Текст книги "Яма"

Автор книги: Гай Берт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 6

Я дописываю, что планировала на сегодня, складываю блокноты и закрываю окно. Стоит жаркий, праздный день; в такие дни люди купаются, сидят в тени и потягивают прохладные коктейли из высоких бокалов или гуляют среди деревьев. Лето – нереальное время года, отображение навеянных книжками представлений об Англии и славной погоде. И когда оно приходит – если оно приходит, – заурядная повседневная жизнь тает в дрожащей раскаленной дымке.

Оставив за дверью блеклый призрак Ямы, я выхожу на светлую подъездную дорожку. Вдыхая плотный воздух, я иду по широкой дороге, ведущей прочь от деревни и заворачивающей в каштаново-буковую рощу у ворот Нашей Любимой Школы. Школа, разумеется, пуста: безлюдные классы, собирающие меловую пыль, пропахшие дерюгой и камнем.

Уже пять часов. Когда я подхожу к пятому корпусу, Майк уже ждет, но смотрит не в ту сторону; темные волосы, потрепанная старая куртка, которая ему совсем не идет. Я подхожу сзади и улыбаюсь.

– Привет, – обернувшись, говорит он.

– Я думала, ты меня не слышишь, – отвечаю я. – И тебе привет.

– Хорошо выглядишь. И я рад тебя видеть. Слишком редко мы встречаемся.

– Хочешь сказать, ты бы хотел видеться чаще?

– Конечно. Как... как твои записи?

– Медленно. Но к концу лета надеюсь закончить.

– Хорошо. – Он произносит это твердым голосом. – Не знаю, как это назвать. Рассказом? Слишком невинно. Исследованием сознания Мартина? Как тебе такое название?

– Нет, – отвечаю я. – Моя история не только о Мартине. Он всего лишь часть.

– Самая важная часть.

Я улыбаюсь.

– Возможно. Произошло еще кое-что, ты же знаешь.

– Да.

Мы проходим мимо сарая садовника и крикетного поля, направляясь к лесу. И пока мы идем, я пытаюсь представить, что я одна ухожу от Ямы, только что оставив за дверью пятерых человек. Я понимаю, что делаю; понимаю, что с ними произойдет. Кто я после этого? Пожалуй, психопатка. Но это слишком грубое слово, оно совсем не годится для характеристики Мартина. Мартин похож на блестящего ученого, которого не заботят проблемы этого мира: вот он склонился над чашкой Петри, полной крошечных существ, бессильных сбежать из своей прозрачной тюрьмы. Он знает, что они погибнут, но для него это несущественно: наблюдая за схемой их борьбы и предсмертных мук, он что-то узнает, и, кроме того, это всего лишь крошечные существа. Смерть крошечных существ – невеликая потеря, она не сравнима со смертью человека. А Мартин признавал существование лишь одного человека. В его вселенной он был единственным.

– Я хочу поехать в Америку, – говорит Майк. – Всегда хотел.

– Можно с тобой? – спрашиваю я.

– Я надеялся, что так и будет.

– Серьезно? Ты правда переезжаешь в Америку?

– Да. Скоро. До университета. Можем подзаработать немного, пожить там.

– И что мы будем делать?

– Какая разница? – Он вздыхает. – Ты могла бы написать книгу, если хочешь. Не всегда нужно искать причину.

Я говорю:

– Ведь я люблю тебя по-настоящему, правда?

– Задаешь вопросы без ответа? Конечно, я не уверен, что твоя любовь безопасна. Сама понимаешь, ты так похожа на Мартина.

Приходит моя очередь вздохнуть.

– Да. В этом все и дело, да? Непредвиденный поворот. Избавиться от Ямы, написав книгу, – тоже непредвиденный поворот, то есть...

– Непредвиденный, – соглашается он. – И Мартин ничего не подозревал, пока это на него не обрушилось.

– Он бы заподозрил, если бы был менее самонадеян, – замечаю я.

– Что?

– Если бы он хоть на минуту задумался, что его план вовсе не совершенен, он начал бы искать способы раскрыть мой блеф. Но он был безоговорочно уверен – в себе, наверное, – и не мог даже представить, что я нашла брешь. И поверил мне.

Майк нервно смеется.

– По-моему, ты говоришь убедительно.

– Он даже не предполагал, что мы можем представлять угрозу. Все равно как если бы бог боялся, что люди выследят его и убьют. Извини за неудачное сравнение.

– Я слишком много повидал, чтобы рассуждать о боге, – отвечает Майк. – Может, это и есть мудрость.

– Знать так много, что не можешь ничего решить?

– Нет. Пожалуй, нет.

– Понимаю.

– И где же наш... полубог? Где он сейчас?

– Пропал.

– Навсегда, я надеюсь.

– Не уверена, – говорю я. Мартин не стал бы вот так исчезать; все было не так просто.

– Что ты имеешь в виду? Неужели думаешь, что он вернется, чтобы отомстить, или еще зачем-то?

– Нет. Думаю, с нами он закончил. Но это вовсе не значит, что он заляжет на дно и пропадет. Мне кажется, в один прекрасный день Мартин еще найдет, что сказать этому миру. Может, через сорок лет.

– По крайней мере, сейчас он на безопасном расстоянии, – замечает Майк.

– На безопасном? Сомневаюсь. Боги, какими бы они ни были, всегда представляют опасность. – Я осторожно перешагиваю торчащий корень. – Я бы о нем не забывала, поверь. Нам всем следует об этом помнить.

Мы ступаем в пеструю тень на опушке леса; насекомые дымчатыми облаками кружатся и танцуют в жарком воздухе. Майк закатывает рукава.

– Меня тревожит то, чему мы его научили, – произносит он. – В следующий раз у него получится лучше, что бы он ни задумал.

– Ты прав, – соглашаюсь я. – Меня это тоже пугает. Но что мы можем сделать?

– Мы могли бы сдать его в полицию, – раздумывает Майк. – Ведь он же убийца, так?

– Не совсем, – отвечаю я, улыбнувшись двойственности ситуации. – Он всего лишь школьник, замешанный в дурацком розыгрыше. Никто же не пострадал, ведь так? Никто не умер. Нельзя совершить убийство и не оставить трупы. А все трупы гуляют по улицам, и вид у них подозрительно живой.

Майк начинает что-то говорить, но осекается.

– Да. Так они и скажут. Я точно знаю. – Потом он с отчаянием в голосе произносит: – Но он сумасшедший, Лиз. Разве они не поймут?

Я поворачиваюсь к нему лицом: вокруг нас жужжит теплый лес.

– Мы же не поняли, – напоминаю я. – Нет, им в жизни не разглядеть то, что увидели мы. Для этого надо было побывать там... Мартин абсолютно нормален. Смышленый, красноречивый, обаятельный парень; просто случилось так, что он возомнил себя богом, а других людей – игрушками.

– Это чудовищно, – пустым голосом говорит Майк.

– Он мог бы многого добиться, – добавляю я. – И до сих пор может. Знаешь, что Картер написал в его табеле в конце последнего семестра? «Я глубоко убежден, что Мартин найдет прекрасное применение своим многочисленным способностям». Без сомнения, он далеко пойдет. – Я усмехаюсь. – Наверное, Гитлер в школе тоже получал такие отзывы.

– Не смешно, – бросает Майк.

– Знаю. Поэтому я и смеюсь. Эй, это всего лишь убийство, давай не будем относиться к этому слишком серьезно, ладно?

Минуту он смотрит на меня в тишине, потом его лицо озаряет широкая улыбка.

– Ты ненормальная, – говорит он, поворачивается и медленно целует меня. Я хватаюсь ладонями за спину его куртки, стискиваю кулаки и крепко прижимаю его к себе.

И мы молча идем дальше, пересекаем ручей, вьющийся среди деревьев, и вскоре оказываемся на тропинке, выходящей на главную дорогу. Позади, над густой летней зеленью рощи, выступают две башни Нашей Любимой Школы, серые, маленькие. Мы не спеша двигаемся к деревне, во «Всадник», где за столиками открытого кафе уже расположились первые за вечер посетители.

– Что будешь пить? – спрашивает Майк, когда мы добираемся до места.

– Что угодно. Мне все равно.

Он заказывает пинту пива и стакан апельсинового сока; бармен путает наши заказы. Мы меняемся стаканами и выходим на улицу.

– За убийц, – говорит Майк.

Мы сидим на нежно тающем солнце и тихо пьем.

* * *

Майк очнулся от удушья; казалось, огромный груз давил ему на грудь, и легче стало, лишь когда он выпрямился и глотнул воздух. Кошмар исчез, и он остался один в тишине Ямы. Смутные обрывки сна все еще витали в глухих уголках сознания, но он никак не мог их ухватить. Постепенно воспоминания отступили.

Должно быть, сегодня четвертый день. День, наступление которого никто не предвидел. Майк горько усмехнулся в темноту: только Мартин способен на такое. Потом улыбка погасла; сознание прояснялось, и он все отчетливее чувствовал боль. В какой-то безумный момент ему представилось, что он тяжело заболел в Яме и не может позвать на помощь, попав в ловушку из-за идиотской шуточки Мартина, которая внезапно обернулась серьезной угрозой. И тут он вспомнил вчерашнюю вечеринку и количество выпитого. Недомогание оказалось всего лишь похмельем. Это его немного утешило.

Чтобы понять, наступил ли день или все еще середина ночи, он поискал на пустом небе Ямы маленькую серую звезду, которую открыла Лиз. Звезда была там, где он видел ее в прошлый раз: одинокая точка тусклого света. Ему хотелось, чтобы свет был ярче, но дверь в Яму находилась в конце короткого коридора, и солнце никогда не попадало непосредственно в замочную скважину.

– Майк? – раздался голос Джеффа.

– Да?

– Сколько времени? Не пора вставать?

– Не знаю. На улице день.

– Дерьмо. – Последовало молчание; Майк слышал, как Джефф ворочается в спальном мешке. – Наверное, нужно включить свет.

– Ладно.

Вспыхнула лампочка, и пощечина яркого света заставила Майка вздрогнуть от неожиданности. У основания черепа зарядила мерная пульсация головной боли.

– Выглядишь ужасно, – заметил Джефф.

– И самочувствие тоже не фонтан.

– Выпей воды.

Алекс неохотно поднялась.

– Что происходит?

– Пора вставать, – сказал Джефф. – Почти пора. Полвосьмого.

– Я все еще здесь, – невнятно пробормотала Фрэнки. – Мне показалось, что все это – плохой сон, и я проснусь дома.

– Как же, – брякнул Джефф. – Майк, я серьезно. Иди попей водички. Станет намного лучше.

– Наверное, ты прав, – ответил Майк, нетвердо поднялся на ноги и завернул за угол, в уборную. Сложив ладони под закручивающейся струйкой воды из крана, он быстро ополоснул шею и лицо и сделал семь или восемь глотков. Вода была холодная, с металлическим привкусом. Под ногами, из решетки в полу, слабым, отдаленным эхом барабанил водосток. Майк выпрямился, встряхнул головой. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что остальные проснулись и сели. Разговор сразу же зашел о Мартине.

– Бред какой-то, – злилась Фрэнки. – У нас есть дела поважнее, чем торчать здесь. Мои родители взбесятся, если я не приду домой.

– Но они же ни о чем не узнают до следующей недели, – напомнил ей Джефф. Фрэнки осеклась: об этом она не подумала.

– Я и забыла, – голос ее звучал растерянно.

– Где же он? – спросила Алекс. – Это уж слишком. До сих пор все это казалось забавным. Но это же ребячество.

– Наверное, он просто хочет посмотреть, как мы отреагируем, – беззаботно заметил Джефф. – Должно быть, это часть его эксперимента. Выскажем ему все, что думаем, во время этого... как это называется?

– Разбор полета, – подсказала Алекс. – По крайней мере, Мартин так сказал.

– Майк сегодня такой красавчик, – добавила Фрэнки. – Только сейчас заметила. Ну и видок у тебя!

– Спасибо, – Майк отвесил шутливый поклон. – От твоих слов сразу полегчало.

– Ты в порядке? – спросила Лиз. Майку стало приятно, что она так искренне обеспокоена.

– Перебрал с Джеффовым водочным коктейлем, – поспешно ответил он. – Жить буду.

– У меня тут есть... вот. Выпей парацетамол.

Майк удивился, но взял предложенный пузырек с таблетками.

– Откуда они у тебя?

– Ну, – Лиз пожала плечами. – Подумала, вдруг понадобится.

– В твоем рюкзаке случайно не найдется двенадцатифутовой лестницы и лома? – поинтересовался Джефф. – Только если они у тебя есть, не жди, пока тебя спросят. Можем выбраться прямо сейчас.

Никто не засмеялся.

Тут Алекс воскликнула:

– Я поняла! – Все уставились на нее. – Почему он не пришел, – объяснила она. – Это же очевидно. Думаю, все со мной согласятся: такая глупость – не выпустить нас вовремя – не в духе Мартина. Не в его стиле. На такое способны шестилетние дети: запереть кого-нибудь в шкафу и отказываться открывать дверь. Правда ведь?

– Ну, – настороженно согласился Джефф. – И что?

– Каков был первоначальный замысел? – продолжала Алекс. – Мы должны были спуститься сюда на трое суток, потом собраться у Мартина дома и остаток недели обсуждать случившееся. Говорить о том, как мы узнали друг друга по-настоящему и прочее. Он спрячет нас у себя до официального возвращения экспедиции из Скалистого края. Но что если по какой-то причине он не может привести нас к себе домой? Может, произошло что-нибудь заурядное, например, в тот вечер неожиданно зашел друг. Так и было, спорим? Он просто ждет абсолютно безопасного момента, чтобы нас выпустить.

Джефф поразмыслил над ее словами.

– Логично, – признал он. – Да, возможно, существует важная причина. Трудно представить, что Мартин заставляет нас торчать здесь без всякой причины, только ради тупой шутки.

– Раньше его шутки никогда не были тупыми, – заметила Фрэнки.

– Что ж, тогда все в порядке, – сказал Майк. – Просто придется еще немного здесь потусоваться.

– Что нам еще делать, – вздохнула Алекс. – Я проголодалась. Что у нас осталось из еды?

Они собрали пакеты с едой, которые остались нераспакованными.

– Слава богу, что Майк так много ест, – весело проговорила Фрэнки. – Я специально взяла кучу еды, чтобы компенсировать его обжорство.

– Двусмысленный комплимент, ничего не скажешь, – усмехнулся Майк. Может, эффект от парацетамола был воображаемым, но головная боль утихла, и ему стало намного лучше.

– Тут нет ничего, что сгодилось бы для завтрака, – сказала Алекс. – Извините. Есть лазанья быстрого приготовления, кто-нибудь хочет? Майк?

– Кажется, я пока не нагулял аппетит, – отказался Майк.

– Нам больше достанется.

– Эй, – окликнула Лиз. – Может, лучше оставить немного еды про запас? На всякий случай – вдруг он не явится к обеду?

– Не-а. Подумаешь, один раз не пообедаем, – отмахнулся Джефф. – Всегда можно устроить сверхплотный ужин.

– Безусловно. Но что если он не придет и к ужину? – с тревогой проговорила Лиз.

– На что ты намекаешь?

– Я только говорю, что мы не знаем, когда он сможет прийти. Так что давайте не будем торопиться; возможно, придется растянуть еду на больший промежуток, чем мы предполагаем.

Джефф пожал плечами.

– Он не задержится. Брось. Всего лишь две сосиски осталось.

* * *

Был субботний вечер, около семи; народ как раз начал собираться. Там были все... вы знаете эту компанию: Джилл. Алекс и ребята из второго корпуса. Мы стояли у бара: танцующих было совсем мало. Мы потягивали коктейли и смеялись. Я пришла с Наташей и ее друзьями. Она была настоящей звездой в Лондоне: вечно моталась по вечеринкам, клубам и подобным местам. Я была рада... потому что я была новенькой, и всегда приятно находиться в компании. К тому же мне было приятно, что я понравилась Наташе. «Парящий ангел» для меня и Лизы, крикнула она бармену за стойкой. Ты должна познакомиться кое с кем, сказала она мне. Все будут здесь, как же иначе; все, с кем стоит водить знакомство.

И кто же это? – спросила я. Она перечислила целый список, всех не помню. Мартин может прийти, сказала она. Естественно, я знала о Мартине все, но тогда еще ни разу его не видела. Наташа сказала, иногда он появляется, когда есть настроение. Хотя я представляла себе, как он выглядит... высокий, элегантный парень с темными глазами и слегка надменной усмешкой. Когда заиграла группа, мы подошли к компании ребят и сели с ними; Вернон тоже был там.

Эй! Кто это, спросил он. Наташа сказала: это Лиза, мое последняя находка. Замечательная девушка. Привет, Лиза, сказал Вернон; он суетился как ненормальный и даже поцеловал мне руку. Поздравляю, что тебя наконец нашли... Я поблагодарила его или что-то вроде того. Я к такому совсем не привыкла. Пыталась смеяться вместе со всеми... но когда не знаешь, о ком шутят, это нелегко. Люди понимают, когда пытаешься втереться в их компанию. Ну да ладно. И потом... потом подошел этот незнакомый парень, и выглядел он так же потерянно, как я себя чувствовала. Какое-то время он крутился вокруг компании, потом пробрался в середину и сел рядом с тем местом, где я стояла. Посмотрел на меня и, не знаю, прямо застыл... не шевелясь, не говоря ни слова. Как будто у меня что-то не в порядке или мы раньше были знакомы. А потом Вернон сказал: привет, Мартин.

Наташа меня представила: это Лиза; Лиза, познакомься с Мартином, нашим местным приколистом. Вернон сказал, что Мартин – сумасшедший придурок, но все считают его забавным. Наверное, у меня был очень удивленный вид, потому что он вдруг улыбнулся – Мартин. Мартин внезапно улыбнулся мне и сказал: понимаешь, по выходным я снимаю черную маску. Но глаза его так и остались задумчивыми, и он все еще смотрел на меня.

Я догадалась, что его слова были шуткой, и рассмеялась. Значит, это он, подумала я. Совсем не такой, как я представляла.

Потом один из парней предложил еще разок наведаться к бару, а кто-то ушел на танцпол.

Ну вот, сказал Мартин. Новое лицо лондонской тусовки. Неизменно приятное зрелище.

Тебе здесь нравится? – спросила я. Он ответил: зависит от того, что именно тебя заводит, кажется, так. Мне показалось, что ему все это не очень по душе, поэтому я ответила, мол, вообще-то, я не большая поклонница шумных вечеринок.

Тогда что ты здесь делаешь? – сразу же спросил он. Наташа сказала, я обязательно должна прийти, ответила я; это прозвучало очень глупо, я прыснула, и он тоже улыбнулся.

Никогда не делай того, чего от тебя ожидают другие, произнес он с притворной серьезностью. Стремление соответствовать ожиданиям и стереотипам ограничивает человека. Я заметила, что Наташа машет мне через зал. И сказала: что ж, надеюсь, увидимся.

Да, ответил он. Приятного вечера. Потом, когда я уже собиралась уходить, добавил: я бы хотел поговорить с тобой... когда у нас обоих будет больше времени. Ты – ты напоминаешь мне одного человека, которого я когда-то знал. Я торопливо кивнула и ушла. Это было приятное чувство: только что я познакомилась с самым популярным мальчиком в школе, и он сказал, что хочет как-нибудь со мной поговорить. Вечер прошел очень хорошо, потому что я больше не чувствовала себя одной из Наташиных приспешниц... Мне казалось, будто я вдруг стала полноценным человеком.

Я останавливаю пленку и сажусь. Вопрос: неужели другой отреагировал бы иначе? Сомневаюсь. Мартин был – и остается – невероятно притягательной личностью.

Но от чего я не могу избавиться, что пугает меня сильнее всего, так это то, что я сделала. Когда я слушаю голос Лизы, записанный на магнитной пленке сто лет назад, становится очевидно, что мне никогда не заслужить прощения, никогда ничего не вернуть и не исправить. И от этого мне больно. От этого мне больно до сих пор.

Глава 7

Наступил полдень. Майк, который пропустил скудный завтрак, разделенный остальными, проголодался до тошноты.

– Я не уверена... – заговорила Алекс.

– Что?

– Ммм. Разумно ли доедать последние запасы? Может, следует... отложить что-нибудь. На вечер.

– Что у нас осталось? – спросил Майк. – Черт, я проголодался.

– Придется научиться есть такие же порции, что и другие, – заметила Фрэнки. – Я никому не отдам половину своей доли.

– Не надо переживать, – поспешно ответила Алекс. – Разделим все по справедливости. – Она разобрала маленькую кучку пакетов у своих ног. – Вот. Это все, что у меня есть.

– Конечно, чего переживать, – брякнул Джефф. – Очень скоро все это окончательно перестанет меня забавлять. Не знаю, как вы, но мне до смерти здесь надоело.

– Мы знаем, – ответила Фрэнки. – Уже слышали. Но от этого ничего не изменится, понятно? Так что сиди себе и не вякай.

Майк достал все запасы из рюкзака и выложил в ряд перед собой. Остальные проделали то же самое.

– Негусто, а? – тихо проговорила Алекс.

– Придется есть понемногу за раз, – вздохнула Фрэнки.

Они выделили каждому по порции и стали есть, погруженные в свои мысли.

– Если бы все это происходило по-настоящему, вот было бы интересно, – заметил Джефф. – Если бы мы были в пустыне или на острове, и еды осталось бы мало. Что бы вы сделали?

– К счастью, мы не на острове, – сказала Алекс.

– На острове можно наловить рыбы и всякой всячины, – бодро предложил Майк. – Потом слегка отварить ее в пресноводной луже на полуденном солнце или поджарить на горячих камнях, оставшихся после костра.

– Заткнись, – бросила Фрэнки. – Хватит говорить о еде.

– Она права, Майки, – присоединилась Алекс.

– Извините.

– Сейчас не очень подходящий момент.

– Ладно, ладно.

Наступил вечер, и какое-то время все молчали. Майк лежал на спине, скрестив руки на груди, смотрел на дверь в противоположной стене и размышлял о том, что происходит за ней. Должно быть, большой куст остролиста на верхней лестничной площадке слегка колышется на ветру, солнце ярко освещает пустые крикетные поля и истертые дворовые плиты. Тени от арок уже начали свое величественное движение по тропинкам и лужайкам к корпусу английского языка, где они будут растягиваться и продлеваться с течением вечера.

Интересно, чем сейчас занимается экспедиция в Скалистый край. Еще три дня, и они вернутся. Он оглядел Яму, наблюдая за остальными. Лиз держала в руке пустую бутылку из-под лимонада и рассеянно вертела крышку. По ее лицу промелькнула тень легкой тревоги. Крышка слетела, она осторожно прикрутила ее обратно и поставила бутылку. Подняла голову и встретилась взглядом с Майком: она улыбнулась, взяла блокнот, который всегда лежал поблизости, и принялась листать страницы. Майк подумал: о чем она пишет?

Мартин не совершает ошибок. Мысль появилась в голове невольно, будто ее аккуратно туда поставили. Он задумался. Во всех предыдущих историях с участием Мартина таких накладок никогда не происходило. В этом была самая суть его планов: они работали, как точный механизм бомбы – слаженно и незаметно, до непосредственного момента детонации. Раньше Мартин никогда не ошибался.

Мысль была не очень приятная, и Майк уже почти отделался от нее и забыл, когда ему в голову пришло кое-что еще. Если это не ошибка, значит, Мартин или намеренно так поступает, или с ним что-то произошло. Тяжесть осознания давила на него, и именно тогда он впервые начал понимать, как близко Мартин подошел к тому, чтобы стать богом.

* * *

Рядом с развилкой у края пустыря река немного расширяется и разливается. Там большая глубина, и берега густо заросли осокой и длинными стрелами дикой травы. На закате, когда после сильной дневной жары воздух только начинает смягчаться, я спускаюсь к реке поплавать.

Когда ныряешь, становится темно и тяжело. Длинные стебли водорослей, медленно извивающиеся под течением, цепляются за ноги и за руки. Задержав дыхание, я проплываю под водой далеко, в середину потока. Наша река слишком старая и оттого не опасна; пловцов не подхватывает течением и не уносит в море. Чуть ниже по течению, у брода, под вечер собираются молодые мамы с младенцами; дети плещутся на мелководье меж чистых камешков, которыми устлано речное русло. Но там, где плаваю я, дно реки все еще покрыто илом, до сих пор растут водоросли, и мне нравится воображать, что поток может оказаться смертельным.

Я выныриваю и неторопливо плыву к берегу. Края неба у меня над головой становятся почти прозрачными; тонкая дымка бледнейшего зелено-белого марева дрожит в воздухе. Если смотреть вверх, лежа на середине реки, не видно ничего, кроме неба; а если уши под водой и не видно птиц, кажется, будто ничего больше и не существует. Я переворачиваюсь и плыву наискосок под неизменным углом, компенсируя расстояние, которое проиграла легкому речному течению. Сейчас лето, а летом река втягивает когти. Но в первую же грозу после засухи я никому не посоветую купаться. Разве что безумцам или тем, кто подошел к самому краю отчаяния.

Я выхожу на берег по резкому скату дна, чувствуя, как вода обтекает тело. Жало ветра сразу же заставляет меня поежиться, и, прежде чем накинуть полотенце, я выжидаю время, прочувствовав этот момент, наслаждаясь им. Дома, всего в десяти минутах быстрым шагом, ждет горячий чай. Я улыбаюсь и вытираюсь полотенцем; быстро становится тепло. Натягиваю джинсы и свитер. Я вся мокрая; неудобно так идти домой. Но мне все равно.

* * *

– Он не допускает ошибок, – повторил Майк. – Поэтому он либо сделал это намеренно, либо с ним что-то случилось.

– Например?

– Не знаю. Допустим, ногу сломал или еще что-нибудь, и пришлось ехать в больницу. Он может не появиться несколько недель.

– Но такое... – начала было Алекс и осеклась.

– Такое не может произойти с Мартином? – договорил за нее Джефф. У него был жесткий голос. – Конечно, может. А ты что думала? Что Мартин не позволит случиться несчастью? – Он ударил ладонью об пол. – Проклятье. Никто даже не знает, что мы здесь.

– И что же нам делать? – растерянно спросила Фрэнки.

– Возможно, дело вовсе не в этом, – заметил Майк. – Может, тут совсем другое.

– Думаешь, он сделал это намеренно? – Алекс посмотрела на Майка. – Как это?

– Вероятно, это часть эксперимента с Ямой. Понимаю, это мало похоже на правду, – поспешно добавил он. – Но это вовсе не значит, что такое невозможно.

– Не понимаю, зачем ему это, – пробормотала Фрэнки.

– Может, он просто пытается нас напугать? – предположил Джефф.

– Тогда он своего добился, – буркнула Алекс.

– Ой, прекрати.

Алекс нахмурилась.

– Нет, правда. Это уже не смешно. Между прочим, меня и раньше это не забавляло.

– Значит, все думают, что Мартин так с самого начала и планировал? – спросила Фрэнки.

– Надеюсь, черт возьми, – тихо проговорил Джефф.

– Почему? Неужели тебе это нравится?

Джефф вытаращился на нее.

– Ты что, не можешь сообразить своим умом?

Повисла тишина. Все ждали, когда он продолжит.

– Если все это намеренно, если Мартин так себе представляет хорошую шутку, значит, все будет в порядке. Рано или поздно. Но если его переехал автобус или он спрыгнул с обрыва, мы здесь застряли, понятно? – Он замолк и перевел дыхание. – Как я уже говорил, никому не известно, что мы здесь.

Фрэнки раскрыла рот.

– Раньше ты говорил совсем другое. Твердил, что он появится с минуты на минуту.

– Что ж, непохоже, тебе не кажется?

– Подумайте, что вы несете, – вмешалась Алекс. – Мартин мертв? Маловероятно.

– Но мы же не знаем, – озлобленно возразил Джефф. Он потер глаза. – Мы ничего не знаем о том, что происходит снаружи. Может, уже наступил долбаный конец света, а мы не в курсе.

– Это просто... – начала было Алекс.

– Нелепая выдумка? Безусловно. Но ты понимаешь, о чем я, не так ли? Мы не контролируем то, что происходит во внешнем мире. И если Мартин сам нас не вытащит, как, черт возьми, нам выбираться наружу?

Над их головами, под потолком, неподвижно зияло пустое лицо двери – крепко запертой и забытой.

* * *

И я подумала: почему бы не попробовать... просто чтобы узнать, как это – быть его девушкой. Да, я нервничала; я считала, что с ним будет интересно встречаться, но он казался мне немного опасным. Я была как та девушка из фильма шестидесятых годов, которая влюбилась в бунтаря-старшеклассника и обнаружила, что он намного глубже, чем ее напыщенные друзья. Это было... не могу найти подходящего слова. Возбуждающе, наверное. Раньше со мной никогда такого не случалось. Меня закружило, прежде чем я успела осознать, что делаю, и от этого было еще приятнее, ведь я понимала, что происходит, но не прекратила это. Я вела непрерывную психологическую игру: пыталась выяснить как можно больше об этом странном персонаже, фактическом лидере нашего окружения.

Он... не знаю, как на первых порах, но спустя какое-то время я открыла в нем одну странную черту, отчего все стало еще более отчетливым. Когда другие его не слушали, он говорил такие вещи... странные вещи. И иногда он просто... застывал. Бросал любые дела и замирал на месте ненадолго. Бывало, всего на полсекунды, но если присмотреться, это все равно было заметно; иногда чуть дольше. Будто что-то привлекло его внимание. Будто он увидел что-то внутренним зрением. Наверное, именно тогда он и придумывал свои розыгрыши...

В свадебном торте главное – украшение, понимаете, о чем я? Именно детали, дополнительные штрихи делали Мартина исключительным персонажем, не таким, как другие. Таким он и был, об этом следует сказать с самого начала: персонажем, а не реальным человеком. Чтобы понять человека, сначала знакомишься с ним и лишь потом проникаешь в его сущность. Но о персонажах знаешь лишь понаслышке; со слов других людей, которые говорят: «О да, я знаю то-то и то-то». С ними не надо даже знакомиться. Как с героями газетной хроники...

Все мои знакомые были за меня рады, и мне было приятно. Ведь я была новенькой в этой компании.

Так что пару раз мы ходили на свидания, как все обычные парочки.

* * *

Вечер медленно таял; обитатели Ямы сидели и смотрели на стены, на пол, на свои ступни и вещи, лишь бы не встречаться друг с другом взглядом. Подвал пропитался недобрым напряжением. В центре квадратного пола лежала горка еды: скудный запас жестянок и пакетов, блекло очерченный собственными тенями.

– Мы могли бы позвать на помощь, – наконец не выдержала Алекс. Майк мельком взглянул на нее: слава богу, хоть кто-то заговорил. – Можем крикнуть все вместе. Может, нас кто-нибудь услышит.

Они задумались.

– Стоит попробовать, – сказала Фрэнки. – Давайте, кричим на счет три. Раз, два, три...

Они закричали. По крайней мере трое из них: Джефф и Лиз так и остались сидеть, не двигаясь и не присоединяясь к остальным.

– Давайте же, – раздраженно произнесла Алекс. – Если постараться, может, и получиться.

– Сама старайся, – огрызнулся Джефф. – Мы же в подземелье, не видишь? Кто нас, по-твоему, услышит?

– Здесь могут быть садовники; или вдруг кто-нибудь пройдет мимо? – ответила Фрэнки.

Джефф вздохнул.

– Ладно. Кричите сколько угодно. Но я не собираюсь тратить силы.

– Заткнись, ради бога, – процедила Алекс с редкой для нее ненавистью. – Мы хоть что-то делаем. А ты ничего. По-моему, тебе наплевать, выберемся мы или нет.

Джефф медленно поднял голову.

– Поверь, мне не наплевать, – осторожно начал он. – Если бы мне было наплевать, я был бы идиотом, тебе не кажется? – Его голос звенел от злобы. – Но чего ты не понимаешь, что недоступно твоему мозгу, так это то, что мы ничего не можем поделать. Разве я не прав?

Повисшая следом безнадежная тишина была пропитана яростью.

– Разве я не прав? – повторил он, и на этот раз его вопрос прозвучал почти как вызов.

Первой ответила Фрэнки.

– Может, это правда, и сделать ничего нельзя, – произнесла она. – Может, нам не выбраться. Но сдаваться все равно неправильно. – Ее голос сорвался; Майк поднял голову и увидел слезы в ее глазах.

– Замечательно, – взорвался Джефф. – Значит, нам ничего не грозит. Главное не сдаваться.

Майк резко провел костяшками пальцев по скуле, понимая, что Джефф прав, и не желая этого понимать. Лиз сидела в стороне, не вмешиваясь в разговор, и перечитывала последние записи в блокноте. Он заметил, что время от времени она поднимала глаза и оглядывала разыгрывающуюся перед ней сцену. Ему захотелось узнать, о чем она думает; пугает ли происходящее невозмутимую тихоню Лиз; растет ли у нее внутри тот же ужас, что и у других. Ее лицо ничего не выражало: маска, полностью лишенная эмоций. На короткое мгновение их глаза встретились, но ее безучастное выражение осталось прежним. Будто она смотрела мимо него.