Текст книги "Остров"

Автор книги: Гай Н. Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Идис содрогнулась. Вскоре после их прибытия на остров Зок не смог поймать кролика. Как-то раз он выскочил у него из под ног и бросился бежать, не разбирая дороги, прямиком через болото. Идис никогда не забудет его почти человеческие крики, когда он барахтался в трясине, или его леденящие душу вопли, когда болотная жижа пошла пузырями и засосала его. Даже Зок не решился выхватить его из болота.

Болото было всегда готово поглотить неосторожную жертву.

14

Дверь приоткрылась, медленно, словно та, которая стояла за ней, боялась войти, несмотря на настойчивый стук. У Фрэнка пересохло в горле, несколько секунд он не мог шевельнуться. Полнейший ужас охватил его, где-то сзади рычал Джейк, но не делал попыток прийти на помощь.

Он проклинал себя за эту слабость, за свою глупость, что поддался этим уговорам из-за двери, хотя раньше он и заставил дверь стулом, чтобы помешать войти непрошенным гостям. Тот голос как будто загипнотизировал его, заставил повиноваться. Он закрыл глаза, не только для того, чтобы не видеть, но в тщетной надежде, что это всего лишь еще одно кошмарное сновидение, и он проснется. Он открыл глаза и понял, что все происходит на самом деле; он понял это даже до того, как увидел свою гостью – это не была соблазнительница Саманта. Это была Рут!

Она вошла и тихо прикрыла за собой дверь. На ней была только прозрачная рубашка, через которую он видел каждый изгиб ее стройного, юного тела; маленькие круглые груди, еще не оформившиеся; широкие бедра с пушистыми темно-каштановыми волосами, такими же, как на голове; красивые икры, босые ноги. Она пыталась улыбаться, но нервно поглядывала на дверь, как будто боялась, что в любую секунду Саманта или кто-то другой войдет в комнату вслед за ней. Может быть, Эллен, самодовольно усмехаясь, бросится вниз по лестнице будить мать.

– Они все спят! – голос девушки прозвучал с явным облегчением.

Фрэнк знал, что он дрожит, но, по крайней мере, это не была Саманта. Он был намерен держаться подальше от самой старшей и от самой младшей из них; Рут, Джанет и Дебби он был готов принять за чистую монету – молодые девушки обладали для него притягательной силой. Он всеми силами старался бороться с охватившим его желанием и был рад, что лег одетым.

– Может быть... – она посмотрела на стул, потом на дверь. – Просто на всякий случай.

Фрэнк сглотнул. Закрой дверь, Фрэнк, чтобы кто-то не вошел, вот что она имеет в виду. Он наклонился, поднял стул и снова просунул его под ручку двери. У него слегка кружилась голова, как будто он стоял на краю отвесной скалы и глядел вниз.

– Так-то лучше, – она села на край постели, рубашка ее вздернулась, открыв гладкое бедро почти до лобка. Она, казалось, не замечала этого. Лицо ее было серьезно, совсем не как у распущенной девочки-подростка, пробравшейся в спальню к мужчине с тайными намерениями.

Он неуклюже стоял там, не зная, куда деть руки. Она похлопала по покрывалу рядом с собой. Он обнаружил, что садится РЯДОМ с ней, все еще вертя дрожащими пальцами. Напряженное молчание. Если она хотела что-то сказать, он решил, что ей и следует прервать это молчание.

– Моя мать... – Рут было трудно выразить в словах то, что она хотела сказать. – Она... опасная!

– Неужели? – он поднял бровь. – Может убить меня в моей Постели, да?

– Нет, нет, ничего подобного, – девушка улыбнулась. – Просто... ну, вы ей ужасно нравитесь!

Он вздохнул. Расскажи мне что-нибудь новенькое, подумал он. Ветер за окнами, кажется, немного стих. Если чуть повезет, то все они завтра уедут домой на пароме. Он сказал:

– И ты решила явиться сюда посреди ночи, чтобы сообщить мне об этом?

Она снова выглядела смущенной. И, Боже, она была красива! Он удивился, почему не замечал этого раньше. Возможно, коварные чары Саманты отвлекли его от чар дочери.

– Я только хочу предупредить вас, – она говорила шепотом. – У нее было очень много мужчин после смерти папы. Все они были ее игрушками, пока не надоедят.

– Я смогу о себе позаботиться. – Черта с два, подумал он уныло, даже эта девчонка из меня дурака делает.

– Я только хотела... предупредить вас, – повторила Рут, пристально глядя на него; он знал, что она пришла не поэтому. Предлог, подлинный или мнимый. Больше похож на подлинный. Эти пятеро не были такой ух дружной семейкой, как он думал. Хитрая компания, каждая готова всадить другой нож в спину, и, может быть, не только в переносном смысле.

– Вы думаете, что... я похожа на вашу жену?

Он сильно вздрогнул. Этот вопрос был словно удар наотмашь по лицу. Было больно. Он открыл рот, но не мог говорить, да он и не знал, что сказать, если бы смог. Рут похожа на Гиллиан! Смехотворное сравнение. Ничуть не похожа. Наконец он спросил дрогнувшим голосом:

– Откуда ты знаешь, как выглядела моя жена?

– Я видела ее снимок, – ответ последовал мгновенно. – Тот, что лежит в верхнем ящике кухонного шкафчика.

Фрэнк вспыхнул от гнева. Нахальная, везде сующая свой нос сука!

– Ты не имела права...

– О, я бы никогда так не поступила! – потрясающая невинность. – Это все Эллен, вы же знаете, какая она – везде лезет. Мама на нее рассердилась, и мы все тоже. Но фотографию мы не могли не увидеть. Ваша жена была молодая и красивая. Как я. Вам не кажется, Фрэнк?

У него поплыло перед глазами. Черты лица Рут исказились как в кривом зеркале или как будто бы рябью пошла неподвижная вода в пруду. Потом все успокоилось. Он увидел ее более отчетливо: темные каштановые волосы, теперь не такие блестящие; зеленоватые глаза загадочно смотрят на него; полные алые губы раскрыты в улыбке, вдруг такой знакомой. Боже, она была словно воскресшая из мертвых Гиллиан!

Гиллиан, какой она была тогда, когда он впервые встретил ее. Его сердце заколотилось, в горле стоял ком. Она была подростком, только что кончила школу, жизнерадостная и улыбающаяся, когда он стал ухаживать за ней. Благонравная, несмотря на свою любовь к веселью, возбуждающая и одновременно приводящая его в отчаяние, отталкивая его, когда ему становилось невмоготу от возбуждения. «Не до свадьбы, Фрэнк, пожалуйста!»

Брачную ночь он запомнил на всю жизнь, как будто она происходила сейчас. Это и была брачная ночь; все остальное – какой-то отдаленный кошмар.

В спальне старомодного отеля были низкие балочные потолки. Они оба нервничали. Гиллиан каким-то образом удалось влезть в тонкую ночную рубашку, не показав ему свое молодое тело, и теперь она сидела на краешке постели, робкая и ожидающая. Теперь все зависит от тебя, Фрэнк.

Он боялся выглядеть смешным. В темноте припаркованной машины, когда горит лишь романтичный зеленый свет на щитке, было бы по-другому. Но она заставила его ждать; два года ожидания, и вот наступил этот момент. Он дрожал, опасаясь, произойдет ли у него эрекция.

– Ты не можешь лечь в постель одетым, Фрэнк.

Ее тонкие пальцы расстегивали его рубашку, помогали снять ее через голову, гладили его мускулистую грудь. Затем расстегивали пояс брюк. Он встал, чтобы она смогла стянуть их, оставляя до последней минуты трусы.

Теперь он был совершенно обнаженным, смотрел на нее, лежащую в постели. Она чуть подняла кверху рубашку, раскинула ноги, позволяя ему видеть все, что он хотел видеть. Пожирая ее глазами, он молил Бога, чтобы у него возникло желание. О Боже, подумал он, вдруг у меня не получится!

Она протянула руку, погладила его.

– Я рада, что сохранила себя для сегодняшней ночи, Фрэнк, – прошептала она, закрыв глаза. – Я обещаю тебе, что я девственница. Ты ведь не сделаешь мне больно?

Он хотел, чтобы она сняла рубашку, она уже сослужила свою службу. Его не надо больше возбуждать, ему нужна только Гиллиан, он и она, соединенные воедино, это превыше всего. Они убрали последнюю преграду, и она нежно, но твердо притянула его к себе.

– Я люблю тебя, Фрэнк, я едва могу поверить, что я наконец-то твоя жена!

От этих слов у него закружилась голова; он лежал на ней, возбуждаясь от ее наивных попыток закрепить их супружество. Она отвечала на его движения, стонала от наслаждения сквозь губы, зажатые его поцелуями.

Вся ночь прошла в любви, отдыхе, легком сне, снова любви. И снова. Пока, наконец, изнеможение не победило их. Гиллиан прошептала ему на ухо: «Мы никогда не расстанемся, Фрэнк», перед тем, как заснуть, так и не разъединившись с ним.

С первыми лучами солнца пришло чувство восторга. Его тело охватила дрожь, он протянул к ней руку, но не нашел ничего. Она, наверно, перебежала через площадку в ванную, подумал он, через минуту вернется, и тогда...

Весь ужас происходящего жестоко ударил по нему холодной волной шока и отчаяния, когда он сел в постели и увидел в ногах только Джейка. Уши пса были прижаты к голове, на его морде было выражение упрека, оно словно говорило: «Ты знаешь, что делал ночью, не так ли, хозяин?»

– Гиллиан! – вопль отчаяния, потому что он все еще цеплялся за исчезающую надежду, что все остальное – дурной сон, что его жена может вернуться из ванной. Он все еще чувствовал аромат ее духов на подушке рядом, видел вмятину на том месте, где была ее голова, простыня под ним все еще была влажной после этой ночи любви.

Он бросился на постель и зарыл голову в подушку, дав волю слезам. Потому что Гиллиан была мертва, уже целый год мертва, и она не вернется. Это была лишь юная сучка, злая обманщица. И Джейк снова рычал.

Через некоторое время Фрэнк понял, что проспал. Уже было совсем светло, и он слышал, как внизу ходят, слышал девичий разговор и смех, чувствовал запах жарящегося бекона, от которого его замутило.

Он не хотел вставать. Он хотел остаться в постели, закрыться с головой одеялом, спрятаться от внешнего мира. Наплевать на овец, наплевать на все. Я хочу умереть, подумал он. Колли тихо тявкнул, это не было предупреждением, это была команда: «Вставай, надо работать!»

Фрэнк поднял голову и зажмурился от утреннего солнца, образовавшего на выцветших обоях решетчатые узоры. Солнце светило, хотя и слабо, а ведь его не было уже несколько дней. И что-то еще... Ветер стих и дождь прекратился!

– Сегодня придет паром, – сказал он Джейку, и тот в ответ вильнул хвостом. – Они смогут уехать. Сегодня мы от них избавимся, Джейк!

Было девять часов – он проспал на два часа. Но теперь это не имело значения – погода изменилась. Он пошарил на полу в поисках одежды. Она лежала там, где Рут бросила ее во время своего коварного обольщения. Корова! Боже, да она ничуть не похожа на Гиллиан. Он должен был это понять. Моя дорогая, я так сожалею, прости меня, пожалуйста.

Он помедлил, прежде чем сойти вниз, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ну, держись, сказал он сам себе, не выходи из себя. Это глупая нахалка рылась в его ящиках, все вынюхивала, но через несколько часов ты избавишься от нее, так что ты ничего не добьешься, если станешь ее обвинять.

Саманта будет мило улыбаться, и ты можешь быть вежливым. Не смотри на Рут. Притворись, что этого не было, ведь она наверняка не рассказала другим. Джейк толкал его сзади.

Дебби и Джанет сидели за столом лицом к нему. Они подняли головы и улыбнулись, когда он вошел. Рут и Эллен стояли спиной и не обернулись. Саманта жарила бекон на плите. Фрэнк увидел, что большая печь для хлеба была открыта, а под пей разожжен огонь.

– Привет! – Саманта улыбнулась/ – Решили понежиться, да?

– Я проспал, – неприветливо ответил Фрэнк и кивнул на поднимающиеся под полотенцем буханки. – Хлеб печете, как я вижу.

– Это из остатков муки. У нас почти не осталось никакой еды. Поджарили вот остаток бекона к завтраку, еще есть банка мясных консервов на ужин сегодня. А потом...

– Сегодня уж точно придет паром, – он постарался не показать своей радости. – Ветра почти нет, солнце светит вовсю. Вам бы лучше подготовиться к отъезду, чтобы не опоздать.

– Но мы успеем немного прогуляться, – она опять занялась беконом. – Мы также должны решить, сколько вам заплатить.

– Мне от вас ничего не нужно. Мне было очень приятно. – И, ради Бога, убирайтесь отсюда на все четыре стороны и оставьте меня в покое, добавил он про себя.

– Это ужасно мило с вашей стороны. Может быть, мы сможем отплатить вам как-то по-другому?

– Нет, – он решил, что не сможет завтракать. – Я рад, что оказал вам помощь. А теперь мне придется поработать. Я поздно встал. Вернусь в половине двенадцатого. Не опоздайте на паром. Паромщик не очень любезный человек, ждать не будет. – Уж я-то, черт возьми, расстараюсь, чтобы бы не опоздали, – вот что он хотел сказать.

Он повернулся, собираясь идти, и в этот момент его взгляд упал на что-то на полу. Ледяные пальцы сжали его сердце. Это была маленькая деревянная рамка для фотографии, лежащая снимком вниз, дерево разбито, рядом валяются осколки стекла. Подставка рамки разорвана на части.

– Боже! – он смотрел на это в оцепенелом ужасе, ему хотелось закричать, завопить в ужасе, застучать кулаками по стене.

«Это Эллен сделала. Вы ведь знаете, какая она – всюду лезет...»

Он опустился на колени, протянул дрожащую руку и поднял рамку. Она была разломана на куски, как детская деревянная игра-головоломка. Еще несколько осколков стекла со звоном упали на каменный пол. Дрожа, он едва посмел взглянуть, перевернув рамку.

Боже праведный! Фотографию Гиллиан было не узнать. Она была разорвана по диагонали, а все лицо изрисовано шариковой ручкой – грубые усы и борода, глаза зачириканы, превращены в слепые глазницы, из зубов сделаны острые клыки, выступающие под губами. Обезображенная и поруганная фотография – это была работа хулиганки, намеренное осквернение той, кого он любил, желание уничтожить его нежную память навсегда, точно так же, как Рут пыталась сделать это прошлой ночью, бесстыдно притворившись Гиллиан.

Фрэнк выпрямился и повернулся к ним. Лицо его было пепельно-серым, он весь дрожал, не в силах больше сдержать ярость. У него не было слов, губы его шевелились, произнося безмолвные проклятья.

– Мне ужасно жаль, – Саманта выглядела так, словно ей и в самом деле было жаль. Она подтолкнула тарелку с беконом к его месту за столом. – Это Эллен сделала. Ее отругали. Да, Эллен?

Девочка медленно обернулась, и Фрэнк не увидел ни тени раскаяния на ее угрюмом лице. Только презрение и какое-то довольное, злорадное выражение: да, я это сделала, и я рада, потому что ты не можешь это исправить!

– Нет, не отругали! – она говорила с полным ртом, изо рта у нее вылетела крошка. – Ты, мама, сказала, что это пустяки, потому что это только никому не нужный старый снимок какой-то мертвой женщины.

– Ты опять рассказываешь небылицы, – щеки Саманты слегка покраснели. – Тебя же предупреждали, что если ты еще что-нибудь подобное сделаешь, тебя выпорют! И если ты не перестанешь врать...

– Это правда. Спросите у других!

Фрэнк вопросительно посмотрел на Дебби и Джанет. Рут все еще стояла к нему спиной. Кулаки его были сжаты. Только так он мог сдержать себя и не ударить как следует по их физиономиям. Он бы хотел превратить их в такое месиво, чтобы никто не узнал их, как они сделали с Гиллиан!

Дебби и Джанет переглянулись. Слабый кивок, означающий, да, в кои-то веки Эллен действительно говорит правду.

– Это была моя жена! – он говорил с раздражением, от которого дрожало все его тело. – Это вы так относитесь к мертвым?

Эллен смотрела на него с вызовом, продолжая громко чавкать.

– Если она умерла, это не имеет значения, – она выплюнула кусочек хрящика. – Подумаешь, одна фотография. И вообще я думаю, она была уродиной.

– Будь ты проклята! – он двинулся к ней, подняв угрожающе руку. – Тебе надо всыпать как следует. Или запереть навсегда. И я сейчас тебя отлуплю!

– Эллен! Фрэнк! – Саманта незаметно проскользнула между ними. Она стояла лицом к фермеру, спиной к Эллен.

– О, Фрэнк, мне ужасно жаль, если я могу чем-то помочь...

– Единственное, что вы бы могли сделать, это восстановить фотографию, – казалось, он весь поник, глаза его наполнились слезами, плечи дрожали. – Но так как это невозможно, то вы могли бы мне помочь тем, что убрались бы с этого острова. Паром придет в середине дня. Уж постарайтесь уехать с ним!

Он резко повернулся, пошел к двери, с шумом распахнул ее. Джейк протиснулся мимо него в щель, выбежал на солнце. Фрэнк остановился и обернулся, посмотрев, прищурившись, на Саманту.

– Скажите мне правду, – прорычал он. – Вы отругали свою дочь за то, что она сделала или нет? Ну же, отвечайте!

Саманта взглянула на него, побледнев, опустила глаза.

– Нет, – ответила она тихо. – Я не стала ее ругать. Потому что я тоже не думала, что это так важно.

– Благодарю вас, – голос его поднялся до крика. – Это все, что я хотел знать. А теперь вон с моего острова навсегда!

15

Вскоре после первых лучей рассвета Идис направилась к Торфяному болоту. Она выскользнула из дома, пока ее мать и сестры еще спали и всю дорогу бежала бегом, хотя знала, что Маргарет придет сюда еще не скоро. Если сестра вообще придет. Она собиралась насладиться этим днем, серым небом и свежим ветром, не обращая внимания на дождь. Ее маленькое тело дрожало от предвкушения. Идис была охвачена жаждой, которую не испытывала до сих пор. Жаждой крови!

На болоте сегодня утром были дикие гуси. Она слышала их, хотя и не видела с такого расстояния; изредка птицы издавали гортанные звуки, с удовольствием начиная пастись. Идис присела на корточки в камышах и попыталась сориентироваться. Возвышенность, очертания которой угадывались у нее за спиной, – это холм. Сейчас, при свете дня, она видела, где кончаются камышовые заросли и начинается пышная зеленая трава. Когда придет время, она должна будет следить за этой линией раздела, чтобы не наступить на траву.

Она ощутила странное чувство одиночества, что было ей чуждо. Целыми днями девочка наслаждалась тем, что была одна, вдали от других, чувствуя себя в безопасности, так как знала, что Хозяин защитит ее. И все же сегодня было как-то по-другому. Потому что кто-то должен был умереть.

Столкнувшись с этим на деле, она испугалась. Она ненавидела Маргарет и хотела убить ее, но когда она фактически приблизилась к своей цели, все изменилось. Не то чтобы она не хотела больше убивать сестру, она просто желала, чтобы это произошло без ее участия. Она удивлялась, почему Хозяин сам не мог сделать это. Может быть, потому, что он никогда не покидал пещеру. Или же, может быть, он проверяет ее. Она нервно схватила распятье, перевернула его. Внезапно Идис показалось, что оно даже не сверкнуло на свету, что оно безжизненно.

Она подумала, не вернуться ли ей в дом. Это было бы простым выходом, но ни к чему бы не привело. Ее мать пригрозила посадить ее под замок, если она не перестанет уходить без спроса. А это означает, что она что-то заподозрила. И куда подевался Зок? Его не было в доме, когда она уходила – она украдкой чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула к нему. Он тоже ушел. Вероятно, на охоту. Но на кого же он охотится?

Идис мутило, ей было плохо, но желудок ее был пуст. Эти водоросли отвратительны. Они часами варили их в большой каменной печи, но никак не могли избавиться от резкого тухлого запаха. Ей нужно мясо. Если она увидит Зока, то пригрозит ему: не добудешь мне мяса, я...

– Девочка, что ты тут делаешь?

Идис отпрыгнула назад, упала и растянулась в камышах. Ее сердце бешено колотилось от страха. Сдавленный крик сорвался с губ Идис, когда же она подняла глаза, то увидела уродливую фигуру старого лодочника, который наклонился над ней. Его рваные лохмотья едва прикрывали старое тело, грязное, немытое, от него исходил запах дикого зверя. Искаженное яростью лицо потемнело, челюсть выдвинута.

– Ну, так чем ты тут занимаешься?

– Я... наблюдаю за дикими гусями, Зок. Как ты смеешь подкрадываться ко мне и пугать меня!

– Ты врешь, – он сплюнул на землю. – Такая ленивая девка как ты не вылезет в такое ненастное утро из постели, чтобы следить за птицами! Я чую, ты задумала недоброе. Ты что-то затеваешь!

– Ладно, – она поднялась, обтерла грязь с тела. – Я задумала. Но это не твое дело. – Гнев на мгновение лишил ее осторожности; она решила вселить страх в этого старого карлика, который медлил с голодной смертью ее матери и сестер. – Мой отец На острове!

Зок отшатнулся, лицо его побелело под коркой грязи. Его беззубые десны задвигались, и он прошипел как загнанная в угол змея:

– Ты врешь, девчонка!

– Нет, не вру! – она ухе злорадствовала. – Он в большой пещере у Котла. Он бежал сюда от англичан, но не хочет, чтобы кто-то видел его. Я выполняю его волю, и он очень сердит на тебя. Он тоже хочет, чтобы мать и сестры умерли, как ты и говорил мне. Но ты все тянешь и продолжаешь таскать им пищу, потому что тебе не хватает смелости убить их голодом. Поэтому отец доверил их убийство мне. Но и тебе придется умереть, если ты не поможешь мне!

Зок огляделся вокруг и съежился, как будто опасался, что в любой миг ужасный лэрд Альвер мог подняться из камышей, словно Немезида, готовый отомстить предавшим его. А Зок предал его; вместо того, чтобы покинуть этих женщин, замучить их голодом на заброшенном острове, он кормил их, сохранял им жизнь. Эта испорченная девка верно говорит. Он переминался с ноги на ногу, хлюпая в лужице грязи, образовавшейся под его тяжестью.

– Что я могу сделать, госпожа? – заскулил он.

– Ты должен убить Маргарет. Сегодня! – ответила она.

– Но как?

– Она придет сюда наблюдать за гусями. Я в этом уверена. Ты должен увести ее от камышей к трясине, где болото засосет ее, не оставив и следа. Ты понял?

– Да, – он слабо кивнул.

Внезапно Идис охватил восторг. В тот самым миг, когда она боялась осуществления плана Хозяина, появился Зок. Она передала ему свое задание.

– Очень хорошо, мы будем ждать вместе, – он неуклюже присел, и высокий камыш скрыл его.

– Нет, Зок,. – Идис собралась уходить. – У тебя есть приказание моего отца. Ты должен повести Маргарет к ее смерти. Не подведи, или же ты поплатишься собственной жизнью. – Она повернулась, затем крикнула ему: – Я пойду в пещеру и скажу моему отцу, что ты выполняешь его приказание.

Она бросилась бежать, спасаясь от дальнейших вопросов. Сердце ее колотилось. Она проговорилась о местонахождении того, кого решила считать своим отцом в изгнании. Но на то была хорошая причина, пыталась она утешить себя. Когда Маргарет умрет, это уже не будет иметь значения. Хозяин поймет.

Она побежала к Котлу. Пещера была залита приливом. Она не сможет сейчас спуститься на скалистый берег, но она может пока спрятаться на вершине утеса. Что бы ни случилось, ее шестнадцатилетняя сестра должна сегодня умереть. Она дрожала от облегчения, она смогла отказаться от этой ужасной обязанности. Теперь за все отвечает Зок. И если ему не удастся...

Дул шквальный ветер, принося густой туман, из-за которого почти ничего не было видно. Перед ней неясно вырисовывались очертания скал; она должна укрыться среди их зубчатых вершин. И ждать.

– Идис!

Этот приглушенный крик послышался сзади, он был подхвачен ветром, она не узнала его, когда услышала. Идис остановилась и пригнулась, готовая бежать – но перед ней был крутой обрыв. А дальше...

Из тумана появилась фигура, гибкая девушка осторожно ступала по скользкой поверхности с трудом сохраняя равновесие. Руки протянуты вперед, волосы развеваются по ветру. Идис почувствовала страх, когда узнала эту фигуру за секунду до того, как увидела ее лицо. Маргарет!

– Идис, иди сюда! – Маргарет была сердита. Когда они были вдвоем, сестра становилась задирой, она еще больше мучила Идис. – Куда это ты направилась? Мама велела тебе немедленно идти домой. Мы не намерены терпеть эти твои самовольные уходы. Остров – опасное место.

Маргарет тяжело дышала, стоя совсем близко от Идис, дразня ее. Идис облизнула губы. Ее мутило, у нее кружилась голова, она представила, как ее отведут домой и станут заставлять есть тошнотворную еду из вонючих водорослей. А что еще хуже, так это то, что ее сестра, очевидно, не была на болоте и не наблюдала за гусями. Или же по пути туда она заметила Идис и пошла за ней следом. Засада оказалась напрасной. Она подвела своего Хозяина из-за своей трусости.

– Мама велит тебе сразу же идти домой! Немедленно! – насмехалась Маргарет. – Она в ярости, и на сей раз тебя ждет порка. И не только это, и я сама могу тебя наказать!

– Что ты здесь делаешь? – Идис притворилась, будто она испугалась. – На болоте – гуси.

– Гуси! – сестра откинула голову и резко захохотала. – Я за тобой охочусь, сестричка! Отныне тебя будут привязывать на веревке дома и позволят выходить только с кем-то из нас. Мы думаем, ты с Зоком что-то замышляешь.

Идис повесила голову. Она всхлипнула и подумала, что это у нее получилось естественно. Маргарет подошла поближе, протянула ей руку.

– Ну, пойдем. В такой день лучше сидеть в тепле у огня, не здесь – под дождем и на ветру. Из-за тебя мне пришлось выйти на холод! – быстрый удар ладонью, он пришелся Идис по голове и заставил ее вскрикнуть от боли. Она украдкой посмотрела сквозь слезы, отошла еще на шаг назад, надеясь, что Маргарет не заметила этого.

Иди сюда, дорогая сестра, подумала она, подойди чуть ближе, чтобы уж наверняка.

Еще ярд, и почва оборвется, рухнет сквозь летящую пену в волны, бьющиеся о скалы. Земля была мокрая и скользкая. Маргарет все еще тянулась к ней.

– Мама еще больше рассердится, если ты сразу не вернешься. Ты не сбежишь от меня, а если начнешь противиться, то я тебе как следует поддам!

Идис схватила протянутую руку, ее пальцы проскользнули до запястья Маргарет, стиснули его и одновременно резко дернули. Она почувствовала, как тащит Маргарет вперед, как сестра теряет равновесие; тогда Идис прыгнула сначала в сторону, а потом вперед.

Пронзительный вопль. Она увидела, как Маргарет поскользнулась и стала вытянутыми руками хвататься за соленый воздух. Сестра вскрикнула еще раз и исчезла за краем обрыва.

Идис прислушалась, изо всех сил напрягая слух, пытаясь услышать летящий вниз вопль, но грохот бушующих волн был слишком* силен. Идис с садистской живостью подползла на животе к краю обрыва, осторожно заглянула вниз, пытаясь рассмотреть слезящимися глазами, что там происходит.

Она задохнулась от изумления. Маргарет не упала на самое дно; на высоте двадцати ярдов в скале был выступ, похожий на клюв орла. И на нем повисла, лежа на спине, жалкая, окровавленная фигура Маргарет. Тело было перекинуто через этот выступ – руки плетьми свесились в одну сторону, ноги – в другую. Спина была сломана, но конечности слабо дергались на ветру, словно маятник, замедляющий ход, но в конце концов он остановился. Глаза Маргарет, полные боли и ярости, смотрели на Идис, проклиная ее, пока смерть не затуманила их.

Девочка лежала там, наблюдая. Спешить было некуда. Труп застрял; он не соскользнет – скелет будет лежать там дней десять. Идис терпеливо ждала, она знала, что с наступлением отлива прилетят сотни жадных чаек, они громкими криками сообщат своим сородичам, что нашли падаль, что их ждет необыкновенное пиршество. Они будут ссориться и драться из-за глаз Маргарет, пронзительно крича, они станут отрывать плоть от костей.

Идис купалась в чувстве удовлетворения. Ее прежняя трусость была забыта; она хорошо послужила Хозяину. А еще – она улыбнулась про себя – Зок будет сидеть, скорчившись, в тех холодных и мокрых камышовых зарослях весь остаток дня.

Над головой у нее начали кружиться чайки, камнем слетая вниз, крича.

Приближался момент мести Идис; она останется здесь и будет наблюдать – очарованная и возбужденная движениями хищных клювов. Она уже строила планы, как избавиться от матери, двух сестер и, конечно, Зока.