Текст книги "Билл - Герой Галактики"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 8

– А теперь наш милый солдатик будет умницей и выпьет свой вкусненький обедик...

Нежный голосок прорвался сквозь безумный кошмар, мучивший Билла во сне, и он с трудом разлепил тяжелые веки. Ему удалось сфокусировать взгляд на чашке, стоявшей на подносе, который протягивала белая рука, переходившая выше в белоснежный халат с выпуклой женской грудью. Издав утробный рык, Билл отшвырнул поднос и кинулся на эту выпуклость, однако проволочные тяжи, державшие на весу забинтованную левую руку, отбросили его назад, и он завертелся на кровати, словно наколотый на булавку жук, не переставая хрипло урчать. Медсестра взвизгнула и убежала.

– Рад видеть, что тебе полегчало, – сказал врач, отработанным движением опрокинув Билла на постель и ловко вывернув ему правую руку приемом дзюдо. – Сейчас я дам тебе новую порцию обеда, а потом впущу твоих приятелей для торжественной встречи, они там в коридоре ждут не дождутся.

Онемевшая правая рука отошла, Билл взялся за чашку. Глотнул.

– Какие приятели? Какая такая встреча? Что тут происходит? – спросил он подозрительно.

Дверь распахнулась, и в палату вошли солдаты. Билл всматривался в их лица, стараясь найти друзей, но видел только бывших сварщиков и какие-то совершенно чужие рожи. И тут он вспомнил все.

– Скотина Браун сгорел! – закричал он. – Тембо изжарился! Сплина распотрошило! Все погибли! – Он нырнул под одеяло и страшно застонал.

– Герой не должен так себя вести! – сказал врач, откидывая одеяло и подтыкая его под тюфяк. – Ты же герой, солдат, чья храбрость, находчивость, преданность долгу, боевой дух, самоотверженность и меткость спасли наш корабль. Защитные поля были пробиты, машинное отделение разрушено, артиллеристы убиты, корабль лишился управления, вражеский дредноут готовился нас прикончить, но тут явился ты, словно ангел мщения, весь израненный, почти при смерти, и из последних сил дал залп, звук которого услышал весь флот, тот самый залп, который уничтожил врага и спас нашу славную старушку "Фанни Хилл". – Врач вручил Биллу листок бумаги. – Сам понимаешь, это цитата из официального приказа, а я лично думаю – тебе элементарно подфартило.

– Вы просто завидуете! – хмыкнул Билл, которому его новая роль героя начинала нравиться.

– Брось эти фрейдистские штучки! – рявкнул врач и тут же горестно всхлипнул: – Всю жизнь мечтал быть героем, а сам только и делаю, что пришиваю им руки да ноги. Сейчас снимем повязку.

Солдаты сгрудились у кровати, наблюдая, как врач отсоединяет проволочные тяжи и разматывает бинты.

– Как моя рука, док? – вдруг заволновался герой.

– Сгорела как котлета. Пришлось ампутировать.

– А это что? – с ужасом взвизгнул Билл.

– Эту руку я отрезал от трупа. После боя их было предостаточно. Потеряно около сорока двух процентов экипажа. Клянусь, я только и делал, что пилил, рубил и сшивал.

Последний бинт упал на пол, и солдаты восторженно за-ахали.

– Смотри, какая шикарная лапа!

– А ну-ка пошевели пальцами!

– Чертовски аккуратный шов на плече – глянь, какие ровные стежки.

– Экая она мускулистая, здоровенная и длиннющая, совсем не похожа на ту коротышку справа.

– А черная какая! Вот это цвет так цвет!

– Это рука Тембо! – зашелся в крике Билл. – Заберите ее обратно!

Он рванулся с кровати, но рука тащилась за ним. Его силой Уложили на подушки.

– Тебе же дико повезло, дубина! Получил такую лапищу, да еще от друга!

– Он бы обрадовался, если б узнал, что она досталась тебе!

– Теперь у тебя навсегда сохранится о нем память! Рука действительно была хороша. Билл согнул ее и пошевелил пальцами, поглядывая на них с недоверием. Кисть работала нормально. Он потянулся и схватил за руку одного из солдат. У того захрустели кости, он заорал от боли и попятился. Билл внимательно посмотрел на свою новую руку и вдруг начал изрыгать проклятия в адрес врача:

– Кретин, костоправ проклятый! Клистирная затычка! Хороша работа – это же правая рука!

– Ну, правая! И что же?

– Так ты же мне отрезал левую! Теперь у меня две правые руки!

– Слушай! Левых было маловато. Я же не волшебник! Сделал для тебя все, что мог, а ты еще ругаешься! Будь доволен, что я тебе вместо нее ногу не пришпандорил. – Он злобно ухмыльнулся. – Или кое-что другое...

– Отличная рука, Билл, – сказал солдат, растирая пострадавшую кисть. – Тебе крупно повезло. Сможешь отдавать честь любой рукой – так больше ни у кого не получится.

– Верно, – скромно сказал Билл, – мне это просто в голову не пришло. В самом деле повезло.

Он попытался отдать честь левой-правой рукой, она послушно согнулась в локте, а пальцы потянулись к виску. Солдаты вытянулись по стойке "смирно" и тоже откозыряли. Дверь со скрипом отворилась, в нее просунулась офицерская голова.

– Вольно, парни! Это неофициальный визит Старика.

– Сам капитан Зекиаль!

– Никогда не видел Старика!

Солдаты чирикали, как воробьи, и нервничали, как девственницы в первую брачную ночь. В палату вошли еще три офицера, а за ними – нянька, которая вела за руку десятилетнего дегенерата в капитанском мундире со слюнявчиком.

– Бу-у-у... пьиветик, мальчики, – сказал капитан.

– Капитан выражает вам свое почтение, – сухо пояснил лейтенант первого ранга.

– Это ты, который в кьяватке?

– И в первую очередь герою сегодняшнего дня.

– Чего-то я еще хотел сказать, а чего?..

– И далее он желает проинформировать доблестного воина, спасшего наш крейсер, что ему присвоено звание заряжающего 1-го класса, каковой чин автоматически продлевает срок службы на семь лет, а после выписки из госпиталя доблестный герой с первой же оказией будет отправлен на имперскую планету Гелиор, где император лично вручит ему "Пурпурную стрелу" с "Подвеской туманности Угольного Мешка".

– Хочу пи-пи...

– А теперь служебные обязанности призывают капитана на капитанский мостик. Посему он шлет вам всем свои наилучшие пожелания.

– Не слишком ли молод наш Старик для своего поста? – поинтересовался Билл, когда свита с капитаном удалилась.

– Что ты! Он даже постарше многих. – Врач рылся в куче иголок для инъекций, выискивая самую тупую. – Запомни, капитаном может стать только настоящий аристократ, но даже нашей многочисленной аристократии не хватает для такой обширной галактической Империи. Приходится довольствоваться-тем, что есть. – Врач выбрал самую погнутую иглу и вставил шприц.

– Ладно, мне ясно, почему он так молод, но не кажется вам, что он несколько глуповат для своей работы?

– Берегись, ты же оскорбляешь Его Величество, болван! Тут удивляться нечему: Империи уже более двух тысяч лет, аристократия воспроизводится исключительно инбридингом, в результате – дефективные гены и вырождение; вот и получаются наследнички, способные украсить своим присутствием любой дурдом. Наш Старик еще ничего, у него только мозги набекрень, а посмотрел бы ты на капитана моего прежнего корабля!

Врач содрогнулся и с яростью вонзил иглу в филейную часть Билла. Тот заорал и с грустью посмотрел на струйку крови, медленно сочившуюся из проделанной в его шкуре дыры.

Дверь закрылась. Билл лежал в полном одиночестве, рассматривая голую стену и свои перспективы. Итак, он заряжающий 1-го класса, и это хорошо. Но принудительное продление срока службы уже менее приятно. Настроение у него упало. Захотелось поболтать с друзьями, но тут он вспомнил, что все они погибли, и настроение упало еще больше. Билл попытался найти какую-нибудь более веселую тему для размышлений, но ничего не мог придумать, пока не обнаружил, что умеет пожимать Руку самому себе. Это открытие его несколько развеселило.

Он откинулся на подушку и здоровался с собой за руку до тех пор, пока не уснул.

Книга вторая
Крещение в купели атомного реактора

Глава 1

Прямо перед пассажирами в носовом конце цилиндрической ракеты местных сообщений находился огромный иллюминатор – гигантский щит из бронированного стекла, за которым летели изодранные в клочья облака. Билл с комфортом расположился в антиперегрузочном кресле, с любопытством разглядывая эту живописную картину. В тесном салоне могло разместиться человек двадцать, но сейчас пассажиров было только трое, включая Билла. Рядом с ним сидел (Билл старался как можно реже смотреть в ту сторону) бомбардир 1-го класса, выглядевший так, будто им выстрелили из его собственного орудия. На пластмассовом лице бомбардира выделялся единственный налитый кровью глаз. В сущности, бомбардир представлял собой что-то вроде самоходной корзины, так как все четыре отсутствующие конечности ему заменяли поблескивающие металлом устройства – сплошные сияющие поршни, электронные панели и закрученные спиралью провода. Бомбардирская эмблема была приварена к стальной раме, служившей одним из предплечий. Третий пассажир, здоровенный пехотный сержант, захрапел сразу после пересадки с межзвездного корабля на челночную ракету.

– Эх, блин, так тебя и разэдак! Нет, ты только глянь сюда! – ликовал Билл, когда ракета наконец пробила облака и внизу засияла золотая сфера Гелиора – имперской планеты, столицы десяти тысяч солнц.

– Альбедо – будь здоров! – прокричал откуда-то из-под пластикового покрытия бомбардир. – Аж глазу больно!

– Еще бы! Чистое ж золото! Это даже представить себе невозможно – планета, покрытая чистым золотом!

– Действительно невозможно, да я в это и не верю. Слишком дорогое удовольствие. А вот вообразить планету, покрытую анодированным алюминием, – это сколько угодно. Тем более что так оно и есть.

Теперь, когда Билл пригляделся и увидел, что поверхность планеты сверкает действительно совсем не так, как должно блестеть настоящее золото, настроение его слегка подпортилось. Однако он заставил себя приободриться. Пусть они отняли у него мечту о золоте, но со славой Гелиора этого не произойдет! Гелиор все равно останется средоточием Империи, недремлющим и всеведущим оком в самом сердце Галактики! Известие о малейшем происшествии на любой планете, на любом космическом корабле немедленно поступает сюда, классифицируется, кодируется, заносится в реестры, аннотируется, рассматривается, теряется, обнаруживается вновь, принимается к сведению и становится руководством к действию. С Гелиора поступают приказы, которые управляют мирами людей и защищают эти миры от угрозы вторжения чужаков. Гелиор – рукотворная планета; все ее моря, горы и континенты покрыты металлическим щитом толщиной в несколько миль, образующим множество этажей и уровней; все ее население подчинено одной-единственной идее – идее власти.

Все ближе и ближе придвигается сияющая поверхность планеты – вот уже видны бесчисленные звездолеты всевозможных размеров и конструкций, в черном небе мерцают огни идущих на посадку и взлетающих ракет. И вдруг – неожиданная вспышка, а затем полная тьма в иллюминаторе.

– Крушение! – ахнул Билл. – Мы погибли!

– Типун тебе на язык! Это просто-напросто обрыв ленты. Поскольку на этом корыте нет ни одного золотопогонника, механик не стал запускать ее снова.

– Так это было кино...

– А ты как думал? У тебя что, крыша поехала? Ты ж понимаешь – будут они в обычных челноках делать такие огромные окна, да еще на носу, где трение при вхождении в атмосферу моментально прожгло бы в них дырки! Конечно, кино... Да к тому же, по-моему, ленту показали задом наперед. Скорее всего на Гелиоре сейчас уже давно ночь.

Пилот при посадке чуть не раздавил их в лепешку, придав ракете ускорение в 15 g (он, видимо, тоже знал, что на борту нет офицеров), и пока солдаты пытались вправить сместившиеся позвонки и затолкать на место глаза, повылезавшие из орбит, люк с грохотом открылся. На планете была глубокая ночь, да еще и с дождем. Помощник 2-го класса по пассажирской части просунул в каюту голову и одарил их профессионально дружелюбной улыбкой.

– Приветствую вас на Гелиоре – имперской планете тысячи наслаждений... – Его лицо исказилось привычной гримасой: – Разве с вами, подонки, нет офицеров? А ну катитесь отсюда, да помогите разгрузить урановую руду, нам нужно уложиться в расписание.

Билл с бомбардиром сделали вид, что не слышат; помощник по пассажирской части протиснулся к спящему сержанту, храпевшему, словно испорченный мотор (что ему такая мелочь, как ускорение в 15 g!), и попытался растормошить его. Храп перешел в сдавленное рычание, прерванное диким воплем помощника по пассажирской части, которому спящий двинул коленом в пах. Продолжая что-то бормотать, сержант вслед за остальными покинул ракету и помог установить разъезжающиеся стальные подпорки бомбардира на скользкой поверхности взлетной площадки. Солдаты равнодушно смотрели, как из грузового отсека прямо в глубокую лужу приземлились их вещмешки. Под занавес мстительный помощник по пассажирской части сделал им еще одну мелкую пакость: отключил силовое поле, защищавшее их от дождя, так что они моментально вымокли до нитки и заледенели на холодном ветру.

Ветераны взвалили на плечи рюкзаки – бомбардир тащил свой вещмешок на платформе с колесиками – и зашлепали к ближайшим огонькам, тускло светившим сквозь колючие струи дождя примерно в миле от места посадки. На полпути бомбардир вырубился из-за короткого замыкания в проводке; Билл с сержантом подсунули под него платформу, покидали ему на колени рюкзаки – и приобрели на оставшийся отрезок пути удобную ручную тележку.

– Вот так штука, из меня вышла недурная тачка для багажа, – пробасил бомбардир.

– Не выступай! – ответил ему сержант. – По крайней мере, ты заимел вполне приличную цивильную профессию. – Сержант пинком распахнул дверь, и их окутало блаженное тепло штабного помещения.

– Не найдется ли у вас банки растворителя? – спросил Билл у сидевшего за барьером клерка.

– Ваши проездные документы! – потребовал тот, проигнорировав вопрос.

– Растворитель есть у меня в мешке, – сказал бомбардир;

Билл, развязав мешок, принялся за поиски.

Они протянули свои документы, вытащив бумаги бомбардира из нагрудного кармана, и клерк сунул их в прорезь огромной машины, стоявшей за спиной. Машина зажужжала и замигала огоньками, а Билл тем временем обработал растворителем все контакты в электропроводке бомбардира, не оставив на них ци капли воды. Прогудел сигнал, и машина изрыгнула документы; из другого отверстия с тиканьем выползла длинная печатная лента. Клерк подхватил ее конец и быстро пробежал глазами.

– Попались, голубчики, – произнес он с садистским удовольствием. – Вам троим должны вручить "Пурпурную стрелу" на торжественной церемонии в присутствии самого императора, но киносъемка начнется ровно через три часа. За это время вам туда нипочем не добраться.

– Не твое собачье дело, – огрызнулся сержант. – Мы ведь только что сошли с корабля. Выкладывай, куда идти-то!

– Район 1457-Д, уровень К-9, квартал 823-7, коридор 492, студия 34, комната 62, спросить режиссера Ратта.

– И как же нам туда добираться? – поинтересовался Билл.

– Меня можешь не спрашивать, я у них не служу. – Клерк швырнул на барьер три квадратных тома толщиной около фута со стальными цепями, приваренными к корешкам. – Ищите дорогу сами – вот ваши поэтажные планы. За них придется расписаться, утеря плана – подсудное дело, карается...

Внезапно осознав, что он здесь один, лицом к лицу с тремя ветеранами, клерк мертвецки побледнел и потянулся к красной кнопке. Не успел он дотронуться до нее, как металлическая рука бомбардира, выбрасывая снопы искр и клубы дыма, пригвоздила его палец к стойке. Сержант склонился над барьером, приблизившись вплотную к клерку, и произнес низким, леденящим Душу голосом:

– Мы не будем искать дорогу сами. Ты покажешь нам ее. Давай сюда гида!

– Гиды только для офицеров, – попытался возразить несчастный и громко икнул, когда стальной палец, похожий на толстый прут, ткнул его в живот.

– Можешь считать нас офицерами, – выдохнул сержант, – Мы не возражаем.

Клацая зубами, клерк заказал гида. Маленькая железная Дверца напротив стойки со стуком отворилась. У гида было цилиндрическое стальное туловище на шести колесах, голова, напоминающая голову гончей, и пружинный блестящий хвост.

– Ко мне! – скомандовал сержант.

Гид кинулся к нему, высунув изо рта красный пластиковый язык и издавая механическое пыхтение, слегка заглушаемое стуком шестеренок. Сержант взял конец печатной ленты и быстро набрал код 1457-Д К-9 823-7 492 ст. 34 62, нажимая на кнопки, расположенные на голове гида. Тот звонко тявкнул несколько раз, захлопнул пасть, вильнул хвостом и помчался по коридору. Ветераны последовали за ним.

Больше часа они мотались по бегущим дорожкам и эскалаторам, тряслись в пневмокарах по монорельсовым дорогам и движущимся тротуарам, скользили с этажа на этаж в антигравитационных лифтах, пока, наконец, не добрались до комнаты э 62. В самом начале пути, сидя на скамеечке бегущей дорожки, солдаты прикрепили цепи поэтажных планов к поясным ремням: даже Биллу было понятно без объяснений, какую ценность представляет собой путеводитель в этом городе размером с планету. У двери комнаты э 62 гид трижды пролаял и укатил прочь, прежде чем они успели его схватить.

– Жаль, надо было быть половчее, – сказал сержант. – Эта штука дорогого стоит.

Он пнул ногой дверь и явил их взорам толстого мужчину, который сидел за письменным столом и орал в видеофон:

– Плевал я на ваши извинения! Из извинений шубу не сошьешь! Я знаю одно: график съемок на грани срыва, простаивают готовые к работе камеры, а главных действующих лиц нет как нет! Я задаю вам вопрос, и что же я слышу в ответ... – Он поднял глаза и завопил: – Вон! Убирайтесь вон! Вы что, не видите: я занят!

Сержант схватил видеофон, шваркнул его об пол и растоптал в пыль дымящиеся мелкие осколки.

– Здорово ты насобачился добиваться внимания, – сказал Билл.

– Два года непрерывных боев заставят насобачиться, – ответил сержант, угрожающе скрипнув зубами. – Мы прибыли, Ратт, что нам делать дальше?

Расшвыривая обломки видеофона, Ратт шагнул вперед и распахнул дверь за письменным столом.

– По местам! Дать освещение! – заорал он.

Поднялся невообразимый шум, вспыхнули ослепительные софиты. Прибывшие за наградами ветераны вышли вслед за Раттом на огромную шумную сцену, заполненную суетливо бегающими людьми. Камеры на моторизованных тележках и кранах ползали вокруг съемочной площадки, боковины и задник которой изображали тронный зал. Окрашенные стеклянные окна создавали иллюзию яркого солнечного света, трон был выхвачен золотистым лучом прожектора. Подгоняемая визгливыми приказаниями режиссера, толпа придворных и высших воинских чинов выстроилась перед троном.

– Он обозвал их кретинами, – в ужасе прошептал Билл. – Его же расстреляют за это!

– Ну и осел же ты все-таки, – сказал бомбардир, разматывая провод со своей правой ноги и втыкая его в розетку, чтобы подзарядить батареи. – Ведь это актеры! Станут они для такого дела тревожить настоящих придворных, как же!

– Времени до прибытия императора у нас хватит только на одну репетицию, так что смотрите внимательно! – Режиссер Ратт вскарабкался на императорский трон и устроился там поудобнее. – Я буду императором. Теперь вы, виновники торжества: ваша роль самая простая, попробуйте только завалить! Времени для дублей у нас не будет. Вы станете сюда и, когда я крикну "Мотор!", замрете по стойке "смирно", как учили, не зря же вы жрали хлеб налогоплательщиков! Эй ты, который слева, в птичьей клетке, – выруби немедленно свои треклятые моторы, ты нам забьешь всю звуковую дорожку! Только скрипни еще тормозами, я тебя враз обесточу! Внимание! Вы будете стоять смирно, пока не услышите свою фамилию, после чего сделаете шаг вперед и снова замрете. Император нацепит на вас ордена, вы отдадите честь, а затем – руки по швам и шаг назад. Дошло? Или это слишком сложно для ваших недоразвитых мозгов, забитых всякой дрянью?

– А пошел бы ты! – рыкнул сержант.

– Очень остроумно! Ну ладно, попробуем. Начали! Они успели прорепетировать всю церемонию дважды, когда наконец пронзительно взвизгнули горны и шесть генералов с лучевыми пистолетами на взводе вошли в зал и встали спиной к трону. Все статисты, операторы, механики, даже сам режиссер Ратг согнулись в поклоне, а ветераны вытянулись в струнку. Им-лератор прошаркал к помосту, взобрался на него и плюхнулся "а трон.

– Продолжайте... – сказал он скучным голосом и негромко рыгнул, прикрыв рот ладонью.

– Мотор! – заорал режиссер во всю мощь своих легких и выскочил из кадра.

Загремела музыка, и церемония началась. Когда церемониймейстер зачитал приказ с описанием подвигов, за которые герои сподобились получить благороднейшую из всех наград – "Пурпурную стрелу" с "Подвеской туманности Угольного Мешка", император поднялся со своего трона и величественно прошествовал вперед. Первым стоял пехотный сержант; Билл краем глаза видел, как император взял из поданной ему коробочки разукрашенный золотом, серебром, рубинами и платиной орден и пришпилил его к груди воина. Сержант отступил назад, и настала очередь Билла. Где-то далеко, за тридевять земель, громоподобный голос произнес его имя. Билл шагнул вперед, до последних мелочей соблюдая ритуал, тщательно отработанный в лагере имени Льва Троцкого. Перед ним стоял самый обожаемый человек Галактики. Длинный распухший нос, украшавший триллионы банкнот, был повернут прямо к нему. Выступающая вперед верхняя челюсть с торчащими наружу зубами, не сходившая с миллиардов телевизионных экранов, шевельнулась, и императорские уста произнесли Биллово имя. Косой императорский глаз смотрел прямо на него! Волна обожания поднялась в груди Билла подобно громадному валу прибоя, с грохотом бьющего в берег, и он отдал честь самым изысканным образом, на какой только был способен.

Откозырял он, надо сказать, блистательно, поскольку на свете не так уж много людей с двумя правыми руками. Оба предплечья описали плавные дуги, оба локтя замерли под предписанным углом, обе ладони со звонким щелчком уперлись в виски. Сделано это было мастерски, и император так удивился, что на одно ничтожное мгновение ему удалось сфокусировать на Билле оба глаза, после чего зрачки привычно разбежались в разные стороны. Все еще потрясенный необычным приветствием, император нашарил орден и воткнул булавку через мундир прямо в трепещущую Биллову плоть.

Билл не почувствовал боли, но внезапный укол отпустил пружину, сдерживавшую невыносимое эмоциональное напряжение: уронив салютующие руки, он рухнул на колени в духе старых добрых феодальных времен – в точности как в исторических телепостановках, откуда, собственно, его раболепное подсознание и выудило эту идею, – и схватил императорскую кисть, покрытую подагрическими шишками и старческой гречкой.

– Отец ты наш! – заверещал он, припадая к этой руке.

Свирепые генералы-телохранители ринулись вперед, и смерть уже распростерла над Биллом свое крыло, но тут император улыбнулся, тихонько освободил ладонь и вытер стекающую с нее слюну о Биллов мундир. Небрежное движение пальца вернуло охрану на место; император прошествовал к бомбардиру, укрепил на нем оставшийся орден и отступил назад.

– Готово! – завопил режиссер Ратт. – Пленку на проявление, все вышло вполне натурально, особенно этот деревенский олух, распустивший сопли!

Тяжело поднимаясь с колен, Билл увидел, что император и не собирается возвращаться к трону, а стоит в центре беспорядочно движущейся толпы актеров. Охранники куда-то исчезли. Билл с беспредельным удивлением таращил глаза, глядя, как кто-то снимает с императора корону, сует ее в ящик и уносит прочь.

– Опять тормоз заел, – ворчал бомбардир, дергая рукой и продолжая отдавать честь. – Опусти эту чертову хреновину вниз, будь ласков. Вечно как подымешь выше плеча, так заедает.

– Но император... – начал Билл, нажимая на поднятую руку до тех пор, пока тормоз не взвизгнул и не отпустил.

– Актер, а кто же еще. Чтобы настоящий император да раздавал ордена простым солдатам? Разве только тем, кого произвели на поле боя в офицеры, или другим высоким шишкам. Правда, его здорово загримировали – немудрено попасть впросак, особенно такому остолопу, как ты. Ну и видик же был у тебя – просто блеск!

– Берите, – сказал кто-то, вручая им обоим штампованные металлические копии орденов и поспешно забирая оригиналы.

– По местам! – гремел через усилитель голос режиссера. – У нас осталось десять минут на сцену "Императрица с наследником целует альдебаранских подкидышей по случаю Дня плодородия"! Выкиньте отсюда этих пластмассовых недоносков и уберите с площадки зевак!

Героев в три шеи вытолкали в коридор, дверь за ними захлопнулась и закрылась на замок.