Текст книги "Американская фантастика. Повести и рассказы"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Дэниел Киз,Айзек Азимов,Роберт Шекли,Альфред Бестер,Фредерик Пол,Рэймонд Джоунс,П. Уайл,Джеймс Макконнелл,Роберт Силверберг,Норберт Винер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 54 страниц)

И еще одно: если мир услышит, что мы владеем такой силой либо принципом и не можем или не хотим ими поделиться, все затаят на нас злобу, да что там злобу, просто возненавидят нас, как лютых врагов.

Вернувшись домой, я поговорил с Рикардом и даже не пытался скрыть от него правду. Он вскипел и хотел было тут же двинуться к Хиту выяснять отношения, но я ему отсоветовал. Ведь у него не будет никаких доказательств, и он окажется в идиотском положении: Хит, вероятно, станет вести себя так, словно вообще не понимает, о чем речь. Рикард сначала ерепенился, спорил, но в конце концов согласился, что я прав.

Заезжее семейство прожило у меня на ферме дней пять, и от случая к случаю мы с Рикардом делали пробные выезды, просто чтобы попытать счастья, но все было по-прежнему. Убедившись в этом, мы снова позвали Берта и Джинго и держали военный совет. К тому времени миссис Рикард немного оправилась от потрясения, дети вошли во вкус жизни на вольном воздухе, а что касается пса, тот определенно поставил себе целью загнать и облаять каждого кролика, сколько бы их ни нашлось в долине.

– Чуть повыше на склоне есть бывшая ферма Чендлера, – додумался Джинго. – Там давненько никто не живет, но она в приличном состоянии. Можно кое-что подновить, и будет очень удобно.

– Но я не хочу оставаться здесь! – запротестовал Рикард. – Не могу же я в самом деле переселиться сюда!

– Кто сказал «переселиться»? – вмешался Берт. – Вам просто надо немного переждать. Придет день, обстоятельства переменятся, и вы свободно уедете, куда захотите.

– Но моя работа!.. – воскликнул Рикард.

И тут слово взяла миссис Рикард. Нетрудно было догадаться, что происходящее нравится ей ничуть не больше, чем мужу, но в ней внезапно проснулся тот практический здравый смысл, каким подчас отличаются женщины. Она усвоила, что им суждено на время остаться в долине, и постаралась выискать в таком повороте событий свои преимущества.

– А книга, которой ты вечно угрожал разродиться? – сказала она. – Вот тебе самый подходящий случай…

Это и решило дело.

Рикард послонялся еще немного, вроде бы собираясь с духом, хотя, право же, все было ясно и так. Потом он начал поговаривать о том, как хорошо у нас в долине: мир, тишина и никакой суеты, здесь, мол, только книги и писать…

Соседи сообща подновили ферму Чендлера, а Рикард позвонил в свою газету и под каким-то предлогом попросил отпуск. Еще он послал письмо в свой банк, чтобы ему перевели его сбережения, и засел за книгу.

Очевидно, ни в телефонных разговорах, ни в письмах он не позволил себе и намека на истинную причину, почему остался в долине, – и то сказать, это было бы попросту глупо. Так или иначе, никто не поднял вокруг его исчезновения ни малейшего шума.

А долина вернулась к обычным повседневным заботам, и после всех треволнений это было куда как приятно. Соседи делали за Рикардов все покупки, привозили им из города крупы, сахар и всякую всячину, а иногда глава семьи садился в машину и предпринимал очередную попытку выбраться на шоссе.

Но обычно он сидел за столом и писал – и год спустя успешно продал свою первую книгу. Вы, возможно, даже читали ее – она называется «Прислушайтесь к тишине». Принесла ему немалые денежки. Правда, его нью-йоркские издатели чуть не рехнулись – никак не могли взять в толк, отчего он упорно отказывается высунуть нос из долины. Отказывается от лекционных турне, отвергает приглашения на званые вечера и обеды, короче, не принимает никаких почестей, вроде бы положенных автору нашумевшей книги.

И вообще успех не вскружил ему голову. К той поре, как книгу напечатали, Рикарда у нас знали и любили все от мала до велика, и он жаловал всех, кроме, пожалуй, Хита. С Хитом он держался подчеркнуто холодно. Что ни день он подолгу бродил по округе – уверял, что ради моциона, но мне сдается, что именно во время прогулок он сочинил большую часть своей книги. А то остановится у ограды и заведет с хозяином разговор о жизни – так с ним, собственно, все в долине и познакомились. Охотнее всего он рассуждал о тех временах, когда сумеет наконец вырваться из заточения, и мы, случалось, тоже подумывали, что, не ровен час, Рикарды нас и вправду покинут. Думали мы об этом с горечью, потому что из них получились хорошие соседи. Наверное, в нашей долине действительно есть что-то особенное, раз она заставляет людей поворачиваться к другим лучшей своей стороной. Я уже говорил – нам спокон века не попадались скверные соседи, а многие ли могут сегодня похвастаться тем же?

Как-то раз, по пути из города, заглянул я на минутку к Хиту поболтать, и, пока мы с ним стояли, на дороге показался Рикард. По нему было сразу видно, что никуда он особенно не торопился, а просто гуляет. Он тоже остановился, мы потолковали на разные темы, а потом он возьми да и скажи:

– А знаете, мы решили никуда отсюда не уезжать.

– Ну что ж, прекрасно, – отозвался Хит.

– Вчера вечером, – продолжал Рикард, – мы с Грейс стали, как обычно, обсуждать, что будем делать, когда уедем отсюда. И вдруг оба запнулись, переглянулись и поняли, что вовсе не хотим никуда уезжать. Здесь такой покой, и ребятишкам здешняя школа нравится гораздо больше, чем в городе, и люди вокруг такие славные, что об отъезде и думать противно…

– Рад слышать это от вас, – отозвался Хит. – Только зря вы, право, сидите здесь неотлучно, надо бы и встряхнуться. Свозите жену и детишек в город, в кино…

Вот и вся недолга. Легко и просто.

Жизнь течет у нас по-прежнему хорошо, быть может, даже лучше, чем прежде. В долине все здоровы. Обыкновенный насморк и тот теперь, кажется, обходит нас стороной. Когда нам нужен дождь, идет дождь, а когда нужно солнце, то, естественно, светит солнце. Мы не разбогатели – разве разбогатеешь, когда Вашингтон то и дело вмешивается в фермерские дела – но живем мы, грех пожаловаться, сносно. Рикард работает над своей второй книгой, а я время от времени выхожу вечерами на крыльцо и пытаюсь отыскать на небе ту звездочку, которую Хит показывал мне однажды многие годы назад.

И все-таки мы не в силах полностью избежать огласки. Вчера вечером слушал я по радио своего любимого комментатора, а он вдруг ни с того ни с сего решил потешить публику на наш счет.

«Да полно, есть ли на свете эта Енотовая долина? – спросил он, и за его вопросом явно слышался ехидный смешок. – Если да, правительству не мешало бы в этом удостовериться. Географические карты настаивают, что такая долина есть на самом деле, статистика утверждает, что там идеальный климат и нет ни болезней, ни неурожаев – прямо-таки молочные реки и кисельные берега. И окрестные жители все как один уверены, что долина существует, но, едва кто-нибудь из официальных лиц решит расследовать факты на месте, она исчезает, ее не удается найти. Пытались звонить по номерам, которые числятся за обитателями долины – телефонные звонки не проходят. Пытались писать – письма возвращаются к отправителям под тем или иным предлогом, изобретенным в недрах почтового ведомства. А если те, кто ведет расследование, выжидают в соседних торговых центрах, люди из Енотовой долины отсиживаются дома и не делают покупок. Допустим на минуту, что статистика не врет, тогда властям, право же, не грешно бы поинтересоваться, в чем дело, не грешно бы изучить факторы, отличающие эту долину, и распространить их воздействие на все другие районы. Пока что мы не знаем даже, доходят ли до долины наши передачи, способны ли радиоволны проникнуть туда, куда не проникают ни письма, ни звонки, ни должностные лица. Но если да, если есть на свете Енотовая долина и кто-нибудь из ее обитателей слушает нас сейчас, быть может, он не откажется подать голос?..»

Комментатор еще раз хмыкнул к перешел к последним политическим сплетням.

Я выключил радио и сидел, покачиваясь в кресле, а сам все думал о том, почему же это иногда ни один из нас по три-четыре дня подряд не может добраться до города, а в другие дни телефоны вдруг смолкают разом безо всякой на то причины. Честно сказать, мы не раз обсуждали такие случаи между собой и советовались, не поговорить ли нам про это с Хитом, но каждый раз решали, что лучше не надо. Он наверняка соображает, что делает, и нам остается только надеяться на его здравый смысл.

Наше положение причиняет нам, конечно, известные неудобства, зато имеет и свои преимущества. Вот уже добрых лет десять у нас в долине не бывало ни зазывал, навязывающих подписку на дешевенькие журнальчики, ни страховых агентов.

Перевод О. Битова

Фредерик Пол
Вот именно…

Итак, мы выступили почти сразу. Этот Ван-Пелт объявился в Пентагоне в четверг, а в следующий понедельник мой отряд особого назначения в составе ста тридцати пяти человек в полном снаряжении уже занял позиции вокруг хозяйства старого ученого.

Ему это не понравилось. Впрочем, я-то ничего другого и не ожидал. Едва появились наши грузовики, как он в ярости выскочил из большого здания.

– Вон отсюда! Какого черта, пошли вон! Вы вторгаетесь в частные владения, не видите, что ли? Слышите, я этого не потерплю! Выкатывайтесь отсюда!

Я вылез из джипа и вежливо отдал ему честь.

– Подполковник Уиндермир, сэр. У меня приказ организовать охрану вашей лаборатории. Вот, сэр, копия приказа – для вас.

Он нахмурился, фыркнул, но в конце концов вырвал бумагу у меня из рук. Ну а приказ был подписан самим генералом Фоллансби, так что тут уж не больно-то поспоришь.

Я тихо стоял рядом, готовый в меру своих сил, не обижая его, разъяснить ситуацию: без особой необходимости я никогда не вступаю в открытый конфликт с враждебно настроенными штатскими. Но, судя по всему, он отнюдь не собирался разряжать обстановку.

– Гадина Ван-Пелт! – орал он. – Это вонючее чудовище, этот предатель, этот старый…

Я внимательно слушал. Ругался он здорово. Суть же его слов сводилась к тому, что его бывший помощник Ван-Пелт не имел никакого права болтать в Пентагоне о возможности применения эффекта Хорна в военных целях. Особенно убедительно звучала его речь благодаря сочной словесной приправе.

Я наконец прервал его: – Доктор Хорн, генерал просил уверить вас, что мы ни в коем случае, ни в коей мере не будем вмешиваться в вашу работу. Единственная наша задача – обеспечить безопасность. Я убежден, сэр, что вы и сами скоро поймете, как это важно.

– «Безопасность»! Так вот, лейтенант…

– Подполковник, сэр. Подполковник Уиндермир.

– Подполковник, генерал, лейтенант – какое мне до всего этого дело, черт вас побери! Эффект Хорна – это моя личная собственность, слышите? Не ваша, не Ван-Пелта, не государства, ясно? Я работал над проблемой пересадки личности, когда вас еще на свете не было, и…

– Сэр, вспомните о безопасности! – прохрипел я ему прямо в ухо. Он вытаращил на меня глаза, а я кивком указал на шофера: – У него нет допуска… Сержант О'Хейр, вы свободны!

Сержант за рулем отдал честь и укатил.

Я продолжал более спокойно: – Так вот, доктор Хорн, я хочу, чтоб вы знали: я здесь лишь для того, чтобы во всем содействовать вам. Если вы в чем-либо нуждаетесь, я вам тотчас все доставлю. Если вам понадобится съездить в город, я вам и это устрою, правда, в таком случае лучше поставить нас в известность за двадцать четыре часа, чтобы мы успели согласовать маршрут и…

Он ответил весьма кратко: – Идите к черту, молодой человек! – повернулся и заковылял к большому зданию.

Я, помнится, провожал его взглядом и думал, что этот старый козел в свои восемьдесят или восемьдесят пять лет сохранил потрясающий темперамент.

Я занялся устройством своей команды, а доктор Хорн у себя в кабинете снял трубку и потребовал соединить его с Пентагоном, чтобы опротестовать наше пребывание в его владениях. Когда он смекнул, что говорит с коммутатором и что без моего разрешения его ни с кем не соединят, то разразился новым потоком брани.

Но это, естественно, ничего не изменило, и не могло изменить. Во всяком случае, без приказа, подписанного самим генералом Фоллансби.

На следующее утро я устроил неожиданную проверку постов, а заодно инсценировал проникновение постороннего на территорию лаборатории – чтобы солдаты держали ушки на макушке. Все сработало четко. По моему приказанию сержант О'Хейр попытался проползти во владения доктора Хорна с юга, через болото. В пятидесяти ярдах от заграждений сержант был задержан. Теперь он стоял передо мной весь в грязи и рапортовал, не переставая трястись.

– Эти недобитые ублю… Эти часовые, сэр, чуть не оторвали мне голову. Меня спасло только то, что рядом оказался дежурный офицер, который меня признал.

– Прекрасно, сержант.

Я отпустил его, а сам пошел завтракать.

Всю ночь спецкоманда занималась установкой проволочных заграждений, и теперь территорию окружал тройной ряд находящейся под напряжением колючей проволоки, причем внешняя линия была закручена спиралью. Через каждые пятьдесят ярдов и по углам над заграждениями торчали наблюдательные вышки; строительный отряд расчистил от кустов двадцатиярдовую полосу за пределами заграждений. Я было хотел отдать приказ проложить по расчищенному пространству дорогу, чтобы круглосуточно на джипах патрулировать территорию, но потом решил, что в этом нет необходимости.

Я был голоден и хотел спать: команда, занимавшаяся проволочными заграждениями, этой ночью наделала-таки шуму. Но в общем я был доволен, хотя и раздражен немного.

Во время завтрака позвонили с КПП; из города приехал Ван-Пелт, и дежурный не пропускал его без моего разрешения. Я дал разрешение, и в мгновение ока Ван-Пелт оказался в моих личных апартаментах, весь вид его говорил о том, что он обеспокоен и в то же время торжествует.

– Как он воспринял это? – спросил он. – Он… э-э-э… обиделся?

– Очень.

Ван-Пелт вздохнул, потом пожал плечами: – Впрочем, вы здесь, и, я надеюсь, он ничего не станет предпринимать… – Он с жадностью глядел на гречневые лепешки и сосиски у меня на тарелке. – Я… гм… я сегодня не успел позавтракать…

– Будьте моим гостем, доктор Ван-Пелт.

Я приказал подать еще один прибор и принести то же, что подали мне. Вы бы видели, как он все сожрал. А ведь при его жировых запасах, ей-богу, ему ничего не стоило прошагать две сотни миль – и даже не проголодаться. Вряд ли он был старше пятидесяти шести – пятидесяти семи лет, весил же он, по-моему, не меньше двухсот восьмидесяти фунтов. Трудно вообразить более разных людей, чем Ван-Пелт и доктор Хорн. Я попытался представить себе, как они уживались, работая вместе; впрочем, ответ я знал: они уживались с трудом. Иначе Ван-Пелт никогда бы не побежал в Пентагон. Я, конечно, старался быть объективным.

С генералом Фоллансби ясно – тот считал открытие Хорна важным для обороны страны и все такое прочее. Но сам я нет-нет да и ловил себя на мысли о том, а как бы я себя чувствовал, если б кто-нибудь из младших офицеров стал таким манером действовать через мою голову. Военная дисциплина и гражданские делишки, насколько я понимаю, вещи разные, но все-таки…

Да что там говорить, Ван-Пелт на это пошел, и вот мы здесь. Не то чтобы большое дело для меня, однако приказ есть приказ.

В четырнадцать ноль-ноль я нанес визит доктору Хорну. Он оторвался от бумаг, когда мы с капралом-стенографистом вошли в комнату. Он ничего не сказал, только встал и указал мне на дверь.

Я сказал: – Добрый день, доктор Хорн. Мы хотели бы получить от вас отчет о проделанной за день работе. Если мы пришли не вовремя, вы только скажите. Вы же знаете, я здесь лишь для того, чтобы содействовать вашей работе. Может быть, вас больше устроит от двенадцати ноль-ноль до тринадцати ноль-ноль ежедневно? Или с утра? Или…

– Ежедневно?

– Точно так, сэр. Вы, наверное, не обратили внимания на параграф восьмой приказа. Генерал Фоллансби в своем…

Тут он перебил меня совершенно не относящимся к делу замечанием по адресу генерала Фоллансби, которое я предпочел пропустить мимо ушей. Хотя в его словах, возможно, и была доля истины.

– Для начала, сэр, – продолжал я, – не будете ли вы добры показать нам лабораторию? Думаю, вы останетесь довольны тем, как капрал Мак-Кейб застенографирует ваш доклад.

– Мой доклад? Какой доклад?

– Ваш отчет о работе, сэр. О том, что вы успели сделать за истекшие двадцать четыре часа. Правда, на этот раз вам, сами понимаете, придется рассказать обо всем, что было сделано до сих пор.

– Ну нет! – прорычал он.

К этому я был готов. Я дал ему вырычаться. Когда он немного утих, я все ему разъяснил в двух словах: – Так должно быть. Так будет.

– Ах ты крыса, вонючка армейская… Слушай, что я тебе скажу… – запинаясь, проскрипел он. Но внезапно осекся и, нахмурившись, посмотрел на меня.

Я был рад, что он наконец замолчал, поскольку в секретной части приказа – в параграфах, которые я не показал доктору Хорну, так как он не имеет допуска, – говорилось кое о чем весьма существенном для данной ситуации. Ван-Пелт рассказал генералу, что доктор Хорн нездоров. Апоплексия или рак – не знаю точно, не силен я в медицинских понятиях. Как бы там ни было, на допросе в разведывательном отделе Ван-Пелт сообщил, что старик в любую минуту может окочуриться. И когда он тут бесился, то действительно казалось, будто он вот-вот концы отдаст. Мне же этого вовсе не хотелось, по крайней мере до тех пор, пока я не получу в свои руки его отчет, чтобы на его основании проанализировать ситуацию.

Хорн сел. Посмотрел на меня хитро так и спросил: – И вы намерены строго придерживаться инструкций?

– Да, сэр.

– В таком случае, – не без задней мысли, со старческим смешком проговорил он, – я вижу, мне ничего другого не остается, кроме как сдаться. Так что же именно вас интересует, лейтенант?

– Ваш отчет, сэр.

Он кивнул: – Вот именно.

Ага, подумал я (про себя, разумеется), это становится интересным. Не попытается ли он завоевать мое доверие, а потом созвониться со своими друзьями в конгрессе? Или хочет обвести меня вокруг пальца?

– Так-так… мой отчет. Вот именно, – проговорил он, задумчиво разглядывая какую-то машину наподобие… ну, скажем, СКР-784, той самой, что имеет отношение к радиолокации или к радио – словом, к электронике. Специалисты из корпуса войск связи разберутся. У них свои задачи, у меня свои.

– Вот именно, – повторил Хорн. – Что ж, капитан, придется исполнить ваше желание. Перед вами, – сказал он, поднимаясь, – мой поликлоидный квазитрон. Как видите….

Тут меня отвлекли странные звуки. Я обернулся к капралу Мак-Кейбу – он был явно в затруднительном положении.

– Сэр, – остановил я доктора Хорна, – будьте любезны, два последних слова по буквам…

Он довольно мрачно хихикнул.

– Вот именно. П-о-л-и-к-л-о-и-д-н-ый к-в-а-з-ит-р-о-н. Вам, лейтенант, знакомы различные потенциометрические исследования человеческого мозга, которые… Впрочем, обратимся к истории вопроса. Как вы понимаете, мозг, по сути, представляет собой некую электрическую машину. Потенциометрические исследования подтверждают, что… И так далее в том же духе. Каждые тридцать-пятьдесят секунд он взглядывал на меня, склонял голову набок и ждал. Я говорил: «Понятно», он говорил: «Вот именно» – и продолжал свой отчет. Капрал Мак-Кейб отчаянно страдал, для меня же это было в какой-то степени даже приятно, я отдыхал. Штабные заседания быстро учат не только выдерживать подобные испытания, но и находить в них удовольствие.

Когда Хорн наконец закончил (Мак-Кейб тихо рыдал в своем углу), я подытожил все, что он говорил: – Другими словами, сэр, вы изобрели усовершенствованный способ убивать человека на расстоянии с помощью электроники.

Это почему-то сразило его. Он уставился на меня.

– С помощью. Электроники, – произнес он после минутной паузы. Усовершенствованный. Способ. Убивать. Человека. На. Расстоянии.

– Да, сэр. Я так и сказал, – согласился я.

– Вот именно. Вот именно. – Он откашлялся и тяжело вздохнул. Лейтенант, ради всего святого, объясните мне, что в моих словах могло навести вас на такую дурацкую мысль?

Я ушам своим не поверил.

– Но… но ведь именно так сказал генерал! А он, если вы помните, разговаривал с Ван-Пелтом!

Интересно, подумал я, может, тут и кроется хитрость?

Не пытается ли он убедить меня, что ружье-то не стреляет?

Ровно двадцать пять секунд он метал громы и молнии.

Потом взял себя в руки и задумался.

– Нет, – сказал он. – Нет, это не Ван-Пелт. Это ваш болван генерал совсем спятил.

Я официальным тоном заявил: – Доктор Хорн, вы утверждаете, что ваш… э… – Я взглянул на Мак-Кейба, тот шепотом подсказал мне название – …ваш поликлоидный квазитрон не может лишить человека жизни на расстоянии какими-то там электронными способами?

Он мрачно, с угрозой взглянул на меня, сморщился как от боли. Но, сделав над собой усилие, продолжил: – О да, да!.. Конечно, можно ведь сказать, что паровоз, окисляя уголь, превращает его в кремневые соединения, правда? Так и есть, только их называют просто шлаком. Тогда и квазитрон может убивать людей на расстоянии.

– Ну вот!..

Все еще с гримасой боли он сказал: – Совершенно верно. Теперь я понимаю, что вы имеете в виду. Вот именно. Это полностью объясняет ваше пребывание здесь. А я-то, признаюсь, удивлялся! Вы видите в квазитроне оружие…

– Конечно, сэр!

– Ага… – Он сел, достал прокуренную, насквозь черную трубку, набил ее. И уже весело сказал: – Теперь мы понимаем друг друга. Моя машина превращает живых людей в трупы. Осколок кремния делает то же – до этого, кстати говоря, вполне самостоятельно додумались еще питекантропы. Однако же вас интересует именно эта сторона вопроса. Очень хорошо. – Он закурил трубку и продолжал, попыхивая дымом: – Должен заметить, мой квазитрон делает и кое-что еще, чего осколок кремния сделать не в состоянии. Мой квазитрон извлекает некую субстанцию, противоположную физической, – назовем ее субстанцией X, – и когда мы добавляем ее к человеческому телу, оно становится живым человеком, а когда отнимаем, остается труп. Но вам на это наплевать.

Признаться, он все-таки на мгновение вывел меня из себя. И я довольно резко ответил: – Сэр, боюсь, я вас неправильно понял.

– Чертовски тонко замечено: неправильно понял! – взревел он. – Мы все тут трупы, поняли? Трупы, населенные призраками! И в мире существует лишь один человек, способный, не разрушая, отделять их друг от друга, и этот человек я! И существует только один способ сделать это – с помощью моего квазитрона! Лейтенант, вы дурак, тупица… Ладно, хорошенького понемногу.

– До свидания, сэр, – вежливо сказал я, но, уверен, он не услышал: мои слова потонули в раскатах его собственного голоса, требовавшего, чтобы я убирался вон.

Я кивнул капралу Мак-Кейбу. Тот захлопнул свой блокнот и бросился открывать мне дверь, после чего мы оба покинули кабинет.

Да и не было никакого смысла оставаться там дольше.

Я имел теперь всю информацию, необходимую для анализа ситуации.

Тем не менее в тот же вечер я вызвал к себе Ван-Пелта: мне нужно было решить, можно ли поставить под вопрос душевное здоровье доктора Хорна.

– Что вы, подполковник Уиндермир, он совершенно здоров. Совершенно! – Губы Ван-Пелта дрожали. – Он опасен – да! Очень опасен! Особенно для меня – конечно, в том случае, если бы вы не заверили меня в моей полной безопасности. Конечно. Опасен. Я…

Он замолк, вперив взгляд в стоявшую на столе вазу с фруктами (я всегда после ужина ем фрукты).

– Я… – Он кашлянул. – Подполковник, можно мне…

– Берите, берите.

– О, спасибо, спасибо! Я бы… Но, право, как они хороши! Честно говоря, подполковник Уиндермир, по-моему, яблоко – это редчайший дар природы! А груши! Должен сказать, что груши…

– Извините меня, мистер Ван-Пелт, – прервал я его. – Мне необходима достоверная информация о докторе Хорне. Скажите, о каких это призраках он говорит?

Ван-Пелт отсутствующим взглядом смотрел на меня, похрупывая яблоком.

– Призраки? – Он откусил, похрупал. – Господи, подполковник! (Хруп-хруп.) Подполковник Уиндермир, я не знаю… Ах призраки! (Хруп!) Как же, как же. Доктор Хорн так их называет. Вы же знаете его. Видите ли, есть разница между живым человеком и мертвым, вот ее-то доктор Хорн и обозначает фигурально словом «призрак». – Ван-Пелт хихикнул, бросил в корзинку для бумаг огрызок яблока и принялся за следующее. – Назовем это «жизнь», плюс «разум», плюс «душа», если вы вообще употребляете это слово, подполковник. Доктор Хорн просто суммирует все это и определяет одним словом – «призрак».

Я не отставал: – Выходит, эта машина… э… вызывает призраков?

– Да вы что! – вскричал он, теряя самообладание. – Подполковник, вы заблуждаетесь! Доктор Хорн – беспринципный, самонадеянный тип, но не идиот же! Забудьте слово «призрак», если оно смущает вас. Назовите это… назовите это… – Он в растерянности огляделся, пожал плечами. – Давайте назовем это просто разницей между живым и мертвым. Эта разница и определяет основной принцип работы квазитрона. Жизнь, разум – феномены электрические, понимаете? И доктор Хорн извлекает их из тела, откладывает про запас, а если хочет, возвращает на прежнее место и даже переносит в чужое тело.

Он кивнул, подмигнул мне и принялся за очередное яблоко – хруп! хруп! хруп!

– Вот так-то, сэр!

Когда я наконец отделался от него, я посидел некоторое время, стараясь собраться с мыслями.

У этого старого чудака есть машина, с помощью которой можно вынуть разум из тела одного человека и – да, да! – переместить в тело другого человека!

Какого черта мне сразу не сказали об этом в Пентагоне, вместо того чтобы нести всякую околесицу?

Я, однако, не верил, пока не убедился собственными глазами – а убедиться собственными глазами мне таки привелось, и очень скоро. На следующее утро по моей просьбе доктор Хорн поместил курицу и коккер-спаниеля в так называемый поликлоидный квазитрон и устроил это самое перемещение.

Вот тут я поверил. Я увидел, как курица пытается махать хвостом, а спаниель квохчет, топчется на месте и пробует клевать зерно.

У Мак-Кейба глаза чуть не вылезли из орбит. Он начал было что-то писать, потом медленно поглядел на меня, потряс головой и сел, уставившись в пространство.

Впрочем, о нем речь впереди.

Я сказал: – Это вы можете. Можете взять курицу и пересадить ее в коккер-спаниеля, и наоборот.

Он только кивнул, из упрямства стараясь не выказать своего удовлетворения.

– Вот именно, лейтенант.

– А с людьми… с людьми вы тоже так можете?

– Конечно, могу, майор! Конечно, могу! – Он нахмурился. – Но эти дурацкие законы насчет проведения экспериментов!.. Я пробовал, честное слово, пробовал добиться разрешения провести простейший взаимообмен. К примеру, между человеком, умирающим от рака, и дебильным юнцом. Почему бы нет? Здоровый дух в здоровом теле! И пусть обреченные компоненты догнивают друг в друге! Думаете, мне разрешили?

– Понятно. Стало быть, этого вы еще ни разу не делали.

– Ни разу. – Он посмотрел на меня горящими глазами. – Но вот теперь, когда вы здесь, лейтенант… вы, военный человек… И храбрый, не так ли? Мне и нуженто всего лишь один доброволец. Этот трус Ван-Пелт отказался, мой садовник отказался, все отказываются! Но вы…

– Отказываюсь, сэр! – Меня трясло, куда девалась вся моя выдержка! – Я вам не лейтенант, я штабной офицер, подполковник! Да вы, по-моему, представления не имеете, какими полномочиями облекло меня руководство!

– Но, лейтенант, важность…

– Нет, нет! Никогда! Ну и тупица! Предлагать такое мне, подполковнику! Подполковнику, который вот-вот получит новое звание! И что станет с моим новым званием, если об этом узнают в Пентагоне? Да они там взовьются, взовьются как ужаленные. И я сказал ему, насколько мог спокойно: – Доктор Хорн, вы ничего не смыслите в военных делах. Уверяю вас, если вы нуждаетесь в добровольцах, вы их получите. Поверьте, сэр, мы здесь для того, чтобы содействовать вам. Не сомневайтесь, один из наших людей будет рад… да что там – горд, сэр, предложить вам свои услуги… Капрал Мак-Кейб, подите сюда!

Но я несколько запоздал: капрал со стоном вылетел из комнаты.

В некотором смущении я вновь обернулся к доктору Хорну.

– Увы, сэр! Сами понимаете, парень сдрейфил. Но добровольца я вам найду, не сомневайтесь.

Старик обрадовался, как курсант четвертого курса июньским каникулам, но виду не подал.

– Вот именно, лейтенант… – весьма чопорно заявил он, – то есть майор… или капитан. Хорошо бы завтра.

Завтра! О замечательный день! Потому что в этот день я увидел, как доктор Хорн выполнил обещанное… и я один, только я один из всех понял, что это значит.

Оружие? Чепуха! Больше, гораздо больше, чем оружие!

Нужны были добровольцы. Я заверил доктора Хорна, что за этим дело не станет. В офицерском бараке был посыльный, который убегал в самоволку и теперь чистил отхожие места; так вот, когда я разъяснил, каков будет приговор военно-полевого суда, он мгновенно согласился стать добровольцем. Даже не спросил, на какое задание его посылают. Но нужны были двое. Мой старший помощник – я горд сообщить об этом – вызвался быть вторым. Мужественный человек, подлинный образец боевого командира.

Мы прибыли в лабораторию доктора Хорна; добровольцев привязали к креслам и усыпили по моему требованию – я хотел соблюсти секретность и, естественно, не мог допустить, чтобы они узнали, что именно здесь происходит.

Уже засыпая, старший помощник шепнул мне: – Сэр, это не в Корею?

– Обещаю, капитан, никакой Кореи, – торжественно заявил я и у него на глазах порвал документ о переводе его в действующую армию, который составил прошлой ночью. Он заснул счастливым человеком.

Динь, динь-дзилинь, трах! – в этих научных штучках я ничего не понимаю. Но когда погасли электрические вспышки и смолкли завывания и потрескивания аппарата, доктор Хорн дал им обоим по глотку какого-то снадобья.

Первым открыл глаза посыльный. Я стал перед ним.

– Имя, звание и личный номер!

– Леффертс, Роберт Т., сэр, – четко отрапортовал он, – капитан армии США, личный номер 0-3339615!

Боже мой! Но, чтобы удостовериться, я задал еще один контрольный вопрос: – А куда это вы не хотели, чтобы вас перевели?

– О-о… в Корею, сэр! Будьте добры, сэр! Только не туда, сэр! Я добровольно пойду на любое испытание, я…

Я кивнул доктору Хорну, тот снова усыпил подопытного.

Теперь тело, принадлежавшее моему старшему помощнику. Оно открыло глаза.

– Господин подполковник, сэр! Больше не буду, сэр! Лучше чистить нужник и в караульной, но не…

– Вольно! – приказал я и кивнул доктору Хорну.

Сомнений больше не оставалось. – Вы это сделали, доктор!

– Вот именно, лейтенант, – кивнул он мне. – Я действительно это сделал.

Когда он вернул их по местам, я задумался: а что же все это означает?..

Вернувшись в кабинет, я тотчас схватил телефонную трубку.

– Срочно! – приказал я. – Пентагон. Генерала Фоллансби, срочно, совершенно секретно! Попросите его воспользоваться закрытой линией связи!