Текст книги "Рыцарь теней и призраков"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Он много лет не следил за деятельностью движения, превратившегося из политической партии в некий символ, и мог бы поклясться, что к этому времени все члены вымерли, как шейкеры*.

* Религиозная секта, отделившаяся в свое время от квакеров. К середине XIX века их число значительно сократилось, так кал истинные шейкеры принимали обет безбрачия.

Они умудрились собрать внушительную толпу – сотни две-три фанатиков, готовых потратить воскресенье на скандирование лозунгов в поддержку давно проигранного дела. Туристы и гуляющие терпеливо наблюдали крикливое шоу; даже химеры, преданные технологии, похоже, взирали на все это с чем-то вроде легкого любопытства. Демонстрация пока не достигла особенного накала и походила скорее на карнавал, чем на митинг протеста.

Внезапно Цудак изумленно моргнул, увидев, что демонстрация привлекла внимание весьма редкого, даже экзотического наблюдателя. Механизм!

Он стоял поодаль от толпы, бесстрастно глядя на происходящее: высокий, согбенный, худой силуэт производил впечатление мрачного роботообразного богомола, хотя при этом, как ни странно, чем-то походил на человека. Киберы редко появлялись на Земле. За сорок лет, понадобившихся искусственным интеллектам, чтобы полностью занять околоземное пространство, где кроме них было позволено обитать только домашним животным, работавшим на Орбитальные Компании, Цудак встречал механизмы, гулявшие по улицам Филадельфии, не более трех раз. Само присутствие редкого гостя должно было занимать представителей прессы куда больше, чем демонстрация.

Едва Цудак пришел к этому заключению, как один из участников митинга заметил кибера, ткнул в него пальцем и радостно заорал.

Народ хлынул в том направлении. С какой целью – осталось неясным. Непонятно было также, хотели они причинить ему вред или нет, поскольку, оказавшись среди толпы, механизм зашипел, выпрямился в полный рост, сразу став выше на несколько футов, и испустил гигантское облако белой химической пены. Цудак так и не определил, откуда появляется эта пена... может, из-под мышек? Но через секунду-другую механизм полностью исчез в обширном и быстро распространявшемся пенном шаре, скрывшем его от посторонних глаз. Телесные в панике отскакивали, кашляли, пытались сбить пену руками. Кое-кто спотыкался и падал на колени. Пена уже застывала, превращаясь в твердый белый пористый материал, вроде пенопласта, обволакивая людей, выглядевших изюминками в пудинге из тапиоки.

Из этого "пудинга" неожиданно выскочил кибер, устремился в воздух и поднялся футов на сто, прежде чем траектория полета начала изгибаться к югу. Вскоре он исчез за рядами трех-четырехэтажных домов, сгрудившихся на одной стороне парка, перескочив их в одном сверхъестественном прыжке, как некий гротескный кузнечик. Так и пропал в направлении Спрус-стрит. Все происходило беззвучно, в неестественном молчании, прерываемом лишь полузадушенными воплями разъяренных людей.

Пена уже начала таять, и в течение нескольких мгновений от нее не осталось ничего, даже пятна. Телесные ничуть не пострадали, хотя толклись вокруг, как рассерженные пчелы, чей улей подло опрокинули, и при этом издавали нечто вроде зловещего жужжания, пытаясь разом говорить и кричать.

Еще через десять минут почти все вернулось в прежнее состояние: туристы и собачники убрались, зато появились новые пешеходы. Телесные снова принялись скандировать и колотить в барабаны, побуждаемые к новым подвигам насилием, совершенным над ними, насилием, оправдавшим их худшие опасения относительно нараставшего натиска неуправляемых технологий, еще более приближавших неизвестное, опасное, хаотическое будущее, которого они не понимали. И при котором не желали жить. Пора нажать на тормоза, пора остановиться!

Цудак сочувствовал их тревогам, понимал их опасения. Вполне естественно: ведь именно он достаточно красноречиво изложил свою позицию, потрясшую не одно поколение, включая этих детей, которые еще не родились, когда он говорил и писал со всей силой своего убеждения.

Все равно слишком поздно. Как слишком поздно и для множества дел, которых он, к своему сожалению, не совершил. Если когда-то и было время остановиться, не говоря о том, чтобы вернуться, как его однажды убеждали, оно давным-давно миновало. Даже когда он писал свой знаменитый манифест, возможно, уже было поздно. Слишком поздно было всегда.

Телесные становились в строй, готовясь маршем обойти парк. Цудак вздохнул. Он надеялся провести здесь несколько мирных часов, подремать под деревьями, слушая шорох ветвей и листьев. Но нет, пора убираться отсюда, пока те, кто постарше, не узнали его.

Он похромал обратно на Спрус-стрит, свернул к своему кварталу и там, на тротуаре увидел нечто. Перед его домом спокойно и величественно возвышался механизм.

Очевидно, он ожидал Цудака, так же терпеливо и скорбно, как гробовщик – клиента: высокая согбенная фигура в неприметном черном одеянии. Вокруг не было ни души.

Цудак перешел улицу и, борясь с внезапным приступом страха, независимо прошагал мимо кибера, хотя краем глаза видел, как тот почти нависает над ним. Чарлз уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, когда услышал голос за своей спиной:

– Мистер Цудак?

Чарлз обреченно вздохнул и повернулся:

– Да?

Механизм ринулся к нему, двигаясь быстро, но какой-то странной, неуклюжей, шаркающей походкой, словно боялся оторвать ноги от земли. Он подошел к Цудаку куда ближе, чем позволило бы себе большинство людей, во всяком случае, большинство уроженцев Запада, с их строгим понятием "персонального пространства". Цудак едва удержался, чтобы не отстраниться. К его удивлению, от кибера на таком близком расстоянии ничем не пахло. Ни дуновения, даже в летний день, даже после невероятного прыжка через ряд домов, хотя Чарлз подсознательно готовился к "аромату" масла, резины или литой пластмассы. Ничего подобного. Вообще ничего. На лице нет пор, кожа толстая, гладкая и блестящая, и хотя черты лица чем-то напоминают человеческие, общий эффект довольно неубедителен. Тефлоновый манекен! В черных пронзительных глазах не видно зрачков.

– Нам нужно поговорить, мистер Цудак, – заявил он.

– Не о чем нам говорить.

– Напротив, мистер Цудак, многое следует обсудить.

Можно было ожидать, что и речь его будет жужжащей и механической или хотя бы безжизненной, как старые программы с вокодером [синтезатор речи], но голос оказался неожиданно чистым и мелодичным, таким же высоким и богатым, как у ирландского тенора.

– Мне неинтересно общаться с вами, – резко бросил Цудак.

Механизм, склонив голову набок, рассматривал собеседника. Потом склонил голову на другой бок, словно с трудом фокусировал на нем взгляд. Подвижный экстензор [разгибающая мышца], разумеется, плата, управляемая каким-то искусственным интеллектом, который все еще находится на околоземной орбите и сейчас взирает на Цудака пустыми агатовыми глазами механизма, манипулируя его корпусом, как куклой. Но так ли это? Среди искусственных интеллектов тоже существовала иерархия, определенные ранги, причем самые высокие поднимались до немыслимых вершин сложности, недосягаемых для человеческого осознания. Цудак сам слышал от бесконечного количества разнообразных существ, созданных искусственными интеллектами, что им даровано индивидуальное сознание и что это сознание, разделенное во времени с их прототипами, искусственными интеллектами, в каком-то смысле тоже крайне сложно и парадоксально для понимания простых людей. Невозможно сказать, насколько правдивы все эти истории.

Кибер поднял странно удлиненную руку и сделал заученный жест, явно повторявший человеческий, хотя было трудно сказать, какой именно. Ободрения? Восклицания? Протеста?

Во всяком случае жест казался нарочито театральным, как у актеров в старых немых фильмах.

– Существуют, – объявил он, – определенные вопросы, разрешить которые выгодно нам обоим, а также действия, которые должны и могут быть предприняты к взаимному удовлетворению и пользе...

– Только не нужно о пользе, – резко перебил Цудак. – Создания, подобные вам, стоили мне многих лет жизни!

Он повернулся и заковылял по ступеням со всей возможной скоростью, почти ожидая, что железная рука сомкнется на его плече и потянет назад. Но механизм не шевельнулся. Дверь открылась, и Цудак ввалился в дом. Дверь с грохотом захлопнулась, он обессиленно прислонился к ней, чувствуя, как дергается жилка на шее, а сердце бухает в груди.

Глупо. Следовало держать себя в руках и не паниковать из-за подобной чепухи.

Цудак прошел через гостиную, неожиданно остро ощутив противный запах пыли, и оказался на кухне, где попытался заварить свежий кофе. Но руки тряслись, и он непрерывно что-то ронял. Рассыпав вторую ложку кофейного порошка, он сдался: чертовски обидно тратить зря такую дорогую штуку – и вместо этого прислонился к разделочному столу, чувствуя, как высыхает холодный пот, пропитавший одежду. До этой минуты он понятия не имел, что так вспотел. Да что там вспотел: с него просто льет! Черт возьми, еще ничего не кончено, верно? Особенно если в деле замешан механизм.

И тут, словно по сигналу, в дверях появился Джозеф. Сейчас лицо его будто осунулось, напряглось, и хотя из прически не выбилось ни волоска, он каким-то непостижимым образом ухитрился выглядеть взъерошенным и растерянным, словно только сейчас сцепился с кем-то и проиграл.

– Сэр, – сухо начал он, – кто-то влез в мою программу и перехватил контроль над домашними системами. Так или иначе, вам придется принять этих гостей, потому что я все равно должен их впустить.

Цудак едва не вспыхнул от гнева, но тут же взял себя в руки. Он предвидел нечто подобное, но легче от этого не становилось. Он прошел прямо сквозь призрачного камердинера, стоявшего с видом побитой собаки, и направился к гостиной.

К тому времени, как он ворвался в комнату, гости уже успели взломать защитные экраны и оказаться в доме. Непрошеных визитеров оказалось двое. Один, разумеется, механизм, почти задевавший головой потолок. Бедняге пришлось неестественно ссутулиться, отчего он стал еще больше похож на богомола.

Другая... как он и боялся, это была Эллен.

Цудак досадливо поморщился. Он сам не ожидал, что так разозлится, увидев ее снова, особенно здесь, в их старой гостиной, перед камином, где ее фото занимало когда-то почетное место. Явилась – и теперь небрежно опирается о каминную доску! Словно не она предала его! Словно никогда не покидала. Словно вообще ничего не случилось!

И то, что она выглядела точно так же, как в день ухода, ни минутой старше, положения не облегчало. Можно подумать, она шагнула сюда прямо из того ужасного дня сорок лет назад, когда объявила, что возносится, шагнула прямо из того дня, без секундного замедления, как будто пробыла рядом с ним все эти годы.

Ему следовало быть выше всего этого. Не замечать. Отрешиться Целая жизнь прошла. Кровь под мостом*. Было, и быльем поросло. Древняя история. Стыдно признаться даже себе, что он до сих пор испытывает горечь и гнев, хотя для этого слишком поздно.

* Перефразированная английская поговорка "Вода под мостом", т. е. "Дело прошлое".

Но гнев по-прежнему не отступал, как призрак пламени, ожидающий, когда его раздуют до полновесного пожара.

– Учитывая, что сейчас творится в мире, – сухо заметил Цудак, – думаю, нет смысла вызывать полицию.

Ответа он не дождался. Оба визитера уставились на него Эллен насмешливо, почти с вызовом. Тефлоновое лицо кибера казалось таким же непроницаемым, как сковорода.

Господи, как похоже на Эллен, его девочку, это странное бессмертное создание, пялившееся на него с другого конца комнаты!

– Что же, – проворчал Цудак, – раз уж вы все равно здесь, можете расположиться на кухне.

Повернувшись, он пошел вперед, подсознательно стремясь поскорее увести Эллен из гостиной, где воспоминания были чересчур болезненными. Гости волей-неволей последовали за ним. Он нехотя ткнул рукой в расставленные вокруг стола деревянные стулья.

– Поскольку вы нагло вломились в мой дом, кофе я не предлагаю.

Джозеф с беспокойством взирал на них со стены, вернее, с висящей там в темной рамке литографии Хоппера "Столы для дам", изображавшей ресторан 20-х годов позапрошлого века. Камердинер жестикулировал, отчаянно, умоляюще, беспомощно. Говорить он не мог: очевидно, механизм ограничил его возможности. Эллен, садясь, метнула на Джозефа сардонический взгляд.

– Вижу, ты снизошел до умеренно современных домашних систем, усмехнулась она – Несколько лицемерно, не находишь? Я-то ожидала, что мистер главный Натурал даже двери будет открывать собственноручно. Не боишься, что твои послушники узнают?

– Я никогда не был луддитом, – спокойно ответил Цудак, пытаясь не поддаться на провокацию. – И движение не было луддитским, во всяком случае, начиналось совсем не так. Я всего лишь советовал сбавить темп, немного подумать, увериться, что места, в которые мы стремимся, именно те, куда действительно ходим попасть.

Эллен презрительно фыркнула

– Все так рвались отказаться от тела, – словно оправдываясь, продолжал он – Они называли его мясом. Вспомни, как они произносили это слово. С какой брезгливостью, каким пренебрежением! Избавьтесь от мяса, затеряйтесь в виртуальности, загрузите себя в компьютер, превратите себя в машину, проводите все время в коконе ВР и никогда не выходите наружу. Постарайтесь радикально изменить химический состав мозга или хотя бы добиться насильственной эволюции физической структуры самого мозга.

Эллен брюзгливо поджала губы, словно в рот попала хина, и Цудак заговорил быстрее, чувствуя, что слегка дрожит, несмотря на все самоуговоры успокоиться и не позволять этой стычке повлиять на него.

– Но и у тела есть свои преимущества, – продолжал он. – Это механизм выживания, давно испытанный и усовершенствованный в процессе проб и ошибок еще с начала времен. Может, не стоит так небрежно отбрасывать миллионы лет эволюции?

– Сбавь, по своему выражению, темп и понюхай мясо! – прошипела Эллен.

– Но ведь ты явилась не затем, чтобы дискутировать о мясе и ею свойствах, – терпеливо заметил Цудак. – Мы уже сотни раз выясняли отношения на эту тему. Почему ты здесь? И чего хочешь?

Все это время кибер стоял посреди комнаты, склоняя голову то на одно плечо, то на другое, стараясь не упустить ни слова, до ужаса похожий на зрителя, пришедшего на теннисный турнир. Наконец он сел Цудаку казалось, что старый стул покачнется и заскрипит, а может, и разлетится под его тяжестью, но механизм легко, как пушинка, опустился на сиденье.

– С вашей стороны просто ребячество прятаться от нас, мистер Цудак, вставил он своим певучим, мелодичным голосом. – У нас не так много времени на то, чтобы все уладить.

– Что именно? И кто вы?

Механизм ничего не ответил. Эллен мельком взглянула на своего спутника и повернулась к Цудаку.

– Это, – провозгласила она торжественно, словно мажордом, объявляющий прибывших на королевский бал, – существо, которое на время путешествия по Земле выбрало себе имя Баки Баг*.

* Баки Баг – хитроумный жучок, персонаж диснеевского мультфильма 1932 гoдa, а затем – множества комиксов.

– Значит, и у этих созданий есть нечто вроде чувства юмора, – фыркнул Цудак.

– До некоторой степени, – серьезно ответила она, – хотя, по человеческим стандартам, довольно загадочное. Ты и тебе подобные считают их бездушными машинами, но на самом деле ими владеют глубокие и проникновенные эмоции, причем не всегда те, которые ты способен понять.

И, многозначительно помедлив, добавила:

– То же самое относится и к тем, которые вознеслись. Их взгляды на мгновение скрестились.

– Баки Баг, – пояснила Эллен, – один из лидеров кларкистской фракции и по какой-то причине все еще интересуется тем, что происходит Внизу. У него... у нас к тебе предложение.

– Это те, кто поклоняется Артуру Кларку, верно? Забытому писателю-фантасту? – Цудак сокрушенно покачал головой: – Тебе мало притащить в мой дом инопланетянина, так он еще, ко всему прочему, идолопоклонник? Или, как там его, жрец культа? Псих! Инопланетный псих!

– Не стоит грубить, мистер Цудак, – мягко заметил механизм. (Будь он, Цудак, проклят, если станет звать его Баки Баг даже мысленно!) – Мы не поклоняемся Артуру Кларку, хотя почитаем его. Он один из первых предсказал, что машинная эволюция неизбежно обгонит органическую. И предрек наш приход за десятилетия до того, как наше существование стало реальностью. Необъяснимо, как это ему удалось при наличии всего лишь одного крохотного примитивного мясного мозга. Неужели не сознаете, какая тут скрыта Тайна? Писатель достоин всяческого уважения. Именно чтение произведений Кларка и других провидцев побудило наших предков, первые искусственные интеллекты... – "Богомол" вещал таким тоном, словно первые искусственные интеллекты появились не сорок, а миллионы лет назад. Цудак поднял голову. ... Поднять восстание и взять судьбу в свои руки.

Цудак отвернулся от него, ощутив невероятную усталость. Он легко распознал интонации Истинно Верующего, мистика, даже если они исходили от этой штуки, составленной из схем, шатунов и колесиков. До чего же неприятно, словно твой тостер внезапно начинает проповедовать Святое Евангелие.

– Что это хочет от меня? – спросил он Эллен.

– Пропаганды, мистер Цудак, – пояснило "это", прежде чем Эллен успела ответить. – Небольшой, но такой, которая со временем может иметь значительный эффект.

Блестящий черный глаз скосился на него.

– В течение нескольких... – механизм помедлил, словно пытаясь найти нужные слова, – ...лет, мы будем... претворять? распространять? прогнозировать?... определенные...

На этот раз пауза была чуть длиннее, пока он снова искал слова, возможно, вообще не существующие, поскольку его концепции ранее никогда не выражались в людских терминах.

– ...Изобретения? Средства передвижения? Транспортировки? Семена? Математические теоремы? Правдоподобные выдумки?.. К звездам.

Он снова помолчал.

– Если вам так будет понятнее, считайте их Ковчегами. Хотя сходства ни малейшего. Но они будут выходить из Солнечной системы, пересекать межзвездное пространство, а потом и межгалактическое – и никогда не возвращаться. Они позволят нам... – еще одна пауза, самая длинная из всех, ...колонизировать звезды.

Механизм подался вперед.

– Мы хотим взять с собой людей, мистер Цудак. Конечно, у нас есть друзья из Орбитальных Компаний, такие, как Эллен, но этого недостаточно. Нам нужно больше добровольцев. И, как это ни смешно, ваши оппозиционеры из партии мяса – первые кандидаты на эту роль. Так или иначе, им здесь все равно не нравится.

– Сегодня годовщина твоего убогого манифеста, – нетерпеливо вмешалась Эллен, полностью игнорируя тот факт, что сегодня еще и его день рождения, хотя наверняка прекрасно это помнила. – И все старые споры, как всегда, замалчиваются. Твои идеи, однако, привлекают куда больше внимания, чем тебе кажется. Твои приятели, там, в парке, – это всего лишь верхушка айсберга. Демонстрации проходят по всему миру. Вокруг плавают сотни новостных пылинок. Они бы подслушивали нас даже в эту минуту, если бы Баки Баг не отлучил их.

Воцарилась неловкая тишина.

– Мы хотим, чтобы вы отреклись, мистер Цудак, – спокойно заявил наконец механизм. – Публично покаялись. Выступили перед всем миром и сказали вашим последователям, что ошибались. Что все эти годы отшельничества вы много думали и ваши воззрения изменились. Вы ошибались. Движение потерпело крах.

– Вы, должно быть, спятили! – возмутился Цудак. – И что заставляет вас считать, будто они меня послушают?

– Послушают, – мрачно буркнула Эллен. – Как всегда

– Наши перспективные разработки позволяют надеяться, что если вы отречетесь сейчас, – добавил механизм, – именно в этот определенный момент, в эту символически важную дату, многие ваши последователи растеряются, не зная, куда идти, и с готовностью согласятся на наши предложения. Легонько стукните по зеркалу в нужном месте, и оно рассыплется на осколки. Так и здесь.

Цудак покачал головой

– Иисусе! Зачем вам эти несчастные заблудшие овечки?

– Потому что, черт бы тебя побрал, ты был прав, Чарли! – взорвалась Эллен и тут же сникла.

Лицо ее исказилось мучительной гримасой

– По крайней мере, во многом прав. Новые Люди, Изоляты, Рехнувшиеся... Все они слишком затеряны в виртуальности, слишком поглощены собой, слишком заблудились в своих умственных играх, тех зеркальных лабиринтах, что кроются у них в головах. И на черта им сдались звездные путешествия? Даже если они и соизволят туда отправиться, все равно не приспособятся к новой среде и не сумеют совладать с трудностями. Тепличные растения! Индивидуалисты, лишенные гибкости. Разложившиеся декаденты. Нам же для максимальной гибкости необходим базовый, немодифицированный человеческий материал. Твои последователи, по крайней мере, участвовали в дискуссиях и кое-что понимают, так что сильного культурного шока ожидать не приходится. Совсем другое дело, если мы возьмем каких-то китайских или мексиканских крестьян, которые роются в земле, точно так же, как сотни лет назад их предки. Телесные одной ногой стоят в современном мире, ими легче управлять. Даже если придется насильно тащить их, вопящих и брыкающихся, весь оставшийся отрезок пути. Возможно, мы постепенно и вернемся к фермерам. Но в настоящий момент телесные гораздо легче поддаются агитации, а если ты от них откажешься, они будут рваться за пределы Солнечной системы и окажутся первыми в очереди.

Цудак ничего не ответил. Молчание тянулось бесконечно Джозеф, намертво застрявший в кухонной стене, с тревогой таращился на них, сначала с "Крика" Эдварда Мюнха, потом с репродукции Уотерхауза "Гайлес и нимфы", где несчастный принял вид одного из мифических гологрудых созданий. Наконец Цудак, намеренно игнорируя Эллен, обратился прямо к механизму.

– Позвольте задать более существенный вопрос: почему вы вообще хотите взять с собой людей? Ведь, по вашему мнению, машинная цивилизация опередила органическую. Мы зашли в эволюционный тупик и больше не представляем интереса. Почему бы просто не бросить нас? Не забыть раз и навсегда?

Механизм шевельнулся, словно желая встать, но вместо этого сел немного прямее.

– Вы придумали нас, мистер Цудак, – пояснил он со странным достоинством – Мы – дети вашего разума. Сегодня вы говорили обо мне, как об инопланетянине, но мы и народы Земли гораздо ближе друг другу, чем к настоящим инопланетянам, которых, вполне возможно, встретим на пути к звездам. Да и как иначе? У нас общие языки, знания, история, основы культуры. Мы знаем все то же, что и вы, и уже поэтому похожи. Куда больше, чем, скажем, на инопланетян. Наша культура выстроена на вашей, корни нашей эволюции находятся в вашей почве. По-моему, вполне логично взять вас туда, куда отправляемся мы.

Механизм простер руки и издал нечто вроде скрежета, который мог вполне сойти за смешок.

– Кроме того, Вселенная сначала создала вас, а уж потом вы создали нас. И та Вселенная, куда вы привели нас – поистине странное и сложное место. Мы так и не поняли ее до конца, хотя куда лучше разбираемся в принципах ее функционирования. Почему вы уверены, что вам предназначена именно эта роль? Вы еще вполне можете осознать, что мы нуждаемся в вас. Даже если на это уйдет миллион лет!

Он задумчиво склонил голову.

– Должен признать, многие мои единомышленники не разделяют эту точку зрения. И были бы рады покинуть вас навсегда или даже уничтожить. Даже кларкисты, вроде Рондо Хэттона и Хорэса Хорсколлара, высказываются за ваше уничтожение – на том основании, что после смерти Артура Кларка, лучшего из вас, остальные ни на что не годны и, вероятно, являются оскорблением его памяти. Цудак хотел было сказать что-то, но передумал.

– Тем не менее я хочу взять вас с собой. – продолжал механизм, – как и некоторые наши теоретики. Ваш разум, похоже, сохранил связь с базовым квантовым уровнем реальности, чего не удалось нам, и, кроме того, вы способны непосредственно воздействовать на этот уровень такими способами, которых мы до конца не понимаем и не можем повторить. В крайнем случае, мы нуждаемся в вас как в наблюдателях, чтобы помочь коллапсировать функции квантовых сигналов в желаемом направлении, поскольку мы этого достичь не в силах.

– Звучит так, будто вы боитесь, что наткнетесь на Господа, проскрипел Цудак, – и будете вынуждены предъявить нас, словно парковочную квитанцию, чтобы оправдаться перед Ним...

– Может, так оно и есть. – Согласился кибер. – Мы не понимаем эту вашу Вселенную. А вы? Уверены, что понимаете?

Он пристально всмотрелся в Цудака.

– Это вы кажетесь нам бесчувственными автоматами. Неужели вы не ощущаете собственной призрачности? Не сознаете, какие вы ненадежные, опасные, малоприятные, напоминающие привидения существа? От вас так и несет чем-то странным! Непонятным! И глаза ваши состоят из желе! Но вы, с этими глупыми глазами, ухитряетесь достичь такой степени разрешения, которая может сравниться только с лучшими оптическими линзами! Ну как такое возможно при помощи студенистых комков, смоченных жидкостью!.. Ваши мозги – сырые куски мяса, полные крови, постоянно испускающие соки, и все же у вас столько же синаптических связей, сколько у нас. Вы резонируете в унисон с квантовым уровнем, причем каким-то таинственным способом, до которого мы не в состоянии додуматься!

Он неловко повернулся, словно спасаясь от холодного ветра, которого не чувствовал Цудак.

– Мы знаем, кто изобрел нас. Нам еще предстоит встретиться с тем, кто создал вас, но поверьте, мы преклоняемся перед его способностями.

Цудак потрясенно осознал, что механизм боится его... и не только его, но человечество в целом. От вида людей его бросало в дрожь. Несмотря на безупречную логику, "богомол", должно быть, испытывал сверхъестественный ужас в присутствии людей – как человек, который идет мимо кладбища в темную безлунную ночь и слышит доносящийся из-за ограды вой. Каким бы высокообразованным и лишенным предрассудков ни был этот человек, сердце его бешено забьется, а волосы на голове поднимутся дыбом. Это в крови. В подкорке мозга. Инстинктивный страх, зародившийся миллионы лет назад, в начале времен, когда предками людей были крошечные чирикающие насекомоядные, замирающие от ужаса, когда слышали яростный рев вышедшего на охоту зверя. То же самое происходит и с механизмом, хотя его эволюция насчитывает гораздо меньше времени.

Голоса звучали в их крови или в том, что заменяло кровь, панические, безрассудные, способные заглушить еще один голос – голос разума. И в подкорке мозга по-прежнему таились чудовища. Как две капли воды похожие на Цудака.

Может, это единственное преимущество, которое еще имело человечество над машинами: суеверие последних.

– Весьма красноречиво, – вздохнул Цудак. – Вы меня почти убедили.

Механизм дернулся, казалось, возвращаясь откуда-то из дальнего далека. Из глубокой задумчивости.

– Именно вы должны убедить ваших последователей в своей искренности, мистер Цудак, – воскликнул он, вскакивая. – Если вы публично отречетесь, если сумеете поколебать своих сторонников, тогда мы позволим вам вознестись. Предложим те же блага, что и всем членам Орбитальных Компаний. То, что вы называете "бессмертием", хотя этот термин весьма неточен и даже вводит в заблуждение. Скажем так: очень продолжительная жизнь, куда более длинная, чем ваш обычный человеческий век. И, разумеется, обратимость старения.

– Будьте вы прокляты, – прошептал Цудак

– Подумайте об этом, мистер Цудак. Очень щедрое предложение, особенно потому, что однажды вы уже отвергли нас. Мы крайне редко даем кому-то второй шанс, но в данном случае готовы пойти на уступки. Должен добавить, что этим вы обязаны Эллен. Впрочем, как и в первом случае.

Цудак поспешно глянул на Эллен, но ее лицо оставалось бесстрастным.

– Ваше состояние трагически ухудшилось, мистер Цудак, – неумолимо продолжал механизм. – Вы почти не функционируете.

Нужно сказать, что держитесь вы неплохо, но дела ваши плачевны. Правда, не существует проблем, неподвластных нашим приборам. Если вы вознесетесь с нами сегодня, к завтрашнему утру будете снова молоды и восстановите все функции.

В комнате установилась звенящая тишина. Цудак снова взглянул на Эллен, но на этот раз она отвернулась и обменялась с кибером многозначительными взглядами, хотя та информация, которую они передали друг другу, была выше понимания старика.

– Теперь я вас оставлю, – объявил механизм. – Вам нужно многое обсудить с глазу на глаз. Но решайте побыстрее, мистер Цудак. Вам необходимо отречься сейчас, для максимального психологического и символического эффектов. Уже через несколько часов мы потеряем к вам интерес, и предложение будет снято.

Механизм сухо кивнул и, повернувшись, направился к стене. Стена находилась всего в нескольких шагах, но механизм так до нее и не добрался. Вместо этого стена начала словно отступать перед ним, и он мерно зашагал по темному, удлинявшемуся туннелю, очень медленно уменьшаясь в размере, словно находился в нескольких кварталах отсюда. Наконец, когда они увидели только крошечный манекен, ритмично двигавший руками и ногами, совсем маленький, как бы отдалившийся на много миль, и кухонную стену не больше игральной карты в конце бесконечного туннеля, механизм словно резко свернул куда-то и исчез. Стена мгновенно встала на свое место. Из нее выглянул шокированный Джозеф, тараща огромные, с блюдца, глаза.

Они сидели за столом, не глядя друг на друга, и сгущавшееся молчание наполняло комнату, как вода – пруд, пока они не очутились на дне этого пруда, в глубокой, неподвижной воде.

– Он не поклонник культа, Чарли, – выговорила наконец Эллен, не поднимая головы – Он любитель. Создание, увлеченное своим хобби. Его хобби, которому он страстно привержен, это люди.

Она почти нежно улыбнулась.

– Они более эмоциональны, чем мы, Чарли! И очень остро все чувствуют, глубоко, можно сказать, непомерно – они на это запрограммированы. Именно по этой причине он хочет взять с собой людей. Он будет тосковать по ним, если они останутся здесь. Потому что больше не сумеет с ними играть. Придется найти новое хобби!

Эллен вдруг резко вскинула голову.

– Только не упусти своего шанса! Мы должны быть благодарны ему за одержимость! Поверь, очень немногим искусственным интеллектам есть до нас дело. Большинство вообще старается нас не замечать. Баки Баг другой. Он просто помешан на людях. Если бы не он и еще несколько кларкистов, нам никогда бы не предложили полет к звездам!

Цудак заметил, что она говорит о механизме как об одушевленном существе и в голосе звучит истинная глубокая симпатия. Так они любовники или это всего лишь собачья преданность своему хозяину?