Текст книги "Ее Высочество"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Гай Юлий Орловский
Ее Высочество

© Орловский Г. Ю., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

Самый опасный враг – отсутствие врагов.

Лойола.

Часть первая

Глава 1

Роннер Дорриган, бригадир столичных плотников, показал себя настолько хорошим работником и умелым распорядителем, что я на третий день после их прибытия в бухту назначил его управляющим верфью.

Хорошая карьера, но, с другой стороны, во всей Дронтарии нет человека, умеющего строить корабли. После того великого поражения и уничтожения флота и всех портов одни переквалифицировались, другие вымерли, третьи ушли на заработки в Пиксию и Гарн…

После нашего победного возвращения я дал всем безразмерный отпуск на весь день, всем вернувшимся есть что рассказать, показать и чем побахвалиться, а сам с Фицроем прошелся вдоль стапелей со скелетами заложенных кораблей.

Дорриган торопливо сбежал по лестнице с недостроенного борта каравеллы, выглядел счастливым, а когда заговорил, то едва не повизгивал от распирающего счастья:

– Глерд Юджин, за время вашего отсутствия мы подготовили еще корабль! Хоть сегодня на воду.

– Отлично, – одобрил я. – Сегодня отдых, пусть вернувшиеся из проверочного похода расскажут о нашей лихости, это вселит оптимизм и повысит работоспособность на единицу труда, а завтра с утра снова трезвые и вообще!..

Он сказал с готовностью:

– Да, глерд Юджин. Все будет сделано, глерд Юджин!

Фицрой повернулся идти дальше, но я сказал Дорригану достаточно жестко:

– Да, еще очень важное! На кораблях никаких украшений!.. При встрече с ними на море всяк пусть видит: люди работают! Купцы купцуют, солдаты солдатствуют, а не… У нас люди серьезные, никаких плавающих бардаков на море!.. Вот тогда только по-настоящему будут бояться.

– И уважать, – вставил Фицрой.

– И уважать, – согласился я. – Вы правы, глерд. Пусть издали видят, серьезные люди идут по морю. Шествуют. Изволят! А когда корабль в украшениях и даже в затейливой резьбе по бортам – это какие-то богатенькие бездельники плывут! Нет и нет. Не важно, что мы зайчики, смотреться должны злыми и мрачными. Чтоб уважали и не заступали дорогу. И корабли должны выглядеть злыми и мрачными. Хотя оставаться зайчиками.

Он вздохнул:

– Да, глерд. Будет исполнено, глерд. Хоть ничего и не понял насчет злых зайчиков, но ваши указания лучше исполнять быстро и точно. И без всякого там. Да и тут.

– Вы хороший управляющий верфи, – сказал я с одобрением. – И даже замечательно, что раньше корабли не строили. Прежние корабелы в шорах и предрассудках, а мне нужны незашоренные!.. Без груза устаревших приемов. Действуйте согласно! И все получится. Я отлучусь ненадолго, а когда вернусь, мы тут такое замутим…

Фицрой пошел рядом нарядный по-особенному: в море в шляпе с пером не походишь, зато при разделе добычи перемерил массу одежды с захваченных и ограбленных кораблей, выбрал себе некий черный наряд, сочетающий изящество и строгость дизайна, где толстые золотые нити идут лишь по воротнику, обшлагам и в виде аппликаций на левой и правой стороне груди, из-за чего он выглядит неким таинственным принцем из загадочной страны.

– Ну как я смотрюсь? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, спросил: – А чего приказания отдаешь так, будто собираешься надолго смыться?

– Не надолго, – сказал я, – но пора бы помочь делу сопротивления в справедливой борьбе с агрессором! Не санкции же на него накладать… В конце концов, если Антриас захватит Дронтарию, наш флот тоже гавкнется.

– Гавкнется?

– Накроется, – объяснил я, – медным тазом.

Он покрутил головой.

– Ну и грубые в твоем королевстве люди! Какие слова произносят. Думаю, обойдутся без нас. Король Дронтарии уже предупрежден, мы сделали все, что требовалось…

– Это знаешь ты, – напомнил я, – а не королева Нижних Долин. – Все-таки, как бы ни была уверена во мне, надо сообщить о готовности короля Астрингера работать в коалиции и с верой в совместную борьбу с агрессором на собственной территории, раз уж доктрина о внешней политике не позволяет наносить превентивные удары за пределами.

– За пределами, – спросил он, – чего?

– За пределами, – повторил я многозначительным тоном. – Это важно – за пределами. И дает неоспоримые преимущества!.. Как только кто-то выходит за пределы существующих рамок, будь это знания, обычаи, предрассудки, это я про ученых, или пределы морали, совести, чести, это все остальные, то тут же автоматически получает преимущество над незнающими, трусливыми, совестливыми, честными, приличными, благородными, достойными, верными и преданными…

Он насупился, пробурчал, глядя из-под лба почти с неприязнью:

– Не пойму я тебя, Юджин… Ты на чьей стороне?

– Как демократ и гуманист, – ответил я с достоинством, – я всегда на своей стороне. Хотя и этот сукин сын может предать, как не раз уже делал, но это наш сукин сын!.. Даже как бы и совсем мой. В общем, я быстренько туды-сюды. Тут еще суп не остынет.

Он хмыкнул.

– Ну да, если бы так… Вот так прошлое хватает за ноги. Пока окончательно разделаешься, столько времени профыркивается…

– Останешься вместо меня? – спросил я с надеждой. – Вдруг королева дрогнет?

– Подумает, – предположил он, – тебя по дороге в Дронтарию химеры взяли, и король Астрингер будет застигнут врасплох?

– Что-то типа того, – ответил я. – Это на кого-то другого может подумать, что запил где в дронтарских кабаках и забыл, куда и зачем едет.

– Не указывай грязным пальцем, – ответил он с достоинством, – на мои чистые пятна! Знаешь, сколько мне потребовалось усилий, чтобы создать о себе такую репутацию? Зато никто не пристает с обязывающими просьбами.

– А потом ты так привык играть эту роль, – сказал я, – что маска взяла и приросла.

Он хохотнул.

– Точно. А так внутри я такой же серьезный и занудный, как ты. Только очень глубоко внутри. Уже не достать. Но, ты прав, королева должна быть уверена, что у тебя все получилось, и Антриас нарвется в Дронтарии на крепкую оборону. Это и в твоих интересах.

– В наших, – поправил я. – Если Антриас прорвется до побережья, нашим амбициозным планам хана.

Он сказал с неудовольствием:

– Вот так всегда! Как только начинается что-то интересное, тут же всякое норовит испортить и помешать. Но я не останусь вместо тебя. Здесь все работает. Ты умеешь подбирать людей! Этот Роннер Дорриган пашет с утра до ночи с того дня, как ты назначил его управляющим верфью. Еще бы, такая карьера!

– Ему просто понравилось строить корабли, – сказал я. – Да и нет во всей Дронтарии кораблестроителей.

– Да им всем понравилось, – сообщил он. – Глаза горят, только и разговоров о работе! Даже больше, чем о бабах.

– Ну уж больше, – сказал я с сомнением.

– Ну почти, – ответил он. – Но такого раньше не было, чтобы и после работы говорили о работе! А у нас даже с бабами в постели все о работе, все о работе… Так что можем ехать смело, ничего не случится. А когда вернемся, парочка кораблей уже будет готова к спуску на воду.

Я подумал, сказал нерешительно:

– Да, пожалуй. Но все равно пора освобождаться от этой роли побегальщика. Ну, побегушника. У меня свое интересное и перспективное дело!..

– Это я понял, – ответил он и плотоядно потер ладони.

– Ну вот, – сказал я, – так что надо намекнуть ее величеству, что я уже старый, надо на покой, на побегушках уже не могу, кости болят…

– Намекнешь? – переспросил он. – Обухом в лоб?

– Постараюсь помягче, – ответил я. – Все-таки женщина!

– С женщинами разговаривать труднее, – согласился он. – Я вообще стараюсь разговоров меньше, дела больше… но с королевой так не попрет, надо с танцами. Хорошо, пойду подберу коней.

– Фицрой, – сказал я с чувством, – что бы я без тебя делал? Наверное, зажил бы, как король!.. Ладно, займись конями и прочим, а я тут заскочу кое-куда, надо попрощаться…

Он захохотал и быстро вышел, я услышал в коридоре бодрый стук его подкованных подошв и бодрую песню.

Под властью владельца замка Медвежий Коготь, кем бы он ни был, находятся два десятка деревень и сел, хорошие пахотные земли, леса, одно небольшое озеро, два болота на севере и длинная прибрежная полоса южного моря. Жаль, конечно, не пляжная, волны грозно бьются о скалы, но, с другой стороны, враг не высадится, что в это неспокойное время важнее.

Бухта на границе моих земель и герцога, и хотя он отдал в мое распоряжение ее всю в ответ на мое содействие в улаживании его спора с соседом, но все-таки надо подчеркивать, что я ценю его дар, что я охотно и делаю по-своему, зато искренне…

Герцогиня поднялась навстречу, на лице сильнейшее смущение, щеки сразу заалели, между нами был стыд, она это постоянно помнит и, похоже, частенько копается в своем неправильном поведении, толкуя его так и эдак, для женщин это как для мужчин футбол или чемпионат по боксу для тяжеловесов.

Я сказал с ходу:

– Как вы свежи и молоды, ваша светлость!.. И как меня охватывает энтузиазм!

Она сказала слабым голосом:

– Глерд Юджин…

Я откровенно любовался ее смущением. Идем к сингулярности, уже скоро начнем менять свои тела так, что не поймешь, кто был мужчиной, а кто женщиной, но я пока что в этом теле, а для него, скроенного по древним лекалам, такое небезразлично… скажем предельно мягко, и многое воспринимается согласно инстинктам, а не по уму.

Ну не в состоянии я заботиться о мускулистой женщине, что в двойном повороте вышибает ногой челюсть противнику и вообще во всем демонстрирует надо мной превосходство! Я могу с нею дружить, общаться… но у любви все-таки на первом месте забота и оберегание, это древнейший инстинкт, без него человечество исчезло бы еще во времена неандертальцев или даже на уровне червяков.

Возможно, именно потому потянуло и продолжает тянуть с такой силой к герцогине. Она действительно женщина, то есть половинка человека, как и я половинка, а вместе составляем человека: могучего, полноценного.

По отдельности мужчина и женщина, а вместе – человек. Потому что мужчине легче добывать мамонта и открывать бозон Хикса, когда со спины прикрывает женщина, обеспечивая комфорт и придавая силы для продолжения борьбы.

Вот так вместе человек делает гораздо больше, чем мужчина и женщина по отдельности. Но в моем мире эти речи – чудовищная крамола, можно и загреметь, зато здесь могу вести себя по-дикарски естественно.

– Бог создал женщин, – сказал я, – нам в поддержку и утешение… Утешьте меня, герцогиня, мне снова грустно.

Она испуганно оглянулась.

– Зачем вы меня сразу раздеваете? Глерд, вы хотя бы поздоровались! Муж вот-вот вернется!

– Вы правы, – согласился я. – Подумаешь, ворох платьев… Не так уж и тяжело задирать…

– Глерд!

– Подержите здесь и здесь, – деловито попросил я. – Вот на этой высоте… Можно выше… Ох, как вы божественно утешаете…

– Глерд, я ничего не делаю непристойного!.. Я порядочная женщина!

– Да, – согласился я счастливо, – как хорошо такой свинье, как я, оказаться среди порядочных.

– Глерд, не делайте того, что вы делаете, умоляю. Это непристойно…

– Правда? – изумился я. – Кто бы подумал…

– Глерд, – прошептала она, закрыв глаза, – мне стыдно… как я могу…

– Не обращайте внимания, – посоветовал я.

– Глерд!

– А вот мне можно, – сообщил я. – Я освоил пиратство, потом расскажу, что это, теперь с новым левлом можно вообще все!

– Глерд, то… что делаете… вообще бесстыдство…

– Зато какое!.. Герцогиня, вы умеете дать человеку счастье… или, как говорили в старину кратко, просто дать… даже ничего не делая… и даже не обращая внимания, что делают с вами…

– Ох, глерд, это бесстыдно и недопустимо…

– Весь грех беру на себя, – заверил я. – Как поджигатель, а вы жертва, потому вы абсолютно невинны… как это восхитительно, как… ох, бесподобно… герцогиня, вы самое лучшее на свете лакомство…

Она опустила подол, как только я перестал сжимать ее в объятиях, сказала в ужасе:

– Что я мужу скажу?

– Всю правду, – сказал я бодро, – ваш сосед, глерд Юджин, отправляется в Шмитберг. Заскочит к королю Астрингеру. Если герцогу надо что-то передать его величеству, то с удовольствием и радостью от счастья иметь такого соседа… гм, как-то двусмысленно звучит… в общем, потом помчусь в королевство Нижних Долин.

– Ох, – сказала она опасливо. – Не насовсем?

– Как я могу, – заверил я и попытался поцеловать ее, но она в смущении отвернулась, и я чмокнул в розовое ухо. – Если вдруг герцогу что-то надо, пусть только кивнет! Из Шмитберга проеду в Санпринг пообщаюсь с ее величеством королевой Орландией насчет стратегии развития и культурных связей, как-то так примерно. И если герцогу что-то нужно…

Она слабо улыбнулась:

– Довольно-довольно! Герцог будет счастлив, что у нас такой любезный сосед. А вот мне очень неловко.

– Герцогиня, – сказал я уверенно, – что вы, как в лесу? Нужно жить, как и принято: по двойным стандартам!.. И жизнь будет полна удивительных открытий и временно запретных радостей. Надо ими пользоваться, пока запретные, а то потом запреты снимут, и все, конец, никакого щастя.

Глава 2

Я сам не понял, в чем дело, даже старательно поразмышлял на обратном пути в сторону бухты, почему это вдруг с такой страшной силой тянет к герцогине. Как-то странно притягательно действует эта вот застенчивость, стыдливый румянец, жаркий шепот и уверения, что такое вот делать нельзя, потому что это нехорошо и не принято.

И дело вовсе не в том, что у нее такое сладостно нежное мягкое тело, белое и жаркое, чем-то еще дивно хороша и удивительна, хотя когда отдается, так это здесь называется, то это просто чудо, я весь из себя…

Фицрой, как боевой конь, что взбодрился при звуках боевой трубы, носится по верфи, проверяя и перепроверяя, указывая и подгоняя, а когда увидел меня, лихо спрыгнул с лесов почти на высоте человеческого роста, красиво выпрямился, согнув ноги в коленях, но не спину.

– Уже? – спросил он. – Не снимая сапог?

– Грубый ты, – укорил я. – Нет в тебе романтизма и высокой духовной чувственности. У нас было расставание, как у Гектора и Андромахи или Меджнуна и Лейлы… ладно, забудь. Насчет коней и прочего уже?

– Нет, – ответил он, – я тут одного приспособил. Думаю, нам пора обзаводиться слугами. Ты как?

Я пожал плечами.

– Обходился как-то. А что, нужно для важности?

– И для нее тоже, – сообщил он. – Важность – это престиж и статус в обществе. Мы же люди, а какие люди без фанаберии?

– Одного на двоих?

– Зато какого, – ответил он. – Думаю, пригодится в дороге.

Я подумал, спросил:

– Понсоменера?

– С тобой неинтересно, – сказал он с досадой, – всегда опережаешь… Нужно как-то договориться с тобой говно есть…

Я поморщился.

– А еще глерд!

– Понсоменер, – сказал он уже серьезнее, – будет счастлив посмотреть мир. Он же никогда не покидал свою деревню!.. Не считая нашей авантюры на море. А нам коней расседлать-оседлать, костер развести, то да се… Он быстрый, как перепуганная мышь.

Я подумал, пытаясь вспомнить лицо Понсоменера, и с удивлением понял, что никак не удается.

– Понсоменер… Знаешь, на корабле я не обращал внимания, народу много, проблем еще больше… но сейчас что-то в нем сильно тревожит.

Он усмехнулся:

– Меня тоже.

– Так чего тогда?

Он пожал плечами.

– А разве не справимся? Зато исполнительный, как не знаю кто. Не очень уклюжий, но… как-то делает все быстро. А в дороге присмотришься к нему лучше.

– Ну да, – согласился я, – когда втроем, все на виду. Но все-таки…

– Да ладно, – сказал он. – Он не химера, я тебе говорю!.. Я химер кишками чую. Наверное, тоже под свет трех лун попал. И как-то выжил.

– Тоже, – повторил я, – это ты о ком? О себе?

Он поморщился.

– Ну что ты везде тайный смысл ищешь?.. О себе, о тебе или о ком-то еще – какая разница? Это так говорится. Ты же не попадал? Или попадал?

– А ты? – спросил я.

Он вздохнул.

– Ну вот, всегда переводишь, чтобы не отвечать, а тебе все раскрывали и докладали. Это нечестно. Ты раньше в тайном сыске не работал? Или в дипломатическом?..

– Вся жизнь наша, – сообщил я философски, – и тайный сыск, и дипломатия, и хрен знает что еще.

– Зато весело, – заверил он и, повернувшись спиной, заорал: – Понсоменер!.. Понсоменер!

Я покосился по сторонам.

– Где ты его видишь?

– У него хороший слух, – заверил он. – В Шмитберг будешь заезжать? А то если по прямой, на сутки короче… А вот и Понсоменер!

Я повернулся, молодой парень приблизился к нам так быстро и неслышно, что я даже не понял, как он это сделал, но уже стоит, опустив руки, лицо бессмысленное, словно исчез из этого мира, оставив перед нами только тело, а я старательно всматривался и начинал понимать, почему до сих пор не запомнил: запоминать нечего.

Ни оттопыренных ушей, ни длинного или короткого носа, вообще ничего в лице или фигуре выразительного. Более того, будто бы его вот таким вылепили из воска, а потом немножко подержали на солнце, отчего все чуть-чуть оплыло, потерялась четкость, и если отведешь взгляд от его лица, то уже не вспомнишь, какое оно.

Интересное свойство, мелькнула мысль. Некая защитная реакция организма, дескать, никого не трогаю, не обращайте и вы на меня внимания.

– Понсоменер, – сказал я.

Он чуть вздрогнул, посмотрел на меня добрыми коровьими глазами.

– Это я…

– Поедешь с нами, – распорядился я.

Он спросил несколько заторможенно:

– Далеко?

– В столицу, – ответил я.

– Значит, – проговорил он тем же сонным голосом, – еды взять на пять дней пути.

– Бери больше, – велел я. – Поедем втроем.

Он кивнул.

– Да, я знаю.

Я милостиво отпустил его кивком, надеюсь, у меня уже получаются эти жесты, а когда он удалился, спросил Фицроя шепотом:

– Ты ему уже сказал?

Он хохотнул:

– Нет, конечно. Он сам догадался. Я же говорю, он смышленее, чем выглядит. Когда рядом, то и приказывать ничего не надо. Чувствует, что нужно. Только соберешься что-то повелеть неожиданное, смотришь, а он уже сделал!

Я сказал с сомнением:

– Посмотрим-посмотрим. А то я могу такое повелеть…

Он посмотрел на меня с интересом:

– А вообще-то интересно будет посмотреть… Ага, он уже все приготовил!

Из далекой конюшни вышел Понсоменер, в поводу шестеро коней, трое оседланных, а трое, как понимаю, в запас. Я сразу вспомнил про умника, которому показалось медленным ездить на большой черепахе, и он для удвоения скорости купил еще одну.

Скорость наша с шестью лошадьми если и увеличится, то на самую малость, все-таки надо останавливаться, переносить седла на свежих, что тоже не совсем свежие, раз уж не из стойла, а скачут рядом…

Все мое имущество поместилось в небольшую сумку, у Фицроя и то больше, зато его мешок легче – одни наряды, а Понсоменер ничего не взял, ему и так хорошо.

Огромное оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:

– Понсоменер!.. Вперед, Понсик!

Понсоменер молча тронул коня, а мы двинулись за ним на расстоянии в десяток шагов. Фицрой красиво и гордо покачивается в седле, но вдруг его лицо погрустнело.

– Какой ты мне меч подарил, – сказал он с тоской. – Эти сволочи в Карбере забрали!.. И не подумали отдать…

– Как не подумали? – спросил я. – Сам видел, как за тобой гнались, хотели вернуть.

Он посмотрел с укором:

– Тебе ха-ха, а мне горькие, как у мышонка в кошачьей лапе, слезки. Даже не знаю, никогда не успокоюсь. Такое сокровище в руках было… Слушай, ты же чародей, сделай еще один!

Я опешил.

– Ты чего? Как это сделать? Я не умею.

Он повернулся в седле так резко, что оно протестующе взвизгнуло.

– А как создаешь свои магические арбалеты? Я же вижу, сопишь-сопишь, а потом р‑р‑раз – и у тебя в руках!

Я сказал с сожалением:

– Фицрой, открою тайну как другу. Сил у меня, как у комара. Даже не самого крупного, а так… среднего. Я имею в виду чародейских сил. Создать почти ничего не могу, а что удается, то исчезает почти сразу!..

Он открыл рот в изумлении.

– Я думал, это ты их… убираешь.

– Сами, – заверил я. – Чтобы никто не видел, как исчезают в руках, я их раньше закидывал в кусты. Если кто хочет, пусть ищет. Сейчас, правда, научился распылять, как ты говоришь, но это все равно лишь на минутку, а то и полминуты раньше, чем рассыпается само по себе!

Он сказал разочарованно:

– Вот как… А зачем сам?

– Чтоб видели, – пояснил я. – Когда я, то это я, а когда само – то это моя слабость и неумение удержать надольше. Понял?

– Да-а, – протянул он, – не хотелось бы, чтобы меч в бою превратился в воздух.

– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Рубашка и штаны все еще служат тебе, уже хорошо!..

– Хорошо, – согласился он. – Рундельштотт настоящий чародей!.. Я буду беречь его шкуру лучше, чем свою, а то умрет, а я окажусь без штанов.

Он хохотнул, покачал головой.

– Я что-нить придумаю, – пообещал я. – Только Рундельштотту не говори. У него всякого там в сундуках, ящиках и под тряпьем хранится! Насобирал, как хомяк, все тащил в нору, уже и забыл давно.

– Я б о таком не забыл, – сказал Фицрой со вздохом. – Ни за что!

– Он отыскал для себя намного более важное, – сообщил я шепотом, – а мечи и прочие орудия убийства для него ерунда… Да только королева запретила в последний момент!

Он замолчал, дальше долго ехали молча, а я думал, что вообще-то можно бы еще что-то попытаться делать, кроме пистолетов, но действительно все упирается в мою крайнюю слабость как мага. Что толку, если все тут же исчезает? Даже если бы сумел создать бутерброд и тут же сожрать, исчезнет в желудке. Но может быть и еще хуже: начнет перевариваться и усваиваться, а потом из организма исчезнут такие нужные белки, жиры, углеводы и микроэлементы.

Ладно, еще не вечер. Сейчас о другом думать надо. Порталы куда важнее. Надо развивать умение создавать как можно быстрее и, желательно, не на шажок, а подальше, подальше.

Вполне возможно, умение обращаться с магией развивается, как и все остальное у нас: то ли запоминать больше цифр, то ли поднимать штангу с большим количеством блинов.