Текст книги "Прогулка под дождем"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Хэрри Кемелмен
Прогулка под дождем

Во время своего выступления на обеде, устроенном Ассоциацией приверженцев честной власти, я свалял дурака, и Ники Уэлт, подсев ко мне в «Голубой луне», где мы оба иногда завтракаем, вдоволь надо мной поиздевался, едко анализируя мой промах. Дело в том, что, произнося речь, я допустил непростительную вольность – отвлекся от заранее подготовленного текста и начал критиковать заявление, с которым выступил в печати мой предшественник на посту окружного прокурора. Из этого его заявления я сделал ряд выводов, хотя и вполне логичных, но тем не менее вызвавших негодование бывшего прокурора, который не преминул тут же обвинить меня в передергивании фактов и мошеннической манипуляции законами логики.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я, будучи выдвинут Партией реформ на должность окружного прокурора, бросил преподавание на юридическом факультете, так что политика была абсолютно еще не знакомой мне игрой. Этим я и пытался оправдаться перед Николасом Уэлтом, на что Ники, никогда не оставлявший со мной своего менторского тона (он был профессором на кафедре английского языка и литературы в здешнем университете), ответил так, словно перед ним не окружной прокурор, а студент-второкурсник, выклянчивающий отсрочку зачета по курсовой:

– Это не оправдание.

Мы с ним почти ровесники, Ники старше меня на каких-нибудь два-три года, ему и пятидесяти нет еще, тем не менее он всегда разговаривает со мной, точно школьный учитель, раздраконивающий тупого ученика. Со своими абсолютно седыми волосами и морщинистым, как у гномика, лицом он выглядит намного старее меня, и, пожалуй, именно поэтому я всегда кротко сношу его невозможный тон.

– Помилуй, но ведь с точки зрения логики мои выводы были просто безупречными, – взмолился я.

– Дорогой мой, да будет тебе известно, что, хотя процесс общения людей между собой стал бы почти невозможен, не делай они выводов, большинство так называемых логических умозаключений оказываются, как правило, ложными, – ласковым голосом поучал меня Ники. – Особенно часто неверными умозаключениями грешат юристы, руководствующиеся стремлением не столько понять, что именно пытается сообщить говорящий, сколько догадаться, о чем же это он старается умолчать.

Взяв счет, я медленно поднялся из-за стола.

– Ты, вероятно, имеешь в виду перекрестный допрос свидетелей в суде. Но ведь, если выводы, сделанные из показаний свидетеля, логически неверны, противная сторона всегда может опротестовать их.

– При чем тут логика? – возразил Ники. – Вывод может быть вполне логичным и вместе с тем абсолютно неверным.

Он направился вслед за мной в проход между столиками, и мы подошли к кассе. Я оплатил счет и принялся нетерпеливо наблюдать, как Ники роется в своем старомодном кошельке, выуживает одну за другой монеты и кладет их на прилавок рядом со счетом; наконец он убедился, что мелочи для оплаты не хватит, сгреб монеты обратно в кошелек и, с едва уловимым вздохом вынув из особого отделения банкноту, нехотя передал ее кассиру.

– Дай мне любое предложение из десяти-двенадцати слов, – продолжал он развивать свою мысль, – и я построю тебе логическую цепь из таких выводов, о которых ты и думать не думал в тот момент, когда формулировал свое предложение.

В кафе заходили новые посетители, и, поскольку перед кассой стало тесно, я счел за благо выйти на улицу и обождать там, покуда Ники не закончит расплачиваться с кассиром. Помнится, меня слегка позабавила мысль о том, что Ники, может быть, не заметил моего ухода и продолжает вовсю разглагольствовать наедине с собой.

Когда он вышел на тротуар, я сказал ему:

– Пройти пешком девять миль – не шутка, в особенности по такому дождю.

– Да, конечно, – согласился было он по рассеянности, но затем вдруг резко остановился и пристально посмотрел на меня. – Что это за дичь ты несешь?

– Это не дичь, а предложение из одиннадцати слов, – возразил я и снова повторил всю фразу, загибая после каждого слова по пальцу.

– Ну и что из этого?

– Ты же обещал, что, если тебе дать фразу из десяти…

– Ну да, конечно! – Он окинул меня подозрительным взглядом. – А где ты взял эту фразу?

– Она просто взбрела мне на ум. Давай строй свои выводы.

– Ты это что, серьезно? – Глаза его заискрились насмешкой. – Ты на самом деле этого хочешь?

Так вот он всегда: сперва бросает мне вызов, а после разыгрывает удивление, когда я этот вызов принимаю. Я разозлился:

– Начинай, или прекратим весь этот разговор.

– Полно тебе, – примирительно сказал он, – стоит ли из-за этого сердиться? Итак, м-м-м, позволь-ка, ты сказал: «Пройти пешком девять миль – не шутка, в особенности по такому дождю». Совсем негусто, не очень-то разгуляешься.

– Тут одиннадцать слов, – упрямо повторил я.

– Ну что же… – Ники отважно ринулся в бой. – Вот тебе первый вывод: говорящий выражает недовольство.

– Допустим, – неохотно согласился я, – хотя это слишком очевидно и вряд ли можно назвать выводом.

Он нетерпеливо затряс головой:

– Следующий вывод: дождь оказался непредвиденным обстоятельством, в противном случае было бы сказано так: «Пройти пешком девять миль – не шутка», безо всякого «в особенности».

– Согласен, – сказал я, – хотя и это весьма очевидно.

– Первые выводы всегда очевидны, – огрызнулся Ники.

Я не стал с ним спорить. Рассуждал он не очень-то уверенно, и мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я злорадствую.

– Дальше: говорящий – не атлет и не любитель туристских походов.

– Требую разъяснений, – заявил я.

– Опять-таки это «в особенности». Говорящий хочет сказать, что не девятимильная прогулка под дождем, а вообще девятимильная прогулка – одно лишь расстояние, заметь, – не шутка. Девять миль не такая уж и громадная дистанция. Играющий в гольф, например, покрывает больше половины такого расстояния, прежде чем мяч побывает в восемнадцати лунках. А ведь гольф, – лукаво добавил он, подразумевая тот факт, что я играю в гольф, – это игра стариков.

– Твое объяснение, – возразил я, – справедливо лишь для обычных условий. Но ведь возможны и особые обстоятельства. Говорящий, например, может оказаться солдатом в джунглях; в этом случае и без дождя девять миль – весьма солидный крюк.

– Конечно, – саркастически поддакнул Ники, – кроме того, говорящий может оказаться инвалидом без ноги, не менее вероятно также, что это аспирант, который свою диссертацию о юморе начинает с перечисления всего несмешного. Так вот, послушай: прежде чем продолжать, я хочу сделать несколько оговорок.

– Это еще зачем? – осведомился я.

– Я получил эту фразу, так сказать, в вакууме, в отрыве от контекста, не зная, кто и по какому поводу произнес ее. В обычном же разговоре предложения неразрывно связаны с определенной ситуацией.

– Понятно. И какие же оговорки ты бы хотел сделать?

– Во-первых, давай условимся, что цель этой девятимильной прогулки исключает легкомысленные намерения со стороны говорившего, то есть речь идет о прогулке, которая действительно имела место и была совершена вовсе не с целью выиграть пари или что-нибудь в этом роде.

– Вполне резонно, – согласился я.

– И еще одно условие: прогулка эта была совершена здесь.

– Здесь, в Фэрфилде?

– Не обязательно в Фэрфилде. Я имею в виду близлежащую округу вообще.

– Согласен.

– Раз ты согласен с моими оговорками, значит, ты должен согласиться и с моим выводом, что говорящий не атлет и не любитель турпоходов.

– Так уж и быть. Валяй дальше.

– В таком случае вот тебе еще вывод: прогулка была совершена либо очень поздно ночью, либо ранним утром – скажем, между полуночью и пятью или шестью утра.

– С чего ты взял?

– Обрати внимание на дистанцию – девять миль. Мы живем в очень густо населенной местности. Ты обязательно наткнешься на какой-нибудь городишко, не пройдя и девяти миль по любой из наших дорог. В пяти милях отсюда расположен Хедли, в семи с половиной – Хедли-Фоллз, Гротон находится в одиннадцати милях, однако на пути к нему, всего в восьми милях, лежит Ист-Гротон. Параллельно дороге на Гротон ходит электричка, а на других дорогах имеется автобусное сообщение. Движение по всем идущим от нас автострадам более чем оживленное, так что тащиться пешком девять миль под дождем можно лишь ночью, когда автобусы и пригородные поезда не ходят, а водитель случайной попутки не рискнет в такую несусветную пору посадить к себе незнакомого человека.

– А может, ему не хотелось, чтобы его видели? – предположил я.

Ники снисходительно улыбнулся:

– Неужели ты думаешь, что в общественном транспорте, где все пассажиры обычно сидят, уткнувшись каждый в свою газету, он обратил бы на себя больше внимания, чем плетясь по автостраде пешком?

– Ладно, я не настаиваю, – довольно резко ответил я.

– Тогда как тебе понравится такой вывод: говоривший шел не из города, а в город.

Я утвердительно кивнул:

– Похоже, что так оно и было. В городе он в конце концов смог бы найти какой-нибудь транспорт. Ты это имел в виду?

– Не только это, – сказал Ники. – Расстояние тоже следует принять в расчет. Пешком девять миль… Девять – цифра точная.

– Я что-то не улавливаю твоей мысли.

Он снова превратился в раздосадованного педагога.

– Предположим, ты говоришь, будто прошел десять миль или проехал сто. Это может означать, что на самом деле ты прошел расстояние порядка восьми – двенадцати миль или проехал где-то около девяноста – ста двадцати. Короче говоря, десять и сто – круглые числа. Ты мог пройти, конечно, и ровно десять миль, хотя в такой же степени вероятно, что ты прошел около десяти миль. Если же говорят о девяти милях, то я вправе думать, что тут названа точная цифра. В большинстве случаев мы гораздо точнее знаем расстояние от того или иного населенного пункта до города, чем от города до какого-нибудь населенного пункта. Спроси, к примеру, горожанина, далеко ли живет фермер Браун, и он, если знает Брауна, ответит: «В трех или четырех милях отсюда». Но если ты спросишь самого фермера, далеко ли от его дома до города, то услышишь такой ответ: «Три и шесть десятых мили – самолично проверял по спидометру, и не раз».

– Слабовато, Ники, – прокомментировал я.

– Но вкупе с твоим собственным предположением насчет возможности подыскать какой-нибудь транспорт в городе…

– Хорошо, хорошо, убедил, – сказал я. – Засчитывается! Будешь продолжать?

– Да я только еще начал входить во вкус, – прихвастнул он. – Говорящий направлялся в определенное место, куда ему необходимо было поспеть к определенному сроку. Это не тот случай, когда человек спешит за помощью из-за того, что у него поломалась машина, рожает жена или кто-то пытается вломиться к нему в дом.

– Ты это брось, – возразил я. – Поломка машины – как раз самая вероятная причина. А точное расстояние он мог знать, заметив при выезде из города последнюю цифру на счетчике спидометра.

Ники отрицательно покачал головой:

– Чем переться девять миль под дождем, он бы свернулся калачиком на заднем сиденье и проспал до утра. Во всяком случае, не отошел бы от машины, а пытался остановить проходящий мимо транспорт. До города-то девять миль! За сколько он мог пройти их?

– Часа за четыре, не меньше, – прикинул я.

– Да, никак не меньше, принимая во внимание дождь, – согласился Ники. – Мы уже пришли к выводу, что дело происходило поздно ночью или ранним утром. Положим, машина вышла у него из строя в час ночи. В город он мог прийти не раньше пяти. В это время уже наступает рассвет, на дороге масса автомобилей. Чуть позже начинают ходить автобусы, первые из них прибывают в город около пяти тридцати. Кроме того, если нужна помощь, нет резона тащиться до самого города, достаточно добежать до первого телефона. Нет, все-таки у него в городе наверняка было какое-то дело, приуроченное к периоду времени до пяти тридцати утра.

– Почему же тогда он не приехал заблаговременно и не обождал? – спросил я. – Он мог бы сесть в последний автобус, приехать около часу ночи и дождаться назначенного времени. Вместо этого он топает девять миль под дождем, а ты еще говоришь – не атлет.

Мы подошли к административному зданию, в котором находится мой кабинет. Обычно споры, начатые в «Голубой луне», обрываются у этого места, но сейчас, увлеченный аргументацией моего товарища, я пригласил его на минутку к себе.

Когда мы уселись, я спросил:

– Так что же, Ники, почему он все-таки не приехал загодя?

– Конечно, удобнее было бы приехать заблаговременно, – отвечал Ники. – Но раз он этого не сделал, нам остается предположить, что либо какие-то дела помешали ему сесть на последний автобус, либо он где-то ждал условленного сигнала – телефонного звонка, например.

– Стало быть, ты полагаешь, что на период времени между полуночью и пятью тридцатью утра у него было намечено какое-то дело?

– Время можно определить намного точнее. Значит, так: ему требуется четыре часа, чтобы покрыть указанное расстояние. Последний автобус уходит в половине первого ночи. Если он не воспользовался этим автобусом, но вышел вскоре после его отправления, следовательно, он пришел к назначенному месту только в четыре тридцать утра. С другой стороны, если бы он сел на первый утренний автобус, то приехал бы около пяти тридцати. Из этого следует, что в город ему надо было попасть где-то между четырьмя тридцатью и пятью тридцатью.

– Ты хочешь сказать, что если бы он намеревался попасть в город до четырех тридцати, то сел бы в последний ночной автобус, а если бы хотел поспеть туда после пяти тридцати, то поехал бы первым утренним?

– Совершенно верно. И еще один момент: если он ожидал какого-то условного сигнала – скажем, телефонного звонка, – то получил его не позднее часа ночи.

– Понимаю, – согласился я. – Если прибытие в город приурочено к пяти утра, а ему требуется четыре часа, чтобы одолеть эти девять миль, он должен был отправиться в путь около часа.

Задумчиво и молчаливо Ники кивнул. По какой-то необъяснимой причине мне не хотелось прерывать его раздумья. Я отошел к большой карте нашего округа, висевшей на стене, и стал внимательно ее рассматривать.

– Да, ты прав, Ники, – заметил я, не оборачиваясь. – Куда ни пойди от Фэрфилда, обязательно попадешь в какой-нибудь населенный пункт, расположенный ближе чем в девяти милях отсюда. Мы находимся как раз посреди целой кучи городишек.

Он тоже подошел к карте.

– Это не обязательно Фэрфилд, – тихо промолвил он. – Возможно, говорившему требовалось попасть в один из близлежащих городишек. Давай-ка проверим Хедли.

– Почему именно Хедли? Что можно делать в Хедли в пять утра?

– В пять утра там останавливается и набирает воду экспресс из Вашингтона.

– Верно, – сказал я. – Когда у меня бессонница, я слышу, как проходит этот поезд, а через пару минут часы на методистской церкви бьют пять. – Я вернулся к столу посмотреть расписание. – Из Вашингтона экспресс отправляется в ноль сорок семь, в Бостон прибывает ровно в восемь утра.

Ники прилип к карте, карандашом измеряя расстояние.

– Как раз девять миль от Хедли до гостиницы «Олд Самтер», – объявил он.

– «Олд Самтер»? – эхом отозвался я. – Но ведь это опрокидывает все наши теории. С транспортом в этом месте так же просто, как и в любом городе.

Ники отрицающе затряс головой.

– Машины постояльцев находятся там за оградой, а ворота открывает сторож, который непременно запомнит человека, берущего свою машину в столь поздний час, – ведь порядки в этой гостинице весьма консервативные. Говорящий мог ждать в своей комнате, пока ему не позвонили из Вашингтона и не передали сведения о каком-то лице, едущем в экспрессе; возможно, что ему сообщили номер вагона и места. Потом он мог незаметно выскользнуть из отеля и пешком отправиться в Хедли.

Я загипнотизированно уставился на него.

– Пока локомотив набирает воду, – продолжал Ники, – совсем нетрудно проникнуть в вагон, а если знаешь к тому же номер купе и места…

– Ники, – со зловещим выражением в голосе прервал я его, – в период избирательной кампании я ратовал за строжайшую экономию, но теперь как окружной прокурор я намерен растранжирить деньги налогоплательщиков на междугородный разговор по телефону. Это глупо, безумно, но я действительно собираюсь звонить в Бостон!

Его маленькие голубые глазки заблестели, он облизал губы.

– Давай! – произнес он хриплым голосом.

* * *

Я опустил трубку на рычаг телефона.

– Ники, – проговорил я, – это, наверное, самое невероятное совпадение во всей истории сыскного дела. Прошедшей ночью в экспрессе из Вашингтона убили человека! Труп обнаружен спустя примерно три часа после наступления смерти, то есть убийство произошло как раз в Хедли.

– Так я и предполагал, – последовал его ответ. – Но это ты зря насчет совпадения. Как попала к тебе эта фраза?

– Да так, она просто… взбрела мне на ум.

– Не могла она просто взбрести! Подобного рода фразы не приходят в голову просто так. Если бы ты преподавал язык, да еще столько, сколько я, то знал бы, что, когда человека просят составить предложение из десяти слов, получается что-нибудь вроде «Я люблю молоко» с дополнениями типа «потому что оно полезно для здоровья». Твое предложение относится к какой-то определенной ситуации.

– Право же, я ни с кем не разговаривал с самого утра. И в «Голубой луне» находился все время с тобой.

– Тебя не было рядом со мной, когда я платил в кассу, – недовольным голосом заметил он. – Ты никого не встретил, пока ждал меня на улице?

Я отрицательно покачал головой.

– Я ждал тебя не больше минуты. Вообще-то, пока ты выковыривал мелочь из кошелька, в «Голубую луну» зашли двое мужчин, и один из них нечаянно толкнул меня, поэтому я и решил, что лучше подождать на улице.

– А прежде ты их не встречал?

– Кого?

– Тех двоих, что вошли. – В его голосе опять появились желчные нотки.

– Нет; они мне абсолютно незнакомы.

– Они разговаривали между собой?

– Кажется, да… Конечно же, разговаривали. Еще бы, они были настолько поглощены своим разговором, что не заметили и толкнули меня.

– Случайные посетители редко заглядывают в «Голубую луну», – констатировал Ники.

– Думаешь, это они? – спросил я, начиная волноваться. – Я бы их, пожалуй, узнал, если бы снова увидел. Его глаза сузились.

– Может быть, и они. Их должно быть по крайней мере двое. Один выследил жертву в Вашингтоне, узнал номер места в поезде, другой совершил убийство. Тот, из Вашингтона, должен был приехать сюда после: если убили с целью грабежа – для того, чтобы разделить добычу; если без ограбления – чтобы расплатиться с сообщником.

Я потянулся за телефонной трубкой.

– Прошло менее получаса с тех пор, как мы покинули «Голубую луну», – продолжал Ники. – Они в то время только входили туда, а обслуживают в этом кафе чрезвычайно медленно. Тот, что шел в Хедли пешком, должно быть, умирает от голода, да и другой, пожалуй, не лучше – наверняка всю ночь гнал сюда машину из Вашингтона.

– Если произведете арест, немедленно позвоните мне, – распорядился я по телефону и повесил трубку.

Пока мы ждали, никто из нас не проронил ни слова. Мы слонялись по кабинету, избегая глядеть друг на друга, словно совершили нечто постыдное.

Наконец раздался телефонный звонок. Я схватил трубку и выслушал сообщение. Потом сказал «о’кей» и повернулся к Ники.

– Один из них пытался убежать через кухню, но Уинн предусмотрительно поставил охрану у черного хода, и голубчик попался.

– Похоже, наши подозрения оправдываются, – произнес Ники с ледяной усмешкой.

Я молча кивнул. Ники взглянул на часы.

– Боже мой! – вскричал он. – Ведь я хотел сегодня пораньше взяться за работу, а сам потерял уйму времени в разговорах с тобой.

Он подошел к дверям, и тут я его окликнул:

– Послушай, Ники, а что же все-таки ты пытался мне доказать?

– Что цепь выводов может быть построена по всем правилам логики и тем не менее заключение будет ложным, – ответил он.

– А-а-а…

– Над чем это ты смеешься? – с ехидцей в голосе поинтересовался Ники, но тут не выдержал и сам рассмеялся.

О авторе

Кемелмен, Хэрри. Родился в 1908 году в Бостоне, США. Получил степень бакалавра искусств в Бостонском университете в 1930 году, магистра искусств – в Гарвардском университете в 1931 году. Преподавал в бостонских средних школах (1935–1941), на вечернем отделении Северо-Восточного университета (1938–1941), в 1942–1949 годах работал главным психологом и администратором отдела труда и зарплаты Бостонского морского порта.

Лауреат двух литературных премий, в том числе за лучший первый роман (1965), член секции приключенческой литературы Лиги литераторов.

Переводчик рассказа Кемелмена Дмитриев Геннадий Степанович. Родился в 1940 году, в 1962 году закончил истфак ЛГУ. Переводить начал в 1963 году.