Текст книги "Арсенал ножей"

Автор книги: Гарет Пауэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2
Она Судак

Я смотрела в окно камеры, как бледнеет небо. Где-то за тюремной стеной пели птицы. Внизу на мощеном плацу в зыбком предрассветном мареве стояли, заряжая и проверяя винтовки, солдаты. Они переговаривались тихими мягкими голосами, и морозный утренний воздух доносил до меня их восклицания эфемерными струйками пара. Между ними и задней стеной выщербленный деревянный столб отмечал место, где через несколько коротких минут мне предстояло умереть.

Четыре года назад я под настоящим своим именем Аннелида Дил возглавляла флот, стерилизовавший Пелапатарн. Эта операция мгновенно и страшно остановила жернова войны Архипелаго ценой нескольких тысяч человеческих жизней и гибели миллиардолетних разумных джунглей. И несмотря на то что я, позволив своим кораблям совершить это убийство, действовала согласно приказу, суд – под нарастающим давлением населения, устрашенного огромным масштабом жертвы, принесенной ради него армией, – счел меня ответственной за разрушения и потери и приговорил к смерти в этой тюрьме в очередную годовщину заключения мира.

В моей голове вели поединок две половины моей личности. Та, которая когда-то под именем Оны Судак претендовала на звание поэта, бунтовала против несправедливости – смерти в этой жалкой тюрьме после всего, что я сделала и повидала. А та, что была Аннелидой Дил и пережила войну, с насмешкой спрашивала: «Почему бы и нет? Что в тебе такого особенного? Думала, у тебя предназначение? И мироздание не зря так долго тебя щадило? А знаешь что? Точно так же думали все погибавшие на всех полях сражений во все эпохи: каждый бедняк, восставший против несправедливого сеньора, каждый замученный голодом крестьянин, каждый скончавшийся в катастрофе, от болезни или по случайности… Все считали, что у мира на них свои планы, – и все ошибались. Потому они и умирали так дерьмово, безвременно, безнадежно – потому что отдельная жизнь ни черта не значит для хода истории, а у богов есть более важные занятия, чем заботиться о ваших жизнях».

Я смотрела, как солдаты вставляют свежие магазины. У них были карабины, как у меня в учебке: крепкое оружие всего из нескольких частей, главное достоинство – надежность и простота в обращении.

В камере за моей спиной кашлянул военный капеллан.

– Если хотите облегчить душу, сейчас, мне кажется, самое время.

Я отвлеклась от созерцания своих будущих палачей:

– Нет, спасибо.

Преподобный Томас Бервик был тучен и круглолиц, с большими добрыми карими глазами. Он носил черное церковное облачение и держал на коленях толстую, переплетенную в кожу святую книгу.

– У вас не будет другой возможности исповедаться, – сказал он, – и примириться со своими богами.

Мои кулаки сами собой сжались.

– Зачем? Облегчить совесть тех, кто меня приговорил?

Он сочувственно слабо улыбнулся и развел руками:

– Нет, дочь моя. Ради своей души.

Души? Я бы расхохоталась, будь у меня на это силы.

– Вы видели, как умирают люди, падре? И не здесь, – я мотнула головой в сторону окна, – где это сравнительно быстро и чисто. А на поле боя, где их в скользкие клочья разносит артиллерийским снарядом и остается только вонючее месиво крови, дерьма и хрящей? Или в столкновении флотов, когда пробита герметизация и в оставшемся без атмосферы отсеке в легких вскипает кровь? Или когда наступят на мину, ноги отрывает по пояс, а кишки вываливаются в пыль? И умирают они не быстро и уж наверняка не спокойно.

У капеллана дернулся кадык – словно он проглотил отвращение.

– Нет, не могу сказать, чтобы видел.

– Ну а я там была. – Я понизила голос. – Я видела, как мужчины и женщины умирают такой жестокой и страшной смертью, какую вам и близко не вообразить. И вот что я вам скажу: не заметила в них ничего, кроме мяса, крови и жил. – Я постучала себя пальцем по виску. – Мы живем здесь, под костяной шапочкой, и только. Аварийного выхода на небеса не предусмотрено. Когда череп пробит пулей, бессмертная душа не выпрыгивает изо рта. – Я сердито передернула плечами и отвернулась к окну. – Кто мертв, тот мертв. Никакого бессмертия, никакого мистического белого света, просто темнота, забвение и вечность небытия.

Бервик помолчал, а потом произнес:

– Весьма безрадостная точка зрения.

Я мотнула головой. Солдаты внизу вставали по местам.

– Не в точке зрения дело, падре. А что до «безрадостной», так меня сейчас пристрелят, поэтому вы уж меня извините за недостаток обычной бодрости.

Далеко за тюремной стеной обозначилась черная точка. Она быстро скользнула на фоне рассветной полосы, чуть не задевая гребни холмов, которые в последние шесть месяцев ограничивали мой горизонт. Пару секунд я следила за ней, а потом потеряла из вида, когда она опустилась ниже уровня стены.

Я услышала, как проскребли по полу ножки стула, – капеллан тяжело поднялся.

– Осталось всего несколько минут, – отдуваясь, заговорил он. – За вами скоро придут. Не хотите сказать последнее слово? Передать через меня прощальное утешение друзьям или родным?

Мой взгляд был обращен на собственные руки.

– Скажите им, что я выполняла приказ. Скажите им, что я уважала военную дисциплину. И что в конечном счете я поступила так, как сочла за лучшее.

– Вы верите, что поступили правильно?

Мне вспомнились шесть тяжелых крейсеров класса «хищник», стреловидным построением входящих в атмосферу Пелапатарна и сметающих все на его единственном континенте. Я представила, как распускаются над джунглями взрывы их термоядерных боеголовок, как разгорается пожар, на много месяцев задушивший планету, и еще представила разбитые корабли на орбите, и дотлевающие древесные стволы, и обгорелые туши животных на грунте. Я представила ужас солдат обеих сторон при виде той бомбардировки – сплошной завесы атомного пламени, надвигающейся на них над деревьями, когда некуда бежать, негде укрыться. Оценили они принесенную ими жертву за те мгновения, прежде чем испариться в огне? Могли они понять, что их гибель означает немедленный конец войны, – и, если могли, нашли ли силы простить меня?

– Нет. – Мой голос охрип. – Я не то сказала. Я сказала в точности: «Поступила так, как сочла за лучшее». Тут важное различие…

– Да, я понял.

– Вы им передадите? – оглянулась я на него.

– Дословно.

– Спасибо.

Я снова повернулась к окну. Мое внимание привлек флайер – та черная точка, замеченная мной минуту назад. – Он поднялся над тюремной стеной, на миг завис в воздухе и опустился на плац.

– Ах, – проговорил Бервик сквозь визг его двигателей, – кажется, у нас посетители.

Он вытянул шею, заглядывая мне через плечо:

– Флайер, похоже, флотский. Вы кого-то ждете?

– Как знать? – равнодушно хмыкнула я.

После моего возвращения в Конгломерат для суда прежние наниматели совершенно не рвались со мной общаться.

Я отошла к деревянному столу, налила стакан застоявшейся воды из керамического кувшина и стала пить.

– Столько разных людей хотели бы видеть меня мертвой, и адмиралтейство среди них не последнее.

– Думаете, они явились посмотреть? – изумился капеллан.

– Стервятники слетаются.

Я поставила стакан на стол и одернула подол грубой тюремной блузы. Пригладила зачесанные назад волосы и поправила воротничок. Мне не разрешили выйти на казнь во флотском мундире, но это не значило, что мне нельзя достойно выглядеть. Если мерзавцы из адмиралтейства прибыли полюбоваться моей последней минутой, я готова. Я собиралась выйти из камеры, высоко держа голову, с прямой спиной и посланные в меня пули встретить с достоинством, лишив всех удовольствия увидеть меня сломленной и униженной. И если они надеялись на последние мольбы и оправдания, их ждет большое разочарование.

– Как я выгляжу?

Бервик оглядел мою тюремную робу. Глаза у него влажно блестели в свете единственной лампочки.

– Я бы сказал, как нельзя элегантно.

– Тогда я готова.

Я подтянула вниз манжеты и сжала зубы. В коридоре уже звучали приближающиеся шаги. Проглотив волнение, я напоследок кивнула Бервику и повернулась лицом к выходу.

Звякнул и скрежетнул ключ в замке, и облупленная, помятая дверь камеры шумно отворилась. На пороге, заполняя собой проем, стояли двое. Я ожидала тюремных охранников, сопровождающих на казнь. Но эти люди были одеты в черную полевую форму и зеркальные защитные очки, а в руках держали пистолеты-автоматы.

– Это кто? – резко спросил один, указав стволом на капеллана.

Бервик удивленно вскинул брови:

– Я священник. Пришел утешить приговоренную. А что случилось? Вы кто?

– Не ваше дело.

Пистолет дважды щелкнул, и Бервик схватился за грудь. Святая книга выпала у него из рук.

Второй мужчина обернулся ко мне.

– Вы, – распорядился он, – идете с нами.

Пистолет щелкнул третий раз. Эта пуля попала капеллану в щеку. Голова его мотнулась в сторону, как от удара, и он свалился. Я услышала сдавленный стон. Он барабанил пятками по каменному полу и, кажется, пытался отползти от убийцы.

Четвертый выстрел пришелся в затылок, туда, где позвоночник сходится с черепом. После этого Бервик не шевелился.

Меня взяли за плечи, и я не противилась – позволила вывести себя в коридор. Стрелок шел за нами, задерживаясь у каждой камеры, чтобы пустить несколько пуль в кормушку – узкое оконце, через которое нам подавали еду.

– Что он делает? – спросила я.

Провожатый крепче сжал мое плечо:

– Нейтрализует свидетелей.

Мы дошли до конца коридора и спустились на гулкие плиты первого этажа. У выхода лежали двое в форме тюремной охраны. На плацу расстрельная команда, которую я недавно видела чистенькой и заряжающей оружие, беспорядочно валялась на земле. Яркие красные струйки растекались по щелям между плитами мостовой, подползая к канавкам у краев плаца. Мой похититель, перешагивая подергивающиеся остывающие тела, направил меня к флайеру. Сквозь предупредительно открытый люк я видела других людей в черной форме и зеркальных масках и их пистолеты с утолщениями глушителей на стволах. Друзья они или убийцы? Разобраться мне не дали времени. Грубые руки, ухватив за плечи, втащили меня внутрь. Они еще пристегивали меня к сиденью, а мы уже были в воздухе и разворачивались над зубчатой тюремной стеной, уходя в чистое небо, которое я созерцала последние шесть месяцев.

Глава 3
Злая Собака

Я наблюдала, как капитан Констанц осторожно спускается по скользким ступеням от храма. Часть внимания была занята ею, но я воспринимала картину шире. С десятой световой секунды над головой Салли мне была видна не только экваториальная пустыня, но и пыльные нашлепки льда на полюсах планеты. Кроме того, я отслеживала все движущиеся в системе объекты – каждый ледяной осколок, каждый камешек и четыре тугодумных туристских судна, продвигающихся к космопорту на краю пустыни и выходящих из него. Я благодарила судьбу, что сейчас я самый большой и тяжело вооруженный корабль на данном участке: с полностью обновленной оборонительной системой, в которую добавили три батареи противоракетных орудий и усиленную броню обшивки. Двигатели у меня были отлажены, внутренние системы перезагружены, причем мне позволили сохранить часть боевых модификаций, которые я создала при подготовке к бою с братом в далеком мавзолее под названием Галерея. Конечно, старейшины Дома Возврата не разрешили восстановить весь спектр вооружения боевого крейсера. Я не получила боеголовок с антиматерией, осталась без квантового подавителя и мощных аннигиляторов, а уж о химическом и биологическом оружии и говорить нечего, даже паршивой крысиной бомбы не оставили. Однако мне дали возможность отремонтировать и водрузить шесть орудийных башен с рельсовыми пушками, один продольный мазер и семь полностью заряженных торпедных установок с термоядерными боеголовками. Смертоносных клыков военного корабля я лишилась, но сохранила когти, достаточно острые и крепкие, чтобы основательно потрепать всякого, угрожающего жизни и благополучию моей команды.

Моей команды.

В качестве тяжелого крейсера и строевого корабля меня натаскивали уважать и защищать команду, но не ценой успеха операции. Я любила ее, но не оплакивала боевых потерь. Предустановленная агрессивность и волчья верность стае закрепили во мне привязанность к тем, кого я считала братьями и сестрами, – к пяти кораблям класса «хищник». Из них трое погибли на войне, двое других атаковали меня в битве Галереи, и мне, защищаясь, пришлось уничтожить одного, разорвав узы, завязанные еще в лаборатории, где нас выращивали. Та схватка сблизила нас с капитаном Констанц сильнее прежнего. Мы стали сестрами по несчастью и раскаянию. Нам обеим довелось столкнуться с превосходящими силами и убить, чтобы уцелеть. И вот я, неожиданно для себя, обнаружила, что моя верность теперь принадлежит ей и другим членам моей команды: бывшей десантнице Альве Клэй, студенту-медику Престону Мендересу и технику-драффу Ноду. Обратившись против прежних собратьев, я взломала условные рефлексы и нашла себе новую стаю, а с ней новый набор ценностей.

И теперь меня подмывало что-нибудь предпринять – лишь бы нарушить однообразие отпускного круиза. Мне хотелось улететь в такую даль, в какую донесут мои двигатели, стрелой пронестись над галактическим диском и вонзиться в высшие измерения.

Лучи звезд покалывали мою обшивку. Газовый гигант в трех световых минутах от меня висел в черноте космоса, как спелый плод. Я слышала пение его магнитных полей, ощущала вкус выброшенных им паутинных прядей водорода и метана – заблудших молекул, сорванных с великанской атмосферы планеты приливными течениями его колец и спутников.

Мы правильно сделали, что явились сюда почтить память Джорджа. Капитан в этом нуждалась. Ей требовалось поставить точку. А я чувствовала лишь мимолетное сожаление. Мне недоставало Джорджа, однако он погиб, когда еще были в силе мои прежние рефлексы, и потому я не сумела пережить ощущения, близкие к подлинному горю.

Но меня интересовала женщина, чья кончина над храмовой лестницей полтора десятилетия назад обеспечила стволовые клетки, из которых вырастили мои органические компоненты. В некотором смысле я была ею, и мне хотелось почтить эту связь. Я узнала ее имя и лицо – и даже добилась доступа к ее военному досье, – и все же, глядя сверху на плоскогорье, где она умерла, я видела лишь пыльные камни.

Я, машина войны, не предназначена размышлять о смерти – только причинять ее.

Глава 4
Сал Констанц

Пока я добиралась до подножия храмовой горы, небо успело окраситься в предвечерние тона свежекопченой форели, а ноги мои консистенцией и прочностью сравнялись с вареной спаржей. К счастью, до арендованного пылехода было недалеко, я нашла его в тени склона ровно там, где оставила. Рюкзак я закинула назад, а сама уселась на переднее сиденье и погрузилась в блаженство: не надо больше держаться на горящих огнем ступнях. Космопорт лежал милях в ста на западе, в сторону заходящего солнца, и мне после целого дня под бесконечными распахнутыми небесами пустыни хотелось одного: вернуться на «Злую Собаку», в привычную тесноту ее кают и переходов.

На секунду я закрыла глаза.

Я едва не потеряла ее. Джордж погиб по моей вине. Не случись мне предотвратить новую войну и вернуться из битвы хромой, зато во главе миллионной армады, меня бы лишили корабля – и я бы никого за это ничуть не винила.

Мысль о Мраморной армаде вызвала в памяти встречу с недоверчивым туристом на вершине горы. Его слова прозвучали для меня неожиданно, но я чувствовала, что могу его понять. Тогда в Галерее, в окружении превосходящих сил противника, внезапное вмешательство армады представилось мне чудом. Но сейчас я понимала, что чужой флот такой мощи должен нервировать тех, кто не был со мной в тот критический момент, и особенно участников войны Архипелаго, свидетелей масштаба кровопролитных сражений между многократно меньшими флотами.

– Встретить тебя в порту? – нарушив мои размышления, спросила через имплантат «Злая Собака».

– Давай.

Я расстегнула и сняла туристские ботинки, отлепила от стоп носки и побросала все назад, к рюкзаку.

– Только учти, что мне еще часа два до города, – добавила я, а сама растопырила пальцы на ногах, упиваясь относительно прохладным воздухом в тени горы.

– Престон и Нод на борту. Связаться с Альвой?

– Не надо. – Коснувшись джойстика, я направила тупой нос машины к горизонту. – Мне хочется первой с ней поговорить.

– Соединить вас сейчас?

– Нет, спасибо. Нам лучше побеседовать лично.

– Думаешь, она все еще сердита на тебя?

В вопросе не прозвучало ни интонаций, ни намека. Кабина пылехода была открыта всем стихиям, поэтому я старательно замотала шелковым шарфом рот и нос и защелкнула пряжки ремней безопасности.

– Скажем так: нам надо разобраться.

Мы с Альвой Клэй после выхода со станции Камроз почти не говорили друг с другом. Она при расследовании гибели Джорджа свидетельствовала против меня, но ведь Джордж дружил и работал с ней дольше. И она все еще была в бешенстве из-за обстоятельств его смерти: тварь со щупальцами-бритвами уволокла медика в море, мы и опомниться не успели.

Педали газа и тормоза приятно холодили мои босые подошвы. Я подключила винты, нажала на газ, и машина послушно рванула с места, петушиным хвостом вздымая за собой песок и щебень.

На пути через бесплодные земли, отделявшие столовую гору от порта, я мысленно вернулась к минуте, когда мне сообщили, что освобождают от дисциплинарных взысканий за гибель Джорджа.

В офисе посланника Одома на станции Камроз все осталось как в прошлый раз, перед моим отправлением к Галерее, до событий в той жуткой далекой системе. Те же медузы вели бездумное зыбкое существование в угловом аквариуме. Картины на безупречно белых стенах все так же изображали старинные, похожие на пулю корабли. Да и сам Одом выглядел точно тем же скрупулезным чинушей, как при прошлой нашей беседе. Станция Камроз пока что поддерживала статус-кво, и только я переменилась.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Одом.

– В порядке.

– На слух звучит без особой уверенности.

– Буду в порядке.

Я провела две недели взаперти в отведенной мне квартире, где нечем было заняться, кроме мыслей. Знавший об этом Одом нахмурился. Мой ответ его явно не убедил.

– Пойми, никто не винит тебя в случившемся в Галерее, – заговорил он, приглаживая кончики усов большим и указательным пальцем. – Ситуация была сложная. У тебя не оставалось иного выхода.

– Я убила человека.

– Тебе пришлось, – со вздохом поправил меня Одом.

Я покачала головой:

– Все равно это неправильно.

Он склонился ко мне и положил на стол ухоженные ладони.

– Ты готова вернуться к работе?

Прямой вопрос застал меня врасплох.

– Я остаюсь на должности?

Одом серьезно взглянул на меня:

– Хороших капитанов постоянная нехватка. Тем более – капитанов с личным опытом сотрудничества с нашими новыми союзниками.

Он, конечно, имел в виду Мраморную армаду. Я уставилась на свои короткие обкусанные ногти.

– Чего вы от меня ждете?

– «Злую Собаку» отремонтировали, – сказал он. – Мне бы хотелось отправить вас с ней в отпуск. Проверишь, все ли работает как следует.

– А Джордж Уокер?

– А что с ним?

Я ощутила трепыхание бабочек в груди.

– Вы забыли, что он погиб в мою вахту? До всех этих дел вы собирались отдать меня под трибунал за халатность.

Мне с большим трудом удалось произнести это ровным голосом.

Одом пососал седеющий ус.

– Учитывая последние события, старейшины Дома сочли, что тебе следует предоставить второй шанс.

– Несвойственное им великодушие.

Пропустив сарказм мимо ушей, Одом заключил:

– Мы проведем по Уокеру панихиду, как и по тем, кто отдал жизнь в Галерее. А в твоем досье навсегда останется черная метка.

– И все?

Хороший человек погиб из-за того, что я пренебрегла своими обязанностями. Должно было последовать наказание.

– Ты хочешь оставить пост? – сощурился Одом.

У меня пульс забился в ушах. Стало трудно дышать.

– Нет.

Джордж был бы против моей отставки, он счел бы такой выход трусостью. Но уж точно я заслуживала не легкого шлепка.

Одом развел руками:

– Тогда советую найти способ оставить прошлое за спиной.

Я почувствовала, как пальцы сжимаются в кулаки.

– Это приказ?

– Тебе нужен приказ? – Он активировал встроенный в столешницу экран. – Как я уже говорил, «Злая Собака» отремонтирована и переоборудована. Почему бы вам с ней не попутешествовать? Если надо, получишь пару свободных недель, а когда вернетесь, поговорим.

– Есть, сэр.

Я никак не могла перевести дыхание. Руки и ноги тряслись. Я неуклюже поднялась с места.

– И еще, Салли…

Я задержалась у дверей, услышав, как стукнуло сердце.

– Что?

Одом пару секунд смотрел на меня, потом перевел взгляд на экран в столе.

– Ты побереги себя, хорошо?

В город я въехала в темноте. «Злая Собака» сообщила, что Клэй находится в малопочтенном питейном заведении поблизости от доков. Я вернула машину арендной конторе и пешком прошла по узким улочкам. Дома здесь были приземистыми и солидными, как бункеры из песчаника. Бар располагался под лестничным пролетом в подвале бывшего склада. Клэй сидела на табурете у дальнего конца оцинкованной стойки, пила в одиночку. Свет был тусклым, а клиенты предпочитали уединение. В таких местечках умение не совать нос в чужие дела – вопрос выживания. Тем не менее я, пробираясь через зал, чувствовала на себе взгляды.

Клэй подняла глаза, когда я оказалась совсем рядом.

– А, вернулась? – не слишком внятно протянула она.

– Вернулась.

Я размотала шарф и сдвинула очки на макушку. Клэй допила и толкнула стакан по стойке. Запашок барракудовой травки из кабинок отчасти скрывал назойливую вонь чеснока и пролитого пива.

– Как тебе храмы?

– Хороши. – Я отряхнула грудь и плечи от пыли. – Думаю, Джорджу бы понравились.

– Не сомневаюсь.

Она подала знак бармену, чтобы налил по новой. Татуировки на ее руках масляно блестели в тусклом свете – горящие деревья и объятый пламенем шарик планеты. Они навели меня на вопрос:

– Как там было в джунглях?

– На Пелапатарне?

– До бомбардировки. Какие они были?

Я, занятая командованием медицинским фрегатом, видела планету только с высоты. Альва Клэй, десантница, была внизу.

Она нахмурилась, словно с трудом припоминала, и, немного поразмыслив, сказала:

– Честно говоря, по-своему красиво. А с другой стороны, чудовищно и жутко.

Ей подали новый стакан, и она раскрутила его, свет замерцал в глубине желтоватой жидкости.

– Влажность, конечно, зверская, – добавила Клэй. – Воздух под сводами леса почти неподвижен. Такой густой, будто супом дышишь. Словно бог в летний день запихнул тебя под мышку. Зато деревья… – Она надула щеки. – Деревья – другое дело. Жаль, что ты их не видела. Те, что побольше, в полкилометра высотой и толстые, как небоскреб. Некоторым исполнился миллиард лет.

– Впечатляло?

Она уставилась на меня пустым взглядом, без надежды, что я пойму.

– Все масштабы неправильные. Мы там выглядели муравьями. – Тыльной стороной ладони она вытерла нижнюю губу. – Слышно было, как деревья разговаривают друг с другом. Как бы вздыхают, понимаешь? Шепчутся. Но мы не могли разобрать, о чем это они. Мы не знали даже, замечают ли нас. Просто они бормотали день и ночь напролет, так что ты уже сомневался, настоящие это голоса или у тебя в голове.

– Но ты сказала, там было красиво?

Сначала я подумала, что она не услышала: уставилась себе под ноги. А когда снова заговорила, мне пришлось напрячь слух.

– Я помню вечера, – тихо произнесла Альва. – Мы копали ячейки между корнями. Воздух не становился прохладней, но свет был мягче, понимаешь? И сильнее пахло джунглями. Этот дух чуть не сбивал с ног. Земля, гниющие листья и собственный пот вместе с ружейной смазкой и запахом бобов от портативной печки. – Она поморщилась. – А в иные ночи между стволами протягивались оранжевые нити трассирующих снарядов. Подсвечивали все. В верхних ветвях гонялись друг за другом дроны-невидимки. Над кронами иногда слышен был рокот транспортного самолета, но неба не видно. Только треклятые…

Она не закончила фразу, повесила голову. Я ждала продолжения, но Альва, как видно, опомнилась. Она встрепенулась, словно отгоняя воспоминания, и подняла на меня хмурый взгляд.

– И какого черта я тебе все это рассказываю? – с неожиданной злобой проговорила она. – Разве ты поймешь? Тебя там не было. Ты была в безопасности, в небесах.

В баре стало тихо. Посетители ощутили повисшее напряжение.

Я нарочито сдержанно сказала сквозь зубы:

– Мне своего хватило.

– Да что ты видела! – фыркнула Клэй.

– Ну и ладно. – Я сползла с табурета и оперлась одной рукой о стойку. – Только если бы не я, ты бы там внизу и осталась.

Клэй насупилась. Понимала, что я права.

– Ты затем пришла, чтобы это сказать?

– Нет. – Я поцокала по стойке ногтями. – Мы уходим. Стартуем сегодня ночью. Ты не передумала?

Она откинулась на табурете, пытаясь поймать меня в фокус:

– Ты же знаешь, что я свидетельствовала против тебя? Насчет Джорджа.

– Знаю.

– И что, без обид?

Дышала она, как перегонный аппарат.

Я пожала плечами:

– Ты в команде, если хочешь остаться.

Клэй обдумала мои слова и спросила:

– Отправляемся по конкретному делу? Или просто бежим?

Бармен подвинул к нам две рюмки прозрачного алкоголя. Клэй взяла, я вторую не тронула.

– Я ни от чего не бегу, – возразила я.

Альва нахмурилась, силясь донести рюмку до рта, не расплескав.

– Все мы от чего-то бежим, – сказала она и громко глотнула. – Таким, Сал, как ты и я, нигде нет места. Где бы мы ни были, мы всегда одним глазом косим на выход, одной ногой за дверью.

Допив, она встала, с шумом отодвинув табурет, и заявила:

– Мы как акулы. Нам надо все время двигаться, чтобы не задохнуться.