсть! В этот момент glossа – становился совершенно необычной частью ее анатомии. По ее команде он мог оказаться бархатным и нежным, шершавым и колким, длинным и узким или широким и коротким, ядовитым и взбадривающим. У нее сохранилась методика тренировки собственного языка, которую она заимствовала в университетские годы у преподавательницы с лесбийскими наклонностями, проведшей в сталинские годы в холмогорской женской колонии не одну пятилетку. Да, да, она была тоже великая мастерица глоссовских увлечений и причуд. Нигде в мире linguа не оттачивался, не гравировался, не шлифовался так бесподобно, так фантастически причудливо, не имел способности так слащаво угождать хозяину, так беспощадно губить, смертельно жалить, до смерти больно кусать недруга властителя, как в СССР. Поэтому и сегодня многие считают, что самая лучшая на планете школа мастерства linguа была в коммунистической империи. Госпожа Ладыгина овладела этим мастерством безукоризненно, ее способности расцвели, совершенствовались не только на практических занятиях с госпожой профессоршей, но и на комсомольских тусовках. О ее мастерстве говорили в курительных комнатах, в Сандуновских банях, в рюмочных, в Матросской тишине и в Бутырских камерах. На фирме «Шоко трейдинг» она была вне конкуренции. Если бы в Москве проводился чемпионат города по glossa мастерству, то она могла бы претендовать на призовое место. Сказать за всю Россию сложно, но в столице она была вне конкуренции. Она мылила тело повелителя страстно, бережно, маниакально. Самоотверженно взявшись за егесticus, она самым непостижимым образом стала осыпать его ласками, с истерзанным, отрешенным самодовольством голубить его, уснувшего, сморщенного. Потом ее язычок начал счищать перхоть на голове, выкорчевывал шматки бельевого хлопка из пупка, серу из ушей. С коленок слизывал ссадинки, между пальцами ног старательно доставал соринки, счищал с пяток мозолевые наросты. Ее lingua срезал лишние волосы у паха, на спине, под мышками; старательно, словно чистильщик в пятизвездочной гостинице начищает до блеска обувь, нет, как горничная – бронзовые ампирные лампы, нет, пожалуй, как ювелир перед продажей натирает бриллианты в золотой оправе, именно так Ладыгина готовила егесticus. Особенно она глянцевала розовую шляпку, ее язычок очищал кутикулу на пальцах, мылил мошонку, старательно с причмокиванием, чтобы нравиться хозяину, вылизывал анус. Вдруг она услышала требовательный голос хозяина: «Что, не понимаешь, начинай главное! Говорю уже третий раз!» Она хотела сказать, что увлеклась, забылась, увязла в чувствах, не расслышала, но решила промолчать. Госпожа Ладыгина выключила воду и полотенцем насухо вытерла все части тела. После этого она достала флакончик с какой-то жидкостью, взяла ее на язычок и стала кончиком glossa наносить ее на шляпку самого гордого органа, приговаривая самой себе: «Сейчас натру тебя, голубчик, напущу на тебя слабый раствор меда акации, подожду, пока ты пообсохнешь, чтобы легкая липучесть возникла, а затем посажу одно милое существо, которое тебя в должный порядок приведет». Тут надо отметить, что госпожа Ладыгина имела обыкновение разговаривать с егесticus, как с живым существом, имеющим слабый, ограниченный, но интеллект. Впрочем, не она одна, в нашем городе многие женщины, чтобы не докучать мужчинам болтовней, после перестройки и гласности приспособились разговаривать исключительно с этим самым, часто задумчивым и не очень активным органом. Ее разговоры с ним нередко носили дискуссионный характер. И ей самой казалось, что он реагирует на ее критику и рекомендации. Что только не придет в голову сумасбродной москвичке? Госпожа Ладынина вытащила из коробочки какое-то насекомое и посадила его на шляпку. Алексей Семенович закрыл глаза, тихо и коротко спросил: «Кто?» – «Новинка. Поющая цикада из Батуми. Наслаждение неописуемое. Крылья у нее оборваны, она с такой нежностью начнет крутиться по шляпке, потому что липучесть меда не позволит ей набирать скорость шажков для полета. Надышится пьянящим ароматом акации, ее любимого растения, и запоет протяжные песенки. Всё это так возбуждает! Таинственней, деликатнее, чем самая откровенная порнуха! Всего несколько таких волнительных минут, и он поднимется. Еще древние греки пользовались подобными уникальными способами. Может быть, сам Платон или Аристотель.» У дамы было университетское образование. Она легко могла вбрасывать громкие имена в любую дискуссию, словно сердобольный повар, подкидывающий кости голодным, обездоленным собакам. Но если животные сразу определяли пищу и качество, то собеседники столичного спеца по деликатным поручениям, как правило, не могли оценивать ее высказываний. Кого сегодня интересуют великие имена прошлого? Столица увлечена лишь именами быстроменяющегося административного ресурса. Назовите студенту, аспиранту, ученому-физику или филологу, предпринимателю или бездельнику, путане или милиционеру имя любого главы районной администрации, любого префекта Москвы, главы управы, члена правительства, его заместителей или более мелких чиновников: они знают о них всё! Имена любовниц, размеры взяток, крышу, потенцию, сексуальные предпочтения, лекарства, которыми пользуются во время этой потехи и другие, даже самые мельчайшие подробности биографии и привязанностей. Что там Сократ, Аристотель или Кант? Разве с этими именами проживешь? «Если вам не понравится поющая цикада, у меня приготовлены еще два сюрприза», – нисколько не отвлекаясь от поставленной задачи, бросила эксперт по мастурбации. – «Нет, нет, – почти шепотом сказал господин Нелипов. – Хорошо! Ой, прекрасно! Помолчи! Ой, ой, ой! Замечательно! Еще чуть-чуть!» Господин Нелипов в своем необычном состоянии буквально ликовал – как умирающий от жажды, которому поднесли воду, как лапландец, оказавшийся в цветущем яблочном саду или на берегу пронизанного июльским солнцем моря, как сибиряк, обретающий бронзовый загар. Чем можно было бы сейчас заменить сказочный дурман южного насекомого? Какое другое чувство своей энергией смогло бы подавить эрос? Существовала ли музыка, способная заглушить такое волнительное пение цикады? Можно ли найти в природе другие существа, которые своими шажками по шляпке плоти так бесподобно будоражили бы воображение? Нет, среди доступных человеку живых и искусственных инструментов такого средства не было.
