Текст книги "Свастика во льдах. Тайная база нацистов в Антарктиде"

Автор книги: Ганс-Ульрих фон Кранц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Открытие Мертвого города

Между тем и на базе «Хорст Вессель» не сидят без дела. Первая задача – это исследовать как можно большую территорию. Четыре самолета, имеющихся на базе, совершают полеты, пользуясь каждым часом хорошей погоды. Борман располагал данными о странных оазисах, замеченных за несколько лет до этого; он поручает пилотам найти и исследовать их.

На поиски ушло приблизительно две недели. Наконец они принесли успех: из «дорнье», приземлившегося на заснеженном аэродроме станции, экипаж с горящими глазами ринулся прямо в штаб экспедиции. Им удалось найти и сфотографировать один из «оазисов», расположенных в глубине горного массива. По словам пилотов, с высоты они различили следы какого–то растительного покрова; возможно, место было пригодно для размещения там еще одной станции!

Но настоящий шок у исследователей наступил, когда были проявлены и отпечатаны фотоснимки. На пленке были четко видны искусственные сооружения, заполнявшие всю горную долину. Больше всего они напоминали аэродром с широкой и короткой взлетной полосой.

Борман немедленно распорядился отправить в долину, получившую название Флюгхафен – Аэропорт, – экспедицию на двух «дорнье». Пилоты подтвердили, что объект окружен непроходимыми горами и добраться до него молено только по воздуху. Одним из двенадцати человек, вылетевших на встречу с неведомым, был Олаф Вайцзеккер.

Как я уже писал, дядя Олаф умер в 1996 году. В его завещании был упомянут и я. Правда, доставшееся мне наследство не представляло, на взгляд непосвященных, никакой материальной ценности. Это был пакет с бумагами, среди которых хранился и его арктический дневник.

14 октября 1938 года. Наши самолеты долго кружили над горной долиной – пилоты понимали, что двух попыток сесть у нас не будет, и старались не ошибиться. Наш «дорнье» первым заходит на посадку. За окнами мелькают отвесные скалы. Наконец мы касаемся земли.

Машина катится по какому–то покрытию, как по взлетной полосе берлинского аэродрома. Но мы до последней секунды не можем расслабиться: кто знает, что там впереди? Наконец машина останавливается.

Мы выходим на свежий воздух. Второй «дорнье» садится следом, но мы не смотрим на него; перед нами расстилается панорама мертвого города! При просмотре фотоснимков в лагере некоторые скептики высказывали предположение, что никакого города на самом деле нет и «руины» – не более чем причудливое творение природы. Сейчас они уже и не пытаются что–то доказать, а стоят рядом со мной с разинутыми ртами. То, что перед нами небольшой город, – несомненно. Остатки зданий, в которых сохранились дверные и оконные проемы; ступени лестниц; черные обелиски – вот первые детали, которые жадно впитывает в себя наш мозг. То, на чем мы стоим, – ровная скальная поверхность. Мы так и не смогли понять, что это: тщательно обтесанный скальный выступ или каменные блоки, пригнанные друг к другу с поразительной точностью. В глубине виден ступенчатый храм, напоминающий ацтекские пирамиды. Скоро, совсем скоро мы вдоль и поперек облазаем все эти руины; но сначала нужно разбить лагерь, за что мы и принимаемся.

Лагерь был разбит в одном из находящихся рядом со «взлетной полосой» сооружений. В тот же день ученые наступили к планомерному обследованию города. Поселение было разделено достаточно широкими улицами на прямоугольные кварталы, застроенные каменными домами. От некоторых домов остались только фундаменты, другие были почти совершенно целыми.

«Взлетная полоса», проходившая по самому центру города, была, судя по всему, главной улицей, возможно – местом празднеств и торжественных церемоний. Одним своим концом она упиралась в ступенчатую пирамиду – судя по всему, огромный храм, удивительно напоминавший аналогичные культовые сооружения ацтеков. Другим – в остатки большого здания, которое ученые окрестили «дворцом».

На площади перед пирамидой стоял длинный черный обелиск, покрытый письменами и изображениями. Ученые ожидали увидеть иероглифы, но, судя по всему, у оставивших надписи имелся какой–то алфавит, отдаленно напоминавший рунический. Естественно, все надписи были тщательно сфотографированы. По углам площади стояли четыре скульптуры, напоминавшие великанов с острова Пасхи, но примерно в два раза меньше по размеру. Вход в пирамиду ученые так и не смогли обнаружить, зато поднялись на ее вершину и осмотрели панораму мертвого города.

Примерно посередине широкую магистраль делила на две половины другая, перпендикулярная ей улица. Не такая широкая, она обоими своими концами упиралась в скалы.

Впрочем, по ней немцы прошли лишь на следующий день. Но я снова уступлю место выдержкам из дневника дяди Олафа:

15 октября 1938 года. Двигаемся по перпендикулярной улице. Все более или менее интересное фотографируем. К сожалению, практически нет мелких предметов, которые мы могли бы унести с собой. Дома от центра к окраине становятся все более простыми, без изысков. Куно говорит, что лучшей находкой для нас стало бы кладбище – там мы нашли бы и все интересующие нас предметы, и бренные останки здешних обитателей. В царящей здесь гробовой тишине его слова звучат зловеще. Конечно, никакого кладбища мы не нашли, да и неизвестно, где здешние обитатели хоронили своих мертвецов – может быть, под полом собственного дома, а может, сжигали их на кострах и развеивали по ветру. Рассуждая об этом, мы доходим до конца улицы. Она упирается в раскрытую пасть пещеры, по бокам которой стоят два каменных обелиска. Тщательно фотографируем надписи и рисунки. Потом входим под пещерные своды. По–хорошему, сюда нужно бы веревки и мощные фонари, но мы решаем не углубляться далеко, а вернуться со снаряжением на следующий день. Впрочем, несколько десятков метров пути – и мы понимаем, что возвращаться не придется. Дорогу преграждает каменный обвал. Исследуем пол и стены пещеры. Под ногами – ровная поверхность с двумя узкими неглубокими канавками. Колея для телег? Похоже на то. Куно опять шутит, что это напоминает ему трамвайные рельсы. На стенах – необычный орнамент, причудливо переплетающиеся друг с другом линии. Выходим на свежий воздух. Всех нас не оставляет чувство, что за нами пристально наблюдают. Наблюдает этот мертвый город из пустых глазниц, своих окон и дверей. По ночам бывает страшновато.

Возраст мертвого города ученые определить не смогли – не было нужного оборудования. По приблизительным оценкам, ему могло быть как 500, так и 5 тысяч лет. От стен домов удалось отколоть несколько кусочков камня. Пробный раскоп не дал никаких существенных результатов: в полуметре от поверхности начинался твердый скальный грунт. Вайцзеккер и его спутники понимали: сюда нужно отправлять большую экспедицию. Неделю спустя они вылетели обратно, на базу «Хорст Вессель». Борман внимательно выслушал их доклад и отдал приказ о подготовке постоянного лагеря во «Флюгхафене».

Однако вернуться в горную долину немецким исследователям было не суждено.

Валгалла

Антарктической экспедиции в нацистском руководстве придавали первостепенное значение, особенно после того, как наметились первые успехи. Поэтому в ответ на просьбу прислать субмарины Гитлер распорядился выделить не две–три, а целых пять новейших субмарин VII серии. В состав флота они не вводились и получили особые бортовые номера– от UA–1 до UA–5. 11 октября 1938 года субмарины вышли из Бремена и двинулись в дальнее плавание. Чтобы ускорить переход, лодки шли в надводном положении. Правда, в этом случае существовал риск, что их кто–нибудь заметит; но на этот случай было придумано простое и гениальное решение. Было объявлено, что германские субмарины совершают «поход дружбы» по Атлантике, который широко разрекламировали. По пути лодки зашли в несколько гаваней, где пополнили запасы горючего и продовольствия. Передвигались они, разумеется, под вымышленными бортовыми номерами.

После посещения Рио субмарины прямым курсом рванули к берегам Антарктиды, а на смену им пришли обычные флотские подлодки, которые и проделали триумфальный обратный путь. В начале ноября субмарины прибыли в распоряжение Ритшера. Тот дал им задание немедленно обследовать район теплого течения. В первый же день одна из подводных лодок, UA–4, «поднырнула» под скалу. Всего лишь через 800 метров она смогла вновь подняться на поверхность. Субмарина находилась в гигантской пещере, которая была связана с другими пещерами, находившимися в толще горы. Вода в некоторых из них была настолько теплой, что моряки вполне могли купаться.

Течение местами было довольно сильным. Очевидно, эти озера (а уже первые исследования показали, что это были именно довольно глубокие озера с пресной водой) питала некая подземная река, а скорее даже делая система мощных источников. Немцы постепенно продвигались в глубь системы озер, пока наконец не обнаружили место, где берег являлся достаточно пологим, и можно было выйти на сушу. 14 ноября 1938 года исследователи впервые ступили на землю подгорного царства, вскоре окрещенного Валгаллой.

Дальше исследования велись и на суше, и на воде. Очень быстро выяснилось, что над подземными озерами расположен еще один «ярус» пещер, причем совершенно сухих и пригодных для жилья. И почти сразу же моряки наткнулись на следы пребывания здесь человека – у входа в одну из пещер стояли два небольших обелиска, покрытых надписями.

В этот момент Вайцзеккер и его товарищи, которые уже готовились к новой экспедиции в мертвый город, были спешно переброшены для исследования новой находки. В начале декабря они вместе с командой профессиональных спелеологов, доставленных из Германии транспортными самолетами, отправились на исследование пещер. Во многих из них были найдены следы человеческой деятельности – рельефы на стенах, обелиски, вырубленные в скалах ступени… Продвигаясь вперед, отряды составляли карту подгорного мира, каждой из пещер давалось собственное имя. Как правило, называли их в честь германских городов или нацистских руководителей. Немцев поджидало множество неожиданных находок – процитирую снова дневник дяди Олафа:

20 декабря 1938 года. Прошли в новую пещеру, соединенную с уже обследованной нами Нюрнберг широким коридором. Стены коридора ровные и гладкие – создается впечатление, что они искусственные. Впрочем, вполне вероятно, что это действительно так. Мы делаем несколько шагов – и моментально замираем: под ногами – не твердая скала, а самая настоящая земля! В огромной пещере, которую мы тут же окрестили Дарре в честь министра сельского хозяйства рейха, чьими–то заботливыми руками уложен слой плодородной почвы. Правда, растений почти нет – сказывается полное отсутствие солнечного света.

В начале января в самом конце системы пещер была обнаружена шахта, круто спускающаяся вниз. Около входа в нее стояло каменное изваяние – четвероногое крылатое животное с оскаленными клыками. Таких скульптур здесь еще не встречали. Больше всего «сфинкс» – так моментально прозвали животное – напоминал крылатых львов, которых ассирийские цари когда–то ставили перед входом в свой дворец, но лишь очень отдаленно.

В этот момент немцев поразила неожиданно вспыхнувшая эпидемия гриппа. Примерно половина находившихся в пещерах моментально слегла, среди них и Вайцзеккер. Подлодками их доставили на борт Шлагетера. Оставшиеся под руководством знаменитого археолога доктора Бауэра решили двинуться вниз по шахте. 15 января Бауэр с пятью спутниками двинулся вперед.

Их ждали неделю – при том, что продовольствия и воды у Бауэра было не больше, чем на четыре дня. Затем по их следу была послана спасательная партия. Поскольку отряд Бауэра тянул за собой тонкую леску, найти его не представляло сложности. И действительно – пропавшие исследователи, вернее, их тела были обнаружены в первый же день поисков, всего лишь в трех километрах от входа в шахту. Они лежали неподалеку друг от друга в причудливых позах. На лицах застыло выражение крайнего ужаса, но никаких физических повреждений на трупах заметно не было.

В феврале в шахту была отправлена вторая, более многочисленная исследовательская группа. И она тоже не вернулась, словно канув в воду. Леска, которую спелеологи тянули за собой, оказалась оборванной в трех километрах от входа, там, где нашли тела группы Бауэра. Дальнейшее исследование шахты после гибели и пропажи семнадцати человек было запрещено; среди членов экспедиции она получила название «проклятой».

Новая Швабия

Ритшер не сомневался: из системы пещер есть выход на поверхность. Искать его следовало с двух сторон: «снизу» и «сверху». Обрывистый скалистый берег не позволял высадиться прямо напротив места, где система подземных озер соединялась с океаном. «Корморану» пришлось проплыть вдоль побережья более 30 километров, прежде чем он смог высадить на берег группу полярников. Потом то же расстояние им пришлось покрыть по берегу – преодолевая крутые скалы и глубокие расщелины. Наконец они оказались над тем местом, где находились карстовые пещеры.

Как вы думаете, что они там обнаружили?

Город, напоминавший тот, который был открыт на Антарктическом полуострове! Правда, пострадавший куда сильнее и почти полностью занесенный снегом. Этим, кстати, объясняется и то обстоятельство, что он не был замечен с воздуха. Полярники быстро расчистили центральную улицу города, так что теперь на нее могли садиться самолеты. Здесь было решено создать вторую полярную станцию, названную «Новая Германия». Оборудование было достаточно быстро выгружено с кораблей на берег.

Вместе с другими членами экспедиции высадился и Вайцзеккер, к тому времени совершенно поправившийся. Он прекрасно знал, что следует искать: в первом городе имелся вход в подземный тоннель, заваленный камнями. Нужно искать нечто подобное – это наверняка будет вход в систему карстовых пещер.

На третий день поисков удача наконец улыбнулась исследователям. Вход в тоннель, занесенный снегом, был обнаружен. Некоторое время ушло на расчистку завалов, после чего шесть человек смогли двинуться в глубь горы. Олаф Вайцзеккер писал в своем дневнике:

Мы неспешно продвигаемся вперед. Всем немного не по себе, ведь мы прекрасно помним об участи отряда Бауэра. Кто знает, какие жуткие тайны хранит эта гора? Куда выведет нас тоннель? Впрочем, офицер СС не должен, не имеет права бояться. Подбадривая друг друга шутками, двигаемся вперед. Иногда останавливаемся, чтобы рассмотреть поближе пол и стены тоннеля . По полу идут две колеи, по стенам – все тот же необычный геометрический узор, что и в ' находящемся в сотнях километрах отсюда городе на Антарктическом полуострове.

Внезапно Куно, двигавшийся впереди, вскрикивает, роняет фонарь и отскакивает назад. Нам навстречу бьет луч света. Замирая от ужаса, я направляю свой фонарь ему навстречу, одновременно выхватывая из кобуры «вальтер». В паре десятков метров впереди луч моего фонаря выхватывает из темноты человеческие фигуры. Прежде чем я успеваю испытать сложную гамму чувств от встречи с обитателями здешних мест, до меня доходит, что на людях – форма германского военно–морского флота. Значит, мы все–таки нашли вход в царство пещер! Хорошо, что никто с перепугу не начал стрельбу!

Пока Вайцзеккер искал путь к подземным озерам, другая группа, в состав которой входили геологи, провела тщательное обследование окрестных гор. При этом практически сразу же было найдено месторождение железной руды, которое, похоже, кто–то уже пытался разрабатывать. А самолеты экспедиции начали подробную аэрофотосъемку местности. Добрались они и до Южного полюса.

После войны Ритшер, случайно попавший в плен к англичанам (судно, на котором он плыл, налетело на мину, и капитан в числе немногих спасшихся был подобран британским эсминцем), вынужден был рассказать об экспедиции. Он прекрасно понимал, что замолчать проект такого масштаба не получится, и пытался представить все исключительно как банальную антарктическую экспедицию. Однако кое о чем – в частности, о цели полетов своей авиации – он все же проговорился. В своих показаниях Ритшер писал:

Я выполнил миссию, возложенную на меня маршалом Герингом. Впервые германские самолеты пролетели над антарктическим континентом. В крайне тяжелых условиях они совершили посадку вблизи Южного полюса и водрузили флаг рейха. Каждые двадцать пять километров наши самолеты сбрасывали вымпелы со свастикой и таким образом обозначили границы полетов. Мы покрыли зону приблизительно в 600 тысяч квадратных километров. Из них 350 тысяч квадратных километров были сфотографированы, и в результате у нас есть детальная карта этого района.

Для чего сбрасывались вымпелы, которые тут же заметал снег? Очевидно, для обозначения государственной границы. Антарктическая экспедиция стала предметом обсуждения на совещании у фюрера в середине января. Услышав от Гесса и уже вернувшегося в Германию Бормана доклад о достигнутых успехах, Гитлер пришел в восторг и приказал создать на антарктической земле колонию Третьего рейха. Тут же было придумано и название для нее – Новая Швабия.

В апреле 1939 года Ритшер с тремя из четырех своих кораблей вернулся на родину. В Новой Швабии он оставил авианосец, который исследовал побережье, все пять подводных лодок и две полярные станции. Капитан намеревался вернуться на Ледовый континент в самом ближайшем будущем. Его планам не суждено было осуществиться – в Европе разразилась Вторая мировая война.

Глава 3.
Ледовый бункер фюрера

Летом 1945 года вся Аргентина была потрясена необычной новостью: в порт Мар–дель–Плата среди бела дня вошли две нацистские подлодки. Над обеими развевались красно–бело–черные нацистские флаги. Прежде чем кто–либо в порту успел опомниться и принять меры (Аргентина формально входила в число стран антигитлеровской коалиции), флаги были спущены. U–530 и U–977 сдались властям.

Капитанов подводных лодок – Отто Вермаута и Гейнца Шеффера– немедленно допросили. Оба твердили одно: субмарины пришли из потерпевшей поражение Германии. Однако было нечто такое, что заставляло усомниться в правдивости их слов. Дело в том, что в последний раз эти подводные лодки побывали в немецких портах еще в январе 1945 года; ни топлива, ни продовольствия на почти полугодовое плавание у них, естественно, не было. Впрочем, довольно быстро историю постарались замять. Подводные лодки под шумок ввели в состав аргентинского флота, а экипажи допрашивали уже за закрытыми дверями.

Меня же во всей этой истории насторожило еще два обстоятельства. Во–первых, обе подводные лодки принадлежали к так называемой серии IX – наиболее массовой, но далеко не самой новой в германском ВМФ на момент окончания боевых действий. При этом обе были уже довольно потрепанными и требовали основательного ремонта. Во–вторых, экипажи обеих лодок были неполными. Вернее сказать, на каждой из субмарин было ровно столько человек, сколько нужно для того, чтобы она смогла своим ходом передвигаться по морю. Из двух команд еле–еле удалось бы сколотить одну, положенную по штату.

Некоторые историки оправдывают это тем, что часть моряков отказалась идти в аргентинский порт. И куда же они делись, скажите на милость, если учесть, что в момент капитуляции Германии лодки находились в открытом море? Попрыгали за борт и поплыли к ближайшему континенту? Или их съели голодающие товарищи? Тогда действительно отсутствие массового голода среди команд легко объяснимо!

Отбросив абсурдные версии, я решил попробовать установить истину. Впрочем, для начала нужно было попытаться найти членов экипажей этих субмарин или, по крайней мере, их потомков. Известно, что после интернирования большинство из них решило остаться в Аргентине. Мы, аргентинские немцы, образуем нечто вроде землячества, поэтому узнать информацию друг о друге легче, чем это может показаться. И вот я уже направляюсь в Патагонию, в город Лас–Эрас, где живет Адам Шеффер – сын одного из двух капитанов.

Адам чуть старше меня – он родился сразу после войны в Германии, и лишь в 1948 году вместе с матерью сумел уехать в Аргентину, к своему отцу. Адам коротко рассказывает мне о нем – весь остаток своих дней прожил в Аргентине, работал в страховой компании, специализировавшейся на страховании морских перевозок. Неоднократно привлекался правительством в качестве консультанта по военно–морским вопросам. Коллеги Шеффера отмечали одно его удивительное качество – он мог без объяснения причин отказать в страховании того или иного судна. Как правило, после этого корабль был обречен – с ним случалось какое–то несчастье. Чаще всего он просто пропадал без вести. Сам Шеффер в ответ на расспросы коллег рассказывал о своем даре предвидения.

Сыну он говорил то же самое. В ответ на просьбы рассказать что–нибудь из боевого прошлого отец мог часами говорить о духе товарищества, царившем среди экипажа подлодки, о смертельном риске, связанном с атакой больших американских конвоев, об удачном потоплении трех кораблей, которые были на счету у его лодки… О своем последнем походе говорил мало и скупо; рассказывал только, что приплыл в Аргентину, поскольку не хотел терпеть унижения от победителей в своей разгромленной стране.

Именно так объясняют современные исследователи мотивы тех капитанов, которые прорывались в Южную Америку после поражения Германии. Нежелание сдаваться врагу, стремление доплыть до дружественных берегов. Впрочем, о каких «дружественных берегах» могла идти речь? И Бразилия, и Аргентина входили в состав антигитлеровской коалиции. Конечно, сдаться аргентинцам —это совсем не то, что сдаться англичанам или русским, но суть от этого не меняется. И тем не менее за весну–осень 1945 года в латиноамериканских портах капитулировали 7 германских субмарин. Еще одну обнаружили два года спустя в уединенной бухте – она была покинута экипажем.

Между тем число тех подводных лодок, которых недосчитались победители после капитуляции Германии, гораздо больше и приближается к 100 единицам. В первую очередь, это были новейшие субмарины XXI и XXII серий. Принято считать, что все они были затоплены своими экипажами. Так ли это? Конечно, после поражения моряки могли потопить часть флота, чтобы он не доставался врагу. Однако никто и никогда не видел моряков с этих самозатопившихся субмарин. Остается предположить, что экипажи предпочли остаться на борту своих подлодок, однако столь массовое самоубийство попросту неправдоподобно.

Подводная лодка не иголка в стоге сена, потеряться не может. Значит, в момент капитуляции Германии более ста субмарин снялись с якоря и двинулись в неизвестном направлении. Куда? Очевидно, на юг, в Антарктиду…