Текст книги "Ричард Длинные Руки - принц-регент"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 14

Мы прошли немного по карнизу над пропастью, где на дне ручьи, трава между округлых камней, дальше небольшой проход по туннелю и красиво прорубленная арка, как понимаю, в следующую пещеру, что оказалась размерами не больше деревенского сарая, зато на той стороне видна самая настоящая дверь, плотно вписанная в стену так, что ни малейшего зазора.

Монах со сдержанной улыбочкой потянул дверь на себя, из-за нее донеслось веселое птичье щебетанье. Пахнуло ароматом цветов, а когда монах сдвинулся, я потрясенно в той исполинской пещере увидел прекрасный сад, кусты в цветах, высокую траву, толстые стволы деревьев с красиво изогнутыми ветвями.

Я охнул:

– Как такое возможно?

Он довольно улыбался.

– Это одна из оранжерей, за которыми я присматриваю. Не самая крупная, конечно, но где-то миль четыреста по площади… гм… в ней наверняка есть.

– Ну да, – сказал я ошарашенно, – что такое четыреста миль?.. Пара королевств, конечно, поместится, но Мамонтова намного крупнее. Надеюсь, ниже вас там пещер нет?

Он изумился, посмотрел даже с некоторой обидой.

– Как это нет? Все, что связано с камнями и металлами, ниже. А в самой глубине те, куда уже начали свозить запасы зерна, муки, благо подземные реки вряд ли иссякнут… так уж сразу.

Я поинтересовался:

– Скоро тут у вас будут выбирать нового настоятеля. Вы уже решили, за кого отдадите голос?

Он распахнул глаза шире.

– А что, аббат Бенедарий уходит?.. Жаль. С ним было так спокойно…

– Не сомневаюсь, – согласился я. – Вы давно не поднимались в общий зал для совместной молитвы?

Он посмотрел на меня с некоторой робостью, явно подозревая визитатора.

– Наш Создатель, – ответил он с осторожностью, – как мне по своей простоте кажется, не страдает глухотой. Он услышит меня, надеюсь… Может быть, услышит, даже если заберусь в подземелье и поглубже?

– А что, – спросил я, – ниже что-то есть еще, если не считать складов для отсидки на время прихода Маркуса?

– Есть, – ответил он. – Но я люблю сады, потому не опускаюсь ниже, где в адском пламени куется ни с чем не сравнимое оружие.

– Адском?

Он усмехнулся.

– Так говорится. Конечно, там не ад, хотя в подземных реках течет не вода, а расплавленный металл… Наши умельцы там обожают плескаться.

– Плескаться? – переспросил я осторожно.

Он пожал плечами.

– В смысле, работать. Есть еще пещеры, где дивные кристаллы всему придают необычные свойства. Отец Мантриус утверждает, что они созданы не Господом в первые дни творения, а уже людьми…

– А как на самом деле?

Он снова пожал плечами.

– Не знаю. Я лишь садовник. И настолько люблю свой сад, что даже, каюсь, редко поднимаюсь, как вы уже заметили, на обязательные общие молитвы… Уповаю только на доброту Господа. Ему стоит только разок заглянуть сюда, чтобы понять меня и простить!

Он кротко улыбался, уверенный и в доброте Господа, и в том, что за такой ухоженный сад ему простили бы и куда большие грехи, чем непосещение общей молитвы.

Я кивнул в сторону каменных ступеней в стене – ведут вниз и, судя по всему, рассчитаны на долгий спуск.

– А там?

– Еще пара садов, – ответил он довольно. – А потом уже мастерские гномов.

– Гномов?

Он улыбнулся.

– Так называем наших кузнецов и оружейников. Они же и рудокопы, но это уже между прочим.

– Господи, – сказал я, – что там можно ковать?

– Там еще ниже, – объяснил он доверительно, – редкие руды! Даже рыть не надо. Все на поверхности. Ну, если пещеру можно назвать поверхностью, хотя в самой пещере как бы поверхность?

– Вы философ, – сказал я. – Пастухи да садовники – лучшие философы в мире! Ладно, спасибо за подсказку. Пойду взгляну, а то всю жизнь буду вспоминать, что был так близко, но не посмотрел!

Он кивнул, чуточку разочарованный, что хочу кроме его сада увидеть еще что-то на свете.

– Для молодых ног там не так уж и далеко…

– Если только обратно не по ступенькам, – согласился я, – а на крыльях бы…

Позеленевшие от древности каменные ступени неспешно повели вниз, вечные свечи горят даже здесь, мягкий свет падает красиво и рассеянно, из сада внизу толстые плети виноградных лоз грациозно и картинно поднимаются по стенам, цепляясь за любые неровности, и я спускался, в самом деле любуясь красотами, сказал бы себе такое раньше, сам бы плюнул себе в глаза. Надо мир спасать, а ему, видите ли, ах как красиво!

Ниже открылся сад, виноградные плети и здесь обвивают стволы деревьев, гроздья спелых ягод блестят в пламени свечей, тугие и налитые соком…

Я покрутил головой, ну и монахи, все равно для меня это больше чудо, чем искусство селекции.

Белые розы, гудят пчелы, ну да, это же божьи пчелки, знаю-знаю, монахи по пчелам первые в мире, хотя все равно не понимаю, как они здесь живут…

Свет на мгновение померк, я остановился так резко, будто ударился о препятствие, и тут же в стене совсем рядом, иногда показываясь наружу, пронеслась, как черная комета, целиком состоящая из ночи, та проклятая темная тень, что умеет облекаться тяжелой и смертельной плотью.

Это было неожиданно и страшно, когда в таком идиллическом раю такое вот чудовище, я остановился с колотящимся сердцем. И вообще там ли ищу, или же подсознательно стараюсь уйти от поисков решения, оправдывая себя тем, что правильные решения лежат обычно не там, где ищет большинство.

Черная тень уже исчезла, я постоял некоторое время в проходе между садами и мастерскими, уже совсем собрался вернуться, как увидел поднимающуюся снизу огромную фигуру.

Мне показалось, что это брат Жак, хотя это немыслимо, я же встретил его там наверху, когда он тащил примерно такой же мешок…

И все-таки это брат Жак, его и в монашеской рясе спутать с кем-то еще трудно. Поднимается, глядя себе под ноги, на плече мешок с погромыхивающими камнями, но идет бодро, до конечной цели пока далеко, еще и намурлыкивает что-то под нос.

Я сказал весело:

– Привет, брат Зубодробитель!

Он вздрогнул, остановился, вскинул голову.

– О, брат паладин… Глубоко же ты забрался…

– Да так, – ответил я легко, – почему бы, думаю, не?.. Вот я и. Перед обедом рекомендуют легкую прогулку.

Он спросил обеспокоенно:

– А что, скоро обед?.. Я думал успеть к завтраку…

Опустив мешок под ноги, он со вздохом облегчения откинул капюшон. Я мазнул взглядом по сильно покрасневшему и даже чуточку подраспухшему уху, стараясь, чтобы это выглядело как бы невзначай.

– Могу, – предложил я, – укрепить твои силы прямо сейчас… Держи, это святая вода, в других странах именуемая вином. А вот тебе ветчина, сразу сил прибавится.

Он с недоверием принял грубую кружку из глины, сделал глоток, глаза расширились в радостном изумлении, и дальше не отрывался, пока не осушил до дна.

– Да, – просипел он счастливо, – в самом деле святая вода, а то весь иссох… Значит, умеешь делать не только за столом? А что это за ветчина такая странная? Руки человеческие не в состоянии нарезать такими тонкими ломтиками!

Ломти ветчины в самом деле размером с лопату, но все абсолютно одинаковые, я смотрел, как они исчезают в его широкой пасти, словно сухая солома в огне пожара, наконец он довольно вытер толстые губы тыльной стороной ладони.

– Спасибо… Как жаль, что у нас нет паладинов!

– Рад, – сказал я, – что тебе понравилось, Жак Зубодробитель.

Он переспросил заинтригованно:

– Зубодробитель? Так меня еще никто не называл.

– Не обижайся, – сказал я. – Это по старой памяти.

Он широко заулыбался.

– Я не обижаюсь, даже нравится. Мне всегда хотелось кому-то дать в зубы даже здесь. А раньше, когда в деревне… гм… А что, у тебя был такой дружок?

– У меня не было, – признался я, – но один монах по имени Жак Зубодробитель из цистерцианского аббатства Дюн во Фландрии… это в моем королевстве такая область, узнал, что армия чужого короля направляется в сторону его монастыря. Он тотчас же оставил свои обязанности, сразился с чужеземными рыцарями, убив сорок из них в знаменитой битве Золотых шпор, и с гордостью вернулся в свое аббатство.

Ноги брата Жака подкосились, он едва не сел на свой мешок с камнями, а на меня смотрел огромными вытаращенными глазами.

– Как? – прохрипел он потрясенно. – Сорок рыцарей?.. Как такое возможно?.. А запрет брать монахам в руки оружие?

– То мечи нельзя, – напомнил я, – и всякое колюще-рубяще-режущее тоже, а вот дубинку да, ею как бы не проливаешь кровь.

Он просиял.

– Дубинка? Ах да, дубина… Ну да, ее же можно самому вытесать по своей руке и своим размерам.

– Стоп-стоп, – сказал я, – не спеши. Маркус еще не скоро, а с братьями тебе драться, что с мухами. Потерпи.

Он смотрел на меня радостными глазами.

– Жак Зубодробитель… Интересно у вас там живут!.. А ты чего здесь?

– Да просто гуляю, – пояснил я.

Он ухмыльнулся.

– Сейчас там ниже встретишь брата Кэпингема. Он тебе понравится!

Я посмотрел ему в спину, поднимается наверх с грузом бодро, насвистывает, хотя впереди этих ступеней даже не сотни, а тысячи. Вообще-то монахи могли бы придумать и соорудить какой-нибудь грузовой лифт, но думаю, таким, как брат Жак, и нужно таскать руду наверх, чтобы всякие нечестиво плотские мысли выбить из головы и тела…

Интересно, он и глазом не моргнул, встретив меня снова на той же дороге вниз. И вообще сделал вид, что сегодня видит впервые. Как будто этот Жак совсем не тот Жак.

Воздух поднимается снизу не просто теплый, как там, в оранжерее, а уже горячий, прокаленный, я все чаще подумывал, что обратно хорошо бы попробовать птеродактилем… но, увы, вряд ли получится, аббат перекрыл все лазейки для магии, уже убедился, пытаясь перенести сюда мечи…

В лицо пахнуло жаром, из бездны выметнулся огненный гейзер, я уставился на него со страхом, это не магма, это расплавленный металл, что за сила его вытолкнула на такую высоту…

– Эй, – донесся голос, – заблудился?

Я оглянулся, в широкой расщелине в стене раскорячился огромный мужик, заняв собой почти весь проем, голый до пояса, но при кожаном фартуке, в руке огромный молот.

Я помахал рукой.

– Имею честь видеть доблестного и благороднейшего мастера железных дел непревзойденного Кэпингема?

Он покачал огромной башкой, из-за всклокоченных черных волос похожей на голову горгоны Медузы.

– Чую речь образованного человека. И как вы оказались здесь… сэр?

– Да вот мимо ехал, – объяснил я. – Задумался о высоком, а тут смотрю, уже в монастыре, конь в стойле, а я вот иду по ступенькам, как часто бывает… Это хде я?

Он заржал, рассматривая меня, пока я взобрался на камни и прыгал по ним, приближаясь к хозяину этих мест. Издали показался настолько похож на гнома, что я даже засомневался, но, правда, трудно представить гнома моего роста, а выглядит брат Кэпингем ниже только потому, что вдвое шире, руки и ноги как бревна, голова сидит прямо на плечах, безумно массивных и раздвинутых в стороны так, что нужно поворачивать голову, чтобы посмотреть на каждое из них.

– Дивно видеть человека, – сказал он задумчиво, – такого, сложения в стенах монастыря…

– Но вы с Жаком здесь, – напомнил я. – Да и вообще… разные причины заставляют нас менять места. Я вообще паладин, так что не совсем правильный монах.

– А-а, – сказал он понимающе, – тогда это другое дело. То-то смотрю на рукоять вашего меча, она достаточно потерта…

– Это не от моих ладоней, – уточнил я. – Предпочитаю надевать боевые рукавицы.

Он широко улыбнулся.

– Добро пожаловать, брат паладин, в мою мастерскую!

Глава 15

Мастерская просторнее иной церкви, брат Кэпингем обставил ее с размахом: помимо обязательной наковальни в центре еще с полдюжины помельче разных размеров, вдоль стен развешаны десятки молотов, щипцов, клещей и всякого рода менее знакомых мне вещей, что желательны для кузнеца и обязательны для оружейника. Некоторые инструменты больше подошли бы хирургу, но здесь они, судя по их виду, используются довольно часто.

А в дальнем углу огромная кровать на каменных ножках, что значит брат Кэпингем и спит здесь, прямо в мастерской, предпочитая молитву делом, что вообще-то Всевышний ценит больше всего, за что и награждает, в том числе и мирскими благами.

Стол вместительный, шесть массивных кресел, я по жесту хозяина опустился в одно и сразу же сотворил две большие чаши вина.

– Прошу меня простить, – сказал я виновато, – но долгий спуск иссушил до крайности. Присоединитесь, дорогой брат, чтобы я не чувствовал себя неловко…

Он хмыкнул, сел за стол и сразу цапнул чашу, что почти утонула в его громадной ладони.

Я выждал, пока осушит, не отрываясь, тут же наполнил снова. Брат Кэпингем посмотрел на чашу, на меня.

– И как часто?

– Да хоть бочку, – сказал я. – Но сразу бочку пока не могу, не дорос. А вот так, по капельке…

Он довольно хохотнул:

– …Можно накапать целую бочку! Неплохо вас, паладинов, Господь одарил. Правда, постоянно шкурой рискуете, по голове получаете, все время в дороге… У вас, смотрю, неплохой меч на поясе…

– Да, он хорош, – ответил я, – хотя, конечно, есть и получше. Там, дома. Только все они в чем-то о-го-го, а в чем-то…

Он вскинул брови.

– Это как?

– Травяным мечом, – сказал я, – есть у меня такой, могу разрубить все, что по земле бегает, но против гарпий, горгон или любой твари, что летает, все равно что палка… Нет, палка даже лучше. Красный меч использует магию огня, это очень красиво, когда, как архангел, машешь пылающим клинком и рубишь закованного в стальные доспехи противника так, словно тот голый… Но если тот использовал для защиты магию воды, то лучше бы я взял в руки опять же палку…

– Гм, – сказал он задумчиво, – против таких доспехов, я говорю про защищенных магией воды, пригодился бы разве что легендарный Озерный меч…

– Легендарный? – спросил я в удивлении. – А он у меня просто висит на стене рядом с другими. Даже ниже, потому что те красивше… Давай еще налью, только это покрепче. Как, выдержишь?

Он самодовольно улыбнулся, но когда сделал огромный глоток выдержанного коньяка, лицо побагровело, а глаза полезли на лоб, заметно поднимая не только брови, но и массивные навесы надбровных дуг. Когда все-таки перевел дыхание, на меня посмотрел с уважением, и я понял, что дальше будет пить крохотными глотками, а каждое мое слово ловить, как откровение свыше.

– Вопрос воина знатоку, – сказал я, – есть ли на свете оружие, с помощью которого можно бы дать отпор приближающемуся Маркусу?..

Он нахмурился, поджал губы. Рука понесла к губам чашу с коньяком, но он посмотрел на нее как на врага и поставил обратно на стол.

– Именно Маркусу?

Я сказал быстро:

– Не спрашиваю, есть ли оно здесь или можно ли сковать, я вообще о самой возможности!

– О таком не слышал, – ответил он зло. – Не слыхал! И никто не знает!.. Но ты, брат паладин, не скисай. Если не знаю и другие не знают, то это не значит, что все на свете такие же олухи. Да и вообще… не знаю, но, может быть, сумели бы и сами?

– Времени мало, – сказал я.

– Да, – возразил он, – но еще не совсем прижало рогатиной к стене! Еще что-то можно…

Щенячье ликование наполнило меня от пяток до ушей. На этого огромного лохматого мужика я смотрел с такой нежностью, что чуть не прослезился.

Он заметил, как изменилось мое лицо, с беспокойством вскинул мохнатые брови.

– Брат паладин?

– Я проехал десятки королевств, – сказал я с чувством, – от берегов южного моря до этих земель Предельного Севера… но ты первый, брат! Первый, кто сам заговорил о сопротивлении, а не бегстве! Все уже сложили лапки, я просто бешусь.

Он пробормотал:

– Сложили не все… У нас народ боевой, но тут такое дело…

– Какое?

– Многие, – сказал он нехотя, – считают Маркуса карой Божьей, а ее нужно принять и не противиться.

Я сказал зло:

– Все можно трактовать так или эдак в зависимости от того, на чем стоишь и чего держишься. Говоришь, есть такие, кто готов вступить в бой с Маркусом?

– Таких много, – заверил он, – только все понимают, что это бесполезно.

– Тем более, – сказал я с жаром, – это герои, если готовы вступить в неравный бой и погибнуть… красиво! Но мы постараемся, чтобы те гады, что прилетят, погибли. Пусть даже красиво, согласен. Я добрый и всегда прощаю врагов, как только убью и попрыгаю на их трупах. Или хотя бы попинаю.

Он сказал хмуро:

– Да, так победа слаще… Лично для тебя могу постараться и сковать доспехи, которые устоят против магии воды, огня, ветра и любых заклятий… но поможет ли это против Маркуса? Мы же ничего не знаем, и никто не знает… С большой высоты ломают всю землю, разбивают горы в пыль и опускают королевства на дно морей, проходят по странам, как гигантским плугом…

– Но прежде опускаются, – напомнил я, – и набирают пленников!.. В этот момент уязвимы. Возможно, уязвимы. По крайней мере, можно попытаться вдарить со всей дури.

– Можно, – согласился он, взглянул на меня пытливо. – А ты точно пойдешь в бой?

– Клянусь, – ответил я твердо.

– Что у тебя, – спросил он, – кроме Травяного и Озерного?

– Красный, Зеленый, – начал я перечислять, махнул рукой. – Все раздам тем, кто пойдет со мной. Искусство должно служить народу! И вообще все должно служить… Еще у меня куча всякого, из чего можно подшибить даже дракона, но Маркуса этим вряд ли даже поцарапаем…

– Что за штуки?

– Небесные Иглы, – сказал я, – Костяные Решетки, Комья Мрака…

Он прервал:

– Погоди-погоди! Давай подробнее. Я вроде бы тут лучший спец по оружию, но даже не слыхал…

Я рассказывал, а он впитывал как губка. После Небесных Игл и прочего начал расспрашивать про молот, хотя его уже давно нет, но молот заинтересовал, как вижу, потому что оружием считается только рубяще-колющее с режущей кромкой, а церковь вообще питает отвращение к крови, даже инквизиция своих жертв милосердно сжигает без ее пролития, чистюли.

Монахи в путешествиях вооружаются дубинками, ими при умении можно пользоваться эффективнее мечей, а от дубинки рукой подать до молота, что всего лишь орудие кузнеца.

– Язычники, – сказал он наконец с пренебрежением, – слыхал о таком. Первый сковали для Тора, но хреново сковали, ручка оказалась коротка… Потом делали и получше. А все, что умели язычники, мы умеем тоже. И намного лучше.

– Понятно, – согласился я, – христианство есть надстройка над примитивизмом.

Он скорбно покачал головой, когда на столе появились крупные ломти истекающей соком ветчины, какой недавно угощал брата Жака.

– Ты и это умеешь?.. Но сегодня, увы, четверг.

– И что? – спросил я. – Ах да, рыбный день. Но мы, паладины, знаем, как соблюдать законы! И тебе покажу.

Ветчина исходит сладким соком, запах одуряющий, мясо нежнейшее, и Кэпингем смотрел уже жадно-голодными глазами, но вздрогнул и посмотрел умоляюще.

– Брат паладин, не совращай… Сегодня постный день!

– Давненько я не совершал этого чуда, – пробормотал я. – Господи, услышь меня и преврати по моей просьбе порося в карася… Ага, вот так… Спасибо, Господи, можешь идти. Брат Кэпингем, приступайте к трапезе.

Он посмотрел на ломти ветчины, снова на меня.

– Брат паладин?

– Да?

– Но это же ветчина, – сказал он с запинкой.

Я ответил с легкой укоризной:

– Дорогой брат, вы прям Фома Неверующий. На ваших глазах произошло священное таинство, а вы все упираетесь, как язычник какой!.. Мало ли что зрите простыми глазами, это все не совсем то, что открыто паладинам. Я вот уже вижу карасей, толстых, свежих, хорошо прожаренных… Ах, какой запах! Вы допускаете, что вера двигает горами, как сказано в Священном Писании, но не верите, что она же превратит обыкновенную ветчину в обыкновенных карасей? Фу, вам должно быть стыдно…

Он зыркнул на меня исподлобья, вздохнул, на лице все еще колебание, сказал умоляюще:

– Видать, я плохой христианин, что все еще вижу ветчину… А как-то иначе нельзя?

– Можно, – ответил я, сложил ладони у груди ковшиком и возвел глаза горе. – У нас, паладинов, возможности растут с каждым подвигом во славу. Это я так скромно намекаю, что то и дело вершу подвиги от завтрака и до обеда, а потом от обеда и до ужина… Господи, услышь мою молитву и оставь на минутку свои дела, ибо милосердие прежде всего, как ты и говорил где-то… Преврати сегодняшний четверг в пятницу!.. Спасибо, можешь идти. Дорогой брат, тебе повезло. Для всех в монастыре четверг, а в этой комнате сегодня пятница.

Он вздохнул с облегчением.

– Спасибо, брат паладин!

– Не за что, – ответил я скромно. – Служить человечеству – высшая награда. Вообще быть слугой народа! И даже, по возможности, народов.

– Как же я люблю пятницу, – сказал он с чувством. – Перед воскресеньем вообще можно пить и есть все без всяких запретов.

– Да здравствует пятница, – воскликнул я и придвинул к нему ветчину, что так и не стала блюдом с карасями. – Не спеши, а то удавишься, но и слишком не медли…

– А что, – спросил он с беспокойством, – пятница не надолго?

– На всю трапезу хватит, – успокоил я. – И на пару больших кружек вина.

– Брат паладин, у тебя такое вино, что кружками пить как-то неловко… Да и не попьешь, под столом окажешься!

– Не спеши, – сказал я еще раз. – Господь пока что с нами. И он нас не оставит, несмотря на.