Текст книги "Ричард Длинные Руки — гроссфюрст"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

Святой Петр трижды за одну только ночь отказался от Христа, причем – всерьез, но все равно тот поставил его главой церкви. Я для того, чтобы завлечь Гиллеберда, отказываюсь от Христа перед некромантом и намекаю, что паладинство – только прикрытие, а на самом деле я та же сволочь, что и Гиллеберд, только умнее, моложе и амбициознее. Потому служить лучше мне, а не тому старому пердуну…

А во дворце, несмотря на мой приказ бдить и не расслабляться, у наших морды счастливые, еще не осознают, что вообще-то мы влезли в ловушку в том смысле, что да, победители, но если Фальстронг с севера и Барбаросса с юга не подойдут вовремя, этот захваченный город может оказаться мышеловкой.

А пока да, победа блистательная, герцог повергнут, значительных сил в Турнедо поблизости от столицы больше нет. Основное войско под руководством Гиллеберда сковано тяжелыми боями с армией Барбароссы на юге, а на севере страны местные лорды спешно организовывают оборону против наступающего Фальстронга.

Еще пару дней, и стену смогут преодолеть только с помощью лестниц, а за неделю-две мы поднимем ее так, словно никакого подземного толчка здесь и не случилось.

Меня потряхивало с немалым запозданием, когда потрясенно понимал, какая дерзостная операция завершилась успешно. Правда, от безысходности чего только не измыслишь, в какую только отчаянную авантюру не влезешь…

Мои рыцари тоже никак не могут поверить в предерзостную победу, но в город толпами валят родственники погибших лордов, им выдаем тела, соболезнуем, однако записываем, кто именно погиб и какими землями владел.

Сэр Вайтхолд подбежал ко мне, непривычно бойкий, в глазах восторг, спросил торопливым шепотом:

– Мы такой огромный ломоть отхватили… Как удержим?

– Выработаем доктрину, – ответил я, – и будем над нею работать.

– Доктрину… Какую?

– Я ее уже выработал, – сообщил я. – Долго ли, умеючи?..

– И, – проговорил он почтительно, стараясь догадаться, что это за доктрина, – какая она?

– Простая, – сообщил я. – Мы должны иметь достаточно мощи, чтобы отразить предательское и ничем не спровоцированное нападение двух соседних королевств на наше мирное население, занятое внедрением демократии в свои и чужие ряды!..

Он подумал, сказал нерешительно:

– Значит ли это, что у нас должна быть армия, равная по мощи двум армиям соседей?

– Разве я не это сказал? – спросил я сварливо.

Он поклонился.

– Простите, но защищаться в крепостях можно и малыми силами.

Я сказал сердито:

– Я говорю, как культурный человек, самое важное не договаривая!.. Культурные люди всегда застенчивые. Как вот я. Конечно же, сэр Вайтхолд, наша армия должна быть по мощи равной и даже чуть более равной… Надеюсь, вы понимаете, о чем я культурно говорю?..

Он сказал с подъемом:

– Да, ваша светлость! Как же я люблю культуру! А правда, что всех, кто против культуры, будем сажать на колья?

– Нет, – ответил я, – это грубо. Только вешать, ничего лишнего. Мы не должны проливать кровь!

– Ах да, – спохватился он, – мы ж гуманисты.

В королевский дворец я вернулся поздно ночью, усталый, грязный, как свинья, измученный до крайности, хотя вроде бы ни с кем не воевал и даже не дрался. Хорошо бы принять ванну, но пока что слуг Бальза сумел собрать только для самых необходимых нужд: кухни, пекарни, конюшни, кузницы, шорницкой, так что либо наливать воду в корыто будешь сам, либо ложись спать так, нечего разнеживаться, будь мужчиной.

Стражи пока спят в залах и коридорах, нам сейчас важнее безопасность, чем красивости. Я прошел залы и поднимался по лестнице, и на каждом шагу меня ощупывали взглядами, вытягивались и стукали в пол тупыми концами копий, в королевских дворцах так не принято, но здесь пока не королевский дворец, а отбитое у врага и захваченное здание.

Направился было к спальне, но вдруг всплыло воспоминание о тех двух стальных гигантах, что так напугали меня в первый визит к Гиллеберду. Что-то я их не видел еще, а это значит, что они появляются только по приказу Гиллеберда…

Я развернулся и пошел к кабинету, там вытряхнул на стол медный кувшин, до сих пор таскаю за собой, как дурак, не могу расстаться, сделал себе большую кружку горячего сладкого кофе и ухватил ее обеими ладонями.

Краем глаза увидел едва заметное движение, резко развернулся. Кри смотрит с ужасом, брови приподнялись, а рот красиво округлился и стал похож на большую букву О.

– Нет!.. Только не это…

Я проследил за ее взглядом, на середине сверкает вытертыми до блеска боками медный кувшин.

– Что случилось?

Она дрожащим пальцем указала на кувшин.

– Кто тебе это принес?

– Я сам…

– Ты сумасшедший! Выброси! Или спрячь так, чтобы никто не смог отыскать…

Я спросил ошалело:

– Но почему? Что там внутри?

Она начала набирать дыхание для ответа, но так и замерла. Я ощутил некую опасность, быстро огляделся, с пространством что-то творится, резко и неожиданно затрещало, пахнуло озоном.

Посреди комнаты вспыхнул ослепляющий свет, что не слепит, однако каждая пылинка в комнате обрела резкость, могу видеть самых мелких микробов, а в центре медленно и трудно возник огненный шар, превратился в огромную пылающую фигуру.

– Ричард, – прогремел страшный и могучий голос, – что ты с собой сделал…

Я вскричал счастливо:

– Тертуллиан!.. Как же я рад!..

В пылающем огне проступили страшные огненные глаза, а когда Тертуллиан заговорил, я видел уже могучую голову, высокие скулы и тяжелую нижнюю челюсть, где рот полон огня.

– Ты уходишь, – прогромыхал голос, чувствовалось, что Тертуллиан старательно приглушает его, стараясь соответствовать миру, в котором проступил. – Ты уходишь во тьму, Ричард!

Я возразил, сразу ощетиниваясь:

– Почему это?.. Просто смотрю на жизнь реалистичнее других… и действую понятнее. Только и всего!

Он сказал яростно:

– Реалистичнее? На жизнь? Скажи еще – и на людей?

– И на людей, – настороженно сказал я. – А что?

Он вспыхнул таким ярким огнем, что я зажмурился, а в горящей темноте прогрохотал гневный голос:

– На людей? Как можно смотреть на эти сосуды греха реалистично?.. Это же грязные похотливые животные Если их хоть раз увидеть такими, какие они есть, можно сразу удавиться. От тоски и безнадежности, что достичь Светлого Царства Небесного на земле никогда не получится! Но мы должны верить в немыслимое, Ричард!.. Только так мы можем заставить себя идти по бесконечной дороге трудностей и лишений, даже не замечая, что очень медленно, но становимся чище!

– Credo quia absurdum est, – пробормотал я. – Верую, ибо абсурдно…

– Надо верить, – сказал он яростно, – и пусть торгаши считают тебя сумасшедшим не от мира сего!.. Они все осыплются и забудутся, как шлак с новорожденного меча, а ты засияешь, аки звезда во мраке…

– Не я, – возразил я неохотно, – но какие-то там потомки…

– А что есть человечество, – вопросил он в изумлении моей тупостью, – как не один человек, пребывающий вовеки?

Я посмотрел на него удивленно, такая странная идея не приходила в голову, хотя что-то в ней дикое и настолько абсурдное, что может оказаться пронзительной правдой.

– Ты хочешь сказать, – пробормотал я. – Господь не лишил Адама и Еву бессмертия?

Он ответил в удивлении:

– Нет, конечно! А ты не знал?

– Не-а… Где-то глуплю…

– Подумай, – сказал он настойчиво, – и все станет ясно.

Я добросовестно подумал, ответил нерешительно:

– Господь не отнял у людей бессмертие, а только раздробил его на… части, так?.. Отдельные части смертны, а общий человек бессмертен?

Он широко улыбнулся огненным ртом, став похожим на пылающую комету.

– Ну вот, понял. Теперь понимаешь, почему тебе нельзя сползать во Тьму? Ты погубишь не только себя и своих потомков, но и очень многих вокруг. Из-за тебя в Царство Небесное на земле войдут позже… а то и не войдут вовсе. Ричард, в древний и дряхлый мир впервые пришла вера! Вера в Бога. Язычникам вера не нужна, их примитивные боги просты и понятны, точно так же едят и пьют, ссорятся, прелюбодействуют…

Я кивнул.

– Знаю.

– А наш Бог, – прогремел он мощно, – непостижим, потому в него можно только верить! И это новое… чего не было в старом мире язычников, я говорю о вере, поведет… уже ведет!.. человечество вперед и ввысь, в то время как… топталось… и должно было топтаться на месте!

Я пробормотал:

– Ты даже не представляешь, как ты прав.

Он оскорбленно фыркнул:

– Еще бы!.. Когда я был не прав?.. Потому меня страшатся как в аду, так и на небесах. А тебе скажу, ты уже увяз во Тьме, чего сам не замечаешь!.. Я не знаю, сумеешь ли выбраться?.. Но хотя бы постарайся не утонуть там… слишком быстро.

– Побарахтаюсь, – пообещал я угрюмо. – Может быть, второе дыхание откроется. Или, что совсем уж невероятное, совесть начнет грызть.

Он громыхнул:

– Тебе надо в Храм Истины. Что на Севере.

Я сказал недовольно:

– Зачем? Там истину не нашли, как я слышал…

Из огня донеслось:

– Те люди… они прошли… и близко!.. Или высоко, где светочно… Тьма выгорает в жаре их сердец и душ.

– Тертуллиан, – сказал я, – я как только, так сразу, обещаю!.. Но дел столько, голову некогда поднять…

Свет медленно мерк, я видел, что Тертуллиан старается что-то сказать, но то ли я слишком уж в темной броне, то ли ему не позволяют, он все-таки воевал с ними, его идеи не принимали, хотя его credo quia absurdum est стало основой христианской веры, да и ислама тоже, он слишком революционен, мне нравится его утверждение, что во Христе мы не получим полноту откровения, что оно еще не закончено, но находится в процессе завершения благодаря действию Святого Духа, то есть Господь не сидит сложа руки, а все еще в творении.

Наверное, только потому, что он такой вот, резкий и яростный, и может прорываться в наш мир, и хотя лишен возможности вмешиваться лично, но другие отцы церкви и того не могут.

В кабинете стало темно, даже горящие ярко свечи не рассеивают странный мрак, что начал подбираться пугающе настойчиво. Я перевел дыхание, сказал себе твердо и напористо, что было всего лишь чересчур ярко, а когда глаза привыкнут, то и в темноте… жить можно.

Блестящее озарение Тертуллиана вызвало гнев церкви, его обвинили в ереси, дескать, никто больше не придет и ничего не создаст новее, но Тертуллиан как-то предвидел приход Мухаммеда с его исламом, в котором Христос займет место величайшего пророка и Верховного Судьи на Страшном Суде.

Так что если Тертуллиан сказал, что я уже во Тьме не по колено, а по горло, то наверняка знает, что говорит. Но я еще не захлебнулся. Еще нет. Еще держу губы плотно сомкнутыми.

Крис с прежним укором в глазах смотрел с портрета, там все застыло, ни листок не сдвинется на ветвях, словно огненная святость Тертуллиана сожгла все, что он не одобряет.

– Вот видишь, – сказал я ей то ли виноватенько, то ли с упреком, – тебе там хорошо, а тут не совсем уж… Даже очень не совсем.

Она не откликнулась, хотя чувствую, что смотрит, видит, следит, а мне пока некогда урвать время, чтобы попытаться хотя бы узнать от нее больше о том мире, откуда она, и вообще не бросать это на полдороге, даже не на полдороге, а на первом же шаге, как у меня это в порядке вещей.

С горькой усмешкой вспомнился медный кастет, подаренный отцом Дитрихом, так ни разу и не вдел в него пальцы, геммы и странные механозародыши, куча волшебных мечей, что набрал еще годы тому: красный, зеленый, озерный, ночной, а все эти Небесные Иглы, Костяные решетки, сейчас вот выкопал кувшин, а если не сумею вот прямо сейчас, то так и останется среди других непознанных. Увы, у человека только двадцать четыре часа в сутки, и на что бы ни тратил, обязательно урывает от других дел.

От картины донеслось:

– Рич, что происходит?.. Я ничего не понимаю..

– Я тоже, – признался я. – Чем больше живу и понимаю, тем больше не понимаю. Такое может быть?

– Нет, – прошелестел ответ. – Не знаю…

– Я тоже, – сказал я. – Иди ко мне.

Она смотрела испуганными глазами, мне показалось, что если в прошлый раз готова была сойти ко мне для определенного рода забав девочка, легкая на все такое, то сейчас ей страшно, и там, в раме, гораздо уютнее.

– Ты такая красивая, – начал я плести привычную хрень, – а красота – всенародное достояние, ее нельзя таить и пользоваться в одиночку, это эгоистично, ты должна делиться со мной, красота облагораживает, я вот сразу становлюсь лучше, как только с тобой пообщаюсь, и чем ближе и теснее, тем лучше…

Она слушала, слушала, в ее лице пока не видно, но должна успокаиваться, такая словесная ерунда обладает гипнотическим эффектом, как утверждают специалисты, расслабляет, способствует пищеварению и вообще продлевает жизнь, а как же, продлевает…

В конце концов я протянул руку, и она, опершись на мои пальцы, соскользнула в комнату легко, как пушистая белочка, пугливая, но страсть как любопытная.

Похоже, ее мир был совсем другим, сейчас здесь «под старину», мода такая, да.

Мы пили вино, заедали пирожными и фруктами, она всему удивлялась и восторгалась, беспечная и веселая такая птичка, всегда чирикающая и щебечущая, слушать не обязательно, но в ее присутствии сразу как бы светлее и легче.

Я боялся, что платье у нее одно целое с ее кожей, и шумно вздохнул, когда удалось стащить довольно легко, обнажив безукоризненное тело, покрытое ровным красивым загаром.

Кри удивленно оглянулась.

– Что случилось?

– У тебя и спина безукоризненная, – сказал я искренне. – Я еще не видел ничего стройнее и… пропорциональнее.

Она сказала весело:

– Правда?

Я осторожно обнял ее.

– Еще какая правда. Я даже страшусь поверить. Тебя не фотошопили?

Она посмотрела на меня в изумлении.

– Ты о чем?

– Ну, такая фигура у тебя от рождения?

Она засмеялась.

– Ну что ты! Маленькой я была крохотной и толстой.

– Никогда не поверю, – сказал я. – Красивее тебя нет женщины на свете.

Лгун проклятый, мелькнула мысль, но в то же время всякий раз говорю эти слова искренне, что за удивительное существо создал Господь, просто шалею от него, от себя то есть, и всегда восторгаюсь.

Она все больше оживала, начинала дурачиться, строила рожи, часто и весело смеялась, в такие минуты становилась совсем очаровательной, и я понимал, почему именно ее Гед взял с собой в путешествие по диким местам.

В то же время, как мне показалось, часто прислушивалась с некоторой тревогой к чему-то, и когда однажды за дверью послышались тяжелые шаги, вскрикнула испуганно:

– Это Гед!..

Я удержал ее:

– Это не Гед, лапушка, точно не Гед…

– А ты откуда знаешь?

– Здесь я хозяин, никого ко мне не пропустят… в смысле, к нам, не волнуйся…

– Точно?

– Точно-точно!

– А то ведь квенды приходят сами, когда изволят… Их даже не пробуют останавливать.

– Никакие квенды сюда не войдут, – заверил я. – Я правлю всеми, даже квендами.

Она прошептала, закрывая глаза и раскидывая руки:

– И чтоб Гед нас не застал…

– Не застанет, – сказал я. – Точно!.. Он слишком… далеко. А в коридоре мои слуги.

По ее лицу видно, что не поняла, что такое слуги вообще, но не спросила, а я потрясенно подумал, что если самые первые фотоснимки давали плоское черно-белое изображение, то этот передает даже характер и повадки. Похоже, она изменяла некоему Геду, мужу или любовнику, или намеревалась изменить, снимок запечатлел и это, и теперь вот прислушивается и оглядывается, но зато этот страх быть застигнутой в постели с другим придает ее адюльтеру добавочную остроту и пикантность.

Глава 11

Каждый день с утра в кабинет Гиллеберда, а теперь мой, сходятся военачальники с докладами: как, что и где. Сегодня виконт Каспар сообщил, что из деревень и сел никто по своей воле не везет продукты, приходится реквизировать как муку, так и скот, кормить надо не только свое войско, но и жителей города, сэр Вайтхолд возразил, что забирать стоит только скот, а зерна в хранилищах запасливого Гиллеберда на десять лет хватит, Турнедо всегда славилось самой лучшей пшеницей во всех окрестных королевствах, зерна крупные, мука сытная, с приятным вкусом и запахом. Каспар сказал, что все равно будет забирать и зерно, пока не станут возить добровольно и продавать на рынке.

– Это хорошо, – сказал я сумрачно, – что наша деятельность постепенно распространяется и за пределы городских стен. Это… правильно. Только хочу объявить еще одну важную вещь…

Все затихли, насторожились. Сэр Вайтхолд сказал вопросительно:

– Ваша светлость?

Я посмотрел в окно на огромное багровое солнце, приближающееся к верхушкам далекого леса.

– Истек срок одной военной тайны, – сообщил я.

Лорды переглянулись, посерьезнели. Сэр Вайтхолд выпрямился, посмотрел гордым соколом.

– Ваша светлость, – сказал он с готовностью, – мы все… внимаем!

– Я заключил твердый и нерушимый союз с гномами, – объявил я, – о чем раньше нельзя было говорить. Ну, вы понимаете, почему.

Они все смотрели ошалело, только сэр Вайтхолд ответил растерянно:

– Вообще-то… нет…

Я сказал державно и успокаивающе:

– Это еще лучше. Отныне никто не смеет причинить им вред! Помните, это гномам мы обязаны тем, что крепостная стена опустилась под землю, чтобы мы ворвались в город так неожиданно… даже для себя!.. За это я отдал им Опаловую Гору, что все равно нам не принадлежит, а они за это будут делать для нас оружие и доспехи. Вы знаете, что такое гномья работа.

Их глаза вылезали из орбит, на мордах радостное изумление, наконец сэр Вайтхолд заговорил, явно выражая общее мнение:

– Ваша светлость… да за такое хоть две горы! А я-то голову ломал, как это стена вдруг сама…

Рыцари зашумели, я перевел дух, никто не говорит, что гномы – уроды, все довольны, что их вожак вот так ловко все подгребает в свою пользу, а значит, и в их, мы же одна рыцарская семья, один отряд.

Я снова сделал значительное лицо и важно посмотрел в окно на солнце. Все затихли, ждут, я выждал надлежащую паузу, сделал довольное лицо.

– Оо-оп! Есть… истекло время еще одной военной тайны… хотя это не столько тайна, как воинский секрет, вы же понимаете разницу?

Они на всякий случай покивали, знают и понимают, хотя даже я не усмотрю ее в упор, сэр Вайтхолд, уже превращаясь в рупор рыцарской общественности, сказал торопливо:

– Да-да, ваша светлость! Мы внимательно слушаем! И никому не выдадим.

– Вторая тайна в том, – сказал я раздельно и посмотрел на них державным оком, – хотя это больше секрет… гм… но сейчас это не так важно, мы же не в дипломатическом корпусе, я здесь с надежными и преданными мне, надеюсь, друзьями…

Кто-то из рыцарей выхватил меч и, опережая сэра Вайтхолда, прокричал приподнято:

– Слава его светлости!.. За ним – хоть в ад!

Другие дружно прокричали:

– Слава!

– Да здравствует!

– Ще нэ вмэрла!

– Всегда вместе!

Я поблагодарил широкой улыбкой на моем честном и открытом лице, вытянутыми вперед руками пригасил взрыв рыцарского энтузиазма.

– Конечно же, – сказал я торжественно и печально, – я не стал бы тревожить доблестно павших героев. Старая гвардия пусть так и побудет в стратегическом резерве, а просто-напросто воспользовался, как любой из нас бы сделал наверняка, помощью… эльфов.

Они снова ахнули и застыли с раскрытыми ртами. Сэр Вайтхолд пробормотал:

– Эльфов? Но как же…

Я отмахнулся.

– Да просто. Я человек мирный, со всеми общий язык найду. А эльфы, как дети… Хотя стрелки изумительные. Это они помогли так истрепать элитную конницу герцога Ярдширского, что до столицы добрались жалкие ошметки!..

Я ожидал какой-то бурной реакции, однако на этот раз все почему-то застыли, переглядываются ошалело, один наклонил голову и что-то шепчет соседу, тот пожал плечами.

Сэр Вайтхолд взглянул в упор, я ощутил некоторое замешательство, что-то идет не так, хотя, на мой взгляд, эльфы ничуть не хуже гномов, а если уж совсем честно, то красивше, а их женщины так вообще, не могу спокойно вспоминать Гелионтэль, чтобы не бросило в жар, а кровь не пошла бурными толчками от сердца намного ниже.

– Ваша светлость, – произнес сэр Вайтхолд с великим недоумением, – но… как?

– Что? – осведомился я с некоторой тревогой.

– Как вы могли? – спросил он.

Я не понял вопроса, но ответил на всякий случай гордо и высокопарно, мы же белая кость:

– Человек все может! А благородный – даже больше! Поскреби рыцаря, даже короля…

– Нет-нет, – сказал он торопливо, – я имею в виду, как сумели? Гномы, эльфы… Они же друг друга не переносят! Не чревато ли такое…

У всех вид такой, что да, это самое важное, а сам союз – хорошо, пусть. Их сюзерен себе, а также им никакой союз во вред не заключит.

Дыхание мое пошло спокойнее, я сказал уже с чувством облегчения:

– Говорил с ними по отдельности, что и понятно, мы же все дипломаты, или как? Ах, вы еще не женаты… Общаться как с гномами, так и с эльфами совсем нетрудно. Я человек или нет? А раз человек, то я хозяйственный и даже скуповатый гном в душе и по привычкам, верно? В то же время я – одухотворенный эльф внутри и вообще, иначе какой из меня рыцарь?.. А еще, если уж совсем начистоту, мы же братство, чего уж друг от друга таиться, я также и тролль… ну, временами, как все мы, если честно. Ну, если совсем уж правду, во мне спит, изредка просыпаясь, еще и лютый огр… Мы ведь люди, сэр Вайтхолд? Значит, все в нас есть, даже кентавры! Да что там кентавры, даже простые жеребцы… Вон вы сразу ржете и землю копытом роете, когда главную повариху дворца видите!

На лицах военачальников проступили улыбки, вовремя сказанная шуточка снимает многие вопросы.

Сэр Климент сказал деловито:

– Я сейчас же разошлю приказ не чинить вреда гномам и эльфам. А троллям можно, ваша светлость?

Я подумал, махнул рукой.

– Вообще-то со здешними троллями я тоже некогда заключил союз, чтобы переселились из моего Орочьего леса в леса поглубже в Турнедо, тут должны были партизанскими набегами отвлекать Гиллеберда от нападения на Армландию… это я тогда уже мудро предусматривал, хотя и сам не понимал, что творю, но это бывает наитие такое…

Сэр Вайтхолд сказал быстро:

– Да-да, как сейчас помню…

Виконт Каспар прервал:

– Видать, слабо отвлекали. Или все пали смертью храбрых, выполняя ваше мудрое и высокое повеление.

– Да и далеко это отсюда, – согласился я, – а с местными племенами договора нет. Так что да, троллей – можно!.. Что с горожанами? Это еще те тролли!

Все повернулись к сэру Клементу, это на его плечах, он поклонился и сказал ровным голосом:

– Настроение меняется в нашу пользу. Они были свидетелями ужасного разгрома войск их прославленного полководца, а также видели трупы почти всех его лордов. Похоже, даже самые упорные пали духом, ваша светлость! И уже начали сотрудничать. Открылись базары, лавки, еще я разрешил прежней городской страже патрулировать улицы… конечно, вместе с моими людьми.

– Отлично, – сказал я с облегчением. – Объявите везде, что раз Гиллеберд не сумел их защитить, что он обязан был сделать, то они вправе принять покровительство более сильного, это непреложный закон природы.

В коридоре загремело железо. Послышались голоса, мои стражи кого-то остановили, судя по сердитым голосам, в дверь заглянула голова в круглом шлеме, отыскала меня взглядом.

– Ваша светлость, гонец от разведчиков виконта Каспара!

Я сказал быстро:

– Давай его сюда.

В комнаты быстро вошел запыхавшийся молодой парень в кожаных латах, лохматый и с топориком за поясом.

– Ваша светлость!

– Что за новости? – спросил я.

Он сказал быстро:

– Ваша светлость, я мчался из Армландии! К Его Величеству королю Гиллеберду докатилась весть о падении его неприступной столицы!

– Так-так, – сказал я встревоженно, – что еще?

– Он бушевал полдня, – доложил он торопливо, захлебываясь словами, – затем в ярости оставил армию на своего самого доверенного полководца, барона Хоффманна, он должен сдерживать натиск фоссанцев и шателленцев до его возвращения, а сам с отрядом отборной рыцарской конницы мчится сюда! Я обогнал его, боюсь, очень ненамного, хотя у меня самый быстрый конь в отряде!

Он смотрел преданно и встревоженно, я ощутил, как в животе что-то начало завязываться тугим узлом, но заставил себя беспечно улыбнуться.

Сэр Вайтхолд произнес со значением:

– Барон Хоффманн, армландский лорд… самый доверенный полководец?

Гонец взглянул на меня, я кивнул, разрешая ответить, он произнес утвердительным тоном:

– Да, это тот самый.

Сэр Вайтхолд произнес с чувством:

– Говорят, нет более заклятого врага любой страны, чем предавший ее!

– Все равно Гиллеберд опоздал, – сказал я громко, чтобы слышали все. – Герцог Ярдширский, к нашей удаче, был смел и отважно рыцарственен. Как все-таки хорошо, когда имеешь дело с благородными противниками!

– Хорошо, – подтвердил сэр Вайтхолд.

– Замечательно даже, – сказал я, – когда враги благородные и чистые, а еще очень страшатся показаться в глазах соратников нерешительными или позорно расчетливыми!

Сэр Вайтхолд сказал довольно:

– Как хорошо, что и мы такие!

– Именно, – поддакнул я. – Безумству храбрых…

Сэр Вайтхолд возразил:

– А что герцогу оставалось? Ждать Гиллеберда? Мы стены подняли бы еще выше!.. Что делать будем, ваша светлость?

– Не думаю, – сказал я, – что с Гиллебердом большой отряд. Он узнал только о падении столицы и пока еще рассчитывает возглавить войско Ярдширского. Как стратег, наш благороднейший герцог в подметки не годился такой сволочи, как Гиллеберд, что мы и доказали с блеском. Так что король без армии нам не страшен… если не выкинет какого-либо финта.

– А если все-таки?

Я вздохнул.

– Надо свой выкинуть раньше. Сколько ему добираться сюда?

– Думаю, через неделю может оказаться здесь!

Я выдавил на лицо беспечную улыбку.

– Неделя – это вечность, как говорят мудрые светлячки, сам слышал. Мы успеем достойно встретить Его Величество, мало не покажется.

Озабоченность покидала их лица, очень уж Гиллеберд нагнал на всех страху и убедил в своей исключительной победоносности, но в то же время видят мою готовность оборвать этим слухам крылья, как муравьи обрывают их мелким мухам.