Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Гая Ракович

Соавторы: Татьяна Фильченкова,Светлана Шахова,Максим Красильников,Лариса Галушина,Александр Титов,Гая Ракович,Артем Чепкасов,Анастасия Луковская,Алексей Грашин,Катя Степанцева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Здра-авствуйте, мои дорогие, вот и я!

– Наконец-то! Третий месяц ни слуху ни духу. Заждались мы тебя, – мать потянулась к обожаемому сыну, – Ева, ну что же ты стоишь? Иди, обними папу.

После обеда рассматривали фотографии братика Евы. Мать умильно улыбалась, разглядывая новорожденного внука. Сын с горящими глазами описывал хлопоты с младенцем, переезд на новую квартиру. Вдруг замешкался, потупился, протянул смятую купюру:

– Мам, прости, могу только пятёрку дать. Я уже и в кассе взаимопомощи брал, и аванс выписал – это всё, что есть.

Мать возмутилась:

– Ева в этом году в первый класс идёт. Мне её собрать для учёбы надо: форма, портфель, учебники с тетрадями. Моей пенсии на всё не хватает.

– Не понял, она ведь ещё в детский сад ходит! – искренне удивился сын.

– Наверное, ты забыл, что девочка уже в четыре года читала, писала и знала счёт до ста.

– Помню, конечно, – оскорбился сын, – моя дочь – умный ребёнок!

– Вот поэтому, воспитатель предложила не отправлять её в подготовительную группу, а сразу определить в школу. Я уже с директором разговаривала, он согласен. В сентябре Ева пойдёт учиться с детьми на год старше.

Сын тяжело вздохнул:

– Хорошо, постараюсь ещё рублей двадцать занять. Пришлю переводом.

– Мог бы и чаще навещать. Всего час езды. Девочка на тебя, как на чужого смотрит. О-ох, забыла! На днях дочка Бодренко̀вых с третьего этажа сказала Еве, что…

***

Еву всегда обсуждали в её же присутствии, полагая, что она слишком мала, и сказанное не поймёт, а зря…

Девочка не чувствовала особого восторга от редких отцовских визитов. Она больше радовалась за счастливую маму, как теперь выяснилось – бабушку, искренне любящую и скучающую по единственному сыну. Еве нравилось приходить в гости к подружке Свете, потому что у Светы был весёлый папа. Дядя Толик всегда шутил, играл с девочками в прятки, рассказывал интересные истории. В семье подружки было так хорошо, что иногда Ева мечтала остаться у них второй дочкой.

Пока взрослые общались на кухне, она ушла в гостиную, прихватив одну из фотографий маленького брата. Уютно умостившись на диване, вглядывалась в припухшее лицо младенца. На кого он похож? На папу и… на свою маму – рыжеволосую тётеньку с длинным носом и колючими глазами. Ева хорошо помнила, как папа приехал с НОВОЙ ЖЕНОЙ. Знакомиться.

Пили чай, разрѐзали и разложили по тарелкам торт из высокой круглой коробки. Ева не прислушивалась к разговорам. Восхищённо разглядывая большую, почти настоящую, кремовую розу, девочка представила себя принцессой светлого воздушного замка. Вот она сидит во главе длинного стола, уставленного красивыми вкусностями к чаю. Тут же все подружки и их родители – они пришли поздравить её с днём рождения… Ева не заметила, как кусочек за кусочком съела и розу, и кремовые листья, и половину нежного бисквита.

– Посмотри, с какой жадностью ребёнок ест торт! – не стесняясь, что её услышат, заметила папе НОВАЯ ЖЕНА.

– Ешь, солнышко, ешь, – глупо улыбающийся папа, погладил Еву по плечу.

Бабушка посерела лицом, сказала, будто проскрипела, сухими губами:

– У меня нет средств на подобные излишества. Девочка первый раз увидела такой большой, праздничный торт, вот и не удержалась, – строго посмотрев на внучку, отодвинула тарелку, – Больше не ешь! Крем жирный, живот разболеется.

Ещё не начавшиеся отношения были испорчены раз и навсегда. С тех пор бабушка старалась не упоминать имя НОВОЙ ЖЕНЫ, делая вид, что не знает его. В жизнь Евы вошло, известное по сказкам, слово «мачеха», которое также старались вслух не произносить.

***

– Доча, а поехали ко мне в гости на пару деньков? – предложил вдруг папа.

Из-за его спины показалась нахмурившаяся бабушка:

– Что ты придумал? Я категорически против! У вас младенец, требующий внимания, а ты ещё Еву привезёшь. Сам-то уйдёшь на работу – завтра понедельник. Девочка будет сидеть с чужой женщиной в четырёх стенах?

– Не с чужой, а с моей женой и со своим младшим братом. Постараюсь отгул взять, свожу дочку в Луна-Парк. Отец я или нет? Имею право!

Взрослые препирались, а у Евы, где-то между животом и спиной, чувство страха перед первой поездкой в город и встречей с мачехой воевало с радостным ожиданием похода в волшебное место.

Во дворе дети рассказывали об аттракционах, хвастались жвачкой «Пѐдро», самым близким друзьям давали пожевать с возвратом. Еве, как-то раз, даже разрешили понюхать фантик с человечком в сомбреро.

Бой выиграло чувство радостного ожидания. От волнения пересохло в горле. Девочка хрипло спросила:

– Пап, а мы на озеро с лебедями сходим? Ну, туда, где вы меня нашли.

– Какие лебеди? – не понял папа, но под выразительным взглядом бабушки опомнился, – Да, конечно, озеро с лебедями. Мы покатаемся там на лодке.

– Не нравится мне твоя идея с поездкой, – покачала головой бабушка, – надеюсь, что всё пройдёт благополучно. О-ох, ладно… надо собрать сумку… одежду на смену… возьмёшь с собой несколько банок варенья, вряд ли вы варите…

– Не надо, мам. Не хватало ещё объедать вас.

– Возьми, возьми. Я много наготовила и ещё буду. Ты же знаешь, я помогаю людям официальные бумаги составлять. Деньги не беру, так они несут ягоды, картошку, яйца. И это брать неудобно, но они обижаются, если отказываюсь. Помнишь Галю Файзуллину? Она сегодня ведро крыжовника принесёт – я ей объяснила, как на алименты подать, заявление написала, а Галя за эту безделицу и клубнику, и вишню…  в этом году богатый урожай на ягоды… – бабушка всё говорила и говорила, складывая внучкину одежду, перекладывая газетами банки с вареньем. Руки тряслись от волнения за ребёнка, впервые покидающего дом.

Посидели на дорожку, помолчали.

– Сумку обязательно верни, не забудь – она у меня самая крепкая, – уже на лестничной площадке напомнила бабушка, – Не вздумай кормить ребёнка мороженым! У неё хронический тонзиллит, но ведь ты об этом не помнишь…

– Куплю трубочки с кремом, – отмахнулся папа, – там, в киоске, на входе в парк, самые вкусные трубочки продают.

Автобус ехал в большой город, в столицу. Сумку засунули под сидение. Папа встретил старого друга, и разговаривал с ним всю дорогу.  За окном, как кадры диафильма, мелькали деревья, поля, дома̀. То, что было на земле, убегало назад, лишь небо и солнце оставались на месте. Ева щурилась и улыбалась, представляя себя на яркой музыкальной карусели с лошадками – видела такую фильме-сказке; как расскажет обо всём подружке Свете, и, обязательно, подарит ей жвачку «Пѐдро».

Глава 3

– Зачем ты её привёз?

– Как зачем? Свожу ребёнка в Луна-Парк. Представляешь, она, умница, в этом году уже в школу пойдёт, а ничего, кроме детского сада и двора у дома не видела.

– Мы договаривались, что она будет жить с твоей матерью, а сам привозишь её, когда вздумается; а я с маленьким сыном, между прочим, твоим сыном тоже; а ты завтра на работу уйдёшь, и что мне с нею делать? И где ты деньги на аттракционы возьмёшь? От родного сына оторвёшь, пойдёшь проматывать на каруселях?

– Деньги на работе займу, попрошу отгул на вторник, а с Евой ничего не надо делать – телевизор посмотрит, на улице поиграет. Живём-то на первом этаже – приглядывай из окна, и хватит.

– Ну да, мне ведь больше делать нечего, только и осталось, что у окна весь день стоять. А деньги ты уже назанимал. Долги раздашь, на что жить будем? Господи, за что мне всё это?!

– Прекрати истерику! Проживём, не в первый раз без копейки остаёмся. Ева мне такой же ребёнок. Ты надеялась, что моя дочь вообще никогда у нас появляться не будет, да? А если мать умрёт, как ты думаешь, где и на что будет жить Ева?

– Вот, у Ивановых, Люда сказала Алексею отдать сына от первого брака в детдом, и он, как миленький, отдал. И ничего, всё у них хорошо, дочь воспитывают.

– Моя Ева в детском доме не будет! Я лучше с тобой раз…

Заплакал, проснувшийся от криков, малыш. Оба побежали к кроватке.

Ева вжалась в самый тёмный угол прихожей. Опять при ней говорили о ней! Пока папа и мачеха ругались, Ева мечтала исчезнуть. Пыф… и нет её. Накрыла тоска по родному дому, старенькой маме-бабушке, классикам на асфальте у подъезда. Девочка ещё не знала, как называется это чувство, просто представилось, что по голове и лицу провели заскорузлой пыльной тряпкой.

Папа затащил упирающуюся дочку в комнату.

– Не бери в голову, солнышко. Она хорошая, просто устала, потому что маленький не даёт спать. Пойдём, я покормлю тебя.

У Евы онемело под подбородком, стало тяжело дышать. С трудом удалось сказать:

– Е-есть не хочу… домой хочу… не надо парк… не надо озеро… домой… – наконец, то, что застряло в горле надорвалось, выплеснулось из глаз, полилось солёными ручьями по лицу, намочило цветочки на платье.

Папа просил прощения, обнимал, обещал, что всё наладится. Расписывал чудеса Луна-Парка. Ева, вдоволь наплакавшись, уснула. Она спала так крепко, что не слышала разговора взрослых, надрывного рёва маленького брата. Проснулась утром, когда папа уже ушёл на работу.

Мачеха разговаривала с Евой, как с маленькой дурочкой – это раздражало. Девочка стойко ела манную кашу с комками, стараясь не смотреть в холодные глаза суетящейся на кухне женщины. Обе понимали, что нужно только день простоять, да ночь продержаться.

Малыш, накричавшись за ночь, почти весь день спал, просыпаясь, чтобы поесть и похныкать. Ева осторожно потрогала маленький, крепко сжатый кулачок.

– Не трогай, а то сломаешь ему что-нибудь! – мачеха подскочила к кроватке, – Иди, телевизор посмотри. Новый музыкальный фильм про Красную Шапочку скоро начнётся, только звук потише сделай, или на улице погуляй, но далеко не уходи – мне тебя искать некогда.

– А у вас какие книги есть? – спросила Ева, рассудив, что смотреть телевизор с убавленным звуком или играть в чужом дворе не очень-то хочется.

Мачеха задумалась, посмотрела на пятилетнюю Еву и дала ей несколько журналов «Вокруг света»:

– Вот, полистай. Там и картинки есть, и почитать можно. Что-нибудь, да поймёшь.

Какой скучный день! Поужинав с вернувшимся с работы папой, Ева сразу же ушла спать. Укрывшись одеялом с головой, загибала пальцы – подсчитывала часы, оставшиеся до утра, до встречи с чудесным парком – получилось много… Малыш плакал. Раз-овечка, два-овечка… Кудрявые овечки одна за другой перепрыгивали через заборчик. На двадцатой уставшая Ева провалилась в тёмную пустоту.

***

Луна-Парк навалился яркими красками и разноголосьем, восхитив и напугав одновременно. Попытка папы нести дочку на плечах чуть не закончилась падением обоих. Ева не смогла удержаться, не знала за что схватиться – волосы на отцовской голове короткие, уши маленькие, да и сама Ева уже не малышка, всё-таки пять лет. Решили просто идти рядом. Она крепко держалась за руку отца и, конечно же, верила в его надёжность, но все-таки боялась остаться одна в этом ужасно-прекрасном ином мире.

Выстояв в очередях, накатались на Ромашке-вертушке, на Драконе, ездившем по кругу. Папа смеялся, как ребёнок, крутя руль маленькой красной машины без колёс, и мягко врезался в другую такую же, но синюю машину с улыбающимися дяденькой и мальчиком.  В комнате смеха, в пыльных волнистых зеркалах Ева видела чужую кривую фигуру, и.. было не смешно. В комнату страха идти отказалась. Во дворе один мальчик рассказывал, что он знал другого мальчика, который вошёл в эту комнату и не вышел оттуда – его съел скелет! На карусель с лебедями Ева шла, сжав зубы – весь мир крутился, звенел, кричал, толкался.  Она устала, хотела в туалет, пить, есть, а потом лечь и уснуть… дома, там, где мама-бабушка в фартуке, где пахнет вареньем, и на блюдце остывает ба̀рбице.

– Идём в кафетерий, он рядом с озером, – предложил папа, когда, покачиваясь, они вышли из аттракциона с кабинками-птицами, – перекусим и на лодке покатаемся.

У Евы открылось второе дыхание – она увидит то место, где много-много лет назад её нашли!

Лебеди на озере давно не жили – об этом узнали от старика с удочкой. На воротах пункта проката лодок висел большой замо̀к. В кафетерии продавали ненавистный берёзовый сок, лимонад «Буратино», холодные беляши и бутерброды с подсохшим сыром. Выбор был очевиден. Сбив сладкой газировкой беляшное послевкусие, пошли к туалету на заднем дворе.  Критически осмотрев исписанное ругательствами здание, принюхавшись, папа поморщился и показал на кусты:

– Иди, сходи туда. Не бойся, я рядом, буду караулить.

– Может, я потерплю… до дома? – неуверенно спросила, привыкшая к унитазу Ева. Фантазия рисовала ужасы, но всё обошлось – змеи, кусающие за по̀пу, ползали в других местах.

В полупустом домике с кегельбаном Ева лежала на двух составленных стульях и сонно наблюдала за играющим папой. Раз за разом сбивались все кегли, папа радостно кричал. Было немного стыдно за его поведение. Хорошо, что на этом аттракционе мало людей.

Стыд и дремота улетучились, когда папа получил призы – жвачки и пакетики с растворимым соком. Говорят, что от этого сока язык цветной делается! Все тяготы прошедших дней забылись – с таким богатством можно стать непоследним человеком во дворе! Ева нежадная – целую жвачку и пакетик подарит Свете, а остальное разделит между самыми хорошими девочками из их двора, только крысе Катьке Бодренко̀вой ничего не даст.

Глава 4

– Солнышко, загулялись мы с тобой, идём быстрее. Мне тебя нужно отвести домой и успеть до темна вернуться назад, – папа быстро шёл к выходу из парка, таща за руку запыхавшуюся Еву, – О, наш автобус, побежали!

– А трубочка? – Ева вырвала руку из отцовской ладони и остановилась.

– Какая трубочка? – папа с досадой оглянулся на автобус, подъехавший к остановке.

– С кремом. Ты сам сказал, что вместо мороженого купишь трубочку с кремом. В киоске у входа в парк.

Папа осмотрелся. У всех киосков змеились очереди.

– Ты представляешь, сколько мы здесь простоим? Нам ещё на двух автобусах добираться.

– Ты обещал! – насупив брови, Ева топнула, сложила руки на груди показывая, что никуда не пойдёт.

***

Подходили к заполненной людьми остановке. Разглядывая трубочку, Ева раздумывала, с какого края откусить – с того, что пустой или с того, где виден крем? Под ноги не смотрела – папа вёл её, держа за руку.

Ш-ших, ш-шух, пу-ух – подкатил автобус. Народ побежал к нему так, будто это был последний шанс уехать. Ринулись лавиной, сметающей на пути любые преграды. Папа стал частью толпы, понёсся вместе со всеми, резко потянув за собой Еву. Трубочка выпрыгнула из руки, перевернулась в воздухе и упала на заплёванный асфальт…

Время почти остановилось, исчезли все звуки, кроме стука сердца. Еву втягивало в толпу, засасывало в автобус, а она видела волшебным зрением, как под чьим-то грязным башмаком сминается хрустящая вафля, расползается белый крем, смешиваясь с окурками и подсолнечной шелухой…

– Ева, не спи, держись за меня! Раздавят! – закричал папа, стиснутый со всех сторон в переполненном галдящем автобусе. Двери с трудом закрылись, людская масса качнулась и облегчённо выдохнула. Поехали!

Всю дорогу девочка простояла, вцепившись в брючный ремень отца. Из головы не выходила раздавленная трубочка. Не потому, что не попробовала, нет. Казалось, что тот башмак наступил на саму Еву, вернее, на то хорошее, что у неё внутри, на то, что плачет и смеётся, любит и злится. Если бы девочка была старше, то назвала бы это душой.

***

На автостанции папа нервничал, ходил туда-сюда по платформе, попросил у проходящего мимо дяденьки сигарету, закурил. Автобус в посёлок поедет нескоро. Ждать целых тридцать минут! Дорога туда и обратно возьмёт ещё часа три. Дома ждут жена и сын, будет скандал.

Ева, чувствуя себя виноватой, тихо сидела на скамейке, рассматривая цветочки на своём помятом, изрядно замызганном платье. Рядом кто-то присел.

– Евочка, – позвал женский голос, – что ты здесь делаешь?

На девочку внимательно смотрела соседка со второго этажа, тётя Люба. У её ног стояла сумка с городскими продуктами – выглядывали куриные лапы и несколько тёмно-коричневых палок колбасы.

– Я с папой, мы были в Луна-Парке, – ответила Ева и показала в ту сторону, где нервно курил отец.

***

– Любочка, я тебе так благодарен! Ты не представляешь, как выручила меня! – папа, светясь от радости, протянул соседке матери свой билет. Обнял Еву, ещё раз повторил:

– Солнышко, от тёти Любы ни на шаг не отходи. В автобусе сиди рядом, в посёлке держи за руку, пока не дойдёшь до подъезда. Я поеду, ладно? Мне спешить надо.

Папа махнул рукой, побежал к остановке городского автобуса и вскоре уехал. Жвачки «Пѐдро» и пакетики с растворимым соком, от которого язык становится цветным, остались в кармане отцовских брюк.

***

Бабушка схватилась за сердце, когда на пороге появились Люба с Евой. Женщины о чём-то зашептались. Ева пошла обходить квартиру – рассматривала новым взглядом путешественника родные стены, вдыхала знакомые запахи. Нет, ничего не изменилось. Как хорошо быть дома!

– Что же они тебя даже не переодели, я ведь вещи давала. Ты хоть умывалась эти дни, что жила там? – допытывалась бабушка, – Тебя ЭТА не обижала?

Ева пожала плечами. Может умывалась, а может и нет. Не запомнила. Про обиды рассказывать не захотела.

– Варенье понравилось? Сумку всё-таки забыл вернуть. Как жалко! – бабушка чуть не плакала от досады.

– Не было варенья, – вспомнила Ева, – мы сумку в автобусе забыли, под сиденьем, – ещё подумала, кивнула своим мыслям, – Да, точно, папа друга встретил, всё время разговаривал с ним, когда в город приехали, из автобуса вышли, сумку не взяли.

– Приедет, я ему задам перца, – злорадно ухмыльнулась бабушка, и, наконец-то, спросила, – В Луна-Парке понравилось? Стоила овчинка выделки?

Ева пожала плечами:

– Папе понравилось.

Старая женщина и маленькая девочка рассмеялись.

– Пойду ванну приготовлю, отмыть тебя надо. Потом поешь. На сытый желудок купаться нельзя.

Бабушка вышла из комнаты. Ева взяла со стола одну из привезённых папой фотографий. В коробке со швейными принадлежностями хранились маленькие ножнички с острыми кончиками. Младенцу на снимке девочка проткнула глаза. Теперь маленький брат смотрел на неё рваными дырами – это было так жутко, что Ева порвала фото на мелкие кусочки, прокралась мимо ванной комнаты на кухню, выбросила в помойное ведро под раковиной.

Глава 5

 Искупанная Ева ужинает. Обычно, в такое время она уже спит, но сегодня особенный случай – день возвращения домой.

Бабушка стоит у плиты, снимает пенку с варенья.

– Мам, а ты когда умрёшь? – обращается Ева к бабушкиной спине.

Плечи старой женщины напрягаются, не поворачивая головы, она отвечает:

– Никто не знает, когда умрёт. А почему ты спрашиваешь?

– Если ты умрёшь, то меня в детский дом отдадут, как Ивановы.

– Кто такие Ивановы, при чём тут детский дом, и, вообще, откуда у тебя эти мысли? – бабушка уже стоит рядом, пытливо вглядываясь в лицо внучки.

Ева по-взрослому вздыхает, и, явно подражая, рассказывает о том, как неизвестная Люда Иванова приказала своему мужу отдать в детдом сына, у которого нет мамы:

– …и он, как миленький, отдал, и теперь они счастливо живут без этого сына, потому что у них есть своя любимая дочка. Понимаешь?

Бабушка молчит, бледнеет. Ева продолжает:

– Если ты умрёшь, то папа тоже, как миленький, отдаст меня в детдом, потому что у них, – показывает рукой в сторону окна, подразумевая город и, живущих там папу с мачехой, – теперь есть свой любимый сын.

Бабушка надвигается на Еву и сурово, как взрослой, громко говорит, чётко выговаривая каждое слово:

– Запомни раз и навсегда – я не умру, пока ты не вырастешь. Ты н-и-к-о-г-д-а не будешь в детском доме, и больше н-и-к-о-г-д-а не поедешь к папе. Я сама тебя буду возить в цирк, в парк, в театр. У меня есть знакомая в городе, если что, то будем ночевать у неё. И чтобы больше таких разговоров не было! Поняла?

Довольная Ева кивает – она услышала, что хотела. Мир восстановлен.

– Вот, свежую ба̀рбице попробуй с чаем, – бабушка ставит блюдце на стол.

– А почему она белая? – Ева дует на пенку.

– Потому что с крыжовенного варенья.

– А почему ты называешь пенку ба̀рбице? – вспоминает Ева, давно мучающий её вопрос, – Мама Светы тоже варенье варила. Я сказала, что люблю ба̀рбице, а она удивилась, что не знает такого слова.

Бабушка пожимает плечами:

– Так говорила моя мама. Наверное, это какое-то местное слово. Я тоже никогда не слышала, чтобы кто-то так называл пенку от варенья…

Ева хлопает в ладоши:

– А мы называем! Это наше, только наше домашнее слово Б-А-Р-Б-И-Ц-Е.

Красильников Максим. Забытое письмо

Когда Рома разбирал вещи и раскладывал их в комод, нашёл в нижнем ящике конверт. Старый, самодельный. Бумага уже пожелтела от времени. На конверте надпись «Открыть через десять лет» и дата «14.05.2004»

– Что это? – Вика выглянула из-за спины Ромы.

– Какое-то старое письмо, – Рома положил письмо обратно в комод.

– Не хочешь прочесть?

– Не сейчас. Давай вечером.

– Да ладно тебе, а вдруг там наследство или письмо о всемирном заговоре? – Вика взяла письмо и стала медленно вскрывать.

– Нет там никаких тайн и наследств, – Рома попытался отобрать письмо, но Вику это только раззадорило. Она смотрела на Рому с улыбкой, в то время как никчёмные попытки Ромы отобрать письмо всё с большим треском проваливались. Рома потянулся за письмом, Вика убрала руку за спину. Он за спину, она вверх, он подпрыгнул. Так продолжалось некоторое время, пока Роме не надоело, и он сказал:

– Ладно, вскрывай.

Вика даже завизжала от радости.

– Вот всегда ты так. Пользуешься тем, что я ниже тебя? – Рома сел на диван и потянул Вику к себе. Она вскрыла конверт и достала несколько листов бумаги и села рядом. – Ну что там?

Вика начала зачитывать письмо:

«Привет. Если ты читаешь это письмо, то возможно, уже прошло десять лет и ты не забыл о нем. А может, забыл и случайно нашёл. Но в любом случае это хорошо. Да, кстати, как твои дела? У меня сейчас всё хорошо. Вчера вернулся домой и вроде всё тихо. Ты наверно спросишь, откуда я вернулся, но начну по порядку».

II

Два дня назад, вернувшись со школы, дома ещё никого не было, я бросил рюкзак в комнате, пообедал и пошёл делать уроки. Отец вернулся с работы пьяный. Не обращая ни на что внимания, он завалился на кровать и тут же уснул. Этой картины было достаточно, чтобы понять, что вечером опять будет скандал. Сейчас отец проспится, сходит в магазин, купит ещё одну бутылку водки, а если денег не хватит, то зайдёт в аптеку, возьмёт боярышник, дома разбавит и опять напьётся. А там уже и мама придёт с работы. Чтобы не застать ссоры, я сел делать уроки. Как назло, задали очень много, а с моим желанием закончить побыстрее и пойти гулять, я ещё три раза всё переписывал из-за ошибок и не успел вовремя. Домой вернулась мама.

Отец ещё спал. Время подходило к семи часам, и я знал, что уже не смогу пойти на улицу. Я принёс домашнее задание маме на проверку, так как я был на контроле. После звонка учителя за несделанные уроки меня наказали и лишили просмотра мультиков и видео игр.

Отец проснулся поздно, когда мы с мамой уже планировали ложиться спать. Мы спим вместе. Не потому, что я боюсь спать один, а потому что мама не хочет спать с отцом и с его вечным перегаром, так мне мама сказала. А мне нравится. Мама меня нежно обнимает и прижимает к себе. В эти моменты я чувствую себя в безопасности.

На следующий день я ушёл в школу раньше мамы. По пятницам у меня проходил дополнительный урок по русскому языку. Ну как урок, учитель выделяла двадцать минут на меня, чтобы понять, насколько я продвинулся вперёд. На самом же деле мне так кажется, что это всего лишь ещё один контроль надо мной. Пришёл ли я в школу или опять прогуливаю.

В начале этого года я сдружился с Саней. Он же научил меня курить.

«Почувствуй себя взрослым» – говорил он мне. После мы стали прогуливать некоторые уроки, а потом и вовсе не приходить в школу, после чего нас поставили на учёт. Я перестал делать домашку да и вовсе с хороших оценок скатился до троек и двоек. Поначалу я во всём винил родителей, из-за их непонимания, пьянок и скандалов.

Учебный день закончился, и я побежал домой. Хотелось быстро сделать уроки и пойти гулять. Погода на улице была замечательная, майская. Можно уже и на речку сходить.

Когда я поднялся на четвёртый этаж, дверь в квартиру была открыта настежь. Я вошёл в прихожую. Тихо. Бросил рюкзак около вешалки и не разувшись, прошёл в комнату. На диване сидела мама. Она плакала. Я хотел спросить, что произошло, но с балкона вышел отец. На его лице виднелись свежие царапины и я понял – была очередная драка. Мои глаза наполнились слезами, и я выбежал из квартиры. Выбежал из подъезда. Пробежал мимо футбольной коробки, мимо школы, дальше через дорогу, а потом к старому заброшенному, двухэтажному зданию. Мы там часто гуляли, и я думал, может, кто там есть. Мне хотелось с кем-то поделиться, рассказать, что произошло, пожаловаться на свою жизнь.

Когда я поднялся по бетонной лестнице на крышу, там сидел Саня. Рюкзак на плечах, белая футболка, синие джинсы и дым. Он сидел и курил. Я подошёл ближе и увидел, что у его ног лежит маленький щенок. Он поднял свою коричневую мордашку, и весело завилял хвостом. Я взял щенка на руки, прижал к себе, а щенок лизнул меня в щеку. Мне стало так спокойно, я уже и забыл о произошедшем дома. Щенок продолжал лизать мою щеку, отчего я засмеялся. Саня же сидел хмурый и о чём-то думал. Он смотрел в одну точку, сигарета в его руке медленно тлела, пока не обожгла ему пальцы.

– Сань, ты где такую прелесть нашёл?

Саня продолжал сидеть молча. Я подошёл поближе и легонько дёрнул его за плечо. Он повернулся. Под левым глазом фингал, под носом запёкшаяся кровь.

– Кто тебя так?

– Да с Ванькой сегодня сцепился, – он достал из кармана сигарету и закурил. В подробности даваться я не стал, да и не хотел, мне своих проблем хватало. Саня встал с места и подошёл ко мне, взял щенка и прижал к себе.

– Так где ты нашёл этого малыша?

– Малыш… Классное имя. Да здесь гулял. Когда я пришёл, сперва спустился в подвал. Какой-то шум доносился, я думал там Тёма с друзьями, а оказалось вот, – Саня кивнул на щенка. Я стоял и гладил Малыша, а потом предложил:

– Слушай, пойдём на озеро, тебе всё равно умыться надо. Да и жара вон какая стоит.

– Пойдём, может кто из наших там ещё есть.

Мы спустились с крыши, вышли на улицу и пошли мимо частного сектора. Малыш сперва не пошел. Я его то и дело звал и наконец он увязался за нами.

До озера идти довольно далеко. Мимо новой школы, рынка, где зачастую Саня воровал разные мелкие брелки, сигареты. Они находились в таких маленьких коробках, и когда люди толпились, он незаметно брал и клал себе в карман. Саня ещё это называл заимствованием. Но я-то знал, что он ворует.

От рынка шла дорожка до заправки. От неё, если повернуть налево, то будет длинная дорога мимо гаражей и вела она в лес, за которым было озеро и деревня.

Когда мы пришли, на пляже никого не было. Только где тарзанка, рядом с оврагом на другой стороне озёра, купались деревенские ребята. Туда мы не ходим. Глубоко и много битого стекла. Как-то раз я себе там ногу поранил, да так сильно, что обычным подорожником, дело не обошлось, и Тёма порвал свою футболку, чтобы перевязать мне рану.

– Кто первый? – Саня бросил рюкзак рядом с кустом и начал раздеваться. Футболку и джинсы он бросил на рюкзак, обувь поставил рядом. Я же всё повесил на куст, кроссовки поставил рядом с рюкзаком. Малыш бегал рядом.

Мы встали на берегу. Саня сделал шаг в воду и тут же вышел.

– Холодная!

– Да ладно тебе, – я сделал шаг в воду. И правда, холодная. Я шёл в глубь озера, постепенно привыкая к воде. Когда вода была мне по пояс, я нырнул.

– Давай сюда, вода как парное молоко, – крикнул я Сане, а сам стоял и пытался унять дрожь.

Саня сделал шаг в воду и медленно пошёл ко мне. После пары нырков мы вылезли. Губы синие, тело покрылось мурашками. Саня принялся разводить костёр. Он наломал палок от кустов, я же нашёл сухие палки и приволок их. Когда костёр был готов, мы сели около него уже одетые и постепенно согревались. Малыш лежал рядом.

Саня сидел молча и смотрел, как горит огонь. Когда огонь затихал, я ходил за новыми палками и подкидывал их в огонь. Неподалёку лежала сломанная ветка. Длинная и тяжёлая. Я попытался её приподнять, но ничего не вышло.

– Сань, давай притащим вон ту ветку, а то я уже устал постоянно бегать за палками.

И мы с Саней притащили её. Эта ветка больше походила на маленькое дерево. Ветка, а на ней ещё много-много веток.

Так, за за костром мы просидели до самого вечера. Солнце уже заходило и нужно было возвращаться домой.

– Ну что пойдём? – предложил я.

– Давай ещё чу – чуть посидим. Я ещё не до конца высох, – Саня вытянул руки над костром. Мы сидели так, пока костёр совсем не потух и не остались одни рыжие угольки. Солнце почти зашло, а угли были такими яркими, что я не мог оторвать глаз.

– Слушай, а может, не пойдём домой? – Саня лёг на спину и уставился в небо. – Всё равно сейчас приду и получу по шее, что домой не пришёл, за драку. Сто процентов даю, что мама Вовки уже позвонила моим родителям и нажаловалась. А? – он перевернулся набок, – зато представь, в школу не надо, сами по себе, как в мультике про кота, помнишь?

Я кивнул.

– Да, где-то жить нужно, можно сделать шалаш из подвала, той заброшки. Кстати, там и раскладушки есть, Тёма принёс, кресло старое, они даже диван хотели принести и сделать что-то вроде комнаты. Мыться? Мыться можно и в озере. Еда, ну поклянчим денежек, нам не впервой. Ну так что? – Саня смотрел на меня, а его глаза блестели от идеи побега. Я же сидел и видел резонный выход от своих домашних проблем. Да и тем более мама всегда на работе, а отцу важна только водка. Тем более, он сам говорил:

«Единственное счастье – это полный стакан водки и томатного сока».

Взвесив все за и против, я сказал:

– Я согласен.

– Вот тогда и торопиться некуда, – ответил Саня и перевернулся на спину. Я лёг рядом, а Малыш положил голову мне на руку.

Когда совсем стемнело и погасли угли, мы начали собираться. Ветер усилился и пробирал до самых костей. Малыш прижимался ко мне всё сильнее, и я чувствовал как он дрожит. Хоть от углей и шло тепло, но его было недостаточно чтобы мы согрелись. Саня взял рюкзак и мы направились обратно к заброшке. Пока мы шли, Саня достал мобильник, вытащил симку и выкинул.

– Зачем ты это сделал?

– Чтобы ни дозвонились, – Саня включил фонарь. Я достал свой телефон и последовал примеру. Мобильник я всегда держал на беззвучном. Есть у нас в школе любители звонить во время уроков и меня неоднократно за это наказывали. Когда я включил телефон, то увидел несколько пропущенных звонков от мамы. Но уже было поздно. Симка валялась где-то в кустах, а мы шли в новую жизнь. Без забот, родителей и школы.