Текст книги "Ричард Длинные Руки — эрцпринц"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

В лагерь вернулись уже ночью. Несколько десятков рыцарей, узнав, что позади тащится шателленский герцог Мидль, охраняя захваченную добычу, тут же вызвались выехать навстречу.

Удерживать их не стали, и вскоре стук копыт отдалился и затих, а потом в ночи растворился и свет факелов.

Я еще некоторое время интеллигентно порефлексировал, надо ли было оставлять раненых и убитых воинов противника вот так, беспомощными, но уговорил себя, что мы их не звали в наши мирные земли, где крестьяне заняты радостным трудом на благо, и вообще там не все раненые, есть и здоровые, вот пусть и помогут своим сослуживцам. И пусть скажут спасибо, что не прирезали всех, как было с пленными вроде бы при Азенкуре.

– Зигфрид, – сказал я, не высовываясь из шатра, – вели позвать Норберта, Макса, Клемента, Зигмунда, Сулливана, Геллермина… Да еще графа Арнубернуза. Если увидят еще не пьяного Фродвина, то можно и его!

В ответ донесся его бодрый голос:

– Сделаю!

Когда они входили один за другим в шатер, я корпел за картой на столе, а их всех отправлял эффектным и властным жестом, уже научился, на две длинные лавки вдоль стен.

Стараясь выглядеть уверенным и невозмутимым, это необходимо, внутри я чувствовал себя достаточно трусливо. Не из-за страха, что прибьют, здесь меня защищает стража и Бобик, а в ожесточенную сечу уже могу и не лезть, научился пренебрегать мнением дураков, что вождь должен первым лезть в бой и последним выходить. Это можно только во главе небольшого отряда, но не армии, где нужно с высоты видеть все и вовремя предпринимать контрмеры на действия противника.

Трусость в том, что впервые разрабатываю стратегию для ведения большой полномасштабной войны, и хотя да, я орел и мудрец, все знаю и понимаю, но вон даже руки трясутся, а в животе кишки завязываются в тугой узел.

Это даже не столкновение с другим королевством, они все достаточно мелкие, сейчас по факту сшибка двух империй и – хуже того! – соревнование двух идеологий. Самое гадкое в том, что идеологии по сути одинаковые: Мунтвиг воздел над своей отвратительной харей точно такое же знамя священной войны за ценности христианства, как и я над своей одухотворенной и прекрасной, гад, убить его мало, сволочь, опередил.

– Кто переходит к обороне, – сказал я наконец и повернулся к ним, – тот в конце концов проигрывает…

Альбрехт, Макс, Зигмунд, Клемент, Геллермин – все в почтительном молчании стоят возле лавок, хоть я велел всем сесть. Но это мог быть всего лишь жест вежливости с моей стороны, ни один благородный воспитанный человек не будет сидеть, если в комнате стоит леди или их сюзерен.

Только графы Арнубернуз и Фродвин поглядывают с недоумением, я вообще-то должен бы пригласить Меганвэйла, как их командующего…

– Начнем, – продолжил я, – хотя бы в единичных случаях перехватывать инициативу… что мы уже начали делать по мелочи. Ладно, перехватывать инициативу – согласен, громко сказано, но мы в самом деле можем и должны показать, что способны не только выставлять рога в глухой обороне, но и…

Арнубернуз воскликнул с воодушевлением:

– Да, пора! Ударим всей силой!

Я поморщился.

– Дорогой друг, о вас речь пойдет в самую последнюю очередь. Для удара по Мунтвигу понадобятся дисциплинированные командиры. Храбрость и отвага – потом, но сперва – дисциплина. А Меганвэйл о вас отзывается больше как о безумном храбреце, умеющем повести усталые войска в самую отчаянную атаку.

Он смутился и опустил голову, остальные посмеивались и толкали его в бока. Таких простоватых любят все, это к умникам относимся настороженно.

Голоса стали громче, все вытянули шею и рассматривают карту с расположением войск.

Граф Фродвин поинтересовался:

– И как вы собираетесь ударить?

– Я еще не придумал, – ответил я мирно, – просто идея…

Он кивнул, делая вид, что поверил, я жестом пригласил всех к карте.

Размером на весь стол, она достаточно точно показывает все реки, города и дороги, а я еще нанес горы, леса и болота, показывая, что нам нужно знать больше, чем жителям Бриттии. Мы при необходимости пройдем и через лес, а то и через болото, если это понадобится для победы.

Первым опять же начал предлагать варианты Арнубернуз, остальные присматривались, пальцами высчитывали расстояние, уже зная, что на карте с таким масштабом ноготь мизинца покрывает расстояние дневного конного перехода, а ноготь большого пальца – форсированного.

Я слушал всех, рассудительных и не очень, осторожных и чересчур горячих, наконец сказал растроганно:

– Спасибо, спасибо всем!.. Как я и ожидал, вы полны решимости отстоять наш цивилизованный мир от натиска мракобесия и тьмы со стороны диких орд Темного Властелина!.. И мы отстоим наши недемократические завоевания и наше право на!.. Отныне!.. И так мы всегда прямо и смело, с раскрытыми сердцами!.. Благодарю вас, мои друзья, вы все очень помогли, Господь зачтет вам вашу готовность нести его слово в угнетенные страны.

Они все вышли, только Альбрехт остался по моему незаметному для других знаку.

Я молчал, он выждал и спросил негромко:

– А теперь что?

– Работа, – ответил я. – Пригласи ко мне Макса, Клемента, Зигмунда, Сулливана.

Он сказал понимающе:

– Чтобы остальные не видели?

– Ну… не особенно привлекая внимание, – согласился я. – Остальные пусть пируют. Они заслужили. Предупреди, что это как бы тайное совещание. Не в смысле тайное от соратников, а чтоб не мешать им праздновать и наслаждаться победой. Дескать, кто-то заслужил отдых, а кому-то предстоит еще поработать. Уточняя и дополняя.

Ждать пришлось недолго, первым вернулся Макс, он и не собирался на пир, затем Зигмунд, чему я весьма удивился, потом пришли Клемент и Сулливан.

– Очень хорошо, – сказал я с ходу. – Значится, так. Армия Меганвэйла уже прибыла, а на днях притопает еще и армия Шварцкопфа. То есть здесь уже будет целая группировка армий, которую не так-то просто даже ущипнуть, а не то чтобы разбить. Они останутся заслоном на пути движения войск Мунтвига…

Альбрехт сказал бесстрастно:

– Это не исключает возможности, что какая-то из армий Мунтвига пойдет другими дорогами.

– Не исключено, – согласился я. – И что?

– И находясь здесь, наши армии, – пояснил он, – даже не узнают, если она пройдет за полсотни миль правее или левее.

– Узнают, – пообещал я твердо. – Мы с ограниченным контингентом выдвинемся вперед и будем отслеживать ситуацию… медленно продвигаясь вперед.

– И что? – спросил он, повторяя мои слова.

Я пояснил:

– Если над здешней группировкой нависнет серьезная угроза, мы сумеем помочь.

– Как? – спросил Альбрехт. – Ограниченный контингент отступит и поможет? Вообще-то слово какое-то дурное.

– Почему? – спросил я ревниво.

– Ограниченный, – повторил он. – Недалекий… Намек, что пойдут одни дураки?

– Граф, – сказал я, – заткнитесь. Давайте пока на то, как поведут себя здесь, набросим покров военной тайны. Можно даже строжайшей, это для внушительности. А сами сосредоточимся на подготовке рейда на вражескую территорию.

Зигмунд сказал одобрительно:

– Дерзкого рейда! Люблю.

– Прекрасно, – сказал я, – один энтузиаст уже есть. Макс, назначаю тебя другим энтузиастом и пламенным добровольцем. Твоих молодцов берем фактически всех.

Зигмунд заметил весело:

– Ничего себе отрядик!..

– И почти всю армию герцога Клемента, – добавил я.

– Ого, – сказал Зигмунд, а Сулливан только озадаченно покрутил головой.

Я пояснил:

– Этого достаточно, чтобы мы продвигались, не обращая внимания на всякие мелочи по дороге. Давайте сейчас просчитаем наш путь…

Все снова окружили стол с картой, высчитывая скорость нашего войска, где будет конница Дарабоса и Клемента, а также копейщики, лучники и арбалетчики. Впрочем, все пешие войска двигаются со скоростью не быстрее трех миль в час, это тридцать миль в сутки при двух дневках в неделю, кавалерия – шесть миль в час, хотя конники Норберта могут чуточку быстрее, но ненамного, как можно подумать, все-таки и они несут вес под двести фунтов вместе с седлом и амуницией.

Я нарочито прокладывал маршрут так, чтобы проходить мимо крупных городов и крепостей. Тут уж неважно, захвачены они Мунтвигом или нет, я хочу избегать столкновения с крупными армиями, но не с угнетенным и порабощенным народом, которому я несу авторитарную демократию, временно ограниченную по случаю военного времени и в его же интересах.

Зигмунд ревниво напомнил, что его конница в походе не уступит дарабосовской, и я понимал его аргументы. Хотя рыцарь весит вдвое больше, чем легкий всадник-разведчик, однако и конь под ним как минимум весит полторы тысячи фунтов, потому что несет полностью экипированного рыцаря, а еще и свою защитную кольчугу с достаточной легкостью, а все кони Норберта редко весят больше восьмисот фунтов, таким и свой хвост, как говорят, и уши бывают в тягость.

Правда, я распорядился взять еще и тяжелых коней для обоза. Эти гиганты ростом выше шести футов и весом в две тысячи фунтов, а то и больше, незаменимы в обозе, когда спокойно и неторопливо тянут огромные и тяжело груженные телеги, будь там оружие, доспехи, еда или раненые.

Собственно, из-за обоза мы и будем двигаться с малой скоростью, но парадокс в том, что кони под всадниками утомляются гораздо быстрее, чем те, которые тянут телеги, и потому скорость обоза на скорость армии не влияет совершенно.

Уже за полночь утрясли все, как мы полагали, мелочи, после чего я пожелал всем доброй ночи и отпустил набираться сил для похода.

Глава 2

На рассвете послышались радостные крики, герцог Мидль во главе своих шателленцев красиво въезжает в лагерь, лицо бледное от бессонницы, под глазами темные круги, но выглядит весьма даже довольным.

Я полусонно вышел из шатра, жестом показал ему, что никаких церемоний, мы не во дворце, а я без золотой цепи на груди и прочих знаков власти.

– Как добрались?

Он тяжело слез на землю, отвесил учтивый поклон. Рыцари начали подходить ближе, прислушиваясь к новостям.

– Без приключений, – ответил он.

– Женщины в порядке? – осведомился я. – Я все еще надеюсь, под ними оказались сундуки, доверху набитые золотыми монетами?

Он ответил с некоторым смущением:

– Сожалею…

– Нет золота? – спросил я. – Там везли не деньги армии?

– Увы, – ответил он.

– Так что же так охраняли?

Он посмотрел на меня с некоторым удивлением.

– Женщин, ваше высочество.

– Женщин? – переспросил я. – Что за дурь? Неужели есть на свете такие женщины, чтобы ради них отправляли такой эскорт?

– Похоже на то, – ответил он.

– И что это за птицы?

Он с самым виноватым видом развел руками.

– Ваше высочество, я не рискнул с ними разговаривать, помня о том, что человек я женатый…

– Ах да, – вспомнил я, – это же и я женатый вроде, кто бы подумал… только не я, понятно… С чего бы я вообще думал? Ладно, отоспитесь, а вы, сэр Альбрехт, займитесь допросом пленных женщин.

Альбрехт сказал с подчеркнутой готовностью:

– Будет сделано, ваше высочество!.. Эй, палач!

Я поморщился, но отвечать не стал, вскочил в седло арбогастра и, свистнув Бобику, понесся к городу.

С отцами города я провел около часа, уточняя как усиление защиты стен, так и деликатные вопросы снабжения армии продовольствием, а когда вернулся, заметил, что мои телохранители поглядывают на меня как-то странно и вроде бы даже прячут ехидные ухмылки.

У моего шатра с готовностью перехватили повод арбогастра, полог быстро отлетел в сторону, вышел, пригибая голову, Альбрехт, словно стал вдруг гигантом, тоже весьма не такой, как обычно, даже глаза бегают, что для его наглой морды весьма несвойственно.

– Что стряслось, граф? – спросил я с подозрением. – В недрах нашего мирного королевства зреет заговор?

– Хуже, – ответил он почти шепотом.

– Что может быть хуже? – изумился я. – Ах да, меня уже убили? И сейчас отпевают?

– Сейчас еще не убили, – ответил он добросовестно. – Это произойдет через пару минут.

– Ого, – сказал я, – тогда не пойду, сам туда лезь, тебя не жалко. И вообще подданные обязаны жертвовать жизнью ради сюзерена, да еще такого красавца!

Он вздохнул, лицо все такое же серьезное, даже не сделал вид, что уловил мой изысканный сарказм и как бы неповторимый юмор, свинья бесчувственная.

– Ваше высочество…

– Пленных допросил? – потребовал я.

– Да, – ответил он.

– И что?

Он ответил с неловкостью:

– Дело сложнее, ваше высочество, чем казалось сбоку.

– Ну-ну?

– Хорошо, что ваше высочество, как орел, смотрит сверху… И все как бы видит.

Я прервал в нетерпении:

– В чем сложнее?

– Вам лучше разобраться самому, – произнес он уклончиво. – Ваше высочество?

– Хорошо, – ответил я с раздражением. – Вижу, неприятности. Когда ты да бабы, всегда так.

– Точно! Как вы угадали?

– Женщина на корабле, – изрек я, – к беде. А мы все на одном корабле. Ладно, пойдем. Будет разбираться мое высокое высочество.

Я откинул полог и малость оторопел. В моем кресле сидит полная спеси и надменности молодая женщина, черноволосая и с густыми черными бровями, грозно смыкающимися над переносицей, но глаза удивительно светлые, как лед на вершине гор, где он никогда не тает.

Лицо показалось мне бледным и нежным, но беспредельно высокомерным. Спина ровная, стан гибкий, взгляд холодный и сразу низводящий меня до насекомого у ее ног.

Я сделал шаг и произнес с холодной учтивостью:

– Можете сидеть, леди. Дорога была трудная, а тряска в таких телегах ужасная. Не растекаюсь перед вами в любезностях или ненужных извинениях, потому что вас везло и охраняло целое войско Мунтвига, а даже муравьям здесь известно, что мы с ним воюем.

Она выпрямилась еще больше, даже почти выросла на целый дюйм, руки не дрогнули на широких подлокотниках, как и лицо, когда она произнесла холодно и зло:

– Ваше незнание того, на кого вы напали, вас не спасет!..

Я поморщился, подошел к столу и сел там на лавку, рассматривая ее с таким же пренебрежением, как и она меня.

– Ну-ну, просветите, на что мы такое священное напали?

Она гордо выпрямилась, а голос зазвенел так, что я отчетливо слышал в нем стук стальных клинков:

– Я – Аскланделла Франкхаузнер!

– Ричард, – ответил я, – Длинные Руки. Будем знакомы, раз уж… ну да.

Она надменно вскинула, нет, только приподняла бровь, вскинутости я не заслуживаю.

– Я Аскланделла Франкхаузнер!.. Или это имя вам ничего не говорит?

Я подумал, пожал плечами.

– Ничё так имя. Аскланделла, Роби, Бобби… Боб… Баббета не оттуда?.. Аскланделла – Берта… Руперт – это тоже Аскланделла, значит, Руперта?.. А еще Робин, да… Райберта, Рауберта, Аррубера, Бер-тик… Да, Бертик – самое удачное имя! Был, правда, еще святой Аскланделл, но это явно не из вашей семьи. Фамилия, правда, подкачала, что-то в ней лязгает, словно забрало разболталось и не держится, все падает и падает, закрывая квадратную полурыцарскую морду, ну да ладно…

Она воззрилась на меня в великом изумлении, как на пьяного конюха.

– Что? Вы так и не знаете до сих пор, кто я?

Я сказал с досадой:

– Ну так назовитесь полным титулом, тогда я, может, перестану таращиться на ваши сиськи и начну трепетать перед вашим величием.

Она приподняла подбородок и сказала надменно, явно метя выше моей головы:

– Аскланделла Франкхаузнер, единственная дочь императора Вильгельма Блистательного!

Я присвистнул, уставился на нее в самом деле по-другому, хотя и раньше не смотрел на ее сиськи, ничем не примечательные, кстати, но это так, чтобы ее позлить, потому вроде бы и смотрел, хотя не смотрел.

– Дочь императора?

Она отрезала со злорадством:

– Да!.. И вы горько пожалеете!

Я сказал мрачно:

– Знаете, леди…

Она перебила:

– Я принцесса!

– Это еще проверить надо, – сказал я холодно. – А вот я принц, это скажет каждый, хотя что с того? Сейчас принцев развелось как саранчи… Так что, леди, ваш статус пока что под вопросом. Каким образом принцесса могла оказаться в гуще военных действий?

Она отрезала:

– Никаких военных действий здесь не было! А должны были быть армии благородного императора Мунтвига, что продвинулись достаточно далеко на юг.

– Ничего, – ответил я холодно, но с затаенным злорадством, – юг сам пришел навстречу Мунтвигу. И пойдет еще дальше. Но вы не ответили!

Она сказала с тем же холодом, но уже не так напористо:

– Мунтвиг обратился к моему отцу с просьбой выдать меня за него.

– Э-э, – спросил я, – замуж?

Она приподняла и другую бровь.

– А что вы могли подумать еще?

– Да мало ли чего, – ответил я нагло, – я человек широкий и гуманный, а это значит, все политкорректно принимаю и терплю. Вы хоть и Север, но все-таки Мир Тьмы и Вечного Зла, а это предполагает такие гнусности, что я даже вышептать не смогу из-за врожденной чистоты и кротости… Значит, невеста, понятно. Династический брак ради укрепления и упрочения. Что ж, как политик я должен бы воспрепятствовать, но я рыцарь, в отличие от вашего мира Тьмы, потому при первой же возможности я вас отошлю этому… как его, ага, Мунтигу!

– Мунтвигу, – поправила она с вызовом.

– Что вы говорите? – изумился я. – А ему больше идет Мунтиг. Даже не знаю почему. Так и хочется сказать… гм… ладно, умолчу из присущей мне…

– …скромности, – сказала она язвительно. – Уже наслышана.

– Вот видите, – ответил я довольно, – уже весь мир говорит…

– Мир о вас говорит другое, – осадила она резко, – это от вас я за этот разговор слышала уже трижды.

– Неправда, – уличил ее я, – только дважды.

– Да? Но это звучало так, словно вы только это и твердите. Когда нас передадут?

– Как только, – заверил я, – так сразу. Или даже раньше, но это вряд ли. Хотя, конечно, да, но не в данном аспекте и бозонной точке пространства-времени. Где ваша фрейлина?..

Она вскинула голову и посмотрела на меня с триумфом.

– А вы как думаете?

Я посмотрел на нее внимательно, в ее взгляде читается просто неистово-злое торжество.

– Думаю, – сказал я, – что она во весь опор мчится либо обратно к вашему отцу, либо к Мунтвигу. Но, учитывая ваш злобный характер, я бы предположил, что вы направили ее именно к Мунтвигу.

Она стиснула губы, но во взгляде на миг отразилось нечто вроде уважения.

– Соображаете, – похвалила она так, как я хвалю Бобика, когда он быстро приносит брошенную ему палку. – Да, она направилась к Мунтвигу. Думаю, уже сейчас у него.

– Колдовство, – процедил я с отвращением. – Понятно, чего еще ждать от Тьмы и ее апологетов. Ничего, с нами сюда придет наша святейшая церковь и все очистит от нечисти. Гореть вам, леди, на костре! Я сам дровишек подброшу.

Она подняла руку, кончики пальцев коснулись серебряного крестика на тонкой цепочке.

– Это наша церковь очистит землю от вас, – прошипела она.

Я поморщился.

– Я не в настроении для бесед о церкви с… женщиной. Располагайтесь, леди. Учтите, вы всего лишь пленница. Я готов вас передать Мунтвигу лишь из жалости к нищим и брошенным котятам, а так на самого Мунтвига мне… в общем, с высокого дерева. Но если вы вздумаете что-то, то, как понимаете, стража вас попросту убьет! Запомните эго.

Я вышел из шатра, а Зигфриду указал взглядом на полог. Он понимающе кивнул, мол, муха не пролетит.

Похоже, мелькнула мысль, у служанки был некий амулет, с помощью которого она выскользнула из расположения наших войск. Надо вообще устроить скупку амулетов и завести их особый реестр.

Или поинтересоваться у Хреймдара, у того уж точно есть…

Глава 3

Воины бахвалятся подвигами и захваченным у противника оружием, у наиболее знатных лордов с поясов срезали мешочки с золотыми монетами, а у тех, кто погиб, защищая повозку, почти у всех кроме дорогих Доспехов оказались и мечи, инкрустированные серебром и золотом, в рукояти вделаны рубины, изумруды или агаты.

Сейчас это все пропивается и проигрывается прямо в лагере, переходя из рук в руки, а потом и к нахлынувшим из города скупщикам, настрой бодрый, все готовы снова в бой.

Я прошелся по лагерю, выслушал донесения от гонцов из лагерей Меганвэйла и Клемента, отдал некоторые указания, мудрые и значимые, оглядел повозку, в которой везли невесту, скажите пожалуйста, для самого Мунтвига, ах-ха.

Никаких сундуков с золотом для армии, просто сама повозка из дерева редких пород, крепкого, как металл, но и такого же тяжелого, щедро украшена золотом, что конструкцию тоже не облегчает, а колеса достаточно примитивные, словно этот император Вильгельм вообще застрял в первобытно-общинном строе.

Я объехал все лагеря, у Макса самый удаленный, а вернулся, когда солнце опустилось за край земли, облака застыли, словно вмерзли в небо, на землю начала опускаться тень.

Принцесса все так же сидит в кресле, надо же, какая терпеливая, делает вид, что и не отлучалась.

При моем появлении надменно выпрямилась и смерила меня злобно-презрительным взглядом.

– Вольно, – сказал я. – Вам придется спать здесь, принцесса. Не скажу, что я безумно счастлив, но вы не догадались как-то убиться там, в телеге, так что теперь терпите.

Она спросила с гневным изумлением:

– Спать?.. В шатре с вами?

Я сказал холодно:

– Поменьше кривите личико, морщины будут. Не хотите – как хотите, баба с возу… Возле костров вам местечко отыщется. А второго шатра у меня нет.

Она сказала мстительно:

– Какой же вы сатрап!..

– Вы промахнулись адресом, – сказал я с тем же холодком. – Мой вам совет, поменьше фыркайте, делайте то, что вам говорят, и при первом же соприкосновении с войсками Мунтвига я передам ему вас.

Она посмотрела с иронией.

– Вот так возьмете и отдадите? Без выкупа?

– Еще и доплачу, – пообещал я. – Меня от вас уже тошнит.

На ужин я мстительно наделал деликатесов, пока она не видела, и выложил на белую скатерть. Королевских детей с пеленок учат держать себя правильно, так что ни словом, ни жестом не выдала себя, я только по глазам мог уловить ее изумление. А еще по крошечной заминке в движениях, когда брала незнакомые блюда.

Когда уже насытилась, я достал из-за спины нежнейшие сладости, а закончил изысканнейшим мороженым. Сам я ел неспешно, давая ей возможность попробовать все, и, когда она решила остановиться, ее талия заметно округлилась.

– Прекрасно, – сказал я одобрительно, – не приснится, как вы тайком крадетесь на кухню, чтобы нажраться… Леди, я ложусь спать. Вы можете лечь рядом, можете в любом конце шатра. Но если вздумаете выйти, за вами пойдет стража, не обессудьте. Такова селяви.

– Что такое селяви? – спросила она настороженно.

– Не знаю, – ответил я. – Вроде бы колбаса из ослятины. Или что-то другое? Это неважно, мы Же галантные люди, должны употреблять такие слова к месту и не к месту, образованность чтоб показать. Спокойной ночи!

Я начал сбрасывать рубашку, принцесса поспешно отвернулась, я с наслаждением сбросил сапоги и брюки, рухнул на расстеленные шкуры и с наслаждением потянулся.

– Какое же это счастье…

Она дунула на пламя свечи, огонек затрепетал и лег, но тут же упрямо поднялся, и она дунула уже сердито и чуть ли не гневно, как же, ей должны подчиняться все и всё.

Может быть, это и нехорошо, но я чувствовал нечто недоброе, даже опасное, потому сделал вид, что сплю, а сам перешел на тепловое зрение, но это неинтересно, вернулся к обычному и заставил глаза побыстрее акклиматизироваться.

Через полминуты видел уже все отчетливо, как в пасмурный день, и лежал так, посапывая, а сам неотрывно смотрел в ее сторону.

Выждав положенное время, чтобы мой сон из поверхностного перешел в глубокий, она тихохонько поднялась, застыла на некоторое время, прислушиваясь к голосам по ту сторону шатра, затем крайне легкими и осторожнейшими шажками пошла ко мне.

В двух шагах остановилась, грациозным движением вскинула обе руки к волосам.

Я стиснул челюсти, ну вот начинается, сейчас распустит эту башню, волосы красиво и эротично хлынут водопадом по ее плечам, груди и спине, а она скользнет ко мне под одеяло.

Она пошевелила пальцами в прическе, волосы красиво и эротично хлынули водопадом по плечам, груди и спине. Я приоткрыл рот, намереваясь заявить, что я девственник, и ни поцелуя до свадьбы, у нас строгие нравы…

В ее руке блеснуло тонкое острое лезвие. Я едва успел перехватить за кисть руку с ножом, так обалдел, что не сразу сжал посильнее.

Нож выпал, почти затерявшись в густом мехе медвежьей шкуры. Она вскрикнула гневно, но я держал крепко, затем с силой оттолкнул, она попятилась, чтобы не упасть.

Я подобрал с пола нож, и не нож, а особо длинную и острую шпильку для волос.

– Здорово, – сказал я зло, – быть заколотым шпилькой для волос!.. Это точно меня убьет в глазах всех армий.

Она прошипела:

– Ты… насильник!

– Это ты о ком? – спросил я. – Знаешь, женщина, да будь ты последней самкой на свете, я бы не позарился на тебя! Неужели ты настолько ослеплена своим величием, что не понимаешь простой вещи…

Она ждала, но я молчал, и она прошипела, как старая злобная змея:

– Какой?

– Мне вовсе не требуется брать женщин силой, – сказал я оскорбленно. – Я хорош, это незаметно?.. Но будь я уродом, то золотые монеты в моем кошельке восполнили бы недостатки моей внешности. Но я не урод, я принц, командую огромной армией, и ко мне в постель стараются попасть красотки, которым ты не годишься и ноги мыть!.. Так что можешь идти ночевать к костру.

Она сказала гордо:

– Да, это по-рыцарски: самому остаться в шатре, а меня посылать под открытое небо к солдатам!

– Я тебе предложил место в шатре, – напомнил я.

– Я не стану делить его с мужчиной!

– Ну и не дели, – согласился я. – Зигфрид!

Полог мгновенно распахнулся, Зигфрид влетел быстрый и собранный.

– Ваше высочество?

– Возьми эту, – велел я, – и отведи к костру, у которого она восхочет провести ночь. У нее есть право выбора. Но только между кострами!

– Да, ваше высочество!

Он ухватил ее за руку и решительно поволок к выходу. Она прокричала:

– Вы не посмеете!

– Уже посмел, – бросил я вдогонку.

Полог за ними опустился, там мелькнула рука Зигфрида, а я вернулся к своему месту, брякнулся на шкуру и, к своему удивлению, заснул почти сразу и без всяких угрызений совести.

Утром я пробудился, солнце уже просвечивает тонкие стены шатра так, словно их и нет вовсе, удивился, обычно просыпаюсь раньше, вскочил, быстро оделся и вышел.

В лагере две трети воинов еще спят, остальные раздувают угли, жарят мясо. Дальние края лагеря тонут в тумане, опасная ситуация, но я позавчера облетал окрестности и не видел вблизи крупных соединений войск, а мелкие отряды пусть нападают, лишняя проверка бдительности часовых.

Принцесса спит, по-детски сунув ладошку под щеку и подтянув колени почти до подбородка, укрытая тремя конскими попонами. Рыцари, жалея женщину, выбрали не только самые мягкие и нежные, но и яркие, так что она смотрится со своим бледным личиком, как попугай в брачную пору ухаживания за самкой.

Снизу тоже положили не меньше десятка попон, так что она почти на перине, но лицо все равно выглядит измученным.

Воин, что поддерживал костер, сказал шепотом:

– Она только под утро уснула…

– А почему не сразу? – буркнул я.

– Рыцари никак не могли разойтись, – пояснил он, – все говорили ей комплименты, пока сэр Альбрехт не погнал их спать.

– Ну, – сказал я, – сама напросилась… Эй, леди! Подъем!

Она вздрогнула от моего ненавистного голоса, широко распахнула глаза. Некоторое время смотрела непонимающе, потом сообразила, что смотрит снизу вверх, щеки вспыхнули гневным румянцем, торопливо поднялась.

– Что вы хотите? – спросила она чуточку хриплым со сна голосом.

– От вас ничего, – буркнул я, – но вы задерживаете этого солдата, что всю ночь поддерживал огонь, дабы вам было тепло… Так, парень, бери копье и топай в строй!

Солдат бросил на меня укоризненный взгляд, дескать, с такой женщиной даже короли обращались бы более уважительно, но подхватился и бегом помчался к своему отряду.

Принцесса смерила меня взглядом, что должен был бы испепелить на месте, но я помню о будущем равноправии, так что презрительно оттопырил губу и посмотрел на нее сверху вниз.

– Принцесса?

Она гордо вскинула голову.

– Принц?

– У нас нет повозок, – сказал я, – нет и носилок. Вам придется сесть в седло.

Она вспыхнула, как факел в ночи.

– Что?

– Не хотите, – сказал я тут же, – как хотите. Пойдете пешком вместе с солдатами. Могу даже не заставлять вас нести копье.

Она дико повела глазами, там сверкнули грозные молнии.

– Еще чего!

– Тогда на коне, – сказал я. – Не страшитесь, вам подберут самую смирную кобылку. А пока прошу в мой шатер. Позавтракаем.

Она сказала злым голосом:

– Я не хочу завтракать.

– Ваше право, принцесса, – согласился я. – Вы же принцесса? Но терпеть придется до обеда, а это не скоро. Здесь по вашей прихоти никто не оставит все дела и не бросится накрывать для вас стол.

Она прошипела:

– Я это вам еще припомню!

– Припомните, – согласился я. – Буду рад дать сдачи из уважения к будущему равноправию полов. А теперь идите за мной. В двух шагах сзади!

Она не поняла, почему это сзади, да еще в двух шагах, но пошла послушно, озадаченная и почти смирившаяся, скорее бы вернуться к Мунтвигу, а оттуда уже разделаться с таким мерзавцем.

В шатре ей пришлось сесть на лавку, ибо это присланное из Баббенбурга кресло ей не сдвинуть, а я помогать не собираюсь, она же в свою очередь гнушается попросить меня о такой услуге.

Пока она устраивалась, двигая задом, расправляла платье и старалась выпрямить спину, я снова выложил мясные деликатесы, уже поменьше, пару изысканных сладостей и всего одно мороженое.

Она ела безропотно, но с таким видом, что вот доест и тут же убьет невежду и грубияна, посмевшего и возомнившего. Когда закончила с мороженым и облизала пальцы, за шатром простучали копыта, слышно было, как человек спрыгнул на землю, Зигфрид что-то спросил, ему ответили, затем полог отлетел в сторону, вошел Альбрехт, спокойный и собранный.

– Ваше высочество, – сказал он почтительно, – армия будет готова сразу после полудня.

– Прекрасно, – сказал я. – Возьмите эту женщину… не в буквальном смысле, я бы тоже не стал, просто отведите к сэру Дарабосу, пока он в лагере.

– Ваше высочество?

– Пусть до обеда научит ее ездить, – сказал я. – Если она не сумеет, убейте и закопайте где-нибудь подальше от дороги.

Альбрехт ответил с самым невозмутимым видом:

– Хорошо, сейчас возьму лопату. Принцесса, прошу вас идти со мной…

Я занимался своими делами, однако видел, какую бурную деятельность развили вокруг этой цацы. Все-таки, прежде чем посадить ее на лошадь, пришлось спешно переделать одно из седел, чтобы хоть приблизительно походило на женское. Поверхность пришлось сделать прямой и широкой, длину сделали на глазок, должна соответствовать длине бедра, но в таком платье ничего не увидишь, у нее ноги могут быть и вовсе колесом.

Седельная подушка на четыре дюйма над спиной лошади, может, даже на полфута. Пришлось повозиться и со сбруей, женщина сидит всегда дальше от центра тяжести, чем мужчина, так ей безопаснее, укоротили также стремя.