Текст книги "Ричард Длинные Руки – ландесфюрст"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Часть вторая

Глава 1

В большом зале за малым круглым столом, что может расширяться по мере увеличения рассаживающихся за ним, уже собрались с десяток высших лордов Армландии, а с ними и несколько местных: Куно Крумпфельд, верховный лорд Джералд Бренан – за время моего отсутствия Куно сумел привлечь его к работе, очень богатый и могущественный феодал; здесь же и лорд Джеймс Гарфильд, каким-то образом перебрался в наш Совет, надо узнать, кто его пригласил на свою ответственность, по слухам, очень умелый дипломат, хозяйственник и всегда со всеми ладит; здесь же лорды Уильям Дэвенант и Томас Фуллер, оба из богатейших и влиятельнейших родов королевства, при Кейдане были на третьих ролях, но я после принесения ими присяги начал потихоньку приближать ко двору…

Барон Торрекс примчался запыхавшись, поклонился и торопливо сел рядом с отцом Тибериусом, настоятелем цистерианского монастыря, а когда я поднялся и собирался открыть собрание, распахнулась дверь и появился отец Дитрих, усталый, но с сияющими глазами.

Я поспешил к нему навстречу и, выказывая уважение, подхватил под руку.

– Отец Дитрих, счастлив вас видеть!

– Я тебя тоже, сын мой, – произнес великий инквизитор, – к нам уже докатились слухи…

Я кивнул на собравшихся за столом:

– А до них?

Он ответил с улыбкой:

– До них еще нет. У церкви свои источники…

Я усадил его за стол, вернулся на свое место, все смотрят ожидающими глазами, почти голодными на новости.

– Дорогие друзья и соратники, – сказал я. – Новости хорошие, но… тревожные. Если мы все не засучим рукава, то рухнет не только там, но и здесь. Все рухнет! Дело в том, что Гиллеберда мы остановили. Жестко! Он убит, его королевство разделено между победителями. Мне, увы, досталось две трети земель Турнедо, в том числе и сама столица Савуази.

По мере того как говорил, на их лицах сперва вспыхнула радость, а потом точно так же на всех, будто смотрю на близнецов, отразилось недоумение.

Барон Альбрехт кашлянул и сказал ровным голосом:

– Ваша светлость, неплохо бы услышать вашу версию, почему это «увы», если такая блистательная и, скажу честно, неожиданная победа.

У всех на лицах этот же вопрос, я кивнул и продолжил:

– Вопрос уместный. Дело в том, что Турнедо еще дальше Армландии, как вы догадываетесь… возможно. Точнее, оно расположено сразу за Армландией к северу. Но мы даже с Армландией связаны одной-единственной дорогой! Если не хотим потерять те земли, нам надо срочно выработать ряд мер, чтобы привязать их…

– К Сен-Мари? – спросил лорд Джералд Бренан.

Я покачал головой:

– Нет.

– К Армландии?

– К единому экономическому пространству, – ответил я. – Где будут одни законы, одна власть, одни меры весов… и так далее. Это выгодно всем, потому что нет границ, нет заградительных торговых пошлин. Если сумеем это организовать, то нас ждет великое будущее. Если нет…

В напряженном молчании прозвучал холодный голос барона Альбрехта:

– То рухнет и здесь, наш лорд прав. Положение очень неустойчивое, и падение в одной области тут же вызовет обвалы и в других. Конечно, лучше бы не брать те земли, но у нашего лорда руки загребущие…

Я сказал, оправдываясь:

– Нельзя было не брать!.. И поделили так, и, если бы не взял… со мной бы не считались даже мелкие лордики в тех краях!.. Брать пришлось, а теперь и нести тяжело, и бросить нельзя… Думайте! Вырабатывайте стратегию. Я могу подсказать только, что в Турнедо произрастает прекраснейшая пшеница, еще там лучшие в мире финики, а вся Армландия славится лучшими винами. Виноградники у нас растут сами по себе, без всякого ухода, а виноград все равно самый сладкий и нежный. Могу показать на карте, где богатые залежи меди, железа, олова, где серебряные рудники… Судоходные реки тоже знаю…

Куно Крумпфельд сказал одобрительно:

– Вот это самое важное! А то, что с Сен-Мари связывает всего одна дорога… во-первых, она достаточно емкая, во-вторых, руду никто не перевозит на большие расстояния, все перерабатывают на месте, перевозить проще слитки. А то и вовсе изготавливать по заказам из других стран, а везти уже готовые изделия…

– Вы все, – сказал я с нажимом, – в первую очередь – мозги!.. Ищите пути и придумывайте, чтобы не потерять завоеванные земли, а включить их… нет, не в Сен-Мари или Армландию, а в нечто большее, общее… А сейчас, если у вас нет важных вопросов, я отправляюсь в кабинет, сэр Жерар наверняка уже приготовил кипу законов и указов к рассмотрению.

Сэр Жерар поклонился.

– Можно сразу к подписи.

– Ну да, – сказал я саркастически, – вот так когда-то подсунете мне на подпись приказ о моей же казни!

Вопросы у них, конечно, были, много вопросов, однако я подчеркивал каждым словом и жестом, что весь в работе, нельзя терять ни минуты, и они степенно начали расходиться, как только я поднялся и быстрыми шагами направился к лестнице.

Работу я начал сразу, как и обещал, сэр Жерар то и дело приносил на рассмотрение проекты, жалобы, предложения, а я старался все рассматривать под таким углом, что у нас единое экономическое пространство от берегов южного океана до границ с Варт Генцем. Даже Фоссано можно включить, хотя там и есть свой король, весьма крутой и своевольный, но в отношении меня обычно покладистый, позволяет многое, как любимому, хоть и не очень путевому внуку.

Барон Альбрехт зашел настороженный и собранный, я кивнул на кресло и продолжал дописывать указ, а когда поставил печать, поднял голову и уставился на него с вопросом в глазах.

Он произнес осторожно:

– Насколько я понял, дорогой друг, вы тверды в решимости как-то соединить такие несовместимые части, как цветущее и вольное Сен-Мари, мятежную Армландию и суровое Турнедо?

Я признался:

– И Гандерсгейм.

Он ужаснулся:

– Тогда и Ундерленды?

– Их тоже, – сказал я упавшим голосом. – Барон, хотя бы вы не напоминали про эти больные места!.. Да, конечно, Ундерленды обязательно, ибо как-то бы странно, не находите?

Он кивнул:

– Нахожу.

– И что?

Он ответил вопросом на вопрос:

– А дорога?

Я сказал зло:

– Да знаю-знаю, к ним дорога еще хуже, чем в северные королевства! Но пока еще не представляю даже, как к этому приступить. И вообще подступиться так, чтоб не завалило. А вы?

Он произнес скромно:

– Пока только самые общие наброски. Включая набор общей армии, где новобранцы не будут армландцами, турнедцами или сен-маринцами… назначение ваших доверенных в отдаленные земли, чтобы следили за порядком и законностью, причем дать им некоторые важные судебные полномочия…

Я слушал внимательно, сердце начало стучать свободнее, барон излагает многое из того, что задумал я сам, а это значит, я не так уж и замахнулся. Что-то из того, что он предлагает, делал Гиллеберд, что-то Барбаросса, а кое-что и ужас Севера – всем ненавистный и проклинаемый душитель свобод и независимости карликовых королевств – император Карл…

Когда он закончил, я сказал с благодарностью:

– Спасибо, барон!

Он буркнул удивленно:

– Да пока не за что.

– Я благодарен Господу, – сказал я, – что судьба тогда послала мне вас, когда вы решили поддержать Митчелла.

Он улыбнулся, такие экскурсы в прошлое всегда добавочно укрепляют теплые чувства, крепят связи и позволяют выжимать из подчиненных больше сока.

– Я рад, – произнес он польщенно, – что вы одобрили.

– Еще бы, – сказал я с жаром, – если вот скажу вам, что многое из этого я сам продумываю в разных вариантах, вы не поверите и решите, что примазываюсь к вашим находкам, однако…

Он прервал:

– Ваша светлость, это замечательно! Я не так уж и спокоен, как стараюсь выглядеть. То, что я предлагаю, ужасает меня самого. Но если и вы так думаете…

– Разрабатывайте детали, – велел я. – Нужно реформы проводить как можно скорее! Иначе проведут нас самих.

Роскошное и малость гедонистическое Геннегау – далеко не суровый и немножко милитаристский Савуази, но и здесь на второй день после моего прибытия во дворце народу прибавилось, уж и не знаю почему, я не любитель балов и шикарных увеселений.

Сэр Жерар вошел настолько хмурый, что я спросил обеспокоенно:

– Что-то стряслось?

Он кивнул и только успел открыть рот для ответа, как дверь распахнулась, вошла сияющая Бабетта, милая и счастливая, глаза блестят, на щеках милые ямочки.

Она с ходу обняла меня, не обращая внимания на сэра Жерара, расцеловала в обе щеки.

– Милый Ричард, как мы все беспокоились за вас!

Сэр Жерар кашлянул и сказал вежливо:

– Ваша светлость, я подожду за дверью.

Бабетта сказала ему мило:

– Идите-идите, сэр Жерар. С сэром Ричардом ничего не случится. С ним вообще ничего не случается… кроме меня.

Сэр Жерар засопел недовольно и вышел. Леди Бабетта отступила на шаг и всматривалась в меня сияющими радостными глазами.

– Вы меняетесь, милый Ричард. У вас появилась вертикальная морщина над бровями. И взгляд не такой детский… в смысле не такой юный, а как будто вы уже прошли через огонь и воду, хотя я знаю, весь этот ад еще впереди…

Я кивнул ей на кресло:

– Присядете?

Она рассмеялась.

– Да, конечно. Хотя предпочла бы сидеть у вас на коленях, но сперва, вы правы, поговорим о ваших приключениях…

Она опустилась в кресло красиво и чопорно, но с такой улыбкой, что я сразу увидел ее голой, даже не знаю, как женщины это делают, однако я проговорил тем же невозмутимым голосом:

– Ну вот не поверю, что не знаете во всех подробностях.

Она мило надула губки.

– Сэр Ричард!.. А мне так хотелось услышать от вас! Мужчины так любят хвастаться!

– Я тоже люблю, – признался я.

– Ну так и давайте!

– Зачем?

Она всплеснула руками:

– Как зачем? Я сравню с тем, что было на самом деле, вычислю угол расхождения, сделаю поправку на вашу экзальтированность и деловито впишу в ваш… гм… портрет.

– Так-так, – проговорил я заинтересованно, – и что, это в самом деле позволяет прогнозировать? С какой точностью?

Она улыбнулась, ответила уклончиво:

– Только не в вашем случае, милый Ричард.

– Почему?

– Не укладываетесь ни в одну из схем, – пояснила она. – Так что можете успокоиться, к вам еще не подобрали ключик. Даже я. А вот вы ко мне подобрали…

– Что?

Она простонала томно:

– Ах, сэр Ричард, я вся ваша… возьмите меня всю… здесь… грубо…

Я буркнул:

– Ладно-ладно, я не такой уж и тупой, некоторые шуточки понимаю, о других догадываюсь. Меня голыми ногами не возьмешь, вы это давно поняли.

Она улыбнулась.

– Поняли. И сразу вычеркнули из самой многочисленной группы. Но побахвалиться все же любите… Но это для мужчины нормально.

Я буркнул с неудовольствием:

– Пока там много такого… что не дает бахвалиться. Война еще не закончена, как многие думают.

Лицо ее стало серьезным.

– Да, вы много сломали в том регионе, а восстанавливать не просто. Тем более что вы стремитесь не восстанавливать, а что-то строить иное?

– Время покажет, – ответил я уклончиво. – Если бы люди не стремились к новому, все жили бы в норах или вообще на деревьях. Скажите, Бабетта, что вам хочется узнать на этот раз?

Она мило улыбалась, но я смотрел серьезно, наконец улыбка на ее лице поблекла, она сказала несколько обиженным голосом:

– Ну вот, милый Ричард, как вы все умеете осерьезить… К вам пришла такая лакомая женщина, с нею все ваши самые дикие фантазии… а вы все о делах, о делах… Ну ладно-ладно, меня вот вдруг заинтересовал вопрос, как вы на самом деле относитесь к императору?

Холодок пробежал по моей коже от ушей до пяток, Бабетта не пропустила ни дюйма моего тела, чтобы не прощупать защиту, но я держу лицо глупо-беспечным, как мы обычно выглядим в обществе красивых и раскованных женщин, хотя себе кажемся ух какими крутыми и мудрыми…

– Это интересует в самом деле вас? – спросил я подчеркнуто хитро.

Она рассмеялась.

– Да, именно так! Я ведь лояльна к императору? Лояльна, даже весьма. И зело, как вы говорите, хотя уже все мудрецы империи ломают головы над этим словом или могучим заклятием, еще не разобрались.

Я сказал скромно:

– Знаю еще много разных и удивительных для вас слов, но лучше пока умолчу. Значит, лояльность?

– Да, сэр Ричард, да!

– На самом деле, – проговорил я, – на самом деле я отношусь к нему лучше, чем он догадывается…

Она вскинула брови:

– Это как?

– Я могу торговаться, – объяснил я, – или делать вид, что вот-вот не соглашусь, если император не даст мне еще один пряник, но на самом деле я твердо и цельно поддерживаю его власть.

– Почему?

Я пожал плечами.

– Ответ очевиден. Только при твердой и стабильной власти можно что-то создавать и строить, улучшать экономику…

– Строить флот, – добавила она в тон.

– Строить флот, – согласился я. – Потому я и желаю императору долгих лет жизни и процветания. И даже его желание поддержать короля Кейдана понимаю и даже приветствую… все-таки легитимность необходима для спокойствия королевств! Без легитимности будут бушевать постоянные гражданские войны…

– Однако собираетесь Кейдана все-таки свергнуть?

– Фактически уже свергнул, – напомнил я. – Даже сен-маринские лорды на моей стороне… в большинстве своем, а это император наверняка учитывает. Но я готов дать уйти ему с достоинством. Во имя той же легитимности и незыблемости. Если хотите сделать доброе дело, посоветуйте ему передать корону в более… крепкие руки.

Она сказала задумчиво:

– Посоветовать-то могу… но вот вы много ли прислушиваетесь к моим советам?

– Всегда, – ответил я твердо, – всегда позволяю вам выбрать, где лечь, под стенкой или с краю.

Она не улыбнулась, на что я ее подталкивал, лицо осталось… нет, не строгим, а мило задумчивым, эдакий стальной кулачок с острыми коготками в бархатной перчатке.

– Вы твердо намерены его сместить?

– А что, – поинтересовался я, – я похож на человека, что привел армию для простого грабежа?.. Строю флот для чего?

Она проговорила медленно:

– Чтобы утвердить пожалованные вам императором права на архипелаг Рейнольдса. Разве не так?

– Именно, – согласился я. – А раз так, то два правителя в королевстве многовато.

– А почему вас не устраивает нынешнее положение?

– Меня устраивает.

Она сделала большие глаза:

– Не понимаю.

– Я не собираюсь становиться королем, – объяснил я. – Если бы король только пил да фавориток менял, я бы да, конечно, а так… нет, работать не люблю. Но Кейдан должен уйти, потому что он… символ прошлой эпохи. Той, что была до вторжения брабандцев и армландцев. И как бы постоянный укор захватчикам. А я хочу, чтобы захват королевства был забыт, как короткий недобрый сон, после которого сейчас светлое и доброе утро. Для всех! Потому, милая Бабетта, если не заберете его на Юг, я решу этот щекотливый вопрос иным способом.

Она спросила невинно:

– Каким?

Я сказал с укором:

– Бабетта…

Она мило улыбнулась, на щеках появились великолепные ямочки.

– Но попытаться же стоило?

– Не стоило, – ответил я мягко. – Увы, перед вами давно уже не тот желторотик.

Она смотрела мне в лицо смеющимися глазами.

– Проверить можно? Или ваша постель сегодня занята?

– Моя постель сегодня останется вообще пустой, – сообщил я ровным голосом. – А мне предстоит весьма и весьма…

– И даже зело, – сказала она в тон.

– И даже зело, – согласился я. – Работы накопилось, я просто не представляю, как управляется император.

Она загадочно улыбнулась, но промолчала.

Глава 2

После ее ухода я, как ни странно, погрузился в работу тут же, даже легкий аромат ее духов, оставшийся витать в кабинете, не вызвал никаких ассоциаций, в самом деле я взматерел, возмудел и раздался, все больше из меня прет отец народов, надо только карту со стола на стену…

Сэр Жерар вошел в кабинет и остановился, прямой как столб. Я поднял голову от бумаг, всмотрелся в его хмурое лицо.

– И? – спросил я.

Он проворчал:

– К вам просится на прием Хорнегильда Хорнблоуерская.

Я скривился.

– Опять женщина?

Он ответил с непроницаемым лицом:

– Вы удивительно проницательны, мой лорд. Есть довольно веские свидетельства, что она женщина. А еще королева рыцарского турнира, как вы, конечно, помните…

– Тогда зачем напоминаете? – огрызнулся я. – Скажите, что как только будет большой прием… ладно, даже если малый, она будет восседать рядом со мной и милостиво показывать гостям в широкой улыбке свои жемчужные зубки… Кстати, как у нее зубки?

Он пробормотал:

– Еще не знаю. Пока только царапалась.

– Ладно, – решил я, – пусть улыбается, а как – сама знает. Они это репетируют перед зеркалом с детства.

– Она это знает, – буркнул он. – И даже о ее праве принимать знатных гостей в своих королевских покоях, когда вы стараетесь от них отделаться повежливее…

– Тогда что еще?

– Говорит, личное.

Я поморщился.

– Ну да, у женщин даже общественное – личное. Ладно, зовите. Что-то на мой целибат пошли такие атаки…

Он поклонился и тихо исчез, а вместо него вошла леди Хорнегильда, строгая и целомудренная, платок так плотно облегает голову, оставляя только бледное лицо с безукоризненными чертами, что голова кажется обритой.

Даже губы бледные, а безумно светлые глаза выглядят страдальческими. Я и раньше смотрел в них с оторопью, что-то зачеловеческое в них, холодное и злое, хотя взгляд прям и честен. И я чувствую всей сутью, что она не прикидывается.

Она сделала два шага, присела в глубоком поклоне и, склонив голову, застыла.

Я тупо смотрел на милую, такую женственную головку, в черепе проворачиваются законы о поощрении обмена товарами, стимуляции оборота и привлечения инвестиций, но их торопливо выпихивает туповатый вопрос: а чего это она, а?

– Леди Хорнегильда? – произнес я.

Она подняла голову и посмотрела на меня снизу вверх светлыми арийскими глазами.

– Ваша светлость…

Я сделал небрежный жест кончиками пальцев, она послушно поднялсь и застыла.

– Что вас беспокоит, леди Хорнегильда?

Я тщательно следил за речью, вылавливая все эти «милая леди», «дорогая» и прочие слащавости, это чревато, женщины умеют пользоваться любой оплошностью и делают это убийственно точно.

– Лорды напоминают, – произнесла она бесстрастно, – что пора провести большой прием. Дворец должен жить, это нужно прежде всего вам самому, ваша светлость.

Я сказал успокаивающе:

– Хорошо, проведем. Неужели именно это вас так расстроило?

Она вздохнула, по лицу пробежала глубокая тень, а страдание в глазах стало еще заметнее.

– Да, конечно.

– Леди Хорнегильда, – произнес я, – давайте не. Я же зрю. Сюзерен должен как бы. У вас что-то не бардзо. Чё?

Она тяжело вздохнула, страдальчески заломила руки.

– Ваша милость… ну зачем… зачем вы отпустили из тюрьмы Сулливана?

Я смотрел с удивлением, наконец поправил медленно, следя за ее лицом:

– Герцога Сулливана…

Она горестно вздохнула:

– Ах да, он же теперь еще и герцог… Ну зачем вы его возвели в бароны?

Я поинтересовался:

– Леди Хорнегильда, а что такого, что он герцог? Плохо другое, что он мятежник…

Она сказала натянутым как тугая струна голосом:

– Ну так и не нужно было его выпускать!

Я не сводил с нее взгляда, но она только беспомощно заламывает руки, наконец я спросил вкрадчиво:

– Леди Хорнегильда, вы никогда не лезли в мои дела… столь явно. Что случилось теперь?

Ее бледное лицо пошло красными пятнами, она торопливо присела в глубоком поклоне и опустила голову.

– Ваша светлость! Я никогда…

– Да ладно вам, – сказал я и, взяв ее за подбородок, поднял ее голову, на меня взглянули чистые глаза, где уже начали скапливаться слезы. – Попытались повлиять. На меня все пытаются влиять. Но сейчас вас что-то совсем занесло… Что у вас за такая лютая неприязнь к Сулливану? Говорите, говорите, я все равно выдавлю из вас ответ. Вот сейчас возьму и начну давить.

Слезы заблестели ярче, запруда начала подаваться, я беспомощно следил, как она подалась под напором, хотя у меня было желание задрать ей голову еще выше, чтобы слезы оставались на месте, но тогда голова вообще оторвется, шея больно тонкая и нежная, как у той, что на первый в ее жизни бал…

Блестящие жемчужины побежали по щекам, оставляя мокрые следы, голос прозвучал едва слышно:

– Он меня обесчестил…

– Что? – переспросил я в изумлении. – Сэр Сулливан? Мне он показался настолько старомодным… в смысле исполненным всяческих достоинств рыцарем высших доблестей… гм, что как-то с его обликом морале это даже не вяжется.

Она сказала торопливо:

– Не в прямом смысле…

– А-а-а, – протянул я, – тогда давайте подробнее, леди. А то я не весьма как бы зело и обло в таких сложных и непредсказуемых делах. Мне бы чё-нить попроще, ну там войну кому объявить, флот выстроить, экономику поднять или опустить…

Она прерывисто вздохнула.

– Он несколько раз приезжал со своими друзьями ко двору моего отца. Ездили на охоту, соревновались в метании копья и топора, укрощали коней… Потом как мы встретились, я была настолько уверена, что я ему понравилась… были все признаки… очень понравилась, что я опрометчиво отбросила девичий стыд и сказала ему, что он может просить у моего отца моей руки.

Я терпеливо ждал продолжения рассказа, но она замолчала и опустила голову. Я вздохнул.

– Леди, думаете, мне уже все ясно?

Она посмотрела на меня несколько удивленно.

– Ну да… Вы же умный, ну, так мне почему-то сказали.

– Плюньте ему в глаза, – посоветовал я. – Это кто-то под меня копает. Быть умным… нет, ни за что! Я тоже хочу жить легко и радостно.

Она тяжело вздохнула.

– В общем, он в очень скользких выражениях…

– Изысканных?

Она покачала головой:

– Нет, он грубоват, мне это в нем и нравилось. Никакого изыска, все чисто и прямо, но в том случае он так прямо извивался в поисках слов, чтобы отказать мне и не обидеть…

Я сказал понимающе:

– Хотя, конечно же, вы были оскорблены до глубины.

– Еще бы.

Я поинтересовался как можно более участливо, одновременно подавляя зевоту:

– И… как? Что дальше?

Она вскинула голову и взглянула на меня с выражением настоящей королевы.

– Разве не понятно? Я просила отца не принимать его больше. Не знаю, как отец меня понял, но с той поры я о Сулливане больше не слышала вовсе, пока вы его не сделали бароном только для того, чтобы могли с ним подраться!

Я смотрел на нее с сочувствием.

– Ну да, о нем сразу заговорили. Как же! Властелин замка и земли, сумевший вырвать для своих владений независимость! Слушать такое вам было так же приятно, как глотать уксус для цвета лица. Что, правда он отбеливает?

Она произнесла хмуро:

– Ничего он не отбеливает. Только желудок болит. А Сулливан… Впрочем, вы угадали.

– А потом поперло, – продолжил я. – Его родственник был казнен за мятеж, а Сулливан унаследовал его титул, стал в одночасье герцогом… И вот о нем заговорили еще больше. А вам и совсем как бы… Все понятно, кроме совсем уж ерунды.

– Ваша светлость?

Я окинул ее внимательным взглядом.

– Леди Хорнегильда, вы были каким-то чудовищем?

Она вспыхнула до корней волос, но выпрямилась гордо, глаза гневно засверкали.

– Я не поняла вашего оскорбительного вопроса, сэр Ричард!

– Я имею в виду, – пояснил я, – вы пили уксус до знакомства с Сулливаном или после? Мне все же кажется, после…

Она произнесла твердо:

– Я была самой красивой в Сен-Мари!.. Обо мне слагали баллады!

– Тогда… почему?

Она поморщилась.

– Разве я виновата, что наша семья одна из самых могущественных и богатейших в королевстве?..

– Это и было причиной?

Она опустила голову.

– Для такого гордеца – да.

Я развел руками.

– Как же люблю этот благородный мир! И простые примитивные страсти. Он бедный, но гордый, принес любовь в жертву своей чести, а вы, цельная женщина, жаждете, чтобы его казнили за такое зверское и глумливое оскорбление самой лютой смертью!.. Можете не отвечать, уже мене, текел, фарес.

Она следила за мной гордо-пугливым взглядом, а я прошелся взад-вперед, размял плечи, задумался.

– Вообще-то можно и подумать над вашей проблемой… Я такой универсальный думатель. Мудрец, можно сказать, если совсем уж скромно.

В дверь осторожно заглянул сэр Жерар:

– Ваша светлость…

Я повернулся к нему, он правильно истолковал выражение моего державного лица и сказал торопливо, но твердо:

– Ваша светлость, к вам гонец. Срочно.

Я махнул рукой:

– Зови сюда.

Он выразительно посмотрел в сторону королевы красоты.

– Простите, ваша светлость…

Я сказал с подчеркнутой неохотой:

– Ах да, сверхсекретные сведения… Простите, леди Хорнегильда, закончим разговор позже.

Она присела в поклоне.

– Ваша светлость…

– Леди Хорнегильда, – ответил я.

Когда она исчезла за дверью, я сказал негромко:

– Вы прям чувствуете ситуацию, сэр Жерар. Как граф Ришар решился с вами расстаться?

Он поклонился.

– Спасибо за лестную оценку, ваша светлость… Так что с гонцом?

Я удивился:

– В самом деле прибыл? Как вовремя… Давайте его сюда.

В коридоре звякнуло железо, слуга отворил дверь кабинета и впустил молодого стройного и легкого паренька, идеального для передачи посланий на дальние расстояния, таких кони просто не чувствуют на спине.

Он шагнул вперед быстро и легко, моментально припал на одно колено и, не дожидаясь вопроса, выпалил:

– Ваша светлость, сообщение от графа Рейнфельса!

– Отлично, – сказал я бодро. – Что у него?

– Его войско, – отрапортовал он лихо, – прибудет через четверо суток! Просит сообщить, в какую часть королевства им будет приказано направиться сразу от Тоннеля.

– В Тараскон, – быстро сказал я. – Все в Тараскон!

Гонец поклонился, спросил снова:

– Еще он спрашивает насчет армии турнедцев. Они идут следом за ним, тоже хотели бы знать, куда им…

Я сказал довольно:

– Узнаю Рейнфельса. Не любит турнедцев, но уже начинает скрепя сердце заботится и о них.

– Общее дело, ваша светлость, – произнес сэр Жерар. – Граф всегда отличался повышенным чувством долга. Хотя он из Фоссано, к сожалению.

Я подумал, ответил решительно:

– Скажешь, им к Тараскону тоже.

Гонец поклонился.

– Будет исполнено, ваша светлость.

Я шевельнул пальцами, он вскочил, быстрый и сияющий, быстро отвесил поклон и пропал за дверью, словно прошел ее насквозь.

Сэр Жерар проводил его озабоченным взглядом.

– Ваша светлость, правильно ли?

– Что вас беспокоит?

– Не лучше ли направить часть войск в Гандерсгейм?

– Сейчас наше сердце, – сказал я, – Тараскон. И пираты это знают. В Гандерсгейме пока что тихо…

– Тихо?

– В смысле, – поправил я себя, – там позиционная война. Как только снимем угрозу с Тараскона, сразу же займемся Гандерсгеймом. Вот увидите.

Он вздохнул.

– Скорее бы. Гандерсгейм – открытая рана.