Текст книги "Там где бродили львы (с иллюстрациями)"

Автор книги: Гарет Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

В первые годы независимости Ботсвана получала доход исключительно за счет производства сравнительно небольшого количества мяса. Сегодня ее оборот составляет многие миллионы в год в результате использования совершенно иного источника – ископаемых алмазов. Уровень жизни вырос, появляется средний класс, и число рабочих мест постоянно увеличивается. В самых удаленных районах работают школы, и дети доверчиво подходят к белому и обращаются к нему по-английски со словами: «Доброе утро. Куда вы идете?» Ребенок расскажет вам о своей школе и о новой системе образования, которой здешние дети очень гордятся.

Богатство Ботсваны разнообразными ландшафтами и дикими животными привлекает сюда туристов со всего света, стремящихся познакомиться с экзотической африканской природой. Со временем поступающие по этому каналу средства пойдут в фонд Департамента охраны природы, бюджет которого в настоящее время еще слишком мал.

Титус, несомненно, гордился своей работой и той ролью, которая принадлежит ему в заповеднике. Правда, для постороннего эта организация не выглядела достаточно сильной. В период нашего пребывания здесь Титус даже не имел автомобиля, а ведь он должен был контролировать огромную территорию площадью в несколько тысяч квадратных километров. Хотелось надеяться, что со временем все эти трудности и недостатки будут устранены. Это Африка, и только время может решить, к лучшему или худшему повернутся события. Я верю, что в Ботсване дела будут идти все лучше и лучше.

Я уже упоминал, что наш преждевременный отъезд из Макгадикгади в итоге обернулся для нас большой удачей. Сейчас самое время продолжить эту тему. Распрощавшись с Титусом, мы рискнули предпринять короткую разведывательную поездку в расположенный неподалеку к северу национальный парк в котловине Нксаи. Однако, как и в Макгадикгади, пески Калахари и здесь оказались слишком опасными для нашей маленькой машины. Мы повернули назад и вскоре остановились под неким экзотическим деревом, чтобы рассмотреть неизвестные плоды. Когда же я попытался тронуться вновь, мотор не завелся, и я решил, что сел аккумулятор. В конце концов мы все же поехали. Позже мы сделали остановку в Гвета и убедились здесь, что аккумулятор действительно не работает. С помощью нескольких местных жителей мы завели машину, толкнув ее под уклон, двинулись в сторону Ната и вскоре остановились в маленькой деревушке.

Здесь я разговорился с коренным жителем народности тсвана – назову его Дэвидом. Позже вам станет ясно, почему мне не хотелось бы открывать его настоящее имя, коль скоро он так много сделал для меня. Дэвид прекрасно разбирался в механике и с радостью согласился помочь мне. Мы совместными усилиями заменили реле, проверили стартер и снова попробовали завести машину. После безуспешной попытки мы использовали сильно севший аккумулятор с допотопного лендровера Дэвида, но мотор, сделав несколько оборотов, каждый раз упрямо останавливался. Нам все время казалось, что машина вот-вот поедет, и я уже четыре раза пожелал счастливо оставаться Дэвиду и множеству собравшихся зевак. Но каждый раз вслед за этим приходилось вытаскивать все из автомобиля, чтобы извлечь из-под сиденья злополучный аккумулятор. Не надо было быть квалифицированным механиком, чтобы понять: поломка в самом генераторе, и починка займет гораздо больше времени, чем я предполагал. К счастью, у меня были запасные части, и, благодаря содействию Дэвида, я мог надеяться, что кое-как доберусь до Ната, ибо не хотелось далее втягивать его в мои проблемы. Все же с помощью нашего любезного помощника, позволившего нам подзарядиться от его изрядно истощенного аккумулятора, мы через три часа смогли отправиться в путь.

Когда я сел за руль и Дэвид почувствовал, что на этот раз мы действительно уезжаем, он отозвал меня в сторону и спросил: «Тебе нужны шкуры – лев, леопард, зебра?» Я пришел в замешательство, но он, истолковав мои колебания по-своему, добавил с выражением: «У меня есть и бивни слона, много бивней». Итак, мой благодетель, человек, столь охотно оказавший мне дружескую помощь, в свободное время занимался браконьерством. Я спокойно ответил ему, что, хоть он и друг мне, не следовало бы обращаться ко мне с такими вопросами. Я поведал Дэвиду, что моя профессия – это охрана природы и что в свое время моим основным занятием здесь, в Ботсване, было ловить людей вроде него. На этот раз не по себе стало моему собеседнику. Он, должно быть, подумал в тот момент, насколько жестокой оказалась судьба по отношению к нему. Как можно мягче я сказал ему, что я ценю его сегодняшнюю работу по достоинству. Но, добавил я, он не должен так безрассудно рисковать, и его обязанности перед семьей требуют прекратить противозаконную деятельность. Напуганный этим эпизодом, он, возможно, и прекратил бы браконьерство. Но, случись ему оказаться в нужде, он, увы, снова возьмется за дело, смертельно угрожающее дикой природе всего континента.

К своей досаде, я знал, что, не будь заманчивых предложений со стороны, добросердечный Дэвид, будучи человеком благородного склада, никогда бы не ввязался в опасное дело и не стал бы зарабатывать шальные деньги незаконной охотой на животных и продажей всего того, что нельзя было использовать в пищу. Как всегда, основную выгоду извлекает делец, нанимая на грязную и рискованную работу людей наподобие Дэвида и почти ничем не рискуя.

В Африке до сих пор существует большой спрос на шкуры и слоновую кость. Легальная продажа по номинальной стоимости вторичного сырья, получаемого при изъятии излишков животных местными охотничьими управлениями, в принципе полезна, поскольку дает дополнительные средства для деятельности заповедников. При этом, однако, такая практика создает определенную альтернативу для покупателя. Если, к примеру, неразборчивый в средствах человек может законно приобрести шкуру льва за тысячу двести фунтов, упустит ли он возможность купить через знакомых такую же шкуру всего за четыреста фунтов? Увы, такова человеческая натура.

Я покидал Дэвида с горьким чувством. Была ли простой случайностью моя встреча с ним и его рассказ о том, что у него есть шкуры и что он сам убивал животных?

Другой похожий случай произошел со мной, когда я попытался несколькими днями позже купить в другом месте вяленое мясо, по-местному «билтонг». Я спросил хозяина магазинчика, не мог бы я купить у него законно заготовленный билтонг, приготовленный из мяса диких копытных (ограниченное число лицензий на отстрел дичи продается гражданам Ботсваны). Мой собеседник был якобы шокирован вопросом и, насторожившись, резко ответил: «Конечно, нет. Здесь поблизости нет диких животных, да и охотничий сезон давно закрыт». Он вытащил вяленое мясо и, указывая на него, сказал: «Вот есть говядина». Я поблагодарил его, но продолжал думать о том, чем была вызвана его недружелюбная реакция на столь невинный, казалось бы, вопрос.

Мясо оказалось прекрасно провяленным и в меру постным. Однако, поскольку я питался мясом диких животных почти ежедневно во время работы в заповеднике Северного Тули, дегустация покупки не оставила у меня ни малейших сомнений в том, что передо мной была дичь. Теперь мне стало понятным поведение торговца. Мясо попало к нему окольными путями.

Печально, что закон, позволяющий местным жителям использовать естественные природные запасы разумным и организованным путем, недостаточно совершенен. Но, опять же, все мы люди, и, вероятно, в этом-то и таится корень зла.

Пока мы ехали в сторону Ната, нам вдруг стало ясно, насколько счастливо мы отделались тогда в Макгадикгади, вовремя повернув назад. Если бы неполадки с мотором начались в заповеднике, мы бы оказались воистину в угрожающей ситуации. Мы находились тогда примерно в сорока пяти километрах от главной дороги, а питьевой воды у нас оставалось всего на пять-шесть дней. Если бы мы не встретили здесь никакой другой машины (а именно это и было наиболее вероятно в такое время года), нам предстояло бы, опасаясь остаться без воды, идти пешком к шоссе, двигаясь ночью во избежание дневного зноя. Такое путешествие трудно было бы назвать приятным.

Мы провели день в Ната, заменяя двигатель. Пришлось также промывать карбюратор и чистить кондиционер, засорившийся тонким летучим песком Калахари. Машина снова шла как новая, и мы выехали рано утром, взяв курс на Казенгула, Касане и национальный парк Чобе. Он расположен на крайнем севере Ботсваны, там, где встречаются воды двух легендарных африканских рек – Замбези и Чобе. Ливингстон, побывавший здесь, назвал водопад, низвергающийся вниз примерно в ста километрах ниже слияния этих рек, в честь своей королевы водопадом Виктория. В районе Чобе сходятся в одной точке границы четырех государств: с запада, словно указующий палец, простирается так называемая Полоса Каприви, принадлежащая Намибии; с севера, востока и юга сюда подходят владения Замбии, Зимбабве и Ботсваны. Эти места лежали впереди примерно в трехстах километрах, и недавно заасфальтированная дорога делала их неправдоподобно доступными, если сравнивать с тем, что было во времена Ливингстона.

Огромные пространства земли между Ната и Касане почти не населены людьми. Вероятно, думал я, примерно так выглядела Африка в те дни, когда ее ландшафты и животный мир не подверглись еще разрушительному воздействию человека. Почти на выезде из Ната мы увидели самца жирафа, стоящего прямо на асфальтовом шоссе. Поодаль промчалась антилопа орикс. Затем на обочине дороги нашим глазам предстала задавленная автомобилем гиена, чей раздувшийся труп казался ужасным в этой обстановке. Очевидно, по крайней мере первая часть нашего пути проходила через места с разнообразной фауной почти не тронутые цивилизацией.

По словам Титуса в окрестностях Ната водятся и львы, нападающие здесь на домашний скот. В отличие от того, что мы видим во многих африканских странах, львы широко распространены в Ботсване – благодаря низкой численности населения и из-за безводности обширных территорий этой страны. Однако преследование этих зверей все усиливается, и, возможно, наступит день, когда потомков ныне живущих здесь львов можно будет найти только в заповедниках и национальных парках, как это уже случилось в других африканских государствах.

Мы ехали километр за километром, практически не видя вокруг себя людей – если не считать отдельные ветеринарные пункты. Поэтому я был очень удивлен, заметив вдали крытые травой примитивные жилища народа сан, как здесь называют бушменов. Потом на обочине дороги показались три женщины-метиски, явно принадлежащие к местным бушменам. Они умоляюще жестикулировали, очевидно, в надежде выпросить у нас табаку. Сегодня в Ботсване проживает около двадцати тысяч человек народности сан – остатки бушменских племен, составлявших некогда коренное население Южной Африки. Здесь следует сказать несколько слов о бушменах и об их бедственном положении, ибо эти люди, подобно львам, символизируют прошлое Африки и будущее ее дикой природы.

Почти одновременно с приходом белых поселенцев, осваивавших в середине семнадцатого века; во времена Яна ван Рибека, район будущего Кейптауна, началось движение негритянских племен из Центральной Африки на юг континента. Эти два события ознаменовали начало конца коренных обитателей Южной Африки, бушменов сан. Слово «война», которого дотоле не существовало в лексиконе этих миролюбивых племен, стало для них реальностью, когда пришельцы с юга и севера начали присваивать облюбованные ими земли бушменов. Собственность на землю также оказалось понятием, чуждым бушменам, поскольку они считали, что земля может принадлежать только звездам, луне и солнцу. Чужаки уничтожали фауну, опустошали земли, насаждали растения и разводили животных, привозимых из других стран. Бушмены стали сопротивляться, имея на вооружении только отравленные стрелы, которые до этого они использовали лишь во время охоты на дичь, чтобы прокормить себя. Но численное превосходство завоевателей, не знающая границ жестокость не оставляли бушменам никаких надежд. Хотя отравленные стрелы равным образом страшили и белых, и чернокожих, они не значили ничего по сравнению с мощью огнестрельного оружия – мушкетов и пищалей, и не могли противостоять несметным ордам чернокожих племен. Бушмены уничтожались целыми семьями, подчас просто из спортивного интереса, а их хижины и жалкая собственность сжигались и сравнивались с землей. Безжалостно преследуемые и истребляемые, бушмены стали уходить на запад, в районы, где сама природа могла защитить их от захватчиков – далеко в пески и колючие заросли пустыни Калахари. Скрыться туда удалось, к несчастью, лишь немногим.

Уничтожение, бушменов продолжалось и позже, прекратившись лишь сравнительно недавно. Сесил Джон Роде, основатель Родезии, бывший в свое время самым могущественным человеком в Южной Африке, издал закон, согласно которому бушмены и гиеновые собаки должны были отстреливаться при первой встрече с ними, причем и за человеческий скальп, и за собачий хвост выплачивалась денежная премия. В те дни было довольно обычным делом, что группа фермеров во время охоты, наткнувшись на стоянку бушменов, полностью уничтожала всю их семью.

Такова неутешительная история белых колонизаторов и почти истребленных ими коренных жителей. Бушмены, подобно львам, были стерты с лица земли сильными, конкурирующими с ними хищниками. Остатки их племен оказались полностью вытесненными из холмистых районов у мыса Доброй Надежды, из земли Дракенсберг, из их давних прибежищ равнины Вельда в глубь пустыни Калахари, но даже здесь они не нашли полного спокойствия, сопоставимого с их прежним мирным существованием.

Миниатюрные бушменские женщины с их кожей персикового цвета пользовались большим успехом у чернокожих пришельцев, так что немало их оказалось в плену после набегов завоевателей. Сегодня осталось не так уж много чистокровных бушменов. Считается, что все население их не превышает двадцати тысяч человек, и кажется почти невероятным; чтобы хоть кое-кто из них остался в стороне от «преимуществ» европейской цивилизации. Яркий пример сказанного – женщины, останавливающие на шоссе машины в надежде выпросить горстку табаку. Сан – это разгромленная и вымирающая народность; они не только сильно сократились в численности, но и утратили свои естественные образ жизни и традиции, складывавшиеся тысячелетиями. Удручающе звучит сегодня мнение специалистов, что традиционный образ жизни бушменов можно рассматривать как пример наиболее рационального и приемлемого для обеих сторон сосуществования человека с его природным окружением.

Мирно и с пониманием естественных законов бушмены осваивали отведенную им природой экологическую нишу.

Мне приходилось встречаться с потомками выживших бушменов в холмах Тсодило на северо-западе Ботсваны. Организаторы сафари подчас презирали этих людей за то, что их европеизированная одежда, состоящая из изодранных сорочек и мятых шляп, не походила на наряд аборигена пустыни, которого требовали клиенты-визитеры. Однако и в этом нищенском одеянии бушмен сохраняет в себе ауру некой тайны. Я впервые познакомился с этими людьми в то время, когда обслуживал лагерь туристов в дельте Окаванго, сопровождая приезжих в их поездках в холмы Тсодило. Последние замечательны тем, что возвышаются посреди абсолютно плоской равнины и представляют своеобразную первобытную художественную галерею. Здесь вы можете увидеть более трех тысяч наскальных рисунков, оставленных некогда местными бушменами.

Для меня было удовольствием показывать приезжим холмы и наскальную живопись, но я не любил приводить своих капризных клиентов в деревню бушменов. Дело обычно выглядело так, словно пришельцы обладают неким божественным правом бесцеремонно вторгаться в личную жизнь аборигенов. Туристы заглядывали в крытые травой круглые хижины, пяля глаза на предметы ремесла и фотографируя все вокруг. Я всегда пытался объяснить, что в селение нужно приходить тихо и уважительно, однако мои спутники сразу же забывали об этом и начинали возбужденно метаться туда и сюда, стараясь любыми средствами запечатлеть жителей на фотопленку. Все это сильно напоминало экскурсию в зоопарк, вот только экспонатами были люди…

Как– то раз, чтобы немного сдержать туристов и предотвратить их буйное вторжение в деревню, я пересказал им одно место из книги Лоуренса ван дер Поста «Потерянный мир Калахари». Автор писал, что его фотокамеры постоянно выходили из строя в Холмах Бушменов, делая невозможным фотографирование местности. По мнению ван дер Поста, это дух Холмов наказывал его за греховное несоблюдение некоей древней неписаной клятвы. Закончив свой рассказ, я повел приезжих в деревню.

Один из клиентов подступил к старейшей из клана, полуслепой женщине, чья иссушенная временем кожа висела складками на лице и теле. Она была погружена в себя, но почувствовала интерес к себе со стороны туриста. Как только он поднял свою камеру, она грубо закричала на него, требуя табаку. Мой клиент был уже готов сделать снимок с помощью полностью автоматизированного 25-миллиметрового объектива, который, к изумлению фотографа, начал вращаться в обратном направлении, не фокусируясь и не позволяя нажать спусковую кнопку. Я наблюдал за этой сценой, стоя неподалеку. Не будучи слишком удивлен, я подошел и без всяких проблем сделал три снимка старухи своей собственной камерой. Потом подошел к старой женщине и дал ей немного табаку. Она мгновенно успокоилась и начала набивать свою трубку. Все это время неудачливый турист пытался справиться с непокорной фотокамерой.

Старуха закурила и глубоко втянула дым, задержав его на несколько секунд в легких и выдохнув затем в виде густого облака. Это выглядело как сигнал к изменению обстановки. Старая женщина улыбнулась, и камера моего попутчика снова заработала как ни в чем не бывало. Вся группа посетителей была явным образом взволнована происшествием, но меня самый большой сюрприз ожидал позже. Спустя несколько недель мои пленки были проявлены, и, просматривая слайды, я обнаружил, что три из них, где должны были находиться изображения старой бушменки, оказались абсолютно черными.

Другую странную историю мне рассказали о холмах Тсодило. Два опытных пилота, много работавшие в буше, хотели посадить самолет на ровный участок между холмов, но по непонятным причинам так и не смогли сделать этого, и после четырех попыток вернулись в Маунт с недоумевающими туристами на борту. Когда беседуешь с людьми тсвана о неведомой силе, свойственной бушменам, ваши собеседники лишь пожимают плечами с таким видом, будто это вполне естественно для исконных обитателей этих мест – выводить из строя фотокамеры и препятствовать посадке самолетов. Тсвана побаиваются бушменов из-за их неведомого дара и неуверенно усмехаются, когда вы пытаетесь побольше узнать об этом.

Эти замечательные маленькие люди, мягкие и деликатные от природы, в особенности со своими детьми, ныне исчезают с лица земли, унося с собой многое, еще не понятое наукой. Мне кажется, что упомянутые мной странные способности бушменов унаследованы ими от наших далеких предков. Бушменам удалось сохранить этот дар, а мы, европейцы, утратили его за тысячелетия нашей противоречивой и драматической эволюции. Поскольку на путях изменений стиля нашей жизни не нашлось места для использования подобных способностей, в какой-то момент прошлого мы утратили их, несомненно, много потеряв от этого. Когда бушмены исчезнут окончательно, они унесут с собой многие секреты происхождения человека.

В конце этого отступления, посвященного «кроткому народцу», я перескажу одну бытующую в его среде историю, которая показывает, что даже сегодня бушмены могут поставить в тупик современного выходца из нашего большого мира. Существует поверье, что бушмены обладают способностью превращаться в льва. В этом отношении особенно славятся бушмены клана макаукау, населяющие район Гханзи в Ботсване и вызывающие всеобщий суеверный страх за свое умение осуществлять подобную трансформацию.

Не далее как в 1982 году человек по имени Эд Флеттери, имевший ферму в названном районе, дважды терял своих коров, павших жертвой льва. После второго инцидента он и двое его помощников-бушменов решили выследить зверя. Я должен добавить, что Флеттери вырос в обществе бушменов и даже неплохо говорил на их языке. Они прошли по следу льва вдоль оград нескольких ферм и вышли к тому месту, где лев направился в глубь пустыни Калахари. Продолжив преследование, они вскоре заметили дымок, поднимавшийся над землей как раз в том направлении, куда вели следы зверя. Тут спутники Флеттери внезапно отказались идти дальше, сказав, что это не лев прошел здесь, а макаукау. Они рассказали фермеру, что макаукау на время ночной охоты превращаются во львов. Отказавшись поверить спутникам, Флеттери настаивал на продолжении погони, не переставая внимательно разглядывать отпечатки львиных лап. След вывел преследователей к двум небольшим хижинам из травы. Около одной из них виднелось кострище, дым от которого и был виден издалека. В центре расчищенного пространства около хижин возвышалась объемистая куча пепла, и львиный след вел прямо к ней. След пересекал груду пепла и бесследно исчезал на ее противоположной стороне. Хотя Флеттери буквально не мог поверить своим глазам, продолжения следа не было нигде. Тогда бушмены, спутники Флеттери, обратили его внимание на обитателей хижин: двоих мужчин, двух женщин и нескольких детей. У одного из мужчин была повреждена грудь, у второго голова. У бушменов – спутников Флеттери – не оставалось сомнений, что раны нанесены рогами коров. Мне трудно что-либо добавить по поводу этой истории.

До середины пути на Казенгулу мы ехали через местность, казавшуюся вполне первобытным бушем. Затем деревья и кустарник внезапно исчезли, и перед нами открылись обширные пространства обработанных человеком земель. Бесконечными рядами стояли ярко зеленеющие посевы сорго. И снова мне стало не по себе, как в тот раз, когда я увидел посадки сосны и австралийских эвкалиптов на том берегу реки Крокодайл, текущей по самой границе национального парка Крюгера. Словно прочерченные по линейке, рукотворные картины технологического века как будто невзначай, но с тайной угрозой, вторгались в девственные ландшафты древней Африки.

Мы миновали три громадные секции фермерских земель, прежде чем снова оказались среди нетронутых лесистых пространств непосредственно перед Казенгулой. Мы находились сейчас примерно в тридцати километрах к югу от этого городка, и здесь впервые почувствовали, что начинаются земли, населенные примерно тридцатью тысячами слонов, нашедших защиту в заповедном комплексе Чобе. Прямо на асфальте лежали кучи слоновьего помета, а затем показались и объеденные, поломанные и растоптанные этими животными деревья. Слоны повреждают их на своем пути в национальный парк Хванге в соседней Зимбабве, куда они в определенные сезоны года перемещаются из Чобе.

Наконец мы въехали в долину Замбези, и взгляду открылось место впадения в нее другой могучей реки – Чобе. Казенгула лежит как раз в месте слияния этих легендарных водных путей, соединяющих и в то же время разделяющих Зимбабве, Замбию, Намибию и Ботсвану – естественное пересечение маршрутов, связывающих эти страны артериями рек. Из-за своего положения, делающего его перевалочным пунктом между Зимбабве, Замбией и Ботсваной, Казенгула буквально напичкан воинскими частями.

Это скорее деревня, чем город, и жизнь его обитателей проходит на фронтовой линии партизанской войны, идущей прямо через границу, в Зимбабве. Как раз сейчас родезийские военные суда блокировали границу, полностью нарушив нормальную жизнь населения соседних государств. Жителям лишь остается терпеливо дожидаться конца войны, страдая от постоянных угроз со стороны воинственных и ужасных отрядов Силауса. Эти тяжелые годы оставили глубокий след в душах местных жителей, но сейчас они понемногу приходят в себя, и мрачные мысли уходят, словно уносимые медлительными водами Замбези.

Два дня мы провели в Касане, маленьком поселке, расположенном на берегу Чобе, в нескольких километрах ниже Казенгулы по течению реки. Долго собиравшийся дождь хлынул в то утро, когда мы намеревались отправиться в национальный парк Чобе, и мы сразу ощутили отличие этих мест от иссушенного солнцем Макгадикгади.

Национальный парк Чобе очень обширен. Он занимает площадь в одиннадцать тысяч квадратных километров. Здесь есть болота, временно заливаемые дождевой водой котловины древних, ныне высохших, озер и редкостойные леса. Последние сосредоточены в западном участке резервата, и часть их отведена под сезонно работающее охотничье хозяйство. Охота в Ботсване относится как бы к двум разным категориям. Во-первых, здесь осуществляются хорошо подготовленные сафари: дошлые профессиональные компании организуют их для богатых клиентов из-за океана.

Месяц пребывания здесь с предоставлением возможности получить двадцать три различных охотничьих трофея, лицензии, помощь профессионального проводника – все эти удовольствия обходятся приезжему в сорок пять тысяч американских долларов. Он будет жить в комфортабельно оборудованных лагерях, пользоваться услугами поваров, официантов, следопытов и водителей, каждый из которых готов выполнить любую прихоть клиента. Его будут перевозить на частном самолете из лагеря в лагерь, из пустыни в дельту и обратно. Профессиональный охотник защитит его в буше, ответит на каждый мельчайший вопрос, а по вечерам разделит с ним компанию за выпивкой, думая в основном о том, какую часть суммы он получит в конце сафари. Суть второй разновидности легальной охоты состоит в том, что каждый житель Ботсваны может получить соответствующее разрешение – о чем я уже упоминал ранее. Правительство ежегодно предоставляет возможность отстрелять по лицензиям определенное количество животных. Это во многих отношениях разумная система, открывающая каждому гражданину Ботсваны доступ к ее природным богатствам, из чего он может извлечь известную выгоду для себя. В конце концов, фауна – это достояние страны и в этом смысле принадлежит всем и каждому. Такая практика не наносит ущерба природе страны, но позволяет ее жителям использовать имеющиеся природные запасы.

Во время остановки в Касане у меня установились дружеские отношения с неким молодым человеком, принадлежащим к местным тсвана. Он обслуживал один из охотничьих домиков на берегу Чобе. Как-то раз я расположился здесь, наблюдая за группой бегемотов, обосновавшихся посреди реки, и рассматривая в бинокль снующих вокруг птиц. Кеннет же (так звали юношу) сидел с удочкой и рассказывал мне, как именно организована охота у местных жителей. Стоимость лицензии на удивление низка, если сравнивать ее с затратами богатых американцев и европейцев. Лев стоит сто пятьдесят фунтов, буйвол – пятьдесят, а слон – пятьсот. Кеннет постоянно покупал лицензии и выезжал на охоту вместе с семьей, отстреливая преимущественно буйволов. Семейство располагало прекрасным оружием – карабинами различного калибра и несколькими дробовиками. Охотились они в районе Линьанти, к западу от национального парка Чобе.

Кеннет также рассказал мне, что жителям их деревни Сатау часто досаждали львы и гиены, в уничтожении которых он в таких случаях тоже принимал участие. Если гиена повадилась нападать на телят либо ослов, ее немедленно ликвидируют с помощью яда. Допустим, вы нашли хищницу, поедающую зарезанную корову. Тогда ее прогоняют с места трапезы ближе к вечеру и закладывают в мясо большую порцию яда. Гиена, по словам Кеннета, непременно вернется ночью к туше, чтобы продолжить пир – в отличие от «умного» льва, как выразился рассказчик. Уже к утру гиена погибает от яда в страшных муках.

По-иному обстоит дело со львами, которые, по словам юноши, часто оказываются источником поистине драматических событий. Кеннет поведал мне о нескольких таких случаях, один из которых особенно запал мне в память. В прошлом году хорошо известный всем одинокий лев-самец зарезал корову, и группа мужчин из деревни Кеннета отправилась на его поиски. На этого льва здесь уже охотились ранее, но безуспешно, и многие крестьяне верили, что зверь «заколдован». Они утверждали, что льва убить невозможно, поскольку тут замешана нечистая сила.

Тем не менее охотники пошли по следу, продвигаясь со всеми возможными предосторожностями. Внезапно они увидели льва, расположившегося на отдых в тени просвечивающего насквозь кустарника. Один из преследователей выстрелил и попал зверю в хвост. Лев прыгнул вперед и схватил обидчика, остальные же разбежались кто куда.

Челюсти зверя сомкнулись на плече и руке жертвы. Находясь на пороге смерти, человек все же ухитрился просунуть вторую руку в пасть льва, чтобы не дать ему разжевать плечо, и продолжал почти бессознательно отбиваться от хищника. К счастью для пострадавшего, один из членов отряда, его юный родственник, заставил себя вернуться. Он был безоружен, но тем не менее смело схватил льва за хвост, что было весьма болезненно для зверя из-за полученной им раны. Как это ни поразительно, лев оставил свою жертву, а мальчишка удрал. Лев скрылся в буше, оставив израненного охотника лежать на земле.

Убедившись, что опасность миновала, охотники вернулись на место происшествия и доставили раненого в деревню, откуда он был переправлен в Касане на попечение медиков. Тем удалось каким-то чудом выходить пациента. Его престиж, по словам Кеннета, необычайно вырос среди односельчан, и подобно другим персонам в Ботсване, кто счастливо вышел из опасного столкновения со львом, человек этот получил прозвище Ра-ди-Тау, что значит «близкий к львам».

Поистине Ботсвана – удивительная страна. Я сидел рядом с человеком, который, работая официантом и разнося напитки туристам, в свободное время зарабатывает деньги, охотясь на законных основаниях на крупного зверя вроде буйволов и слонов, а на защиту своего стада выходит с оружием против льва. Для меня, пришельца со стороны, такое сочетание занятий кажется невероятным, а для него эта жизнь – такая же повседневность, как ежедневная поездка на работу чиновника-лондонца.

Въехав наконец в национальный парк Чобе, мы направились в Серонела, где приезжим разрешено останавливаться временным лагерем. Было на редкость приятно вести машину по плотно утрамбованной песчаной дороге, видя вокруг сменяющие друг друга чудесные картины природы. Мы решили устроиться на краю пологого каменистого спуска в долину Чобе, в тени огромного дерева бледной акации, окруженного кустами кротона. Когда располагаешься лагерем в африканском буше, полезно подумать о том, какого рода топливо можно будет использовать для вечернего костра. Кротон, например, обладает полезными свойствами как лекарство от малярии, но если вы долго будете вдыхать дым его древесины, вам обеспечены длительная тошнота и неприятное ощущение в желудке. В этом отношении с кротоном сходно дерево тамботи – одно из немногих, побеги которых избегают поедать слоны, чего, кстати, нельзя сказать о черных носорогах. Когда вы срубаете свежую ветвь этого дерева, выделяется особая млечная жидкость. Если капля ее попадет вам в глаз и вы не смоете ее в тот же момент, это грозит слепотой. Как и в случае с кротоном, если вы надышитесь дымом тамботи или даже приготовите еду, используя его сучья в качестве хвороста, это грозит вам жестоким расстройством желудка и сильной рвотой. Бесспорно, лучшее топливо в буше – это комбретум. Его деревья с необычайно твердой древесиной достигают порой возраста двух тысяч лет. Дрова, полученные из комбретума, дают прекрасное пламя и ровно горят на протяжении целой ночи.