Текст книги "Головоломка"

Автор книги: Гарри Килворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Бисквиты были очень вкусными, и я сказал об этом.

– Бисквиты? – переспросила Джорджия. – А, ты имеешь в виду печенье!

– Ну да, печенье.

– А где же сегодня наш строптивец – Хассан? – спросил Грант. – Я думал, что вы двое неразлучны.

Я попытался отодвинуть водоросли на край тарелки, но, поймав неодобрительный взгляд Лоррейн, сделал над собой усилие и съел немного.

– Да мы тут слегка поспорили, – ответил я. – Я считаю, что видел пиратский корабль, а он говорит, что нет.

– Хассан считает, что ты ошибся?

– Ну, он не поддержал меня, когда я говорил с папой.

– Если он и вправду его не видел, он же не мог сказать, что видел. Иначе бы он солгал, верно?

– Да, но…

– Ты не можешь требовать от него, чтобы он говорил неправду, Макс, – сказал Грант.

Я понял, что он совершенно прав.

– Думаю, что нет.

– А ты и вправду мог ошибиться.

– Не знаю. Вы говорили мне о черной джонке. Думаю, именно ее я видел.

– Ты думаешь, что видел или на самом деле видел?

– Да все вокруг твердят, что мне уже мерещатся разные глюки! – горячо воскликнул я.

– Хочешь знать, что я думаю? – спросил Грант. – Полагаю, мы должны продолжать пристальное наблюдение. Если ты действительно видел джонку, и она все еще находится в этих водах, то кто-нибудь еще обязательно ее заметит. Спасибо за предупреждение, Макс. С этого момента мы будем настороже.

Я почувствовал, что он говорил все это только для того, чтобы сделать приятное, но меня это не очень-то волновало. По крайней мере, хоть кто-то заявил, что он на моей стороне.

Грант встал:

– Макс, пойдем поплаваем с маской и трубкой! Я покажу тебе, где живут львиные скорпены. Только не касайся их, они ядовиты, но не нападут на тебя, если не будешь их трогать. Можешь взять снаряжение Джорджии.

– Фу! – крикнула Джорджия. – Я не возьму трубку в рот, после того как она побывала во рту у мальчишки!

– Это тебе вовсе не повредит! – ответил Грант. – Положи ее в разведенный отбеливатель, если тебе хочется, но я уверен, что у Макса нет никаких смертельных болезней. У тебя же их нет, правда, Макс?

– Только ящур, – сказал я. – Не знаю, достаточно ли силен отбеливатель, чтобы убить ящур.

Я запихнул трубку в рот.

Джорджия сморщила нос:

– Ты просто отвратителен!

В ответ я фыркнул в трубку.

– Макс Сандерс – ты слабоумный, – сказала она, резко повернулась и ушла на корму яхты.

– Разве это не отдает неполиткорректностью? – невинно сказал я Гранту. – Это ведь оскорбительно для всех слабоумных!

– Перестань дразнить мою дочь, или ты об этом пожалеешь, – проворчал он. – Пойдем, парень, поплаваем с рыбами.

Когда я надел маску и ласты, Грант Портер спустился вместе со мной в воду.

Как только я погрузил голову в воду, показалось, что вокруг полная тишина. Но через некоторое время я услышал треск живых кораллов. Путешествуя по подводному миру, я чувствовал себя так, будто лечу. Словно мне посчастливилось заглянуть в чужой мир. Жизнь подо мной текла своим чередом, будто меня вовсе здесь не было.

Коралловые сады полнились рифовыми рыбами просто потрясающих расцветок. Я попытался сосчитать их виды и дошел до тридцати семи, но потом сбился. Еще мы видели великолепные кораллы всех цветов радуги. Вокруг было много мертвых кораллов, даже больше, чем живых, но некоторые из них все-таки пережили цунами.

Мы, как ангелы, проплыли над голубым осьминогом, этим смертельно ядовитым убийцей-одиночкой.

Наконец Грант показал мне коралловую пещеру. Пять львиных скорпен плавали около входа в нее. Конечно, они были небольшими – львиные скорпены вообще не бывают большими, но это очень интересные рыбы: полосатые, утыканные иглами, а вокруг плавников будто украшенные рюшами. В лагуне было полно такой красивой и в чем-то гротескной морской живности. Однажды я даже видел «львиную гриву» – самую большую медузу в море, размером с дом. Также тут попадались и отвратительные твари: большеротые, толстогубые морские окуни, которые пялятся на тебя круглыми глазами. Осклизлые бородавчатки мерзкого серого цвета, все в шишках и наростах.

Мама любила говорить, что за шесть дней, в которые Господь создавал мир, у него был один час абсурда, когда он развлечения ради создал всех безобразных и смешных существ на земле. И в основном это были рыбы. В лагуне еще водились акулы. Главным образом, песчаные и рифовые. Не слишком опасные. Мне нравилось, что я плаваю рядом с акулами. От этого я чувствовал себя морским охотником.

Когда мы снова поднялись на палубу, Грант спустился вниз, а я остался обсыхать на солнце. Джорджия и Лоррейн куда-то ушли, то ли на остров, то ли тоже спустились вниз. Я остался на палубе один.

Я знал, где Грант держит несколько карт – в водонепроницаемом ящике на корме. Я отправился туда, открыл ящик и достал свернутые в рулон карты. Та, которую я хотел посмотреть, была на самом верху. Видимо, ее использовали последней. Я нашел остров Кранту. Потом провел линию на юго-восток и нашел второй остров километрах в двадцати. Остров Манган.

Это был он!

Отсюда пираты на джонке совершали вылазки!

С острова Манган!

Первым порывом было поспешить к папе и заявить ему о своем открытии. Но потом я передумал. Не имеет никакого значения, что я скажу, потому что, возможно, он даже не захочет слушать. Если он придерживается какой-то версии, то понадобится атомный взрыв, чтобы он изменил свое мнение. Мне нужны были веские доказательства.

Я решил, что лучше всего постоянно быть настороже. Я буду смотреть в направлении острова Манган утром, в середине дня и вечером. А может, лучше производить наблюдения даже и пять раз в день, когда Хассан молится? Время его молитв будет для меня отличным напоминанием.

Когда джонка будет хорошо видна, я смогу настоять, чтобы папа или Рамбута пошли со мной, и докажу, что пираты действительно здесь. Единственное, что беспокоило меня, – это ужасное предчувствие, что они собираются напасть на нас. Я уповал только на то, что вовремя успею всех предупредить. Я надеялся, что они меня не застанут врасплох, когда я буду спать. Если у меня ничего не получится, все пропало. Пиратов слишком много, и нам с ними не справиться. А они ведь уничтожат нас, не задумавшись ни на секунду.

17 июля, остров Кранту

По какой-то причине папа запретил нам, мальчикам, ходить в тропический лес. Мы можем пользоваться узкой тропинкой, ведущей к пляжу, но играть мы теперь должны только на берегу. Папа сказал, что из-за диких зверей и по другим причинам (каким еще другим причинам?) в джунглях опасно. До этого запрета мы с Хассом не очень часто бывали в тропическом лесу, но теперь, разумеется, зачастили туда. Всегда есть соблазн пойти туда, куда нельзя. Но мы никогда не заходили глубоко в джунгли: ровно настолько, насколько нам казалось достаточно, чтобы нарушить запрет папы. То есть только чуть-чуть.

В середине острова находилась заболоченная низина, что-то вроде долины, длиной примерно в пять километров с большими пресными озерцами. Вода в них была цвета ржавчины, местами даже темно-коричневая. В такой воде мы бы не стали купаться, а уже тем более пить ее. Но животным она, конечно же, нравилась. Долину окружала шероховатая скала вулканического происхождения, которая поднималась вверх, образуя огромную чашу. На дне чаши находились мангровые болота и когда-то высаженные банановые плантации. Там чаще всего собирались разные животные, так что если хотелось сфотографировать их, то лучше всего было направиться именно туда.

– Вот оно, то, о котором я тебе рассказывал, – прошептал я Хассу. – Смотри, там, под делониксом.

Мы сидели в хижине, которую построили из веток и листьев. Повсюду зеленый полумрак. В этой части тропического леса полог был густой, и сквозь него с трудом проникали лучи солнца. Нам пришлось снять солнечные очки, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

– Я вижу его, вижу! – возбужденно воскликнул Хасс. У него с собой была видеокамера, чтобы заснять животное в движении. Я сделал несколько снимков на цифровик. Нам казалось, что мы телекорреспонденты программы о жизни диких животных.

– Оно стоит на задних ногах, – прошептал Хасс.

– Не шуми так сильно! – шикнул я. – Посмотри, какого оно размера…

Это было странное существо, напоминающее крысу, но размером с домашнюю кошку. Его морда выглядела очень неприятно, а голову украшали похожие на рога уши. Мех же слегка напоминал небольшие перья.

– Это не я шумлю, это ты все время кричишь, Макс.

Наше укрытие было всего лишь хижиной из веток, которые громко хрустнули, когда Хасс прижался лицом к отверстию размером с щель почтового ящика. Крысоподобное существо замерло на месте.

На секунду мы затаили дыхание. Но животное вскоре вернулось к поеданию плода дуриан, который вонял сильнее, чем наша выгребная яма. Плод дуриан похож на шипованный зеленый мяч для регби с мякотью внутри. Рамбута очень любил дуриан. Он говорил, что, хотя от него и пахнет туалетом, но на вкус он как амброзия. Я же не мог выносить вонь достаточно долго, чтобы поднести эту штуку ко рту.

Вдруг это существо перестало есть и отправилось к ближайшему дереву. Там оно стало тереться спиной и шеей о ствол. Несколько волосков выпали из шкуры. Они были черновато-серого цвета. Затем зверь поднялся на задние лапы и начал точить когти о дерево. Мои глаза расширились, когда он содрал кору. Она сходила длинными тонкими полосками, похожими на вермишель. Может, это вовсе была не крыса? Может, это какое-то другое млекопитающее? Его когти были очень и очень острыми.

– Хотелось бы мне послать его по почте Барри Коксу, – сказал я Хассу.

– А кто такой Барри Кокс?

– Пацан, который доставал меня в школе.

– А зачем ему это? Доставать тебя?

Я пожал плечами:

– Думаю, я ему не нравился. Или еще что-нибудь. Может, он считал меня занудой, потому что мой папа археолог.

– А ты зануда?

Я внимательно посмотрел на Хасса.

– Тебе предстоит еще многое узнать о западных детях, – сказал я. – У зануд торчат передние зубы, и они носят очки с толстыми стеклами. Они всегда говорят об одном и том же.

– О чем?

– Неважно, но это всегда что-то скучное для всех остальных. Например, марки самолетов, карточки с покемонами или перуанский картофель.

Мне очень понравился последний пример, который я привел. Возможно, он делал и меня занудой, но мне казалось, что это очень умно. Я прочитал в журнале, что в Перу растет двести видов картофеля, и этот факт почему-то потряс меня. Возможно, я и был сдвинутым. Сдвинутым на собирании разных интересных фактов.

– Тебе нужно было вызвать этого Барри Кокса на боксерский поединок, – сказал Хасс.

– Ты шутишь? – спросил я шепотом, так как животное как раз перестало обдирать кору с дерева. – У Барри Кокса телосложение как у танка Шермана.

– Наш отец говорит, что все приставалы – трусы.

– У нашего отца булыжники вместо мозгов. Он археолог, поэтому читает слишком много комиксов.

– Но, Макс, это же мы читаем комиксы.

– Ну, он, должно быть, читал их в детстве. Слушай, Барри Коксу вовсе не надо быть смелым. Он может раздавить меня как букашку. Трус он или нет – не имеет значения. Я маленький, а он большой. Ты чего думаешь: я Давид, а он Голиаф? Тогда ты чокнулся!

– А кто это такие?

– Ладно, не грузись. Посмотри, теперь оно лопает корни, выкапывает их клыками. Лучше бы нам записать все это, когда мы вернемся. У нас получится очень интересная телепрограмма. Думаю, это животное уникально.

Хасс поднял бровь:

– А что значит это слово?

– Это значит, что оно очень редкое.

– А вот и нет, – прозвучал девчоночий голос у входа в хижину. – Это значит, что оно уникальное, то есть единственное в своем роде. Это значит, что на свете есть только одно такое животное… Кстати, а на что это вы смотрите?

Джорджия протиснулась в укрытие. Она посмотрела на объект нашего наблюдения, а потом разразилась едкими замечаниями.

– Фу-у, оно отвратительное! – воскликнула она. – Вы не могли сфотографировать кого-нибудь посимпатичнее этого уродца? – Она сморщила нос. – И здесь пахнет потом. Вы оба воняете.

В укрытии было жарко, а ее голос звучал очень громко.

– Ну все, ты этого добился, Макс! – раздраженно воскликнул Хасс. – Оно убегает, а я хотел сделать запись получше!

– Да я не виноват! – запротестовал я. – Это мадам пришла…

– Не смей меня так называть! – воскликнула Джорджия.

– Слушай, Джорджия…

Я поднял голову и увидел, что ее губы сжаты в тонкую линию, глаза широко открыты, а ноздри раздуваются. Все из-за того, что в последнее время все мы друг друга раздражали. Это было неизбежно, так как нам приходилось жить вместе на маленьком острове. Хасс раздражал меня. Папа злил. А теперь я стал придираться к Джорджии. Я в ту же секунду пожалел об этом. Но с некоторыми девчонками нельзя просто взять свои слова назад. Джорджия была как раз из тех, кто принимает язвительные замечания близко к сердцу. Следовало понять это прежде чем я открыл свой проклятый рот!

– Прости, Джорджия!

– Да ты вовсе не выглядишь виноватым, Макс! – противным голосом сказала она.

– Ты не должна говорить с моим братом таким тоном, – сказал Хассан, все еще разозленный, что животное убежало. – Здесь не место для девчонок!

Блин! Вот этого совсем не стоило говорить. Хассана могло оправдать только то, что он до сих пор иногда использовал английские слова неправильно.

Джорджия бросила на нас взгляд, полный глубочайшего презрения.

– Идиоты! – пробормотала она.

– Джорджия, прости!

– Нет, нет и еще раз нет! Ни за что! Вы, два дюгоня!

Вот так вот все и разгорелось из ничего. Так всегда бывает, когда проводишь вместе слишком много времени. Похоже на отношения между братьями и сестрами. На самом деле ты не имеешь в виду половину того, что говоришь, но все равно говоришь что-нибудь не то. И на мой взгляд, это все были такие мелочи!

Джорджия стремительно вылетела из хижины и понеслась сквозь заросли. Я посмотрел на Хассана, и он пожал плечами:

– Ну что тут можно было поделать?

– Она вернется, – беззаботно сказал я, думая о том, что же такое дюгонь. Она любила использовать слова, значение которых неизвестно окружающим. – Вот увидишь! Она долго не протянет, если у нее не будет возможности поболтать с нами.

Но в действительности я сам себе не верил. В этот раз она была по-настоящему расстроена. Жаль, я буду скучать по нашим играм с американским английским.

Бордюр – поребрик.

Оранжерея – теплица.

Баклажан – синенький.

Никелированная сталь – нержавейка.

Думаю, она покончила с нами навсегда. Если она провела несколько месяцев в море только с мамой и папой, то уж как-нибудь сможет отвыкнуть от нас. Мы пойдем на попятную куда раньше, чем она. У нас с Хассом появилась огромная проблема. Это было настоящей пыткой – видеть ее издалека и не говорить с ней. Иногда девчонки могут вести себя так отвратительно!

В любом случае мы сделали вид, что нас это не волнует. Мы пошли по следам крысоподобного существа, но оно оказалось слишком… Не могу подобрать слова. Хитрым? Нет, не то. Уверен, что знаю подходящее слово. Ах да, у нас в школе учился пацан по имени Джем Корнер, его отец был полицейским и назвал свой дом «Пронырливые копы». Тогда я решил, что это круто, и это слово отлично подходит для нашего зверя – пронырливый. Оно растворилось в тропическом лесу.

19 июля, остров Кранту

Я не уверен, был это сон или нет. Может быть, я все-таки спал. Возможно, это один из случаев, который как заноза сидит в голове, и ты не можешь понять, было это сном или явью. Это становится чем-то вроде памяти о снах и смешивается с чем-то другим, что с тобой, возможно, случилось или имеет для тебя большое значение, если вы понимаете, о чем я. Это как головоломка, в которой отдельные детали не очень подходят друг к другу.

В лагере только-только занимался рассвет. Я проснулся. Я всегда просыпался раньше других. Мне вроде бы хотелось пить. Вокруг все очень мирно и тихо. Кузнечики перестали стрекотать, а птицы еще не проснулись, так как свет пока был очень тусклым. Я собирался пойти на пляж, но папа сказал нам, что мы должны оставаться в лагере, особенно ночью.

Как раз в эту минуту одна из наших коз начала орать как сумасшедшая. Это была беременная коза, которую папа привязал снаружи загона, чтобы к ней не приставали козлы.

Появилось какое-то существо, похожее на змею и очень мощное. Оно почти скользило брюхом по земле. Я почувствовал какой-то запах, от которого меня чуть не вырвало. Говорят, что запах – это одно из ощущений, лучше всего сохраняющихся в памяти, но я не думаю, что до этого когда-нибудь чувствовал такую вонь.

Существо меня не видело. Его сияющие глаза смотрели в основном на беременную козу. Я застыл на месте, хотя меня немного трясло: я испугался, что существо повернется в мою сторону. Оно ползло вперед, дюйм за дюймом, и часто оглядывалось, чтобы удостовериться, что его никто не видит. За ним наблюдал я, но меня частично прикрывал угол хижины, и я вел себя тихо.

Можно сказать, что это существо было очень хитрым и пронырливым, только по тому, как оно двигалось и поворачивало голову. Эта голова – я уже смог различить ее форму, так как полностью рассвело, – была длинной и толстой, как большое бревно. Когда существо подползло поближе к козе, его челюсти раскрылись, и это выглядело так, будто бревно расщепили пополам. Во рту – ряды зубов, похожих на щепки, которые сверкали даже в неярком утреннем свете. Эти зубы были такой же длины, как ножи для резьбы по дереву, а может быть, даже длиннее.

Потом я чуть не откусил себе язык от ужаса, потому что голова уже дернулась к беременной козе и схватила ее челюстями.

Меканье тут же прекратилось. Этот зверь из тропического леса в мгновение ока заглотил ее целиком чудовищным ртом. Раздался хруст костей, и у меня возникло ощущение, что существо в один присест сжевало бедную козочку. Она выглядела воробышком в тигриной пасти. Вначале я еще видел ее ноги, торчащие из пасти монстра как спички… Затем нескольких быстрых движений – и они исчезли в пасти, пережеванные вместе с остальной козочкой.

Думаю, у меня из горла вырвался звук, потому что голова чудовища повернулась в мою сторону. Казалось, что оно какое-то время смотрело на меня, и у меня возникло ощущение, что оно улыбается. Но возможно, это была только игра воображения, ну, понимаете, из-за этих торчащих зубов и всего остального. По толстым губам чудовища текла кровь, и оно слизнуло ее огромным языком. Потом оно вдруг повернуло голову в противоположную от меня сторону и посмотрело на коз в загоне. Я почти что услышал, как оно думает: «А не взять ли мне еще одну?» – но шум из палатки заставил его насторожиться. В конце концов, когда холодный пот уже стекал по моей груди и спине, оно повернулось и посеменило на коротких ножках в сторону леса.

Я все еще сидел на месте и дрожал, когда весь лагерь, старая деревня и все вокруг полыхнуло огнем. Р-р-раз – и все полыхнуло! Но как раз эта часть сна, как я думаю, была сном. Или это солнце взошло на рассветное небо, и все вокруг показалось пылающим. Понятия не имею, как все было. У меня остались только эти смешанные воспоминания. Вы должны помнить, что я до смерти перепугался. Думаю, это можно назвать шоком. Но я настаиваю, что монстр был настоящим и что он съел козу именно таким образом. Может быть, я присочинил что-то позже, из-за того, что я потом узнал и увидел.

Я помню, как папа вышел из горящей палатки в трусах и майке, зевнул и потянулся, подняв вверх руки. Потом он увидел оборванный конец веревки, к которой была привязана коза. Озадаченное выражение появилось на его лице, но оно тут же исчезло, как только он увидел меня, сидящего напротив.

– Макс! – позвал он. – С тобой все в порядке?

Но в горле все еще стоял ком, и я не мог ответить.

21 июля, остров Кранту

Думаю, во всей мировой истории еще никогда не было девчонки, которая извинилась бы перед мальчиком первой. Могу поклясться, что начиная с праматери Евы ни одна из них никогда не говорила: «Это была моя вина», пока мальчик не попросит прощения. Но и я не собирался сдаваться. Да, я проводил некоторое время на пляже, с надеждой глядя в сторону яхты, но не более того. Я признаю, что мне не хватало визитов на яхту. Хассану тоже. И когда бы мы ни приходили на пляж и ни смотрели на лагуну, Джорджия всегда была счастливой и над чем-то смеялась. Могу поклясться, она делала это специально, чтобы заставить нас думать, что ее все это не волнует. Не думаю, что она переживала.

– Меня это не волнует, а тебя? – спросил я Хассана, когда мы гуляли по пляжу, а смех Джорджии разносился над водой. – Мне на все это наплевать.

– Мне тоже, – ответил Хассан. – Ее глупый смех меня всегда раздражал.

– Меня тоже. Это, скорее, девчачье хихиканье, если ты хочешь знать мое мнение.

– Довольно противное.

– В любом случае, – сказал я, пиная ни в чем не повинного рака-отшельника в воду, – интересно бы узнать, что это за штука, о которой она говорила, – дюгонь?

– Я спросил Рамбуту. Он сказал, что это морской обитатель. Он сказал, что моряки в прошлом по ошибке принимали их за русалок.

– Тогда они не могут быть очень уж отвратительными. А то она сказала так, будто мы такие же отвратительные, как дюгони.

– Рамбута сказал, что они очень отвратительные.

Меня это несколько сбило с толку.

– Ну а как же тогда те моряки, которые думали, что это русалки?

– Я тоже сказал об этом Рамбуте, но он ответил, что в те времена моряки проводили в море по два года и все это время не видели женщин. Кажется, они успевали забыть, как вообще выглядит женщина.

Я пнул еще одного рака.

– Я бы тоже хотел их забыть, – пробормотал я. – Они не стоят того, чтобы их вспоминали.