Текст книги "Германский генеральный штаб"

Автор книги: Ганс Куль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Перспективы войны

Профессор – доктор Штейнгаузен, утверждая, что Г.Ш. недооценивал противника, в упомянутом уже труде делает из этого дальнейшие выводы:

«На основании неправильной оценки противника Г.Ш. рассчитывал на успех войны. Определенный оптимизм являлся особенно характерным для прусского солдатского характера, который во время войны, правда поддерживал настроение и помог преодолеть не один кризис, но приносил часто и вред, вызывая нередко недостаточно серьезное отношение к противнику. При правильной оценке своих шансов на успех, Германия должна была стараться насколько возможно избежать войны». По моему профессор доктор Штейнгаузен не доказал, каким образом Германия могла этого все-таки избежать.

Я перечитал целый ряд книг по политической истории предшествовавшего войне периода, а именно труды: ф. Гельфериха, ф. Бетман Гольвега, ф. Ягова, графа Ревентлова и др. Один думает, что мы должны были искать соглашения с Англией, другой стоит на точке зрения восточной ориентации. Мне стало ясно, что мы наделали политических ошибок и не оказали достаточно, дипломатической ловкости. Надо сознаться, что наш народ не политик. В тех случаях, когда в мировой истории наша политика стояла на высоте, мы были обязаны этим отдельным выдающимся личностями.

«Германия! Но где она? Я не могу найти эту страну. «Там, где начинается наука, – политика кончается». (Шиллер).

Но я не нашел нигде ясного указания на то, каким образом мы могли продолжать избегать войны, принимая во внимание определенно враждебные военные цели противника.

Генеральному штабу была ясна надвигавшаяся опасность во всем ее объеме.

Решать вопрос, быть войне или миру, являлось делом государственного деятеля, делом политики. Г.Ш. мог только постоянно указывать на те громадные милитаристические напряжения, которые делали наши противники и доказывать, что напряжение наших собственных сил было недостаточно и что наши противники были значительно сильнее нас. Он это и делал весьма определенно, даже резко, но без достаточного успеха. Дальше этого его полномочия не шли.

Но раз дело дошло до войны, то лучше было, чтобы Г.Ш. начал кампанию оптимистически, а не пессимистически. То, что нам не хватало в смысле численности, мы должны были возместить качеством. Армия, с которой Германия выступила в 1914 г., была лучшей, какую она когда либо имела. В маневренной войне она превосходила всякую другую. По отношению к русским это было доказано в самом начале войны блестящей победой под Танненбергом; по отношению к французам и англичанам – в августе и сентябре 1914 года. Это признал определенно и маршал Жофр. Исход Марнской битвы зависел от других причин. Походы в Румынию в 1916 г. и в Италию в 1917 г. также подтвердили наше превосходство в искусстве ведения операций. Противник на западе получил в конце концов перевес над нами в позиционной войне, благодаря громадному количеству артиллерии, огнестрельных припасов, аэропланов и технических вспомогательных средств, а также и становившемуся постепенно все заметнее перевесу живой, силы.

Надо сознаться, что мы не предвидели такой длительной позиционной войны на всем фронте от моря до Швейцарии. Все наши планы мы строили на маневренной войне и она должна была дать нам успех. Скажу по опыту, что наше командование 1-й армией в 1914 г. никогда не тревожили донесения корпусов о том, что им приходится сражаться с противником, имеющим некоторый численный перевес. Мы всегда были уверены в исходе и никогда не дошибались. Я никогда не забуду момента, когда однажды в жаркий день после длинного перехода IV арм. корпус проходил в Лувене мимо остановившегося на углу одной из улиц популярного командира корпуса Сикста фон Армин. Нельзя было без умиления наблюдать молодцеватые войска под командой безукоризненного офицерства, одушевление коих ярко сказывалось при прохождении мимо начальника.

С такими войсками и с такими командирами можно и должно было отважиться начать кампанию. Честь нашим войскам и нашим полководцам, делавшим свое дело с такой верой в успех. Этот оптимизм не имел ничего общего с подзадориванием к войне. Г.Ш. не побуждал к войне неправильной оценкой противника и не воздействовал в этом отношении на политику и потому он должен самым категорическим образом отвергнуть упрек, бросаемый ему профессором – доктором Штейнгаузеном, который говорит: «Не было ли делом Г.Ш., который должен был иметь представление о шансах на успех и о вероятном ходе войны, обрисовать положение таким образом, чтобы побудить правительство избежать войны». Он указывает даже на то, что хотя Г.Ш. и не содействовал сознательно вовлечению в войну, но, исходя из ее неизбежности, считал за лучшее предупредить события, пока оставалось еще время. Относительно ген. Бернгарди доктор Штейнгаузен говорит, что он не отожествляет его взглядов со взглядами Г.Ш., но все же считает, что этот генерал, хотя и считает при известных обстоятельствах вполне правильным предупредить противника, этим самым выражает лишь господствовавшие в его время воззрения военных кругов.

Я не представляю себе, как это правительство могло бы постоянно «лавировать». Старания избежать войну могут только усилить наступательные тенденции готового к войне противника, но во всяком случае это уже дело политики. Когда же дело дошло до войны, солдат должен был считаться только со словами Гете: «Противостоять всякому насилию, никогда не склоняться, выказывать всю свою силу и призывать на помощь богов».

Так думал Фридрих Великий. Таким показал он себя в семилетней войне с Австрией, Россией и Францией.

«Было безумием верить в возможность победить полмира», говорит профессор – доктор Штейнгаузен. Тоже самое можно было сказать маленькой Пруссии в 1756 году. В тяжелые моменты войны, когда наши силы готовы были дрогнуть, а врагов становилось у нас все больше и больше, я часто вспоминаю великом короле, которому солдаты восклицали: «Фридрих, король и герой наш, для тебя мы сжили дьявола со света»! Эта мысль меня часто укрепляла. И Фридрих должен был в конце концов, когда его силы были уже не те, что у Россбаха и Лейтена, перейти к позиционной войне. Но несмотря на семилетнюю борьбу, 90 миллионов не могли повергнуть ниц 5 миллионов. Напротив, последние, истекая кровью, продолжали оставаться стойкими и готовы были в каждый момент возобновить прерванную борьбу. С другой стороны, совершенно утомленные 90 миллионов, видя бесполезность и даже вред дальнейших усилий, просят о заключении давно желанного мира» (граф Шлиффен). Конечно, нужно принять во внимание, что прусскими войсками предводительствовал сам Фридрих Великий и что Англия была на его стороне.

Этот старинный прусский дух был жив еще в наших вождях и в нашем генеральном штабе, когда мы начинали в 1914 году кампанию, полагаясь на свою армию и веря в свои способности, приобретенные долголетней суровой работой. Можно только пожелать, чтобы по окончании разрухи остаток этого сильного духа перешел в лучшие времена.

Численность не всегда является решающим фактором, победа не всегда остается за «большими батальонами». Италия, мы думали, останется по крайней мере нейтральной. Выступления-Америки нельзя было предвидеть. Англия в начале войны могла выставить только свой экспедиционный корпус. Мы знали, что война будет не та, которую в 1866 г. вели против австрийцев под плохим командованием и не та, что в 1870 г., когда мы имели довольно большой численный перевес. Речь шла не о « легкой веселой войне». Мы выходили на тяжелый путь, но с надеждой и воодушевлением. Великие дела, совершенные нашими войсками на востоке и на западе, оправдали наши надежды, несмотря на. то, что в конце концов нас победили.

Мы могли бы выиграть войну даже после того, как битва на Марне в 1914 г. окончилась для нас неблагоприятно. Весьма вероятно, что в 1915 г. мы могли бы покончить с Россией, победа была бы возможна даже весной 1918 г. Подводная война могла бы привести к полному успеху, если бы она началась решительно, неожиданно, в подходящий момент и проводилась бы затем последовательно.

Конечно, мы не предвидели всего ужаса 4.5-летней войны. Это была не только обычная война гигантски возросших, миллионных армий, но это была борьба народов, борьба против всех народных сил и средств, против их финансов и хозяйства. Как же мы представляли себе картину этой войны, как готовился к ней Г.Ш., какова была финансовая и хозяйственная подготовка?

Граф фон Шлиффен

Нашим учителем и воспитателем для «Великой современной войны» был фельдмаршал граф фон Шлиффен. Основываясь на опыте и указаниях своего великого предшественника Мольтке, он стремился овладеть искусством управления современными миллионными массами войск для уничтожения противника. Вся его жизнь была посвящена этой задаче. Возражения не вводили его в заблуждение: «Точно также, как в настоящее время есть много умных людей», писал он, «которые в применении миллионных армий видят извращение военного искусства, так сто лет тому назад было не меньше умных людей, относившихся крайне скептически к стотысячным армиям».

О Шлиффене писалось много. Я не ставлю себе задачей охарактеризовать подробно его личность. Его жизнь и деятельность описал ген. барон фон Фрейтаг-Лоринговен в труде: «Сборник мемуаров графа ф.-Шлиффена». Берлин 1913 г. Я хочу лишь добавить несколько личных наблюдений.

Граф ф.-Шлиффен был самой выдающейся личностью, с какою когда-либо мне приходилось соприкасаться за время моей долголетней службы.

Как я уже упоминал, он часто привлекал меня к оперативным работам, военным играм и полевым поездкам Г.Ш. Некоторые из своих оперативных идей он демонстрировал мне на карте. От своих подчиненных он требовал очень многого, соответственно своей собственной необычной работоспособности.

Мне вспоминается один из вечеров того времени, когда ему было поручено руководство операциями в юго-восточной Африке. В рейхстаг нужно было представить доклад о положении дел. В 10 час. вечера он пришел за проектом, но он не понравился ему. В 3 часа утра он уже вновь принес его, заново переработав и переписав. Рано утром, как обыкновенно, он уже был верхом на лошади, а позднее за рабочим столом.

В течение нескольких лет под Рождество в моей квартире раздавался звонок. Специальный курьер приносил мне рождественский подарок от графа ф.-Шлиффена – большой набросок военного положения (обстановка), с задачей составить проект операции. Он был бы очень удивлен, если бы оконченная работа не была вручена ему вечером в первый день праздника. На второй день праздника присылалось продолжение задачи. Воскресные и праздничные дни, по его мнению, были предназначены для таких работ, которые можно исполнить, не отрываясь текущими делами.

Его память была необычайна. Насколько он сам был в курсе всех отраслей работы, настолько же он требовал от начальников отделений точной осведомленности во всякое время. Противоречия с предыдущими докладами от него никогда не ускользали. В таких случаях даже через год он возражал: «Вы же мне говорили тогда то-то и то-то»…

Таким образом, каждый из нас приучился быть весьма и весьма на чеку. Удовлетворить его было очень трудно; мало кого он находил достаточно прилежным. О многих он отзывался резко и саркастически. Тонкий наблюдатель и знаток людей, он был склонен относиться к массе отрицательно, но кто заслужил его доверие, того он определенно ценил.

Он посвятил себя целиком своей работе по исполнению возложенной на него огромной задачи. Я вспоминаю об одной нашей совместной поездке из Берлина в Инстербург; оттуда должна была начаться полевая поездка Г.Ш. Граф Шлиффен ехал со своим адъютантом. Рано утром поезд шел из Кенигсберга по приветливо освещенной восходящим солнцем Прегельской долине.

До тех пор не было произнесено во время поездки ни одного слова. Адъютанту захотелось завязать разговор и он указал на приятный ландшафт Прегельской долины. «Препятствие, не имеющее значения», заметил граф; разговор прервался до Инстербурга. При всей скупости на слова он очень ценил юмор и мог от души смеяться над веселым рассказом; произносившиеся им по разным случаям речи являлись образцовыми по богатству мысли, форме л изложению. Стиль его докладов и написанных после отставки трудов своеобразен, краток, ясен и точен.

Он сознательно старался поменьше быть на виду. Того же требовали и от офицеров Г.Ш.: «офицер Г.Ш. должен больше быть таковым, чем казаться». Под его внешним спокойствием горел тот священный огонь, который необходим главнокомандующему. Однажды во время большой поездки Г.Ш. мы находились в Маркирне в Вогезах. Это происходило во время Марокского кризиса. После обеда я в качестве начальника 3-го отделения должен был докладывать ему переданные по телеграфу из Берлина сведения о Франции. Из них вытекало, что положение серьезно, что французы начинают готовиться к войне: «Пусть они только придут», воскликнул он, ударяя кулаком по столу.

«Массирования, пишет он, для фронтального наступления с недостаточными силами, приводят к последовательным ударам, постепенно ослабевающим и остающимся почти безрезультатными… Вследствие этого современное сражение сведется еще больше чем прежде к борьбе за фланги… В этой борьбе за фланги победит тот, кто будет иметь последние резервы не за серединой фронта, а на его крайнем фланге. А туда они могут быть подвезены лишь тогда, когда орлиный взор главнокомандующего в зареве идущей на протяжении многих квадратных миль битвы установит решающий пункт. Нет, они должны быть подвезены туда по железным дорогам, согласно заранее назначенного плана перевозок и с пунктов выгрузки походным порядком подведены к полю сражения». Для того же, чтобы установить определенный взгляд на этот вопрос, он изучал военную историю, начиная с Ауфидусе до Седана и результаты этой научной работы свел в своем труде «Канны».

Он не хотел вести обыкновенных боев, при которых противник в лучшем случае был отброшен. «Противник, лишенный своих сообщений, должен быть уничтожен»; к этой мысли он постоянно обращался в своих тактических и оперативных задачах при поездках Г.Ш. и в своих трудах.

Поверочные задачи, которые он предлагал прикомандированным к Г.Ш. офицерам, обыкновенно ставили нас в крайне тяжелое положение по отношению к превосходным силам противника. В остроумных решениях этих задач он избегал опасности каким-либо смелым приемом и переход в наступление сосредоточенными силами в наиболее уязвимом месте, большей частью на фланге.

Ему не суждено было осуществить свои идеи на практике в решительной битве на Марне в сентябре 1914 г. Мы не сумели заблаговременно подвести резервы на крайний фланг как он этого требовал. Но один из его учеников, Людендорф, посоветовал начальнику штаба ген. ф. Гинденбурга принять у Танненберга такие меры, которые были вполне достойны Шлиффена. Весьма смелое решение изменило опасное положение и привело к большой победе к уничтожению противника. Восточная Пруссия была спасена.

Теория и методы графа Шлиффена часто подвергались нападкам. Широкие оперативные задачи, которые он ставил молодым офицерам, выходили далеко за их круг мышления и за пределы их ближайшей практической деятельности, так думали Он же полагал, что во время войны и молодому офицеру Г.Ш. придется принимать такие решения, которые потребуют от него широкого кругозора. Я считал, что он был прав при условии маневренной войны, при которой не всегда можно рассчитывать на телефонную связь. Командированным штабным офицерам и молодым полковникам часто приходилось при тяжелых обстоятельствах принимать самостоятельные решения, требовавшие полного понимания обстановки во всей ее совокупности.

Графа Шлиффена упрекали за то, что императорские маневры и военные игры с участием императора велись таким образом, что его величество кайзер всегда оставался победителем. В отношении императорских маневров он безусловно был прав; так как таковые являлись большим торжеством для всего округа, о них сообщалось в местной и иностранной прессе Нельзя было сообщать о поражении императора; можно было бы возразить, что кайзеру лучше было бы в таком случае не браться за командование. Но с другой стороны, главе верховного командования это необходимо было делать. Тактические решения на маневрах являются всегда результатом более или менее подтасованной, обстановки, но большой беды в этом не было.

Несколько иначе обстояло дело с военными играми в которых одной стороной командовал кайзер. Они происходили в узком кругу лиц Г.Ш. при участии некоторых других офицеров. Здесь можно было бы действовать более свободно.

Нельзя отрицать того, что граф Шлиффен при прочих поездках Г.Ш. и военных играх оказывал давление на их ход. Ему было важнее провести определенную оперативную идею, чем дать свободно разыграться столкновению обеих сторон. Он хотел узнать, как сложится операция при определенных условиях, что будет предпринято начальником в ответ на действия противника. Для этой цели он часто ставил одному из начальников особенно трудные условия, в то время как другому облегчал положение. Таким образом, это были упражнения главным образом для него самого. Этим объясняется и то, что опубликованные в его труде «Канны» очерки надо понимать не как военно-исторические описания, а как тактические и оперативные рассуждения на основании военно-исторических событий. Изучая военную историю, он старался уяснить себе, как все произошло, как должно было произойти и что произойдет в будущем; он весь высказался в этих оперативных рассуждениях.

Он не знал ни отдыха, ни развлечений. Он любил повторять слова Мольтке: «гениальность требует знаний и работы». На празднике военной академии, обращаясь к офицерам, он сказал: «Это положение подтверждается целым рядом великих полководцев, которые работали все вплоть до Александра Великого, не только укрощавшего Буцефала, но и сиживавшего у ног Аристотеля».

Свои взгляды относительно будущей войны, которая, вследствие изменившихся во многом условий, должна была принять иные формы, он развил перед широкими кругами читателей в появившейся в 1909 г. в «Дейтше Ревю» статье: «Война в настоящее время». О ней много говорилось, многие ее хвалили, а некоторые относились к ней отрицательно.

Он исходил в ней из того, что обстановка и естественное желание обеспечить себя, в связи со стремлением использовать силу современного оружия, привели к громадному удлинению фронтов сражения. Не подлежит сомнению, что явления, имевшие место в восточно-азиатской войне, повторятся в европейской войне. Арм. корпус займет, быть может, в три раза больше места, чем 40 лет тому назад. Будущие поля сражения будут иметь совершенно другое протяжение, чем это было раньше. Всеобщая воинская повинность создала невиданные до сих пор массы войск. Вся трудность заключается в управлении этими массами и в использовании их на полях сражения.

Русско-японская война доказала, что при обыкновенном наступлении на неприятельский фланг в лучшем случае можно добиться только незначительного успеха. Враг отступит, но через некоторое время возобновит в другом месте прерванное сопротивление. Война будет продолжаться. Чтобы добиться решительного успеха и разгрома противника, необходимо вести наступление одновременно с двух или трех сторон, то есть с фронта и с одного или с обоих флангов. Необходимые для сильного флангового удара средства можно получить, ослабляя насколько возможно фронт, который во всяком случае должен также участвовать в наступлении.

Вместо того, чтобы нагромождать позади фронта бездействующие и могущие быть использованными в решающем пункте резервы, лучше позаботиться о подвозе достаточного количества огнестрельных припасов. Все войска, которые задерживались для использования в решительный момент, должны быть теперь с места двинуты в бой, чтобы результаты наступления были наиболее полны.

Существеннейшая задача командования состоит в том, чтобы задолго до сражения назначить всем армиям и корпусам пути следования и указать им для исполнения задачи на каждый день; развертывание сил для сражения начинается с момента выгрузки войск на железных дорогах.

В свое время очень много говорилось о той роли, которую, по мнению графа Шлиффена, должен был играть главнокомандующий во время сражения. Современный Наполеон не останавливается на возвышенности, окруженный блестящей свитой. Имея наилучший бинокль, он увидел бы немного. Его конь явился бы легко доступной целью для бесчисленного количества батарей. Главнокомандующий должен находиться в отдалении от фронта, в помещении с поместительными рабочими кабинетами, где в его распоряжении имеются обыкновенный и беспроволочный телеграф, телефоны и сигнальные аппараты, где в любой момент можно получить достаточное количество автомобилей и мотоциклеток, готовых и приспособленных для самых дальних поездок. Здесь, сидя в удобном кресле, перед большим столом, современный Александр видит перед собой на карте все поле сражения, отсюда передает он зажигающие слова и сюда получает донесения от командующих армиями и командиров корпусов, а также и от воздушной разведки, следящей за противником на всем фронте и наблюдающей за его позициями.

Такая обрисовка современной войны в то время вызвала оживленную критику. Этот вопрос следует рассмотреть подробнее так как граф Шлиффен воспитал на своих воззрениях целое поколение, а в силу своего умственного превосходства он пользовался в Г.Ш. безусловным авторитетом, в результате чего его воля проникала во всю нашу деятельность. Я вполне убежден в том, что и во время войны его желания внедрились бы во всех офицерах Г.Ш., причем каждый из них до последнего полковника включительно гордился бы действовать именно так, как этого хотелось бы его главному начальнику.

Можно допустить, что граф Шлиффен ошибался, но эту ошибку он разделяет со многими другими. В упомянутой статье он говорит, что в настоящее время, когда существование нации покоится на непрерывном развитии территории и промышленности и когда остановившаяся машина необходимо должна быть вновь пущена в ход, продолжительные войны невозможны. Стратегия истощения невозможна, когда для содержания миллионных армий потребны миллиардные расходы.

Французский Г.Ш. также рассчитывал на кратковременную войну, на что указывает упоминавшийся доклад комиссии, расследовавшей причину потери Брие. Маршал Фош в изданной им до войны книге «Принципы войны» держится той же точки зрения.

Мольтке, наоборот, выказал особую дальновидность, говоря еще в 1890 г.: «Если разразится война, которая уже больше десяти лет висит над нами как Дамоклов меч, то длительности и конца ее предвидеть нельзя. В борьбу вступят вооруженные как никогда великие европейские державы; ни одна из них не может быть разбита в течение одного или двух походов настолько, чтобы признать себя побежденной, решиться на заключение суровых условий мира и не быть в состоянии через некоторый промежуток времени оправиться настолько, чтобы возобновить войну. Война может стать и семилетней, и тридцатилетней». За это время условия, конечно, изменились. Едва ли кто-нибудь мог теперь думать о такой продолжительности войны. Не только в военных, но и в промышленных кругах думали, что при длительной войне рухнут финансы и все хозяйство страны. Мы все в этом ошиблись. Хозяйство страны старалось приспособиться к войне, финансы не рухнули. Даже полная блокада, хотя и очень вредила нам, не повергла нас ниц. Самые тяжелые последствия сказались только тогда, когда мы сложили оружие.

Эта ошибка являлась причиной недостаточности нашей экономической подготовленности к войне. Г.Ш., правда, указывал на необходимость такой подготовки и в последние годы перед войной много занимался этими вопросами, обращая на их важность внимание общества. Не раз в периодическом издании Г.Ш. («Фиртельярсхефтен»), прекрасно редактировавшемся бароном ф. Фрейтаг-Лоринговеном, выставлялись определенные требования. В этом журнале за 1912 г. имеется статья проф. Гизевиуса об обеспечении продовольствием во время мобилизации. В ней была помещена ссылка на слова Мольтке о том, что любая война была бы проиграна еще до первого выстрела, если бы в предвидении ее сельское хозяйство Германии не было в состоянии прокормить народ и армию без заграничной помощи. Профессор Гизевиус определенно считал воз1можным принудить голодом народ к миру и продиктовать ему мирные условия и призывал наше сельское хозяйство позаботиться о том, чтобы оно могло во время войны защитить нас от голода.

Ген. Ф. Штейн («Опыт и исследование мировой войны», 1919 г.) пишет, что он в качестве начальника отделения Г.Ш. не раз вносил предложение о том, чтобы до и после жатвы запасались продовольствием, принимая во внимание, что Германия изолирована со всех сторон. Это предложение отвергалось, так как власти не имели достаточно средств, а для этого якобы требовались слишком большие расходы. В статье, помещенной в том же журнале в 1913 г. «Экономическая подготовка к войне», выставлялось требование основательной разработки вопроса об экономическом положении во время войны и о том, каким образом можно будет избежать экономической катастрофы. На почве безденежья могут возникнуть волнения, которые сильно повредят боеспособности.

«Не должно быть ни голода, ни революции». Особое внимание обращалось на необходимость ввоза продовольствия, на финансовую подготовку к войне, па приобретение сырья и т.д. и предлагалось организовать совещание из практических деятелей сельскохозяйственного, промышленного и коммерческого мира. При таких условиях, несмотря на все трудности, возможность выдержать затяжную войну на нескольких фронтах не была бы исключена. Затруднения состояли бы главным образом в массовом отвлечении рабочей силы, в прекращении внешней торговли и ввоза сырья.

О финансовой подготовке к войне подробно говорилось в статье того же журнала за 1913 г. «Финансовое положение Германии в случае войны». Автор статьи приходит к заключению, что хотя немецкий народ по состоянию своих доходов и по богатству может вынести бремя войны, тем не менее необходима тщательная подготовка в смешанной комиссии из представителей армии, флота, министерства финансов, имперского банка и др.

Наша финансовая мобилизация, как утверждает Гельферих («Мировая война»), была основательно продумана и подготовлена в мирное время, но в то же время настоящего экономического и промышленного плана по заготовке и разверстке продовольствия и сырья, по видоизменению нашей промышленности и торговой деятельности и по перегруппировке рабочих сил не имелось. По-видимому, на долгую войну не рассчитывали, надеялись на подвоз из нейтральных стран и не считали вопрос слишком острым. Но и тогда, когда угроза войны была уже близка, ничего не было сделано для того, чтобы в последний момент незаметно получить запасы меди, селитры и проч.

Общая экономическая мобилизация страны и ее подготовка не касались Г.Ш. Он мог только возбуждать и двигать этот вопрос. Но во всяком случае нужно признать, что он мог бы действовать энергичнее.

Нельзя упрекать графа Шлиффена за то, что он ошибся в вопросе продолжительности войны. В остальных своих взглядах на будущую войну он был прав.

В свое время на него нападал ген. ф. Бернгарди («О современной войне» 1912 г.). На этом следует остановиться подробнее, так как с этим связаны общие вопросы Генерального Штаба.

Ген. ф. Бернгарди полагает, что статья Шлиффена опровергает взгляды, получившие широкое распространение в германской армии и имевшие, невидимому, влияние и на правящие круги. Возникает, следовательно, вопрос о том, не начал ли Г.Ш. войну, имея ложные оперативные и тактические взгляды.

Ген. ф. Бернгарди усматривает в Шлиффенской характеристике вождя ограничение индивидуального элемента в командовании и не находит в его изложении научной серьезности. В эффекте телефонной передачи «зажигательных слов» он сомневается. «Правда, руководить операциями следует из центрального пункта, расположенного в тылу. Во время сражения, в котором принимает участие большая часть всех сил на большом протяжении или на значительно удаленных участках фронта… верховный главнокомандующий может оставаться в центрально расположенной главной квартире. Во время сражения отдельной армии или в период совместной операции нескольких армий главнокомандующий нисколько не связан с главной квартирой, расположенной вдали от поля сражения. Усовершенствование технических средств связи позволяет ему не быть привязанным к определенному месту. Поэтому он имеет полную возможность, в случае необходимости, не отказаться от преимущества лично вмешаться в дело и воздействовать своей индивидуальностью на ход сражения, как это делали полководцы всех времен. Как только главнокомандующему станет ясен пункт, где должен решиться исход сражения, он не должен медлить отправиться туда, покинув на время свою главную квартиру, с которой он все же останется связанным. Место главнокомандующего, как и прежде, там, где решается судьба и откуда он сам может обозреть поле сражения».

Несмотря на все уважение к талантливому генералу, который, будучи до войны уже долгое время в отставке, при возникновении ее немедленно поспешил под знамена и остался до последнего дня на своем посту, я считаю нужным возразить ему.

Как определить решительное место сражения? В какой момент оно может быть выяснено? Как попасть туда и что можно там «обозреть»? Насколько обеспечена и быстра может быть в этом случае связь с главной квартирой? Мне пришлось участвовать в качестве начальника штаба одной из армий, руководя большим пятидневным сражением, в качестве начальника штаба одной из групп, руководя длившимися неделями и месяцами боями на Сомме, у Арраса, во Фландрии и при наступлении 1918 г. Весь мой опыт противоречит взглядам ген. Бернгарди. В случае отъезда главнокомандующего из главной квартиры, руководство боевыми действиями поневоле остается в руках начальника штаба. Некоторые решения не терпят ни малейшего отлагательства, часто играют роль минуты. Не существует такой надежной связи, которая дала бы возможность находиться в непрерывном сообщении с главнокомандующим во время его объездов. Может случиться, что в решающий момент его нельзя будет найти.. Подобных примеров было не мало. При современном артиллерийском огне телефонная связь часто прерывается, что мы, к сожалению, не раз испытывали в штабах. Если главнокомандующий оставляет штаб, то его не найти и другими средствами.

При продолжительных сражениях необычайно трудно наметить, где будет их исход, и большей частью это выясняется лишь впоследствии. Еще труднее вовремя прибыть туда. И что можно в конце концов там увидеть? Каждый, кто присутствовал при больших сражениях, согласится, что очень немного.